полно составленного первичного материала, не оставляющего лазеек для какой-либо "химии". -- У нас криминалистический автобус, вот и сняли пальцы с пушек да этих гусей откатали, -- пояснил опер. -- Да записали на диктофон. Вам-то это не надо, мы у себя оставим. А вы завтра позвоните в Главк Аркадьеву и доложите о результатах. Дело будет на контроле. Начальник проводил опера до выхода. "Или меня подозревают, или дело чрезвычайное, -- думал он. -- В любом случае лучше как можно скорее их в суд направить". Из машины майор госбезопасности Бородин доложил результаты Межуеву, а майор позвонил в Главк уголовного розыска и предупредил зонального опера Аркадьева, чтобы тот взял на контроль данное дело. А на развилке под путепроводом передвижной пост ГАИ остановил серую "Волгу" и "Ниссан". К каждой машине подскочили два гаишника и два омоновца с короткими автоматами на изготовку. Водитель "Волги" сказал что-то, и действия сотрудников сразу потеряли жесткую целеустремленность. Ринувшиеся было к дверцам омоновцы остановились, автоматы безобидно развернулись раструбами стволов в низкое серое небо, но еще сохраняли некоторую настороженность, пока водитель извлекал из внутреннего кармана документы. Но на свет появилась розовая карточка спецталона, гаишник, утратив обычную вальяжность, подобрался и, козырнув, пожелал счастливого пути. Через секунду раструбы коротких стволов уперлись в кожаные спины двух молодчиков Седого, привычно раскорячившихся для обыска у капота огромного, как дом, вездехода. Здесь неожиданности не нарушали обычного хода событий: гаишники сноровисто обшарили салон, обнаружив гранату "Ф-1" и автомат "АКС-74 У", точно такой же, какие были у омоновцев. За поясом одного из задержанных обнаружили итальянскую пятнадцатизарядную "беретту", в кармане лежал запасной магазин к ней. -- Отпрыгались, козлы, -- прокомментировал ситуацию один из омоновцев. Имевшие опыт общения с отрядом особого назначения, люди Седого мудро промолчали. Верка жила на четвертом этаже блочной пятиэтажки, расположенной в глубине квартала. Проезды между домами были узкими, поэтому бригада одиннадцатого отдела поставила свою "шестерку" на площадку для сушки белья. Серая "Волга" остановилась на пятачке у мусорных баков. -- С нами еще какие-то крокодилы, -- передал в Центр Сенченко. -- Их почему-то не задержали. Проверь-ка номер... Серая "Волга" принадлежала оперативному отделу Главного разведывательного управления Министерства обороны СССР, впоследствии ставшего Российским. Ни законы, ни постановления правительства, ни ведомственные приказы и инструкции не предусматривали возможности действий ГРУ на территории своей страны. Компетенция этого ведомства предполагала сбор разведданных, а в некоторых случаях проведение диверсионно-террористических акций исключительно в иных государствах, причем "острые" формы деятельности допускались только в военное время или для упреждения удара противника. Санкцию на подобные действия могло давать лишь высшее руководство страны. Поэтому наблюдение за Каймаковым являлось грубым нарушением закона. Не говоря уже о попытке убить его, предпринятой накануне подотделом физического воздействия с санкции подполковника Голубовского. Надо признать, что это было не первым нарушением закона со стороны оперативного отдела ГРУ. Дело в том, что, действуя на чужой территории, ни одно ведомство не сможет добиться политического веса и значимости в собственной стране. Именно здесь надо иметь зоркие глаза, чуткие уши и мускулистые руки, иногда удлиненные двух -- или четырехствольным специальным пистолетом "МСП". Потому что лишь владение внутренними секретами и способность воздействовать на внутреннюю ситуацию позволяют держаться за рычаги власти и заставляют других с тобой считаться. Войсковые части и подразделения Министерства обороны не приспособлены для тонкой работы, потому самое мощное ведомство использует возможности собственной разведки. Это делается во всем мире: несмотря на прямые запреты, ЦРУ неоднократно прокалывалось на проведении операций в США. То газетчики чтото разнюхают, то конкуренты -- ФБР или Агентство национальной безопасности, а то и просто местная полиция. Каждый раз шум поднимался, скандал, специальные комиссии конгресса создавали... Глядишь -- кого-то от должности отстранили, кто-то сам подал в отставку... У нас в былые годы такого случиться не могло, ни один газетчик в тайные операции нос не просунет, а если и разнюхает что -- все равно толку мало: редактор, цензура, да и не в них дело, самоцензура, страх от того, что секрет узнал, клавиши машинки надежней всего блокировали. За такое дело запросто посадить могли или "волчий билет" на всю жизнь выписать. А если конкурирующая служба компромат на тебя сдоит -- МВД на КГБ или Комитет на ГРУ, -- тоже никакого скандала, разберутся