Сержант присел, резким движением откинул клапан рюкзака, сунул в него руку, поковырялся и встал. Петя поднял рюкзак и удивился тому, что все вещи, аккуратно уложенные матерью, были перевернуты и измяты. Он хотел сказать что-то резкое, но пока подбирал слова, солдат начал ковыряться в чемодане соседа. Он откинул рубашку и издал торжествующий крик. - Это что такое? - Вы куда собрались,- Петя увидел подошедшего к ним офицера,- к теще на блины? - Н-н-ет. - Сержант,- офицер взмахнул рукой. Только сейчас Петя увидел, что другой солдат держит в руках ведро. Первый - ударил бутылку боком о металлическое ребро. Хрустнуло стекло и в воздухе запахло спиртным. - Мне не нужна ваша гадость,- закричал, багровея лицом, офицер,- но я не позволю, чтобы мой эшелон превратился в свинарник. Они пошли дальше, и Петя время от времени слушал крик офицера и звон битого стекла. - Гады,- прошептал сосед, хотя военные были далеко,- небось для себя стараются. - Как это? - Удивился Петя. - Процедят через марлю и выпьют. Заметил, ведро-то новое? - Быть этого не может. - Увидишь... Эшелон тронулся только глубокой ночью. Утром Петя спустился вниз с доставшейся ему богажной полки. Ребята уже завтракали. Он достал из рюкзака колбасу, хлеб, яйца. Потом вспомнил, что старший брат положил куда-то вниз кулек с яблоками. - Тут яблочки припасены,- Петя вытянул наружу сверток и вдруг увидел среди розовых плодов донце бутылки. - Ну, старик, ты даешь,- восхищенно закричал сосед,- а я свои не сберег. Он взял бутылку, ловко сковырнул колпачок и разлил содержимое по кружкам и стаканам. Петя недоуменно смотрел на водку. - Пей,- неожиданно, округлив глаза, выдохнул сидящий лицом к двери незнакомец. Моршанский поднес ко рту кружку и почувствовал, что кто-то положил ему руку на плечо. - Что пьете, призывник? Горячая водка с трудом проходила через горло. Петя большими глотками пил ее, чувствуя, что на глазах выступают слезы. С последним - он поставил кружку на столик и повернелся лицом к двери. Перед ним стоял тот самый капитан, который делал обыск в их вещах. Его серые глаза зло и настороженно смотрели на Моршанского. - Воду,- ответил вместо Пети кто-то из парней,- водку-то вы всю себе забрали. - Ну-ка, дай сюда тару, я посмотрю какая это вода,- недобро усмехнулся офицер. Ему протянули кружку. Он поднес ее к лицу и шумно втянул носом воздух. - Странно, а чего ты плачешь? - Это он от радости, что вас увидел, товарищ капитан,- пошутил тот же парень. - В следующий раз увижу - накажу,- офицер резко повернулся и вышел из купе. Моршанский хлопал глазами и ничего не мог понять. - Ну и глупое же у тебя лицо,- необидно сказал новый знакомый и все засмеялись.- Я этому "петуху" дал понюхать другую кружку, с водой. Теперь смеялся и Пеня. С этой минуты все в купе стали друзьями. Они вместе ели, бегали за водкой и играли в карты - больше делать было нечего. Через десять дней эшелон прибыл на место. Моршанский опять остался один. Всех, кто ехал с ним в одном купе, разобрали по разным частям. К обеду и Петя дождался своей очереди. Он шел в колонне призывников, выделяясь своим костюмом и начищенными туфлями. Рядом с ним шагали ребята, только своими молодыми и лицами, светившимися здоровьем, отличавшиеся от обычных оборванцев, одетых в лохмотья. Моршанский удивлялся этому, но не решался кому-нибудь задать вопрос - рядом шли совершенно незнакомые призывники. Минут через тридцать их привели в воинскую часть и построили на огромной плацу. Тот час к нему со всех сторон стали сбегаться солдаты. Они, почему-то, не подходили близко, а, кружа на некотором расстоянии, лишь изредко выкрикивали: - Тамбовские есть? - Кто из Ташкента? - А с Одессы корешков нет? Несмотря на то, что среди прибывших земляков не находилось, солдаты не отходили от плаца. Такой "хоровод" удивлял Петю, но он не находил ему объяснения. Вдруг что-то произошло и солдатики смело ринулись к новобранцам. Один, подбежав к Пете, молча ухватился за рукав его пиджака. - Ты че?- Моршанский дернулся от неожиданности. - Отдавай мне свое тряпье.- Потребовал незнакомец. - Это не тряпье,- Петя осторожно высвободил рукав,- а мой костюм, который я хочу отправить домой. - Во дает! - Непонятно к кому обращаясь, закричал солдат,- зачем тебе это старье через три года? Тогда и мода-то будет другая. И не дрейфь, я тебе свою гимнастерочку дам, хочешь? - Нет,- Петя неожиданно для себя разозлился,- я же сказал: домой отправлю. - Не дури,- солдат потянул пиджак за ворот, пытаясь снять его с плеч Моршанского. - Отпусти, порвешь,- Петя закрутил головой, ища защиту и только тут понял почему солдаты осмелели - рядом не было ни одного офицера. - Хороший клифт,- раздался с другой стороны резкий голос. Петя повернулся и увидел стоящего рядом с ними сержанта. - Я уже забил этот пиджачок,- первый солдат встал между Петей и сержантом,- не