Ольга Лаврова, Александр Лавров. Он где-то здесь Яркий летний день. Высокое небо. Крепкие, недавней пост­ройки дома деревни сосед­ствуют с заколоченными избами в зарослях крапивы. Артамонов, молодой мужчина в модном светлом костюме, покинув серую "Волгу", подходит к избе, ко­торая слепыми окнами смотрит из-за поваленного забора. Он озирает­ся, словно впервые видит окружаю­щий пейзаж. Лицо у него потрясен­ное. Автомобильный гудок заставля­ет его очнуться. Шофер грузовика, доверху нагруженного ящиками с надписью "Не бросать!", дает понять, что легковушка мешает ему проехать. Артамонов возвращается к "Вол­ге" и подает назад, освобождая путь грузовику. А затем рвет с места и катит, катит прочь, не разбирая до­роги. Проселок. Шоссе. На спидомет­ре уже -- 120, на авточасах -- поло­вина четвертого... x x x В половине шестого Знаменский и Томин торопливо подходят к лифту на одном из этажей Петровки, ждут лифт. -- Через час тридцать контора закроется. -- Да, в обрез. А завтра там все будут знать. Махнув рукой на лифт, они сбегают по лестнице. Во дворе Управления к ним подруливает машина. Кибрит садится в другую, со спецсигналом на крыше. -- Связь через дежурного! -- кричит Пал Палыч. -- Хорошо, желаю успеха! -- отзывается Кибрит. x x x Контора по техобслуживанию уличных электрочасов, куда прибыли Знаменский и Томин, -- одна из тех орга­низаций, которые ютятся вместе с десятком других в большом старом доме. Просторная лестничная площадка выполняет функции фойе, курилки и клуба. -- Где бы найти Артамонова? -- спрашивает Томин одного из перекуривающих. -- Седьмая комната, -- указывает тот направление, взмахнув рукой. Томин заглядывает в седьмую комнату. -- Простите, девушка, Артамонова ищу... -- Вышел. -- Вышел или ушел? -- Нет, вон его плащ, вон портфель. Где-то здесь. Друзья переглядываются. Проходит женщина средних лет, неся сумки с продуктами. -- Извините, вы Артамонова не видели? -- Попадался в коридоре, -- охотно приостанавлива­ется женщина. -- Давно? -- Вроде до обеда. Да сейчас прибежит. К концу рабо­ты все собираются. -- Прекрасный обычай, -- хмыкает ей вслед Томин. -- Ну? -- оборачивается он к Пал Палычу. -- Я -- к начальнику, ты -- в свободную разведку. Встречаемся у фонтана. -- И Знаменский стучит в дверь с табличкой "Управляющий". Томин возвращается на лестничную площадку, при­кидывает, с кого начать расспросы. x x x До прихода Пал Палыча пожилой управляющий лис­тал иллюстрированный журнал. Визит следователя выз­вал у него любопытство и приятное оживление. -- Что значит -- нет на месте? Сейчас найдем. -- Он стучит в стену. -- А часто Артамонову приходится уезжать по службе? -- Понедельник и четверг у него разъездные дни. Ос­тальные оседлые. Он учет ведет, что, где, когда сделано: осмотр, ремонт, новые точки. -- Значит, если сейчас отсутствует, то по личной надобности? -- Выходит, так, -- соглашается управляющий. Он снова барабанит в стену, на пороге появляется давешняя женщина, но, естественно, без сумок. -- Артамонова ко мне! -- Отлучился куда-то, Дмитрий Савельич. -- Кто в универмаг, кто в универсам, кто неизвестно куда, -- добродушно ворчит управляющий. -- Признать­ся, любопытно, в связи с чем вы... -- Он выжидающе замолкает, но Пал Палыч не торопится отвечать. -- Ка­кая-нибудь, конечно, есть причина, но должен сказать, что Толя Артамонов как работник добросовестный и аккуратный. Раньше он был техник-смотритель в ЖЭКе, нам принес прямо блестящую характеристику. Между прочим, непьющий. И со всеми ладит. -- А вне работы? -- Вполне, вполне. Семьянин и прочее. У нас коллек­тив небольшой, немного по-домашнему. Бывает, в детс­ком саду карантин -- он сынишку приводит. Смирный такой мальчик, весь в отца. Да я и жену его неоднократно видел, очень порядочное впечатление. В общем, симпа­тичный парень Артамонов. Без затей, но приятный. x x x Томин останавливает спешащую вверх по лестнице девушку. -- Марина? -- Да. -- Мне позарез нужна "уедиенция". Где-нибудь на за­валинке. -- Да? -- Марина лукаво оглядывает Томина. -- Тогда лучше к соседям. -- Она спускается на несколько ступе­нек и вводит его в коридор другой организации. -- Куда-то уехал Артамонов. Говорят, вы можете знать. -- А почему я за спиной человека должна сплетничать? -- Держаться со мной откровенно -- не называется сплетничать. -- Томин предъявляет удостоверение. Марина с веселым изумлением изучает красную кни­жечку. -- Надо же! Старший инспектор! Детям и внукам буду рассказыватьВыходит, у нас с вами допрос? -- Предварительный сбор информации. -- Об Артамонове?! -- А что? -- Да какая о нем информация! Любит профсоюзные собрания и ездит только на зеленый свет. x x x Вертолет ГАИ опускается рядом с шоссе. Из него выходит Кибрит. На место