ругалась с портным и, вероятно, поняла, что настал ее час. Старуха стала тыкать костлявыми пальцами ему в лицо, норовила попасть в глаз... Фан распалился и тоже ринулся с воплями на помост. Он начал плевать в портного, а потом бить его ногами. Вскоре все было кончено. Толпа покинула стадион, а на помосте осталось лежать бездыханное, окровавленное тело. На следующий день Фан снова пришел на стадион. Возможность безнаказанной расправы над беззащитными людьми пьянила его, доставляла невероятное удовольствие. Он участвовал в побоищах чуть ли не каждый день. Потом на несколько лет все стихло. А однажды он узнал, что тоже попал в число "паршивых псов, которым нужно размозжить голову". Это случилось в тот день, когда у него родилась дочь... Распаленный нарисованной воображением картиной,, Красный Жезл не заметил, как подошел к входу в парк Тигрового бальзама. Красный Жезл хорошо знал этот парк, потому что нередко использовал его многочисленные гроты для встреч с нужными людьми. Особенно ему нравились Лабиринты ада -- узкая тропка среди небольших пещер с огромным числом персонажей: корчащихся в муках грешников, дьяволов со зловещими ухмылками. Красный Жезл имел обыкновение останавливаться со своими собеседниками около сцен с жестокими до патологии пытками и там вести разговор о делах, отвлекаясь время от времени, словно невзначай, чтобы притворно восхититься скульптурной композицией. Это выглядело как недвусмысленный намек, и спутники Красного Жезла, к его большому удовольствию, вдруг начинали чувствовать себя подавленными, их охватывало беспокойство. Приблизившись к воротам парка, Красный Жезл увидел Гуна. Тот широко улыбался Красному Жезлу, как старому приятелю. Когда они подошли друг к другу, молодой человек сделал вежливый полупоклон. Красный Жезл стиснул зубы и молча кивнул в ответ. Оба вошли в парк медленной походкой людей, которые под вечер решили немного прогуляться и мирно поболтать о том о сем. Некоторое время они шли молча. За одним из поворотов показалась большая керамическая башня. Она была слегка надломлена, словно готовая вот-вот рухнуть. В проломе виднелась голова женщины. А перед башней, стоя на коленях, молился керамический молодой человек в ярких одеждах мандарина. -- Вы знаете эту легенду? -- спросил Гун у Красного Жезла. И, не дожидаясь ответа, продолжал: -- Это мать и сын. Сын просит богов простить мать. Боги заточили ее в башню за... Я Не помню подробностей, но мамаша, кажется, была порядочной стервой. Впрочем, не наше дело осуждать предков, какими бы они ни были. Главное, молиться за них, и все будет в порядке. Как видите, боги услышали молитвы этого юноши. Еще немного, башня рухнет и его грешница мамаша возне- "Тумасик" 1 -- Добрый день. Могу я видеть господина Чэна? Патрик слегка наклонил голову и улыбнулся, ни минуты не сомневаясь, что производит неотразимое впечатление на секретаршу. Он знал, что инспектору Си-ай-ю никогда не бросят, в ответ дежурное "шеф занят" или что-то еще в этом роде. Но Ло, как, впрочем, и каждый уважающий себя мужчина, не был лишен тщеславия. Его интересовало, какое впечатление он производит своей внешностью на окружающих, и особенно на молоденьких секретарш. Другими словами, Патрику хотелось знать, может ли он рассчитывать на благосклонность этих очаровательных и вместе с тем чрезвычайно строгих созданий до того, как представится и сообщит о цели своего визита. В подавляющем большинстве случаев оказывалось, что может. И сейчас Патрик имел удовольствие в очередной раз убедиться в этом. -- Господин Чэн принимает только по предварительной договоренности. Если вы... -- К сожалению, я не мог переговорить с ним по телефону. Секретарша подняла на Патрика глаза с наклеенными ресницами и улыбнулась в ответ. -- Я попробую спросить у него. Как о вас доложить? -- Попробуйте, -- подбодрил девушку инспектор и протянул ей свою визитную карточку. -- Инспектор Ло из Си-ай-ю. Девушка никак не среагировала на его слова. Словно агенты секретной службы не вылезали отсюда. Она взяла визитную карточку и упорхнула за дверь с надписью: "Генеральный директор". "Счастливая, -- позавидовал инспектор, -- ей неизвестно, что такое Си-ай-ю и уж тем более что существуют тайные общества. Слышала, естественно, что иногда людей грабят и даже убивают, а хорошеньких дурочек крадут, чтобы продать в публичный дом. Но считает, что с ней такого случиться, конечно же, не может". Он подошел к окну. Шестнадцатью этажами ниже торопились друг другу навстречу похожие на кукол люди, сновали, словно маленькие жучки, машины, медленно проползали червяки-автобусы. Шум сквозь плотно закрытые окна не доносился, и все происходило, как в немом кино. Ло отрешенно смотрел на улицу и думал о своем. С арестом Белого Бумажного Веера все снова встало на мертвую точку. Он и его люди упорно отрицали свою принадлежность