все же тебе салаг обдирать. - Что? - Сержант окаменел лицом и повернулся к сопернику,- Ты как, сука, с командиром разговариваешь? - Убери руки,- Моршанский, пользуясь случаем, освободил свой пиджак. - А ты, паскуда,- теперь сержант повернулся к Пете,- со стариком споришь? Попадешь ко мне во взвод, я из тебя домашние булочки быстро вышибу. Из сральни выходить не будешь. Оба солдата неожиданно отошли и Петя увидел, что к ним снова направляются офицеры. - Дурак ты, парень,- рядом раздался незнакомый голос Моршанский оглянулся и увидел стоящего около него оборванца. Засаленные галифе заменяли на нем брюки, из которых торчали худые ноги, засунутые в рваные домашние тапочки. - Все равно все отберут и продадут, мне брат говорил, или утянут со склада. Так лучше отдать самому, все меньше врагов. - Становись! - Раздался командирский окрик. Все бросили в сторону голоса, и Петя увидел, что половина призывников уже полураздета, лишившись даже того тряпья, в которой они пришли в часть. - Сейчас вас поведут в баню,- офицер смотрел на замершие перед ним ряды, но Пете казалось, что он ничего не видит.- Там вас помоют и переоденут в военную форму. Ведите,- он повернулся к стоявщему рядом сержанту и медленно пошел вдоль строя. Когда Моршанский вышел из банного отделения, то не увидел ни своего белья, ни своей одежды. Рядом с огромной кучей сапог, гимнастерок и портянок сидел толстый старшина и выдывал военную форму. - У меня пропали вещи,- робко обратился к нему Моршанский, стесняясь своей наготы,- я хотел отправить их домой. - Хорошо, хорошо,- кивнул старшина,- всовывая в руки Моршанского гимнастерку и галифе,- разберемся. Петю оттеснили в сторону другие голые получатели формы. А когда он оделся, вновь прозвучала команда: - Выходи строиться.- И все кинулись ее исполнять. Больше Петя не увидел своего комтюма. На следующий день с него сняли в туалете новую пилотку, а через день он увидел на своей табуретке серую брезентовую ленту вместо положенного перед сном кожаного ремня. - Разиня,- рявкнул на него командир отделения,- надо было класть под подушку. Я же говорил. Теперь будешь мне вид отделения портить. Или отбери у кого-нибудь не из нашего подразделения, или я тебя в туалете сгною. А пока, марш на кухню, объявляю два наряда вне очереди. Целую неделю Моршанский то работал на кухне, то чистил туалеты, то драил казарму. Он поднимался раньше всех, а ложился, когда батарея уже спала. В пятницу командир взвода, проводивший политзанятия, неожиданно спросил: - Кто на гражданке был комсоргом? - Я,- вскочил Петя. Он сделал это неосознанно. Им сейчас руководило желание избавиться от оскорбительного, бесконечного наряда. Лейтенант записал его фамилию и приказал остаться после занятий. Командир отделения косо посмотрел на Моршанского, но ничего не сказал. - Будешь комсоргом батареи, понял? - Все солдаты уже вышли из класса и лейтенант, похоже, не шутил. - Есть,- вскочил Петя. - Сиди, не дергайся. С комбатом все обговорено. Сходим сейчас к комсоргу дивизиона. Он введет тебя в курс дела и давай, работай. От тебя требуется только одно - поддерживать дисциплину и писать бумажки. Понял? - Так точно! - Моршанский приподнялся со стула, но лейтенант досадливо поморщился, и он сел на место. Комсорг дивизиона спросил у Пети фамилию Генерального секретаря ЦК КПСС и рассказал о политике партии на нынешнем этапе. - Работу начнешь с составления плана работы на месяц и квартал.- Офицер поднялся из-за стола, подошел к окну и что-то долго высматривал на плацу.- Я дам тебе свой прошлогодний план, изучи и в таком духе изобрази свой. Дня тебе хватит? - Конечно,- Петя с удивлением воспринимал происходящее,- только меня еще не избрали. - Черт,- старший лейтенант хлопнул себя по лбу,- я совсем забыл о собрании, молодец. Вот тебе и первое задание: напиши объявление о проведении собрания и протокол о подведении итогов выборов. В моей папочке есть все образцы. Для разнообразия можешь написать, что один из голосовавших воздержался. Да, собрание проходит завтра в восемнадцать часов в ленкомнате, комбату я позвоню. Собрание длилось не больше десяти минут. Так Петя стал комсомольским работником и уже через день ощутил все прелести новой жизни. Во время утреннего строевого смотра его вызвали по радио в штаб полка на совещание, которое затем переросло в недельные занятия, проводившиеся в политотделе штаба дивизии, находящейся в соседнем городе. Когда Моршанский вернулся в свое подразделение, то заметил, что сержанты делают вид, что его не существует. Пете ничего не приказывали, не поднимали на зарядку и ночные тревоги. Служба шла где-то рядом с ним, а Моршанский готовился к политзанятиям, выпускал "Боевые листки" и стенгазету, выступал на собраниях. Незаметно прошли полгода. - Моршанский,- как-то вызвал его к себе комсорг дивизиона,- мы решили