к. -- Здорово вас учат! У меня на площадке бабка живет, матери-покойницы подруга. Она всегда дома и подглядывает, подслушивает, вредная карга! Через несколько минут, с большими предосторожностями впущенный в квартиру "карги", участковый беседовал на кухне с хозяйкой. -- Фроська тоже непутевая была, -- рассказывала высокая, высушенная годами старуха, часто моргая блеклыми, слезящимися глазами. -- Мы с ней рядом еще в деревне жили, а когда Москва пришла, снесли все -- совсем соседи стали. Когда мужа зарезали, она с рельс сошла: и пьянка, и мужики... И Васька рос непутевым, я же в школе работала, хоть не в его классе, да все знали... -- Жалобы на соседа есть? -- официально спросил лейтенант, прерывая поток воспоминаний. -- Да так он безвредный. -- Старуха пожала плечами. -- Только балбесы его на лестнице околачиваются, плюют, окурки бросают... -- Выгоним. -- Лейтенант сделал пометку в блокноте. Старуха схватила его за руку. -- Боже упаси! Пускай стоят! Сюда же никто чужой не идет! Весь соседний подъезд позассали, пьют с утра до вечера. А как квартиры грабят! А у нас все тихо. Пускай стоят! -- Ну раз так. -- Платонов вычеркнул пометку. -- Вы им только скажите, чтоб не плевали и не мусорили. -- Скажу. -- Участковый сделал еще одну пометку. Явно выраженная готовность оказать содействие размягчает не избалованных внимательным отношением граждан и делает их верными друзьями участкового, даже если реальное содействие и не оказано. -- Говорите, тихо у вас, а какая пальба была! -- приблизился к нужной теме лейтенант. -- Страх Господний! Я за дверью стояла, так чуть не оглохла, они совсем рядом бухали! Она всплеснула руками. -- Ты скажи, они мою дверь прострелят насквозь? Дверь была из железа, "четверки". -- Могут. Смотря из чего садить будут. -- А я, дура, не береглась, на нее надеялась... -- Чего же стояли, когда стрельба шла? Старуха вытерла слезящиеся глаза. -- Так в "глазок" смотрела. Дома-то скучно одной, я и смотрю. Как разведчица -- кто пришел, кто ушел. И вы сюда часто ходите, его проверяете, негодника. В тот день тоже были. Вначале незнакомый человек пришел, потом Федор, царствие ему небесное, туда-сюда бегал, потом три каких-то бугая с чемоданом, а уж потом вы подождали немного и Ваську увели, я уж думала -- насовсем. А потом стрелять начали, как в кино, только ничего непонятно -- кто, в кого, почему... В кино все видно, а здесь не разберешь! Вначале бандиты дверь открыли, тут как загрохочет, и они попадали, еще один подбежал -- тоже свалился... Потом приличный человек, но с пистолетом, в квартиру зашел, а милиция приехала и автоматом в него -- тык. Только он из госбезопасности оказался. -- Как вы узнали?! -- резко выдохнул лейтенант. -- А у него документы проверили. И фамилию называли. -- Не запомнили? -- почему-то шепотом спросил участковый. -- Так я ж все записываю! -- гордо сказала старуха. Платонов оторопел. Через несколько минут он держал толстую тетрадь, содержание которой привело бы в ужас Клыка и, безусловно, стоило жизни старухе. Аккуратным учительским почерком в ней описывались результаты наблюдения за соседней квартирой. Схематично давались приметы посетителей: отвратительная рожа, два бандита, верзила со шрамом. "Майор милиции Еремкин из уголовного розыска МВД, капитан госбезопасности Васильев", -- нашел он наконец то, что искал. -- Так их двое было? -- Говорю же: непонятно ничего. Раз две фамилии, значит, двое! Платонов пролистнул еще несколько страниц. Единственной фигурой, обозначаемой безошибочно, являлся он сам. "Приходил участковый, выходил, вернулся... Снова участковый, заходил три раза..." Неслужебные контакты с поднадзорным рецидивистом Зонтиковым задокументированы предельно точно. Несколько минут он размышлял, механически переписывая в свой блокнот фамилии интересующих Клыка людей. -- Вот что, бабушка, эту тетрадь я заберу. Дело тут государственное, секретное, спасибо, что помогли. Но рассказывать ни о чем никому не надо. И новых записей лучше не делать. Получив нужные фамилии. Клык явно обрадовался, хотя вида старался не подавать. Порученец засунул в карман мундира вторую пачку купюр. Платонов ждал этого и воспринял как должное. -- Как бы узнать про них подробней? -- Клык помахал листком с записями. Платонов помолчал. Одно дело -- опросить соседей на своем участке или попросить о небольшом одолжении сослуживца-эксперта, а другое -- устанавливать сотрудника МВД или госбезопасности. А вообще-то -- чего бояться? Многие на стороне подрабатывают: кто частную палатку охраняет, кто грузы сопровождает, кто с рэкетирами разбирается, да мало ли как еще... И ничего им не делается, хотя закон и приказы такой бизнес категорически запрещают. Но сейчас принцип простой: что урвал -- твое, кто не успел -- тот опоздал! И в карманах ощущалась приятная тяжесть -- за час работы тысяч триста отхватил! А что незаконного сделал? Да ничего. -- Про нашего попробую разузнать, -- наконец проговорил он. -- Про чекиста -- вряд ли. Похоже, Клык был уверен в его согласии. Он кивнул. -- Что сможешь. За нами не заржавеет. И неожиданно спросил: -- Как там бабка? Лишнего не болтает? "Сколько бы он отстегнул за ее тетрадку?" -- мелькнула подленькая мысль, и Платонова как жаром обдало. -- Что ей болтать, она одной ногой в могиле. Наоборот, хвалила: порядок в доме и все такое. Только просит не курить и не плевать. Участковый встал. -- С экспертом реши побыстрее, -- сказал Клык, и было непонятно -- просьба это или указание. На пустыре участковый сжег бабкину тетрадь. "Совсем обнаглел пес лагерный, -- возмущенно думал он. -- Решил, что я ему стучать буду! Соучастника нашел, сука! Надо его на расстоянии держать. А бабки пусть платит, если есть лишние..." Придя в отделение, он насел на эксперта и вырвал обещание немедленно разобраться с пальцами на кружке. Потом зашел к себе в кабинет, взял телефонный справочник МВД России, нашел номер секретариата Главка уголовного розыска. Через час пора забирать дочку из садика, да и пообедать он не успел, сосало под ложечкой, начинала болеть голова, мелькнула мысль отложить поручение на завтра... Но все же Платонов придвинул телефон и набрал номер. Продумывая обоснование причин своего интереса к сотруднику Главка, он подыскал совершенно невинное и очень правдоподобное объяснение. К нему, участковому инспектору Платонову, обратился человек, разыскивающий майора Еремкина из угрозыска МВД. Поскольку контакт мог быть важным как для гражданина, так и для оперативника, он решил помочь им встретиться. Гражданин вышел покурить и обещал скоро зайти. Если товарищ майор разрешит, он даст его телефон или сделает по-другому, как лучше для старшего коллеги. Версия была непроверяемой и неуязвимой: хороший опер знакомится каждый день с таким количеством людей, у него столько связей, прямых и опосредованных контактов по начатым, оконченным и продолжаемым делам, что ничего странного, если его кто-то разыскивает, нет. Совершенно естественно для разыскивающего обратиться в ближайшее или первое попавшееся отделение милиции к любому сотруднику. Платонов считался неплохим участковым. Но одно дело поквартирные обходы, документирование административных правонарушений, дознание по несложным делам, оформление алкоголиков в ЛТП, а совсем другое -- оперативная работа, о которой лейтенант имел только самое общее представление. И хотя версию он придумал обоснованную и добротную, она совершенно не подходила к вымышленному, не существующему в реальном мире лицу. Так шахматист-любитель, делая в матче с гроссмейстером отточенный и многократно апробированный в дворовых играх ход, попадает в ловушку, о существовании которой не только не подозревал, но даже не мог подозревать. Дилетанту не следует тягаться с профессионалами. Пытаясь на всякий случай обезопасить себя, лейтенант подумывал о том, чтобы назваться чужой фамилией, но по характерному сигналу понял, что телефон секретариата имеет автоматику и его номер зафиксировался в электронной памяти, а потому отказался от подобной мысли. -- Как я могу переговорить с майором Еремкиным? -- представившись, спросил он. -- Одну минуту. Такого сотрудника в ГУУР не было, но секретарь открыла спрятанную в сейф алфавитную книжку, между собой ее называли "списком мертвых душ", и нашла названную фамилию, против которой стояла фамилия подполковника Аркадьева. Все стало ясным, и она ответила в соответствии с инструкцией: -- Майор Еремкин недавно перевелся в другое подразделение. Позвоните подполковнику Аркадьеву, он вам поможет его найти. Одновременно женщина записала фамилию Платонова, высветившийся на зеленом табло номер телефона и время звонка. Ничего не подозревающий лейтенант соединился с Аркадьевым и изложил заготовленнную историю. -- Да, Еремкин предупреждал, что его могут искать, -- ответил подполковник. -- Он в командировке. Направьте этого человека ко мне, я сделаю все, что нужно. -- А когда он вернется? -- не удержался Платонов. -- Послезавтра. Ему нужно оформить коекакие бумаги и забрать свои вещи, поэтому целый день он будет на этом телефоне. Можете ему позвонить. И спасибо за помощь. Удовлетворенный Платонов положил трубку. Придется повторить попытку с какой-нибудь другой правдоподобной историей. Его не насторожило, что разыскиваемый майор предупредил коллегу о несуществующем человеке. Не обратил он внимания и на то, что Аркадьев, пригласив звонить послезавтра, не поинтересовался, какая в том нужда, и не предложил своей помощи. Впрочем, если бы Платонов что-то и заподозрил, это дела не меняло. Судьба лейтенанта была предрешена. Заглянув в свою книжку, отвечающий за связь с госбезопасностью Аркадьев определил, кому принадлежит документ прикрытия, выданный на имя Еремкина, и набрал номер капитана Васильева, но того на месте не оказалось. Тогда он позвонил начальнику отдела Дронову и подробно рассказал о происшедшем. Дронов немедленно отдал необходимые команды, и машина обеспечения конспирации сотрудников госбезопасности раскрутилась на полную мощность. Майор Межуев вначале оформил прописку гражданина Клячкина В. В, по адресу конспиративной квартиры на проспекте Мира, а затем занялся уничтожением следов судимости Асмодея. Лучше бы он действовал в обратной последовательности, потому что за десять минут до того, как начальник отдела информационного центра убрал из картотеки карточку Клячкина и стер соответствующую запись в памяти компьютера, дежурный сотрудник ИЦ провел поиск по факсограмме пальцевых отпечатков, поступивших из тридцать второго отделения, и дал развернутый ответ об их владельце. Лейтенант Платонов сбегал в ближайший коммерческий киоск и купил эксперту две литровые бутылки абсолютно чистой и недорогой голландской водки "Сильвестр". Сам он пить отказался, и довольный эксперт сунул водку в портфель, так как через два дня у его жены наступал день рождения. Платонова время поджимало: когда начинали забирать других детей, Настя пугалась, что за ней не придут вообще, нервничала, капризничала и плакала. Она была впечатлительным ребенком, потому родители старались уводить ее из садика в числе первых. Сегодня жена пошла к гинекологу: задержка, как бы не пришлось делать аборт, она очень боялась, и Платонов тоже переживал. Насколько затянется визит к врачу, неизвестно, там всегда очереди, поэтому девочка на нем: забрать, покормить, погулять, развлечь. Но хотелось успеть сделать еще одно дело... Платонов выпросил у дежурного машину, подъехал к дому поднадзорного Зонтикова, быстро взбежал на пятый этаж, грозно сказал охранникам: "Смотрите мне, не курить и не мусорить", -- специально для бывшей учительницы, отдал Клыку записку эксперта, рассказал о звонке в МВД и пообещал послезавтра прояснить все окончательно. Гражданин Зонтиков был доволен, по его знаку порученец вдвое увеличил денежную стопку, которую с умелой деликатностью засунул в боковой карман мундира. Предыдущие поступления Платонов устроил во внутренних карманах. Выходя, участковый подумал о бабке за стальной дверью -- как бы опять не стала записывать, может, лучше сказать... Но тут же отогнал эту мысль, решив, что сам переговорит со старухой. Веселый от того, что все складывается так удачно, лейтенант сбежал по лестнице, прыгнул в машину и ровно в пять подкатил к детскому саду. Он оказался первым родителем. Настя сияла, целовала его и гладила по голове, растроганный водитель за счет своего обеденного времени довез их до дома. Пересчитав деньги, Платонов узнал, что заработал за один день пятьсот тысяч. Всего за последнюю неделю он получил от Клыка восемьсот пятьдесят. Можно купить цветной телевизор, справить обновки девчонкам. И даже... Если иметь такой приработок, то можно завести второго ребенка, избавив Наталью от мучительной процедуры! Но жена вернулась обрадованной: проблема разрешилась сама собой, даже к врачу не пришлось идти. Столь удачный день следовало отметить. Платонов побежал за шампанским, ликером и хорошей закуской. Клык позвонил Рваному. -- Где Дурь со Скокарем? -- спросил он, разглаживая нетерпеливо подрагивающими пальцами клочок бумажки с установочными данными фуфлыжника, посягнувшего на святое святых -- казну братвы. -- По своему делу поехали, к свидетелям. Должны уже быть, да что-то задерживаются. Рваный прикрыл трубку ладонью и одними губами обозначил имя собеседника сидящему в комнате человеку. -- Как появятся -- ко мне! -- приказал Клык. Рваный положил трубку. -- Все командует? -- спросил гость. -- Недолго ему осталось... Гостем был Змей. Отношение к Змею в мире воровских авторитетов сложилось различное. Многие не признавали, что он "в законе", а те, кто не оспаривал правильности решения принявшей его сходки, старались близко не сдруживаться и имели с ним дело только в случае необходимости. Даже кличка вызывала опасение: с одной стороны, она означала хитрость и мудрость, а с другой -- на зонах так зовут коварного и подлого зека. -- Скоро ему конец, -- продолжал Змей. -- "Таганцы" на него зуб заимели, да и Седой не простит... Опять же -- общак потерял, на первой крупной сходке обязательно по ушам дадут и на пику посадят! Рваный молчал. По рангу Змей равен Клыку, по авторитету -- чуть поменьше, но и пахану последние события власти не добавляют. -- Он уже мертвый. Кому его Законы нужны? Сам не живет и другим не дает! Это было чистой правдой. Аскетизм пахана не нравился многим, но выступать против него не рисковали. Угрюмый недавно попробовал, и уже весь блатной мир обсуждал его