28 апреля 1987 года, Особый учебный центр КГБ СССР. -- Борсхана, независимое развивающееся государство социалистической ориентации на юге Африки, расположена между ЮАР и Намибией, площадь пятьсот шестьдесят тысяч квадратных километров, население шесть с половиной миллионов человек... -- Шесть миллионов пятьсот шестьдесят тысяч, -- брюзгливо поправил Крымский. -- Или для вас шестьдесят тысяч человек значения не имеют? -- Имеют, товарищ полковник! -- покаялся Макс и получил знак продолжать ответ. -- Президент -- прогрессивный общественный и политический деятель Мулай Джуба, видный борец за освобождение Африки от колониального господства и большой друг Советского Союза. Полезные ископаемые: золото, алмазы. Исключительно важное стратегическое расположение, позволяющее осуществлять радиотехнический контроль Западного полушария. Наличие советской базы атомных подводных лодок... -- Не базы, а пункта ориентации и ремонта, -- теперь вмешался Желудев, и Макс согласно кивнул: -- Так точно, товарищ подполковник! Высокая активность ЦРУ, попытки политической переориентации, в 1984 году с нашей помощью предотвращен государственный переворот. Зона жизненно важных интересов СССР в этом районе мира. Условия оперативной работы четвертой категории сложности... -- А почему? -- прервал Карданова третий член комиссии полковник Журавский. -- В Штатах уровень сложности пять, на то они и главный противник. А в дружественном социалистическом государстве -- четыре! Как так может быть? Макс обескураженно замолчал. А ведь действительно... -- Не знаю... В учебниках написано про государственный и политический строй, а в лекциях -- про четвертый уровень сложности... -- Ладно, -- добродушно сказал Крымский. -- Это вопрос не курсанту... Тем более что Владимир Михайлович и сам вряд ли сможет дать однозначный ответ. -- Все трое понимающе переглянулись. -- Вы свободны! Через несколько минут объявили итоги экзамена по оперативно-политической обстановке в странах мира. В строю стояли два курсанта, похожие как братья-близнецы. Карданов получил "отлично", Генка -- "хорошо". Начальник ОУЦ полковник Крымский поздравил обоих с окончанием учебы и пожелал успехов в предстоящей работе. Никакие дипломы и свидетельства здесь не выдавались: совсекретные справки переправят специальной связью и вошьют в личные дела. Нагрудный знак тоже не полагался, его заменило крепкое рукопожатие Крымского. -- От души желаю тебе в Борсхану не попадать, -- шепнул полковник, наклонившись к уху Карданова, и дружески подмигнул. -- Что он тебе сказал? -- ревниво допытывался потом Генка. Его шрамы зажили и практически не различались. Но он был обижен. И за более низкие оценки, и за посредственные результаты тренажерных тренировок. Причем обижался не на себя, а на Крымского, Журавского, Желудева, Спеца, на тренажер и, конечно же, на Карданова. "Если бы ты из кожи не лез, учился нормальненько, средне, вот и были бы мы на равных, -- болтанул как-то он. -- Им тут особенно выбирать не из кого, ставили бы четверки как миленькие и тебе и мне, и обоим хорошо было бы! Они же нас нарочно стравливают, неужели не понятно? Тебе надо быть отличником, а я остаюсь виноватым, как всегда!" -- Да ничего особенного он не сказал, -- отмахнулся Макс. -- Пойдем пока с Савченко попрощаемся. Напарник поджал губы. -- Ты иди, а я у вертолета посижу. Это же твой друг... Мне он трояк влупил -- вот и все прощание! Спец, как всегда, толокся в тренажерном зале возле виртуального имитатора реальности, напоминающего сложный спортивный снаряд для тренировок космонавтов. Зависший в неестественной позе распахнутый сенсорный скафандр был похож на выпотрошенный труп, а подполковник увлеченно составлял программу очередного упражнения, в изобилии нашпигованную такими и еще более жуткими трупами. На шум шагов он сторожко вскинул крупную голову с коротко стриженными седыми волосами. -- Закончили? -- Яркие голубые глаза сейчас не отблескивали ни льдом, ни сталью. Макс кивнул. -- Через полчаса вертолет. Попрощаться зашел. -- С ним? -- Спец кивнул на тренажер. Он одушевлял машину и под предлогом доводки и контроля программ часами висел на растяжках, выделывая головокружительные трюки. Он любил жить в виртуальной реальности, воспроизводящей всевозможные опасности и дающей возможность испытать острое чувство риска. Хотя долгие упражнения съедали ресурсы нервной и сердечно-сосудистой систем, о чем сам Савченко неоднократно предупреждал новичков. "Он больной, -- говорил Генка. -- Когда-нибудь он так и умрет на тренажере". Макс тоже опасался, что в конце концов это произойдет. -- И с ним тоже, -- Карданов погладил хромированную сталь опорной стойки. -- Ты неплохо работаешь, -- сказал Спец. -- Но я тебе скажу то, чего раньше не говорил. Он подошел почти вплотную -- глыба мышц и навыков убийства, боевой робот. Терминатор