выступить с инициативой: "Лучший комсорг - в КПСС!" Ты как к этому относишься? Петя никогда не думал о вступлении в партию, но тут понял, что нужно с восторгом согласиться. Он вскочил и стал горячо благодарить офицера за оказанную честь и клятвенно заверил его в том, что предан делу КПСС до последнего дыхания. Тот довольно сощурился и похлопал его по плечу. Через месяц Моршанского приняли в партию. Так и прошла вся его солдатская служба. Петя оглянулся только тогда, когда возвращался домой, отслужив три года. За это время он приобрел лишь умение выступать с трибун и партийный билет. Через день, после того, как Моршанский снял солдатскую форму, он пришел в райком комсомола. Секретарь внимательно прочел все газетные вырезки, где рассказывалось о комсорге Моршанском и его инициативе, посмотрел партийный билет и вскочил: - Старик, ты мне прямо с неба упал. Мой инструктор по работе с учащейся молодежью ушел в ВКШ, пойдешь на его место? Времени на раздумье всего минута, не то мне сейчас же кого-нибудь подошлют из горкома. Ну? - Есть,- твердо ответил Петя. Через пять лет он уже сидел в кресле секретаря райкома комсомола. ...Всю неделю Чабанов провел в Москве. Он пытался через Шамаханскую царицу выйти на влиятельных людей в министерстве иностранных дел, но все оказалось напрасным. Тогда он решил вернуться домой и заново обдумать задачу. Леонид Федорович прилетел в город на рассвете и прямо из аэропорта поехал на фабрику. Шофер, увидя мрачную сосредоточенность хозяина, всю дорогу молчал. Над проходной Леонид Федорович увидел кумачевый транспорант. - Это что за праздник? - Раздраженно спросил Чабанов у начальника охраны, вышедшего встречать директорскую машину. - Комсомольцы что-то устраивают,- бывший офицер, всего несколько лет назад вышедший на пенсию, по-армейски " ел " начальство внимательным взором. Леонид Федорович выбрался из машины, злыми глазами оглядел стоящего перед ним навытяжку подчиненного. - Как же ты, бывший полковник, работаешь, если не знаешь какое мероприятие проводится на вверенной тебе территории? Может устал, снова хочешь на пенсию? - Никак нет,- в серых глазах мелькнул страх. Лицо мужчины сжалось от напряжения,- готов выполнить любой ваш приказ. Чабанов резко повернулся и, не глядя по сторонам, пошел вперед. Сзади вдруг послышался дробный стук каблуков. Леонид Федорович оглянулся и увидел, что начальник охраны бежит от него к проходной. - Испугался, дурачок,- Чабанову стало легко и спокойно. " МИД через бабу не взять,- решил он,- они там сильно за свои пайки и поездки держатся, даже если не иметь в виду, что половина из них работают в разведке. Тут нужно было делать ход конем и выходить на нужных людей через МГИМО или КГБ, медленно, шаг за шагом " приручая " их... - Леонид Федорович,- с придыханием закричал кто-то сзади. Чабанов увидел, что к нему опять бежит начальник охраны. - Я позвонил этому комсомольскому вожаку, секретарю райкома,- бледное лицо старика покрывали красные пятна.- Он говорит, что на нашем заводе была создана первая в городе комсомольская ячейка, а сегодня ее юбилей. - Вы зря волновались,- Леонид Федорович похлопал его по дрожащей руке,- вы хороший работник, я просто после командировки еще не пришел в себя, извините. Спокойно работайте, спасибо. Он не успел подняться к своему кабинету, как в дверь постучали и через порог шагнул высокий молодой человек. - Здравствуйте, товарищ Чабанов, я - первый,- незнакомец подчеркнул слово "первый",- секретарь райкома комсомола Моршанский. Мне сообщили, что вы недовольны нашим мероприятием? Чабанов привстал, поздоровался и пригласил вошедшего к чайному столику. - Я только что с самолета, если не возражаете, то давайте чайку попьем, заодно и поговорим. Моршанский, не получивший ответа на свой вопрос, готов был отстаивать свое мнение, но Леонид Федорович молча с интересом смотрел на молодого человека. - Вы давно секретарствуете? - Больше года. - Сами откуда? - Здешний, из города. Хозяин расставлял чашки для чая и вазочки с печеньем, а гость рассматривал кабинет, отделанный дорогим деревом. Леонид Федорович неожиданно поймал его взгляд и удивился жгучей зависти, сверкнувшей в глазах молодого комсомольского вожака. " Ба,- Чабанов напрягся,- это интересно. " Так они познакомились, а через несколько недель Чабанов участвовал в заседании бюро обкома партии. Решался вопрос о наказании третьего секретаря райкома комсомола Натальи Бессмертновой. Она была старшей группы студентов политехнического института, два дня назад погибших в железнодорожной катастрофе. Страшная весть о гибели тридцати двух ребят потрясла Чабанова. Он даже поймал себя на том, что, узнав о происшествии, прошептал: " Слава богу, что моя Галка уже закончила институт. " Сейчас он сидел напротив Моршанского и никак не мог понять, что тот шепчет Бессмертновой. Начальник областного управления внутренних дел докладывал о результатах следствия. - Во время переезда через железную дорогу,- скрипучий голос подполковника злил Леонида Федоровича и мешал ему разобрать слова Моршанского, продолжавшего в чем-то убеждать Бессмертнову,- мотор автобуса со студентами заглох. Пока водитель заводил машину, на путях показался товарняк. Ребята вместо того, чтобы выскочить из машины, продолжали сидеть. Видимо, они ждали пока заведется мотор. Только в последний момент, как считает эксперт, шофер открыл двери, но и сам не успел встать с сидения. Машинист слишком поздно включил экстренное торможение. Локомотив протащил автобус семнадцать метров. В этой "мясорубке" было мудрено остаться в живых.