адывать на стол различные закуски. Ее халат широко распахнулся, высоко открыв длинные, белые бедра, красоту которых подчеркивал край черной кружевной комбинации. Мужчины в упор рассматривали официантку. Наконец, она поставила на стол бутылку коньяка и улыбнулась: - Кушайте на здоровье. - Присаживайтесь с нами,- с сожалением глядя на скрывшиеся за полами халата колени, предложил Засядко. - Я - на работе,- девушка повернулась и медленно, вызывающе покачивая белрами, пошла к выходу. У самого порога она повернулась, чуть прищурилась и, глядя на Чабанова, сказала: - Вот разве после шести... Леонид Федорович не успел и глазом моргнуть, как дверь закрылась. - Хороша,- Засядко потянулся к бутылке,- но какова Мария Павловна,- наверное, решила нам нервы пощекотать, чтобы аппетит разгулялся. - Да-а,- Чабанов положил себе в тарелку немного салата,- она это может. Половина городских секретарш у нее начинали, может быть поэтому стоит ей пошевелить пальцем, как любой из нас готов в лепешку разбиться. Полковник взмахнул рукой: - Я свою сам нашел. Чабанов усмехнулся, но не возразил. Разговор о секретаршах закончился только тогда, когда опустела бутылка и Засядко вспомнил о заполярной охоте. - Давай сделаем так,- предложил Чабанов,- ты договоришься с военными на местах, а самолет и все остальное, я возьму на себя. - Ну, и чудненько,- Засядко поднял рюмку,- у меня однокашник командует бригадой на Кольском полуострове, там сейчас благодать. Чабанов прикоснулся своей рюмкой к рюмке полковника: - Тогда договаривайся, а мы для них яблочки, там, мандаринчики с нашей базы захватим. - Коньяк кончился,- Засядко стряхнул последние капли в рюмку Леонида Федоровича. В ту же секунду, словно услышав его слова, через порог переступила Мария Павловна. - Чувствую - у вас кончилось горючее,- она прошла к серванту и распахнула дверцу.- Здесь есть все, берите, пожалуйста, сколько угодно. Женщина хитро взглянула на Чабанова и выставила еще одну бутылку коньяка. - Что вам принести на горяченькое? - А кто принесет? - Понравилась? - И где это вы их выращиваете? - Чабанов улыбнулся и подумал, что сколько Мария Павловна ни пыталась, но он не пользовался услагами ее "птичек" и всегда сам подбирал своих секретарш.- А, может, тут все просто - красота идет к красоте? Женщина делано смутилась и отмахнулась тонкой рукой: - Но вы к ней, по-моему, равнодушны. - Я?! - Вскричал Засядко, прижав руки к груди. - Нет, Михаил Петрович, о вас речи нет, вы тонкий ценитель женских прелестей, а вот Леонид Федорович... - Что вы, Мария Павлона, для меня женская ккрасота - это воздух, без которого я и часа не прожил бы,- усмехнулся Чабанов,- только я никогда не брал в руки эстафетной палочки. - Он шутит,- полковник взял с подноса третью рюмку,- мы готовы исправить свои ошибки. Поэтому выпьем за радость наших глаз, за вас, Мария Павловна. Она, смеясь, подняла рюмку, чуть прикоснулась к ней губами и вышла. Чабанов, проводив женщину взглядом, повернулся к Засядко. - Послушай, Михаил Петрович, у меня к тебе небольшая просьба. Один наш инженер хочет годик - другой отдохнуть от заводской жизни и послужить в армии. - Нет проблем, в каком он звании? - Лейтенант, связист. Только он хочет служить там, где служил его отец - в погранвойсках, на южной границе. Полковник хмыкнул: - Делов-то, пусть завтра зайдет ко мне часиков в десять и мы все решим. - Вот и прекрасно. Теперь о деле: когда летим на охоту? - В конце недели устроит? - В пятницу, в четыре в аэропорту. - Идет. Г Л А В А 6. Лейтенант Зангиров плавал в собственном поту. Порой ему казалось, что он едет не в железнодорожном вагоне, набитом военными, а в большой консервной банке с мясными полуфабрикатами, обернутыми в зеленые листья салата. За грязным окном в полуденном мареве плыли невысокие барханы, между которыми бегали колючие шары перекати-поля. И все это не менялось уже десятый час. Соседи по купе разложили на полке газету и, азартно крича, играли на ней в карты. Мятые трешки и пятерки кочевали от игрока к игроку. Зангиров смотрел на эти бумажки и удивлялся - сегодня деньги не вызывали в нем желания положить их в собственный карман. "Ежемесячно на твой счет будут класть по две тысячи рублей,- вспомнил он разговор в темноте с незнакомым мужчиной.