к примеру, "зарубежный" вопрос, звучавший чаще других. В общей сложности у Лапина на него нашлось четыре варианта ответов. Первый: твердое "нет". Полиграф, получающий объективную информацию со своих датчиков и электродов, подтверждает, что Лапин действительно никогда не бывал за границей. Второй вариант: испытуемый вслух сказал "нет", но компьютер столь же однозначно фиксирует ложь. Третий вариант: Лапин попытался "прикрыться", но сделал это не очень умело. И, наконец, четвертая "версия" Лапина: тестируемый вполне профессионально прикрыл свои эмоции, но сопоставление психофизиологических характеристик выявляет умело замаскированную ложь. Полученные результаты выглядели настолько неправдоподобными и даже абсурдными, что заставили Слепцова усомниться в исправности оборудования. Он запустил с клавиатуры контрольный тест. Проверка показала, что полиграф функционирует исправно. Странно, очень странно... В его практике подобных случаев никогда не встречалось. И в специальной литературе они не описываются... Тяжело вздохнув, Слепцов принялся составлять отчет. Тем временем Лапин разговаривал с Терещенко. -- Ты шикарно выглядишь, -- отметил Пал Палыч. -- Небось все деньги потратил? -- Почти, -- кивнул Сергей. -- Но утром получил Мелешинский должок, так что опять при деньгах. А с сегодняшнего дня надеюсь сесть на твердый оклад. Терещенко воздержался от ответа, и Лапина это насторожило. -- Что-нибудь не так? Пал Палыч внимательно рассматривал его водянистыми глазами. -- Ты изменился не только одеждой, но и всем обликом... -- Так я же постригся! -- Иногда мне кажется, что ты нарочно прикидываешься простачком. И тебе это неплохо удается временами. Сергей обескураженно замолчал. По внутренней связи позвонил Тимохин. -- Тут Слепцов принес мне отчет. Твой парень провалился. -- Да? -- В голосе Пал Палыча не слышалось большого удивления. -- Да! -- раздраженно бросил начальник СБ. -- Скорей всего это подсадная утка Тахира. Или еще какой-то темный тип. Так что гони его в шею! Я надеюсь, что ты не успел показать ему все наши секреты! Лицо Терещенко закаменело. Какой черт дернул его тащить в банк этого оборванца, отдавать ему свою одежду, водить по зданию да еще пытаться устроить На работу? Конечно, никакой он не человек Тахира, просто психопат с перевернутыми мозгами, но это неважно... Тимохину нужно отрабатывать свой хлеб и демонстрировать умение разоблачать врагов в своих рядах. Тем более что он всю жизнь этим и занимался. Сейчас он может поднять такой шум, что и сам Пал Палыч окажется на улице. -- Что-нибудь случилось? -- тревожно спросил Лапин, заметив перемену в собеседнике. Терещенко кивнул. -- Ты не прошел испытания. Прошу тебя уйти и никогда не возвращаться. У меня из-за тебя могут быть крупные неприятности. И никогда не звони мне. -- Но почему?! Пал Палыч с трудом держал себя в руках. Ему хотелось заорать, затопать ногами на этого идиота, обложить его тяжелым трехэтажным матом. Однако это не могло улучшить его положения. -- Наверное, потому, что у тебя дефектные мозги. До свидания. Из дверей банка Лапин вышел как во сне. У него опять не было перспектив, не было влиятельных покровителей, не было денег. Нет, деньги есть, три миллиона с небольшим. Но они скоро закончатся. И что тогда? Замаячившая было светлая жизнь растаяла, как мираж. Болела голова, звенело в ушах. Хотелось лечь, закрыть глаза и провалиться в долгий-предолгий сон. Лапин побрел домой. Тиходонск, бандиты явные. Какой бы крупной и мощной ни была криминальная группировка, расстрел шести наиболее активных Членов, включая вожака и его главного помощника, -- это такой удар, от которого оправиться очень нелегко, если вообще возможно. Во-первых, теряется часть прямой грубой, физической и огневой силы, во-вторых -- подрывается моральный дух уцелевших, в-третьих, замкнутые на убитых деловые операции обрываются и все тонкости уходят вместе с ними, что позволяет конкурентам "наехать" на ослабевшую организацию, предъявив финансовые или территориальные претензии, в-четвертых, с утратой вожака резко падает дисциплина и возрастают центробежные тенденции: монолит раскалывается на отдельные куски и группировка перестает существовать. Спасти положение может человек, пользующийся в организации авторитетом, обладающий силой, волей и жестокостью, способной привести братву к повиновению. Таким человеком у речпортовцев был Паша Битов по прозвищу Биток. Сто восемьдесят сантиметров, сто десять килограммов, короткая стрижка и сломанные уши, выдающие борцовское прошлое, вытатуированный на пальце перстень ромбовидной формы с числом 146 в центре и четырьмя расходящимися лучами -- память о четырехлетней Отсидке за разбой. Баржа видел в Битке конкурента и опасался его, а потому всячески задвигал, они часто ссорились, и смерть вожака объективно была для Паши подарком. Если