ересно, почему вообще существует тупость, ограниченность, узколобость? -- вслух размышлял Старик. -- Казалось бы, носители таких качеств должны были вымереть, как динозавры. АН нет -- живехоньки, да еще и процветают. -- Мы сами им частенько и помогаем. -- Элефантов рассказал про Кабаргина. -- Тебе еще придется испытать его "благодарность", -- мрачно напророчил Старик. -- Знаю я таких... Он начисто забыл, как принимал помощь, и испытывает неприязнь к тебе, потому что ты это помнишь. А если дашь такому типу понять, что считаешь его менее умным, талантливым, способным, чем ты сам, он вообще возненавидит... Прозвенел звонок, возвещающий об окончании рабочего дня. -- Я еще задержусь, -- пробурчал Пореев, не разгибая спины и не поворачиваясь. Это означало, что он обижен. Элефантов со Стариком вышли на улицу. -- Евгений Петрович, ну, Пореев, -- Элефантов показал назад, -- так вот, он говорит, что мог бы стать отличным следователем. -- Прямо отличным? -- Да, он вообще не страдает от скромности. Говорит, что видит людей насквозь, а это, мол, главное. -- Что ж он -- рентген? -- усмехнулся Старик. -- Тогда можно ему позавидовать, я так не могу. Просто когда знаешь прошлое человека, его привычки, наклонности, можно предположить, как он поведет себя в определенной ситуации. Чем больше знаешь о нем и чем обычней ситуация, тем выше точность прогноза. Элефантов вспомнил недавний ночной разговор со Стариком. -- Почему же неожиданны предательства? Они ведь всегда исходят от хорошо известных людей? Старик кивнул. -- Иначе и быть не может, такова суть этой гнусности. Предают только своих, враг не сможет при всем желании. А о своих думаешь хорошо, потому и неожиданно. Чем ближе человек, тем больнее... К тому же ситуация при этом, как правило, отличается от привычных: опасность, лишения, голод... Но не в ситуации, конечно, дело! Человек не меняется, какой он есть, таким и будет, другое дело, что проявляются качества, которые в обычных условиях так бы и остались тайными! Кстати, из Пореева вряд ли вышел бы хороший сыщик. Ну разглядит он спрятанную в душе подлость, объявит об этом, что дальше? "Обиженный" его в суд потащит за клевету: другие-то ничего не видят! Так что передай -- одной прозорливости мало. -- А что же нужно еще? -- Сейчас ты мне напомнил смешную историю, -- лицо Старика оживилось. -- Пришел как-то корреспондент: вы, мол, ветеран, расскажите, какими качествами должен обладать работник уголовного розыска? Ну, я вообще пустых рассуждении не люблю, говорю: как и любой работник -- врач, учитель, инженер -- должен быть человеком. А он парень настырный, как начал меня обрабатывать: есть же отличия в работе инженера и инспектора! А раз так -- должны быть отличия в характере и других личностных качествах! Помогите раскрыть вопрос нестандартно! Ну ладно, говорю. Возьмем животный мир: волки, серые разбойники, овец воруют, коров, лошадей режут -- сплошной ущерб. Кто с ними борется? Скажем -- собаки. Любая ли годится на это дело? Болонка аккуратная, пудель -- красавчик, фокстерьер -- умница, все призы на выставках, грамоты, у хозяев на шее медалей куча, а на волка не пустишь -- сожрет! Тут нужен волкодав -- мощный, увертливый, как сам волк. Смотрю, корреспондент совсем ошалел. "Что вы имеете в виду?" -- спрашивает. А то, говорю, что сыщик должен обладать теми же качествами, что и преступник, только со знаком плюс. Непонятно? Преступник дерзок -- сыщик должен быть смелым, преступник изощрен -- сыщик хитер, преступник вооружен, жесток -- сыщик силен не только физически, и характер твердый, и нервы крепкие иметь надо. А это не у каждого есть. Послушал он, покивал, попрощался. Выходит статья, а в ней я говорю, что в розыске может работать тот, кто хорошо учился и не боится трудностей. Ну что ж, все правильно. Но потом встретил как-то корреспондента, спрашиваю -- где же нестандартность? А он отвечает: рассказали вы все очень интересно, но разве можно это печатать? Тем более в молодежной газете? Волки, болонки, волкодавы... Это не для прессы. Старик остановился на перекрестке. -- Так что можешь поднять газету и прочесть, какие качества должны быть у сыщика. И Порееву покажешь. Кстати, он не похож на волкодава. Старик протянул руку. -- Мне сюда. Может, на неделе загляну. А если нет -- приходи. Водкой поить не буду. -- Он засмеялся и повернул за угол. Больше ему не довелось зайти к Элефантову в институт. Розыск по делу об убийстве инкассатора вступил в решающую стадию. Кранкин и Гортуев отыскали в Новом Афоне хозяина квартиры, где жил Макогонов. Тот пояснил, что несколько дней квартирант отдыхал один, потом познакомился с двумя мужчинами, и они проводили время вместе. В основном квартирант дома не находился, с его слов, новые друзья оказались денежными людьми, щедрыми на угощение, и почти каждый вечер приглашали его в ресторан. Сам хозяин