- Если тебе удасться наладить мост на ту сторону, то каждый проход каравана будет увеличивать твое состояние на десять тысяч, плюс призовые проценты от прибыли. Все хорошо подготовлено, от тебя требуется лишь осторожность и желание выполнить задание. Организационная жилка у тебя есть. Сейчас я убедился, что ты можешь, увлекаясь, увлечь за собой и других. Это хорошо. Человек, по сути своей, слаб. Им управляют инстинкты и желания, поэтому он сначала увлекается, идя за призраком чувства или мечты, и только потом, если может, начинает думать и удивляться своим решениям. Я не гоню тебя, в этом деле нужно сразу отмести всякую спешку и грубость. Работать придется среди контрразведчиков, разведчиков и всякого рода следопытов. Одно неосторожное движение и все можно провалить, помни об этом, но не трусь. Я верю, что у тебя все будет хорошо." Зангиров не знал, что с ним разговаривал сам Чабанов, решивший ближе познакомиться со своим посланцем на рубеж. Леонид Федорович остался доволен молодым инженером. Тот за несколько минут не только изложил несколько вариантов плана своей будущей работы, но и толково отстаивал каждый из них, говоря о положительных и отрицательных сторонах разработки. Товарняк с единственным плацкартным вагоном, в котором вместе с другими офицерами и солдатами ехал Зангиров, пришел на конечную станцию - самую южную точку СССР, около полуночи. Муса вышел на перрон и поразился тому, что и на открытом воздухе было очень жарко. Он снял фуражку и вытер платком пот, выступивший на лбу. - Лейтенант Зангиров? - Прямо в ухо выдохнул кто-то. Сердце молодого человека оборвалось от страха. - Я, - выдохнул он, дернувшись от неожиданности. - Прапорщик Березняк,- военный, едва различимый в тусклом свете станционных огней, кинул руку к козырьку.- Командир прислал меня, чтобы встретить вас. Он подхватил чемоданчик Зангирова и пошел в темноту. - До отряда девятьсот метров,- прапорщик говорил, четко отделяя слова, и Муса подумал, что это, наверное, от привычки командовать,- так что пройдемся, заодно и городок наш посмотрите. - В темноте? - Преодолев страх, насмешливо проговорил офицер. - Сейчас глаза привыкнут и все увидите.. Тишину ночной улицы нарушали лишь звуки их шагов, да трели сверчков. - Далеко до границы? - Муса, сам удивившись себе, спросил это шепотом. - Граница? - Громко хохотнул провожатый.- Это как посмотреть. На "уазике" - через десять минут можно упереться в "колючку", а пешком - чуть больше. И чего это вы шепчете? Шпионов здесь нет, басмачей лет сорок назад повывели, бояться нечего. Это там, у КСП, надо себя вести тихо и незаметно, чтобы их звуковая разведка не обнаружили. Да и то, они уже знают все наши тропы и секреты. Так же, как и мы - их. Сейчас и там, и тут такая аппаратура, которая в любой темноте и тишине все видит и слышит. Хотя,- он неопределенно хмыкнул,- командир меняет расположение секретов каждый две недели. Но. На мой взгляд, это лишние хлопоты. Зангиров повел глазами по второнам. Темные плети глинобитных дувалов, за которыми сгрудились безмолвно невидимые дома, походили на заговорщиков. - И что противник? - Молодой офицер чувствовал непонятное недовольство прапорщика и, думая, что это связано с приказом командира встретить его, хотел отвлечь Березняка. - Так сразу и "противник"? Обычные люди, несут обычную службу. Мы им не нужны, они - нам.- Муса понял, что Березняк улыбается.- Это пройдет, месяца через два пройдет, помотаетесь по границе и поймете, что почти все написанное о нас - чушь собачья. Жара, пыль и скука - вот и вся граница. - А что на гражданку отсюда уйти нельзя? Выбрать какой-нибудь уютный уголок России, поставить на берегу речушки, в березовам бору домик и жить там без пыли и жары. - Я бы жил,- в голосе прапорщика прозвучала горечь,- да грехи не пускают. - Так, уж, и грехи? Березняк промолчал. Впереди показались деревянные ворота, освещенные фонарем. Муса пригляделся и понял, что им уже много лет, но спросить об этом не решился. Сбоку, в будке, похожей на аквариум, выднелся пограничник в панаме. - Вот мы и пришли. Прапорщик махнул рукой, солдат кивнул и нажал что-то на столе. Дверь распахнулась. Березняк вошел первым. - Витя,- совсем не по уставному обратился он к солдату,- это наш новый начальник связи, лейтенант Зангиров. Пограничник, стоявший за стеклянной перегородкой, вскинул руку к виску. - Пойдемте,- Березняк повернулся к Мусе,- я покажу вам комнату, поспите до утра. В шесть подъем, а в семь вас ждет командир. Они прошли нешироким двором, в глубине которого угадывались, едва обозначенные тусклыми фанарями несколько домов, и подошли к одноэтажному строению. Березняк поднялся по скрипучим ступеням, Зангиров шел за ним. В коротком коридоре он увидел несколько дверей. Прапорщик толкнул ближайшую. В комнате, куда они вошли, горела настольная лампа. На одной из трех кроватей спал, уткнувшись лицом в книгу, молодой человек. - Ну, вот,- дернул щекой провожатый,- вам не придется шарахаться в темноте. Костюня, как всегда, заснул над книгой. К нему скоро жена приезжает, так он решил малость образование повысить. Она у него москвичка и специалист по русской литературе. Письма пишет толстенные, аж жуть. Только муж у нее больше трех страниц в вечер одолеть не может - сон сильнее. Березняк повернулся к двери и пробормотал: - Я думаю, что вы с ним сойдетесь. Костюня, когда не спит, милейший