из одноименного фильма. -- Ты хочешь, чтобы все было по правилам. В тебя прицелились, ты выстрелил. Вроде самооборона. Тебя послали на ликвидацию отпетого негодяя с отвратительной харей -- моральное самооправдание. Как в кино. Здесь черное, а вот здесь -- белое. Подполковник Савченко вздохнул. Он не был роботом, потому что белая футболка сильно взмокла под мышками и на груди, явственно ощущался запах рабочего пота. А Терминаторы не потеют. -- Только в жизни так не бывает. Негодяй может быть красавчиком, он чей-то муж, чей-то отец, чейто сын, его жена может оказаться рядом в момент ликвидации... Это не имеет никакого отношения к делу. Если ты хоть на миг задумаешься -- провалил задание и сам сгорел! Поверь, я знаю много примеров... Спец левой рукой потер грудь. -- И дуэлей устраивать не надо, ждать, пока он вынет оружие, повернется лицом -- это дурость и больше ничего. Даже не глупость, а дурость. Есть возможность выстрелить в затылок -- пали! И даже не задумывайся, хорошо это или нет! Потому что, если задумываться, не надо было сюда идти! Убивать всегда нехорошо, и есть очень много чистоплюев, которые тебе про это охотно расскажут. И они же осуждают врагов, предателей, требуют для них высшей меры! Но... Чтобы они сами подыхали! Здесь вынесли приговор, а он там сразу и помер. А гады не хотят подыхать, они очень живучи, потому что других в землю кладут и их жизни в себя всасывают... Так что приходится кому-то работать... Как в любой работе, тут своя техника безопасности, и ее надо соблюдать. Макс кивнул. -- Я это все понимаю. А как на месте выйдет -- не знаю. Тренировки -- это одно, а взаправду -- совсем другое... -- Верно. Вот у напарника твоего все хорошо выходить будет. Гораздо лучше, чем на тренажере. -- Почему? -- Не знаю. Вернее, объяснить не могу. Но попомнишь мое слово! Только... Савченко на миг задумался, словно взвешивая -- говорить или нет. Но потом решился и наклонился к уху ученика, как недавно начальник ОУЦ. -- Скорей всего не придется вам этим заниматься. Отдел "Л" решено не создавать. Там, наверху, посчитали, что это незаконная деятельность, нарушающая международное право. Как будто те гады ничего не нарушают! -- Это точно? -- опешил Макс. -- Да. Только никому ни слова, пока вам официально не объявят. -- Вот оно как... Может, и к лучшему... Честно говоря, мне не по душе это дело, если взаправду. -- Ну, назад уже не отыграешь. Ты получил такую специальность, что делать дело все равно придется. Не сейчас, так через пять лет, десять, не в одном подразделении, так в другом. Видно, лицо у Макса изменилось, и Спец не захотел омрачать последние минуты общения. Улыбнувшись, он хлопнул начинающего Терминатора по плечу. -- Хотя, может, и обойдется -- в жизни всякое бывает! Давай, беги к вертолету, а то опоздаешь! Из глухого чрева транспортного вертолета не определишь ни направления полета, ни маршрут. Через три часа грохота и мелкой вибрации они, щурясь, вылезли на бетонку подмосковного военного аэродрома. И вновь окунулись в обычный человеческий мир. Оба получили десятидневные отпуска, причем Карданова неожиданно вызвали к замначу Школы по тылу и вручили ключи от двухкомнатной квартиры, чему он был несказанно удивлен. С жильем в Комитете было получше, чем везде, но обычно точкой отсчета становилась однокомнатная хрущевка где-нибудь на окраине, полученная через трипять лет службы. А тут сразу, почти в центре, рядом с метро и сразу две комнаты. Фантастика! -- За что тебе вдруг? -- оскорбленно спросил Прудков. -- Опять за учебу и показатели? Так за это оценки повыше ставили! Квартира-то при чем? Жить-то всем где-нибудь надо! А ты опять за мой счет! Карданов почувствовал, что напарник его откровенно ненавидит. -- Почему за твой? Ну, хочешь, давай вместе там жить будем! -- Ну да, молодец. Все будут знать, что Прудков в улучшении жилищных условий не нуждается и квартиру ему давать не надо! Так и останусь у тебя вечным квартирантом! Хорошо придумал, спасибо! -- с горечью ответил Прудков, и его новое лицо, лицо Макса, приняло выражение обиды, характерное для Генкиной физиономии. Будто сквозь маску проступил подлинный облик. Когда отпуск кончился, Карданову и Прудкову объявили, что создание службы "Л" отложено на неопределенное время, а им предстоит другая работа. Гораздо более серьезная, конспиративная и ответственная. Это удивило обоих, ибо они считали, что более серьезной и ответственной работы попросту не существует. Глава вторая. ОХОТНИКИ И ДИЧЬ Тиходонск, 11 февраля, 12 часов 40 минут, минус три, солнце. -- Ты просто не понимаешь, о чем идет речь! Не о Лапине, не о наших к нему претензиях. -- К, разговаривал с Юмашевым как строгий, но доброжелательный учитель интерната для умственно отсталых с двенадцатилетним дебилом. Они гуляли по Левому берегу, там же, где два дня назад Юмашев обсуждал с