видел новых знакомых Макогонова издали и примет не запомнил, но в ресторане несколько официантов опознали по фотографиям всю троицу. Протоколы опознания послужили первыми официальными документами, подтверждающими причастность братьев к преступлению. Установленное Мишуевым скрытое наблюдение за домом Толстошеевых результатов не принесло, осторожные попытки обнаружить их в городе тоже успехом не увенчались. Следователь по особо важным делам областной прокуратуры Трембицкий, в производстве которого находилось уголовное дело, потерял терпение и вынес постановление о производстве обыска, но согласился с предложением руководства уголовного розыска подождать еще пару дней. Выдвижению такого предложения во многом способствовал Старик, считавший, что надо усыпить бдительность братьев и застать их врасплох. Если же их спугнуть, последствия трудно предугадать, так как придется иметъ дело с чрезвычайно опасными вооруженными преступниками, которым нечего терять. А он хорошо знал, какой ценой приходится платить в таких случаях. Собственно, это знали все. Но розыскная работа так же, как и любая другая, требует определенной отчетности, а пассивное выжидание сродни бездеятельности, в отчетах по столь громкому, привлекшему внимание многих инстанций преступлению его не покажешь. К тому же, когда имеешь дело с убийцами, медлить нельзя ни минуты. Так и получалось, что обстановка требовала активных действий, которые, в свою очередь, могли резко обострить обстановку. Никто не знал, как разрешить это противоречие. Не знал и Старик. Он тоже понимал, что сидеть сложа руки и ждать у моря погоды нельзя, неизвестно, сколько времени братья будут проверять реакцию милиции, к тому же он признавал только наступательную тактику и сейчас лихорадочно придумывал, как заставить Толстошеевых выйти из укрытия. И у него появилась идея. Когда он высказал свои соображения Мишуеву, тот покачал головой. -- Это детские игры. Сегодня суббота, понаблюдаем за домом до понедельника, если они не появятся, сделаем обыск, объявим розыск, перекроем выходы из города -- все как положено, и никуда они не денутся. -- А оружие? -- Ну и что? -- презрительно выпятил губу Мишуев. -- Первый раз, что ли, задерживаем вооруженных бандитов? Старик попытался вспомнить, в скольких рискованных операциях участвовал Мишуев, но ни один эпизод так и не пришел в голову. Впрочем, он мог просто не знать всех деталей жизни подполковника. -- Вы, наверное, переутомились, -- продолжал тот. -- Эти угнанные машины, беспочвенные догадки, теперь фантастические идеи. Отдохните, и все войдет в норму. Старик скрипнул зубами. Выйдя в коридор, он направился к высокой, обшитой дубом двери, но оказалось, что начальник уголовного розыска выехал в область. Старик хотел было пойти к начальнику управления или его заму, но передумал и махнул рукой. -- Ладно. Сам управлюсь. Он никогда не любил ходить к руководству, и даже сейчас желание доказать Мишуеву, прозрачно и обидно намекнувшему на его возраст, что Старик -- Сыскная машина, а он гордился этим прозвищем, -- еще не вышел в тираж, не могло перевесить этой нелюбви. Переступая порог управления, он ощутил, полное удовлетворение от принятого решения и весело подумал: сами управимся. Попрошу Крылова -- подстрахует. У Старика было много благодарных учеников, в их числе и начальник уголовного розыска, но самые теплые отношения связывали его с Крыловым. И сейчас, продумывая предстоящую операцию, он знал, как взять в прикрытие. Мысль о том, что подавляющее большинство людей, с которыми пришлось работать, ценит и уважает его, согрела сердце Старика. Но Мишуев... Старик выругался про себя. Нельзя ставить хорошего администратора руководить раскрытием преступлений. Никак нельзя. Он не способен схватывать детали, не укладывающиеся в привычные схемы. Как получилось, например, с угнанными машинами. Угонов было четыре. Объединяла их одна странность: совершались профессионально, умело, с учетом расположения постов ГАИ выбирались маршруты движения, и когда, казалось, с добычей можно было делать все что угодно -- ее бросали. Машины выглядели как после гонок по пересеченной местности: запыленные, смятые фартуки, разболтанные крепления ходовой части. Все остальное -- в полном порядке, ни одной детали не снято. Создавалось впечатление, что это дело рук подростков, любителей острых ощущений, именно к такому выводу и пришли в конечном счете все, кто занимался этим делом. Старика насторожил класс преступлений, гораздо более высокий, чем можно ожидать от озорующих юнцов. Полное отсутствие следов, стертые с рулевого колеса отпечатки пальцев и другие приметы почерка опытных преступников. Но какую цель они могли преследовать? И Старик дал ответ -- тренировка. Николай Толстошеев когда-то был шофером, но за двенадцать лет, проведенных в колонии, естественно, утратил необходимые навыки. К