- Сейчас, господин.
     Доктор  пришел  минут,  через  двадцать.  Он  долго  меня   прощупывал,
рассматривал.
     - У вас полное истощение организма. Вы что, голодаете?
     - Нет, доктор. У меня не шевеляться руки.
     - Сомневаюсь.   По   моему  пальцы  подергиваются.  Ну  ка,  пошевелите
пальцами.
     Чудовищная боль вошла в кисть, я сразу вспотел, но пальцы пошевелилась.
     - Ну вот, видите. Помоему, молодой человек, вы пойдете со своими руками
на поправку. А сейчас поесть  и  спать.  Спать,  спать  и  спать.  Вам  надо
восстанавливать свои силы.

     Гамиля  испугалась,  узнав,  что  у  меня  был  приступ.  Три  дня  она
добросовестно выполняла роль сиделки,  но  потом  опять  упорхнула  к  своим
знакомым,  оставив  мне  знакомую служанки. Я мог ходить, но вот руки... Они
шевеляться, я даже могу, что-то взять, сходить в туалет,  а  боли  при  этом
ужасные.  Ломит  их  до плеча. Но мне все равно радостно. Все-таки, может не
буду калекой.

     Прошло  две  недели.  Гамиля  с  отцом   уехали   в   Александрию,   по
наследственным  делам. Мы опять в двоем с служанкой. Она стоит передо мной и
ухмыляется.
     - Может господин еще хочет "Дарамизола"?
     В ее пальцах блеснуло стекло ампулы.
     - Нашла все-таки.
     - Нашла, - радуется она.
     - Потом меня опять будет трясти.
     - Зато лучше будет. Я же вижу как вы мучаетесь.
     - Черт с ним . Давай. Покорми меня сначала.
     - Хорошо.

     Я проглотил пилюлю и  стал  ждать  повторения.  Служанка  как  ласточка
порхала между мной и кухней. Вдруг кто-то застучал в дверь.
     Служанка открыла и я увидел... Мансура. Он небрежно вошел, сел напротив
моего дивана на стул.
     - Чего не здороваешься, не узнал? - начал он.
     Я молчал.
     - Все  обижаешься. Правильно делаешь. Теперь ты инвалид, уедешь домой и
будешь гнить там всю жизнь. Только Аллах знает,  как  я  тебя  ненавидел.  С
самого  начала,  еще  там  на  поле  боя.  Знал,  рука  у  тебя  не дрогнет,
пристрелишь как Сабира. Слава Аллаху, все кончилось хорошо.
     - Порядочное ты дерьмо, Мансур.
     - Давай, давай, ты теперь ничто.
     - Я попал  в  эту  историю  благодаря  тебе.  Ведь  карты,  которые  ты
составил,  липовые. Ты не удосужился составить их по новым данным саперов, а
умышленно неверно разграничив минные поля, подсунул мне.
     - Ха-ха...ха. Догадался, засранец.
     - Шери, подсунул ананимку, тоже твоя работа.
     - Моя. Я еще про твои блядства сообщил вашим в посольство.
     - А сколько на твоей совести своих же агубленных солдат.  Вспомни,  как
ты полк вывел на минное поле и подорвал.
     - Заткнись, мне надоели твои дурацкие обвинения. Если бы ты знал, как я
рад, что  именно  с  тобой  произошла  эта пакость. Мне присвоили уже звание
майора и знаешь за что? За то что я сумел разоблачить заговор  против  нашей
республики.  Старая  вонючка  Али  работал  на вас. Не строй глупую рожу, он
работал на КГБ. Теперь известно, он  тебя  подстраховывал.  Ты  был  у  него
игрушкой  в руках. Он попался на снарядах, которые ты привез ему из бункера.
Твой дружок Джим  случайно  узнал,  кто  устроил  нападение  на  грузовик  и
рассказал мне об этом на вечере у Лолы.
     - Мансур, ты пьян. Лучше убирайся от сюда.
     - А что ты мне сделаешь? Я уже не герой-танкист, а переведен работать в
контрразведку.  Мы  уже  допрашивали  Али  с  пристрастием  и  он много чего
рассказал. Жалко, что твоя любовница Дорри ускользнула за границу, мы бы  ее
тоже  раскололи.  Я  к тебе пришел по делу. Мне нужен чемоданчик. Вы с Дорри
его украли. Я сумел найти феллаха, который тебе чемоданчики вскрыл. Так  что
гони  его  с  документами  мне и за это... я милостиво тебя пристрелю. Зачем
тебе мучиться. Ты же солдат.
     - Иди, ты...
     - Но я могу тебя пристрелить и так.  У  меня  полная  уверенность,  что
документы  здесь.  И служанку твою я пристрелю тоже, зачем лишний свидетель.
Все будет сделано, как несчастный случай.
     Мансур вытащил пистолет.
     - Узнаешь?
     Я приподнялся на диване.  Это  был  знакомый  ТТ,  который  я  когда-то
отобрал  у дерущихся солдат. Потом я запихнул его в фургон, где ночевал и...
забыл.
     Все налилось знакомой тяжестью. Я делаю вид, что мне тяжело  и  подхожу
вплотную к Мансуру, упершись грудью в пистолет. Мансур криво ухмыляется. На,
гад.  Взмах  руки  и  Мансур  перелетает  через  стул и ударяется головой об
стенку. Пистолет улетает  к  двери.  Я  подхожу  к  лежащему  телу.  На  шум
появилась служанка.
     - Что произошло господин?
     - Ничего.  Сейчас мы выкинем за дверь этого подонка. Помоги мне. Возьми
пистолет сунь ему в карман.
     - У него кровь?
     - Делай что тебе говорят.
     Я подхватываю тело и волоку его к двери. Служанка  на  ходу  запихивает
пистолет  в  карман  брюк  Мансура  и  успевает  открыть входную дверь. Тело
катится по ступенькам на землю.
     - Может все-таки вызвать скорую помощь? - спрашивает служанка.
     - Такие подонки выживают в любой ситуации. Придет в себя. Пошли.
     Мы входим в дом.
     - Где пилюли?
     - Вот, господин.
     - Иди, я их опять спрячу.
     - Я их обязательно найду, господин.
     - Хорошо, иди.
     Я не стал их  никуда  прятать,  а  просто  сунул  в  маленький  часовой
карманчик  брюк.  Теперь возьмемся за руки. Согнуть-разогнуть. Еще раз, еще.
Два часа я занимался руками, а потом началось... Меня опять,  как  высушило.
Тело  ломило  и ныло. Я свалился на диван и служанка меня заботливо закутала
пледом. Только через три дня пришел в себя. Меня будила служанка.
     - Господин, госпожа приехала.
     - Ты опять принял какую-нибудь гадость? - спросила Гамиля.
     - Все впорядке.
     Я поднялся и пошевелил руками. Они задвигались.
     - Смотри.
     - Алексасндр, неужели... Не может быть.
     Она подскочила и обняла меня. Мне еще было худо, руки еще болели, но  я
харахорился.
     - Теперь и в гости можно. Первую наывестим Шери.
     - Конечно.