- Он помолчал,- все и погибли. Виноват водитель, въехавший на неохраняемый переезд в виду поезда с барахлившим мотором, виноват и машинист, не сразу отреагировавший на препятствие... Первый секретарь болезненно сморщился: - Понятно, только сейчас меня интересует другое,- хозяин кабинета повернулся к Бессмертновой.- Встаньте, пожалуйста, я вас не вижу. Как могло случиться, что вы, назначенная руководителем группы, оставили ребят одних? Почему вы вышли из автобуса раньше? Девушка посмотрела на Моршанского и, низко опустив голову, медленно встала. - У меня заболела подруга, мне нужно было срочно ее повидать.- Ее голос был так тих, что всем приходилось напрягать слух. В кабинете воцарилась тишина. Чабанов наклонился вперед и увидел лицо Моршанского. Тот кивал в такт словам Бессмертновой. - Ну, откуда же я могла знать, что все так получится?! - Глаза девушки набухли слезами.- Разве я бы пошла к ней? Уж, лучше сейчас лежать в гробу, чем сидеть вот тут... Она умоляюще посмотрела на Моршанского. Чабанову показалось, что юноша знает что-то такое, что могло бы спасти девушку от наказания. Но Моршанский, приложив палец в губам, молчал. - Не надо истерик,- первый секретарь был суров,- сейчас все это дурно пахнет. Вам надо было до конца выполнить свои обязанности. Шофер, понятно, был занят машиной, а ребята по сторонам не смотрели. Вот тут вы и могли их спасти, а вы бросили детей, предали своих подчиненных. Мы не можем посадить вас на скамью подсудимых - закона такого нет, но из партии мы вас вышвырнем. - Моршанский,- секретарь отвел глаза от девушки,- что вы предприняли, чтобы такого не повторилось? Петя встал. Чабанов внимательно смотрел на Бессмертнову. Она склонила голову, но Леонид Федорович услышал ее прерывистый шепот: - Петя скажи им, что ты сам снял меня с машины. Скажи, что мы вместе ходили к Люське. Петя... Моршанский, казалось, не слышал ее. Он поправил галстук, откашлялся. - Райком не снимает с себя ответственности за проступок,- Моршанский на мгновенье задержал дыхание,- нет, преступление коммуниста Бессмертновой, мы готовы понести за это заслуженное наказание. Комсомол района поддерживает наше решение. Девушка подняла лицо, и Чабанов увидел залитые слезами щеки и испуганные глаза... - Петя?! - По поручению районной организаци я вношу предложение об исключении Натальи Бессмертновой из рядов КПСС. - Ты?! - Она вскочила и выбежала из кабинета. - Остановитесь! - Громыхнул голос секретаря обкома, но девушка даже не оглянулась. Чабанов смотрел на Моршанского. Он поймал горящий праведным гневом взгляд молодого человека и усмехнулся. Моршанскому объявили строгий выговор. Во время перерыва Чабанов подошел к нему и пригласил на ужин. Тот удивился, но предложение принял. Когда Чабанов,после заседания, вышел из здания обкома, Моршанский, поджидая его, прогуливался по скверу. Леонид Федорович привез молодого секретаря к себе на дачу и накрыл стол. Они мало говорили. Хозяин подкладывал гостю закуску, а тот подливал в рюмки коньяк. Часа через три Чабанов встал. - Мы хорошо посидели. Мне нравится, что вы умеете держать настроение. Что вы скажете, если я вам предложу поехать на учебу в высшую партийную школу? Петя не удивился тому, что такое предложение прозвучало из уст директора швейной фабрики. Он допил коньяк, промокнул губы салфеткой и тоже встал. - Я согласен и буду вам всегда благодарен. "В нем есть главное,- сделал вывод Чабанов, высаживая через час гостя около его дома,- он честолюбив, завистлив и безжалостен - значит будет работать со мной." ...Моршанский собирался в Москву. Он уже сдал дела в райкоме, простился с товарищами и укладывал вещи в чемодан. Неожиданно в комнату вошел отец. - Тебе что-нибудь надо, папа? Старик Моршанский притулился к косяку и задумчиво смотрел на сына. Петя несколько секунд смотрел на него, потом недоуменно пожал плечами и вновь принялся за свои вещи. - Я хотел серьезно поговорить с тобой, сын. Петя вдруг почувствовал волнение, как бывало когда-то в школе, когда надо было держать ответ за детские шалости. - Давай обсудим твое будущее. - Мое будущее? - Петя резко повернулся к отцу.