к "Триаде". Никаких улик против них не было, а разговор в подземелье доказательством служить не мог. Белый Бумажный Веер играл свою роль безупречно. На первом же допросе, когда Патрик назвал его этим именем, он не шелохнулся, словно инспектор обращался к кому-то еще. А потом неподдельно удивился и заявил, что у Патрика болезненное воображение. Десять килограммов опиума -- это не десять килограммов героина, и они не позволяли приговорить Белого Бумажного Веера и трех его сообщников к смертной казни. Им была обеЫечена тюрьма, но такой вариант ни в коей мере не устраивал Йланга: ему нужна была вся организация. Ло допрашивал Белого Бумажного Веера каждый день. Он пытался загнать его в угол осведомленностью о Блаканг-Мати и, как бы между прочим, обронил, что с помощью Ко Ина Си-ай-ю все равно доберется до "Триады". Об убийстве сержанта Белый Бумажный Веер знать не мог, и Патрик надеялся, что эта информация возымеет какое-то действие. Он даже сказал Белому Бумажному Вееру, что Ко Ин опознал двух его сообщников: торговца фруктами и рябого. Однако все было напрасно. Лицо гангстера во время допросов оставалось непроницаемым. Лишь один раз в его глазах промелькнуло легкое удивление, когда инспектор открыл сумку и показал ему опиум. Но Ло решил, что Белый Бумажный Веер просто играет. На четвертый день Белый Бумажный Веер заявил, что признается в контрабанде десяти килограммов опиума, и потребовал, чтобы суд над ним состоялся как можно быстрее. Тогда Патрик выложил свой последний козырь. Он рассказал арестованному о предательстве Красного Жезла в надежде, что Белый Бумажный Веер, желая отомстить сообщнику, выдаст его. А Красного Жезла Ло надеялся пошантажиро-вать, угрожая раскрыть тайну его предательства через газеты. Но и это не помогло. Белый Бумажный Веер ни единым движением не выдал своего отношения к сказанному. Патрик понял, что дальнейшие попытки заставить Белого Бумажного Веера заговорить -- бесполезны и дело в конце концов придется передать в суд. Ло решил основательно заняться выяснением личности человека, чей труп был украден с Блаканг-Мати. Он забрал из уголовной полиции все данные о пропавших без вести в декабре, чтобы еще раз внимательно ознакомиться с обстоятельствами их исчезновения. Он уже просматривал эти дела после iorov как на острове был обнаружен могильник. Но тогда инспектор искал человека в возрасте пятидесяти лет и наткнулся на ненужного ему Карима. Среди пропавших за последний месяц трое мужчин, три женщины и четыре ребенка. Патрик исключил из списка детей и женщин, поскольку на Блаканг-Мати, по словам Ко Ина, был привезен труп мужчины. Экспертиза крови, обнаруженной во второй яме, еще не была завершена, и все же Ло не стал дожидаться результатов. Он принялся за изучение материалов на трех мужчин, но, взглянув на фотографии, отложил в сторону еще одно досье -- на иностранца со светлыми волосами, поскольку цвет найденных на острове волос был черным. Оставались двое: сын крупного бизнесмена -- генерального директора компании, -- студент, и кассир из Китайского банка. Студент исчез без видимых на то причин. Предполагали похищение с целью выкупа. Но отцу никто до сих пор не звонил и никто не присылал писем. Тогда выдвинули новую версию: студента убили неизвестные грабители, а тело спрятали. На том в уголовной полиции и успокоились. После. исчезновения кассира был вскрыт его сейф, и обнаружилась солидная недостача: около ста тысяч долларов. В уголовной полиции тонко подметили "вероятность существования прямой связи между этими двумя фактами" и занялись безуспешными поисками. -- Господин генеральный директор просит вас зайти, -- отвлекла Патрика от размышлений секретарша и добавила, улыбаясь: -- Извините, что вам так долго пришлось ждать, но шеф диктовал мне срочные бумаги. Ло вошел в кабинет. За столом сидел седой худощавый мужчина в преклонном возрасте. На лацкане пиджака стального цвета была приколота черная матерчатая полоска -- знак траура. -- Прошу вас, господин Ло, -- произнес хозяин кабинета, указывая инспектору на низкое кресло у своего стола. -- Чем обязан визиту? Генеральный директор устало разглядывал Патрика. -- Ваш визит не был запланирован, а у меня не так много времени. -- Я понимаю, -- ответил инспектор, -- и постараюсь быть кратким. Заранее прошу простить меня, что затрону печальную для вас тему. Но -- служба... Патрик сделал небольшую паузу, затем продолжил: -- Господин Чэн, в списках уголовной полиции ваш сын числится пропавшим без вести. По... -- У вас устаревшие сведения, господин Ло, -- сухо перебил его генеральный директор. -- Мой сын не пропал без вести. Он погиб. -- Простите, -- смущенно пробормотал инспектор, -- значит, меня просто ввели в заблуждение. -- Всякое напоминание о сыне причиняет мне сильную боль, -- будто не слыша слов инспектора, продолжал Чэн, -- и