     - Ты  очень  изменился, Александр. Стал старше, мужественнее. Но больше
всего я  рада  что  ты  вылечился  и  стал  полноценным  человеком.  Гамиля,
поздравляю. Это конечно чудо.
     - Все чудо оказалось в лекарстве.
     - Так ты его достал?
     - Случайно удалось.
     - А где Дорри, я ее что-то давно не видела?
     - Она уехала лечиться домой,-сообщила Гамиля.
     - Слыхали,  Мансур вдруг пошел на повышение, получил майора. А недавно,
помоему четыре дня назад, попал в больницу. Кто-то избил его  на  улице.  До
сих пор в реанимации.
     - Нет. Нам ничего не известно. Я только-что приехала из Александрии.
     - Александр, он ведь твой сослуживец. может быть ты заедешь к нему.
     - Шери,  хорошо  что  ты назвала нас сослуживцами, а не товарищами. Для
меня Мансур подлец, - сказал я.
     Женщины стали обсуждать таинственную историю с Мансуром, а  я  отвел  в
стороми Салима.
     - Салим, ты мне можешь помочь?
     - Что в моих силах, Александр, я все сделаю.
     Мне   нужно  снять  копии  с  некоторых  документов  и  потом  устроить
пресс-конференцию.
     - Когда ты сможешь принести эти документы?
     - Лучше приходи за ними ты. Это необычные  документы  и  за  них  можно
поплатиться жизнью.
     - Вот как? Значит говоришь это необычные документы. А что тогда будет с
тобой, с Гамилей после того как ты расскажкшь о них журналистам?
     - Незнаю.  Но  когда  ты прочтешь эти бумаги, ты поймешь, кто-то должен
выступить перед общественностью и рассказать  правду  об  этих  настоящих  и
будущих  жудких  войнах.  Ты  прошел  испытания пленом и наверняка не хочешь
повторения  и  вот  чтобы  не  было  этого   ужаса   я   и   хочу   устроить
пресс-конференцию.
     - Ты  мне  задал большую задачу, но я все сделаю для тебя. Мало того, я
постараюсь подготовить для твоей защиты многих  друзей.  Только  Гамилю  мне
жалко,  в  этой  свалке  вас  растащат  по разные стороны границ. Завтра я с
товарищами буду у тебя. Жди к четырем.
     - Еще, Сабир, ты не припомнишь, когда попал в  лагерь,  не  производили
израильтяне опыты над военнопленными.
     - Я  попал  в  лагерь номер два, в офицерские бараки и с нами ничего не
делали, а вот солдат, и это я помню  точно,  обрабатывали  вакцинами  против
тифа.
     - Может быть ты чего-нибудь такое заметил?
     - Вообще-то,  наши солдаты были очень задерганы и даже в панике удирали
от офицеров. От своих офицеров. Я еще как-то раз  подумал:  "Господи,  каких
придурков  мы набираем в армию". Они начисто забыли военную службу. Даже при
утреннем и вечернем построении их надо было расставлять пинками  по  линиям.
Только жрать, спать и срать-все их мысли в этом.
     - Может быть они такими позже стали приходить в лагерь?
     - Мне  тоже  показалось,  что  первые  призывы  и старые кадровики были
поумнее. А потом, как валом повалили пленные и все со страхом в глазах.
     - Израильтяне издевались над ними?
     - Нет. Мало того, они стали отправлять пленных партиями  домой.  Их  же
было очень много.
     - А ваши, интересно, возвращали их обратно в армию?
     Салим задумался.
     - Я  как-то  не  вникал  в  такие вопросы, но для тебя я постараюсь все
разузнать.
     - Вон дамы наши кончили говорить. Мы уходим. До завтра.
     Я пожал его руку.

     Шери примчалась в наш дом как бомба.
     - Гамиля, ты слышала, что Александр пытается сделать?
     - Нет, - та смотрит удивленно на нас.
     - Он хочет  перевернуть  мир  и  ради  этого  готов  идти  на  голгофу.
Александр,   прошу  тебя,  не  надо  конференций.  Зачем  тебе  эти  будущие
страдания, разве ты мало вытерпел. Тебя любит Гамиля, люблю я, твои друзья и
ты всем нам причинишь так же горе.
     - Шери обьясни мне все. Я ничего не понимаю, - заволновалась Гамиля.
     Шери рассказывает все что услышала от Салима. Теперь  Гамиля  вместе  с
Шери  обрушиваются  на  меня.  Я сижу и молчу, на душе погано, мне жаль этих
милых женщин, но кто-то должен начать первым. Другому будет может еще  хуже,
а я все же здесь иностранец.

     Пресс-конференцию  мы  устроили через друга Дорри, телефон которого она
мне оставила. Прибыло много  журналистов  и  среди  них  мелькнула  знакомая
головка... Дорри.
     - Привет,  Александр. Как только мне позвонили, неслась через океан как
сумашедшая. Я горжусь тобой.
     - Гамиля и Шери другого мнения.
     - Каждой женщине хочется иметь свой спокойный мирок,  со  своим  мужем,
домом, детьми. В этом их нельзя упрекнуть. Они любят тебя.
     - Ладно, Дорри. Поговорим после конференции.

     Я  рассказал  присутствующим  о  том  как  нашел  бункер, маркированные
снаряды, журнал боевых действий, самолет,  чемоданчик  и  что  в  нем  было.
Подробно объяснил о всех видах психологического оружия и как оно развивается
во  всех  передовых  странах. Особенный шок вызвал рассказ о передачи Англии
препарата Израилю для испытания  его  на  военнопленных.  Мне  не  верили  и
пришлось показать доклад и все остальные документы. Под конец, я сказал.
     - Сейчас   я   вам   покажу   действие   препарата   М-801  на  будущих
сверх-солдатах НАТО.
     Я вытащил ампулу, разбил стекло и  проглатил  ее.  Пока  рассказывал  о
действии  этого  препарата,  Салим  притащил  стекло в раме и поставил перед
журналистами.
     - Пощупайте стекло, это не фокус. А теперь смотрите.
     Знакомая тяжесть в руках и ногах. Подношу кисть к стеклу  и  на  глазах
изумленных  людей,  огроммный  шар  выдувается из стекла, вслед за движением
внутрь его руки. Потом Салим разбил стекло и раздал его  куски  журналистам.
Пусть возьмут для анализа.
     Потом  мне принесли толстостенную трубу диаметром тридцать миллиметров.
Я скрутил из нее  бабочку.  Было  много  вопросов.  Документы  переснимались
журналистами  и когда до конца действия препарата осталось тридцать минут, я
извинился перед пресутствующими и вышел в соседнюю комнату. Салим  пропустил
ко мне Дорри.
     - Это потрясающе, Александр.
     - Остановись. Тебе нужно срочно исчезнуть из этой страны.
     - Почему? В чем дело?
     - В  моей  истории  завязано  много  людей, в том числе ты. Тебя искала
контрразведка, что бы выпотрошить все сведения.
     - Они опоздали. Сведения устарели, ты сегодня их выдал всему миру.
     Я покачал головой.
     - Я боюсь за  тебя.  Полковник  Али  арестован.  Мерзавец  Джим,  выдал
египетской  разведке  людей  полковника  Али.  Мансур,  хоть  он  сейчас и в
больнице, перешел в разведку и видно попал по своему призванию.
     - Да у вас здесь полно событий. Лучше скажи как Гамиля и Шери?
     - Мы разругались и я ушел из дома Гамили.
     - Ты плохо знаешь женщин, Александр. Я уверена, хоть они и поругались с
тобой, они горды за тебя и любят по-прежнему.
     Вошел Салим.
     - Александр, сюда рвется столько народа, я пропущу наших женщин. Ты  не
против?
     - Ну что я тебе говорила?
     - Мне  осталось  пятнадцать  минут.  Пусть  входят, потом уноси меня от
сюда.
     Ворвались Гамиля и Шери.
     - Салим, я тебе еще выдам дома, - набросилась Шери на  него.  -  Хорошо
твои  друзья  подсказали  где  ты.  Александр, - вдруг она изменила голос, -
наверно вы мужчины во всем сильнее нас. Прости меня, ты прав, ты сделал так,
как велит твоя совесть.
     Гамиля без слов повисла  у  меня  на  шее.  Я  начал  чувствовать,  что
действие работы препарата кончается.
     - Салим, мы сейчас куда поедем?
     - Домой, к нам домой. Правда, Шери?
     - Конечно, у нас безопасней. Гамиля, ему будет лучше у нас.
     Гамиля кивнула головой.
     - Салим, поехали. Действие препарата кончается.
     - Гамиля, придержи его с той стороны, я с этой. Пошли, Александр.

     Прошла  целая  неделя.  Газеты  еще  долго  шумели по поводу применения
психотропных веществ в войне Израиля против  Египтян.  В  ООН  даже  подняли
вопрос  о  запрещении  психологических  войн.  В Египет вылетела комиссия по
изучению  этого  вопроса.  Меня  никто  не  трогал  и  не  беспокоил.  Такое
впечатление,   будь-то   меня  и  не  было  и  неизвестно  кто  выступил  на
пресс-конференции. Я уже стал чувствовать себя хорошо,  как  вдруг  раздался
звонок телефона. Салим снял трубку и вдруг передал ее мне.
     - Але... Кто говорит? Во сколько подъехать? Хорошо.
     Все встревоженно уставились на меня.
     - Атташе нашего посольства хочет переговорить со мной в шесть вечера.
     - Наверно надо ехать, - сказал Салим.