дорожного происшествия уже прибыла "скорая помощь", здесь же работники ГАИ, кучка любопытствующих. Кибрит присоединяется к со­трудникам милиции, которые фиксируют обстоятельства аварии. Ее знакомят с молоденьким, только со студенчес­кой скамьи, экспертом; он сразу же начинает что-то объяснять и рассказывать. А в кювете видна завалившаяся набок серая "Волга"... На откосе кювета лежит тело молодого мужчины. Под­ходят санитары, перекладывают его на носилки: на земле остаются зловещие темные пятна. Санитары минуют Кибрит и эксперта, который "ас­систирует" ей при осмотре машины. -- Ремень так и был не застегнут? -- Да, по-дурацки угробился, -- говорит эксперт и невольно оглядывается на носилки. x x x -- Просто опомниться не могу! -- ужасается управля­ющий. -- Вот так, в тридцать два года, а?.. -- От огорче­ния он больно стукнул кулаком по столу. -- Ну что за нелепость! Куда его, спрашивается, понесло?! -- Да, это вопрос... Может, кто-нибудь знает? -- Конечно, кто-нибудь знает! -- Управляющий по привычке барабанит в стенку и убежденно говорит: -- Толя весь был на виду, никаких тайн... -- А к финансовым операциям он имел доступ? -- Да мы, собственно, финансовых не ведем. Зарплату получаем в тресте. Даже касса взаимопомощи -- в тресте. -- Тогда такой резкий вопрос: есть у вас что красть? Управляющий огорошен. -- Красть?.. Что же в конторе возьмешь? -- Решительно нечего? Тот пожимает плечами как бы даже с сожалением: -- Вы поймите нашу специфику: обслуживание улич­ных электрочасов. Стоят столбы по улицам, на них эти кастрюли с циферблатами. Что тут украдешь? Минутную стрелку? x x x Томин расспрашивает сослуживцев Артамонова. -- Сегодня минут пятнадцать он разговаривал с вами, по-видимому, незадолго до отъезда, -- вопросительно взглядывает он на Марину. -- Да не со мной -- по телефону. У них в комнате аппарата нет, я его к нашему подзываю. -- А кто ему звонил? И о чем он говорил? Ну же, Мариночка! Даю честнейшее слово, что лично Артамо­нову ваша откровенность не повредит! -- Я просто не хочу, чтобы дошло до его грымзы. Что, ребенка, что мужа завоспитывала до одурения. -- Строго между нами! -- заверяет Томин. -- Женский голос. Уже с год звонит. Сорок шестой размер, третий рост. Мне заказаны джинсы. -- Недурна собой? -- А я видела? Кто, где -- покрыто мраком. Тайная связь, -- смачно сообщает Марина... ...Пожилой канцелярист в комнате, где находятся трое женщин за другими столами, среди них Марина, говорит Томину: -- Нет, машину Анатолий купил в бросовом состоя­нии, только что не даром. И все руками, два года по винтику. Ему бы в механиках цены не было! Руки сами все насквозь знают. -- Что ж он с золотыми руками просиживает здесь штаны? -- Вкалывать не хочет. Лишь бы как, только попроще. Характером жидкий. -- А я слышал, он мужик крепкий... и деньги водятся. -- Какие наши деньги! Рупь пятьдесят в день, и скажи жене спасибо. x x x На месте происшествия Кибрит в сопровождении эк­сперта и фотографа подходит к машине ГАИ, где на заднем сиденье на расстеленной газете лежит небольшой чемодан. Надев перчатки, она поднимает крышку. Чемо­дан набит плотно уложенными пачками денег. Поверх пачек -- пухлый конверт, на котором размашистыми по­лупечатными буквами написано: "А. П.". По просьбе Кибрит фотограф снимает общий вид чемодана и отдельно -- конверт. -- Такой вот оригинальный чемоданчик, -- усмехает­ся капитан, дежурящий возле радиотелефона. -- Круп­ным делом пахнет. x x x У окна на столе Марины звонит телефон. -- Да?.. Минуточку. Его законная! -- сообщает она То­мину, прикрыв микрофон. Томин, не раздумывая, забирает трубку, спросив ше­потом: -- Зовут? -- Галя. -- Это Галя?.. -- непринужденно включается Томин, -- Анатолий где-то здесь, вышел. Что-нибудь передать?.. Ах, вы уже рядом! Тогда поднимитесь, пожалуйста, в конто­ру. Да-да, он просил! -- Кладя трубку, Томин придвигает­ся к стеклу, стараясь увидеть что-то на улице, и жестом просит Марину присоединиться. Внизу на тротуаре стоят двое женщин и мужчина. Женщина помоложе направляется ко входу в здание. -- Артамонова, -- говорит Марина, следя из окна. -- А та пара? -- По-моему, ее сестра с мужем. -- У них это в обычае -- поджидать? -- Нет, что-то новенькое... -- Прошу! -- Томин открывает дверь перед Артамоновой, и та входит в кабинет управляющего с вопроситель­ным выражением на лице. Недурна собой, скромно при­чесана и одета, немного чопорна. -- Здравствуйте, Дмитрий Савельич. -- Здравствуйте, Галина... не припомню по отчеству... -- Степановна. Вы что-то хотели сказать? -- Вот товарищ выразил желание побеседовать, -- мямлит управляющий. Ему очень не по себе. Женщина садится на краешек стула и недоумевающе смотрит на Знаменского. -- Вы рассчитывали застать мужа в