я мог бы попросить вас оставить меня в покое. Считайте, что я это сделал. Не берусь судить, где больше беспорядка: у вас, в уголовной, или в береговой полиции. Но дабы оградить себя в дальнейшем от подобных бестактных визитов, объясню, в чем дело. Мой сын Сенг действительно пропал в конце декабря. Мы с женой обратились в уголовную полицию. Но через три дня он прислал из Бангкока короткое письмо, в котором извинялся за доставленные нам волнения, обещал на следующей неделе вернуться и все объяснить. Насколько я знаю, у него в Бангкоке был какой-то роман. Мы успокоились. Я сообщил о письме в уголовную полицию и попросил прекратить поиски. Но, очевидно, моя просьба по небрежности не была зафиксирована. Мы ждали приезда Сенга, но вместо встречи с сыном получили уведомление из береговой полиции... Генеральный директор умолк, чтобы проглотить подступавший к горлу комок. -- В уведомлении говорилось, что Сенг находился в числе пассажиров судна, которое потерпело кораблекрушение. -- "Тумасик"? -- В голосе Патрика прозвучало больше заинтересованности, чем следовало. -- Да, -- со вздохом произнес генеральный директор. -- А почему вас это удивляет? Инспектор мысленно ругнул себя за несдержанность -- не следовало бы постороннему человеку знать, что Си-ай-ю интересуется "Тумасиком", -- но тут же нашелся: -- На этом судне плыл мой друг... В какой-то степени я вас понимаю. Чэн взглянул на часы и развел руками, давая понять, что время беседы истекло. Инспектор поднялся с кресла. -- Все же я прошу вас подумать, не было ли у вашего сына каких-нибудь подозрительных знакомых, -- сказал он. -- Не исключено, что я буду вынужден побеспокоить вас еще раз. -- Послушайте, господин Ло, -- раздраженно произнес генеральный директор, -- в начале нашего разговора я, кажется, просил оставить меня в покое. При чем здесь подозрительные знакомства моего сына, если он погиб при кораблекрушении. И вообще, что вам нужно?! Чэн схватился за воротник рубашки, нажал кнопку звонка. Вбежала секретарша. -- Воды! -- попросил генеральный директор. Секретарша бросилась открывать бутылку минеральной. Чэн отпил несколько глотков из стакана и кивнул в сторону инспектора. -- Проводите господина Ло. И запомните: никого из полиции я больше не принимаю. -- Слушаюсь, -- пробормотала девушка и укоризненно посмотрела на Патрика. -- Прошу меня извинить, -- сказал он и быстрыми шагами вышел из кабинета. "Снова "Тумасик", -- подумал Патрик на обратном пути, -- прямо наваждение какое-то! Придется еще раз побеседовать с этим Чэном. Ему, конечно, это не понравится, но ничего не поделаешь. Не все понятно с его сыном. Таинственно исчез из дома. Потом письмо. "Тумасик". А может быть, я ошибаюсь? Мальчишка без памяти влюбился. В восемнадцать лет такое иногда случается. Понесся очертя голову к девчонке и забыл предупредить родителей. А на обратном пути решил прогуляться морем... Почему бы нет? Интересно, я мог бы так же влюбиться? Скажем, в Джун? " -- Инспектор, -- окликнул Патрика дежурный, когда тот проходил мимо, -- шеф вас спрашивал. Патрик молча направился к кабинету Аланга. -- Вы никогда не увлекались решением кроссвордов? -- полюбопытствовал тот, увидев своего подчиненного. -- Последние десять лет только тем и занимаюсь, -- буркнул в ответ Ло. -- Я имею в виду не нашу работу, а обычные кроссворды. -- Нет. А что? -- У вас такой вид, словно вы все утро просидели над журналом и для того, чтобы получить премию за правильные ответы, не смогли угадать только одно слово, которое вертелось у вас на языке. Уж очень у вас обиженный вид. -- Вы правы, -- отозвался инспектор, в очередной раз отметив с восхищением, что Аланг умеет угадывать настроение и состояние людей. -- Вот как? Любопытно. Инспектор пересказал Алангу свой разговор с генеральным директором. -- Призрак затонувшего судна преследует вас на каждом шагу, -- с шутливым сочувствием произнес тот, -- но не стоит переживать из-за чисто символической премии. Именем студента вы все равно не заполните пустующие клетки вашего кроссворда. -- Почему? -- Вас не было на месте, и результаты экспертизы крови принесли мне. Давность следов -- больше тридцати дней. -- Сегодня двадцать второе января, -- наморщил лоб Патрик, -- а сын генерального директора сел на "Тумасик" двадцать восьмого декабря. -- Я допускаю ошибку экспертов на один-два, ну максимум на три дня, -- сказал Аланг. -- Но не на неделю. Когда Сенг Чэн сел на "Тумасик", третий труп уже находился на острове. Л о тяжело вздохнул. -- Остался еще один труп. Кассир из Китайского банка. Пропал девятнадцатого декабря. В его сейфг обнаружена недостача в сто тысяч долларов. -- Ну-у, на вашем месте я плясал бы от радости. -- Аланг воздел руки к потолку. -- Прекрасный кандидат в трупы! Ста тысячами даже "Триада" не побрезгует. -- А я радуюсь, -- хмуро ответил Патрик. -- Разве