     Генерал встретил меня, как старого знакомого.
     - Как  здоровье  капитан.  Слышал,  что  ты  поправился и готов служить
родине как и раньше.
     - Да, товарищ генерал.
     - Вот и чудесно. А сейчас мы поговорим с вами о том, как к  вам  попали
документы,  почему вы выступили на пресс-конференции и что нам с вами делать
потом. Начнем с неизвестной для меня информации.  От  куда  вы  узнали,  что
полковник Али арестован?
     - Это  мне  рассказал  Мансур.  Известный  вам  Джим  Барт, на одном из
вечеров в высшем обществе, вдруг шепнул Мансуру, что он  случайно  напоролся
на  нескольких  ребят,  которые  хвастались  будь-то  бы  они  участвовали в
нападении на грузовик с снарядами.
     - Вот, сволоч. Это я не вам, продолжайте дальше.
     - Мансур проследил, быстро  доложил  куда  следует  и  цепочка  привела
контрразведчиков к Али.
     - Кто вам принес документы?
     - Дорри принесла их мне после того...
     - Черт, я так и думал, - прервал генерал. - А как у нее оказался журнал
из бункера?
     - Я ей отдал после осмотра бункера. Там все было на еврейском языке.
     - Теперь  все  стало  на  свои  места.  Это  журналистка  уговорила вас
выступить на пресс-конференции? Не так ли?
     - И так и не так. Я помимо всего считал своим долгом разоблачить...
     - Все ясно капитан. Ах девочка, ах чертовка. Появилась  на  два  дня  и
смылась. Вот теперь пойми кто на кого и где работает.
     - Я  забыл  сказать, Мансур работает теперь в контрразведке и имеет чин
майора.
     - С этой дрянью все ясно, с Бартом тоже, а вот на кого работает она, не
знаю. Одно в этой запутанной истории ясно,  эти  уникальные  снаряды  уже  в
Союзе.  Только  за  это нам еще не снимут головы. Теперь о комиссии ООН. Она
хочет встретиться с вами и получить документы. Встречайтесь, отдавайте  все,
что  есть.  У меня уже есть копии ваших документов. Так что, как с комиссией
поговорите, сразу же отправляйтесь в Союз.
     - Мне можно взять с собой жену?
     - Эту черненькую из высшего общества? Хорошо, я помогу вам оформить  на
нее  документы,  правда  это  может  в  будущем  повлиять  на ваше служебное
продвижение, но чем черт не шутит. Отправляйтесь, товарищ капитан.

     У Шери все ждут меня и я кратко рассказываю о разговоре с генералом.
     - То ли они чего-то не поняли, то ли претворяются, - говорит  Салим.  -
Не может быть, чтобы КГБ не раскусило твоей роли в этих событиях.
     - Помоему,  здесь  решающую  роль  сыграла Дорри. - выступила Гамиля. -
Сейчас она выпустила серию репортажей о психологической войне,  где  главным
героем  сделала  Александра.  Наверно в Советском Союзе понимают, что теперь
разделаться с ним, это равносильно посмеяться  над  общественным  мнением  и
решением ООН.
     - Гамиля,  ты  у  нас  большая умница, но откуда ты узнала о репортажах
Дорри.
     - От  Лолы.  Джим  получает  газеты  из  посольства.  Да  и  здесь  они
продаются, правда с запозданием.
     - Друзья,  -  заговорил  я,  -  я знаю наших. Наши сделают умное лицо и
потом  втихомолку  могут  расправиться,  но  может  и  права  Гамиля,   зная
темперамент Дорри, они навряд ли это сделают.
     - Так может ты не поедешь в Союз?
     - Поеду.
     - Я не поеду с тобой, Александр, - раздался голос Гамили.
     Мы все уставились на нее.
     - Мы  все  настолько  разные  и  такие, что я не могу бросить то, с чем
связана моя жизнь здесь. Я боюсь жить там; боюсь  комуналок,  о  которых  ты
рассказывал;  боюсь  той  сумашедшей  идеи, которой охвачено ваше общество в
построении коммунизма; боюсь  всего.  Я  думаю,  что  здесь  бы  у  нас  все
уладилось, а там нет.
     Мы молчали несколько мгновений.
     - Хорошо. Раз ты так решила, пусть будет по твоему, - сказал я.

     Комисия  ООН  меня долго не задерживала. Она задала несколько вопросов,
забрала документыи и я достал авиобилет через посольство. Египет прощался со
мной обычной, нудной жарой. Под большим стеклянным колпаком  аэропорта,  три
знакомых  фигурки  махали  мне  руками.  Только  одна личность, стоя у трапа
самолета, хмуро провожала меня. Это был Мансур....



         * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ХРАНИЛИЩЕ


     Начальник политотдела смотрит на меня садистким взглядом. -Так вы опять
напились, капитан Скворцов? Гражданка Самсонова написала новое заявление  на
вас.  Мало  того,  что  вы опозорили ее дочь, так теперь ворвались в ее дом,
разбили посуду, ударили женщину в лицо. Вы собираетесь  женится  на  Глафире
Николаевне?
     - Нет,  товарищ  полковник.  Она  с  другими нагулялась, а теперь хочет
привязать меня к себе.
     - Это кого вы имеете в виду. Кто эти другие?
     - Разве важно, что бы вы знали их фамилии. Вопрос стоит  обо  мне.  Так
вот, жениться на Глафире не буду.
     - Будешь.  Если не будешь, я этому делу дам ход и твоя последняя пьянка
боком обойдется тебе. Боевой офицер, несколько иностранных орденов,  стыдно.
Как появились у нас так без конца позорите нашу часть. Идите и подумайте еще
раз. Даю вам неделю на размышление.

     Я вышел и мне опять захотелось напиться и пойти к этой твари, гражданке
Самсоновой, и врезать еще пару раз по этому жирному в складках, лицу...

     Меня,  после  Египта,  отдел  кадров  не знали куда засунуть. Почему-то
врачи не рекомендовали мне больше служить в  танковых  частях,  ссылаясь  на
последнюю  контузию  рук.  И  вот  какой-то  сундук-генерал,  узнав,  что  я
занимался разминированием, решил отправить служить меня в хранилище, ядерных
боеголовок. Так я оказался в  этой  дыре,  далеко  от  городов,  в  поселке,
обслуживающим  эту  дурацкую  воинскую  часть и самой части, проедставляющей
закрытую зону с бесконечными  вышками,  казармами  и  подземным  хранилищем.
Каких  боеголовок  здесь только не было и для знаменитых СС..., и для дохлой
"Луны".
     - Саша.
     Я оглядываюсь. Глафира, боже как она  меня  достает  иногда,  прямо  до
горла. В этой дыре каждая женщина на учете. В радиусе 50 километров, офицеры
и  солдаты знают каждую женщину или молодую девушку, настолько в них большой
дифицит.

