пчут, не оглянутся. Знаменский примерно представляет, о чем речь: крутой жи­тейский переплет, из которого двадцатилетний парень вышел замаранным и его отторгла прежняя благопристойная среда. Но... -- Вас не затоптали, Царапов. Вы после подножки три года работали. -- Если не затоптали, то выкинули на обочину. И я стал жить поперек... Геологические партии, спасатель на водах... Мне нужно было напряжение, полная отдача, опасность. Нервы, риск... Ну, а потом надоело выкладываться задаром. -- Как-то обидно за вас, Царапов. Значит, будь вы посерее да потрусливей -- жили бы благополучно? -- Наверняка. -- Н-да... А вы думали, как будете там? И как потом? -- Был знакомый алкаш, он говорил: "Под каждым забором можно найти свою ветку сирени". -- Я серьезно, Царапов. Царапов проводит рукой по лицу и произносит безнадежно: -- Думать... О чем же думать? Сколько ни думай, вывод один -- жизнь не состоялась. -- Знаете, в этом кабинете сиживали люди, которые меняли курс в пятьдесят, -- говорит Пал Палыч, неисправимый пропо­ведник. -- Не понимаю, что так гнет вас в дугу. Ну дадут срок, вы же знали, что когда-то не миновать? На суд вы пойдете в прилич­ной упаковке: обвиняемый чистосердечно во всем признался. Выдал котел денег в лесу, который бы медведь не раскопал. По словам Глазуновой, проявил даже некое рыцарство, защищая ее в квартире Пузановского. Она -- отличный свидетель защиты. -- Пал Палыч! -- звенящим голосом прерывает Царапов. -- Не надо! В эту сторону поезда не ходят! "Вот оно, значит, как, -- думает Знаменский, стоя позже у окна. -- Тут уж ничего не поделаешь. Тут следователь бессилен... До чего жизнь изобретательна бывает по части мелодрамы!" 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского