потребует этот поход, но и награда за них будет велика. Не одно чудо уготовил бог своим избранникам. Будешь с нами, дочь моя? - торжественно спросил падре. - Конечно! - горячо вырвалось у Агнессы. - Тогда будем готовиться и ждать, когда пробьет час... Час пробил в марте 1939 года, когда Франко вступил в Мадрид и провозгласил себя диктатором. На следующий же день в газетах появилось заявление вдовы дона Карлоса Менендоса, Агнессы Менендос, что отныне основная цель ее жизни - месть за смерть мужа и увечье дочери. На это она отдает все свое наследство, этому она посвятит все свои силы. Имя Агнессы Менендос несколько дней не сходило с газетных полос. В ее адрес приходили многочисленные телеграммы из Берлина, Рима, Нью-Йорка, Лондона, Парижа. Представитель Ватикана посетил виллу в Сан-Рафаэль и передал Агнессе папское благословение. Личный посланец Гитлера, майор Нунке сообщил, что ему приказано остаться в Мадриде и в случае надобности стать специальным советником благородной испанской доньи. Неожиданное появление Нунке вначале взволновало падре Антонио, но они быстро договорились о форме, в какую должно вылиться движение, и о сфере деятельности каждого. Итогом были опубликованные в фашистской прессе сообщения, что вдова Менендос открывает школу "рыцарей благородного духа". Здесь будут воспитываться кадры для будущего крестового похода против безбожной большевистской Москвы. Теперь уже не только приветственные телеграммы, а денежные переводы и всяческие ценности присылали Агнессе Менендос известные и неизвестные друзья и единомышленники. И надо признать, что переводы эти были своевременны. Неожиданно выяснилось, что наследство вдовы дона Карлоса не так уж велико. Его доверенные лица не только запутали финансовые дела, но и хорошенько поживились. Все якобы переведенные за границу деньги куда-то таинственно исчезли. Агнесса совершенно растерялась. Теперь майор Нунке стал не просто советником, а до зарезу необходимым ей человеком. Даже падре Антонио стал заискивать перед ним. О, он умница, этот Нунке! Его совершенно не взволновало сообщение падре о том, что у Агнессы, по сути дела, нет свободных денег для школы. Того, что осталось, с трудом хватит на содержание больной Иренэ. Спинка все еще болит, а ножки отказываются носить худенькое тельце... При создавшихся обстоятельствах школа должна содержать Агнессу, а не она ее... Нунке прежде всего предложил не разглашать фактическое положение вещей. - Новые деньги липнут к старым... Слышали эту поговорку? Итак, для всех Агнесса должна остаться богатой... Дальнейшее зависит от нас с вами... И Нунке не терял времени. Не от имени Агнессы, а как ее советник, он рассылал в разные страны, по одному ему известным адресам, многочисленные письма, предупредительно сообщая при этом номер банковского счета популярной теперь вдовы Менендос. ТЕРРАРИУМ ВОЗЛЕ ФИГЕРАСА Если от небольшого городка Фигерас, расположенною в испанской провинции Каталонии, вы проедете километров двадцать на северо-восток, то непременно попадете на маленькое плато размером с футбольное поле. На нем увидите добротные строения: придорожную таверну, двор, обнесенный высокой, быть может, даже излишне высокой стеной. У вас тотчас возникает впечатление, что хозяин этого, говоря попросту, трактира делает отличный бизнес, ибо на всех строениях и внутреннем убранстве таверны лежит печать достатка и той хозяйственной заботливости, которая красноречиво убеждает: здесь можно не бояться, что вам подадут плохо приготовленное блюдо или уложат на грязные простыни, если вас потянет вздремнуть после вкусного обеда. А поживи вы в таверне день-два, у вас невольно возникнет множество вопросов и далеко не на каждый вы получите ответ. Вы многого бы не поняли, и прежде всего - откуда этот достаток? Таверна находится от Фигераса в каких-нибудь двадцати километрах, так что путешественник, едущий из города, еще не успеет проголодаться и поэтому минует таверну, а если и остановится, то всего на несколько минут - промочить горло вином с водой, как это любят испанцы. Так же поступают те, кто едет не из города, а в город. У них тоже нет оснований надолго задерживаться перед самым городом - каждый, естественно, стремится поскорее добраться домой или в гостиницу. Правда, в былые времена основным источником