Тимохиным судьбу Тахира. Если это можно было назвать прогулкой. Встречу назначил К., но вывез его сюда Юмашев. За прошедшие сорок два часа здесь ничего не изменилось. Тот же чистый, с речным запахом, воздух, те же проволочные остовы зонтиков, тот же плотный, укатанный ветром снег, на котором еще можно разобрать две цепочки полустертых следов. А в городе, раскинувшемся на противоположном берегу, изменилось многое. Недаром километровый отрезок пляжа с трех сторон блокирован черными джипами. Кроме штатной охраны, Тимохин задействовал и боевиков. Хотя после событий прошлой ночи, когда застрелили Кондратьева и убили или захватили почти всех авторитетов тахировской группировки, вероятность мести существенно снизилась. Точнее, отодвинулась на неопределенное время. -- Меня интересует другое. Как вы пробили блокаду? Что он сказал? Дословно. Кто при этом присутствовал? Как процедура фиксировалась? К, остановился и впился высасывающим взглядом в зрачки банкира. Он знал, что умеет вселять в сердца людей страх, даже когда звериные уши прикрыты шапкой. Потому что биоволны прямой и вполне реальной угрозы исходили от него постоянно. Сейчас поток отличался особенной силой. Но банкир стоял на своей земле, в окружении своих людей. Бывают моменты, когда авторитет и могущество чужака не стоят ничего, если он не может немедленно и эффективно защититься от грубого физического насилия: выстрела, удара ножом, наброшенной на шею удавки... Сейчас как раз выдался такой случай. -- Ты ведь один здесь? -- спросил Юмашев. Только очень далекому от мира спецслужб и криминала человеку этот невинный вопрос мог показаться и в самом деле безобидным. К, посмотрел на банкира по-новому, с интересом, и усмехнулся одним уголком рта. Юмашеву померещилось, что если губа отодвинется дальше, то выглянет длинный и острый волчий клык. Эта усмешка показала, что с К, не следовало так говорить. Он никогда не оставался беззащитным. Никогда и нигде. -- Хочешь спустить меня в прорубь? -- казалось, у него даже улучшилось настроение. -- И списать под какую-нибудь легенду? Улыбка стала шире, но клыки не показались. Пока. Руки он держал в карманах. При посадке в машину его незаметно проверили детектором, и металла массой больше пятидесяти граммов не обнаружили. Но дело не в металле. "Если сердце из железа, и деревянный кинжал хорош", -- говорят грузины. Стилеты из особо прочного дерева не раз использовались наемными убийцами, да и взрывчатку детектор не заметит. Правда, уровень К, не таков, чтобы подрываться с недругом. Да и повода особого пока нет... И все же Юмашев испытывал сильное беспокойство. -- Знаешь, что такое "Консорциум"? Юмашев кивнул: -- Ты забыл, кто его создавал. -- Создавался скелет. Потом он оброс плотью, нарастил мускулы, вооружился... Не думаю, что ты представляешь наши возможности... Банкир пожал плечами. -- Кое-какие слухи доходили... Про размах международного бизнеса, про учредителей. Болтали даже, что "Консорциумом" и государством управляют одни и те же люди... -- Во всяком случае, нам отдают долги исправней, чем Центробанку. Например, задолженность Заира России составляет тридцать пять миллионов долларов и считается невозместимой в этом веке. Между тем тот же Заир исправно возвратил "Консорциуму" двадцатимиллионный кредит. А знаешь почему? -- Почему? Юмашев полностью упустил инициативу и попал под гипнотизирующее влияние собеседника. Тот улыбнулся еще шире. -- Потому что нам отдать приказ о ядерном ударе гораздо проще, чем официальным властным структурам! И гарантия исполнения будет стопроцентной! Причем никакие накладки не смогут его замедлить! Банкир подавленно молчал, К, улыбался с торжеством победителя. Он явно не врал. -- Но в данный момент это не имеет значения, правда? Кругом твои люди, и то, что далеко и потом, не играет никакой роли, важно только то, что здесь и сейчас. Да? Тяжелая твердая ладонь похлопала по ватному плечу. -- А что это у тебя? Рука в тонкой черной перчатке ткнула Юмашева в грудь. Он опустил голову и увидел на серо-черной буклированной ткани щегольского пальто яркую красную точку. И хотя Юмашев никогда не был оперативником и видел подобные штуки только в кино, он почувствовал, что его бросило в жар. Красная точка являлась маркером лазерного целеуказателя. Она показывала прильнувшему к оптике невидимому снайперу место, куда попадет пуля. Откуда у Куракина взялся снайпер, как он узнал, где будет происходить разговор, каким образом сумел замаскироваться?.. Вопросы промелькнули один за другим, но ответ нашелся лишь на последний: стрелок лежит на заснеженном льду в белом маскхалате. И попадет в левую часть груди, ближе к сердцу. -- Вижу, я убедил тебя не делать глупостей. -- К. еще раз хлопнул бывшего коллегу по плечу, и точка исчезла. -- Теперь давай отвечай! Улыбка соскользнула с лица, как сдернутая маска, тон