человек. А во сне он страшен - храпит, как бегемот. Сейчас он лежит вниз лицом, а может, просто раздумывает с какой ноздри начать. И действительно, не успел прапорщик договорить, как спящий издал громкий всхлипывающий звук. Березняк негромко свистнул и храп пропал. - Это - если будет невмоготу,- посоветовал он,- свист на пару минут его успокаивает, по себе знаю. Ну,- козырнул прапорщик,- спокойной ночи. Зангиров с трудом снял с себя непривычную одежду, лег на ближайшую кровать и мгновенно заснул. Разбудил его радиосигнал "Маяка". Муса поднял голову и увидел, что у шкафа, спиной к нему, стоит широкоплечий капитан и старательно выдувает из электробритвы щетину. - Проснулся, лейтенант? У тебя тридцать минут, чтобы умыться, побриться и брюки погладить. Командир любит, чтобы у его офицеров стрелки на брюках заменяли бритвенные лезвия. - Муса поднялся с кровати. - Зангиров. - Константин Малышев. - А,- вспомнил лейтенант,- это вы на книге спали? - Давай сразу на "ты" и побыстрее собирайся, командир не любит опозданий. На мощеной камнем площади, где, как оказалось, стояло общежитие, несколько солдат занимались зарядкой. Малышев, козырнув, прошел мимо них и взбежал, стуча подковками сапог, по ступеням одноэтажного кирпичного здания. Муса поднялся за ним. - Это наш штаб,- на ходу бросил капитан. Он на секунду замер перед высокой резной дверью, быстрыми, резкими движениями поправил что-то в одежде. - Вперед,- Малышев коротко стукнул в дверь и тут же дернул ее на себя. В просторной комнате, за широким столом сидел тучный полковник. - Разрешите, товарищ командир? - Капитан сделал два шага, стремительно свел каблуки сапог и бросил руку к козырьку фуражки. Калбуки резко щелкнули и в тот же миг Малышев, уронив руку к бедру, замер. Рядом застыл Зангиров. Пронзительные, серые глаза кольнули Мусу и чуть хрипловатый голос медленно произнес: - Что же вы, капитан, не объяснили лейтенанту, что в таких случаях говорят? - Виноват, товарищ полковник, разрешите исправиться? Командир молча кивнул. - По уставу, лейтенант, вы должны сказать: " Лейтенант Зангиров представляется по случаю прибытия к месту службы." Молодой человек повторил уставную фразу, глядя в глаза командира. В них было что-то такое, что ему показалось будто полковник знает о нем даже то, о чем и сам лейтенант не подозревает. - Ваши документы, лейтенант, уже пришли. Только я не понял, что у вас произошло с женой? - Ничего. Мы просто решили, пока у меня тут не будет квартиры, пожить поразнь. - Квартир у нас пока не предвидится, но я могу вам выделить комнату в общежитии. - Спасибо, товарищ полковник, я подумаю. - Позавтракайте, потом поезжайте вместе с капитаном вдоль границы, ознакомтесь с системой связи и оповещения. Схему получите в секретной части. У нас уже несколько месяцев нет начальника связи, поэтому времени на знакомство нет. Капитан будет у вас и нянькой, и провожатым. Вы свободны, лейтенант. Зангиров вышел на крыльцо. На площади строились солдаты. Он смотрел на них и старался разглядеть в пограничниках своих будущих помощников. - Пойдем,- хлопнул его по плечу, вышедший следом Малышев, получим оружие и поедем кататься вдоль полосы. Последнее время сигнализация нас замучила - срабатывает по любому поводу. День и ночь бегаем по тревоге. В твоих бумагах написано, что ты прекрасный электронщик и опытный связист.. - Да, понемногу во всем разбираюсь. - Вот и хорошо. Недели полетели незаметно. Муса вместе с Малышевым с утра до ночи чинил электронную систему оповещения. Она действительно порядком поизносилась. Зангиров отлаживал ее и старательно запоминал местность. "Пригодится для будущего окна",- думал он. Со временем Муса понял, что командир сделал правильно, не дав ему даже осмотреться в крепости, оставшейся еще с царских времен. Горожанину было бы трудно привыкнуть к той убогой обстановке, которая составляла военный городок и аул местных жителей. Самими старыми строениями крепости были две кирпичные казармы и небольшая церковь, построенные больше стал лет назад. Широкие, приземистые казармы даже в сорокаградусную жару хранили удивительную прохладу. - Тут наши солдатики как-то решил новую дверь пробить,- рассказывал Малышев.