по-семейному, в крайнем случае, когда стрельба или другие осложнения, тогда ЦК выступает арбитром, но они не по закону судили, а по целесообразности и тех, кто основы строя охранял, никогда не давали в обиду. Сейчас другое дело. И газетчики не те, и всесильного отца-заступника -- Центрального Комитета -- нет, а конкуренты норовят все твое грязное белье наружу вывернуть, чтобы показать, что сами они совсем не такие, а перестроившиеся и работающие совершенно по-новому... Поэтому майор Синаев -- старший группы наружного наблюдения оперативного отдела ГРУ -- старался действовать аккуратно и не засвечиваться. Тем более что всем причастным к операции уже было известно: капитан Вертуховский, несмотря на блестяще проведенное ушивание сердечной мышцы, умер сегодня днем в секретном филиале Центрального военного госпиталя. А значит, предстоят начальственные разборки с поисками виновных, на которых можно свалить вину за неудачу... К тому же все в подотделе физического воздействия ломали головы: как мог какой-то штатский заморыш завалить такую торпеду, как Вертуховский? Один на один, в темном (специально разбили лампочку) подъезде, при внезапном нападении... Или он совсем не тот, за кого себя выдает, или его постоянно прикрывают очень серьезные люди, умеющие быть невидимыми и способные с одного удара уложить террористапрофессионала, проведшего не один десяток успешных ликвидации. И вот, похоже, эти люди материализовались... -- "Вершина", я Пятый, прошу связи, -- вызвал Синаев свой Центр и передал приметы и госномер автомашины "ВАЗ-2106", осуществлявшей параллельное наблюдение за фигурантом Каймаковым, обозначенным в оперативных документах псевдонимом Унылый. Служба наблюдения одиннадцатого отдела присвоила Каймакову псевдоним Кислый. Наблюдатели -- хорошие физиономисты, умеющие подмечать характерные черты внешности и определять доминирующие особенности личности. Но если бы сейчас Синаев или Сенченко заглянули в квартиру номер пятнадцать на четвертом этаже контролируемого ими дома, они бы не нашли в облике Каймакова ни кислоты, ни унылости. После двухсот граммов коньяка и сытной закуски непьющий Каймаков расслабился, терзающие его страхи и сомнения исчезли, и, глядя на исполняющую стриптиз Верку, он блаженно улыбался, хлопая в ладоши в такт негромкой музыке, льющейся из колонок проигрывателя. Сейчас он не видел выступающую вперед нижнюю челюсть, крупный плоский нос, огромный выпуклый лоб, и внешность девушки не казалась отталкивающей. Внимание сосредоточилось на другом: гладкой коже плеч, крепких правильной формы ногах, округлых бедрах. Как опытная стриптизерша, она оставила на себе две детали туалета и оттягивала миг, когда все покровы будут сброшены. Каймаков почувствовал себя так, будто в обеденный перерыв в закутке сектора статистики ничего не происходило. -- Давай скорей, снимай все! -- Он потянулся к девушке, но она отпрянула, и Каймаков чуть не упал с дивана. Верка сделала пируэт, приспустила на миг трусики, обнажив гладкие белые ягодицы, и вновь прикрыла их тканью. Приблизилась, пританцовывая, и, оттянув трусы на животе, пропела: -- Положи сколько не жалко, хоть десять штучек... Но Каймаков вместо денег запустил в открывшуюся щель руку, нащупав пальцами жесткие, коротко подстриженные волосы. -- А это долой! -- Верка ударила его по руке, ногтями оцарапав кожу. Каймаков ощутил раздражение. -- Ну хватит, хватит... Напевая и пританцовывая, Верка отступила на несколько шагов. "Рабочий вариант" для многих мужчин института, особенно после вечеринок и всяких междусобойчиков, когда алкоголь обостряет влечение и снижает требования к внешности избранницы, сейчас она чувствовала себя королевой, очаровательной и желанной. И хотела как можно дольше продлить это состояние, для чего следовало максимально отсрочить момент соития, после которого мужчины немедленно теряли к ней интерес, с брезгливостью смотрели, как она приводит одежду в порядок, и торопились уйти, категорически отвергая предложения "заняться любовью как люди" у нее дома. -- Иди сюда, зайка, -- сдерживая раздражение, сказал Каймаков. Блаженная улыбка исчезла, он искусственно поднимал углы рта, от чего щеки напряженно деревенели. Он знал: выпив, Верка любила выделываться, набивая себе цену. Сколько раз, прервав минет, она аккуратно заправляла все его хозяйство, застегивала "молнию" и сообщала: "На сегодня -- все! Если хочешь -- закончим у меня дома". Поскольку ценность Верки состояла в возможности быстрого облегчения в непосредственной близости от рабочего места и при минимальных затратах времени, перспектива тащиться через полгорода и канителиться весь вечер, а чего доброго, и всю ночь не могла прельстить его даже в состоянии крайнего возбуждения. Подавляя поднимающуюся злобу, он принимался уговаривать Верку, которая с