     С Глафирой, я познакомился в клубе, когда выпив стакан  дурной  местной
самогонки,  настоенной  на  смеси гниющих фруктов и табака, пошел раздвигать
толпу офицеров, поглядеть, что  за  чудо  было  внутри  их  кружка.  Молодая
кокетка,  с  порхающими  глазами  и  формами  стянутыми  лопающимся платьем,
сделала "проминаж" глазами и пропела.
     - Капитан, что же вы не показываетесь? Я  так  хотела  познакомиться  с
настоящим боевым офицером. Ого... сколько у вас орденов, а это даже не наши.
Меня звать Глафира Николаевна, а как вас?
     - Зовите  меня  просто,  Саша.  Что  бы  представиться  перед вами, мне
пришлось вылить в себя стакан какой-то дряни, после которой  ваше  окружение
показалось ничтожно малым и только тогда я подумал, а не пригласить ли мадам
на заигранный вальс господина Штрауса.
     - Однако, вы очень складно говорите и пожалуй я тоже сейчас подумала, а
не пойти  ли мне станцевать вальс с молодым офицером, который пока еще стоит
на ногах, именно этого надоевшего всем господина Штрауса.
     - Тогда в чем дело. Пока еще  осталось  несколько  тактов,  давайте  их
прокрутим, как в лучших домах Каира.
     Она  хмыкнула  от  восторга  и  раздвинув  замолчавшую  толпу  офицеров
положила мне руку на плечо.
     - Браво, вы подаете блестящие надежды, - я раскрутил Глафиру  так,  что
платье поднялось в верх.
     - Я  способна  не  только в таких вещах, но вам не кажется, что танцуем
только мы, а остальные глядят на мои вздутые юбки.
     - Простите, мадам, но мне показалось,  что  вам  лучше  быть  королевой
бала, чем захудалой принцессой.
     - Раз королеве бала положено так танцевать, тому и быть.
     Музыка  с  шипящей  пластинкой  остановилась и я подвел Глафиру к окну.
Сейчас же вокруг нас образовалась толпа ухажоров.
     - Глашенька, - заговорил потный кругленький майор,  -  вы  обещали  мне
танец, надеюсь я могу с вами сейчас, так сказать... станцевать.
     - Постойте,  сейчас  моя  очередь,  -  худощавый седеющий подполковник,
протиснулся вперед.-Глафира Николаевна, что вы  мне  сказали  в  штабе,  что
первый танец со мной.
     - Ах,  простите,  Николай  Филипович, я подумала, что это был пролог, а
теперь наступает главная часть и конечно, первый танец ваш.
     Подполковник победно взглянул на меня и, обняв Глафиру за талию,  повел
к  центру  зала.  Заиграла  музыка  и худой подполковник закачался в такт со
смеющейся женщиной.

     Она  нашла  меня  в  столовой,  временно  переделанной  под  буфет.   Я
присосался  к бутылке уже не шипучего лимонада, когда топот сапог ворвался в
помещение. Глафира во главе десятка жеребцов осматривала зал.
     - Саша, так вот вы  где?  Дайте  мне  тоже  хлебнуть.  Боже  какая  это
пакость, только липнет во рту. Саша, проводите меня до дома.
     - Разве у королевы мало сановников?
     - Сановников  много,  а  принц  один.  Пока вы имеете такой ранг, прошу
исполнять свои обязанности.
     - Товарищи  офицеры,  Глафире  Николаевне  срочно  надо  отбыть  домой,
поэтому  я, надеюсь что вы оцените ее дружеский такт по отношению к вам и со
спокойной совестью вручите право проважающего мне.
     - Зто почему так? - возмутился толстенький офицер. - Я  имею  такие  же
права.
     - Ну что вы, товарищ майор, у всех нас прав много, а право провожающего
- одно.
     Глафира  хмыкнула. Офицеры заворчали, а я, взяв женщину за руку, плечом
раздвинул толпу и вывел ее на улицу.

     Так я познакомился с ее матерью - гражданкой Самсоновой О.М. В тот день
мы поужинали у нее дома, а после Ольга Матвеевна  забросала  меня  штабелями
альбомов  с  фотографиями,  где  она,  Глашенька  и  отец росли с пеленок до
сегодняшнего дня.  Отец  Глаши,  ветренный  прапорщик,  болтался  где-то  по
стадионам  страны,  выполняя роль левого полузащитника в команде мастеров по
футболу и потрясал женское население страны своей великолепной фигурой.