- Проломили стену, смотрят, а там, сантиметров через двадцать, другая. Ну и не стали дальше ломать. В этом, похоже, секрет нашего кирпичного "термостата". Жилые дома, возведенные уже в советское время, напоминали времянки. Невысокие, с облезлой штукатуркой, двухэтажные строения горбились двухскатными шиферными крышами среди серых от времени деревянных бараков. Жилья не хватало, да и его никто не строил - в крепости даже не было подобного подразделения. Многие офицерские семьи жили в общежитии - собранном лет тридцать назад щитовом домике. Сухая штукатурка, которой изнутри были отделаны комнаты, кишели клопами. Время от времени отчаявшиеся жильцы совершали массовые набеги на насекомых. Их обливали бензином, посыпали различными химикалиями, но через день, другой исчезнувшие было клопы возвращались вновь. - Послушай,- как-то в разговоре с Березняком предложил Муса,- а что если их трахнуть боевыми отравляющими веществами, может сдохнут, наконец? Прапорщик искоса взглянул на лейтенант, ожидая очередной шутки, которыми уже прославился Зангиров, но сейчас тот стоял спокойно. - А что,- сощурился Березняк,- поговорю с химиком, пусть подберет нужную концентрацию, чтобы часа через два потеряла убойную силу и бабахну по этой нечисти. - Не дури,- не выдержав, захохотал Зангиров,- все вещи пропадут. - Действительно, но ты тоже, шутник, поменьше скалься. Для меня этот барак чуть ли не дворец. Тут хоть видимость своего дома, а в общаге - всю ночь топот, крики посыльных, телефонные звонки. Разве с ребятишкми там можно жить? - А в ауле? - Сдурел? Среди этих чумазых жить?! Зангиров замолчал. Он никогда не был в доме Березняка, поэтому не стал об этом больше говорить. Его удивило другое - все офицеры отряда с великим пренебрежением относились к местным жителям - тем самым советским людям, которых защищали от врага. В их понятии людьми были только те, кого они оставили в бывших своих городах и селах, где они жили, росли и учились до призыва в армию. Местных называли черномазыми, чучмеками, чурками, валенками... Была и другая странность, удивлявшая Зангирова - среди солдат и офицеров погранвойск, с которыми ему приходилось встречаться или служить, большую часть составляли русские, украинцы и белоруссы. На весь отряд были один кореец и один татарин - он сам. Примечательна была и офицерская среда. Командир отряда так организовал их несение службы и жизнь, что в гарнизоне не было разговоров о сложностях быта. В первые недели своей службы Зангирову казалось, что это следствие дисциплинарных строгостей, но потом он понял свою ошибку. Командир смог внушить всем своим подчиненным то, что мир поделен на две части. Своими были только пограничники и их семьи. Все остальное человечество состояло из действительных или потенциальных врагов. Даже "далекая" родная страна, которая начиналась сразу за порогом казармы и которую надо было охранять и защищать, могла в любой момент нанести удар в спину. О ней пели песни, слагали стихи, о ней плакали темными ночами, но смотрели в ее сторону с настороженностью. Каждый конфикт на границе не только возводился в ранг подвига, но и становился вечно живым и отстоящим от нынешней жизни всего на несколько часов. О взятых много лет назад бандитах, контрабандистах и нарушителях тут говорили так, словно они только что пытались совершить свое "черное дело" и исчезли только для отдыха и перевооружения. Кровати павших бойцов, их оружие, могилы - были настоящими святынями, к которым прикасались с молитвенным благоговением. Каждый новичок или офицер, вернувшийся из отпуска, сразу отправлялся на самый сложный участок границы. Здесь, в чуткой тишине последних метров родной земли, быстро пропадали привезенные издалека чувства сопричастности к огромному миру людей. Им на смену приходила настороженность боевого затишья. Местным законодателем мод были последние телефильмы, а радостью - застолья. Холостяки развлекались проще и чаще - водкой и картами. Но и тут Зангиров удивлялся тому, что стоило рявкнуть сигналу "тревога" или появиться посыльному, как совершенно пьяные офицеры мгновенно трезвели и превращались в вышколенных воинов, думающих только в пределах устава и боевой обстановки. Исключение составлял лишь прапорщик Березняк, с некоторой долей насмешки смотревший на других офицеров и не считавший, что граница напоминает пороховой погреб с тлеющим фитилем, но он работал в секретной части штаба и большую часть времени проводил за стальной дверью своей комнаты-сейфа. Проигрывая офицерам деньги или выпивая с ними водку, Муса ни на минуту не забывал о своем задании, но офицера, подходящего на роль проводника, найти не мог. Все они - часть в силу своей природной честности и твердой убежденности в крайней необходимости своей службы; другая - слепой привычке повиноваться - в лучшем случае могли бы посмеяться над его плохой шуткой, в худшем... Ну, об этом Муса старался не думать. Он верил в свою Звезду и переключился на солдатскую казарму. "В крайнем случае,- размышлял он,- пусть какой-нибудь сержант поработает года полтора проводником, а там будет видно." Муса быстро познакомился со всеми солдатами, но они не воспринимали его как офицера и пограничника и относились к нему настороженнно и с некоторым пренебрежением. Как-то вечером Березняк пригласил его к себе на день рождения сына. Он зашел за Мусой после отбоя. Они вышли из общежития и медленно, стряхивая тяжесть напряженного дня, пошли к офицерским домам. Муса вдруг вспомнил свой приезд в крепость. - А ты помнишь, как вот так же вел меня в ту ночь? - Конечно, я все хочу тебя спросить: "Ты научился видеть в темноте?" Муса огляделся. Фонари не горели, но он видел даже волны тяжелой лесовой пыли на дороге. Березняк поднял ногу и чуть не наступил в полузасыпанную колдобину. - Куда? - Зангиров дернул его за рукав.- В пыли вывозишься. - Значит научился, я рад. - Послушай,- лейтенант вдруг почувствовал себя так неуютно, как будто только что оказался в крепости,- оказывается я уже шесть месяцев и двенадцать дней служу здесь. Столько тоски прозвучало в этих словах, что прапорщик, успокаивая, легко хлопнул его по плечу. - Командир у нас золото, никому не дает оглянуться. Мне иногда кажется, что только я знаю какое сегодня число. Да и то от того, что в " секретке" каждый день нужно заполнять журнал выдачи и получения документов. А вот в отпуске две недели ходишь, как оглушенный, время в часах замерзает. - Молодец, полковник,- уже справившись с собой, бодро произнес Зангиров,- тут без баб, в одни и те же рожи глядеться - через неделю сдохнуть можно. - Ты разве не пьешь с ребятами? - Я не о себе, о солдатах. - Бойцы, по-моему, начисто отвыкают от гражданки. Я тут действительную служил и бредил домом. Приехал, попил неделю и назад потянуло. Через месяц не выдержал, написал командиру письмо, он меня через военкомат назад забрал... Помолчали. Впереди заиграла негромкая музыка. Откуда-то из темноты, из-за стен крепости, донесся далекий собачий лай и тут же стих. - Тишина какая, прелесть! - Мы пришли,- Березняк ткнул пальцем в сторону крайнего барака,- мой дворец. Они поднялись по высоким бетонным ступеням. Прапорщик потянул на себя входную дверь. Тусклая лампочка освещала длинный коридор с двумя рядами табуреток, на которых стояли ведра с водой. - Наш водопровод,- пошутил прапорщик,- только если собьешь, то грохоту не оберешься. Нам сюда,- он распахнул первую дверь из правого ряда. Узкий фанерный квадрат, отгороженный от остальной части комнаты, похоже, служит передней. Он был завален разнокалиберной обувью. Муса споткнулся о че-то красный ботиночек. - Извините,- женский голос прозвучал для Зангирова, как небесная музыка. Он стремительно распрямился и ударился головой об край изогнутой вешалки. - Господи, вы тут еще и голову расшибете,- опять вскрикнула женщина и только тут Муса увидел ее. Тонкая фигура в голубом парила, как ему показалось, в проеме, заменяющем дверь в другую часть комнаты. Зангиров замер от удивления. - Давай, давай,- Березняк хлопнул его по плечу, - шевелись, а то вся водка испарится. Муса, забыв о полуснятом сапоге, шагнул вперед и чуть не упал. Женщина рассмеялась и подхватила гостя под руку. - Вот тапочки, пожалуйся, наденьте. Он, от смущения не зная куда спрятать глаза, чтобы она не почувствовала страстное желание охватившее его при первом же звуке женского голоса, впервые за все это время прозвучавшего так близко от него, нагнулся, снял сапог и прошел в комнату. Она была тесно заставлена предметами из финского мебельного гарнитура. Покрытая белым лаком шикарная кровать, овальный стол, гнутые спинки стульев и кресел - все выглядело в этой комнатке с серыми обоями так странно, что напоминало запасник музея, а не квартиру. - Не пугайтесь,- прозвучало за спиной,- я не могла не купить это великолепие, но вот ставить мебель некуда. - Вот, вот,- недовольно проговорил Березняк,уже сидящий за столом, вплотную приставленном к кровати,- скачем тут, как через полосу препятствий. Прыгай ко мне, да не стесняйся, а то заплутаешь в наших дебрях. Только усевшись рядом с прапорщиком, Зангиров окончательно пришел в себя. - Поздравляю с праздником,- он достал из кармана французские духи,- в нашем магазине ничего детского нет, но я вот наткнулся на эту прелесть. Думаю, что сын не будет в обиде, если мама примет за него подарок? Примите от всей души. Хозяйка ласково улыбнулась и протянула руку. Муса увидел тонкие, прозрачные пальцы с острыми золотистыми ноготками и с трудом поборол желание припасть к ним губами. Женщина, видимо, почувствовала его состояние. В ее глазах сверкнули искорки и она потянулась к нему. - Зачем вы такой дорогой подарок купили? Они же стоят пятьдесят рублей. Все наши женщины любуются ими, но никто не решился купить. Дайте я вас поцелую. Вы первый из здешних офицеров увидели во мне женщину, а не боевую подругу, которой если что и можно подарить, так бутылку водки. Она чуть коснулась губами его лба, и теплая волна прокатилась по спине Зангирова - Давайте выпьем,- Березняк поднял рюмку с водкой,- а то вы тут, я понял, до рассвета будете друг другу свою воспитанность показывать. Муса выпил, но только протянул руку к тарелке, как что-то сильно ударило его в спину. Он в недоумении оглянулся. Из-под покрывала выглядывала