по мне не видно? " -- Ну ладно, -- уже серьезно сказал Аланг, -- занимайтесь кассиром. И найдите время заскочить в береговую полицию. Нужно ведь как-то подбираться к "Тумасику". -- А что нам даст "Тумасик"? -- вяло спросил инспектор. -- Что нам даст "Тумасик"? -- Аланг задумался. -- На многое, конечно, рассчитывать не приходится. Но, судя по всему, кто-то из членов экипажа должен был иметь отношение к "Триаде". Ведь вы сами говорили, что на судне не осталось никаких следов столкновения. Значит, кто-то позаботился заранее, чтобы "Триада" беспрепятственно проникла на судно. -- Это мог сделать и кто-то из пассажиров. -- Не исключено. Но даже если и пассажиры, и экипаж погибли во время кораблекрушения, у них остались родственники, друзья, знакомые. Придется покопаться. В конце концов, на "Тумасике" находилось не так много людей. Около трех десятков. На выяснение их связей уйдет не так много времени. В воскресенье Патрик проснулся рано, соскочил с кровати и раздвинул шторы на окнах. Солнечные зайчики, словно ожидавшие этого момента, проворно разбежались по комнате, наполнив ее веселым светом. Патрик поставил воду для кофе и пошел под душ. Наконец-то он проведет с Джун целый день. Они договорились сегодня поехать на Сентозу -- райский островок с изумительными пляжами и аппетитным сатэ [1], которые малайцы повара жарили под открытым небом на небольших каменных мангалах. Патрик не считал, что с Джун у него получится серьезный роман. Джун ему нравилась, и все. Как нравились многие знакомые женщины, с которыми приятно провести время. Но в глубине души Ло чувствовал, что Джун непохожа на его предыдущих женщин и что его отношение к ней несколько иное. Патрик на несколько секунд задумался, вспоминая вечер у Алан-" Гов, когда он познакомился с Джун. Тогда госпожа Лау преподнесла его как потенциального жениха, но ее слова были восприняты всеми как шутка. [1] Шашлыки по-малайски из говядины и курятины. -- Нет, госпожа Лау, ваш номер не пройдет, -- пробормотал себе под нос инспектор. -- Джун явно не создана для кухни и пеленок, а на экономку и кормилицу у меня нет денег. Когда он кончил завтракать, было уже восемь часов. Джун ждала его в девять, и Патрик решил прогуляться пешком. Обогнув храм Шивы, он вышел на центральную улицу города -- Орчард-роуд -- и невольно замедлил шаг. На улицу выкатывалась пышная процессия индусов. Она двигалась в ту же сторону, что и Ло. Во главе шествия чинно вышагивали несколько полуголых мужчин. Их лица и тела были разрисованы белой краской. На плечах у каждого на мягких оранжевых подушечках лежали стальные перемычки, скреплявшие четыре вертикально расположенных стержня -- два спереди и два сзади. На стержнях держались развесистые дуги, а в просверленные в них дырки было вставлено около тридцати деревянных стрел с острыми металлическими наконечниками, которые упирались в тела несущих их мужчин, образуя множество маленьких ранок. Следом за мужчинами плавно двигалась пышно украшенная разноцветными лентами посеребренная карета с подношениями -- фруктами, кокосовыми орехами и чем-то еще, что Ло не смог рассмотреть. Потом шли люди в ярких одеждах, увешанные разноцветной фольгой, гирляндами, золотой и серебряной мишурой. В руках они несли тоже кокосовые орехи, колокольчики, огромные морские раковины. Некоторые кололи себя иголками, другие шли в сандалиях, утыканных гвоздями, острия которых впивались в подошвы обладателей. Толпа гудела, кричала, танцевала на ходу и пела под грохот барабанов, медных тарелок и раковин. "Тайпусам"! -- догадался Ло, вспомнив услышанное когда-то название индуистского религиозного праздника. Кто-то из знакомых рассказывал, что ежегодно в день "Тайпусама" верующие индусы собираются большими колониями и направляются в пагоду Четтиар на Тэнк-роуд. Там, перед статуей Суб-раманьи, старшего сына бога Шивы, они истязают себя иглами, гвоздями, острыми стрелами, разламывают и сжигают кокосовые орехи. Это считается выражением преданности Субра-манье, который в глазах набожных индусов является воплощением добродетели, силы, молодости, мужества, красоты и бог знает чего еще. Тех, кто приходит в Четтиар, Субраманья, по поверью, хранит от невзгод и наделяет своими качествами. Инспектор полюбовался красочным зрелищем, но потом решил отстать, потому что надрывный звон колокольчиков, грохот барабанов, тарелок и трубные звуки, которые почитатели Субраманьи во всю мощь своих легких извлекали из морских раковин, оглушали Патрика, и это начало его раздражать. -- Здравствуйте, господин инспектор, -- раздался вдруг зычный голос над самым ухом Ло, и Патрику показалось, что его приветствует сам старший сын Шивы. Он повернул голову и увидел знакомого индуса. Тот работал в береговой полиции. Ло вспомнил, что на этой неделе он так и не успел выбраться в "лягушатник", и хорошее настроение как