стал резким и требовательным. К, обозначил свои возможности, расставив все по полочкам. Юмашев подумал, что если он захочет, то боевое звено штурмовых вертолетов вынырнет из-за черной рощи и разнесет шесть джипов вместе с охранниками. -- Я пошутил. Мы не пробили блокаду. Просто при испытании на полиграфе выявились блокированные участки, и я хотел выяснить у тебя подробности. -- И выяснил? Гипнотизирующие глаза были почти лишены ресниц, зрачки сужены до размеров булавочной головки. -- Разве ты забыл непременное правило Комитета: меньше знаешь -- дольше живешь? Юмашев покаянно вздохнул, как двенадцатилетний дебил, нассавший в постель. -- Я допустил ошибку... Ты же знаешь, мне можно доверять! К тому же я уже ничего не помню! -- В его голосе чувствовались убеждающе-просительные нотки. -- Это хорошо, -- похвалил К. И как о сущей безделице спросил: -- А как получилось, что он завалил моих людей? -- Не знаю. Какая-то случайность... -- Ты веришь в случайности? -- Его привел наш сотрудник для трудоустройства... Звучит наивно, но дело действительно в простом совпадении! Во всяком случае, мне ничего больше не известно... -- Как фамилия сотрудника? Я хочу с ним поговорить! -- Терещенко. Но он умер... -- Тоже случайность? Внезапно Юмашев понял: это не беседа. С него учиняют спрос. Вникать в тонкости никто не будет: виноват -- отвечай! И особенно дотошно выяснять наличие и степень вины тоже не будут. Есть факт, этого достаточно. -- А кто еще его знал? Кроме умершего? -- Терещенко говорил про какого-то дельца с завода. Он ему звонил насчет Лапина, потом тот перезванивал... -- Номера телефонов в вашей фирме фиксируются? -- Да, все аппараты с определителями. А Терещенко сразу угодил в больницу и наверняка не успел сбросить. -- Отлично! -- вроде бы обрадовался К. -- Тогда прокатимся к тебе и проверим. А потом надо пообедать. Я проголодался на свежем воздухе. Ты знаешь приличный ресторанчик? Только давай не в "Маленький Париж"! Он оглушительно захохотал, хотел обнять банкира за плечи, но вовремя отдернул руку и просто плечом к плечу пошел со старым товарищем к машине. Москва, 12 февраля, 18 часов, минус двенадцать, ветер, снег. На новой территории, будь это лес, город или страна, следует оборудовать для себя "точку". Вырыть землянку, подобрать просторное дупло, выбрать безопасный район, снять номер или квартиру, арендовать или купить дом. Только после этого можно приступать к выполнению задания. Макс договорился с таксистом за сто баксов в час и уже проездил около трехсот. Отыскав очередной круглый вестибюль метро, тот медленно объезжал вокруг, останавливался и ждал, пока пассажир в очередной раз скажет "нет". Ждать приходилось недолго. Водителю было за пятьдесят, он много повидал на своем веку и ничему не удивлялся. -- Нет, значит, погнали дальше! -- бодро приговаривал он, включая передачу. -- Будем ездить, пока не найдем. Или пока деньги не кончатся. Как в гарантии на машину: два года или двадцать тысяч пробега -- что раньше наступит... Если бы вы еще какой-то ориентир запомнили, глядишь, дело быстрей пошло! -- Там есть цирк! -- вдруг сказал Макс. -- Я смотрел из окна на метро, а справа в квартале был цирк! Только что он этого не помнил и вдруг словно отдернулась какая-то шторка. -- И внизу в лотке продавали апельсины! А слева магазин "Океан", и туда стояла очередь! Водитель хмыкнул. -- Знаешь, сколько в Москве лотков? И "Океанов"? А вот цирков всего два. А рядом с круглым метро -- один. На Вернадке. "Волга" резво рванулась к цели, и на этот раз пассажир не сказал "нет". Когда машина сворачивала с проспекта Вернадского на Ломоносовский, Макс узнал место. Слева здание цирка, справа круглый выход метро. В створе с ним в нескольких сотнях метров большой Г-образный жилой дом. Если смотреть из окна, метро будет впереди, а цирк справа. А слева должен располагаться "Океан"... -- Давайте туда, -- Карданов показал рукой. Он ощутимо волновался. Магазин должен был стать окончательным подтверждением реальности примет недавнего сна. Иначе все идет прахом... Мало ли что может человеку присниться! Но зеленая неоновая вывеска оказалась именно там, где он ее и видел. Выстрел наугад попал точно в цель. -- Ну что? -- с неподдельным интересом спросил водитель. Его, видно, тоже охватил азарт поисков. Каждому нормальному человеку должно быть небезразлично дело, которое он выполняет. -- Приехали, -- скрывая эмоции, ответил Макс. -- Давайте во двор... Когда "Волга" развернулась и уехала. Лапин опечалился. Таксист был единственным человеком, которого он здесь знал, продолжением ниточки Тиходонск -- Степнянск -- "Синяя ночь" -- Казанский вокзал -- искомый дом. Иллюзией связи с привычными местами. Теперь ниточка оборвалась и он остался с гигантским городом один на один. Мороз забирался под брюки, влажноватый снег норовил облепить лицо. Было