детская ножка. - Лешка во сне воюет,- поправил покрывало Березняк,- ты не обращай внимания. Мне по ночам приходится хуже. Он меня бъет прямо,- прапорщик весело хмыкнул,- ну.., одним словом, ниже пояса. - То-то ты как остановишься, так руки там складываешь,- расхохоталась женщина. Вслед за ней рассмеялся прапорщик. Мусе стало легко и приятно. Вдруг он увидел перед собой ее тонкую ладонь. - Оксана,- смех еще звенел в ее голосе,- Березняк нас не познакомил, хотя я знаю, что вас зовут Миша. - Точнее - Муса, но вы можете звать меня, как хотите. Зангиров наслаждался. Ему здесь нравилось все. Даже комната, в которой Березняки жили с двумя детьми, и та, скоро стала казаться лейтенанту райской обителью. Муса сам не заметил, как начал читать им любимые стихи. Оксана восторженно смотрела на гостя, а хозяин, блаженно улыбаясь, подливал ему и себе водку и подкладывал закуску. - Эх,- посетовал Зангиров,- нам только гитары не хватает. - А вы играете? - Оксана всплеснула своей дивной рукой. Муса поймал ее и, как святыню, прижал к губам. - Ради вас, наша фея, я могу даже сплясать. - У ребят, в казарме, есть,- Березняк стал выбираться из-за стола. - Оксанка, не давай гостю скучать. Я быстро,- и прапорщик убежал. - Первый раз вижу настоящего мужчину, который за столом не говорит о службе. - Трудно вам здесь? - Сейчас уже привыкла. С ребятишками вожусь, вяжу, книги читаю, а так,- она грустно улыбнулась.- Города и нормальных людей вижу раз в году, когда мы едем в отпуск. Мы с Березняком еще в школе дружили. Я его из армии ждала. Через три дня после его возвращения свадьбу сыграли. А через неделю выяснилось, что нам негде жить. У его родителей - "завалюшка" из двух комнат. Мои - его до сих пор видеть не могут. Они считают, что он мне всю жизнь испортил. Мать хотела, чтобы я врачом была, а я, как она считает, по его вине, стала женой военного и даже не офицера. Одним словом, пошли мы к председателю нашего колхоза, а он руками разводит: ни работы у него нет, ни жилья. Сейчас-то я понимаю, что он все это говорил по наущению моих родителей, а тогда?.. Пожили мы немного у одной бабки и решили сюда подаваться. Командир сразу эту комнату выделил. Мечтаю об одном - денег подкопить, да домик у Черного моря купить. Пусть в деревушке какой-нибудь, от цивилизации подальше, я на все согласна, лишь бы свой. Мы оба от земли, нам бы участочек, соток шесть, жили бы припеваючи. - Да-а, для хорошей жизни нужны хорошие деньги. - Не умею я их делать. Вон, жена Соболева, которая в нашем магазине торгует. Раз в месяц с залежалым товаром проедет по аулам, потом не знает куда сотенные девать. Я ей как-то говорю: "Сгоришь, Валька, а у тебя трое детей." " Я их не неволю,- отвечает,- сами платят, а ОБХСС в погранзоне нет. " Я бы так не могла. Хотя у здешних чабанов денег много, куда их в пустыне девать?.. - А вот и я,- Березняк за фанерной перегородкой с грохотом сбросил сапоги. В комнату вплыла гитара, потом появилось улыбающееся лицо прапорщика. Сначала пел один Муса, но скоро ему стали подтягивать Березняк и Оксана. - Мне так хорошо,- Зангиров решил немного передохнуть и отложил гитару,- как было только в Париже. - Вы были во Франции? Он с удовольствием увидел округлившиеся глаза Оксаны и тихо, нарочито таинственным голосом, стал рассказывать о своей поездке во Францию. - Я одно время был среди активистов крайкома комсомола. Там и возникла идея наградить нас поездкой в капстрану. Секретарь, который бредил французскими девицами, выбил путевки в Париж. Собрались мы, а денег нам меняют совсем мало. Стали тут соображать как быть, чтобы там пожить по-человечески. - Муса подложил себе колбасы, потянулся к бутылке и взглянул на своих собеседников. Березняк улыбался, и Зангиров не нашел в его взгляде ничего настораживающего. Муса стукнул своей рюмкой по рюмке прапорщика, подмигнул Оксане и выпил свою водку. - Один умелец наменял новеньких сотенных бумажек, скатал их в плотные трубочки и заложил в две авторучки. Другой - где-то раздобыл несколько золотых царских десяток и хотел провезти их во рту, но потом испугался и передумал. А я решил продать в Париже несколько своих марок. - Марок? - Подняла брови Оксана. - Почтовых марок,- пояснил Муса,- мальчишкой я был страстным филателистом, вот и сохранилось несколько ценных находок. Я положил марки в блокнот и спокойно прошел через таможню. - Не нашли? - Удивился Березняк. - И не искали. Глянули документы, поставили штапмики и все. - Какой он - Париж? - В глазах Оксаны он увидел не только интерес, но и зависть.