рукой сняло: завтра Аланг наверняка выскажет свое неудовольствие по поводу такой нерасторопности инспектора. Громадный индус не шел, а плыл в толпе верующих с блаженным видом, вероятно полагая, что и ему кое-что перепадет от щедрого божества, если он расколет кокосовый орех в пагоде Четтиар. Ло усмехнулся, подумав, что если полицейский идет к Субраманье за красотой, то зря. Сын Шивы, хоть он и бог, вряд ли сможет чем-нибудь помочь ему: слишком долго пришлось бы колдовать над лошадиным лицом индуса. А желающих приобщиться к добродетелям Субраманьи было столько, что очередь наверняка бы возроптала, требуя от божества побыстрее одаривать свою паству. Ло еще раз посмотрел на своего спутника. Странно было видеть полицейского без формы, полуголого, с дурацким кокосовым орехом в одной руке, в другой -- с длинной серебряной иглой, которой он время от времени покалывал себя в грудь, в бока, в спину. -- Здравствуй, -- ответил наконец Патрик, выискивая глазами переулок, куда можно было бы свернуть. Просто так от полицейского отделаться не удастся, Патрик знал это очень хорошо: индус лип к знакомым и незнакомым, как не обвалянное в муке тесто к рукам, и был разговорчив, как сто торговок на рынке в воскресный день. -- Вы кого-нибудь ищете, господин инспектор? -- Да, -- коротко бросил Патрик, обнаружив впереди спасительный перекресток. -- Как ваше здоровье? -- поинтересовался набожный полицейский, по-видимому рассчитывая на ответную любезность, которая даст ему выговориться вволю. "У Субраманьи, должно быть, железные нервы, если он еще разрешает тебе появляться в пагоде Четтиар", -- беззлобно подумал Патрик и лаконично ответил: -- Спасибо, хорошо. Несколько секунд они молча шли рядом. -- Вот иду в Четтиар, -- счел необходимым сообщить индус, потрясая кокосовым орехом, -- просить у Субраманьи счастья. -- Помогает? -- поинтересовался Ло. -- Еще как! Я одного парня знаю -- чудом остался жив. -- Неужто Субраманья помог? -- Патрик не смог сдержаться от улыбки. -- Он, -- убежденно ответил полицейский, -- больше некому. -- Кто бы мог подумать? Ну что ж, да осчастливит Субраманья и тебя! Патрик сошел с тротуара, намереваясь перейти на другую сторону. -- Точно Субраманья помог! -- крикнул вслед индус, вероятно испугавшись, что не смог убедить инспектора в могуществе старшего сына Шивы. -- А то кто, же? Суденышко-то потонуло, а он жив остался! -- Какое судно? Патрик резко обернулся, моментально вспомнив, что за последние полгода только "Тумасик" потерпел кораблекрушение. -- Как -- какое? "Тумасик". Не слышали разве? -- обрадо-ванно ответил поклонник Субраманьи, уловив заинтересованность в голосе инспектора. Ло вернулся на тротуар. Полагая, что у Субраманьи появляется новый поклонник, полицейский решил, что наглядность подействует на него лучше любой проповеди. -- Вот ведь как бывает, -- с удовольствием начал рассуждать индус, -- суденышко ко дну пошло, а парень жив остался. А все Субраманья. Он все может. Только уважать его надо. Вот если ходить все время в Четтиар... -- А что за парень? -- небрежно спросил инспектор, перебивая собеседника. -- Механик. Сунгаем зовут. И веры-то был не нашей. Индонезиец. А стал в Четтиар ходить -- он веру нашу решил принять, -- так сразу ему и повезло. Все утонули, а он жив остался. А какая ему разница, в какого бога верить? Главное, чтоб помогал... -- Так он спасся, что ли? -- Зачем -- спасся? Не поплыл он в этот проклятый рейс. Уволили его перед самым отплытием в Таиланд. Пил он здорово. А если б не уволили, кормил бы рыб, как все остальные. А так -- без работы, зато жив. А работу-то он найдет. Субраманья поможет. Кто Субраманью уважает, того он от напасти убережет. Это уж точно, -- заключил индус с таким гордым видом, словно он сам был старшим сыном Шивы и сам посоветовал Сунгаю больше пить, чтобы остаться в живых. Ло напряг память, стараясь вспомнить фамилию в списке экипажа, который ему принесли вместе с материалами расследования кораблекрушения. Но он взглянул на список лишь мельком, поэтому в памяти ничего не отложилось. -- А ты видел этого... Сунгая? -- Да, да, Сунгаем его зовут, -- закивал индус. -- Я-то не видел, другие видели. -- Давно? -- То ли позавчера, то ли два дня назад. -- А где его видели? -- спросил на всякий случай инспектор. -- Да в порту. Кто ж видел-то его? И-а, никак не могу вспомнить. И видели-то пьяным. Не иначе как от радости напился. Вот ведь как бывает. Все утонули, а он жив остался. Да кто ж его видел? Индус расстроенно зацокал языком. -- Да я к слову... До свиданья, -- сказал Ло. -- А вы разве... не пойдете с нами в Четтиар? -- разочарованно спросил полицейский. -- В следующий раз, -- улыбнулся Ло. "Завтра нужно будет разыскать этого Сунгая, -- подумал инспектор. -- Хоть он и не был в последнем рейсе, может быть, что-нибудь да расскажет интересное об