дохода здесь были туристы. К удивлению испанцев, они пили неразбавленное вино и в таких количествах, что поражали даже каталонцев. Но после фашистского переворота туристы не посещают Испанию. А те немецкие путешественники, - их ведь даже не назовешь туристами, - которые теперь снуют повсюду от казармы к казарме, ездят с собственными дорожными буфетами, где есть все необходимое, чтобы утолить голод и жажду. Проведя день в таверне, вы бы с удивлением отметили, сколь мал ее доход, от силы пять, ну пусть десять песет! Правда, время от времени к таверне подъезжают крытые грузовики, которые хозяин пропускает прямо во двор, доверяя шоферам и грузчикам самим распоряжаться в каменных амбарах и погребах. Со двора машины уезжают груженные ящиками, мешками, тюками. Можно подумать, что здесь расположена не таверна, а какая-то оптовая база. Да, много странного и удивительного обнаружите иы на плато. Попробуйте в час вечерней прохлады прогуляться по нему, и вы увидите, как тотчас нахмурится хозяин. - По дороге влево ходить запрещено! - обязательно предупредит он. - За шлагбаумом вас могут ожидлть всяческие неприятности... И вы вспомните, что налево от таверны и впрямь видели хорошо заасфальтированную дорогу, в самом начале перегороженную полосатым шлагбаумом. Не стоит расспрашивать хозяина, куда ведет дорога и почему по ней запрещено ездить. - Там закрытый пансионат, - буркнет он. До сих пор приветливый и гостеприимный, владелец таверны станет разговаривать с вами с помощью лишь двух слов: "да" и "нет". Ничего больше, никаких пояснений! И по тому, как сердито застучит деревяшка, прикрепленная к его культе на правой ноге, и по угрюмым подозрительным взглядам, брошенным в вашу сторону, вы поймете: лучше уехать, ибо отношение к вам резко изменилось. Теперь и сама личность хозяина кажется вам странной. У вас создается впечатление, что это бывший военный, привыкший приказывать, но теперь, в связи со сложившимися обстоятельствами, вынужденный командовать лишь тремя помощниками: женой, дородной, в прошлом, наверное, красивой женщиной, глухонемым слугой и двенадцатилетней девочкой. Хозяин казался добродушным, приветливым, как все владельцы частных гостиниц или ресторанов. Теперь вы замечаете его второе лицо: настороженное и подозрительное, словно, спросив о пансионате, вы собираетесь вырвать у него тайну, которая является единственным источником его существования. И это второе впечатление куда ближе к истине, нежели первое. Этот полуресторан-полугостиница на самом деле представляет собой перевалочную базу школы "рыцарей благородного духа", созданной в свое время Агнессой Менендос. Вдова дона Карлоса уже ликвидировала свои дела в Мадриде, лишилась роскошной виллы в Сан-Рафаэль и вместе с больной дочкой живет здесь в отдельном особнячке, стоящем за оградой школы, расположенной в бывшем католическом монастыре. Впрочем, на некоторое время оставим Агнессу и Иренэ и вернемся к событию, которое так волнует руководителей школы "рыцарей благородного духа" вот уже на протяжении двух недель. Наш старый знакомый, а ныне начальник этого своеобразного учебного заведения, Иозеф Нунке, две недели тому назад вернувшись из таинственного путешествия, привез больного, которого никак не удается поставить на ноги. Приглашенный в помощь собственной медслужбе школы известный невропатолог из Жероны, профессор Кастильо, уже неделю бьется над тем, чтобы вывести больного из шокового состояния. И ничего не может сделать. Он даже не обещает улучшения в будущем: сомнительно, чтобы бедняга выкарабкался и стал здоровым человеком. А Нунке и не скрывает, как важно для него, чтобы в ходе болезни наступил перелом. Он готов удовлетворить любые требования профессора, сколько бы это школе не стоило, он готов обеспечить любой, самый тщательный уход, только бы пациенту стало лучше. Профессор Кастильо и сам видит, какое значение придает Нунке выздоровлению неизвестного молодого человека. Дежурный врач трижды на день должен информировать руководителя школы о состоянии больного, а вечером докладывает сам профессор. И тогда между ним и Нунке происходит почти одинаковый диалог: - Могу ли я завтра поговорить с ним или хотя бы навестить его? - спрашивает Нунке, выслушав очередное сообщение. - Боюсь, это лишь ухудшит состояние. - А может