тому же на работе он неудачно поднял мешок и сильно вывихнул левое плечо. Случилось это перед отпуском, и если предположить, что братьям понадобился водитель, то становится понятен их интерес к татуированному вралю Макогонову и объясняется та снисходительность к дилетанту, выдающему себя за отпетого рецидивиста, которая сразу же удивила Старика. Очевидно, судьба Макогонова была предрешена еще до того, как в него попала инкассаторская пуля. Но полностью полагаться на Вальку бандиты не могли, он играл роль запасного варианта, и Николай, по предположению Старика, подлечив плечо солнцем и морскими ваннами, занялся тренировками, восстановив забытые способности. Версия Старика подтверждалась тем обстоятельством, что во время нападения за руль захваченной машины сел не Макогонов. Но Мишуев не оставил от нее камня на камне, и слова "беспочвенное фантазирование" были не самыми худшими из тех, которые он при этом использовал. -- Сами справимся, -- повторил Старик. -- Сами. Будет результат -- тогда и посмотрим, кто чего стоит. Вечером Старик встретился с Крыловым, описал сложившуюся ситуацию и изложил свой план. -- Вместе пойдем, -- сказал Александр. -- Я прикрою. Он хотел добавить, что вообще-то положительный результат представляется ему маловероятным, но авторитет наставника оставался непререкаемым, и он промолчал. Обговорили детали у Старика дома, за приготовленным на скорую руку немудреным ужином. Потом Крылов стал советоваться по делу о покушении на Нежинскую, но тут пришел Элефантов, и разговор пришлось прекратить. -- Я вот шел мимо, думаю -- загляну на огонек... -- сбивчиво начал Элефантов, чувствуя, что помешал. -- Я на минуту, сейчас пойду дальше... -- Спешишь? Он вздохнул. -- Да нет. Никто меня не ждет, дома пусто... -- Что так? -- спросил Крылов, знающий, что от Элефантова ушла жена, но не докопавшийся до причин этого. -- Полоса неудач. И в одном, и в другом, и в третьем... А я всегда боялся стать неудачником. -- Неудачи -- понятие относительное. То, что для тебя представляется дном пропасти, для другого -- недостижимая вершина. Все зависит от точки отсчета. -- И от мнения окружающих, -- вмешался Старик. -- Каждый смотрится как в зеркало: каков он в глазах друзей, родственников, соседей? Нравится ли он им, уважают ли, любят? И волей-неволей старается угодить, сделать то, что от него ожидают. И здесь вся штука в том, какое зеркало перед глазами. Окажется кривое, начнешь приспосабливаться, искривишь сам себя, да так, что потом и не выправишь! -- Кривое зеркало! -- повторил Элефантов. -- Точно! Только как узнать, что оно кривое? Сразу, бывает, и не увидишь... -- Тут нет рецептов. Я тебе так скажу: надо веру в себя иметь, к душе прислушиваться, не спешить под других подстраиваться, так проще всего, но опасно -- раз, два, три -- и ты уже не ты. А когда произошло превращение -- и сам не заметил. Старик встал, стремительно прошелся по комнате, развернулся на каблуках. -- Да и не сразу оно происходит -- превращението. Не бывает, чтобы заснул честным человеком, а проснулся преступником. Нет, последний шаг всегда подготовлен предыдущим. А знаешь, какой самый опасный? Первый шажочек... -- Работник уголовного розыска любой разговор к преступлению сводит, -- улыбнулся Крылов. -- Сергея-то это не волнует, у него дела не ладятся, в личной жизни непорядок, вот и упало настроение. -- Ничего! -- Элефантов тряхнул головой и встал. -- Все имеет свое начало, и все имеет свой конец. Я пошел. -- Ты не думаешь, что он как-то причастен к этому твоему выстрелу? -- спросил Старик, когда они с Крыловым остались вдвоем. -- А почему я должен так думать? -- Мечется он что-то, мучается. Чувствуется -- изменился за последнее время сильно. В чем причина? -- Работа не ладится. В один миг все, чего достиг со своими биологическими полями, могут объявить шарлатанством: завистников и недоброжелателей полно. Жена ушла к тому же! Причина? -- Может быть, может быть... А оружия у него нет? -- Вы что, действительно подозреваете... -- Не знаю, но сдается, что он прикасается какимто боком к этой истории. Парень самолюбивый, в себе, видно, не очень уверенный, такие могут самые неожиданные штуки выкидывать. Чтобы доказать нечто окружающим, а чаще -- себе. Так что проверь хорошенько все, что с ним связано. А я при очередной встрече присмотрюсь к нему хорошенько, прощупаю. Чувствую: там что-то есть! Старику не суждено было больше встретиться с Элефантовым, потому что вскоре одному из них предстояло погибнуть. -- При очередной встрече -- обязательно! Специально зайду в институт. Когда у него появлялась версия. Старик загорался и шел до конца. -- И знаешь, он тоже почувствовал мой настрой. Готов спорить, что сейчас он думает как раз об этом! Старик почти угадал. Элефантов шел по вечерним улицам и думал, что хорошо бы встретить Крылова и Старика несколько лет