важным и независимым видом курила длинную черную сигарету и время от времени отрицательно качала головой и говорила: "Не-а!" Все решала плоть -- если она не успокаивалась, Каймаков продолжал уговоры, фальшиво улыбался, называл ее "зайкой" и "рыбкой", иногда добивался своего, иногда терпение лопалось, и он уходил, хлопая дверью, и давал себе слово никогда не переступать порога будто пропахшей вульвой каморки. Если плоть, восприняв изменение обстановки, опадала, он спокойно говорил: "Как хочешь, зайка, пока" -- и выходил из комнаты с теми же обещаниями. Но через некоторое время Верка исправлялась, и все возвращалось на круги своя. -- Мы же у тебя дома, есть возможность раздеться и лечь в настоящую постель, как ты всегда хотела, -- ненатуральным медовым голосом убеждал Каймаков Верку, а про себя думал: "Почему я должен уговаривать эту суку? Послать ее подальше и поехать домой, что ли..." Не слушая его, Верка вертела бедрами, сладострастно извиваясь в эротическом, по ее представлению, танце. Потом стала исполнять канкан, высоко вскидывая то одну, то другую ногу. В комнате запахло спортзалом. "И чего я сюда приперся?" -- спросил себя Каймаков и внезапно все вспомнил. -- Где у тебя машинка? Мне надо кое-что написать. В это время Верка сбросила бюстгальтер и швырнула ему в лицо. Грудь у нее была хорошая, и Каймаков помягчел. -- Ну, работу можно и отложить... А сейчас... Воспользовавшись тем, что девушка находилась в пределах досягаемости. Каймаков наклонился вперед и вцепился в ажурные трусики. Верка отпрыгнула, раздался треск рвущейся материи и тонкий крик раненого зайца. -- Что ты наделал! Я за них тридцать тысяч заплатила! Слезы градом катились по некрасивому лицу, трусики теперь болтались на одном бедре, и Верка, быстро сдернув их, принялась изучать размер ущерба. -- Я их сейчас нарочно надела, чтоб красиво было, специально для тебя... А ты! Теперь в ее голосе слышалась неприкрытая злость. -- Да брось, зайка, чего ты. -- Каймаков жадно разглядывал голую Верку. Он впервые видел ее полностью обнаженной и должен был признать, что сейчас она здорово выигрывала. -- Тебе вообще нужно голой ходить, смотри, какая фигура! Можно скульптуру лепить! -- Да, умный, голой! Горбишь, горбишь, чтобы одеться прилично, а если каждый рвать будет... Фигурно выстриженный лобок приковал взгляд Каймакова. -- Я тебе другие трусы куплю, -- сказал он, сажая девушку рядом с собой на мягко просевший диван. -- Кончай плакать... Рука скользнула по гладкой коже, вновь ощутив пикантную колкость коротко подстриженных волос. Он попытался уложить ее на податливые подушки, но Верка резко вырвалась. -- Трусы он купит, -- пробурчала она, вытирая слезы. -- А дальше что? Ты знаешь, что у меня несворачиваемость крови? Каймаков опешил. -- При чем одно к другому? -- Да притом! -- Верка опять заплакала, тонко и жалобно подвывая. -- Ты меня сейчас... Верка не утруждала себя эвфемизмами и прямо назвала слово, обозначающее, что сделает с ней Каймаков на мягком уютном диване. -- ...И я забеременею. -- Она заплакала громче. -- А аборт мне делать нельзя, придется рожать... Ты всунул -- и в кусты, а я со своей девочкой на сорок пять тысяч нищенствовать буду! Верка зарыдала навзрыд. "К черту! -- Каймаков вскочил и стал быстро собираться. -- Она психбольная. Видно, на почве походного секса чокнулась... И чего я, идиот, к ней поперся! Надо быстро дергать к себе". Каймакову нельзя было идти домой: там его поджидал убийца. Но он об этом не знал. Не знал он, конечно, и о том, что на недавнем оперативном совещании в отделении подполковника госбезопасности Дронова его жизнь и поведение подверглись подробному анализу. -- Первый этап прошел без осложнений, -- докладывал ведущий разработку майор Межуев. -- Объектом манипулирует наш агент -- Мальвина. Кислый, ничего не подозревая, с интересом взялся за наши цифры, сам пришел к выводу об утечке мыломоющих средств, мысль о статье мы ему подбросили, но и здесь оказалось достаточным намека, он его подхватил и сделал довольно профессиональный газетный материал. С публикацией проблем не было, сейчас любые жареные факты заглатывают с аппетитом... Дронов поморщился, но ничего не сказал. Он был педантом и не терпел неслужебных терминов, но не настолько, чтобы перебивать инициативного сотрудника, успешно проводящего важную операцию. Да еще в присутствии генерала. -- Мы только чуть подтолкнули через свои каналы, чтобы сразу -- в печать. На Западе было труднее: из четырех газет сумели реализовать только в двух, но зато с комментариями. Дескать, не подтверждает ли пропажа мыла и порошка слухи о подземном оружии невиданной силы? Межуев заглянул в поспешно заполненный листок. -- Кстати, три часа назад "Немецкая волна" передала анализ сейсмических катастроф применительно к политической ситуации в пострадавших