сиротливо и бесприютно. Длинное серое здание под прямым углом стыковалось со смежным домом. Большинство квартир светилось, но многие оставались темными, ожидая хозяев. Его никто и нигде не ждал. Сергею не верилось, что он тоже сумеет зажечь свет в одном из окон. Тем временем Карданов деловито осматривал запертые двери пяти подъездов. Решетки домофонов, россыпи кнопок под ними, еще ниже -- круглые ручки с прорезями замочных скважин. Подойдя к первому подъезду, он вытряхнул из замшевого футлярчика ключи и приготовил самый маленький. Предметы из прошлого наконец обретали смысл. Но ключ вошел только наполовину, и Макс двинулся к следующей двери. Здесь тоже ждала неудача. В третью скважину ключ вошел, но не повернулся. К четвертой не подошел вообще. Зато пятая дверь открылась сразу. Прошлое соединилось с настоящим. Просторный и довольно чистый вестибюль показался знакомым. Три ряда почтовых ящиков вдоль длинной стены тоже навевали какие-то ассоциации. Над ними висел указатель жильцов: на синем фоне белые фамилии и номера квартир. Ни одной знакомой фамилии Макс не увидел. Наверх он пошел пешком, надеясь, что интуиция подскажет, к какой из квартир на четвертом-пятом этаже надо попробовать остальные ключи. Но интуиция молчала. Одинаковые двери -- деревянная планка или декоративный пластик поверх броневого листа -- слепо смотрели закрытыми стальными веками глазами замочных скважин. Подбирать ключи наугад было рискованно -- вполне могли принять за квартирного вора. Макс поднялся на шестой этаж, когда к мусоропроводу вышла неопределенных лет женщина в халате и с ведром в руках. Она пристально уставилась на него, и он решил, что уже заподозрен в тайном умысле на кражу. Прижимаясь к стене, Карданов осторожно обошел неожиданного свидетеля и двинулся дальше. -- Валерий Сергеевич, -- раздалось за спиной, и он решил, что женщина зовет соседа, чтобы поделиться подозрениями. Инстинктивно он ускорил шаг. -- Валерий Сергеевич! Подождите, вы куда? Макс обернулся. Женщина обращалась к нему. Он застыл на месте. -- Что с вами, Валерий Сергеевич? Зачем вы идете на седьмой этаж? И почему не здороваетесь? -- Извините. -- Карданов слабо улыбнулся. -- Я попал в аварию и почти потерял память. Я вас не помню. -- Мы же рядом живем! Я -- в сто двадцать третьей, а вы -- в сто двадцать четвертой! -- Извините. Это болезнь. Макс медленно спустился на площадку и сразу увидел свою квартиру. Она отличалась от остальных обычной дубовой дверью -- шесть лет назад еще не было моды на стальные облицовки. -- Вас спрашивали несколько раз какие-то люди... Сказали -- сослуживцы... Но те небось знают, куда вы уехали! Я уж подумала -- шпионы... Женщина смотрела очень серьезно. -- Почему вдруг шпионы? -- А квартира-то чья? Минатомэнерго! Меня много раз предупреждали, особенно когда только дом заселили... -- Когда они приходили? -- с безразличным видом спросил Макс. -- Первый раз с полгода назад... И совсем недавно... Оставили телефон, просили позвонить, если вы появитесь. Прям я им так и разбежалась звонить! Что я, порядков не знаю? -- Как вас зовут? Женщина удивилась. -- Валентина Андреевна. Неужто и вправду позабыли? А я всех хорошо помню. Дольше всех первые жили, Петя с Таней. А потом началась чехарда: поживут два-три года и уезжают. Правда, все серьезные, культурные, ничего не могу сказать! Но все парами -- муж с женой, муж с женой. Только вот вы одинокий. И тоже дольше всех прожили... Да еще вернулись! А ведь никто не возвращался... -- Валентина Андреевна, мы еще поговорим, но чуть позже. Я устал с дороги. А вы пока никуда не звоните. Успеется... Она кивнула. -- Заходите, я вас покормлю. У вас же нет ничего! Почитай, пять лет проездили... Даже шесть! -- Спасибо, не сегодня. Сейфовый ключ легко вошел в прорезь и мягко провернулся один и второй раз. Крестообразный отщелкнул засов и втянул защелку. Дверь открылась. Лапин-Карданов с замиранием сердца зашел в незнакомую квартиру. Свою квартиру, в которой не был шесть лет. Тиходонск, 11 февраля, 14 часов 15 минут, минус два, легкая облачность. Установить контакт Лапина на ПО "Электроника" Юмашев поручил начальнику своей информационной службы, и тот блестяще справился с заданием, уже через час доложив результат. Проверка телефонного аппарата покойного Терещенко выявила два связанных между собой звонка. Восьмого февраля он позвонил в ПО "Электроника", девятого ему звонили из фирмы кабельного телевидения. Объединяло оба звонка то, что на другом конце провода находился Григорий Михайлович Мелешин. Митяев успел даже навести о нем некоторые справки. -- Жучара еще тот! -- сообщил он -- Организовал свое дело, "кинул" соучредителей, тянет детали с "Электроники", не платит своим работягам... "Крышей" у него какие-то блатные. Адрес фирмы... Юмашев слушал начальника разведки внимательно, а его гость -- человек с