     Мы идем по подземным хранилищам с молодым лейтенантом. Он  с  гордостью
показывает свое хозяйство.
     - Здесь  у  нас  головки,  к  так называемым за рубежом, ракетам СС-20,
здесь к 25, а там к 26.
     Мы одеты в спец скафандрыи. Нелепые прозрачные шары просвечивают головы
насквозь. Лейтенант через микрофоны продолжает петь.
     - А  это  спец  тележки  мотовозов,  там  в   тупике   подъемники   для
транспортировки на второй этаж хранилища.
     Несколько скафандров окружили головку СС-25 и готовили ее к отправке. В
микрофоны  раздается  болтовня  солдат  и грозные окрики прапора, увидевшего
приближение офицеров.
     - Ваша красавица, - восхищается лейтенант, - многокасетная, силы  то  в
ней  сколько.  Ого!  Пойдемте, товарищ капитан, туда. Поднимемся на верх и в
моем кабинете оформим документы на приемку.
     Мы идем к подъемнику, поднимаемся на первый этаж хранилища и попадаем в
зал, где  солдат  с  дозиметром  проверяет  наши  скафандры.  В   раздевалке
скидываем  скафандры  и  лейтенант  ведет  меня  в  свой кабинет, с надписью
"Хранитель".
     - Вот документы, распишитесь здесь, здесь тоже.
     Он садится  поудобней,  достает  сигареты  и  с  видом  наработавшегося
человека, расслабляется.
     - Теперь, - неожиданно говорит лейтенант, - после вчерашнего вечера, вы
приобрели самого опасного врага в части.
     - Кто же это?
     Лейтенант делает паузу, затягивается и пускает колечки дыма.
     - Майор Голубович, блудливый козел части.
     - Он гулял с Глафирой Николаевной?
     - Он  гуляет  со  всеми,  кто  подвернется  и  с  женами  офицеров, и с
колхозницами, уборщицами и девочками. Денег много у стервеца и власти.
     - Что и по морде его не били?
     - Пытались. Одних загнал служить в такие дыры, что от туда чудом  можно
только выбраться. Других тихо убирали.
     - То есть как убирали?
     - А  так, исчезли на этой дрянной работе. Кто-то быстро схватил высокую
дозу , кто-то получил и смертельную дозу.
     - Но как это он мог сделать?
     - Дыр-то здесь опасных много. Меня сначала тоже чуть  на  тот  свет  не
отправили,  надрезали скафандр и отправили готовить головку старой шестерки,
а та сифонит ото всюду. Хорошо  прапор  остановил  и  попросил  вернуться  в
раздевалку.
     - За что же вас так?
     - Ошиблись. Надрезали для другого и отправить должны были другого.
     - Командир части, начальник штаба, что этого не видят?
     - Командиру  до  фени.  Он  кроме охоты ничего не видит. Все дела отдал
майору, а начальник  штаба,  Николай  Филипович,  милейший  человек  никогда
ничего не видит и на все закрывает глаза.
     - А вы, я вижу, независимы и не очень-то боитесь Голубовича.
     - Я  уже  все  что  надо здесь потерял. Стал импотентом, без семьи, без
детей,  без  волос.  Так-что  мне  уже  больше  терять  нечего.  Я  вам  еще
когда-нибудь, если вы еще сумеете продержаться хотя бы пол года, покажу одну
вещь. Могильник для солдат и офицеров.
     - Не понял. Что разве не на клардбище?
     Лейтенант засмеялся синтетическими зубами.
     - Кто   же  их  сифонящих  сотнями  и  тысячами  рентген,  поместит  на
клардбище. Могильник находится на последнем этаже хранилища. Там у мертвецов
даже кости в темноте светятся. А те кто похоронен на клардбище, те в  пустых
оцинкованных гробах. Ключи от этого бокса у меня и майора.
     - А он-то какое отношение имеет к нему?
     - Однажды  я пошел проверять комплект инструмента, после солдат. Воруют
всегда, сволочи. Иду и слышу глухой стук  в  дверь  бокса.  Подергал  дверь,
закрыта.  А когда ее отпер, так увидел старлея Воскобойникова. "Что ты сдесь
делаешь?" - спрашиваю. А тот трясется и  волосы  дыбом.  Так  и  отправил  в
санчасть.  Мало того, что с ума сошел, так подхватил смертельную дозу. Майор
ко мне пришел и все удивлялся, как туда Сидельников попал. Я-то знаю почему.
Изнасиловал майор тринадцатилетнюю дочку старлея, а когда тот  стал  вякать,
то очутился в этом боксе.
     - И никто не пожаловался?
     - А  кому? Замполиту. Это сволочь. Прокурору, в милицию,- их здесь нет.
Зона-то секретная, сюда даже не всякого инспектирующего пошлют.
     - Спасибо, лейтенант, что предупредили.
     - Вы мне симпатичны. Воевали,  были  ранены  и  еще  не  заражены  этим
гнусным  воздухом  спец  части.  Приходите  после  поездки ко мне в берлогу,
выпьем от души.

     Обычно, ядерные головки к ракетам отправлялись заказчику в  специальных
вагонах, куда мы их укладывали изготовленной для этого дела траверсой. После
этого  устанавливались  и  проверялись  блоки  жизнеобеспеченеия  и  головку
отправляли в нужное место в сопровождении дежурных офицеров  и  охраны.  Так
вот, таким дежурным Николай Филипович назначил меня.
     - Головку приняли?
     - Да. - отвечаю ему.
     - Будте  очень  аккуратны.  Никого даже близко к вагону не подпускайте.
Вам  Глафира  Николаевна  очень  нравиться?  -  вдруг  он  резко  перешел  к
неслужебному разговору.
     - Простите,  я  ее  только  первый  раз  увидел  вчера  и  еще не успел
определиться.
     - Ах молодость, молодость. Такая жденщина,  огонь,  не  очень  стариков
жалует. Ну ладно, поезжайте. Счастливого вам пути.
     Его костлявая рука крепко сжала мою кисть.

     Мы  мотались по просторам России дней десять, хотя пункт назначения был
не так  далеко.  Наконец  ночью  подтолкнули  к  какой-то  эстакаде,  где  в
окружении охраны разгрузили головку на машину и повезли в часть.

     Утром  в  длинной  палатке  мы  стыковали ракету к головке, готовя ее к
боевому дежурству. Когда операция была завершена, я вышел на солнышко, чтобы
вдохнуть свежего воздуха.
     - Капитан? Скворцов? А вы что здесь делаете?
     Напротив меня с группой офицеров стоял уже полковник, Филипенко.
     - Прибыл старшим офицером с головкой СС-25, товарищ полковник.
     - А как же танки? Это же твоя соловьинная песня.
     - После ранения врачи не рекомендовали  мне  садиться  за  рычаги  и  в
отделе кадров решили, что я пригоден только для работ в хранилище.
     - Вот мерзавцы. Боевого офицера гноить под землей. А ведь я тебя искал.
Мне сообщили,  что  ты болен и навряд ли вернешся в строй. Ну теперь все, ты
попался. Петр Иванович запиши все данные этого  замечательного  прохвоста  и
направь требование в кадры.
     - Есть,  товарищ  полковник,  -  лихо  ответил  старлей  из  его свиты.
Филипенко важно кивнул мне и свита  тронулась  вдоль  палатки  к  маленькому
домику - входу в шахту. Около меня остался старлей, Петр Иванович.
     - Бушует дед, - кивнул он на полковника. - В Германию забирают, так вот
он гребет  с  собой всех своих и лучших специалистов. Сюда прискакал, как бы
осмотреть новую шахту, а на самом деле уговорить начальника штаба поехать  с
ним. Тебе тоже повезло, возьмет с собой. Так, давай свои данные.
     Он достал лист бумаги и старательно все записал.
     - Пока, наверняка еще увидимся.
     Старлей побежал к домику, догонять свиту.