- Что это с тобой, пап? Я разве инвалид или бездельник? Сегодня я еду получать высшее политическое образование. Может, ты шутишь? - Нисколько и поубавь голос, привык в своем райкоме на мальчишек орать, но в моем доме я тебе этого не позволю. - В твоем доме?! - Вскинулся Петя? - Не надо,- отец смотрел прямо в глаза сына,- не надо провокаций. Со мной эти шутки не проходят. И, пожалуйста, помолчи немного. Наберись сил и молча выслушай меня. Петя сел на кровать и опустил глаза. Он и сам не понимал, что с ним происходит, но смотреть отцу в глаза юноша не мог. - Мне тошно видеть, как ты тратишь жизнь на, так называемую " партийную работу ". Тебе через несколько месяцев тридцать лет, а у тебя собрания, митинги, бумажки, опять собрания, митинги и снова бумажки. Сын дернулся, хотел возразить, но стиснул руки и опустил голову еще ниже. - Мужчина, если он мужчина, должен заниматься производительным трудом. Иди в политехнический институт, ты, когда-то: мечтал о нем. Учи детей. В конце концов, стань хорошим токарем, но не сиди в кабинете, не руководи "массами". Так, по-моему, вы сейчас называете наш народ? Петя молчал. - Я всю жизнь простоял у станка. Оглянись, меня знает весь город, у меня сотни учеников, мои детали вместе с локомотивами ходят по всей стране. А что ты дал людям, которые кормят и одевают тебя? Бумажки сотрутся в пыль, призывы развеет ветер - вот и вся твоя работа. Работа...- Старик отошел от двери.- Она сделала тебя бездушным, черствым человеком. Я на днях встретил твою Наташку, она мне все рассказала. Ты предал ее, бросил, как кость, вместо себя. Мне страшно, что ты стал подлецом. Ты, мой сын, не задумываясь, променял свое благополучие на человека! Отец почти вплотную подошел к сыну. Тот поднял голову, но старшему Моршанскому показалось, что Петя смотрит сквозь него. - Ни я, ни мать, ни старшие братья - мы не могли сделать из тебя чудовище. В этом виновата твоя " политическая " деятельность. Я не разрешаю тебе ехать в Москву, тебе надо оставить эту работу. Только тут Петя понял, что стоит. Отец был выше его, но годы согнули Моршанского, и теперь они стояли лицом к лицу. Только сейчас старик увидел глаза сына. В них была ненависть. - Я не чудовище и люблю свою работу. К тому же я такой же член партии, как и ты. И она сейчас посылает меня на учебу. Работаю я лучше многих, только результаты моего труда, в отличии от твоего, нельзя сразу пощупать. Ты,- он прищурился, хотел сдержаться, но не смог,- за всю свою жизнь не поднялся выше простого рабочего, а я уже сейчас секретарь райкома. Несколько секунд они смотрели в глаза друг друга. Потом сын бросил: - Я все сказал. Старик повернулся и тяжело пошел к двери. У самого порога он оглянулся, окинул взглядом сына. И тому показалось, что отцу, почему-то, жаль его. - Прощай,- проговорил отец и закрыл за собой дверь. Через пять лет после окончания высшей партийной школы, Моршанский возглавил горком, а еще через три месяца - областной комитет партии. Это был последний штрих в картине, которую "живописал" в своем крае Леонид Федорович Чабанов. Г Л А В А 9. Пересыпкина допрашивали пятый день подряд. За это время сменилось несколько следователей, но раненый молчал. Особенно он озлобился, когда один из следователей, несколько раз сильно ударил его по лицу. Арестованный и в этот раз промолчал, но так взглянул на офицера, что тот понял - если бы не рана, приковывшая бандита к кровати, тот, не задумываясь, бросился бы в драку. Кроме того, по тому, как за Пересыпкиным ухаживали в тюремном лазарете и кормили, он понял, что обещание неизвестного руководителя исполняются и о нем не забыли. Один раз ночью ему даже передали записку от жены, в которой она писала, чтобы он не волновался - о семье позаботились. На шестой день в камеру вошли два человека в гражданском. - Вы можете ходить? - Спросил первый. - Нет. Незнакомец повернулся к двери: - Носилки. Через некоторое время езды на автомобиле и долгого спуска на лифте Виктор Пересыпкин попал в небольшую комнату. В ней стояла аккуратно заправленная кровать и небольшой столик, на котором лежали газеты и журналы. Он не успел осмотреться, как дверь снова открылась и в комнату или камеру, потому что в новом жилище не было окон, вошел мужчина в безрукавке. Он приветливо улыбнулся и поздоровался. Спокойно прошел к столику и раскрыл принесенную с собой тоненькую папочку. - Давайте знакомиться. Меня зовут Борис Аркадьевич. Теперь ваше дело буду вести я - следователь комитета государственной безопасности. Пересыпкин похолодел. Он был готов ко всему: крику, избиению и даже расстрелу, но КГБ...Во рту пересохло, ладони взмокли. Следователь, по-прежнему улыбаясь, смотрел на бандита и тому казалось, что офицер читает его мысли. " Что делать, господи? - Пересыпкин впервые в жизни упомянул бога.