экипаже". -- А Сунгай-то наверняка должен в Четтиар прийти, -- не унимался полицейский, -- он ведь должен Субраманью отблагодарить. Раз Субраманья ему помог в живых остаться, то он не может не прийти. Сегодня ведь такой праздник... -- Ладно, ладно, как-нибудь в следующий раз, -- рассеянно ответил Патрик и перешел на другую сторону. Он сделал несколько шагов и остановился. Что-то мелькнувшее в подсознании заставило его посмотреть на часы. Никакая заслуживающая внимания мысль не пришла в голову, и все же что-то словно укололо его. До встречи с Джун оставалось еще больше получаса. Не глядя на проезжую часть улицы, Ло выбросил вперед руку, чтобы остановить такси. Этот жест был лишним. Около Патрика, слегка повернутый передком к тротуару, уже стоял изрядно обшарпанный "пежо" с шашечками. Обладающий явно безошибочным нюхом на пассажиров пожилой водитель-малаец терпеливо ожидал, когда Ло поймет, что ему просто необходимо взять такси. Приехав в офис, инспектор поднялся в свой кабинет и вынул из сейфа документы, полученные из береговой полиции. Он быстро перелистал их, нашел список членов экипажа "Ту-масика" и начал его просматривать. -- Черт возьми! -- пробормотал он через несколько секунд. -- Что за ерунда! Под номером десять в списке фигурировал механик Сун-гай. Патрик сел на стул, продолжая держать список в руках. Так вот что остановило его на улице! Зрительная память невидимым фотоаппаратом отщелкала написанное и отправила куда-то в резервные клетки мозга. "Где ошибка? -- стал размышлять Ло. -- В списке или в словах полицейского? Если он был в последнем рейсе, то его никто не мог видеть, механик наверняка утонул. А если его действительно уволили перед отплытием в Таиланд, так его не должно было быть в списках. Я же просил дать мне фамилии членов экипажа последнего рейса. Забыли вычеркнуть в компании? Ведь индус сказал, что механика уволили перед самым отплытием. А может быть, этот болтун что-то напутал и индонезийца не увольняли? Но в таком случае, как он мог оказаться в Сингапуре после кораблекрушения? Все-таки сто миль. Шторм... " Ло убрал документы в сейф, позвонил дежурному, чтобы взять машину, и вышел из офиса. Когда он подъехал к кинотеатру "Лидо", было уже семь минут десятого. Джун нетерпеливо прохаживалась по кромке тротуара. По ее лицу было видно, что она не привыкла ждать. -- Патрик, ведь мы договорились на девять часов, -- увидев инспектора, обиженно проговорила она. -- Извините, Джун, но мне пришлось заехать на службу. -- В воскресенье?! Ло развел руками. -- Могли бы это сделать быстрее. Ну ладно, поехали. Иначе я пропущу утреннее солнце. А для загара оно самое полезное. Джун поправила желтую сумку на плече и направилась к стоявшему в нескольких метрах такси. Тут она заметила, что машина, на которой приехал инспектор, продолжает стоять на месте. -- Мы что... поедем на этой машине? Она с кондиционером? Это так мило с вашей стороны, Патрик. Я терпеть не могу эти ужасные, грязные такси. В них так тесно, жарко... -- защебетала девушки. Ло бросил полный сожаления взгляд на ее стройную фигуру в салатовой кофточке-безрукавке и желтых, под цвет сумки, брюках. -- Понимаете, Джун, -- нерешительно начал он, -- обстоятельства... -- Понимаю! -- резко перебила его Джун и прищурила глаза. -- Счастливо провести выходной... с обстоятельствами! Она тряхнула густыми черными волосами, круто повернулась и зашагала прочь. Патрик с грустью посмотрел вслед девушке. -- На Тэнк-роуд, к пагоде Четтиар, -- негромко сказал он водителю. Тот покосился в сторону инспектора. -- А я бы на вашем месте плюнул на все и отправился с этой красоткой. У нее такие глаза... И... Патрик так взглянул на него, что шофер прикусил язык. У пагоды Четтиар творилось что-то невероятное. Патрику показалось, что чуть ли не все индусы города собрались здесь сегодня. "Черт бы вас побрал с вашими кокосовыми орехами", -- раздраженно подумал инспектор, протискиваясь сквозь толпу внутрь пагоды. Вслед ему неслись возмущенные возгласы, какая-то старуха зло прошипела, что китайцу нечего делать среди индусов. Но Ло упорно продвигался вперед. Наконец ему удалось пробраться в пагоду. Там стояла невыносимая жара. Дыхание сотен людей смешивалось с благовониями и резким запахом жженых кокосов. Столик для подношений перед бронзовой статуей Субраманьи ломился от фруктов, меда в баночках, молока в бутылках. Темнокожий священнослужитель, замотанный в светло-зеленую материю, мерно раскачивал небольшую керосиновую лампу и названивал в колокольчик. Тот, кто уже сжег свой орех, брал с алтаря еще горячую золу и наносил себе на лоб три полоски. Затем жрецы рисовали ему красной краской небольшую точку между бровями -- "третий глаз добродетели", кум-кум. На этом обряд отпущения грехов и выражения преданности Субраманье заканчивался. Верующий отходил от алтаря, уступая место