быть, наоборот, выведет из проклятого шока? - Нет! Я не могу рисковать. Этим категорическим возражением обычно и заканчивается их вечерний разговор. На двенадцатый день пребывания профессора в школе (и на девятнадцатый со дня появления в школе больного) вечерний разговор закончился совсем иначе. - Должен признаться: я не гарантирую молодому человеку выздоровления ни сейчас, ни в ближайшие дни, - устало произнес профессор - Время в таких случаях единственный врач. Время, уход и покой. Да еще свежий воздух. Я считаю свое дальнейшее пребывание у вас нецелесообразным. - Почему? - Я посоветовал коллеге, - профессор вежливо поклонился в сторону школьного врача, - вынести из комнаты больного все, что напоминает ему о болезни... Все эти пузырьки, баночки, шприцы - вон! Если вам знакомы прежние склонности вашего подопечного, окружите его привычными для него вещами, дайте то, что он раньше любил. То есть создайте такую обстановку, к которой он привык... Больной любил вино или бренди? Нунке отрицательно покачал головой. - Жаль, рюмка вина хорошо тонизирует организм. И она не помешает вашему... ну, скажем, приятелю или знакомому... Загадочный ход болезни - впервые у меня в практике! - Вы отказываетесь от дальнейшего лечения? уточнил Нунке. - Не отказываюсь, но говорю об особом случае. Нет оснований злоупотреблять инъекциями, порошками, микстурами, если больной на них не реагирует. Природа с ее грандиозным потенциалом часто бывает мудрее нас, врачей. Нунке отвернулся от окна и несколько мгновений задумчиво смотрел на бывший монастырский сад. - А зайти к нему, наконец, можно? - раздраженно спросил он. - Я не знаю, при каких обстоятельствах все это случилось. Если вы в какой-то мере причастны к пережитому беднягой, я бы советовал подождать. Все, что напоминает обстановку или причину заболевания, может вызвать тяжелые осложнения. Если же... - Хорошо, я это учту, - прервал профессора Нунке. - Спасибо за все хлопоты! Надеюсь, вы не откажетесь принять участие в консилиуме, если в этом возникнет необходимость? После отъезда профессора в Жерону Нунке еще долго шагал по кабинету, что-то обдумывая. Наконец позвонил. - Мундир оберста немецкой армии! - приказал он дежурному. Надев парадный мундир и прицепив к нему несколько крестов и медалей, Нунке направился в дальний конец коридора. Врач, семеня, спешил за начальником и, когда тот подошел к двери, забежал вперед, чтобы отпереть ее. - Я войду один, - остановил врача начальник школы. - Но будьте поблизости: в случае чего я позову вас. Комнат, отведенных больному, было две. Первая, в которую вошел Нунке, служила кабинетом и гостиной. Письменный стол, на нем домофон, диван, несколько стульев, круглый столик, стенной шкаф - вот и все убранство комнаты. Окинув долгим взглядом вещи и даже стены, Нунке на цыпочках направился в другую комнату, служившую спальней. Она тоже была обставлена чрезвычайно скромно: широкая деревянная кровать с тумбочкой у изголовья, вешалка для одежды, маленький столик с домофоном. Дверь сбоку вела в туалет. Если первую комнату щедро освещала пятилампоцая люстра, то в спальне царил полумрак - свет едва пробивался из-под темного абажура настольной лампы. Нунке, очевидно, хорошо были знакомы эти апартаменты, потому что он мигом нашел за дверью выключатель. Под потолком вспыхнул огромный матовый шар. Придвинув стул к кровати, Нунке уселся в ногах больного. Тот лежал, вытянув руки вдоль туловища, закрыв глаэа, и не реагировал ни на свет, ни на появление посетителя. Одеяло было натянуто на грудь. В этой неподвижности было что-то жуткое: казалось, тело больного уже сковал холод смерти. Несколько минут Нунке пристально вглядывался в знакомое лицо. Удлиненное, обрамленное маленькой бородкой, похудевшее, оно казалось маской... Вскочив с места, руководитель школы направился к двери, чтобы позвать врача, но, уже стоя на пороге, круто повернулся и снова подошел к кровати. Надо самому проверить, есть ли пульс. Но как только Нунке дотронулся до руки больного, тот открыл глаза и сразу сел на кровати. От неожиданности Нунке отшатнулся. - Герр оберст? - словно не веря собственным глазам, спросил больной. - Лежите, лежите! - утвердительно кивнул Нунке и мягко нажал на худые плечи больного. - И в самом деле кружится голова. Хорошо, я лягу. Но надеюсь, вы