конторе? -- начи­нает следователь. -- Да. -- А он знал, что его будут ждать? Женщина оглядывается на управляющего -- к чему эти расспросы? -- но тот прячет глаза. -- Да, он знал. -- А вчера или сегодня с утра никто его не посещал? Артамонова отрицательно качает головой. -- Не звонил? Нежданное письмо... нет? Я, понимаете ли, все пытаюсь сообразить, не назначил ли ему кто-либо встречу. -- В рабочее время надо быть на работе. Без всяких встреч! За ее тоном Знаменский угадывает раздражение, от­голосок свежей ссоры. -- В поведении вашего мужа появилось что-нибудь тревожное? Давно это? Артамонова снова оборачивается к управляющему протестующим движением. Тот виновато разводит рука­ми: дескать, что поделаешь. -- Сегодня утром, например, как вы расстались? -- настаивает Знаменский. -- Как всегда. -- Всем видом Артамонова дает понять, что Знаменский лезет в сугубо личные дела. -- А если я попрошу вас вспомнить получше? И против воли женщина вспоминает утреннюю сцену. ...Всхлипывая, она одевала ребенка, а муж мялся рядом, страдающий и сердитый. -- Я хоть раз не ночевал? -- спрашивал он. -- Или меня с кем видели? Ну какие у тебя основания? Нет же оснований! -- Не обязательно видеть... Я чувствую. Ты стал мне врать. Это самое ужасное -- ты стал врать! -- Ну с чего ты вдруг взяла, Галя... Вот забрала себе в голову неизвестно что... -- бормочет Артамонов упавшим голосом и нерешительно трогает жену за плечо. -- Галоч­ка... -- Она отталкивает руку. Потеряв надежду на примирение, Артамонов ушел... Артамонова отгоняет воспоминание. -- Мы расстались, как обычно, -- холодно говорит она чудовищно бестактному товарищу. -- Мне неприятен разговор с вами. Извините. По улице перед зданием конторы прогуливаются сес­тра Артамоновой с мужем. Из дверей густо валят служа­щие, отъезжают машины: рабочий день кончился. Томин подходит к "Волге", которая привезла их со Знаменским (и теперь осталась тут в одиночестве), что-то говорит шоферу и снова скрывается в подъезде. Шофер, читавший книгу, начинает исподтишка при­глядывать за нашей парой. x x x -- Следователь?.. -- переспрашивает Артамонова у Знаменского, преградившего ей выход в коридор. Он берет ее под локоть, возвращает и усаживает на прежнее место. -- Мои вопросы могут казаться нелепыми, даже не­скромными, но на самом деле они носят чисто професси­ональный характер. Вы понимаете, Галина Степановна? Та делает неопределенное движение. -- Кто-нибудь из близких или друзей вашего мужа живет за городом? -- Родители. Под Загорском. -- Очень хорошо. А по Калужскому шоссе? -- Ннет... не знаю. -- Кстати, сколько у него могло быть с собой де­нег? -- Пал Палыч делает вид, что вопрос возник у него случайно. -- Я по карманам не шарю! -- Артамонова добавляет драматическим шепотом: -- Какой позор! Получается аффектированно, и не поймешь, дей­ствительно ей неприятен этот вопрос или это при­творство. Но при каждом следующем ответе понятно, что никакого притворства тут нет, что слова: "Какой позор!" -- ее искреннее отношение к подобным по­ступкам. -- Не волнуйтесь, -- говорит Пал Палыч. -- Нам нуж­но выяснить простую вещь: какую примерно сумму мог иметь с собой ваш муж. -- Рублей пять... семь... -- Вы контролируете его расходы? -- По-моему, это естественно. -- Значит, больше -- исключено? -- Ннет... -- выдавливает женщина страдальчески. -- Раз он отсутствует... возможно, у него и была крупная сумма. -- Порядка? -- Сто рублей... даже сто пятьдесят, я допускаю. Ему предложили какие-то фары, колпаки... -- А если бы у вашего мужа обнаружились не сотни, а тысячи рублей? Артамонова вскидывает руки к вискам и замирает в ужасе. -- Как бы вы их объяснили? -- Это не его, не его, нет! -- громкой лихорадочной скороговоркой открещивается она. -- Это чужие. Чьи-нибудь, конечно... -- Чьи же? -- Спросите, Толя скажет. Он объяснит. Его спраши­вали? -- Меня интересует ваше мнение. -- Я не знаю. Какие тысячи? Немыслимо! -- Она вдруг находит единственную точку опоры в охватившем ее смятении: -- Я вам не верю! -- Отнимает руки от лица, отчаянно сцепляет на коленях. -- Не верю! Изумленный управляющий застывает с открытым ртом. Пара на улице скрывается за углом, через минуту возвращается, и мужчина перехватывает взгляд шо­фера. -- Фиалки пахнут не тем, -- говорит он. -- Пойду разбираться. -- Я с тобой! -- Только ни во что не вмешивайся. -- Почему это? -- Потому что так надо! Они сворачивают к подъезду. x x x Пал Палыч в раздумье: рассказать Артамоновой прав­ду или еще погодить. Колебания прерывает Томин, зна­ком вызывающий его в коридор. -- Паша, родственники волнуются. Этот шурин или деверь рвется к тебе. -- Милости просим. А ты поприсутствуй -- как там сестры встретятся. Оба возвращаются в кабинет. -- Галина