- Побывали в публичном доме? - Я и не ходил туда. Секретарь, тот тайно от нашей няньки из КГБ, вырвался один раз и потом на всех пьянках мучил нас рассказами о своем походе. Париж,- он выдержал паузу,- этого не расскажешь - словно на другой планете побывал. - Вот если бы я служил на таможне,- мечтательно протянул Березняк,- мы бы жили по-другому. Как-то в вагоне-ресторане я повстречал одного таможенника. Попили мы с ним нормально. Полез я в карман за деньгами, он рассмеялся и достал пару пачек десятирублевок. "Сиди,- говорит,- погранец, разве у тебя деньги? Вот на таможне вертеться можно, только с головой..." Больше он ничего не рассказывал, а я и не спрашивал,- закончил прапорщик. - Деньги можно зарабатывать везде,- Зангиров снова потянулся к бутылке. Он хорошо пил и был уверен в своих силах. Березняк , похоже, тоже не пьянел. - Конечно,- он подставил свою рюмку,- только кому я нужен? Ни я, ни моя "секретка" в этих песках... А так... Купили бы домик на берегу Черного моря. - Да,- Оксана тронула тонкими пальцами струны гитары, и в комнате ожил низкий, тоскливый звук,- я бы развела огород, птицу... Муса с восторгом смотрел на Березняков. Он вдруг почувствовал, что его тело наливается желанием петь и танцевать. "Вот она, долгожданная удача! Ах, ты мой Березнячок, как же ты мне нравишься. И жена у тебя чудо - хорошая, домовитая женщина." Зангирову показалось, что он проговорил эти слова вслух, но хозяева молчали, глядя в куда-то за стены собственной квартиры. - Я бы помог вам, ребята, если бы жил в своем городе. Среди моих знакомых есть деловые люди, которые заинтересовались бы контактами с Березняком. - А отсюда нельзя с ними связаться? - Оксана, наклонившись, внимательно смотрела на гостя..- Мой Березняк, если надо, мог бы любую весточку с фельдпочтой передать: и надежно, и прочитать никто не сможет. Муса откинулся к стене и снова наткнулся на детскую ножку. - Я подумаю, а потом, на трезвую голову, мы все обговорим в деталях,- он положил руку на плечо хозяина дома,- хорошо-то как у вас, так бы и сидел, не вставая - я так давно не был в домашней обстановке. Да время уже позднее - до подъема всего два часа осталось. - И то правда,- Березняк поднялся,- поднеси нам, хозяюшка, на посошок. Выпили все вместе. Зангирова отказался от проводов. Березняк обнял его. Оксана, потянувшись всем телом, поцеловала в щеку. На следующий день Муса увидел Березняка в курилке. Тот дернулся ему навстречу. Лейтенант понял, что он его ждет. - Миша, куда бежишь, покурим? - С удовольствием. Муса перепрыгнул скамейку и опустился рядом с прапорщиком. - Ну, что, надумал? - Спросил тот, отмахнувшись от сигаретного дыма и не спуская глаз а лейтенанта. - Подумал. Только что мы с тобой можем им предложить? Боевую машину, пару пистолетов, чтобы орехи колоть? - Нет, друг, думать будешь ты, а я - делать. Зангиров молча рассматривал прапорщика. Тот не отводил глаз и, в свою очередь, рассматривал лейтенанта. Вдруг Березняк усмехнулся: - На крепость проверяешь или еще сам не решил? Если говорить прямо, то я давно надумал продать себя подороже, и с женой все обговорил. Лучше раз рискнуть, чем всю жизнь жить серой лошадкой. Там,- он бросил взгляд на север,- люди веселятся, набивают квартиры дорогим барахлом, а я тут, в песках, за жалкие двести рублей в месяц сохну. И не финти, водка меня не берет, я вчера понял, что мы с тобой одного поля чгоды. Если боишься, что я тебя сдам, то зря. Ну, премируют меня месячным окладом, половину которого надо будет пропить с ребятами, или очередную жестянку на грудь повесят - и что? Нет, уж, спасибо. А залетим - по одной статье под трибунал пойдем. Зангиров щелчком отправил окурок во вкопанную в центре курилки железную бочку. - Нет, товарищ Березняк, с такими мыслями вам в бизнесе участвовать нельзя. Если уж заниматься чем-то вроде контрабанды, а я тут другого заработка не вижу, то с верой в свои силы. Работать надо так, чтобы никто и никогда не смог бы тебя поймать. Понял? А иначе для чего рисковать и деньги зарабатывать? Твердая щека Березняка собралась в некоторое подобие усмешки: - Я как раз из таких - крестьянская кость. - Значит твердо решил? - Да. - Тогда Оксану в наши дела не посвящай. Пусть об этом знают только два человека - ты и я. - Согласен. - Я с сегодняшнего дня займусь поисками купцов, а там посмотрим. Зангиров встал, крепко пожал руку Березняку. - Будь. Муса тут же пошел на почту и отправил поздравительную телеграмму по адресу, данному ему в городе. Через пять дней ему пришло заказное письмо, в котором лежала сберегательная книжка на предъявителя с вкладом в десять тысяч публей. "Четверть хорошего дома для семьи Березняков",- лейтенант с удовольствием положил книжку в карман. "Родной мой,- гласила короткая сопроводительная записка,- страшно соскучилась по тебе. Готова в любой момент все бросить и приехать, но мне говорят, что нужен какой-то вызов и подробный план, как до тебя добраться. С нетерпением жду ответа. Вся твоя." В самом низу была короткая приписка: "... не играй в карты". Он удовлетворенно хмыкнул - отправители одним предложением, на