не призрак и не растаете в воздухе? Мне ведь надо задать вам несколько вопросов. В устремленном на начальника школы взгляде загорелись насмешливые искорки. - Рад, что вы в сознании и охотно отвечу. Итак?.. - Скажите, доктор, который приходил ко мне в камеру, был от вас? - От меня, - буркнул Нунке. - А для чего вы все это сделали, герр Кронне? - Давайте договоримся: я не Кронне, а Нунке, понимаете? Герр Нунке! Так здесь все меня называют, называйте и вы. А вы не Генрих фон Гольдринг, а, скажем, Фред Шульц. Вы находитесь в одном учреждении, и надо было вас как-то зарегистрировать. Посоветоваться с вами я не мог, пришлось выбрать имя на свой вкус. Итак, вы - Фред Шулъц. Не возражаете? - Но к чему весь этот спектакль? - в голосе Генриха, отныне Фреда Шульца, чувствовалось неприкрытое раздражение. - Я, конечно, обязан вам все рассказать. Но вы еще больны и больны серьезно. Только сегодня профессор Кастильо, всеми уважаемый и весьма компетентный... - Герр Нунке, цена вашему уважаемому профессору - три кроны, да и то на лейпцигскои ярмарке. На протяжении двух недель он шпиговал меня, словно рождественского гуся, всякой ерундой, а установить диагноз такой обычной болезни не смог! - Выходит, вы все чувствовали? - удивился Нунке. - Еще бы не чувствовать! Вас бы так покололи! - И понимали, в каком вы положении? - Признаться, беседы эскулапов у моего ложа очень меня потешали. - Напрасно! Суть вашей болезни... - Она мне известна лучше, чем кому-либо другому. - В чем же она заключается? - Си-му-ля-ция! - отделяя слог от слога, произнес новоокрещенный Фред Шульц. Нунке долго, хотя и беззвучно, хохотал. - Ну, теперь мы квиты! Но что вас заставило так странно себя вести? - Я попал в эти апартаменты несколько необычным путем. Согласитесь, герр Нунке, мне необходимо было время, чтобы выяснить, где я и зачем меня здесь держат. - И что вы уже знаете? - Что я в Испании, вблизи города Фигераса. Насколько я помню географию, это где-то на севере Каталонии. - Так. Дальше... - Что я в школе со странным названием "рыцарей благородного духа"... Название романтическое, но, боже мой, какое смешное! - И кто ж ученики этой школы, чему их учат? - Герр Нунке! Вы, верно, считаете меня желторотым воробышком. Неужто трудно догадаться? Когда из камеры смертников человека везут за тридевять земель, то, совершенно очевидно, делают это не затем, чтобы он изучал нумизматику, ихтиологию или древние китайские рукописи! - Вы правы, - кивнул Нунке, не уточняя задач школы, в которую он привез Гольдринга. - Неясно мне одно - ваша роль в этом, герр Нунке! Почему именно вас так заинтересовала моя персона? - Начну издалека. О том, что вы попали в лагерь наших военнопленных офицеров, я узнал от фрау Вольф. - Это она выдала меня патрулю! - Не сердитесь на фрау. После того, как Эверс застрелился, она так бедствовала! Теперь же у нее есть кусок хлеба: англичане и американцы платят ей по пять долларов за каждого выданного офицера. Ведь она многих знала, и не только в нашей бывшей дивизии Эверса - Значит, наша с вами встреча в кафе в Австрии не была случайной? - Ваша увольнительная в город стоила мне пятьдесят долларов. - А встреча с пьяным американским солдатом? - Хапуга! Меньше чем на сто пятьдесят не согласился, как я ни торговался... - А фото, которое фигурировало на суде? - Владелец кафе старый фотолюбитель. - А отец Фотий? - Вот к этому я совершенно не причастен. Его вмешательство было для меня полной неожиданностью. И, должен вам признаться, этот проклятый Фотий чуть не испортил мне все дело. Что вас будут судить после драки в кафе и посланной американскому командованию фотографии, у меня не было сомнений. Но вас должны были везти на расстрел за город, к слову сказать, за это я тоже заплатил двести долларов - и там передать мне с рук на руки. А Фотий спутал все карты. Накануне того дня, когда это должно было произойти, я случайно узнал, что он собирается - ведь вас все равно решено было отправить на тот свет! - устроить публичный расстрел, чтобы напугать непокорных. Уверяю вас, накануне вечером мне пришлось как следует поработать! Обдумать новый план, договориться с тюремным врачом... - Он знал, какую сигарету мне оставляет? - Да! В комнате воцарилось долгое молчание. Нарушил его Фред. - Итак, во что обошелся вам