ужасный конец. К тому же в зонах имя Клыка имело большой вес. А каждый блатной или приблатненный знает, что рано или поздно может попасть за проволоку и тогда, в случае чего, спросят с него на всю катушку. -- Седой обещал на его место тебя поставить. Теперь можно без сходки обойтись. И дела вести по-другому... На хера нам эти скоки, гоп-стопы, мокрухи? Будем валюту менять, банки держать, игральные автоматы... Бизнесом заниматься куда выгодней, и никто на тебя не жалуется, менты не давят... -- У меня на это ку-ку не хватит. -- Рваный постучал себя по мощной лобной кости. -- Я всю жизнь по карманам работал да по квартирам. -- Они научат! -- успокоил Змей. -- Ничего хитрого нет, у меня один жулик уже навострился валюту менять... -- И что надо? -- спросил Рваный после некоторого раздумья. В конце концов, Клык ему не отец и не мать. И так за него на толковище мазу тянул, вполне мог башку потерять. А жизнь так устроена -- каждый за себя. Змей одобрительно похлопал его по руке, будто жаба прикоснулась. -- Все расскажем, когда время придет. А пока отдыхай да держись от него подальше. На всякий случай... Глава пятнадцатая Асмодей был доволен собой. Он не дал чекисту себя напоить, лишнего не болтал, держался достойно и просьбы выдвинул серьезные. Пусть знают: Асмодей не за бабки работает, не дешевка какая-нибудь... Это очень важно. Когда агент деньгами не интересуется, к нему следует другие подходы искать, уступок больше делать. А то кинут "хрусты", и готово: закрой пасть, виляй хвостом, служи! И еще одна причина для довольства: с Иркой все получилось отлично! Первый раз, правда, быстро разрядился, как только дотронулся, но она молодец, высокий класс, на сегодня опять пригласил. Если придет, конечно. Она ведь по указке майора работает. Но он ее подкормил, не обидел, значит, и свой интерес должна иметь... Асмодей с удовольствием побрился "Жиллеттом", протер лицо терпким, щиплющим раздраженную кожу французским одеколоном. Пожарил яичницу с гренками, всыпал в чашку ложку растворимого кофе, смешал с сахаром, капнул воды, взбил густую массу добела. Когда залил ее кипятком, поднялась желтоватая пенка. Такие завтраки он готовил еще до женитьбы. Да и после... Ольга к хозяйству особой любви не испытывала. К дрючеву -- другое дело, тут хоть с утра до вечера и всю ночь, как хочешь, куда хочешь -- пожалуйста, отказа не будет, только полное понимание и содействие. Зеркало против дивана повесила, а второе в постель брала, устанавливала старательно, чтобы видеть, как там плоть в плоть заходит. Все это он в зоне вспоминал, когда гусю шею точил -- здорово помогало. Только этим помощь женушки и ограничилась. Как он о длительной свиданке мечтал -- трех днях вкусной жратвы и Гусю шею точить -- заниматься онанизмом. круглосуточного сладостного харева! И руках, ногах, губах ее -- любил ведь суку! Ни разу не приехала, ни одной дачки не принесла. По зоновским меркам -- подлянка серьезная, многие в побег уходили, чтобы разобраться, на запретке падали с пулей в башке, на колючке повисали... У кого-то получалось -- возвращались с новой статьей уже на строгий режим. Он ведь ей "капусты" много оставил -- и "деревянных", и "зеленых", и рыжевья... Все мало, даже хату продала и хвост винтом завернула, как последняя шалава. Ищи-свищи, дорогой муженек! А ведь через Валентина Сергеевича вполне можно и найти! От этой мысли Клячкин замер с приоткрытым ртом. Вполне! И спросить: "Что же ты, прошмандовка, так по-черному мужа кинула? Разве мало с него имела? Или не из-за тебя он сел?" И маслину в лобешник! Клячкин не собирался мстить. Но сейчас испытал острое желание увидеть страх в красивых распутных глазах бывшей жены. Завтрак оказался скомканным. Вымыв посуду, Клячкин сел к столу, положил на лист бумаги пятидесятитысячную купюру и несколько раз обвел карандашом. Вырезав получившиеся прямоугольники, тщательно сложил их и спрятал в карман. Затем прошел в спальню, где смятые простыни напомнили об Ирине. Захотелось, чтобы девушка была рядом. Набрать жратвы, выпивки, запереться дней на пять... "Как на длительном свидании", -- мрачно подумал он. Сумка с деньгами была самым уязвимым местом. Именно из-за нее он не позволил себе напиться и плохо спал ночью, крепко прижимая Ирину и просыпаясь, когда она пыталась высвободиться. Носить ее с собой нельзя, оставлять здесь -- тем более. Внезапно в Клячкине пробудился Таракан. Он выскользнул из квартиры, поднялся без лифта на последний этаж, гвоздем открыл навесной замок и оказался на чердаке. Сильно пахло пылью, из слуховых окошек струился рассеянный свет, слабо освещая огромное помещение, тут и там перегороженное дымоходами, вентиляционными каналами, трубами и задвижками отопительной системы. Здесь можно было спрятать что угодно: пулемет, расчлененный труп, чемодан с