всякий случай, объясняли для чего предназначается крупная сумма денег, защищая его от тех, кто мог проверить письмо. После обеда Зангиров дождался когда Малышев пошел в казарму и сел писать ответ. В самом конце осторожными, кодированными фразами он описал участок границы, на котором сделал проход в системе заграждения. Муса закончил письмо рисунком каравана верблюдов. Вечером, сдавая Березняку секретную литературу, он протянул ему сберегатульную книжку. Потом, оглянувшись, коротко пояснил: - Все нормально, держи аванс. Через неделю дежурный по части срочно вызвал его в штаб. - Межгород,- почему-то шепотом произнес сержант и протянул Мусе короткую трубку полевого телефона. Только услышав в трубке девичий голос, Зангиров понял, почему волновался пограничник. Он и сам сначала не понимал о чем говорит незнакомка, упиваясь звуками ее мелодичного голоса. - Извини, родная, я не понял, что ты говорила, повтори, пожалуйста. - В военкомате сказали, чтобы ты послал телеграмму, заверенную командиром части. Я уже взяла билет на поезд, встречай в будущее воскресенье. - Хорошо, жду. Девушка еще что-то говорила, а он отвечал, но все время думал о той быстроте, с которой Организация наладила связь с сопредельной стороной. По договору с незнакомцем, которы беседовал с Мумой перед дорогой, девушка приедет только тогда, когда все будет готово для передачи первого груза. Уже положив трубку, Зангиров вспомнил, что мужчина дотошно распрашивал его о том, какие девушки ему нравятся. "Я пришлю именно такую. Считайте ее небольшой премией к сумме, положенной на ваш счет." С мыслями о будущей встрече Муса вернулся в комнату. Едва он переступил порог, как лежавший на кровати Малышев, вскочил и потребовал с него бутылку водки. - Иначе я тебе комнату не освобожу. - Какую комнуту? - Не финти,- рассмеялся капитан,- когда жена приедет? - Ну, ты даешь, подслушать ты не мог - в штабе я был один. А я сам о ее приезде только что узнал. Малышев захохотал. - Я же пограничник и не только по следам на земле могу читать, но и по лицам. У тебя такая глупая улыбка и так блестят глаза, что я могу сказать - она уже и билет купила. А так как поезд к нам ходит только два раза в неделю, то могу почти утверждать: жена приедет в будущее воскресенье. - Точно,- Муса от удивления сел на стул и почувствовал, что у него разом пересохло во рту. - Та, брось, чего это ты так разволновался? Бутылка у меня и так припасена, а все остальное может понять даже ребенок. Вечером, в воскресенье Мусе позвонили из железнодорожной комендатуры. Незнакомый офицер закричал, перекрывая шум помех: - Ну и жена у тебя, я такой женщины сто лет не видел. Мы ее на ваш поезд посадили, так чуть ли не весь город на вокзал собрался. Я, грешным делом, даже охрану к ней собирался приставить - уж больно местные мужики горячие, сделают налет на поезд, украдут женщину. - Я пошлю к "железке" пару боевых машин,- Зангиров подхватил его игру,- только не от азиатов отбиваться, а от своих вояк, которые, как я слышу, до сих пор слюни глотают. - Да, уж, брат,- посерьезнел офицер,- хорошо она, слов нет. Я попытался на счет сестры поговорить, так она так бровью повела, что я до сих пор в себя прийти не могу. Извинись за меня, если не так поняла. Жди, часикам к двенадцати приедет, счастливчик. Зангиров доложил командиру и, получив его разрешение, пошел на вокзал. До прихода поезда оставалось еще часов шесть, но он не мог сидеть в своей комнате и решил провести это время, прогуливаясь по окрестностям. Поселок засыпал, только собаки перелаивались через глухие дувалы. Он шел медленно, как уже привык здесь, посреди улицы. Из пустыни тянуло жаром. Горы, среди которых проходила граница, походили на фантастический забор, отделяющий одну страну от другой. В бархатной темноте высокого неба дружески жмурили глаза огромные звезды. Он шел, не разбирая дороги и ни о чем не думая... Поезд пришел во время. В вагоне раздался многоголосый гамон, потом на высоких ступенях появилась девичья фигура. Она была едва видна в свете тусклых станционных огней, и Зангиров, шагнувший вперед, замер, не зная та ли это девушка. - Муса,- ее певучий голос толкнул лейтенанта вперед. Он сам не заметил, как она очутилась у него в руках. Прохладная кожа ее шеи, пахнущая розами, обожгла его губы. - Милый, милый,- она целовала его,- опусти меня на землю, на нас смотрят. Он с трудом заставил себя отодвинуться от девушки. - Где твои вещи,- прохрипел лейтенант и, только ухватившись рукой за большой чемодан, поданый кем-то из военных, он немного пришел в себя. Весь мир для Зангирова сузился до размеров пространства вокруг незнакомки. Он целовал ее, гладил щеки, щупал одежду, зарывался носом в ароматные волосы и не замечал этого. Она принимала его ласки, как должное, подстраиваясь под настроение Мусы. Так, полуобнявшись, они