- Стоп, чего это я перепугался? Меня просили молчать до тех пор, пока смогу, а сейчас я не могу и не хочу молчать." - Если моя персона заинтересовала государственную безопасность, то я готов все рассказать. Только прошу об одном: не перебивайте меня. Я плохо себя чувствую и могу сбиться. - Бога ради,- следователь протестующе поднял руку,- я вас слушаю. - Всему виной моя неуемная жажда острых ощущений и наша паскудная жизнь,- Пересыпкин хотел встать, но острая боль в колене заставила его опуститься на кровать. Следователь внимательно смотрел в потемневшие от боли глаза налетчика, но молчал. Он понимал, что в момент откровения не стоит отвлекать человека сочувствием. Виктор перевел дыхание. - Я все время хотел быть первым. В школе я часами штудировал учебники и читал груду различной литературы, чтобы поражать знаниями одноклассников и учителей. Особенно интересно было на уроках физики, когда мы начинали спорить с учительницей. Умная, удивительная была женщина. Мне до сих пор кажется, что я любил ее. Пересыпкин задумался, легкая улыбка коснулась его губ. Следователь смотрел на него и думал о странностях жизни, заставившей этого, по рассказам соседей и сослуживцев, хорошего человека, взять в руки оружие и пойти на разбой. В доме, после непонятного и поспешного бегства жены Пересыпкина, не было каких-нибудь ценных вещей или признаков роскоши. Образ жизни арестованного говорил о том, что копить деньги этот человек не мог. Скорее он бы раздарил, прогулял их. Тогда что же сделало его бандитом? - Да,- опять начал арестованный,- потом я стал увлекаться футболом. Хорошо играл, был в сборной области. Даже в армии, я не столько служил, сколько гонял мяч. Мне бы, дураку, посвятить себя спорту, а я в политехнический пошел. Учиться было трудно, но я привык ломать себя, вот и ломал. Получил диплом, а работа,- он вздохнул и отвернулся,- как старая-престарая жена. Не то, чтобы в одну кровать, а и одним воздухом дышать не хочется. Поверите, каждое утро заставлял себя вставать, одеваться и идти в отдел. Шел, как на расстрел, и так почти десять лет. А тут еще жизнь копеечная. Заработка едва на еду хватало. Чтобы жену и сына одеть, по рублю собирать приходилось. - Скажите,- раненый повернулся к следователю,- можно на двести пятьдесят рублей общего заработка инженера и врача, жена у меня врач, жить втроем? Офицер пожал плечами. - Только не говорите: "Живут же люди." Живут, отказывая себе во всем, а я не могу и не хочу. В глаза жене смотреть не могу. Соседка, официантка с трехклассным образованием, в австрийских сапогах ходит, а я едва на поделку фирмы "матрешка" зарабатываю, а-а-а,- Пересыпкин заскрипел зубами и стукнул кулаком по стене. - Ладно, оставим мои воспоминания. От нищеты тошно, работа - дрянь, жизнь - дерьмо, вот я и решил ее вздыбить. Сижу, как-то, с одним знакомым, который может в этой жизни вертеться, водку пью. Честно сложились: он - десятку, я - десятку. Сейчас не помню о чем шел треп, но я ему говорю: " Иногда до того тошно, что взял бы автомат и пошел на большую дорогу. " Он засмеялся, мол кишка тонка. На том и разошлись. А через несколько дней он нашел меня. "Ну,- говорит,- не передумал автомат в руки брать? " Я, по глупости, отвечаю: "Платили бы только по-настоящему, а стрелять меня хорошо научили." "Сколько,- спрашивает,- хочешь?" - Тысячу в месяц. "Третьего или семнадцатого?" - Пятого и пачечкой. Он спокойно лезет в карман, достает пачку червонцев и небрежно протягивает мне, я беру. Он шляпу поправил: "Я чувствую, что ты настоящий мужчина и тебе этот кабак не по нутру. Кроме того, в тебе есть лидерская жилка. Поэтому ты будешь руководить пятеркой. Подберешь трех надежных ребят. За каждого получишь еще по тысяче премиальных. Помимо этого, как только создашь группу, будешь получать жалованье вдвое против этого. Сможешь?" Я кивнул, а сам чувствую - могилой тянет, но уже не могу остановиться. Знаете, как над пропастью - под ложечкой сосет, а заглянуть хочется. " Задание будешь получать не от меня, но от моего имени. За каждую операцию оплата помимо жалованья. Выполнять без дураков, тут цена - пуля." И ушел. Пересыпкин неожиданно для себя взглянул на все, происходящее сейчас с ним со стороны и испугался. " Я им нужен, пока они на Организацию не вышли, а потом - высшая мера "... - Он потряс головой и встретился взглядом со следователем. - Человек, пока он жив,- тихо, словно размышляя вслух, произнес тот,- должен надеяться на благополучный исход. Мне приходилось ходить в атаку. Встаешь и всегда надеешься, что твою пуля еще не отлита. - Значит надежда есть? - Да. - Хорошо.