весь этот спектакль? - Школа выплатила мне тысячу долларов. Сюда входят все деньги на постановку спектакля, как вы окрестили эту операцию, плюс транспортные расходы. Ну и, конечно, комиссионные... Кажется, я ответил на все вопросы? - Нет! - А именно? - Вы не сказали, зачем потребовалось столько хлопот. - Я хотел бы разговор этот отложить до завтра. Хоть вы и бодритесь, но выглядите отвратительно. Возможно, доза снотворного была слишком велика, произошло отравление. Девятнадцать дней вы у нас и до сих пор не приходили в себя. - Не беспокойтесь, герр Нунке! Через несколько дней я стану прежним... - Фредом, - подсказал Нунке. - Пусть Фредом. Но вы не ответили на мой последний вопрос! - Если вы настаиваете, пожалуйста... Нунке несколько раз прошелся по комнате, потом сел на стул и начал: - Вы помните наш разговор в кафе? - Очень хорошо, герр Нунке! - Надо сказать - вы произвели на меня тогда скверное впечатление. Говорили и вели себя, как ученик начальной школы... - Простите, еще Талейран сказал: "Нам дан язык, чтобы скрывать свои мысли". - Вы забыли, что он говорил о языке дипломатов, а не разведчиков. - Что? Выходит... - Я не закончил: разведчиков-друзей, хотел я сказать... Но вернемся к нашей тогдашней беседе. Я говорил вам, что одна война закончилась, надо готовиться к новой. А кто готовит новую войну? Прежде всего дипломаты и разведчики. И вот я, старый опытный разведчик, вижу, как победители грабят мою родину. То, что они забирают машины, ценности искусства, что наши изобретения становятся американскими и английскими, - это меня волнует мало. Наступят лучшие времена, в этом я уверен, и все станет на свои места. Но нас, немецких разведчиков, грабят больше всего. У нас забирают людей! Те кадры немецкой разведки, которые мы готовили десятилетиями, сегодня уже служат или состоят на учете и, значит, вскоре тоже станут служить разведкам Англии или Соединенных Штатов. Списки нашей агентуры, на которую ни фюрер, ни предшествующие правительства, я уже не говорю о кайзере, не жалели ни времени, ни денег, попали к американцам, часть же, те, кто не пойдет на это, будут устранены. Сегодня Германия лежит в развалинах. Меня это волнует, но не настолько, чтобы я лишился аппетита и приобрел хроническую бессонницу, ведь дом или завод построить легче, нежели заново создать разведку. Для этого потребуются не годы, а десятилетия. А вы понимаете, Фред, что это значит? И этот страшный развал разведки происходит у меня на глазах - ведь я не так наивен, чтобы послевоенное время пересиживать в лагере для пленных немецких офицеров... - Благодарю за комплимент! - бросил Фред, криво улыбнувшись. - Правда, много наших разведчиков, я бы даже сказал, руководителей служб СС, СД, бежали. Их было немало здесь, в Испании. Но после победы союзников отношение Франко к нам резко изменилось. Франко сам дрожит за свою шкуру, и наши эмигранты, не все, конечно, выехали в различные страны Латинской Америки... Надеюсь, Фред, мы еще встретимся с ними. Но так или этак, а немецкой разведки сегодня не существует. И это в то время, когда между Россией и ее бывшими союзниками уже возникают разногласия, которые, надо надеяться, перерастут в столкновения, а там, дай бог, и в войну. Что для нас самое ценное сегодня? Наш народ трудолюбивый и инициативный. Не пройдет и двух десятилетий, как мы залечим раны, нанесенные войной, и наши города станут такими же, какими были до войны. Наши женщины никогда не жаловались на бесплодие. Не минет и двадцати лет, как у нас будет полный контингент призывников в армию. Но где мы возьмем разведчиков? Где, я вас спрашиваю? Фред с огромным интересом слушал того, кто еще вчера был фон Кронне, сегодня стал Нунке, а завтра, возможно, присвоит себе новое имя. Таким взволнованным он еще никогда не видел всегда спокойного и холодного оберста. А тот, словно подогревая собственными аргументами самого себя, горячо продолжал: - Самое драгоценное, что мы должны сберечь сегодня, - это кадры нашей могущественной тайной армии, нашей армии разведчиков. И когда вас задержали как кадрового офицера, я испугался. Ну, ясно же, Гольдринга, такого знатока России, знатока русского языка, немедленно завербуют американцы! И я решил во что бы то ни стало помешать этому, сделать все, чтобы вы очутились в школе "рыцарей