бы в момент убийства он не находился в другом месте на глазах многочисленных свидетелей, подозрения в первую очередь пали бы на него. Да и так... Братва -- народ недоверчивый, у Баржи связи по всей России, не станешь же всем объяснять про свое алиби. Да они и словечек-то этих, ментовских, не понимают, им одно дай -- месть! Пацаны тоже, они вроде и готовы под Битком работать, но и им месть нужна, чтобы успокоить: не боитесь, братаны, чуть что -- всех за вас на куски порвем! Поэтому в похоронных хлопотах Биток о мести не забывал. -- Серый с Кумом наверняка выкарабкаются, а вот у Хомута дела плохи, -- докладывал только вернувшийся из больницы Питон. -- Мы все лекарства недоставали, врачей забашляли, охрану у палат поставили... -- Что с кладбищем? -- гулко спросил Биток. Угол слегка шевельнулся. -- Места козырные забили, у самой Аллеи почета, гробы заказали дубовые, катафалки. У них как раз три "Кадиллака" -- все забили. Они сидели в задней комнате ресторана "Речной". Здесь было не так шикарно, как в "Якоре", служившем официальной штаб-квартирой группировки, но сейчас там все изрешечено пулями, да и кровь еще не отмыли как следует. И вообще... Братва верит в приметы... -- Почему три? -- спросил Питон. -- А Хомута куда? -- Так он же еще живой... -- Это он сейчас живой, -- возразил Питон. -- А к похоронам скорей всего будет готовый. Они посмотрели на Битка. -- Пока живой -- какой катафалк? -- прогудел он. -- Если что, будем думать... На этом оперативном совещании, или планерке, складывался и притирался костяк нового руководства группировки, потому что кто проявляет активность при отправлении предшественника в последний путь, тот и занимает его место. Это правило неоднократно подтверждалось при смене генсеков в начале восьмидесятых. -- А эти обезьяны? -- прорычал Биток. Он мало верил, что слегка приблатненные чужаки решились на такое дело и успешно его провернули. Тут чувствовался другой уровень и другая сноровка. Но раз молва назвала ответчиками Рубена и Сурена, было бы глупо это опровергать. Формально основания у них имелись. -- Нигде нет, -- развел руками Питон. -- Ребята везде ищут, четыре засады поставили, пусто. Скорей всего к себе в Ереван дернули. Там их не достанешь... -- Всю жизнь в Ереване не просидят. У них уже здесь дела, должники, бабки вложенные. Никто не бросит. Вернутся, -- высказал свое мнение Угол, и присутствующие отметили, что в его рассуждениях была логика. Но Биток не мог ждать у моря погоды. -- А кто третий с ними был? -- мрачно спросил он. Ответом послужило столь же мрачное молчание. Но, когда троица приступила к обеду -- толстым свиным отбивным с жареным луком под холодную водку, в коридоре послышались шаги и в кабинет ввалился возбужденный и слегка пьяный Коляша. -- Нашел паскуду! -- с порога сообщил он и, пройдя к столу, жадно выпил водку из стакана Питона. -- Кого? -- вскинулся Биток. Его сотрапезники перестали жевать. -- Третьего! -- победно оскалился Коляша. -- Есть такой хер -- Сережка Лапин, на Мануфактурном живет. Кличка Чокнутый. Он с этими армянами вожжался. Они его на дело позвали, он и пошел. -- Откуда знаешь? -- Его пасынок проболтался. Сожительницы сын. Рассказал пацанам, как Рубен пахана на дело позвал, тот был на мели, а вечером пришел с вот такой пачкой "зеленых" стольников! Коляша расставил кривой большой палец и толстый мизинец так, как только позволяли связки ладони, и этот жест придал убедительность его рассказу. -- Вот сука! -- ударил кулаком по столу Питон. -- За такие бабки любой подпишется! -- высказался Угол и тут же замолчал, поняв, что сморозил глупость. -- Где он сейчас? -- спросил Биток. Он не собирался вникать в степень доказанности вины неизвестного Чокнутого, главное -- есть конкретный человек, на примере которого можно показать, что такое месть речпортовской братвы. -- Дома нету, я проверял. Подослал одного алкаша, вроде денег занять, баба сказала -- вечером будет. -- Ты там кого-то оставил? -- А то! -- обиделся Коляша. -- Семен с братом дежурят. Машину за угол поставили, все грамотно... -- Живым пусть привезут! Мы из него все про тех двух обезьян вытряхнем! Тиходонск, банкиры. Юмашев вернулся в банк около трех, но его ждали, и никто из руководителей служб не уходил даже на обед. -- Всех ко мне! -- скомандовал он, стремительно проходя в кабинет, и Ирочка мгновенно обзвонила отделы. -- Пал Палыч, вас приглашает Владимир Николаевич, -- прощебетала она в селектор. Хмурый Терещенко встал из-за стола, когда прозвонил городской телефон. -- Слушаю! -- недовольно рявкнул он. -- Приветствую вас. Пал Палыч, это Мелешин, -- голос звонившего был сладок, как патока. -- Сегодня недоразумение с вашим другом улажено, он получил полный расчет. -- С каким другом? -- Озабоченный своими мыслями, Терещенко не сразу въехал в тему. -- С Сережей