наркотиками. Правда, Фарт, Адвокат или Асмодей вряд ли сумели бы найти подходящие места, зато Таракан справился с задачей без труда. Через час Клячкин вышел со станции метро "Лубянка" и зашел в "Детский мир". В отделе детского творчества он набил опустевшую сумку десятками пачек хрусткой, чуть розоватой бумагиВ подвальчике на Неглинной располагалась переплетная мастерская, здесь бумагу нарезали по размеру прямоугольных шаблонов. Клячкин пояснил, что на симпатичных розовых листочках золотом будут отпечатаны билеты в новое казино. -- Ну их к черту, эти казино, -- в сердцах сказал старый переплетчик. -- Племяннику в "Медведе" гранатой ногу оторвало. Поиграл... С черными там чего-то не поделили. Клячкин охотно поддержал тему о засилье кавказцев в Москве. За время беседы переплетчик, для удобства переноски, спрессовал розовые прямоугольники в плотные блоки и перехватил бечевой. Получилось очень аккуратно и компактно. Поблагодарив и расплатившись, Клячкин ушел. -- Смотри, чтоб никто в сумку не заглянул, -- напутствовал его переплетчик. -- Подумают -- деньги и дадут по башке. Уж больно похоже... На Кузнецком мосту, у метро, находился хозяйственный магазин, здесь Клячкин купил сотню полиэтиленовых пакетов и прибор "Молния" для электрической сварки пластика. Оставалось сделать еще одно дело. Он нырнул под прозрачную полусферу телефона-автомата, набрал номер. -- Вас слушает автоответчик, после короткого сигнала оставьте ваше сообщение, -- раздался в трубке незнакомый голос. -- Привет, Металлист, это Фарт, -- вальяжно проговорил Клячкин. -- Я на пару дней заскочил в Москву, есть к тебе дело. Времени мало, поэтому приеду прямо сейчас. Пока. Он положил трубку. Металлист отличался крайней осторожностью, никогда не открывал дверь без предварительного звонка и даже на автоответчик записал чужой голос. Впрочем, по нынешним временам это невредно. Тем более при его профессии. Металлист жил в Китайском проезде, неподалеку от Москворецкой набережной. На обшарпанном фасаде старого четырехэтажного дома выделялись новые переплеты рам и узорчатые решетки его квартиры. Он давно собирался сделать капитальный ремонт и раз сумел исполнить задуманное, значит, дела идут хорошо. Первый этаж занимала какая-то фирма, она захватила подъезд, поэтому пришлось обходить здание через тесный, загроможденный строительным хламом двор, протискиваться между заляпанными побелкой козлами и бочками с краской. По широкой, со стертыми каменными ступенями лестнице Клячкин поднялся на третий этаж и позвонил у стальной, задрапированной деревянными планками двери. Раз, второй, третий... -- Кто здесь? -- раздалось наконец из динамика переговорного устройства. -- Металлист, открывай! -- нетерпеливо сказал Клячкин. После томительной паузы где-то в глубине защелкали запоры, послышался скрип тяжело отворяющейся двери, и вновь наступила тишина -- Клячкина внимательно рассматривали в "глазок". "Японский, -- отметил Клячкин. -- Обзор -- сто восемьдесят градусов". Очевидно, Металлист не нашел ничего подозрительного, потому что замки щелкнули совсем рядом, повернулась ручка, извлекающая запирающие стержни из дверной колоды, и обшитый деревом стальной лист распахнулся наружу в полном соответствии с требованиями безопасности. -- Здорово, Фарт, откуда ты взялся? Быстро заходи, -- скороговоркой выпалил невысокий, с тонкими чертами лица человек в изящных очках с тонированными стеклами. Клячкин прошел сквозь армированный сталью тамбур. Металлист тщательно запер двери -- внешнюю и внутреннюю -- тоже стальную, обитую планкой изнутри. Что-то коснулось бедра, Клячкин опустил голову. Громадный ротвейлер с красными глазами настойчиво обнюхивал его, чуть приоткрыв клыкастую пасть. Второй такой же зверь стоял неподалеку в позе готовности к атаке. -- Убери псов, -- сдавленно сказал Клячкин. -- Не бойся, -- усмехнулся Металлист. -- Главное -- не делай резких движений и не пытайся меня обидеть. Разорвут в клочья, ахнуть не успеешь! Чувствовалось, что он не шутил. Из просторной высокой прихожей они прошли в кухню. Клячкин заметил, что дверь в комнату тоже сделана из стали. Такого он никогда еще не видел. Ротвейлеры шли следом. -- Тебе что, отстреляться не из чего? Зачем столько дверей нагородил? Металлист не обратил внимания на его слова. -- Выпить хочешь? Клячкин прислушался к себе. -- Пожалуй. Вермута со льдом и лимоном. Или хорошей водки с маринованным огурчиком. И какой-нибудь бутерброд не помешает... -- А девочку? -- подмигнул Металлист. Он был похож на научного сотрудника, художника или поэта. И кухня обставлена с фантазией и вкусом. Услышав шаги, Клячкин повернулся. -- Здрасьте. На пороге стояла симпатичная девушка с подносом в руках. Поднос был уставлен бутылками. Но Клячкин не смотрел на выбор спиртного -- только на девушку. На ней были красные