назад. И хотя тогда их пути не могли пересечься, ему было приятно представлять такую возможность. Эти люди -- твердые, цельные, будто высеченные из гранитной глыбы -- пробуждали желание походить на них хоть в малой степени, хоть чуть-чуть... И память Элефантова погрузилась в прошлое, когда он впервые заглянул в кривое зеркало и сделал первый шаг к происшедшему с ним превращению. Глава двенадцатая. МАРИЯ Когда организовывался Научно-исследовательский институт проблем передачи информации, Элефантова пригласили туда, и он охотно согласился: заниматься разработками, не вполне совпадающими с планами НИИ средств автоматики и связи, становилось все труднее, тем более что Кабаргин ставил палки в колеса при каждом удобном случае. К этому времени его первое детище, бесконтактный энцефалограф, демонстрировался на ВДНХ, где удостоился серебряной медали за оригинальность конструкторского решения сложной технической проблемы. Элефантов получил авторское свидетельство на изобретение и 800 рублей премии. Минздрав заинтересовался новым прибором, разрабатывалась документация для запуска его в серию, и товарищи шутили, что сумм вознаграждения Элефантову хватит до конца жизни. Завистники и недоброжелатели кисло добавляли, что иногда этих денег приходится ждать всю жизнь. -- Ничего, -- отвечал Элефантов. -- Главное -- вовремя посеять, а всходы появятся раньше или позже. К тому же -- не в деньгах счастье! Он действительно так считал, хотя и говорил с оттенком иронии: на новом месте оклад вопреки обещаниям увеличился только на десять рублей. Но Элефантов был доволен -- работа приносила удовлетворение и видимые результаты: одна за другой выходили публикации, его имя стало довольно известным в кругах специалистов. И он продолжал сеять. Теория экстрасенсорной передачи информации, которую он рассчитывал создать, должна была стать делом всей жизни, а пока следовало собрать эмпирический материал -- результаты опытов, экспериментов, наблюдений. Директор НИИ ППИ профессор Быстров разрешил Элефантову заниматься экспериментированием вне плана, но заверил, что добьется для него отдела специально по этой тематике. Прошло два с половиной года, отдел так и не был создан, положение Элефантова оставалось неопределенным. Личная жизнь текла размеренно и спокойно, летом они всей семьей ездили на море, по воскресеньям уходили в кино, зоопарк, иногда выбирались за город. Привычный, устоявшийся уклад. Про Нежинскую Элефантов почти не вспоминал. Но однажды, случайно узнав от кого-то, что Марии предстоит удалять хронический аппендицит, заволновался, поехал к ней, долго разговаривал и, стараясь както поддержать, ободрить и успокоить, подбирал самые убедительные, неизбитые слова. Беспокоился он и в день операции, и в последующие дни, часто звонил, справляясь о ходе выздоровления. Неожиданно для самого себя он обнаружил, что Мария дорога ему, а проанализировав свои чувства, понял: в этой женщине есть какая-то изюминка, которая влекла его раньше и не меньше влечет теперь. Через полгода, встретившись с Нежинской на улице, Элефантов услышал, что в НИИСАиС закончилась хоздоговорная тема, предстоит большое сокращение штатов и она подыскивает новое место. В их лаборатории как раз открылась вакансия, так они снова стали работать вместе. Мария заметно изменилась за прошедшие годы. У нее появилось много модных дорогих вещей, со вкусом подобранных и максимально подчеркивающих достоинства фигуры. Шатенка, она перекрасилась в брюнетку, небрежно собранную на затылке косичку сменила продуманная стрижка, которая очень ей шла. Она стала больше следить за собой, чаще смотрелась в зеркальце, тщательно поддерживая незаметные штрихи умело используемой косметики. Из серенькой неприметной девчонки с чарующими глазами она превратилась в броскую, яркую, красивую женщину. Соответственно изменилось и поведение. Окружающие мужчины наперебой предлагали свои услуги, и Мария охотно позволяла подавать ей пальто, мыть чайную посуду, выполнять мелкие поручения. Она привыкла ограничиваться указаниями, и теперь казалось совершенно невероятным, что когда-то она сама карабкалась на подоконник и закрывала фрамугу. Особое усердие в оказании Нежинской всевозможных услуг проявлял Валя Спиридонов -- холостяк, среднего роста, с большой плешью и несколько одутловатым лицом. Работал он недавно и с первого взгляда Марии не понравился. -- Неопрятный субъект, -- поморщилась она. -- Даже запах от него неприятный... Спиридонов оказался покладистым малым, добросовестно выполнял задания, прекрасно чертил. Но цвет лица, глаз и перегарный дух по утрам красноречиво свидетельствовали, что он тихо спивается. Парень он был неглупый и специалист хороший, его жалели, Элефантов предлагал даже определить к знакомому наркологу на лечение, но Спиридонов отделывался шуточками и дурацкими придуманными алкоголиками присказками