- Виктор потер виски, тяжело вздохнул и продолжил: - В тот день жена встретила меня у порога, "Извини,- сказала она,- я, не посоветовавшись с тобой заняла денег и купила себе и Олежке осенние куртки. Теперь мне придется взять на себя дополнительные дежурства, я уже договорилась с главным врачом." Вот тут я и почувствовал себя человеком. Достал из кармана тысячу рублей и протянул ей. Она чуть в обморок не упала. - Добрая шабашка на голову свалилась, вот и получил аванс,- сказал я. Жена была счастлива до обалдения. - Григорий Петрович, ну этот мой знакомый, появился ровно пятого числа. Протянул мне тысячу рублей и пригласил в ресторан. Когда сели, я ему рассказал, что нашел троих ребят. Он тут же выложил обещанные деньги. " Поздравляю,- говорит,- командир. Только помни, что с сегодняшнего дня тебе и твоим ребятам придется строго следить за собой. Не дай бог сболтнуть лишнего или показать кому-то, что у вас появились лишние деньги. Заведите сберегательные книжки, а шиковать будете в отпусках, подальше от дома." Я решил, что он прав. Мы немного выпили и разошлись. Больше я его не видел, но деньги получал исправно. В дом пришел достаток. Месяца через два меня встретил почтальон и вручил заказное письмо. Не знаю почему, но читал я его в туалете, закрывшись от жены и сына. В письме было написано, что сегодня в девятнадцать часов мы должны собраться. Через час, на вокзале в тридцать восьмой ячейке нас будет ждать чемодан и сумка с оружием и одеждой. Дальше надо было все это взять и прийти на стоянку, к памятнику. Там сесть в светлую " волгу " с номерными знаками 13-13. В машине всем переодеться и вооружиться, потом приказать водителю ехать к железнодорожному переезду около поселка Белово. Там, в соответствие со схемой, приложенной к письму, занять оборону. От группы требуется одно - задержать или уничтожить милицейские машины, если они от двадцати одного до двадцати двух часов поедут от станции к поселку. Мы исправно пролежали в степи час, но, слава богу, машин не было и стрелять не пришлось. Я все вернул на вокзал, заплатил водителю и выдал деньги за операцию своим ребятам. Когда мы возвращались домой, Алик, один из моих ребят, догнал меня и отказался от такой работы и таких денег. Я, как меня научил Григорий Петрович, сказал ему, что он сам волен решать быть ему с нами или нет. Из дома я позвонил по "тревожному " телефону, передал привет от бабы Фени и через полчаса пошел гулять по бульвару. Меня догнал какой-то блеклый человечек. Он сказал, что пришел от Гриши, и я ему все рассказал, а утром узнал, что Алик исчез. "Ушел из дома и не вернулся",- сказала жена, звонившая утром по друзьям. Тогда я понял, что все серьезнее, чем я предполагал, но было поздно. Потом мне позвонили и посоветовали в следующий раз не ошибаться. Через пять дней я нашел замену Алику. Пересыпкин облизал пересохшие губы. Следователь встал, открыл дверь и попросил принести чаю. Какое-то мгновение он смотрел на налетчика, потом спросил: - Извините, а как фамилия Григория Петровича? - Сиволоб, сейчас не знаю, а тогда он работал снабженцем в ПМК - 10. Солдат принес два стакана чая, печенье, конфеты. Виктор взял в руки горячий стакан и, не замечая этого, жадными глотками осушил его. - Вот, собственно, и все. До банка я участвовал в четырех акциях. Каждый раз все было расписано по минутам. Нам оставалось лишь досконально следовать переданным указаниям. После ареста мне передали записку о том, чтобы я молчал до тех пор, пока хватит сил. - Где ваша жена? В глазах Пересыпкина появилась тоска. - Не знаю. Мне передали от нее записку. - В камеру? - Да. - Когда? - Четыре дня назад. - Кто? - Я не видел. Ночью стукнула полка на двери и кто-то положил на нее письмецо, а минут через десять открыл и протянул руку. Я понял и вернул записку. Там ничего не было,- предваряя вопрос следователя, сказал Пересыпкин.- Она написала, что любит и понимает меня, будет ждать сколько потребуется, а в конце была такая фраза: "Нам предложили уехать, и я поняла, что они правы. Тебе сообшат где мы." - Ну,- офицер поднялся,- отдыхайте, на сегодня хватит... Старший следователь областной прокуратуры Шляфман столкнулся на ступенях обкома с директором швейной фабрики Чабановым. - Здравствуйте,- сдержанно поздоровался Леонид Федорович. Эмиль Абрамович чуть задержал руку Чабанова в своей и скороговоркой произнес: - Этот бандит переведен в КГБ, заговорил, но его людей в городе нет. - Хорошо. Леонид Федорович сел в свою машину и, проезжая мимо областного управления комитета государственной безопасности, усмехнулся. Даже эта серьезная, по его мнению организация, не могла нанести ему ощутимых потерь. Совсем о другом думали сейчас в этом здании. Когда оперативники доложили, что по адресам, указанным арестованным, никого не оказалось, туда выехал следователь. Он долго ходил по квартирам, носившим следы поспешного бегства, и удивлялся. Всего несколько дней назад в них жили люди, играли дети и вдруг все бросили и уехали, не поставив в известность даже родственников и родителей. " Им-то, женам и детям, ничего не грозило. Так какие же