Степановна, наш сотрудник вас проводит. Артамонова молча выходит в сопровождении Томина. Знаменский набирает ноль-два. -- Дежурного по городу. x x x На месте дорожного происшествия рядом с "Волгой" расстелен кусок брезента, на нем разложены предметы, найденные в машине Артамонова: бумажник с докумен­тами, сигареты, зажигалка, аптечка, уже известный нам чемодан, разорвавшийся газетный сверток с чеканкой по металлу, сплющенная шляпа и плащ. Фотограф делает снимки, щелкая аппаратом. -- Попросить, чтобы поставили на колеса, Зинаида Яновна? -- спрашивает молодой эксперт, указывая на лежащую в кювете "Волгу". -- Да, пожалуй, -- но, помедлив, говорит: -- Погодите, Володя, возьмем-ка пробы грунта. И с протекторов и с днища. Смотрите, какие нашлепки грязи. -- Хвойные иголки прилипли, -- замечает молодой эксперт, присматриваясь. -- Проселочная дорога, Володя. x x x -- Благодарю за услугу, Дмитрий Савельич, -- проща­ется с управляющим конторой Знаменский. -- Доверите мне еще на часок кабинет? -- Хоть до утра. Управляющий берет свой журнал, кепку... и не выдер­живает: -- Простите стариковское любопытство -- вправду, тысячи? -- Вправду. -- А... сколько же? Знаменский не успевает ответить, как на пороге по­является шурин Артамонова, приятной наружности, лет сорока. -- Бардин, -- представляется он. -- Знаменский, -- так же коротко отзывается Пал Палыч. Сделав Знаменскому ручкой за спиной Бардина, ра­зочарованный управляющий покидает кабинет. -- Бедный Анатолий! -- восклицает Бардин. -- Хоро­шо, что пока Галине не сказали, я боялся застать ее в истерике. -- О чем не сказали? -- Но у него же авария? -- Откуда вам известно? -- Машины на обычном месте нет, самого нет, а здесь милиция... -- Бардин разводит руками: дескать, все ясно. -- Он в больнице? -- Нет. В морге. -- Разбился?!.. Бардин сгибается, упирается лбом в сжатые кулаки... ...Три дня назад в теплый солнечный день они гуляли в парке: обе сестры с мужьями и на плече у Артамонова трехлетний сынишка. Женщины с мальчиком отправи­лись на качели, а мужчины, наблюдая за их весельем, пили пиво неподалеку, и Артамонов повторял с тоской: -- Думал, буду другой человек... жизнь увижу... вроде достиг, а все не то... -- Мы давно это обговорили, Толька, -- отозвался Бардин с раздражением. -- Знал, на что идешь. -- Много я знал... Все не так, и не пойму, что делать... Тупик!.. -- Куда вы сегодня вместе собирались? -- слышит Бар­дин голос Знаменского и возвращается в настоящее. -- К теще на именины, -- тяжело вздыхает он. -- А вы не из ГАИ? -- Нет, не из ГАИ... Было заранее уговорено заехать за Артамоновым? -- Они с Галиной повздорили что-то. Думали по доро­ге их помирить. Кому нужны постные лица за столом? Простите, с кем имею честь разговаривать? Знаменский подает удостоверение. Бардин разгляды­вает его дольше, чем требуется: внутренне готовится к серьезному разговору. -- Куда мог отправиться Артамонов, если день на службе не разъездной? -- Тут, скорей, Галина... -- Галина Степановна сочла мои вопросы странными. -- Да? -- А вам они не кажутся странными? -- Что прикидываться! Раз вы с Петровки, очевидно, не просто авария. Что-то еще вас смущает... -- Он выжи­дающе замолкает, но Знаменский не отрицает и не под­тверждает. -- Потому вы от Галины и скрыли, чтобы разговор не потонул в слезах... Так что вопросы, я пони­маю, любые возможны. Пожалуйста. Бардин держится свободно и с достоинством, но Пал Палыч не спешит переходить на доверительный тон. Meшает скрытое давление собеседника: ну спрашивайте, спрашивайте, у меня готовы ответы! Бардин первый прерывает паузу. -- Я должен помочь, чтобы рассеялось недоразуме­ние. Толя парень безобидный. Возможно только недора­зумение. Пал Палыч -- что с ним случается редко -- пускается на хитрость: прикидывается простачком. -- Если безобидный, куда я дену подозрительный факт? Мелкий служащий, скромная зарплата -- и вдруг... -- Что? -- А то, что начальство с меня голову снимет, если я не выясню, куда и зачем ваш родственник катался. На Калужском шоссе угораздило, пятидесятый километр. Какая нужда его погнала? -- А он... по дороге туда или обратно? -- Обратно, -- говорит Пал Палыч, "не замечая" ост­рого интереса собеседника. Бардин узнал нечто важное. -- Ах, Толя, Толя, -- бормочет он, быстро решая что-то для себя, и потом спрашивает осторожно: -- Позволь­те догадку: при нем нашли крупные деньги, да? -- Откуда им быть? -- уклоняется Знаменский. Тон намеренно фальшив. -- В принципе, могло быть такое совпадение. Толя знал мою давнюю мечту -- катер высокого класса. И недавно был разговор: обещали ему что-то вроде долго­срочной ссуды. У одного человека. Знаменский делает вид, что клюнул. -- У кого? -- Вы меня ставите в затруднительное положение. Ана­толий по секрету, под честное слово... Я, правда, не относился серьезно, мало ли что наобещают... -- Для достоверности Бардин должен немного поломаться, а Знаменский надавить. -- Нет уж, товарищ Бардин, досказывайте: у какого человека? На слово верить -- должность у меня не та. -- Это верно... Ну что поделаешь -- Климов. Здешний его приятель. Толя говорил: Климов "имеет выход на деньги". -- Как это понимать? -- Ничего не хочу домысливать. Повторяю, что слышал. -- Домысливать не надо...