типа "кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет". -- Я могу бросить в любой момент, -- объяснял он. -- Но не хочу. Зачем? Это маленькая радость, скрашивающая неустроенный быт. Жил он один в коммунальной квартире, почти всю зарплату пропивал и, чтобы сводить концы с концами, брался ремонтировать приемники, магнитофоны, чертил студентам курсовые и дипломные проекты. Как и все пьяницы, Спиридонов считал, что выпивка ничем ему не мешает и ее вполне можно совмещать с профессиональным совершенствованием. Действительно, он еще продолжал следить за литературой, мог принять участие в теоретической дискуссии, бегло читал незнакомые стихи. Но Элефантов видел -- он опирается на старую базу, вновь получаемые знания, как взбадривающие инъекции, поддерживают приемлемый уровень, однако качественного роста не дают -- верный признак того, что скоро начнется медленный, но неотвратимый путь вниз. Это было особенно наглядно, когда у Спиридонова начинали дрожать руки и он не мог становиться к кульману. Справедливости ради надо отметить, что такое случалось нечасто. Знакомые Спиридонова делились на две контрастные группы: те, с кем он учился или работал, и те, с которыми проводил досуг. Последняя категория включала преимущественно темных личностей: барыг, фарцовщиков, спекулянтов. Через них он мог доставать "дефицит" -- джинсы, батники, гольфы, иностранные сигареты. Фирменные шмотки оказались тем звеном, в котором неожиданно пересеклись интересы Спиридонова и Нежинской. Несколько раз он помог Марии раздобыть, хотя и с переплатой втридорога, интересующий ее товар, у них появились общие темы для разговоров, общие дела. По случайному стечению обстоятельств Спиридонова и Нежинскую одновременно командировали на курсы усовершенствования, после возвращения с которых они и вовсе подружились. Валя стал вхож к ней в дом, иногда выпивал с Нежинским, за что Мария устраивала ему выволочки. Спиридонов сносил их стоически, ничуть не обижаясь. Он вообще был бесхарактерным человеком, хотя многими эта черта воспринималась как покладистость и добродушие. Эле фантов не любил безвольных людей, которые стремятся быть хорошими для всех, а потому ненадежны, вольно или невольно попустительствуют несправедливости, злу и жестокости и чаще всего становятся двурушниками и ренегатами. Когда Спиридонов, откровенничая о своих пьяных похождениях, грязно отзывался о женщинах, а через несколько минут, с приходом Марии, резко менялся и начинал источать елейные комплименты, Элефантов убеждался в правильности своего отношения к нему. И хотя тот общался с далеко не лучшей частью прекрасной половины человеческого рода, это ничего не меняло. Нельзя быть одновременно джентльменом и подонком. Истинное лицо определяется по нижнему уровню шквалы допустимости слов, действий и поступков. Потому подонок может носить маску джентльмена, но не наоборот. Мария не могла не понимать всего этого, и Элефантова очень удивляла ее дружба со Спирей, как запанибрата называли Валю в институте. Присмотрелась? Принюхалась? Да и он стал больше следить за собой -- каждый день брился, чистил обувь, чаще менял рубашки... И все равно, странно... Они стали работать в паре, зачастили на "Прибор", проводя там гораздо больше времени, чем требовалось. Однажды Элефантов, направляясь в библиотеку, увидел: Мария и Валентин, прислонившись к цистерне с квасом, едят пирожки, весело и понимающе глядя друг на друга и оживленно беседуя. В двадцати метрах от дома Спири. Элефантову стало неприятно. А как-то раз, когда они вернулись "с объекта", Элефантов заметил на обычно бледных щеках Марии румянец и обмер: он-то хорошо знал, после чего лицо Нежинской розовеет. Да нет, чушь, не может быть! Она никогда не опустится до этого! Ну Астахов -- понятно, ну кто-нибудь другой, только не Спиря... В конце концов, долгое отсутствие ничего не означает -- могли просто-напросто сходить в кино или болтаться по городу, заходить в магазины и случайно оказались возле квартиры Спиридонова... Да и румянец -- мало ли от чего он появился... Неожиданно Мария оставила мужа. На вопрос Элефантова ответила, что не испытывает к нему чувств, а жить с нелюбимым человеком не хочет. Такое объяснение вызвало уважение к мужеству и принципиальности молодой женщины, которая предпочла одиночество с ребенком на руках внешне благополучному браку без любви. Решиться на это, несомненно, могла не каждая. Нежинский сильно переживал, изо всех сил пытался сохранить семью, но Мария была непреклонна. Через все неприятности процедуры развода она прошла гордо, не показывая окружающим, что творится в душе. Элефантов восхищался ее самообладанием и искренне жалел, считая, что, несмотря на производимое Марией впечатление независимого, уверенного в себе человека, на самом деле она глубоко несчастна и остро переживает личную трагедию. Он даже ощутил, что