слова, а главное - кто, нашел, чтобы убедить их бросить насиженные места, работу?.. - Думал офицер,- Со времен гражданской войны никто, а тем более, бандиты, не вывозили семьи своих товарищей. Скорее всего, тут действует интеллигент, совершенно не знакомый с законами преступного мира. Налет на банк, акции, расписанные по минутам и обеспеченные техникой и оружием - это уже не банда, а серьезная организация. Она строго законсперирована и потребуется немало времени для ее поиска. Похоже, Пересыпкин и Кутайсов больше ничего не знают. Осталась только одна ниточка - Яшка, завербовавший Кутайсова. Сиволоб, к сожалению, полгода назад скончался от инфаркта." Через час по городам страны разошлись фотографии уехавших людей, а в лагерь, где сидел Яшка - вызов. Первым ответил лагерь: заключенный, интересовавший КГБ, три дня назад исчез. Охрана предполагает, что он убит, но организованные поиски пока результата не дали. Таким образом, их снова опередили и следователь решил начать тщательную проверку всех местных предприятий, производящих дефицит. Умный человек, способный в течение нескольких часов дотянуться до сибирского лагеря и убрать свидетеля, не мог не наложить на них какой-нибудь оброк, а это уже след. - Он же должен где-то зарабатывать деньги,- объяснил он свои действия начальству,- хотя бы на "мелкие" расходы. КГБ области по своей оперативной сети проверил все сколь = нибудь серьезные предприятия. Выяснилсоь, что на шелкопрядильном комбинате поговаривают о подпольном цехе. Офицер позвонил своему старому товарищу, который работал в УБХСС и, поговорив о посторонних о:вещах, невзначай спросил: - Как там наши шелководы живут? - Что ты имеешь в виду? - Насторожился собеседник. - Ничего,- рассмеялся Борис Алкадьевич,- чего это ты нервным стал? Жена на днях говорила о французском шелке, вот я и вспомнил. Ты-то о дефиците все знаешь. - А-а-а,- неопределенно протянул товарищ,- из Франции мы ничего не получали уже лет пять. Поговорив еще несколько минут, следователь положил трубку. Он решил по своим каналам проверить серьезность слуха. В это время его милицейский собеседник, известный среди своих сослуживцев умением анализировать ситуацию, доложил по инстанции о предмете интереса службы безопасности. Информация об этом сразу прошла до самого "верха". Через час о ней знал Чабанов. Еще через два - он принял решение закрыть подпольный цех, производивший шелк, отправив его станки на металлолом. Месяц стпустя первый секретарь обкома партии вызвал к себе начальник областного управления государственной безопасности. - Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела,- сказал он, заботливо посадив полковника напротив себя,- но в городе все еще говорят небылицы о нападении на банк. Надо быстрее осудить бандитов, тем более, что двое из них в ваших руках. - Пешки,- возразил офицер,- суд над ними может осложнить следствие. - Уж не хотите ли вы сказать, что у вас под носом орудует целая банда, а вы ничего не делаете? - Все, что входит в компетенцию управления, мы делаем,- жестко сказал полковник. - Тогда посадите их на скамью подсудимых и дайте обкому спокойно работать. Дело на контроле самого "верха" и мне звонят каждый день. - Нам спешить нельзя,- полковник сжал зубы,- мы не пожарная команда. - Я в этом не уверен,- Моршанский поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, потом снова вернулся к столу. - Извините,- в голосе секретаря звучало сожаление,- я погорячился, но и вы поймите меня. Я не знаю, что ответить столице, от меня требуют скорейшего суда. Вернувшись в управление, полковник вызвал к себе следователя. - Скажите, майор, вы видите пути выхода из этого "подвала"? Я имею в виду нападение на банк. - Как это ни страшно звучит,- ответил офицер,- но теперь я уверен, что у нас в области действует серьезная подпольная организация. Нападение на банк, инкассаторы, расстрел приисковой машины - это все звенья одной цепи. Я понимаю это, но не могу положить вам на стол ни одного, сколь-нибудь серьезного следа. На мой взгляд, какой-то интеллигент организовал подпольную бандитскую сеть из глубоко законсперированных звенья. Работать против него сложно. При малейшем сигнале об опасности он, без сожаления, уничтожает целые ячейки своей организации. Это умный и серьезный противник, против которого придется вести длительную и кропотливую работу. - Тогда сделаем так,- полковник протянул своему подчиненному документы о нападении на банк, которые до этого просматривал,- вы подготовьте их к суду. Бумаги и налетчиков передайте по инстанции, но обложите их так, чтобы мы знали кто, когда и что им принесет. Может быть, нам удасться нащупать их след. А сами, не спеша, продолжайте работать по этому делу, используя наши каналы. - Я все понял. - Держите меня в курсе дела,- полковник пожал руку следователю и кивнул ему, п