местностях. Они довольно недвусмысленно намекнули на их искусственный характер, а в подтверждение сослались на публикации нашего фигуранта, называя его "крупным российским социологом... ". Он бы радовался, если б услышал. -- Еще услышит, -- кивнул Верлинов. -- Только что пришла информация: Би-би-си готовит развернутый обзор с комментариями специалистов. В нем нашего друга называют доктором наук! Да, кстати... -- Генерал обратился к Дронову: -- Все агенты, успешно сработавшие по данному делу, должны быть поощрены. Подготовьте представление на списание соответствующих сумм. Особенно обоснуйте валютные траты. -- Продолжайте, товарищ майор, -- мягко сказал начальник одиннадцатого отдела. Он мог вызвать подчиненных к себе, но демократично пришел в кабинет Дронова, расположившись не на месте хозяина, а на стуле в торце стола, хотя тумба мешала вытянуть ноги и сидеть там было неудобно. -- На втором этапе операции мы должны были передать фигуранту некоторые материалы по "Сдвигу" и сориентировать его на быстрое их опубликование. Межуев рассказывал для начальника отдела и двух его спутников -- незнакомых людей с суровыми и решительными лицами. Один был похож на уволенного командира "Альфы" Карпенко, который не мог здесь находиться, во втором угадывался коллега, в звании не ниже генерал-майора. Начальника отдела "Т" Борисова Межуев никогда раньше не видел, но принадлежность к Системе и звание определил правильно. -- С целью психологической подготовки фигуранта ко второму этапу мы осуществили акцию воздействия, высказав от лица неконкретизированной преступной организации угрозу убийства. Межуев сделал паузу и оглядел присутствующих чуть виноватым взглядом. -- С этого момента в операцию вклинились очень подозрительные случайные факторы. Вопервых, на фигуранта кто-то совершил покушение, а он каким-то необъяснимым образом сумел его отразить. Естественно, фигуранта это напугало. Очень обеспокоился и наш агент. Мальвина требует, чтобы безопасность Кислого была гарантирована. Мы дали рекомендации, чтобы Кислый не ночевал дома. Они выполнены. Во-вторых, опередив нас в передаче материалов для второго этапа, к Кислому инициативно явился по газетной публикации некто Боруля. Он служил в подразделении "Сдвига", там получил травму, добивается компенсаций, но их не получает, а потому чувствует себя обиженным. Этот Боруля выложил Кислому все, что мы собирались ему сообщить. -- Из какой он части? -- перебил Верлинов. Вид у генерала был непривычно встревоженным. -- Вы проверили его? Межуев вспомнил, что на пленке было упоминание о части-прикрытии, но, заглянув в свои записи, этого номера не обнаружил. -- Проверить не успели, -- ответил майор, ощутив кожей, как похолодел взгляд Дронова. -- Мы устраним недоработки в ближайшее время, -- вмешался подполковник. -- Сделайте это немедленно! -- приказал Верлинов. -- И имейте в виду: на днях в Москву прибывает офицер ЦРУ Роберт Смит. Как раз в связи со "Сдвигом". Надо "подвести" к нему способного агента и напитать нужной нам информацией. То есть использовать его для "Расшифровки". Заявление правительства Соединенных Штатов -- это посерьезнее газетных публикаций. Так? -- Так точно, товарищ генерал! -- в один голос отозвались Дронов и Межуев. Энтузиазм оперативников не был наигранным. Подчиненные уважали Верлинова за профессионализм, который редко встречается у руководителей высокого уровня. А чтобы принципиально новая информация шла не снизу вверх, а наоборот... Такое встречается еще реже. Источник высокой осведомленности генерала был известен: служба электронного наблюдения одиннадцатого отдела осуществляла постоянный съем информации с терминалов органов внешней разведки, федеральной контрразведки, МВД, Минобороны, резиденту иностранных посольств и еще очень многих организаций и учреждений. -- Какие еще "случайные факторы"? -- спросил Верлинов. Карпенко и Борисов в ход совещания не вмешивались, но слушали внимательно и, насколько Межуев мог определить по бесстрастным лицам, заинтересованно. Межуев секунду помешкал. -- Кислый заходил к другу детства -- вору в законе Зонтикову. Потом, по его рекомендации, к Седому. А в то же время люди Седого перебили подручных Зонтикова. И наша седьмая бригада оказалась в той бойне... -- Значит, там погиб Якимов? -- перебил генерал. -- Кстати, деньги не нашлись? -- По нашим данным -- нет, -- ответил за подчиненного Дронов. -- Где сейчас Кислый? Межуев без запинки назвал адрес. Верлинов ценил компетентность сотрудников. -- Хорошо. Охрана должна быть внимательной. Не исключены еще покушения. Ориентируйте Мальвину на скорейшую реализацию второго этапа. И еще... Генерал ненадолго задумался. -- Насколько полезно расследование покушения на Кислого? Ведь можно поднять шум вокруг этого... Факт-то жареный: человек разоблачает