туфли на "шпильках", красные бусы и черные колготки, надетые прямо на голое тело, так что волосы лобка кое-где вытарчивали сквозь нейлон. Металлист всегда любил эффекты. Когда он занимался валютой, то, оттягиваясь вечером в кабаке, засовывал червонцы в золоченые раструбы саксофонов. А наряд! Зеленый велюровый пиджак, кирпичного цвета рубашка, ярко-красный галстук, желтые мокасины и замшевые в мелкий рубчик штаны. Завершала картину крохотная кожаная кепочка ярко-желтого цвета. Суровость и конспиративность нынешнего бизнеса, очевидно, компенсировалась домашними эффектами. Но ему всегда нужны были зрители. Хотя бы один зритель. -- Хорошая заготовка, -- похвалил Клячкин. -- Ну-ка, милая, пройдись... Целая ночь общения с Ириной сделала свое дело: голос его звучал уверенно и чуть снисходительно, ни дрожи, ни хриплости. Девушка поставила поднос на стол. Конической формы груди упруго качнулись. У нее была не слишком выраженная талия, сглаженная линия бедер, "шпильки" выгодно удлиняли крепкие ноги. Клячкин вспомнил пыльный просторный чердак со спрятанным в разных местах, но уязвимо-бесхозным богатством, и мысли переключились с опасного курса. -- У меня к тебе дело. -- Дела подождут. Лариса обожает групповуху. Девушка улыбнулась. Похоже, Металлист не шутил и в этот раз. -- Такие партнеры меня не вдохновляют. -- Клячкин указал на ротвейлеров. Псы сидели в двух метрах сзади и не сводили с него глаз. -- Нужна железка. Металлист прищурился. -- Откуда ты свалился? И сразу -- быка за рога... Так дела разве делают? Клячкин хотел ответить, да запнулся и посмотрел на девушку. -- Лара, подожди меня в спальне. Девушка скривила губы и вышла. -- Ты знаешь, что я оттянул четыре года. Сейчас вошел в серьезный бизнес, нужен ствол. Сколько лет мы с тобой знакомы? То-то! Зачем же ходить вокруг да около? Металлист плеснул в два стакана виски, чокнулся, выпил. -- Какие параметры тебя интересуют? Размеры, вес, условия применения? Я посоветую, что выбрать. -- Я и так знаю. "Вальтер ППК", семь шестьдесят пять. -- Ты меня успокоил. -- ?! -- Подставной не просит конкретную модель. -- Ты шизанулся? -- Клячкин испытующе посмотрел на собеседника. -- Жизнь изменилась. Ничего не поймешь. Кто угодно может подлянку сделать. Ну да насчет тебя я пошутил. -- Правда? А непохоже. -- Я всегда непохоже шучу. Сам понимаешь, дома ничего не держу. Зайдешь завтра. -- Правильно. Твои друзья дадут мне по башке и заберут деньги. -- Это ты шизанулся! -- Нет, просто тоже пошутил. Завтра я уезжаю. Металлист задумался. -- Кажется, я еще не отдал одну штучку... Знаешь, сколько стоит? -- "Макар" -- "лимон". -- Сравнил! Полтора... -- С "маслятами". -- Шутишь? Это большой дефицит. Пятьдесят за каждый. А в счет полутора дам хорошую кобуру. Клячкин молчал. -- ...И гранату. -- Зачем мне граната? -- "РГД-5" -- отличная вещь! Бросишь в окно машины и стой спокойно рядом -- ничего тебе не сделается. А как здорово на психику действует! Только покажи -- любая "крутизна" отскочит. -- Уговорил. -- Сколько "маслят"? -- Металлист деловито и привычно уточнял детали сделки. -- А запасная обойма есть? -- Размечтался. -- Тогда семь. -- Хватит? -- Мне не воевать. -- Ладно. -- Металлист встал. -- Для порядка -- покажи деньги. С тебя один восемьсот пятьдесят. Клячкин усмехнулся и извлек из внутреннего кармана стопку банкнот. Металлист кивнул и вышел. Псы остались и, как показалось Клячкину, стали еще внимательнее. Он хотел немного выпить, но не рискнул делать лишние движения. Из глубины квартиры доносились какие-то звуки -- будто двигали мебель. Потом наступила тишина, в которой отчетливо слышалось тяжелое дыхание ротвейлеров. -- Заждался? -- Металлист появился совершенно бесшумно. -- Вот твои железки... На стол, между стаканом и подносом, легли изящный вороненый пистолет и округлая, напомнившая Клячкину плод киви граната. Из кожаной, опутанной ремнями кобуры Металлист высыпал блестящие латунные цилиндрики, заканчивающиеся белыми головками пуль. -- Раз, два, три... Семь! Все, что заказывали. Прошу. Клячкин вынул из стопки три банкноты, остальные положил на поднос. -- Считай. Шевеля губами. Металлист сноровисто перебрал купюры. -- Тридцать семь... Все правильно. Только... Где ты их получал? -- А где ты получал эти штуки? Металлист пожал плечами. -- Ладно, замнем... Пользоваться умеешь? -- Напомни. -- Клячкину не понравилась любознательность оружейника. -- Значит, так, тебе в соревнованиях не участвовать, на дуэль не выходить. Потому запомни: главное -- успеть его достать и выстрелить. Отсюда обязательные правила: всегда держи патрон в стволе -- это раз. И второе -- перед заварухой он должен быть в кармане. Когда видишь, что пахнет жареным, не жди... Сдвинул предохранитель, вынул -- и нажимай крючок. Расстояние должно быть небольшим -- два-три