испытывает к ней какие-то новые чувства, намекнул Марии на это и дал понять, что если она нуждается в Помощи, то вполне может на него рассчитывать. Однако Мария никак не отреагировала, и самолюбивый Элефантов решил не навязываться. После развода Спиря стал часто бывать у Марии. Он хорошо изучил ее вкусы, привычки, черты характера, советовал коллегам, что нужно купить ей ко дню рождения или женскому празднику, словом, превратился в этакого официального друга дома. Он давал понять, что знает Нежинскую гораздо лучше других, и как-то удивил Элефантова, обмолвившись, что кроткая и добрая на вид Мария на самом деле резка, эгоистична, часто зла. Его осведомленность касалась самых неожиданных сторон, так, например, он знал, что Мария летом бреет ноги, а зимой этого не делает, что она любит драгоценности, хотя их и не носит, что она рациональна и практична, хотя не производит такого впечатления. Подобная компетентность в вопросах сугубо личной жизни Нежинской могла свидетельствовать только об одном, но Элефантов по-прежнему считал, что Спиря недостоин Марии и она никогда не снизойдет до него. К тому же мужчина не станет рассказывать о своей любовнице того, что рассказывал Спиря о Марии. Значит, все объясняется очень просто: Валентин часто бывает у Нежинской, привыкнув, она держится с ним запросто, как с подругой, и он невольно проникает в подробности ее быта. Такое истолкование Спириной осведомленности успокоило Элефантова, но он тут же поймал себя на мысли, что раз неразрешенные вопросы взволновали его, то, значит, Мария ему небезразлична. И действительно, зароненная в душу несколько лет назад искорка не погасла, она тлела все это время и сейчас начинала разгораться... Его тянуло к Марии все сильнее и сильнее, но влечение это было совсем иным, чем раньше, хотя разобраться, в чем же состоит новизна, Элефантов пока не мог. Он пригласил ее в кино, и она пошла. Но, когда он попытался ее обнять, убрала руку: -- Не надо. Ни к чему. После сеанса Элефантов попросился в гости, "на чашку кофе". Мария отказала: -- Проводить себя немного я разрешу, но потом пойдешь домой. Проявлять настойчивость и другие качества "настоящего жокея" Элефантов не стал, тем более что на самом деле не обладал ими, а то новое, что появилось в его отношении к Марии, не позволяло, пересиливая себя, действовать по рецептам Орехова, как он делал три года назад. Вскоре у Марии настал день рождения, она пригласила сотрудников, и Элефантов первый раз оказался у нее дома. Почему-то он не считал, что Нежинская может быть хорошей хозяйкой, поэтому чистота и уют в квартире, вкусный, красиво сервированный стол его приятно удивили. Но еще больше удивили новые ощущения: он не сводил глаз с оживленного лица Марии, любовался ее проворными руками, каждым грациозным движением... Вдруг он почувствовал, что больше всего на свете ему сейчас хочется сесть на пол возле ее кресла, обнять тонкие ноги и положить голову на трогательно худенькие колени. Он предложил длинный, экспромтом придуманный тост об особой женской прелести именинницы, выделяющей ее так же, как тонкий аромат роз отличает их от других цветов, а изыск шампанского -- от прочих вин. Он был в ударе и говорил искренне, поэтому тост получился хорошим, и Мария, смеясь воркующим смехом, говорила: -- Спасибо, большое спасибо, я просто таю... И было видно, что ей действительно приятно. А он, как музыку, слушая ее смех и слова, думал, что был глупым слепцом и не смог в свое время по достоинству оценить эту замечательную женщину и отнестись к ней так, как она заслуживает. И если бы она согласилась начать все сначала, то не была бы разочарована. Элефантов пригласил Марию танцевать, наговорил кучу комплиментов и, стараясь, чтобы голос звучал естественно и спокойно, как бы между прочим спросил: -- Можно я останусь, помогу помыть посуду? Мария, не переставая улыбаться, отрицательно покачала головой. "Черт побери, собирался же не навязываться!" -- с досадой подумал Элефантов, который не любил просить и болезненно переносил отказы. Когда наступило время расходиться, Спиридонов вспомнил о каком-то неотложном деле, заспешил, выйдя на улицу, суетливо распрощался и вскочил в такси. Элефантов тоже остановил машину и, помахав остающимся рукой, подумал: отъезд на виду у всех -- лучший способ отвести возможные подозрения, если собираешься вернуться. Не надо даже придумывать срочную встречу, пороть горячку и демонстративно уезжать первым. Это уже переигрывание, дешевый водевиль. Неужели все-таки его подозрения верны? Или опять совпадение? Но какие дела могут быть у этого пьяницы в одиннадцать часов ночи? Очень хотелось вернуться, но Мария, к сожалению, его не ждет. Можно оказаться в положении третьего лишнего либо распоясавшегося наглеца -- любой вариант унизителен до крайности... Разве что посидеть на скамейке у подъезда, посмотреть, появится