Лапиным, -- пояснил Мелешин. -- Мы с ним тоже давно знакомы и всегда хорошо ладили... -- Иди ты в жопу вместе с этим идиотом! -- Всю накопившуюся в душе и требующую выхода злобу он выплеснул в этом крике и бросил трубку. Выйдя в коридор, он почувствовал, что разрядка помогла, он почти успокоился. В кабинете шефа уже находились вездесущий Тимохин, главный бухгалтер Лебедев, руководитель информационной службы Митяев, а следом за Терещенко вошли заместители председателя Попов и Игнашин. Все сидели по обе стороны длинного стола для совещаний, а председатель правления, как всегда, в торце. Юмашев был взволнован и даже не пытался этого скрыть. -- Знаете, чего он хочет? -- Ослабив узел галстука, Юмашев обвел собравшихся усталым взглядом. -- Ввести в правление двух своих людей. Мотивирует красиво: слишком много его структур нами кредитуются, большой объем инвестиций, -- и он должен быть уверен, что мы не кинем его на очередном крутом повороте. -- Да-а-а... -- выдохнул Игнашин. Остальные не издали ни звука, в кабинете наступила кладбищенская тишина. Схема известная, не первый банк прибирается таким образом к рукам. Если члены правления не станут соглашаться с вновь кооптированными, с наиболее строптивыми произойдут несчастные случаи из тех, которые в последнее время преобладают в банкирской среде: убийство в подъезде собственного дома или в автомобиле. Впрочем, места несчастных случаев могут варьироваться, но основная цель -- никогда. -- Сколько он хочет получить? -- спросил Лебедев. -- Пятьдесят миллиардов на строительство коттеджного поселка в Богатяновке. Под сниженный процент. Тишина сгустилась. Сумма была совершенно нереальной даже для "Тихпромбанка". Значит, это просто жесткий ультиматум. -- Что же делать? -- растерянно спросил Попов. Он был обычным, "гражданским" человеком и не понимал, что на его вопрос имеется единственный ответ, только не каждый способен о нем даже помыслить, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух при стольких свидетелях. Тимохину, Митяеву, да и самому Юмашеву, как бывшим гэбэшникам, все было предельно ясно. Но от этой ясности холодело в желудках и сосало под ложечкой. -- Я уже беседовал с губернатором, -- солидно проговорил председатель. -- Поговорю с Крамским, Лизутиным. Думаю, они помогут мне убедить Тахира, чтобы тот поумерил аппетит. В конце концов, мы с ним долго ладили и можем продолжать доброе сотрудничество. Тимохин и Митяев переглянулись. Солидный бизнесмен, прожженный коммерсант, опытный человек, с серьезным лицом нес полную чепуху. Детский лепет какой-то... "Маскируется, -- подумал Тимохин. -- Чтобы никто ничего не подумал, если что..." -- Что скажете, Петр Алексеевич? -- заметив его телодвижения, слегка улыбнулся Юмашев. К Тимохину у председателя было особое отношение. Именно Тимохин в свое время сумел убедить правление реорганизовать структуры банка таким образом, чтобы вопросы безопасности и защиты коммерческой тайны из второстепенных перешли в разряд приоритетных. Благополучные швейцарцы могут позволить себе скромные три процента на фирменную безопасность, но в России, где государственная защита бизнеса отсутствует напрочь, подобная беспечность попросту самоубийственна. Перестройка потребовала больших инвестиций, но Юмашев на расходы не скупился. Вскоре он смог убедиться в том, что новая политика приносит положительные результаты. Таких проколов, как в 93-м году, когда конкуренты внедрили в охрану своих людей, в практике службы безопасности больше не встречалось. Да и всевозможные "жучки" и "клопы" исчезли из банковских помещений. Банк перестало лихорадить, а конкуренты заметно присмирели. Постепенно Юмашев приблизил к себе Тимохина, сделав его своим главным советником. Оклад Петра Алексеевича был четвертым по величине в фирме, чуть меньше окладов Игнашина и Попова. Хотя Тимохин виду не подавал, но этот факт не мог не вызывать у него раздражения. -- Есть несколько вариантов, -- медленно начал Петр Алексеевич. Он понял, что надо напустить туману, и импровизировал на ходу. -- Мы можем переговорить с Хондачевым, руководителями других банков, где кредитуется Тахир, пусть перекроют ему кислород... Тимохин тоже плел чепуху, но Юмашев одобрительно кивал, и начальник СБ понял, что это не совещание, а спектакль. -- Можем сделать и по-другому... Внезапно Терещенко вскрикнул и схватился за сердце. Он думал, что на нервной почве у него дрожит жилка на ноги. И вдруг понял, что это не жилка. В кармане работает щекотунчик "МК-01". Сверхсекретное совещание по важнейшим для банка вопросам прослушивает противник. Даже не противник -- враг! -- Что с вами, Пал Палыч? -- привстал председатель. -- Вам плохо? Лицо Терещенко покрыла мертвенная бледность, челюсть безвольно отвалилась. -- Здесь микрофоны... Нас подслушивают... Смертельно побледнев, он уронил голову на