     Я  вернулся  в  свою  спец  часть-хранилище, что бы напороться на новую
неприятность. Глаша как бы невзначай пришла ко мне в гостинничную комуналку.
     - Здравствуй, Саша. Вы маме очень понравились и она хотела что бы вы не
забывали наш уютный домик.
     - Это говорит мама, а что скажет Глафира Николаевна?
     - Глафира Николаевна, пожалуй присоединится к мнению мамы.
     - Если так, то я постораюсь не забыть уютный домик и если меня  сегодня
отпустят из части, то пожалуй приду.
     - А тебя уже отпустили.
     - Кто?
     - Майор Голубович.
     - Но мне никто ничего ни передовал и не говорил.
     - Так вот, я тебе передаю. Разве этого не достаточно.
     - Мадам, разрешите я все-таки перезвоню.
     - Разрешаю, в конце коридора телефон.
     Майор действительно разрешил мне сегодня быть свободным.
     - Ну так что, убедились? А теперь пошли.
     Мы пришли в ее домик, мамы в нем, действительно, не оказалось. На столе
лежала  записка, где мама умоляла дочку поесть, так как она придет не скоро,
потому что останется с женой полковника на ее именинах.
     - Ну вот, мы сейчас поедим, а там... пойдем гулять.
     В непринужденной болтовне мы пообедали и после того когда Глаша  вымыла
посуду, она забралась с ногами на диван и скомандовала.
     - Чего вы там сидите? Идите сюда.
     Я присел и вдруг Глаша прыгнула на меня, опрокинула и зашептала.
     - Чего вы стесняетесь Саша, мы же одни.
     Как хищная мигера, она ловко раздела меня и сама оказалась без платья.
     Мы  занимались  любовью, как вдруг стукнула входная дверь и гнусненький
голос Ольги Матвеевны протянул.
     - Глашенька, ты здесь? Где ты?
     Я рванулся, но Глаша крепко прижала меня к себе. Я рванулся посильнее.
     - Ой... Мне больно.
     Было не до нее. Хватаю в охабку одежду  и  мчусь  в  соседнюю  комнату.
Ножку стула запихиваю в ручку двери и начинаю торопливо одеваться.
     - Откройте.  Я  знаю,  это  вы  Саша,  -  стонал  за дверью голос Ольги
Матвеевны. - Дело молодое, раз любите друг друга, то  по  людски  обговорим,
как дальше жить будете.
     Я   подошел   к  окну.  Шпиндели  легко  подались  и,  распахнув  окно,
вываливаюсь наружу.
     - Мама, он открыл окно, - раздался голос Глаши.
     - Да слышу, дура.
     Удираю от домика, как от чумы.


     Прошло две недели. Глаша преследует меня и все офицеры  городка  заняли
странную  позицию.  Они  вдруг признали мое право над ней. Пришлось купить у
местной  самогонщицы,  жене  железнодорожника,  бутыль  с   ее   отравой   и
отправиться к лейтенанту-хранителю, который все знал.
     - А, явился таки. Давай, капитан, не стесняйся моей грязи, заходи.
     Я поставил бутыль на стол.
     - Догадываюсь,  пришел  по  делу,  а дела то и нет. Есть шлюха, которой
надо срочно жениться, так как новорожденному  ребенку  нужен  отец.  Приехал
новый  не  женатый  офицер,  вот  и  подобрали  отца.  Сразу честь гарнизона
соблюли, и стерву для дальнейшего развлечения под боком оставили.
     - То есть как для развлечения?
     - А так. С другими, кому надо спать будет. Вы  что  с  неба  свалились,
капитан.
     - При живом муже что-ли?
     - Кто  тебе  сказал,  что  он  может быть живым. Как поведет себя так и
будет.
     - Но ведь это же самодурство, самосуд что-ли.
     - Здесь, на сотни километров, весь суд вершит командир части.  Он  тебе
батюшка, он тебе и бог.
     Хранитель  покапался  в  шкафу  достал  кусок хлеба, две луковицы и две
кружки. Разлил самогон и сразу опрокинул содержимое кружки в прогнивший рот.
     - Хочешь отгадаю, у Соньки брал, эта стерва вплоть до птичьего помета в
это пойло мешает. Лейтенант боковыми зубами стал грызть луковицу, безобразно
растянув рот на правую сторону.
     - Если я не соглашусь.
     - Я  тебе  уже  говорил,  что  будет.  Но  чует  мое  сердце,  если  ты
какой-нибудь  финт  не  выкинешь,  быть  тебе  в  могильнике и светиться там
тысячелетиями своими костями. Таких как ты обычно прибивают.
     - Что ж мне делать?
     - Сначала выпей.
     С отвращением выпил полную кружку отравы. Во рту остался привкус свинца
и табака.
     - Не женись, это сломанная  для  тебя  жизнь,  а  там  будь  все  время
внимательным и осторожным.
     Лейтенант выпил вторую кружку, а я почуствовал, что начал дуреть.
     - Ты мне поможешь? - тяну связывающимся языком.
     - Этому засранцу, майору, мы еще сумеем оттяпать одно место.

     Мы  так  окосели,  что  я  не  помню что было потом. Но оказлось, что я
ворвался в дом к Глафире, там набезобразил и набил рожу Ольге Матвеевне.

     - Саша, - сказала Глафира, поймав меня в корридоре у моей комнатушки, -
можно зайти к тебе.
     - Только без фокусов.
     Она вошла и стала у косяка двери.
     - Саша, я беременна.
     - Я тебя поздравляю, а кто отец?
     - Ты.
     - Я. Да мы только первый раз вместе спали две недели назад.  Еще  тогда
твоя  мамаша  накрыла  нас  с  тобой  и мне пришлось постыдно удирать, чтобы
необъясняться с ней.
     - Так ты меня не любишь?
     - С таким враньем, нет.
     - Тебе придется на мне жениться. Мама все энергию проявит, но  добьется
своего. Моему ребенку нужен отец.
     - Иди ты...
     Она не ушла. Ушел я, оставив ее в своей комнате.