благородного духа", начальником которой я являюсь... О ней я расскажу вам впоследствии, да вы и сами узнаете. Теперь же скажу одно: я ее превращу в центр, где будут готовить и воспитывать кадры будущей немецкой разведки. Мой план получил полное одобрение руководителей разведки фатерланда, которые находятся сейчас в эмиграции. И мне казалось, что ваше пребывание здесь будет более чем полезно. То, что для всех вы покойник, что все знакомые, в том числе и невеста, узнают о расстреле Генриха фон Гольдринга, пойдет только на пользу дела. Прошлое умерло в маленьком австрийском городке. Новое возродится для вас здесь, в Испании, возле небольшого городка Фигерас. Вам все понятно, бывший офицер немецкой армии Генрих фон Гольдринг, а ныне просто Фред? - Все! И благодарю за откровенность. - На сегодня достаточно... Будем спать. Об остальном поговорим позже. Только не пренебрегайте медициной, набирайтесь сил и как можно скорее становитесь на ноги. Имейте в виду, вам придется пройти еще через одну формальность: познакомиться с патронессой нашей школы - доньей Агнессой Менендос. - А это что за птица? - Не много ли для одного вечера? Потом расскажу. Впрочем, хочу предостеречь. Очень советую не задевать ее религиозных чувств. - Она католичка? - Ненавидит все, что не имеет отношения к католичеству. И так же воспитала свою дочь. - Если потребуется, я с одинаковым правом могу назваться и магометанином. Конфуций тоже неплохой пророк. - О, до этого, конечно, не дойдет... Спокойной ночи! Но ночь эта не была спокойной для Григория Гончаренко, который в свои двадцать четыре года уже побывал и лейтенантом Комаровым, и Генрихом фон Гольдрингом, а ныне стал Фредом Шульцем. Рой мыслей, рожденных создавшейся ситуацией, не давал спать. - А главное, беспокоило то, что не было во всем мире человека, который бы знал, где он, куда попал, и который мог бы помочь. "Снова - один в поле воин", - промелькнула мысль. Тревожный сон пришел только на рассвете. ТАИНСТВЕННЫЙ ГРУЗ "Гриша, поди-ка сюда! Гриша, поди-ка! Погляди, как за ночь распустились яблони!" - голос отца доносился откуда-то издалека, и Григорий напрасно старался прорваться сквозь толщу сна, ответить хоть словечко. "Я сей... я сей... я се-й-час!" - выдавливает он наконец и вдруг с ужасом замечает, что в прямоугольнике двери стоит вовсе не отец, а Кронне. На губах оберста насмешливая улыбка, в глазах злорадство. Обливаясь потом, Григорий проснулся. Скверно! Неужто он и впрямь кричал во сне? Не сумел отмежеваться от своего "я" и целиком перевоплотиться в проклятого Фреда?.. А может, это только сон? Так ли, этак ли, а надо усилить контроль над собой. Григория Гончаренко нет - есть только Фред Шульц. Запомни это так, чтобы даже мысленно обращаться к себе как к Фреду. Итак, Фред, плохи твои дела со всех точек зрения. Но хуже всего - неопределенность положения. Опасность зримая - это еще полбеды. Можно было надеяться, что Нунке захочет продолжить начатый разговор и расскажет, как обещал, о школе. Но на следующий день оберст не пришел. И не только на следующий. До конца недели Фред видел только врача. А тот вел себя более чем сдержанно. История с симуляцией явно задела его профессиональное самолюбие, он не скрывал обиды и во время осмотра пациента ограничивался сугубо деловыми замечаниями и такими же деловыми вопросами. - Могу я выйти в сад? - не выдержал, наконец, Фред. - Пока нет! - В ваш арсенал не входит такое лекарство, как свежий воздух? Врач пожал плечами. - О вас не скажешь, что вы разговорчивый собеседник! О чем вас ни спросишь... - Все вопросы адресуйте начальнику школы. - Но я никого, кроме вас, не вижу! Передайте, кому следует, что я подыхаю без свежего воздуха, что мне необходим моцион. Кстати, это входит в ваши врачебные функции... И пусть мне принесут книги. Промямлив нечто невразумительное о своем невмешательстве в дела, его не касающиеся, врач вышел. Но не прошло и получаса, как ключ в замке повернулся, и на пороге появился высокий, сгорбленный старик со стопкой книг под мышкой. Отрекомендовавшись библиотекарем, он без каких-либо дальнейших пояснений положил принесенную литературу на стол и, вежливо поклонившись, вышел. Никогда еще пальцы Григория так не дрожали, ощупывая переплеты и листая страницы. Одна, вторая, третья книжка, вот уже