стол. Раздался деревянный стук. Тимохин и Митяев вскочили, пока остальные озирались по сторонам, Тимохин нырнул под стол и через минуту вынырнул обратно с небольшим черным коробком размером в половину спичечного. Лебедев ахнул. Впервые происки недругов имели такое материальное выражение. Наглядное и не допускающее двояких толкований. В возникшей сумятице сразу стало видно, кто есть кто. Юмашев платком промокнул вспотевший лоб и явно хотел отдать какую-то команду, но не знал какую. Игнашин потянулся к графину, но Лебедев опередил его и наливал воду себе, выбивая мелкую дробь горлышком о край стакана. Попов застыл неподвижно, с оцепеневшим видом перебирая лежащие перед ним бумаги. Совсем по-другому действовали профессионалы безопасности. -- Они где-то рядом, эта штука работает до трехсот метров, -- буркнул Митяев и выскочил за дверь. Тимохин одним движением вытряхнул на стол сигареты, упаковал радиомикрофон в фольгу и закрыл пачку. -- Вызовите врача! -- приказал он Лебедеву и, подойдя к постанывающему Терещенко, не очень любезно похлопал того по щекам. -- Слышь, Пал Палыч, не спеши умирать! Ты заводил сюда своего друга? Ответственный за техническую безопасность открыл помутневшие глаза. -- Ты заводил его сюда?! -- Лицо Тимохина наплывало, меняло форму и размеры, острый взгляд, казалось, прожигал насквозь, доставая до воспаленного болью сердца. -- Да... Хотел представить шефу... Но того не было... -- Вот так! -- то ли с удовлетворением, то ли с огорчением сказал специалист по поиску врагов в своих рядах. -- О ком вы говорите? -- раздраженно спросил Юмашев. Тимохин подошел к интерфону. -- Пал Палыч хотел устроить к нам своего приятеля. О-о-о-чень странного парня. Но не успел. Зато тот успел вживить "клопа". И, нажав клавишу переговорного устройства, сказал: -- Ирочка, весь персонал безопасности в мой кабинет. И Слепцова, со всеми материалами по этому, какого... Лапину. -- Главное не деньги, плевать мне на шесть "лимонов"! Но этот мерзавец чуть не задушил меня! -- Мелешин машинально потрогал шею, не спуская взгляда со стоящих перед ним двух мужчин. Один был худой, с желтым лицом и синими полукружьями под похожими на шляпки гвоздей глазами. Другой имел более здоровый вид и такие же глаза, он постоянно нервно мял кисти рук, то одну, то другую, поочередно. -- Поэтому деньги можете не трогать, а если вдруг найдете, это будет ваша доля. Но его проучить, чтоб надолго запомнил! -- Сделаем, шеф! -- кивнул желтолицый. -- Адрес записали? Теперь кивнули оба. -- Только смотрите... Бабу его не трогайте. Мелешин полез в стол, давая понять, что инструктаж окончен. -- Нужна нам его баба, -- сплюнув, сказал нервный, когда они вышли в коридор. -- Давай зайдем к нам, а то я уже не могу. В подвале фирмы кабельных сетей они отперли некрашеную дверь без какой-либо таблички или других опознавательных знаков, вошли в небольшую, скудно обставленную комнату -- два старых канцелярских стола, два стула и давно списанный по ветхости шкаф. Они не очень-то нуждались в мебели, потому что всю жизнь, да и сейчас, работали не за столами. Мелешин нанял их для сохранности усилителей в подключаемых домах. Это сразу же снизило число краж, а потом и вовсе свело их к нулю. Единичные случаи, конечно, были, но виновники, как правило, разыскивались, к тому же шпана узнала, что усилительные блоки, которые можно загнать за пятьсот тысяч, охраняют Дуремар и Сушняк. А значит, воровать их себе дороже. Нервный сноровисто вкатил себе два кубика морфина, сунул разовый шприц обратно в упаковку, чтобы выкинуть на улице. За пагубное пристрастие его и звали Сушняком. Желтолицый проглотил четыре таблетки и обильно запил водой. За что его прозвали Дуремаром, ввиду давности лет не мог сказать никто, кроме него самого, но он не любил распространяться о своей жизни, а охотников вызвать его на откровенность в последние десять-пятнадцать лет не находилось. Исключение составлял Сушняк, с которым они проходили подельниками по всем ходкам и провели вместе в зонах общего, усиленного и строгого режимов в общей сложности шестнадцать лет за грабежи и разбои. Но Сушняк не отличался любопытством. Посидев на расшатанных стульях минуть десять и войдя в рабочий режим, они стали собираться. Сушняк сунул в карман обычный слесарный молоток, а Дуремар воткнул в подкладку нуждающегося в лицовке пальто большое канцелярское шило. Ни тот, ни другой предмет не запрещались законом к ношению. По адресу они поехали на трамвае, не разговаривая между собой, со стороны казалось, что они погружены в свои мысли, но на самом деле это было не так, просто говорить было не о чем. Только выйдя на остановке Богатый спуск, Сушняк сплюнул и осуждающе сказал: -- Вишь ты, шесть "лимонов" ему не деньги... -- Жируют, -- отозвался Дуремар. -- Поотбирать бы у них все эти тачки, стволы, хрусты -- и на лесную командировку! -- Или в Соликамск, в "Белый лебедь"... Вот где пусть свою крутизну показывают... Они дошли до Мануфактурного, на миг приостановились. -- Кто пойдет? -- спросил Сушняк. -- Да хоть я, -- отозвался напарник. Больше им договариваться и обсуждать планы совместных действий необходимости не было: слишком давно они работали вместе и слишком хорошо знали друг друга. Сушняк отстал, а Дуремар ковыляющей походкой направился к нужному дому. И сразу попал в поле зрения Семена с братом. Те, как и положено, сидели в черном джипе с тонированными стеклами, гоняли печку и слушали музыку из квадросистемы. Они принадлежали к осуждаемой Сушняком и Дуремаром "новой волне": не топтали зону, не знали и не хотели знать "закона", не отстегивали бабки в "общак", никого не уважали и не боялись и творили любой беспредел, какой хотели. У них даже не было кличек, их называли Семен с братом, причем в отличие от Семена брат вообще никакого имени в группировке не имел, просто "брат", хотя со временем это и станет его прозвищем. Семен был старшим, но по виду они особенно не отличались, оба долгое время занимались борьбой в тяжелом и полутяжелом весе, поэтому и фигуры и лица казались очень похожими. У Семена имелся при себе пистолет "ТТ", брат свою пушку не взял в связи с простотой предстоящего дела. -- Вот он, гадюка! -- сказал Семен и включил передачу. -- Пусть зайдет в подъезд, -- посоветовал брат. -- Сам все знаю, -- процедил Семен, отпуская сцепление. -- Смотри не придуши его, еле ноги волочит, сука... В "Маленьком Париже" было совсем пусто, даже Самвел куда-то отлучился. Но Ашот обрадовался Лапину как старому знакомому. -- Обедать? И кофе варить? -- Только кофе, -- мрачно ответил Сергей, садясь у стойки бара. Ашот покосился круглым и влажным, напоминающим маслину глазом и принялся крутить ручную кофемолку. "Свежесмолотый кофе имеет совсем другой вкус, а мелкий помол позволяет экстрагировать все, что есть в зерне: кофеин, эфирные Масла, алкалоиды, ферменты..." -- подумал Сергей и немного удивился тому, что такие сложные слова приходят ему в голову, а еще больше тому, что он их понимает. -- Что друг, опять проблемы? -- не удержался от вопроса бармен. Лапин кивнул. -- Должны были на работу взять, вроде пообещали, а сегодня отказали... -- Вах! Какой облом! -- искренне посочувствовал Ашот. -- Работа сейчас главное, правда? Есть работа -- есть деньги, нет работы -- нет денег. -- Это точно... -- У нас тоже проблемы, -- пожаловался Ашот. -- Наш хозяин, не тот, что кафе держит, а тот, который над ним, самый главный -- Тахиров, слышал, наверное, его все знают... Он же азербайджанец. И кто-то из жополизов, глохот куным, нашептывает ему, что здесь армяне работают. Понимаешь? В любой момент дадут под зад и выкинут на улицу. А куда идти? Кому мы здесь нужны? У нас даже гражданства российского нет... -- Тогда вам совсем плохо, -- согласился Лапин. -- У меня хоть паспорт российский. Он попытался представить, какие выгоды может ему принести российский паспорт, но в голову ни одной идеи не приходило. Но что-то, сказанное барменом, зацепило память и сидело в ней занозой. Тахиров! Эту фамилию несколько раз называл оператор полиграфа! Спрашивал, знает ли он Тахирова, связан ли с ним... -- А кто такой этот Тахиров? Ашот подкатил глаза-маслины. -- Как, так ты не знаешь? Это очень большой человек! Большой бизнесмен! У него и бензоколонки, и рестораны, и автомастерские, и базы отдыха, и казино... Все его уважают, депутат, в газетах фотографируют, бедным деньги жертвует, по телевизору выступает... И вообще... Если сюда какой-то рэкет зайдет, только скажешь фамилию -- убегают! Я не просто сказал, чтобы сказать, -- действительно убегают! Два раза так было, да. "Почему они меня спрашивали про этого бизнесмена? Что у меня с ним общего?" -- не мог понять Лапин. -- А какой он из себя? -- Откуда я знаю... Ты Ельцина видел? И я Тахирова не видел. И Самвел не видел. Только слышали. Ашот поставил на черную полированную стойку чашечку кофе. -- Коньяк тоже, да? Сергей поколебался, но самую малость. Пока деньги есть, и одна рюмочка его не разорит. Зато ощущаешь себя совсем по-другому... -- Давай... Коньяк он, как всегда, влил в чашку, пригубил, обжигаясь, втянул перемешавшиеся ароматы кофе и спиртного. Мысль о том, что все это уйдет и он вновь опустится на самое дно жизни, казалась непереносимой. Тонька вмиг утратит покладистость и добродушие, да и пацан... Он ждет от батяни помощи, а не получив ее, вмиг переведет обратно в Чокнутые. Но при чем здесь Тахиров? -- Привет богатым людям! -- В зал вошел Самвел с черным кейсом. -- Слушай, Ашот, ты был не прав, кое-что я все же принес. Сергей допил кофе. Здесь не пересидишь своих проблем. Тем более у ребят имеются свои. Он молча положил на стойку пятнадцать тысяч. -- Попробуй, друг, сколько