метра, целься в корпус -- тогда не промажешь. Бой здесь резкий и сильный, одной пули вполне достаточно, поэтому не повторяйся, переноси огонь. За три секунды можно уложить семерых. Недавно в мотеле на Можайке... Металлист прикусил язык. -- С гранатой еще проще. Эти проволочки свел вместе и вытаскивай кольцо. А рычаг держи! Отпустил -- запал загорелся, и через четыре секунды -- взрыв! Лучше, если в тот момент она не будет у тебя в руках. Он говорил очень доходчиво, и Клячкин подумал: "Сколько подобных инструктажей провел он за свою жизнь? И как они аукнулись в десятимиллионном городе?" -- А вообще-то она совершенно безопасна, не то что "лимонка". Можно в соседнюю комнату кидать! Так же сноровисто, как считал деньги. Металлист снарядил обойму, ловко передернул затвор, щелкнул предохранителем. -- Владей! Немного театрально он протянул пистолет Клячкину. Оружие удобно легло в руку. Пластмассовый треугольник внизу магазина, оказывается, удлинял короткую рукоятку. Пистолет сидел как влитой. Удивляясь продуманности конструкции, Клячкин любовался грозной игрушкой. -- Знаешь, почему я про деньги спросил? -- внезапно заговорил Металлист. -- У Юго-Западной группировки вертанули общак. Они всех предупредили -- осторожней с пятидесятиштучными купюрами... Москва на ушах стоит! Я вообще-то их на баксы меняю, но сейчас не сунешься... -- Не боись. -- Клячкин постарался, чтобы голос звучал обыденно, равнодушно. -- Эти из дагестанского банка, получены позавчера. -- Сам понимаешь, при моем бизнесе ссориться с ними нельзя. -- В голосе Металлиста звучала озабоченность. Клячкин выключил предохранитель, глянул на собак. -- Говоришь, за три секунды семерых? А как ты страхуешься в момент передачи? -- Лара! -- позвал Металлист и, глядя через плечо Клячкина, улыбнулся. -- Обернись! Но очень медленно. Металлист не только любил эффекты, но и умел мастерски их организовывать. Для устойчивости широко расставленных ног девушка сняла туфли. Двумя руками она держала огромный пистолет, нацеленный в спину Клячкина. Такое он видел в крутых боевиках. -- Думал, она только трахаться может? Лара -- мой компаньон. А стрелять я ее выучил хорошо... Металлист был явно доволен произведенным впечатлением. Он улыбался. Клячкин перещелкнул предохранитель на место. -- А ты очень впечатлителен. Неужели подумал, что я могу тебя замочить? -- Нет. Но порядок есть порядок. -- Металлист улыбнулся еще шире. -- Страховка должна быть всегда. Улыбка исчезла. -- И еще один бесплатный совет. Пока не наловчишься вынимать его из кобуры -- носи в кармане. Или в сумке, под рукой. Спускаясь по каменной лестнице, Клячкин подумал, что и железные двери, и ротвейлеры, и страхующая Лара с огромной пушкой не помогут Металлисту, если его всерьез захотят списать. Подъезд и захламленный двор -- самое подходящее для этого место. Металлист тоже не обольщался насчет собственной безопасности. Связи и уважение в определенных кругах защищали надежней, чем запоры, свирепые псы и оружие. Значит, не надо ссориться с группировками и делать вид, будто их проблемы тебя не интересуют. Он набрал нужный номер телефона. -- Только что у меня был парень с двумя "лимонами" по полтиннику. Бумажки новые, хрустят. Фарт когда-то занимался валютой, потом сидел. Клячкин... Эвакуатор номер двадцать пять функционировал исправно, только перекосилась крышка щитка управления лифтом. В критической ситуации оперативник мог потерять из-за этого решающие минуты. Капитан Васильев сделал соответствующую запись в журнале обхода и прикинул свой дальнейший путь. Следующий эвакуатор находился в полутора километрах по прямой. Если подниматься наверх, придется возвращаться назад, петлять и проделать втрое больший путь. Васильев решил двигаться под землей. По инструкции в этом случае следовало приготовить специальное снаряжение. Ввиду простоты и непродолжительности маршрута Васильев решил было не затеваться с лишними предосторожностями, но потом вспомнил, что именно пренебрежение инструкцией стоило жизни его напарнику, и изменил решение. В каждом эвакуаторе имелся специальный подземный комплект. Васильев надел тонкий прорезиненный комбинезон, не пропускающий влаги, каску с фонарем, еще один фонарь сунул в сумку, повесил на пояс нож, газоанализатор, прихватил комплект для отпугивания крыс. Газоспасатель все же решил не брать, дав себе страшную клятву не сходить с маршрута и не соваться в катакомбы. Эвакуатор номер двадцать пять выходил не в туннель метро, а в бетонный коридор с линиями правительственной связи. В принципе здесь должны были функционировать вентиляция и периодически проверяться состав воздуха. Некоторые эвакуаторы выходили в штольни старой Москвы, но передвигаться по ним разрешалось только в случае самой крайней и настоятельной необходимости с соблюдением мер повышенной