холодным немигающим взглядом и нечеловеческими ушами -- рассеянно рисовал электронной ручкой на экране наладонного компьютера. Но безразличие было притворным: и фамилию, и адрес он записал совершенно точно. -- Так ты угостишь меня сегодня обедом? -- спросил К., поднимаясь. -- Только зайду кое-куда... Через комнату отдыха он прошел в туалет. Почти сразу служба технической безопасности зафиксировала радиовсплеск из здания банка, но расшифровать его не смогла. По внутренней связи Тимохин встревоженно доложил начальнику. -- Не надо искать источник, я знаю, в чем дело, -- успокоил его Юмашев. На миг к нему вернулась уверенность в себе. Руководитель крупного банка, за ним большие деньги, серьезные связи, охрана, он узнает о том, что делал в сортире К., еще до того, как тот вышел из него! Почему он теряется, когда тот рядом? Неужели все дело в каком-то животном магнетизме, подавляющем волю и вызывающем страх? Ну и что, если тот привез с собой нескольких головорезов и сумел их умело расставить? У него есть не менее опасные люди, и их гораздо больше! Юмашев вздохнул полной грудью. Сейчас он спросит: всегда ли мочеиспускание К, вызывает импульс радиоволн? Пусть знает, что они здесь тоже не пальцем деланные... Но, когда человек со звериными ушами вернулся, прилив уверенности прошел. И проявлять излишнюю осведомленность ему расхотелось. -- Поехали, что ли? -- спросил К. Юмашев поспешно поднялся. Святой долг хозяина -- накормить гостя. -- Поехали! -- ответил он и вышел из кабинета вслед за приезжим. Мелешин тоже собирался обедать. Настроение у него было скверным, причем скверность эта напрямую связывалась с бывшим подчиненным Сережкой Лапиным. Жалкий, никчемный человечишка, которого он кормил и в прямом и в переносном смысле, оказался не только неблагодарным и крайне опасным психопатом, но и предвестником несчастий. Мало того, что чуть не задушил и отобрал деньги, как матерый урка! Из-за него испортились отношения с Терещенко, и непонятно было, чего тот хочет: то глотку рвет за этого засранца, то на хер посылает! А с деятелями из банка лучше не ссориться, себе дороже обойдется... Послал ребят разобраться с ним, а те не вернулись. Сушняк позвонил, орал в трубку, чуть ухо не лопнуло, что он их под "мокруху" подставил, грозился под молотки пустить. И очень просто: уколется, подстережет и проломит башку! Да и с работой начались проблемы: выполнение оплаченных заказов застопорилось, сегодня приходили клиенты с Алексеевской, 40, скандалили, грозили заявить в милицию, даже про налоговую полицию чего-то вякали... Кто бы мог подумать, что с этим получокнутым доходягой окажется связанным такое множество неприятностей! А вчера его идиотскую рожу показали по телевизору и объявили, что он подозревается в тяжком преступлении! Весь город говорит об этом -- в кабаке застрелили самого Тахира, а с ним еще чуть не десяток человек! Как жалкий засранец оказался замешанным в такой истории и каким боком она обернется для самого Мелешина, оставалось только гадать. Если бы можно было каким-то образом изменить прошлое и никогда не иметь никаких дел с Чокнутым, оказавшимся довольно зловещим типом, даже близко не подходить к нему... Голова шла кругом, хотелось хорошенько встряхнуться, отдохнуть и придумать что-то путевое для поправки дел. Мелешин решил сегодня уже в фирму не возвращаться: собрать корешков, пообедать и махнуть в сауну с девочками, а там, расслабившись, посоветоваться и обрешать все вопросы. И по новой "крыше", и по монтажникам... Да и по Лапину обозначиться, мол, никаких общих дел у них нет, мало ли что позвонил из-за него Терещенко, за этим совершенно ничего не стоит. Информация расходится быстро, все, кому надо, узнают... План был настолько хорош, что у Григория Михайловича улучшилось настроение. Но реализовать свою чудесную задумку ему не удалось. Когда, одевшись, он направился к выходу из кабинета, дверь резко распахнулась, пропуская двух человек. Их внешний вид говорил о силе, а движения и манеры -- о жесткой, не признающей преград решительности. Они были похожи как братья или сотрудники системы, подбирающей людей по определенным признакам. Глубоко надвинутые шапки, явно сросшиеся у одного и почти сросшиеся у другого брови, глаза, как бездонные зрачки пистолетных стволов, прямые короткие, с деформированными переносицами носы, маленькие рты с недобро сжатыми губами, квадратные подбородки, мощные шеи, уходящие в воротники одинаковых кожаных курток, широкие штаны и одинаковые черные ботинки. Ни одной броской детали, ни одной особой приметы. По таким лицам очень трудно составлять фотороботы или словесные портреты. -- Вы из милиции? -- спросил перетрусивший Мелешин. -- Хуже! -- коротко ответил первый и крюком снизу опрокинул его на пол. Второй неторопливо, по-хозяйски запер дверь, как делал это сам Мелешин, собираясь