перебрана вся стопка, а ничего путного нет! В основном немецкая литература времен Гитлера. Внимания заслуживает лишь трехтомный справочник "Россия" на русском языке. Что ж, это любопытно! Во время пребывания за границей Генриху фон Гольдрингу приходилось видеть множество подобных путеводителей и справочников, но трехтомный в руки не попадал. Понятно, что двойник Гольдринга - Фред принялся именно за него. Он был уверен, что в комнате установлен аппарат для подслушивания. Не исключено - за тем, кого привезли сюда как Гольдринга, наблюдает и чей-то внимательный глаз. Поэтому Фред всегда вел себя так, как подобает в подобной ситуации. Но, открыв наугад справочник и прочитав первые строчки, попавшиеся на глаза, он не выдержал и громко расхохотался. "Для русских сахар - не продукт питания, - еще раз прочитал он вслух, - а лакомство. Им угощают только самых дорогих гостей". Все еще смеясь, Фред взглянул на титульный лист: "Перевод со второго нью-йоркского издания" - значилось там. Нет, как видно, справочник не зря переводили и переиздавали. Как же иначе мир узнает о всех достопримечательностях русского характера! Чего, например, стоят такие строки: "Самая дорогая вещь для каждого русского - икона. За нее он готов отдать все, что имеет". Или вот это: "Русская женщина любит, когда муж бьет ее. Побои она принимает как доказательство любви..." Продолжая наобум перелистывать странички, Фред все время хохотал так, словно перед ним был не справочник, а остроумнейший юмористический журнал. Возможно, именно смех заглушил шаги нового посетителя, на появление которого Фред сегодня не рассчитывал. Впрочем, Нунке был не один: вслед за ним пошел невысокий, дородный, военной выправки мужчина такого неопределенного возраста, когда человеку с одинаковым основанием можно дать и тридцать пять и сорок пять лет: морщин не видно, цвет лица свежий, но лоб переходит в большую лысину, кончающуюся выше темени; серые выпуклые глаза смотрят живо, но под ними уже наметились складки, которые вот-вот превратятся в мешки. Но все это взгляд отметил несколько позже, первое же, что бросилось в глаза, был рот незнакомца - чуть перекошенный большим шрамом, пересекавшим всю левую скулу. Позднее Фред узнал - это памятка от чеха, который во время допроса бросился на следователя с голыми руками и чуть не разорвал ему рот. - Мой заместитель герр Шлитсен, - отрекомендовал Нунке и, ожидая, когда закончится церемония первого знакомства, приветливо, даже ласково прибавил: - Рад видеть вас в хорошем настроении, не прочь бы и сам посмеяться вместе с вами. Что это так вас развеселило? - Вот этот опус, называемый справочником. Если такой чушью набивать головы забрасываемых в Россию агентов, гарантирую им полный провал. В первый же месяц! Фред запнулся, поняв, что сболтнул лишнее. Ведь чем глупее и лживее подобные справочники, тем лучше! Дезинформация иногда значительно важнее полной осведомленности. Не зная брода, берегутся, а если брод указан неверно... Надо смягчить сказанное... - Я не хочу разносить справочник в целом... - начал он, но Шлитсен прервал его. - Во всякой справочной литературе всегда есть мелкие неточности, это, конечно, неприятно, но существенного значения не имеет, - менторским тоном провозгласил он. - Важно создать общее представление о характере и обычаях нации. Поскольку дело в данном случае касается России, то я уверен: авторы трехтомника сумели наилучшим образом обрисовать русский характер. - Чем же знаменателен этот характер? - Прежде всего, русские - дикари. Внешне приобщившись в западной цивилизации, в какой-то мере овладев современной техникой, в глубине души они остались дикарями, способными... Улыбнувшись, Фред взял справочник, быстро нашел нужную страничку и вслух прочитал: - "Если русского разозлишь, он хватается не за современное оружие, даже не за охотничье ружье, которое, возможно, у него есть под рукой, а за обычную палку и, мастерски ею орудуя, дерется с врагом..." Вы это имели в виду? - И это... Я был на Восточном фронте, работал на захваченной нами территории, стало быть, сталкивался с партизанами - только что прочитанное вами лучше всего характеризует русских. - Как по-вашему, чем нас гнали из России - палками или "катюшами"? А Берлин русские брали оглоблями или танками и артиллерией? Шрам