преступление, а его пытаются убить... -- Да сейчас таких фактов! -- нарушил молчание Карпенко. -- И все же... Как мнение исполнителей? Дронов кашлянул. -- Мы пытались раскрутить это дело сразу же. Милиция отпихивалась как могла, я нажал через их министерство... Но вы же знаете -- все вязнет, как пуля в подушке... А сейчас, думаю, идти этим путем смысла нет. К тому же у них правило: нет пострадавшего -- нет и расследования. "; -- Раз нет смысла -- не надо. Но обеспечьте сохранность доказательств -- вдруг понадобятся... Верлинов улыбнулся. -- А насчет пострадавшего: это капитан ГРУ Василий Вертуховский, сорока одного года, из подотдела физических воздействий. Повернувшись к Карпенко и Борисову, начальник одиннадцатого отдела сказал: -- Засекретили все, на любых уровнях. А на бюрократии прокололись: лекари передали в медуправление акт вскрытия трупа по факсу, им это для статистики очень нужно. В последних словах генерала чувствовался явный сарказм. Но "прокалываться" на мелочах свойственно не только врачам секретного госпиталя. Заканчивая совещание, Верлинов не напомнил о необходимости тщательной проверки "инициативника" Борули. Но Межуев об этом и так помнил. Однако генерал не подчеркнул важности точного установления) номера его войсковой части. И майор начисто упустил из виду этот момент. Кровавой бойней у квартиры гражданина Зонтикова занимались несколько органов. Следствием -- районная прокуратура, раскрытием -- региональное управление по борьбе с организованной преступностью и местный уголовный розыск. Следователь прокуратуры был молод, тяготел к сфере бизнеса и не любил опасностей. Поэтому должностные возможности он использовал для содействия коммерсантам, представительства интересов предпринимателей в органах власти, "консультирования" при привлечении бизнесменов к ответственности, часто выступал ходатаем в налоговой инспекции. Все это приносило доход, несопоставимый с должностным окладом, и открывало широкие возможности в других сферах. Он ездил на новых автомобилях, переданных по доверенности и обслуживаемых специальными людьми, парился в сауне с коммерческими директорами, администраторами и менеджерами различных фирм, спал с поставляемыми ими девочками, вкусно ел на многочисленных званых обедах, приемах и презентациях, ремонтировал купленную недавно одним из акционерных обществ квартиру, ездил в престижные круизы, благодаря в мыслях родителей -- торговых работников, у которых хватило мудрости и дальновидности пропихнуть упитанного Вовочку Ланского на юрфак и определить его дальнейший жизненный путь. Путь этот был прям, ясен и определенен. Проявлять гибкость в работе, дружить с руководством, расширять полезные знакомства, крепить контакты с нужными людьми, уметь оказываться полезным и не стесняться просить об ответных услугах, уступках и одолжениях. Это сулило медленное, но верное продвижение по служебной лестнице и постоянное укрепление материального благополучия. Он уже взял в банке льготный кредит, и частная строительная фирма приступила к возведению дачи в ближнем Подмосковье. Потом можно будет продать ее за баксы и построить новую, а там подойдет время сменить квартиру на более комфортабельную. Словом, дел предстояло много. Должность давала ему ключ к благополучию и обеспечивала неприкосновенность, потому что ни милиция, ни контрразведка не имеют права "разрабатывать" прокурорского работника, а тем более вести следствие в отношении его. Угроза могла исходить только от вышестоящих прокурорских чинов, но те не располагали собственным оперативным аппаратом, а самое главное -- желанием подрывать свои же корни, связывающие с "землей" и исправно подающие наверх животворные соки. Некоторые коллеги Ланского, ведомые охотничьим азартом и старомодными представлениями о служебном долге, с утра до вечера копались в грязи, крови и человеческих испражнениях, жгли собственные нервы, портили желудки, получали зарплату продавца коммерческого киоска, угрозы от "заинтересованных лиц" и постоянные нахлобучки и выговоры от начальства, приобретали неврозы и сердечные заболевания, превращаясь к сорока годам в загнанных ломовых лошадей, не имеющих зачастую собственного угла. Их пример подтверждал убежденность Ланского в правильности избранного им пути и служил наукой другим: с каждым годом фанатиков следствия и надзора становилось в прокуратуре все меньше и меньше. Дело о явно бандитской разборке никаких дивидендов или полезных знакомств не сулило и могло принести только неприятности, если невзначай слишком глубоко копнешь. С другой стороны, за ним не стояло сколь-либо влиятельных сил, требующих обязательного раскрытия, как в случае с похищением дочери главы районной администрации. Это избавляло от необходимости будоражить те, другие, заинтересованные в анонимности силы, которые угадывались