отодрать Динку из приемной. Сегодня секретарша отпросилась, у конструкторов не было работы и они ушли с двенадцати, лишь на входе должен был сидеть дядя Ваня, но Мелешин с пронзительной ясностью понял, что ни дядя Ваня, ни кто другой ему не поможет, он находится в полной власти незнакомцев, и они могли беспрепятственно сделать с ним то, для чего пришли. -- Где твой дружок Лапин? Тот, который нанес удар, наклонился и впился в мутные жидкие глаза развратника и проходимца твердым гипнотизирующим взглядом. Мелешин застонал. Лапин преследовал его, разрастаясь в размерах значимости и приобретая черты мистически-неотвратимого рока. -- Никакой он мне не дружок, работал у меня, три дня назад мы поссорились, и он уволился, где он, я не знаю и вообще ничего не знаю... Тяжелая оплеуха прервала поток его красноречия. -- Что он тебе рассказывал? Сам по себе Лапин и то, что он рассказывал, заведомо не могли никого интересовать, столь выраженный интерес говорил только о том, что этот шизофреник действительно встал поперек дороги серьезным людям... Но не мог же он стрелять в Тахира! Хотя почему... Смог же его душить! И очень ловко получилось! Путаясь и коверкая слова, Мелешин попытался передать содержание последнего разговора, но уже после второй фразы последовала новая оплеуха. -- Что он тебе рассказывал? Цикл повторялся несколько раз, наконец допросчик повернулся к напарнику: -- Толку не будет. Давай... Зловеще блестящая игла вошла в синюю вену, и поршень вытолкнул полтора кубических сантиметра тягучей желтоватой жидкости. В голове у полупарализованного страхом Мелешина все помутилось, и он перестал соображать. Его мозг разросся до огромных размеров и плавал в гигантском аквариуме с теплой приятной жидкостью, откуда приходили вопросы, на которые следовало дать как можно более полный и правдивый ответ. Но ответы не отличались от тех, которые давались ранее. -- Ясно! -- Допросчик махнул рукой, и шприц впрыснул в набухшую вену два кубика морфина. Для "нарка" -- новичка это была смертельная доза. Юмашев повел К, в "Деловой двор". Когда-то так в народе прозывался кабак, расположенный на первом этаже гостиницы "Южная" и официально носивший одноименное название. Но запрещенные в то время предприниматели, артельщики, деловики всех мастей называли его по-своему. Вырвавшись из подполья в перестроечную вольницу, предприимчивые люди открывали свои точки, и ностальгические воспоминания породили волну названий в стиле "ретро". Теперь "Деловым двором" стал уютный ресторанчик на углу Большого проспекта и Крепостного переулка. Они сидели в уютном кабинете, рассчитанном на восемь человек. Дорогая мягкая мебель, обитые шелком стены, приглушенный свет из замаскированных светильников создавали непринужденную и немного интимную атмосферу. Интиму можно было добавить, потому что дверь запиралась на защелку, а вышколенные официанты без вызова не входили. Но Юмашев и К, не приглашали высококлассных девочек, в терпеливом ожидании прогуливающихся по мраморному вестибюлю или попивающих соки у обтянутой натуральной кожей стойки бара. Они остались наедине и с аппетитом обедали, хотя прием пищи в данном случае являлся не самоцелью, а одной из форм приятного и доверительного общения. -- Как это называется? -- поинтересовался К., когда подали раскаленные керамические горшочки, покрытые вместо крышек слегка подгоревшими лепешками. -- Чанахи. -- Банкир отодрал припеченный к горшочку край лепешки и сунул ложку в клубы поднимающегося пара. К. последовал его примеру. Ему не хотелось делать то, что обязательно следовало сделать. Во-первых, Юмашев был своим. Во-вторых, он сам виноват, что в горячке выболтал строго конфиденциальную информацию. Но банкир ее воспринял, и в этом состояла его вина, обусловливающая обязательные и непреложные последствия. Ароматный золотистый отвар был обильно сдобрен душистым перцем, разваренные кусочки мяса, картофеля и овощей таяли на языке. Обжигаясь, К. жадно заглатывал ложку за ложкой, время от времени припадая к фужеру с холодной минералкой, но это мало помогало: рот горел, и трудно было понять -- от перца или температуры. -- Надо завернуть в лепешку зелень и откусывать маленькими кусочками, вот так, -- Юмашев показал. -- Тогда богаче ощущается вкус... Гость попробовал. -- Действительно... Сигнал вызова оторвал его от приятного занятия. -- Мы закончили, -- сказал невидимый абонент. -- Он ничего не знал. Жду на связи. Ничего не ответив, К, отключился. Суровая деловая жизнь вмешивалась в обычное человеческое времяпрепровождение, напоминая о делах печальных, неприятных, но необходимых. И все же трогать Юмашева не хотелось. В конце концов, это не какаято мелкая сошка, подлежащая обязательной зачистке в силу непрогнозируемого поведения. Банкир относился к категории секретоносителей высшей категории и знал правила игры. Сейчас