-- И, сбросив маску, Пал Палыч жестко кончает: -- А сколько катеров вы хотели купить? -- Простите?.. -- Я спрашиваю, сколько катеров: два? три? четыре? x x x Уже вечереет, когда Знаменский и Томин возвраща­ются в служебной машине из конторы. -- Слушай, Паша, ты веришь в тещины именины? -- А ты -- нет? -- Странно: человек везет шестьдесят две тысячи -- и вдруг сбегаются родичи в едином, так сказать, порыве! Поджидают, волнуются... Не напоминает типовую картину? -- В смысле, предстоит дележ и склока? -- Ну да, каждый боится, чтоб не обжулили. Тем более шестьдесят два на четыре ровно не делится, -- шутливо добавляет Томин и трогает шофера за плечо: -- Меня где-нибудь здесь. -- И снова Знаменскому: -- Ты над этим поразмысли. Машина приостанавливается у тротуара. Томин вы­ходит. -- До завтра. ...А наутро в кабинете Пал Палыча друзья продолжа­ют вчерашний разговор. -- Я поразмыслил, Саша. Жена Артамонова в твою схему не укладывается. -- Почему? -- Просто по ощущению. Этого Томину достаточно -- интуиции Пал Палыча он привык доверять. -- Нет так нет. Танцуем от печки. Маленький человек. Большие деньги. Откуда: ограбление, наркотики, шантаж подпольного миллионера? -- Теоретически, что угодно, за исключением конто­ры. Там нечем разжиться, я справлялся в УБХСС. -- Знаешь, мне нравится, что этот Артамонов такой скромненький и тихий, это сулит неожиданности. Дав­ненько не было роковых тайн! -- усмехается Томин. -- Доброе утро. Как успехи?-- входя спрашивает Кибрит. -- Все ясно, Зинаида, -- сообщает Томин. -- Пользу­ясь неисправностью уличных часов, Артамонов похищал у добрых людей время и сбывал его втридорога. Деньги не фальшивые? -- Ну что ты! -- Жаль, -- говорит Пал Палыч. -- Сашу потянуло на экзотику. Как они лежали в чемодане? -- Очень аккуратно. Новенькие пачки по тысяче руб­лей в стандартных банковских заклейках. И отдельно две тысячи -- в конверте. -- Предназначались кому-то персонально, -- делает вывод Томин. -- Да, там даже проставлены буквы "А. П." Вероятно, инициалы. -- А. П., -- повторяет Томин. -- Учтем. -- Похоже, поспешный грабеж отпадает, -- размыш­ляет Знаменский. -- Скорее, пахнет неким учреждением. Слушай, Зиночка, купюры новенькие, незахватанные... А есть ли там отпечатки пальцев Артамонова? Вдруг он знать не знал, что там в чемодане? Вдруг его использовали как курьера? -- Тогда зачем мне купюры? Достаточно посмотреть замки. Знаменский итожит разговор. -- Связи, -- говорит он Томину. -- Отпечатки. -- Киб­рит: -- А это самое "А. П." -- характерным почерком? -- Нет-нет, ничего не выйдет, почти печатными бук­вами. На стук в дверь Знаменский говорит: -- Войдите! Появляется Бардина, женщина лет тридцати пяти, довольно яркой наружности, с манерами, выдающими привычку бывать на людях и нравиться. -- Я -- сестра Гали Артамоновой, -- заявляет она с порога. -- Не будем мешать, -- поднимается Томин. Они с Кибрит выходят, и в коридоре Томин интере­суется: -- А, кстати, по какой причине авария? -- Не ясно пока. Шофер грузовика рассказывает, что Артамонов его обогнал, но шел странно, неровно -- то сбросит скорость, то опять припустит. И потом "не впи­сался" в поворот. Бардина тем временем, всхлипывая и торопясь, вык­ладывает, с чем пришла. -- Эти деньги Толя нашел! -- Как так нашел? -- изумляется Знаменский. -- Да вот нашел -- и все! -- Алла Степановна, откуда столь... оригинальная идея? -- Он вчера мне звонил, сказал: "Аля, поздравь, я нашел кучу денег!" Я говорю: "Не выдумывай". А он: "Совершенно серьезно, такую кучу, что и не снилось!" Конечно, ему нельзя было садиться за руль в таком состоянии... -- Он и сумму назвал? ("Ну и ну! -- думает Знамен­ский. -- Похоронить не успели -- прибежала с небыли­цами!") -- Сумму -- нет. Сейчас, говорит, приеду и сдам день­ги в милицию. Вы не верите? Но я клянусь, что Толя звонил! -- Это сказано так достоверно, что Пал Палыч на минутку сбит с толку. -- Вы рассказали об этом мужу и сестре? -- Потом, когда узнала про несчастье и подтвердилось про деньги. Я сперва подумала, он дурачится. Толя иногда наговорит с три короба... -- Ясно, -- машинально произносит Знаменский в раздумье. -- Как восприняла Галина Степановна? -- Разве ей сейчас втолкуешь... Как каменная... И