в почерке и масштабах происшедшего. Ланский добросовестно допросилсвидетелей: гражданина Зонтикова, которому ничего не было известно по причине отсутствия в момент перестрелки, членов милицейской спецгруппы, заставших уже финальную картину, воспроизведенную в протоколе осмотра места происшествия, двух соседей с третьего и четвертого этажей -- единственных, кто явился по восьми посланным повесткам, и, естественно, тоже ничего не знающих. Больше допрашивать было некого: семеро убитых не могли дать показания. Их тела исследовали судебно-медицинские эксперты, они написали акты о характере и локализации телесных повреждений и их причинной связи с наступившей смертью. Один эксперт -- дедушка пенсионного возраста -- с въедливостью, присущей судебным медикам старой закваски, позвонил следователю. -- Я посмотрел пули под микроскопом, -- дребезжащим голосом сообщил он. -- Они одного калибра и системы, но следы на них разные. Обратите на это внимание, когда будете назначать баллистику. Ланский вслух поблагодарил, а про себя выругал старика за то, что лезет не в свое дело. Но баллистическую экспертизу для страховки назначил. Криминалисты окончательно запутали картину происшедшего. "... пять извлеченных из трупов пуль выпущены из представленных на исследование пистолетов "ПМ" специального образца и имеют дополнительные следы, связанные с применением прибора "ПБС". Три пули выпущены из двух пистолетов "ПМ", не имеющих прибора "ПБС" и на экспертизу не представленных". Ланский собирался свести ситуацию к обоюдной перестрелке, в которой все участники оказались убитыми, а следовательно, привлекать к ответственности некого и можно прекращать дело с чистой совестью. Но раз были еще два "ствола", которые унесли с места происшествия... Впрочем, это не слишком огорчило следователя. Он сел за машинку и отстучал письмо начальнику УВД округа: "Прошу поручить подчиненным вам сотрудникам провести оперативно-розыскную работу с целью установления лиц, совершивших преступление..." Он знал: девяносто девять шансов из ста за то, что через месяц-полтора придет ответ: "Принятыми мерами розыска установить преступников не представилось возможным". Тогда он с чистой совестью приостановит расследование "до розыска преступников", а фактически -- навсегда, если, конечно, не произойдет чудо, которое в жизни хотя и редко, но случается. Отдельное поручение с резолюцией начальника УВД спустилось к начальнику уголовного розыска Котову. РУОП и так занималось работой по раскрытию преступления, входящего в его компетенцию. -- Эти четверо -- "торпеды" Седого, -- неторопливо рассказывал старший опер РУОП Диканский -- длинный двадцативосьмилетний парень с "набитыми" костяшками пальцев. -- Двое -- охранники Клыка. Федор -- его порученец. До поры до времени все понятно: на дело пошли трое, хлопнули двух охранников, при попытке войти в квартиру Федька двух положил, третий его добил, но сам получил две пули в спину. От кого? Непонятно. Диканский развернулся на стуле, вытянув ноги в проход. -- Четвертый не собирался участвовать в акции -- у него оружие без глушителя, но вошел в подъезд и сам получил пулю в лоб! От кого? Тоже непонятно. Для высоких людей требуется специальная мебель -- Диканский явно томился за столом. -- Ранений и следов рикошета меньше, чем выпущено пуль. Куда делась одна пуля? Опер внимательно разглядывал майора Котова. -- Это совсем простые вопросы, -- невозмутимо сказал тот. -- Там находились два сотрудника госбезопасности. Лишние пули -- из оружия. Исчезнувшая пуля -- в одном из них. Он убит. Диканский не сумел сдержать удивления. Руоповцы считают, что они профессиональнее уголовного розыска, и, когда убеждаются в обратном, переносят разочарование весьма болезненно. -- Откуда это известно?! -- Оперативная информация, -- небрежно бросил Котов. На самом деле завесу тайны ему приоткрыл командир группы немедленного реагирования. Сделано это было во время совместного распития водки и с условием соблюдения строжайшей секретности. Ответ Котова исключал дальнейшие расспросы: у сыщиков не принято интересоваться источниками оперативной информации и выдавать их. -- Вот оно что. -- Руоповец сразу стал проще. -- Я чувствовал: тут дело нечисто -- сразу три пэбээса! Какой же у них интерес? -- Может, казна? Общак-то пропал... Диканский пожал плечами. -- Давай займемся оружием, -- сказал Котов. -- Специальные пистолеты производит только Тула. И делают их не так много. Номера сточены... Разве что-эксперты прочтут... Диканский подумал. -- Ладно, отрабатывайте оружие. У нас сейчас о другом голова болит: как бы на похоронах воры и группировщики не начали мочить друг друга. Ответственность-то на РУОП -- это наш контингент... И общак проклятый ищем не хуже, чем они... Котов встал. -- Тогда будем обмениваться информацией. Они