Юмашев завороженно смотрел на микрорацию, точно такую, какую накануне они с Тимохиным утопили в реке. Все, что было связано с изящным приборчиком: и напряженное ожидание результатов акции, и подстроенная оперативниками ловушка, в которую они за малым не попались, и бойня в "Маленьком Париже" -- все это сейчас всколыхнулось в душе и требовало выхода. -- Почему вы вспомнили про него через столько лет? -- внезапно задал он вопрос, который задавать не следовало. Не следовало проявлять никакой заинтересованности, нельзя было напоминать о своем знании, в сложившейся ситуации необходимо было все забыть, вполне искренне и по-настоящему. Вопрос показывал, что он не забыл. Очень серьезная ошибка. Но Юмашев никогда не -- был оперативником. -- Почему? -- К, с прежним аппетитом вновь принялся за чанахи. Хотя фамилии не назывались, оба прекрасно понимали, о ком идет речь. -- Он же носильщик, курьер. Получил, отвез, отдал. Обкатанная привычная схема, отклониться от нее даже на миллиметр невозможно. Он никогда и не отклонялся. В очередной рейс отправился как обычно, его проводили, проконтролировали вылет. Обычный рейс, но необычный день -- 19 августа девяносто первого. В Москве танки, социальный катаклизм, все рушится... Самолет вернули. А здесь уже неразбериха: жгут документы, переделывают паспорта, каждый прикрывает свою задницу... Кавардак, людей на местах нет, телефоны не отвечают, система контроля не действует... И он выпал из жесткой схемы... К, рассказывал очень подробно, чтобы успокоить свою совесть. И сам заново анализировал произошедшее. Он в очередной раз прихлебнул минералку. Спиртного К, не употреблял, Юмашев тоже не стал заказывать водку. Чанахи кончилось, и гость отодвинул горшочек. -- Все думали, что он передал чемоданчик, как всегда. Блокировку сознания по инерции провели, но в спешке, с большими огрехами. Он должен был две недели находиться под медицинским контролем и только после закрепления запасного уровня с сопровождением отправиться к месту новой жизни. А поехал сразу и без сопровождения. И вместо Красногорска оказался здесь, в Тиходонске. К, промокнул салфеткой жирные губы. -- Его никто не курировал, как положено, никто не знал, что он отклонился от маршрута. Заниматься этим попросту стало некому: распалась Система, умерли люди... Когда писались приказы и составлялись инструкции, такого просто нельзя было предположить! Но это произошло... На пять лет про него забыли. -- А почему завертелась карусель? Еще когда прибыл Бачурин, я понял, что это неспроста, -- спросил Юмашев, не подозревая, что до предела облегчает задачу собеседника. -- Да потому, что я встретил человека, который должен был получить посылку! И узнал, что он ничего не получал! А когда тот услышал, какой кусок вырвали у него изо рта, он чуть не съел меня! -- Как "чуть не съел"? К, сделал неопределенный жест. -- В самом прямом смысле. Это очень своеобразный человек. Хотя в свое время был большим другом Советского Союза. Он вздохнул, потянулся, хрустнул длинными сильными пальцами. -- Так выяснилось, что чемоданчик по назначению не дошел. После этого и завертелось... -- Да-а, -- протянул Юмашев, не зная, что сказать. -- Закажи кофе. И какое-нибудь пирожное. К, был сладкоежкой. В конце концов, у каждого есть свои слабости. -- Да-да, конечно, -- банкир потянулся к кнопке звонка. -- И еще. Мне нужна будет машина до аэродрома. -- Уже уезжаешь? -- удивился Юмашев. -- А что мне здесь делать? Его и так вовсю ищут, даже по телевизору показывали. Наверное, найдут... Я тебя попрошу держать это под контролем, как только его захватят, позвони, я тут же прилечу. И напомни Крамскому о нашей договоренности, он знает о какой. -- Конечно, -- кивнул Юмашев. Владевшее им последние часы напряжение спало, и он испытал облегчение. -- Может, по рюмочке ликера? Или коньячку? -- Ликера, -- благодушно согласился К. Чувствовалось, что он тоже стал спокойней. Официант принес кофе и пирожные и тут же получил новый заказ. -- Только не какую-нибудь химию, -- предостерег Юмашев. -- Натуральный ликер! Почтительно кивнув, официант исчез. Черный кофе соблазнительно дымился в белых чашечках, словно на телерекламе. -- Позови кого-нибудь из своих, -- попросил К. и потянулся к сахарнице. Юмашев повернулся к двери. Длинный палец нажал на завиток перстня, и маленькая капелька упала в чашку банкира. -- Слушаю вас, -- четко обозначился на пороге кабинета Тимохин. -- Мне нужна машина на час. Без сопровождения, только водитель. Проинструктируйте, чтобы он беспрекословно исполнял мои указания. -- Сделаем! Начальник СБ исчез. Официант принес ликер. -- За успехи, -- предложил хозяин. -- За успехи, -- согласился гость. Они чокнулись и принялись смаковать кофе с ликером. Отличный обед получил достойное завершение. Одеваясь, К, сильно взмахнул пальто и смахнул со стола чашки, рюмк