другим страждущим, которые в ожидании своей очереди неистово кололи себя иглами. Устроившись справа от алтаря, Ло прекрасно видел все помещение. Он шарил глазами по толпе, стараясь отыскать хотя бы одного человека, непохожего на индуса. Но все было напрасно. За полтора часа в храм не вошел ни один индонезиец. Вспотевший и злой, Патрик стал пробираться к выходу. Минут через десять ему удалось выйти на улицу. Он почем зря ругал в душе набожного полицейского и себя за то, что поверил ему и пришел в Четтиар. Зачем он приперся сюда? Как надеялся отыскать индонезийца, не зная его в лицо? Два часа пропали даром. Ведь поиски механика, если он вообще существует, нужно начинать не здесь. Ло велел водителю ехать в порт. Дурацкий характер! Зачем он вообще занялся поисками Сунгая сегодня? Как будто за один день что-то могло измениться. Как было бы хорошо сейчас лежать на горячем песке рядом с Джун у голубой воды... Патрик тяжело вздохнул и вышел у портовых ворот. Порт лязгал кранами, сипло кричал "майна", со смаком ругался на доброй дюжине языков. Море лениво качало на волнах раскрашенные китайские джонки с разноцветными парусами, утлые, прикрытые сверху бамбуковыми циновками сампаны, которые одновременно служили рыбакам домом, небольшие таможенные катера, стоявшие у причала. Ло выяснил, где обычно швартовался "Тумасик", и направился туда. У самого края причала сидел на корточках небритый малаец в линялой рваной рубахе и латаных шортах. Вернее, это были просто трусы, заменявшие ему шорты. Он держал в руке потухшую сигарету и задумчиво смотрел на воду. -- Эй, приятель! -- окликнул малайца Ло. -- Да, туан, -- отозвался тот, поднимаясь. -- Послушай, приятель, я ищу на свое судно механика. Ты, должно быть, здесь всех знаешь. Не посоветуешь кого-нибудь? Голова малайца закачалась на кадыке-шарнире. То ли он соглашался, что действительно всех знает, то ли собирался кого-то предложить. -- Механиков много... -- охрипшим голосом произнес он. -- Мне нужен хороший механик. -- Хороших -- мало, -- пессимистично заключил малаец. -- Хороший механик без работы сидеть не будет. Он медленно пожевал оставшиеся во рту крошки табака и шумно выплюнул их. -- Я тоже был когда-то механиком. Но это было давно... -- Зрачки малайца медленно поплыли кверху. Он явно собирался предаться воспоминаниям. Патрика это совершенно не устраивало. -- Послушай, приятель, -- быстро сказал инспектор, не давая собеседнику потонуть в глубинах своего прошлого, -- говорят, что с "Тумасика" вроде бы уволили хорошего механика. Перед отплытием в Таиланд. Не слышал? То ли японец, то ли филиппинец. Или еще кто-то -- я толком не знаю. Но, говорят, хороший механик. -- Почему не слышал? Слышал. Малаец с подчеркнутой грустью посмотрел на свой окурок, давая понять инспектору, что нелишне было бы угостить его хорошей сигаретой. Ло вытащил из кармана пачку "Мальборо". Выцветшие глаза малайца оживились. Он потер правую руку о рубашку, наивно полагая, что от этого она станет чище. Затем бережно взял сигарету, секунду полюбовался ею и вставил в свой беззубый рот. Окурок он аккуратно положил в нагрудный карман. Патрик щелкнул зажигалкой. И без того ввалившиеся щеки малайца еще больше втянулись, чуть ли не соприкасаясь друг с другом. Он затянулся, благодарно затряс головой и стал выкашливать дым. Ло терпеливо ждал. -- Почему не слышал? -- повторил наконец малаец, накаш-лявшись вволю. -- Был такой на "Тумасике". Только не японец он. Японцы, они плохие механики. Боцманы они хорошие. А механики плохие. А этот, про которого туан спрашивает, индонезиец. Вот индонезийцы в моторах сильно понимают. И этот разбирался. Сильно разбирался. Сунгаем его звали. -- Так где же его можно найти? -- А нигде не найти. Утонул он. Утонул вместе со всеми, когда "Тумасик" ко дну пошел. Они в Таиланд, значит, отправились, а... -- Как утонул? Его же уволили перед отплытием. -- Уволить-то уволили. Это верно. Сделав несколько затяжек, малаец присел на корточки и нежно погасил окурок об асфальт. Потом медленно поднялся и тоже спрятал его в нагрудный карман. -- Ну вот. А почему его уволили? Потому что пил он здорово. Вот ведь как:. маленький, щупленький, а пил -- у-у-у! Ну вот. Уволили его прямо за день или за два до отплытия. А как "Тумасику" в море выходить, хватились -- не могут найти механика. Механиков-то много, а хороших мало. Ну и взяли его снова. Прямо в тот же день. -- А ты не путаешь? -- Хе-хе, -- заквакал малаец, -- глаза-то мои, слава аллаху, пока еще видят. -- Жалко. Говорят, хороший механик был. -- Хороший, -- согласился малаец, -- что верно -- то верно. Да вы походите, туан, по порту, может, и найдете кого. -- А спастись он не мог? -- быстро спросил Патрик, наблюдая за выражением лица собеседника. Тот покачал головой. -- Сюда пришел бы. Или в доки. Он ведь там ночевал. Не было у него дома. Ло