попрощались почти дружески. В квартире не раздавалось ни звука. Уличный фонарь светил в окно, стол и стулья отбрасывали на голую стену косые тени. В одной из них притаился человек. Он легко открыл замок отмычкой, бесшумно осмотрел санузел, кухню, заглянул в кладовку и занял наиболее выгодную позицию. Он мог ждать долго, пока не потребуется следующая доза. Но ему дали кайфа и с собой, потому он был спокоен. Ему дали и пистолет, который лежал рядом. Человек сидел и смотрел на входную дверь. Он ни о чем не думал, не волновался и не переживал. Человека послал Рваный. Он считал, что, если сомнения возникли, надо смывать их кровью. Этого штымпа следовало пришить сразу, как побили ребят и забрали кассу. А раз пропали Дурь и Скокарь, ждать больше нечего, разве что когда всех перебьют. Кто за ним стоит -- дело третье. Он варит кашу, значит, его и надо убирать. А дальше -- жизнь подскажет. Клык, конечно, согласился с неохотой, у них, видать, свои дела, но сказал: хотите -- ставьте на перо... Рваный этого захотел. Возле дома Верки Носовой никаких внешних изменений не происходило. По-прежнему неподвижно стояли "шестерка" на площадке для сушки белья и серая "Волга" возле мусорных баков. Но напряжение в обеих машинах заметно усилилось. Сенченко принял сообщение, что "Волги" с таким номером в природе не существует. То же самое узнал Синаев про номер "шестерки". Оба Центра приняли решение проверить подозрительные машины силами милиции. Два патрульных автомобиля с разных сторон подъехали к блочной пятиэтажке. Лейтенант и два сержанта подошли к "Волге". Сержант держал автомат на изготовку. -- Попрошу документы, -- постучал в боковое окно лейтенант. Через секунду он прочел в бордовой кожаной книжечке: майор Петров -- командир группы розыска Управления конвойной охраны внутренних войск. -- Все в порядке. -- Он вернул удостоверение и направился к коллегам, только что проверившим документы у экипажа "шестерки". -- Войсковики, группа розыска. А у вас что? -- Главк уголовного розыска МВД, -- ответил усталый капитан. -- Как бы они не перестреляли друг друга... -- Это их проблемы, -- пробурчал младший по званию. Милицейские автомобили уехали. Через несколько минут ожила рация в машине одиннадцатого отдела. -- У них прикрытие внутренних войск, -- сообщил дежурный. -- Соблюдайте осторожность. Высылаем ударную группу. Надо наконец выяснить, что это за птицы. Примерно такой же текст получила бригада Синаева. -- У них милицейское прикрытие. Сейчас прибудет первое отделение и заглянет под их "крышу". Будьте наготове. Из разных районов к дому Верки Носовой мчались машины с вооруженными, решительными и хорошо подготовленными бойцами. Глава девятая -- Для этого дела мне приказ не нужен. Тут совесть приказывает. И справедливость. Мы с Василием столько раз в переплетах бывали... Крупный, коротко стриженный мужчина одним махом проглотил полстакана водки и вяло занюхал хлебом. -- В Штатах, когда приговор по Бейцову исполняли... Он, сволочь, новейший истребитель угнал и припрятался там на военно-морской базе. Пэгэушники его достать не могли, у подразделения "Л" Второго главка -- осечка за осечкой... А Политбюро ждет и сам Генеральный интересуется... Ну, нас и направили... Мужчина еще плеснул по стаканам бесцветной сорокаградусной жидкости. У него было малоподвижное лицо и медленные движения, но двое сотрапезников, похожие на него, как близнецы, знали, что Карл умеет двигаться очень быстро, как, впрочем, и каждый из них. -- Помянем еще раз Василия Вертуховского. -- Карл поднял стакан, и все трое, не чокаясь, выпили. -- Ты закусывай! Голубовский сейчас совещание проводит, все начальство здесь, -- сказал Орлов. -- Еще попадешься кому-нибудь на глаза... Карл не обратил на эти слова никакого внимания. Вытерев рот тыльной стороной тяжелой ладони, он продолжал говорить больше для себя, медленно и невыразительно: -- Дело сделали, а уйти не можем: оцеплено все, тут и полиция, и ФБР, и контрразведка... Попрощались, пообещали, кто уцелеет, семьям помогать... -- И как вылезли? -- поинтересовался Орлов. О проведенных операциях сотрудники подотдела физических воздействий в обычном состоянии никогда не разговаривали. -- В титановой цистерне с окислителем ракетного топлива... -- Как так? Этот окислитель бетон проедает. Разольют при заправке, а через час в плите углубление будто выкрошили ломами... -- Мы часового нейтрализовали и со склада скафандры взяли, в которых реакторы осматривают. Они двадцать минут продержались, а когда потом снимать стали -- кусками разлезлись. Карл ударил кулаком по столу. -- Тогда уцелел, а сейчас эта сука его, как свинью, заколола! Вы как хотите, а я пойду! -- Несанкционированное воздействие считается преступлением, -- как можно мягче напомнил Орлов. Щека Карла дернулась. -- А мы большие