во­обще... моя сестра настолько непрактичная, трудно пред­ставить! -- Время звонка не заметили? -- Пал Палыч пригото­вился записывать. -- Около четырех. -- А откуда Артамонов звонил? -- Он сказал: "Я из автомата, сейчас еду в город и сразу в милицию". Вероятно, был где-то под Москвой. -- Верно, Алла Степановна, под Москвой. Давайте думать, куда он ездил. -- Чего не знаю... -- Попробуем друг другу помочь. Я бы с удоволь­ствием оформил всю сумму как находку, и с плеч до­лой. Но надо, как минимум, установить, кто потерял. Понимаете? -- Дда... -- неуверенно отзывается Бардина. -- Интересы наши совпадают. Вы ведь пришли с той мыслью, что за находку полагается вознаграждение -- четверть суммы? -- Я считаю, справедливо выплатить Гале. Анатолий не виноват, что не успел сдать. -- С доказательствами слабовато. Хотя бы намек, где искать. Калужское шоссе, Алла Степановна. Какое-нибудь предположение, а? Бардина разводит руками. -- Это плохо. Допустим, я за вами повторю: "Нашел кучу денег". А мне скажут: "Ты видел, чтобы деньги кучами валялись?" Если б Анатолии хоть описал вам: дескать, лежали там-то и там-то, в черном портфеле без ручки и завернуты в полотенце... Не описывал? Бардина порывается было подтвердить: да, да, опи­сывал! Но вовремя спохватывается и избегает ловушки. -- Ннет... x x x Теперь перед Пал Палычем сидит Бардин. И тоже припас сюрприз. -- Я не ослышался? Вы отрицаете слова жены? -- Запишем, что мне лично о находке ничего не изве­стно. -- Он полугрустно, полусердито крутит головой. -- Чудачка! Предупреждал, чтобы не лезла с этой историей. Нет, все-таки!.. -- Вынужден спросить, чем вы объясняете подобные показания своей супруги. Бардин, немного подумав, отвечает: -- Разумеется, не будем превращать ее в лжесвиде­тельницу. Как-нибудь сформулируем поприличней... вро­де того, что гибель Артамонова меня чрезвычайно рас­строила -- оно так и есть -- и потому я мог поддерживать разговор, не вдумываясь в содержание и не отдавая себе отчета... В таком вот духе. -- Извольте, запишу, хотя, если звонок действитель­но был, я вас не понимаю. -- "Если был". В чем и загвоздка! Не для протокола -- для вас: Аля милая наивная женщина. Думает, приду, расскажу по правде -- и Галине отвалят куш. Да такой бухгалтер еще не родился, чтобы заплатить! А я, если не верю в результат, то и рукой не пошевелю. Трещит телефон, Знаменский снимает трубку. -- Да?.. Звонит ему Кибрит: -- Это я, Пал Палыч. Вести с переднего края науки. Внутрь чемодана Артамонов не заглядывал!.. Разумеется, мог знать, но только с чужих слов... Точно, точно, при такой конструкции замки не откроешь и не закроешь, чтобы не оставить отпечатков! Знаменский кладет трубку и упирается хмурым взгля­дом в Бардина. -- Когда вы услышали от жены версию с находкой "денежной кучи"? -- Да с первыми рыданиями... До чего злая шутка судьбы! -- Бардин напрашивается на сочувствие, но Зна­менский холоден. -- Смерть всегда трагична, но порой вокруг начинает­ся недостойная склока. У меня, признаюсь, впечатление, что Алла Степановна не стала бы действовать по соб­ственному почину, вопреки вам. Эти противоречия в показаниях -- намеренный расчет. -- Совершенно не в моем характере! -- протестующе восклицает Бардин. -- Напротив. Ведь вы вчера с первых слов взяли меня на пушку: сделали вид, что уверены насчет аварии. А вы ни в чем не были уверены, вы ужаснулись, услышав о гибели Артамонова! Бардин открыл было рот, но Пал Палыч поднимает руку, предупреждая возражения. -- Этап следующий: вы изложили туманный вариант о Климове, "имеющем выход на деньги". Сейчас новый нежданный поворот. Зачем вы с женой морочите мне голову? x x x Томин звонит в МУР -- "накачивает" своих помощ­ников по телефону: -- Судимый? Так-так, годится. А после освобожде­ния?.. О-ой, слушать стыдно! В ваши годы я бегал втрое быстрей! Ладно, что еще?.. Ну попытайтесь, молодцы. А кто смотрит дела с необнаруженными ценностями?.. И когда?.. Шевелитесь, братцы, скорость, скорость! Если что -- я в архиве. Он возвращается к столу, заваленному толстыми след­ственными делами. Отодвигает том, начинает листать дру­гой, на чем-то задерживается, углубляется в чтение. -- Прямо роман! -- бормочет себе под нос. -- "Смотри лист дела"... Посмотрим... -- прижав локтем страницу, он отыскивает в следующей папке нужное место и снова читает. -- Батюшки, и вы здесь, юный Рокотов? Сколько лет, сколько зим... -- Томин усмехается, что-то вспоми­ная. -- Ага, вот наконец и Бардин! x x x Утро. В контору стекаются служащие -- среди них и те, что нам уже знакомы; с перешептыванием оглядываются они на Знаменского, стоящего неподалеку от подъезда. Подходит поздороваться с Пал Палычем управляющий, что-то выслушивает и согласно кивает. Наконец появля­ется тот, кого ждет Знаменский, -- Климов, ничем не примечательный человек с лицом, сумрачным то ли от природы, то ли от невеселого сейчас настроения. Он останавливается, когда Знаменский спрашивает его: "Вы Климов?" -- и еще больше мрачнеет. -- Наверно, из милиции? -- Да. В прошлый раз я вас не застал. Климов разговаривает со Знаменским грубовато, от­вернувшись в сторону: -- Жил хороший парень, кого трогал? Чем нормально похоронить да пожалеть... на пяти этажах работу побро­сали. Толкутся, роятся, плетут ахинею. Двадцать тыщ! Завтра до миллиона дойдут! А-а! -- Климов в сердцах машет рукой. -- Бабка моя, темная, правильно говорила: о покойнике плохо нельзя. А вы на покойника уголовное дело!.. -- Отвели немного душу? -- спрашивает Знаменский замолчавшего собеседника. -- Еще несколько вопросов. Артамонов брал у вас в долг? -- Ну кого это касается? Давно прошедшие времена. -- А говорят, вы ему недавно заем обещали. -- Если двадцать тыщ ищете, то ошиблись карма­ном! -- угрюмо усмехается Климов. -- Дружба между вами слегка пошатнулась? Или тоже пустой слух? -- Ну раньше вдвоем подрабатывали, в новых домах двери обивали. Понятно, общие интересы. Потом Толька откололся, -- в голосе Климова проскальзывает нотка то ли обиды, то ли неодобрения. -- Я чувствую, он вас подвел? -- А! -- отмахивается Климов. ...Однако обида всплывает, и на месте Знаменского видится ему Артамонов, слышится обрывок разговора: -- Обрыдло на чужие двери жизнь тратить! -- Толька! Мы же целому подъезду обещали сделать до холодов! -- возмутился Климов. -- С первого этажа зада­ток взяли -- забыл? -- Я понимаю, Сеня, ты извини. Задаток я, конечно, верну, а дальше ты уж как-нибудь один. Я -- шабаш! Галке не говори, ладно? Иногда охота бесконтрольный вечерок... -- Он глянул на Климова повеселевшими, шальными глазами: -- Понимаешь, жизнь зовет!.. Вопрос Пал Палыча выводит Климова из задумчи­вости: -- Говорят, Артамонов последние месяцы переме­нился? -- В чем? -- Вам виднее. Что-нибудь замечали? Климов старается отвлечься, блуждая взглядом по сторонам. ...Еще одна, более поздняя сценка встает в потрево­женной памяти: они оказались рядом у прилавка магази­на накануне Восьмого марта. Артамонов покупал духи. -- Два по пять пятнадцать и вон те -- в коробке. -- Он указал на стеллаж поверх головы продавщицы. -- Восемьдесят рублей! -- отрезала та: надоело уже отпугивать покупателей ценой. -- То, что нужно! Заверните отдельно. -- Богато живешь! -- сказал из-за спины Артамонова Климов. -- Ты тоже тут?.. -- Тоже. -- Это я Галке... -- безнадежно соврал Артамонов про восьмидесятирублевый флакон. И вдруг ошарашил при­ятеля: -- Хочешь, твоей такой же куплю?.. -- Так что перемены? -- спрашивает Знаменский, не дождавшись ответа. -- Вы ведь что-то вспомнили? -- Нет. И ничего я такого не замечал! x x x У Томина тоже начало нового рабочего дня. При входе его в кабинет уже заливается телефон. -- Кто?.. -- спрашивает Томин в трубку. -- Привет. Давай. -- Он выслушивает доклад, вставляя короткие замечания, удивленные, одобрительные или сердитые: -- Да ну?.. Нет, отставить!.. Ладно, учту... Невозмож­но -- не бывает, бывает -- неохота... Вот это спасибо... Так-так... Собачка мужского пола или женского? То есть как -- не разберешь? Ногу задирает?.. Нет, это не лишнее. Уточни кличку. Более того -- узнай, не было ли щенят. А если были, еще более того -- выясни, куда их дели!.. Да?.. Вот как? Тогда давайте сюда, покажете. В успехе Томина, кроме собственных его "сыщицких" талантов, немалую роль играет умение мобилизовать и верно нацелить своих сотрудников. Оживленный Томин догоняет Кибрит в коридоре. -- Зинаида, пошли, кой-что расскажу. Есть время? И вот вся троица в сборе у Знаменского. -- Года полтора назад Артамонов внезапно перестал нуждаться в приработке, -- говорит Пал Палыч. -- Тут список адресов, где они обивали двери. -- Не случалось ли квартирных краж? -- с полуслова понимает Томин. -- Ладно, а как тебе Климов? -- Неприязнь к органам, сожаление об Артамонове. Но, я бы сказал, не в размере шестидесяти двух тысяч. -- Не торопись с выводами! У Климова имеется сосед и с младенческих лет дружок -- Муромский. Год назад его арестовали. В области тогда очистили кассы двух универ­магов. Очень запутанное было дело, Муромского взяли по подозрению, потом освободили за недоказанностью, кого-то посадили. Но половину денег не нашли! -- Ну и что? -- скептически спрашивает Кибрит. -- Пока ничего. Я ищу вокруг погибшего "бродячие деньги". Как к нему попали -- уже следующий этап... Климова тебе подсунул этот шурин-деверь? -- обращает­ся Томин к Пал Палычу. -- Он. Тоже что-нибудь? -- Весьма. В прошлом крупный валютчик. Осужден с конфискацией имущества. Но гарантии, что