весит? -- Самвел сунул чемоданчик Лапину в руку. -- Девять килограммов. Может, около десяти. -- Верно! -- Теперь тот поставил кейс перед Ашотом. -- А что внутри? -- Анаша! -- рассмеялся тот. -- Или баксы. Щелкнули замочки. Внутри лежали полиэтиленовые пакеты с жареными кофейными зернами. -- Взял оптом, продадим с наценкой, вот наш маленький навар, -- подмигнул Самвел. -- Чтоб хозяин не засек, -- Ашот спрятал кейс под стойку. -- А интересно, сколько бы здесь поместилось "зеленых"? -- Миллион долларов -- это как минимум, -- чисто механически ответил Лапин. -- Если закладка производилась сотенными купюрами. Джип медленно катился по нечищеной улице. Семен рассчитал все верно, они увидели, как измочаленный человечек нырнул в парадную дома номер восемь, и только после этого мотор взревел и перебросил их через оставшиеся сто метров. -- Бери его! -- приказал Семен, и брат послушно бросился следом. Семен хотел было остаться в машине, там и одному делать нечего, но что-то заставило его изменить планы. Он тоже скрылся в доме и не видел, как от угла кинулась к джипу еще одна нелепая фигура. В подъезде дарил полумрак, брат медвежьими лапами схватил человечка за локти. -- Иди со мной, сука, а то пришью! -- прошипел он традиционную и весьма доходчивую фразу. Но Дуремар рванулся с нечеловеческой силой, свойственной наркоманам в критической ситуации, и легко освободился из борцовского захвата. Брат оторопел и по инерции протянул руку, еще не понимая, что события отклонились от задуманного сценария. В это время у него кольнуло в животе, но не так, как бывает, когда обожрешься мясом, а пугающе длинно, от пупка до самых кишок. Дуремар вывернулся из-под простертой ручищи, но убегать не стал, брат почувствовал еще укол и еще, но, только рассмотрев глаза своего противника, понял, что эти уколы означают. Дуремар колотил шилом как заведенный, рука стала липкой, и он понял, что сейчас гладкая ручка выскользнет. В это время хлопнула дверь. -- Семен, он меня убил, -- утробно выговорил брат, оседая на грязный, заплеванный семечной шелухой пол. Уколы превратились в раскаленные угли, которые выжигали ему все внутренности, причиняя непереносимую боль. -- Что?! Ах сучара!! -- страшно зарычал Семен и сунулся за револьвером, но дверь хлопнула еще раз, и слесарный молоток ударил его в позвоночник, лопатку и ключицу. Семен был одним из лучших "солдат" речпортовской группировки, он участвовал во многих разборках, ходил на ножи и на стволы, верил в удачу и выходил победителем из любых переделок. Сейчас у него отнялась правая часть тела от плеча до пояса, он перестал ощущать рельефную рукоятку "тэтэшника", да и руку свою тоже перестал чувствовать, как будто ее не было вообще. Внезапно пришло понимание, что этот заплеванный подъезд, в который они зашли для минутного дела, станет местом его конца. Животный ужас плеснулся где-то внутри и выплеснулся наружу. -- А-а-а-а! -- страшным голосом зарычал он, разворачиваясь и размахивая слушающейся пока левой рукой, чтобы задавить, задушить, разорвать на куски того, кто пытается отправить его на тот свет. Удар пришелся Сушняку в голову, и он безвольным кулем отлетел в угол, но Семена что-то кольнуло под лопатку, прямо в сердце, из пробитой сердечной сумки цвиркнула кровь, давление в могучем организме резко упало, и он потерял способность к активным действиям. Дуремар ткнул в деревянную спину еще несколько раз, но, как он и ожидал, шило вылетело и исчезло в темноте, однако под ногой оказался молоток, он подобрал его и дважды ударил по твердой, неприятно хрустящей при каждом попадании голове. Безмолвно разевая окровавленный рот, Семен повалился на семечную шелуху. -- Что вы там разорались, пьянь подзаборная! -- закричала из-за двери Тонька. -- В вытрезвитель захотели? А ну пошли отсюда, сволочи! Дуремар хлопнул Сушняка по щекам. -- Быстро рвем когти. Опять в мокруху вляпались! Он нашел шило, подобрал молоток, вытер о Семенову шапку окровавленные руки и инструменты, твердо зная, что мех не сохраняет отпечатков пальцев, приподнял оглушенного, но медленно приходящего в себя напарника, и они как ни в чем не бывало вышли из подъезда. Черный джип с работающим двигателем стоял прямо напротив. -- Может, тачку заберем? -- больше для порядка спросил Дуремар. -- Ты им управлять-то не сможешь, -- отдуваясь, выговорил Сушняк. -- Только спалиться... Спокойно, чтобы не привлекать внимания, они дошли до Богатого и свернули наверх. На углу их и встретил Лапин. Он обратил внимание на двух немолодых, обтерханных мужчин и вначале подумал, что это такие же обманутые жизнью бедолаги, как и он сам, но царапающие шляпки гвоздей изменили его мнение, и жалеть незнакомцев расхотелось. Вездеход у дома сразу насторожил. Вначале мелькнула мысль, что все изменилось и за ним приехал Терещенко, втайне он надеялся