ли там Спиря... Все сразу станет ясным... Ну и что? Уйти как оплеванному не менее унизительно... Нет, чушь, чушь! Спирька поехал "добавить" к дружкам такого же пошиба, а Мария вымоет посуду, уберет в квартире и ляжет спать. Одна. Нельзя быть таким мнительным! Червячок новых ощущений в душе не давал Элефантову покоя. Преодолевая гордость, он еще несколько раз пытался восстановить отношения с Марией, но безуспешно. "Хватит! -- решил он. -- Нет так нет? Недоставало еще страдать по юбке на старости лет! Не мальчишка!" Он зажал в кулак мучающий его огонек, перетерпел боль и подумал, что все кончилось. Как-то, танцуя на вечеринке у друзей, Галина Элефантова потеряла сережку, а Сергей наступил на нее. Жена огорчилась, и на следующий день он понес смятый кусочек металла в ювелирную мастерскую. Приемщик -- маленький, лысый, с моноклем в глазнице, придирчиво, как воробей зерно, осматривал каждую вещь, и очередь продвигалась медленно. Элефантов глазел по сторонам и вдруг заметил у окошка знакомую фигуру. Астахов получал изящный, тонкой работы золотой браслет. "Наверное, у жены день рождения, вот Петр Васильевич и расстарался с подарком. Сразу видно -- хороший семьянин!" Последняя мысль была насквозь пропитана сарказмом. А через несколько дней Элефантов увидел знакомый браслет на узком запястье Нежинской. Его как током ударило! За прошедшие несколько лег Астахов ни разу не подходил к Марии, не звонил, и он думал, что между ними все кончено. Оказывается -- нет... Память тут же услужливо преподнесла полузабытый факт: год назад Нежинская попросила его дать какие-нибудь материалы для дипломных проектов двум заочникам института связи. Элефантов не любил подобных вещей, считая, что каждый должен добиваться поставленных целей своим трудом, но желание Марии было для него законом, он только вскользь поинтересовался, откуда она знает своих протеже, и Нежинская ответила как-то невразумительно. Теперь все стало ясно: парни работали на "Приборе", в непосредственном подчинении Астахова, а тот всегда хлопотал за своих сотрудников и однажды уже обращался к нему с аналогичным ходатайством. Просить второй раз ему, очевидно, было неудобно... Сергей представил, как где-нибудь в чужой квартире Астахов спросил у Марий: "Ты не можешь поговорить с этим Элефантовым, чтобы он помог моим ребятам?" И как она уверенно ответила: "Конечно. Он все сделает". Ему стало обидно. Значит, связь между ними продолжалась все эти годы... Банальная интрижка не просуществует столько времени, да и дорогих подарков при ней не делают... Любовь? Элефантов впал в меланхолию. Задушенный, как он думал, огонек снова вспыхнул, и поделать с ним он ничего не мог. А тут еще Астахов вновь начал звонить Марии, договаривался с ней о встречах, она охотно соглашалась, и в ее голосе проскальзывали новые, не слышанные Элефантовым ранее интонации. Когда после очередного звонка Мария засобиралась "в библиотеку", Элефантов, стараясь, чтобы голос звучал достаточно бодро, через силу пошутил: "Только особенно долго там не задерживайся". -- В библиотеке? -- с чуть заметной улыбкой переспросила Нежинская. -- Перестань! Я же знаю, куда ты идешь... -- Знать ты ничего не можешь! -- резко бросила она. -- Ты можешь только догадываться! "Странная логика, -- думал мучимый ревностью Элефантов. -- Воплощение принципа "не пойман -- не вор"... А чем отличается знание от догадки? Только степенью достоверности. Если она достаточно высока, даже в науке факт считается условно доказанным. А в таких делах тем более... Ведь тут стопроцентного знания, которое дают личные наблюдения и эксперименты, не достигнешь... Но я-то хорош! Каков глупец! Подозревал Спирьку -- несчастного пьяницу. А секрет в другом... Конечно, Астахов -- крупная фигура: положение, авторитет, персональный автомобиль, наконец, материальная обеспеченность... Любой женщине приятно внимание такого человека. А кто такой я? Типичный неудачник -- должностей не достиг, открытия не совершил, даже диссертацию никак слепить не могу! Копошусь понемногу, получаю свои сто девяносто рэ, на которые, конечно, путного подарка не купишь... Рядовой чиновник от науки, клерк, просиживающий последние штаны... Элефантов уже давно не ощущал комплекса неполноценности, и сейчас осознание своей ущербности выбило его из привычной жизненной колеи. Никогда не отлынивающий от работы, он пользовался каждым удобным случаем, чтобы улизнуть из института, бесцельно бродил по улицам, спускался к набережной и тупо глядел на воду, ведя сам с собой нескончаемый диалог. "Неудачник? Но почему, собственно? У меня большой задел, многое сделано, надо только чуть-чуть подождать, и появятся всходы... Астахов, конечно, достиг большего, но он старше на добрый десяток лет... Я ничем не хуже, не глупее, просто позже стартовал, но сил у меня побольше, и я еще могу прийти к финишу