     Так  появилось  первое, потом и второе заявление гражданки Самсоновой в
политотдел и началось...

     - Саша, - обратилась ко мне Глафира, когда я вышел  из  политотдела,  -
прости  меня.  Ну понравился ты больше всех. Влюбилась я в тебя. Были у меня
связи с мужчинами, но тебя не было тогда, а появился ты и все изменилось.
     - Нет, Глафира Николаевна. Измениться уже ничего не может.
     - Посмотрим. Ты сам напрашиваешься на крайние меры.

     Меня вызвал к себе майор Голубович.
     - Что вы там натворили, капитан? Уважаемые люди нашего поселка жалуются
на вас. Вы здесь совсем недано появились, а за вами уже хвост неприятностей.
     - Я ничего не натворил.
     - Это называется  не  натворили.  Избили  Ольгу  Матвеевну,  прекрасную
женщину,  ни  разу  в  поселке про нее не услышишь плохого слова. А девочку,
Глашеньку, утащили в постель и изнасиловали.
     - Это все ложь.
     - Вот как. Нет, капитан, это не лож. Вы обязаны исправить свои  гнусные
поступки и путь у вас один, женитесь на Глафире Николаевне и мы все забудем.
Закроем, так сказать, глаза.
     - Не собираюсь жениться.
     - Это ваше последнее слово?
     - Да.
     Он  полез  левой  рукой под стол нажать кнопку, но я перегнулся схватил
майора за ворот и, несмотря на его вес, вытянул к себе.
     - Ах ты скотина, козел вонючий.
     - Ты попла...
     От души врезал ему. Голубович покатился по столу боком и упал  на  пол.
Вот  тебе. Офицерский коричневый туфель попал в круглую рожу. Его подкинуло.
Изо рта пошла кровь. Майор схватился за  лицо  и  завыл.  Еще  для  приличия
двинул ногой два раза и вышел из кабинета.

     В мою комнатушку пришел дежурный офицер и два солдата с автоматами.
     - Капитан Скворцов, по приказу командира части вы арестованы.
     - Но его нет.
     - Есть его заместитель, майор Гролубович. Одевайтесь, пошли.
     Меня ведут через весь поселок, но почему-то в направлении опасной зоны,
в хранилище.
     - Лейтенант, - говорю я дежурному офицеру, - губа в другой стороне.
     - Там  для  солдат,  а вам придется отсидеть в хранилище, в комнате для
дежурного персонала. У нас такой порядок.
     Действительно, меня приводят на  второй  этаж  подземки  в  комнатенку,
рядом  с  приборным  блоком  для дежурных офицеров. Их трое, они сидят перед
своими экранами, лампочками,  кнопочками  и  следят  за  состоянием  ядерных
головок, вверенных им участков.
     - Влип,  -  смеется  один,  когда  меня  проводили  за  их  спинами.  -
"Голубчик" из тебя еще кровь выпьет.
     - Гриша, кончай запугивать парня, ну  вляпался  в  дерьмо,  у  кого  не
бывает. Папашка придет и все уладит.
     Ключ  прогремел  в  дверях  и стало ужасно тихо. Я прилег на диванчик и
задремал.

     Прошло наверно часа четыре. Опять загремел ключ и дверь  открылась.  На
пороге  стоял  майор  с  лицом  распухшим и заляпанным пластырями. В руке он
держал пистолет Макарова. За ним стоял и ухмылялся... лейтенант-хранитель.
     - Выходи, - потребовал майор.
     В приборном блоке дежурные офицеры замерли в неестественных позах. Двое
откинулись в своих креслах, третий развалился на приборной  доске.  Они  или
умерли, или спали.
     - Что с ними? - удивился я.
     - Хе...хе...хе... - гадливо засмеялся лейтенант-хранитель. - Перепились
ребятки и заснули.
     - Не сдохнут. Ты их не очень? - заметил майор.
     - В порядке. Я им снотворное еще забухал в самогон.
     - Двигай, - майор двинул мне рукояткой пистолета по спине.
     Мы пошли по этажу и... вошли уже в знакомый мне кабинет хранителя.
     - Ты  ему  все  же  ручки-то  в  наручники,  -  опять беззубо улыбается
хранитель.
     - У тебя эти железки есть?
     - А как же.
     Хранитель вытащил из стола наручники.
     - Давай свои рученьки-то.
     - Ну и подлец же ты.
     Я протянул руки перед собой.
     - За то ты настоящий дурак. Хотя бы поинтересовался кем мне приходиться
майор Голубович.
     - Теперь-то можно узнать?
     - Чего ты с ним  либеральничаешь?  Все  получилось  как  надо.  Остался
последний штришок, - кривился майор.
     - Хорошо,  братец.  Слышишь,  придурок...,  бра-тец.  Вот  тебе бумага,
сначала подмахни вот этот документ.
     На стол легло в фирменном бланке свидетельство о браке.
     - Что это?
     - Документ о том, что гражданка Самсонова Г. Н. находится  в  состоянии
законного  брака  с  гражданином Скворцовым А. Г. Видишь ли, подпись Глафиры
Николаевны есть, а твоей нет.
     - Подписывай, - ствол пистолета майора проехался у  меня  по  щеке.  На
стол  капнула  кровь.  Я  скованными  руками  взял ручку и кое-как накарябал
фамилию. Майор, криво улыбаясь, сунул свидетельство во внутренний карман.
     - А теперь пиши письмо.
     - Это еще зачем?
     - Пиши, что тебе надоело обижать свою  жену,  без  конца  несправедливо
ревновать  ее  к  мужчинам  и  ты у нее просищь прощение и... кончаешь жизнь
самоубийством.
     - Вы это серьезно.
     - Я тебе, - хранитель погл