на счастливый поворот судьбы, но какое-то новое чувство подсказало, что лакированный автомобиль несет ему не радость, а неприятности. Осторожно заглянув в парадное, он сразу ощутил тошнотный сырой запах свежей крови и услышал тяжелые агональные стоны. Два распростертых тела только что убитых людей вызвали у него панический ужас, желудок подскочил к горлу, и все его содержимое выплеснулось наружу, все тело охватил столбняк, толстая корка в сознании, надежно скрывающая эмоции, вспучилась и растрескалась. Как-то разом он понял, что двойное убийство связано с ним и что при другом раскладе это он лежал бы бездыханным у дверей собственного дома. И еще он понял, что надо немедленно уходить, хотя знал, что идти ему некуда. Картинки из чужой жизни. Особый учебный центр. Амстердам. Первыми к нему вернулись звуки, хотя это была уже совсем другая мелодия. В отдалении прозвучала мелодичная заставка, после чего громко и слитно ударили куранты. Старинные часы на башне Королевского вокзала провозвестили полночь, начало нового дня. -- Полночь, -- негромко произнес мужчина, занимавший кресло рядом с водителем. -- Работаем четко по графику. Макс посмотрел на наручные часы, едва заметно кивнул. Он, как всегда, сидел сзади. Машина описала плавный полукруг по мокрой после дождя брусчатке привокзальной площади. Миновав готическую Старую церковь, они взяли курс, пролегавший параллельно докам Европорта. Отсчет времени начат. Некоторое время они ехали вдоль системы шлюзовых каналов, оставив в стороне шумный центр, с его многочисленными ресторанчиками, барами и секс-шопами. За окнами машины проплывали освещенные тусклыми желтыми фонарями огромные топливные резервуары и емкости для сжиженного газа, гигантские корпуса сборочных заводов и химические комбинаты. Индустриальная зона тянется на многие километры вдоль побережья Северного моря, сотни оборудованных причалов и терминалов, недаром Амстердам славится не только как красивейший город и мировой алмазный центр, но и как один из крупнейших на планете морских портов. Где-то в районе паромных терминалов их нагнала "Ауди-СС", мигнула подфарниками и свернула на развилке в северном направлении. Они повернули следом и спустя несколько минут оказались в спальном пригороде Амстердама. Дома здесь были преимущественно современной планировки, от трех этажей и выше, хотя временами попадались и старинные особняки. Они пересекли мост через канал Амстердам-Хелдер, затем кое-как приткнулись на запруженной машинами неширокой улочке. -- Приехали, -- озвучил очевидный факт Контролер. Он забрался в перчаточный ящик, извлек пистолет, обмотанный замшевыми ремнями, и, не глядя, протянул назад. -- Держи инструмент. Патроны экспансивного типа. Машинка была довольно компактной, чуть меньше "макара" и полегче, с характерным вырезом затвора, почти на всю длину открывающим ствол. "Беретта", одна из моделей старого образца... Скорей всего "М-949", "кугуар". Макс снял объемную куртку из плащевого материала и перехлестнулся ремнями, прилаживая кобуру под мышкой. Пистолет был снабжен глушителем, поэтому он для верности испытал, удобно ли выхватывать оружие. Оказалось, что неудобно. -- Осторожней, -- предупредил сопровождающий. -- Патрон в стволе. На лице Макса появилась мрачная улыбка. -- Не учи ученого. -- Для тебя снят номер в отеле "Принц Хайнрих". Контролер протянул карточку отеля. Макс на всякий случай запомнил координаты и телефон, затем сунул картонный прямоугольник в задний карман брюк. -- Что еще? Контролер показал пальцем вперед сквозь забрызганное лобовое стекло. -- Обрати внимание, прямо по курсу шпиль церкви. Видишь? Она находится в двух кварталах отсюда. Когда закончишь с делами, двигай в ту сторону, там находится остановка такси. К тебе подойдет наш человек, передаст пакет с документами. Отдашь ему чемоданчик, а сам отправишься на такси в центр. До утра перекантуешься в номере, в девять тридцать я буду ждать тебя у входа в Синт-Антониспорт. Вопросы? Они одновременно посмотрели на часы. Пора. -- Я пошел. До сих пор они говорили по-голландски. -- Ни пуха тебе, ни пера! -- Эту фразу Контролер произнес по-русски. -- Иди ты к черту! -- тоже по-русски отозвался Макс и выбрался из машины. Он шел неторопливой походкой вдоль уставленного автомобилями тротуара, держа в левой руке непривычно легкий чемоданчик. В голове мерно отсчитывал время хронометр. Операция требовала синхронных, с точностью до секунды, действий всех участников, и прежде всего это касалось главного исполнителя. Когда секундная стрелка в его воображении завершила очередной круг, он остановился точно напротив задней дверцы темно-вишневого "Форда-Скорпио". Процедура контакта упрощена до минимума, никаких условных фраз и жестов предусмотрено не было. Достаточно знать, что в известном месте в указанное время с точностью до