предосторожности. Захлопнув за собой дверь шахты, Васильев оказался в кромешной темноте. Когда вспыхнула лампочка, желтый рассеянный свет выхватил бетонные плиты, которыми был облицован узкий, менее двух метров шириной, коридор, уходящий в бесконечность. Капитан отправил наверх лифт. В следующей точке предстояло оставить снаряжение и сделать запись об этом в журнале, чтобы ремонтная бригада водворила все на место. Раньше подобные перемещения осуществлялись очень четко. Сейчас Васильев не был уверен, что такое положение сохранилось. Коридор был сухим, пол -- ровным. Васильев шел, почти не сгибаясь. Слева вдоль стены тянулись несколько десятков бронированных, экранированных и в простой свинцовой оплетке кабелей, пучки разноцветных жил и разномастные по толщине и фактуре провода. Дышалось легко, ощущался даже легкий ток свежего воздуха -- вентиляция работала исправно. И все же назвать подземный переход прогулкой Васильев бы не решился. Бесконечная чернота сзади, в которой дробились и множились звуки шагов, нервировала, все время хотелось оглянуться: не подкрадывается ли кто со спины. И впереди непроглядный мрак. Кто или что поджидает там непрошеного гостя? И хочется непрерывно светить под ноги, потому что не оставляет глупая мысль о возможности в любой момент провалиться в преисподнюю. А крысы! Бр-рр... Капитан нажал клавишу небольшой коробочки, и акустическая система испустила ультразвуковой свист, отпугивающий громадных грызунов. Васильеву были неприятны злые, размером с собаку, твари, но ему приходилось встречаться с ними, одну он сумел подстрелить. У многих же коллег они вызывали просто первобытный ужас. Тот же Семен Григорьев из-за них никогда не спускается под землю, а уж какой лихой и рисковый парень! Несколько лет назад сведения о мутантах просочились наверх, в Москве чуть не началась паника. Специально проведенной пропагандистской кампанией удалось убедить людей, что в основе слухов -- обычная газетная "утка", мистификация охочих до розыгрышей журналистов. Труднее всего было убедить в этом машиниста, своими глазами видевшего разрезанную поездом крысу величиной с поросенка! По инструкции систему отпугивания следовало включать в условиях реальной возможности встречи с мутантами, но все, кто ходит под землей, предпочитают сажать батарейки, лишь бы не увидеть чудовищную тварь. Под ногами захлюпала вода: пятидесятиметровый отрезок коридора оказался подтопленным. Раньше это явилось бы чрезвычайным происшествием, причину немедленно бы обнаружили и устранили, туннель осушили. Сейчас двухсантиметровый слой воды в системе секретных коммуникаций считается мелочью... "Скоро все придет в упадок", -- подумал Васильев. Он смотрел под ноги, на черную, отражающую свет фонаря поверхность, и отвлекся от того, что находилось на высоте его роста. Внезапно что-то живое ворохнулось перед лицом, он резко остановился и вскинул голову, чувствуя, как шевельнулись волосы на затылке и ледяная дрожь облила загривок и ямку между лопатками. В следующий миг он шарахнулся назад. От невысокого потолка сантиметров на сорок вниз коридор был заплетен паутиной. Или это тонкая бечевка, образующая правильный геометрический узор? Нет, ни одно живое существо не способно так искусно заплести бечеву. Только паук, выпускающий жидкие, затвердевающие на воздухе нити из собственного тела и руководимый вековыми инстинктами, природа которых не разгадана до сих пор. Но какого же размера должен быть этот зверь! Лучом фонаря капитан тщательно обшарил бетонные плиты потолка и стен. Ствол пистолета следовал синхронно с желтым пятном, хотя сам Васильев не смог бы сказать, когда он извлек оружие. Сработал инстинкт, заложенный глубоко-глубоко, на уровне подкорки. Хозяина паутины видно не было. В левой стене, под провисающим температурным напуском проводов и жил, раскрошился стык бетонных плит, образовав глубокую расщелину. Самое подходящее место, чтоб спрятаться. Васильев наклонился, но свет туда не проникал. Можно попробовать потрясти паутину, он должен выбраться и проверить: кто попался в ловчую сеть... Но у капитана не было желания искать или выманивать чудовищного паука. Он с трудом подавил порыв, идущий от сердца: пригнуться, поднырнуть под паутину и уйти своим путем. Вместо этого контрразведчик ножом располосовал преграду, держа пистолет наготове. Нити достигали двухтрех миллиметров в диаметре, пружинили и плохо поддавались клинку. Наконец лохмотья ловчей сети повисли вдоль стен. Васильев медленно двинулся дальше. Несколько раз он оборачивался, что было плохим признаком. Шахта эвакуатора номер двадцать шесть относилась к коротким и обходилась без лифта. Васильев поднялся по крутой винтовой лестнице к стальной двери и вдруг замер: за ней слышались какие-то звуки. Подвергшиеся испытаниям нервы сыграли с капитаном дур