конфиско­вали все, разумеется, нет. Освободился он условно-дос­рочно, работает и прочее. Но опять же не дам гаран­тии, что ничем не балуется. Это вам второй "выход на деньги". Дальше. Выход номер три. И снова через Бар­дина! Недавно его одноделец, тоже бывший валютчик, в своем кругу именуемый Мишель, погорел с хищени­ями на хладокомбинате. Как человек аморальный, от следствия он скрылся и пребывает в розыске. Кубышку успел прихватить с собой. Есть предположение, что да­леко Мишель не побежал, а снял где-то дачу и отси­живается на природе. Причем -- прошу отметить -- Бардин Антон Петрович, то бишь -- А. П. Правда, А. П. у меня широкий ассортимент: и Александр Павлович есть, и Алексей Прокопыч, и даже Анна Платоновна. Но возвращаюсь к Бардину. Сейчас некий Кумоняк рассказывает, будто Мишеля пригрозили продать и со­рвали сто тысяч отступного. Сто, думаю, преувеличе­но, а шестьдесят две... Знаменский молча делает пометки, но Кибрит не выдерживает. -- Шурик, я совершенно запуталась! -- Ну? В трех соснах! -- Томин коротко растолковыва­ет: -- Погиб Артамонов. Шурин Артамонова... -- Бардин, бывший валютчик, это я усвоила. Но ка­кой Кумоняк? -- Это не важно. Важно, что у Антона Бардина старый знакомый в бегах и кто-то его "раскулачил". -- Саша полагает, что Бардин с Артамоновым заод­но, -- вставляет Знаменский. -- Свободный полет мысли. -- Чем я выгодно отличаюсь от тебя, -- парирует Томин. -- Извини, Шурик, хоть ты и старший инспектор -- снимаю шляпу, -- но иногда рассказываешь вещи, о ко­торых, по-моему, просто нереально знать! -- Почему, Зинуля? Ну, представь, что у короля треф украли корону. Созываем узкое совещание. Здесь те, кто разбирается в жизни короля треф и его дамы. Здесь те, кому ясна конъюнктура в торговле коронами. -- Он пока­зывает то на одну, то на другую сторону стола. -- Стоит их свести -- и готов ответ: корону стащила шестерка пик, загнала ее бубновому тузу, а платил за все червонный валет. Объяснил? -- Лучше некуда! -- смеется Кибрит и встает, собира­ясь уходить. -- Пора за микроскоп. -- Паша, не наблюдаю аплодисментов! -- Томин тоже поднимается. -- Я тебе притащил гору информации... -- Твоя информация касается разового мероприя­тия, -- говорит Знаменский, с сомнением качая голо­вой. -- А у Артамонова, по-моему, появилось какое-то занятие. Более-менее регулярное. -- Ладно-ладно, поглядим. Сгоняю в район проис­шествия: может, кто приметил старенький голубой "Москвич". -- Почему старенький "Москвич", а не новую "Вол­гу"? -- останавливается Кибрит. -- Зинаида, какая "Волга"? -- Серая, двадцатьчетверка. -- Паша, на чем ездил Артамонов? -- Естественно, на "Москвиче". А разбился... Зина? -- По-твоему, я не отличу "Волгу" от "Москвича"? -- Еще и чужая машина! -- ахает Томин. -- О чем вы? Документы на его имя. Сама акт подпи­сывала. -- Да что ж ты нам-то не сказала?! Общеизвестно, что у Артамонова допотопный "Москвич", который он со­брал по частям своими руками! -- Вы говорили "машина", и я говорила "машина"... -- Ну, сыщики! -- веселится Томин. -- Ну, пинкерто­ны! Все-то мы знаем! -- И про Мишеля, и про какого-то Кумоняку, -- под­девает Знаменский. -- А такой факт, на самой поверхно­сти -- эх!.. -- Пал Палыч крутит головой. -- Побеспокоим семейство, -- берется он за телефон. -- Не отвечают... -- Набирает другой номер: -- Будьте добры Антона Петро­вича Бардина... Прошу прощенья, -- кладет трубку. -- На похоронах. x x x Высокий и тощий, философски настроенный сто­рож ведет Знаменского по территории кооперативных гаражей. -- Все, бывало, шуткой: сообщите, мол, дедушка, когда сто лет стукнет, "Чайку" вам подарю... -- Он отпи­рает гараж запасным ключом, и Знаменский видит гор­батенький "москвичок" четыреста первой модели, но аккуратный и очень ухоженный. Сторож пробирается в угол, где странно притулился зеркальный шкаф, и подзывает Пал Палыча. В шкафу обнаруживается целый набор носильных вещей: кожаное пальто с меховым воротником и шапка, три костюма, рубашки в нераспечатанных полиэтиленовых пакетах, гал­стуки и даже перчатки, а внизу несколько пар хорошей обуви. Теснятся какие-то свертки, торчат горлышки бу­тылок с иностранными наклейками. -- Полный гардероб, -- поясняет старик. -- На разные сезоны. Прикатит, все переменит -- и до свидания... Сторож вспоминает, а мы видим, как Артамонов подъезжает к гаражу на "Москвиче" и выводит "Волгу", а "Москвича" ставит на ее место, оглядывая его при этом бережно и любовно: где-то протрет тряпочкой, поправит коврик на сиденье, готов, что называется, пушинки сдувать. На приборной доске "Москвича" красуется фотогра­фия: голова крутолобой, длинноухой собаки с умными глазами. Артамонов привычно переодевается. Скидывает скуч­ный свитерок и поношенные ботин