протянул малайцу еще одну сигарету. -- Да хранит вас аллах, туан, -- начал кланяться тот. "Зря не поехал на Сентозу, -- огорченно подумал Патрик, вспоминая обиженное лицо Джун. -- Наверное, индус перепутал". Но день был уже потерян, и Ло решил довести дело до конца. Он отправился в доки. В доках Патрик часа полтора потратил на поиск одного знакомого грузчика. Тот работал здесь уже лет пятнадцать, знал всех и нередко оказывался полезным инспектору. У штабелей с каучуком несколько докеров оживленно спорили о чем-то между собой. Спор их был в самом разгаре и обещал затянуться надолго: никто никого не слушал, все только говорили и размахивали руками. Среди споривших стоял и знакомый инспектора. [; ] -- Эй, Султан! -- крикнул Патрик. К нему никто не повернулся. Докеры продолжали свои бесплодные попытки завладеть вниманием друг друга. -- Султан! -- громче крикнул Патрик. Снова никакой реакции. Ло подошел к докерам и постучал своего знакомого по спине. -- Султан! Ты что, не слышишь? -- недовольным тоном спросил он. Приземистый малаец обернулся, смял скуластое лицо в добродушной улыбке и отделился от компании. Спорившие даже не заметили этого. Они продолжали тараторить хором и не слыша друг друга. Малайцу было лет пятьдесят, но выглядел он, как это сплошь и рядом бывает на Востоке, лет на десять моложе. У него было странное и несовременное имя -- Ван Ахмад. Кто-то сказал ему, что так звали одного из правителей Малакки [1] в прошлом столетии. Польщенный таким совпадением, Ван Ахмад трубил об этом на каждом перекрестке, пока наконец к нему накрепко не прилипла кличка Султан. Он не обижался и со временем так привык к прозвищу, что собственное имя стало казаться Ван Ахмаду чужим. -- Да хранит вас аллах, туан инспектор, -- сказал он. -- Как вы поживаете? -- Спасибо, Султан, хорошо. А ты? -- Аллах справедлив, -- произнес Ван Ахмад, воздевая руки к небу. -- Есть работа. Есть здоровье. Жить можно. Что-то вас давно не было видно, туан инспектор. -- Соскучился? -- усмехнулся Ло. -- Послушай, Султан, мне нужна твоя помощь. -- Туан смеется надо мной, -- ответил явно польщенный Ван Ахмад. -- Туан инспектор -- большой человек. Султан -- маленький человек. Султан ничтожен, как рисовое зерно. Чем маленький человек может помочь большому? -- Ладно, ладно, не прикидывайся, -- поморщился Ло. -- Мне нужно разыскать одного человека. Говорят, его видели здесь. Ван Ахмад отвел глаза в сторону. -- Не знаю, кого разыскивает туан инспектор. Уж не индонезийца ли с того судна, что потонуло недавно? -- Ты видел его? -- Нет, туан инспектор, -- невинным тоном ответил Ван Ахмад. -- Врешь! -- вскрикнул Патрик. -- Откуда ты знаешь, что я разыскиваю его? Говори! -- Султан никогда не врет, -- обиделся Ван Ахмад, -- Султан -- честный человек. -- Хорошо, хорошо, -- несколько смягчился Ло, -- выкладывай, что тебе известно. Ван Ахмад с удовольствием поскреб бок через рубаху. -- "Тумасик"-то утонул, все знают. А индонезийца спрашивали. Султан -- человек маленький, и мозги у него маленькие, как у рыбы. Но он понимает: когда люди спрашивают, они знают, зачем спрашивают. Не будут просто так спрашивать человека, если он и вправду утонул. [1] Прежнее название Малайзии. -- Кто его спрашивал? -- Приходили двое. Сначала все молча по докам бродили, высматривали. Я их сразу приметил: чужие. А что чужим в доках ходить? Если по делу, так сразу и видно. А они ходили высматривали. Я сразу подумал -- кого-то ищут. Потом спросили. -- У тебя? -- Нет, у Пуна. Мне любопытно стало. Я к нему подхожу позже, чего, спрашиваю, тем двоим нужно-то было. А он отвечает, индонезийца какого-то ищут, вроде бы с "Тумасика". Сказали, что из полиции. Пун-то в доках недавно работает, никого не знает. А я сразу смекнул: полиция-то знает, что "Тума-сик" потонул, чего ей Сунгая искать? Нет, думаю, вы не из полиции... -- А чего ж не сообщил куда следует? -- Ой-ой, туан инспектор, -- закачал головой малаец, -- сейчас жизнь такая -- лучше ничего не видеть и ничего не слышать. Про китайцев такое рассказывают... Извините, туан инспектор, это я не про вас. А с теми китайцами лучше не связываться. Позапрошлый год дружок мой увидел двух китайцев в порту, что-то они вынюхивали, слюбопытничал, пошел за ними, а потом нашли его задушенным. Я их в лицо приметил и потом как-то узнал, где они бывают. Но сказать побоялся. Глядишь, и отправился бы вслед за дружком на тот свет. Нет, упаси меня аллах от этих людей. -- Ну а сейчас не боишься? -- насмешливо спросил Патрик. -- И сейчас боюсь, туан инспектор. Только вам и рассказал, другому не стал бы. Вроде бы давно знакомы... Да и знаю, туан инспектор щедрый человек, туан инспектор... -- Ну ладно. Давно приходили? -- Китайцы-то? А с неделю. И позавчера я их видел. Снова ходили, высматривали. А рожи такие злые -- страшно. Потому и понял, что, может, и туан