секунды и метра должен появиться человек с документами, документы будут в кейсе, а кейс в левой руке. Такая форма контакта вполне надежна и не предусматривает наличия пароля. Дверца распахнулась, и Макс забрался на заднее сиденье. В машине сидели двое: "клиент" и водитель, по всей вероятности, исполняющий также роль телохранителя. Макс напрягся и включил круговое зрение. Существовала опасность, что "клиент" не ограничится услугами одного телохранителя и выставит в месте контакта своих "наблюдателей". Но этот незнакомый и, очевидно, неглупый человек на этот раз проявил беспечность, чем в немалой степени облегчил выполнение задачи. "Наблюдатели" отсутствовали, иначе до слуха Макса донеслись бы сейчас приглушенные хлопки выстрелов, даже если бы эти выстрелы прозвучали в двух кварталах отсюда. В такие минуты его чувства обострялись до пределов, недостижимых обычному человеку: он слышал, как пробивается трава сквозь городской асфальт и о чем говорят между собой гранитные глыбы на набережной, распознавал запах оружия в кармане собеседника или едковатый дух пластиковой взрывчатки под днищем автомобиля. Водитель не стал включать свет в салоне, но Макс и не нуждался в освещении. С помощью кругового зрения он мог одинаково хорошо ориентироваться в любое время суток. Такой режим можно выдерживать всего несколько минут, но больше времени ему никогда и не требовалось. -- Принесли документы? "Клиент" протянул руку за чемоданчиком. Макс воспринял этот жест как сигнал к действию, его рука скользнула за отворот куртки. Удлиненный глушителем ствол долго не выходил из замшевого кольца, движение получилось слишком длинным и неловким, да и развернуть оружие в узком пространстве оказалось проблемой. Макс промедлил, брови "клиента" стали вскидываться в немом вопросе, но в конце концов "кугуар" глянул прямо в лицо жертве, а указательный палец плавно нажал на спуск. Со скоростью триста десять метров в секунду (глушитель забирает часть энергии) девятимиллиметровый томпаковый конус со срезанной головкой пробил поросшую волосами переносицу и ворвался в мозг, а здесь разлетелся на куски, говоря специальным языком, фрагментировался, изрешетив серое вещество словно дробовой заряд. Это была чистая работа, не требующая контрольного выстрела. Макс разжал пальцы, "беретта" скользнула на резиновый коврик, но он уже забыл про нее. Отработанным движением выхватил из нагрудного кармана цилиндрический предмет, по виду напоминающий толстую авторучку. Телохранитель еще только начал разворачивать свой массивный торс, когда в затылок ему вонзилось смертоносное жало. Макс перегнулся через переднее кресло, поправил массивное тело водителя, затем отстегнул его наплечную кобуру. Вместо нее он приладил свою, замшевую, и вложил в нее "кугуар". Открыл кейс и бросил на дно пистолет водителя. -- Что за херней ты занимаешься? Чему тебя учили? Ты что, кино снимаешь?! Голос за границей мира уже давно звучал в ушах Макса, но тот был настолько сосредоточен на деталях развивающегося действа, что совершенно не воспринимал смысла произносимых слов. Наконец Спец рявкнул так, что прорвался сквозь виртуальные эффекты, ученик сразу понял, что к чему, и сердце испуганно пропустило несколько ударов. -- Я спрашиваю, почему здесь занимаются херней за триста долларов в минуту?! Немедленно отключите этого идиота! Чья-то железная рука схватила Макса за шиворот и выбросила его вон из машины, из голландского города Амстердам, перенесла через четыре границы, проволокла полторы тысячи километров по территории СССР, перебросила через колючую проволоку и минный периметр Особого учебного центра, и в конечном итоге он оказался в тренажерном зале рядом с разъяренным подполковником Савченко по прозвищу Спец. -- Разоблачайся! Ты знаешь, сколько стоит тренажер виртуальной реальности и как его добывали? -- громыхал Спец. -- Я тебя учу думать головой, а ты думаешь задницей, которой и сядешь в конце концов на электрический стул! А в лучшем случае -- на тюремную койку до конца жизни! Макс висел в подвеске, позволяющей принимать любые положения, и не мог прийти в себя от столь быстрого изменения обстановки. Откинув забрало, он выпустил в атмосферу прохладный амстердамский воздух и потер красную полосу, оставленную уплотнителем имитатора впечатлений вокруг всего лица. Потом разомкнул захваты на кистях, локтях, поясе и коленях, после чего тяжело выпрыгнул из подвески вращающегося во всех плоскостях имитатора движений. Стащил шлем-маску, отлепил с висков присоски ментоприемника, расшнуровался и снял напичканный сенсорными датчиками комбинезон. Савченко наблюдал ход операции на цветном мониторе и имел полное представление о том, что происходило прохладной дождливой ночью в Амстердаме. -- Во-первых, зачем ты сам задействовался на ликвидацию? -- начал "разбор полетов" Савченко. -- Эт