первым... Чушь, братец. Это всего лишь надежды, планы, одним словом, журавли в небе. Не все мечты сбываются. Надо оперировать тем, что реально имеешь. А тут тебе похвастаться нечем: висишь между небом и землей. Тема твоя каждый раз вылетает из плана, чинов и званий не приобрел, административных постов не занял. А годы идут. Ты думаешь, что финишная ленточка где-то далеко, за горизонтом, но не успеешь оглянуться, а она уже перед тобой. Разорванная другими. Оказывается -- дистанция пройдена, и то, чего не успел, уже не наверстать. Что, непривычно? Еще бы! Ты никогда не был самокритичным, считал себя умнее, способнее, талантливее других, хотя, надо отдать тебе должное, не кичился, не хвастал этим, и надо было в конкретной ситуации сравнить себя с конкретным человеком, которого предпочла тебе Мария, чтобы уяснить, что это совсем не так..." Он старался, чтобы окружающие не заметили его состояния, вел себя как прежде, очень много работал, не оставляя ни одной свободной минуты. И завидовал тем людям, которые не мучаются тягостными размышлениями и полностью свободны от проблем подобного рода. Как раз к такой категории принадлежал Эдик Хлыстунов, которого он как-то раз встретил недалеко от института. -- Как дела? Раньше тот работал у них электриком. Довольно смазливый парень, впечатление портила несуразная фигура: короткие ноги, чересчур большая квадратная голова, довольно округлый для неполных тридцати лет живот. Этакие резкие движения, быстрая речь, несколько развязные манеры. Солидности никакой. Таких до преклонных лет зовут по имени. Единственный сын престарелых родителей, Эдик и в зрелом возрасте оставался домашним мальчиком. Ездил на папиной машине, кушал мамины пирожки с яблоками, пользовался их связями и сбережениями. На случай обзаведения семьей ему предусмотрительно построили кооперативную квартиру в Южном микрорайоне. -- Дела идут, контора пишет, -- весело ответил Элефантов, насмешливо оглядев Хлыстунова с головы до ног. -- А у тебя? Вначале Эдик Элефантову понравился. Потом насторожила его привычка угождать всем без исключения, оказывать мелкие услуги и чересчур явное желание обходить острые углы, "дабы не наживать врагов". Очень скоро стало ясно, что услуги он предлагает не так уж неразборчиво и большей частью небескорыстно: либо надеется на ответные, либо устанавливает "контакты" -- авось пригодятся. Так же быстро Элефантов понял, что Эдик жаден до денег Он постоянно заключал какие-то сделки, занимался коммерческим посредничеством и с детской непосредственностью радовался, извлекая копеечную выгоду. Как он говорил, "навар". -- Мои дела! -- Хлыстунов махнул рукой. -- Завтра опять в суд. Год назад он женился на копировщице Верухе Болтиной, после чего его налаженная, благополучная жизнь круто изменилась. Хлыстунов считал себя хватом, ушлым, бойким парнем, умеющим выйти сухим из воды и, завсегда урвать свое. Но по недомыслию он не разглядел в новых родственниках тех же качеств, да еще возведенных в превосходную степень. Умудренные жизненным опытом родители, познакомившись с семейством Болтиных, поняли, что их любимый сын скоро окажется в положении цыпленка, попавшего в лисью стаю, но изменить хода событий уже не могли и сидели за свадебным столом явно грустные, как бы предвидя дальнейшее развитие событий. Вылетев из-под крылышка родителей, Эдик уже через пару месяцев приобрел довольно подержанный вид: неглаженая одежда, грязные воротнички, оторванные пуговицы. Обносившийся и полуголодный, он во всех своих бедах винил почему-то тещу. В отличие от Эдика, Веруха высказывалась о супруге довольно скептически и доходила до того, что пренебрежительно отзывалась о его мужских способностях, чего нормальные жены никогда не делают. Во всяком случае, принародно. В конце концов Эдику приелись радости семейной жизни. Развод шел со скандалом, взаимным обливанием помоями, перетряхиванием грязного белья. С обеих сторон участвовали родственники и знакомые, семейную жизнь Хлысту новых обсуждали "в инстанциях". Потом начались судебные тяжбы из-за квартиры, имущества, денег. -- Ты знаешь, что она придумала на этот раз? Элефантов почти не слушал скороговорку Хлыстунова. Зная Веруху, нетрудно было предположить, чего от нее можно ждать. К тому же Эдик уже подробно информировал всех, кого мог, о перипетиях судебной процедуры. Эта способность посвящать посторонних в сугубо личные дела всегда удивляла Элефантова. Впрочем, Эдик стремился быть свойским парнем, дружить со всеми, и излишняя откровенность органично вписывалась в привычный стереотип его поведения. -- ...А я говорю: "Как не стыдно, ведь это подарок моих родителей..." Разочаровавшись в Верухе, он яростно изобличал все ее отрицательные качества и пороки натуры. -- Хочу ей предложить: пусть забирает подарки, но выписывается и уходит к чертовой матери. Лучше потерять несколько сотен, чем к