законники, правда? Можно сказать, святые... -- Честно говоря, мне приходилось нарушать законы, -- грубым голосом сказал третий сидящий за столом человек. -- И многих государств, могу признаться... Он пристукнул стаканом по полированной столешнице. -- Но наши инструкции и приказы -- черта с два! Тут я действительно святой. Орлов кивнул. -- И я так считаю. -- Черт с вами, -- без обиды отозвался Карл. Допив литровую бутылку, они распрощались. Карл проводил взглядом идущих к выходу из базового корпуса коллег, а сам направился в зал экипировки. В помещении никого не было. Он отпер металлический шкаф со своей фамилией на приклеенной инвентарной бирке, перебрал лязгающее снаряжение, вытянул кевларовый пулезащитный жилет и привычно надел его под рубашку. Затем из внутреннего отделения извлек "МСП", переломил стволы и зарядил каждый длинным латунным цилиндром спецпатрона. Стволы с мягким щелчком стали на место, одновременно подскочил вверх флажок предохранителя. Он выключался большим пальцем, а второй -- автоматически, когда ладонь сжимала рукоятку. Оружие было малогабаритным, бесшумным, отличалось мощным боем и не выбрасывало гильз. Первый выстрел выводил цель из строя, второй являлся контрольным. Подбросив "МСП" на ладони. Карл отработанным движением сунул его в боковой карман пиджака. В это время на втором этаже базового корпуса оперативного отдела ГРУ проходило совещание по разбору происшедшего ЧП. -- Все сделали правильно, как обычно: подъезд проверили, обеспечили темноту. Василий зашел, мы ждем в машине, двигатель работает, -- бойко докладывал коротко стриженный человек, в котором сосед Каймакова Вовчик легко узнал бы одного из врачей "скорой помощи". На самом деле это был старший группы, руководивший провалившейся операцией. Когда он закончил, подполковник Голубовский спросил: -- Вертуховский был экипирован инфракрасными очками? Начальник подотдела физических воздействий Плеско отрицательно покачал головой. -- Почему? -- вопрос прозвучал угрожающе. "Врач" с фигурой борца шевельнулся. -- Исходя из конкретных условий и характеристик объекта... -- Как же ему с такими никудышными характеристиками удалось убить Вертуховского? -- Теперь в тоне подполковника слышалась откровенная угроза. Исполнители молчали. -- Ведь с самого начала было ясно, что Унылый -- подставная фигура, пешка, а играют против нас совсем другие люди, которых недооценивать нельзя... -- В подъезде, кроме Унылого, никаких людей не было, товарищ подполковник, -- твердо сказал "врач". -- Они сошлись один на один. За Василием -- внезапность и инициатива, у него огромный боевой опыт. Раз он погиб, значит, характеристики объекта даны неправильно! -- Конечно, -- приободрился Плеско и посмотрел на руководителя аналитической группы. -- Мы исходили из представленных нам параметров. -- Все учтено и просчитано на компьютере, -- возразил аналитик. -- Рост, вес, спортивные и боевые навыки, психологический статус, жизненный опыт, участие в экстремальных ситуациях -- всего около девяноста параметров. Общая оценка -- сорок баллов. Это значит: типичная жертва, реальной опасности не представляет. У Вертуховского, например, восемьсот пятьдесят... В небольшом, обставленном канцелярской мебелью кабинете наступила тяжелая тишина. -- Значит, все сделано правильно, все сработали хорошо? -- почти ласково спросил подполковник. И заорал: -- Почему же тогда нашего товарища убили?! Почему операцию провалили?! Я вас, умников, пальцем деланных, без пенсии повыгоняю! Угроза была серьезной, но, как хорошо понимал сам Голубовский, невыполнимой. Акция не санкционировалась на самом верху, там вообще таких санкций уже не дают, замнач ГРУ, конечно, одобрил, но устно... Так что в случае осложнений отвечать Голубовскому, он самый крайний. Значит, осложнений необходимо избегать, следовательно, обижать никого нельзя. Разве что попугать на будущее... -- Вы знаете, что в мире творится? Шум, гам из-за этого сраного мыла: газеты пишут, "голоса" всякие передают! И с намеками: военные за ним стоят... А к Унылому солдатик заявился обиженный и вывалил кучу всякого дерьма! Франц его взял, сейчас занимается... Иностранными именами награждали в оперативном отделе сотрудников экстра-класса. -- Так что с ним делать? -- встрепенулся Плеско. Голубовский уставился на него свинцовым взглядом. -- Посмотрите на календарь, майор! Какой сейчас год? Можно проводить акцию за акцией на территории своей страны? Да еще если они проваливаются? И, сделав паузу, добавил: -- Но обстоятельства складываются по-всякому, поэтому расслабляться нельзя! Плеско, низкорослый и щуплый, с бледным морщинистым лицом -- полная противоположность своим подчиненным, опасливо промолчал. Голубовский обвел присутствующих взглядом. -- Вы не упустили Унылого? -- Никак нет, товарищ подполковник, -- браво отозвался пу