на лице Шлитсена из бледно-розового стал фиолетово-красным. - Не преувеличивайте мощь врага. Военные поражения очень часто зависят не от силы победителей, а от ошибок, допущенных другой стороной... иногда просто из-за фатального стечения обстоятельств... Прожив столько лет среди русских, вы подсознательно идеализируете их. Своеобразный гипноз среды, - съязвил Шлитсен. "Ага, и он знает биографию Голъдринга, - отметил про себя Фред. - Что же, тогда надо держаться с присущей барону независимостью". - Разведчик, герр Шлитсен, руководствуется не подсознательными ощущениями, а разумом, сознанием возложенных на него обязанностей, - резко бросил он. - Что же касается гипноза среды... - Гершафтен! Гершафтен! К чему такие страсти! вмешался Нунке. - Зачем ворошить давно прошедшее, когда у нас так много дел сегодня. - Разрешите не согласиться с вами, герр Нунке! возразил Фред. - Корни современного уходят в прошлое, так же как из современного прорастают корни будущего. Неверная оценка минувших событий сейчас может привести к ошибочным выводам. Боюсь, что герр Шлитсен находится под гипнозом... ошибочных идей. Я разведчик, разведчик по образованию, по профессии. Думаю, что уважаемый герр Шлигсен тоже. А, как разведчики, мы не вправе недооценивать силы врага. Лучше уже переоценить, нежели недооценить... - Абсолютно согласен с вами, герр Шульц, абсолютно! - Нунке поглядел сначала на Фреда, потом на своего заместителя, взглядом приказывая прекратить спор. - Ведь мы пришли сюда не ради дискуссий, сколь интересны бы они ни были... - Охотно вас выслушаю. - Прежде чем приступить к делу, один вопрос: как вы себя чувствуете, герр Шульц? - Физически совершенно здоров, но морально... - Понимаю, отлично понимаю. Вы засиделись в четырех стенах, и это вас угнетает. Тогда, может, согласитесь немного размяться? - Еще бы! С удовольствием поброжу по саду. Шлитсен улыбнулся. - Речь идет о несколько иной прогулке, чем парк, - многозначительно начал он, но, заметив нетерпеливое движение шефа, оборвал фразу. - Да, о несколько иной, - подтвердил Нунке. Не хотелось вас торопить, но бывают обстоятельства, когда можно положиться лишь на людей проверенных и абсолютно преданных. К сожалению, я не могу объяснить ситуацию во всем объеме, ибо сам руководствуюсь лишь указаниями сверху. Вы тоже человек военный и понимаете: приказы надо выполнять, а не обсуждать - Речь идет о каком-либо задании? - И очень серьезном. - Вы меня удивляете: как можно новичку, человеку ни во что не посвященному... - Я знаю вас не первый день и учитываю ваши способности: быстрая ориентировка в сложной обстановке, решительность, смелость. Назначая вас комендантом Кастель ла Фонте, я собрал все необходимые сведения и никогда не раскаивался, что остановил выбор именно на вас. - Очень вам признателен... - Таким образом, ваши опасения .. - Простите, но я хотел бы знать такой пустяк, как, например: чьим приказам я подчиняюсь? - Вспомните наш первый разговор уже в школе. - Догадка далеко не достоверность. А вслепую я действовать не намерен. Что собой представляет школа "рыцарей благородного духа"? Так, кажется, называется это богоугодное заведение? - Всего-навсего вывеска! Дань склонным к романтике испанцам. Ширма, за которой чувствуешь себя удобно и безопасно. Таким, как мы с вами, кого волнует судьба не только Германии, но и всего западного мира, надо тайно копить силы. Пока тайно. Под какой угодно вывеской! - с пафосом воскликнул Шлитсен. - Осознав свою историческую миссию, мы объединим разрозненные силы и тогда... - Прекрасно сказано, герр Шлитсен, но я хотел бы поговорить о деле, - поморщился Нунке, зная склонность своего помощника к длинным и пышным речам. - А дело заключается... Начальник школы замолчал, словно паузой хотел подчеркнуть значимость того, о чем собирался сообщить. Фред, понимая важность минуты, выпрямился на стуле. Шлитсен положил на край пепельницы нераскуренную сигару. - В прошлый раз мы с вами беседовали о положении, в котором оказалась Германия. Она расчленена, в ней хозяйничают победители. Мы не в силах скрыть от них наши фабрики, заводы, словом, материальные ценности, являющиеся неотъемлемой собственностью нации. Но мы можем скрыть другое наши государственные тайны, сделать так, чтобы глаз победителя сюда не проник. Речь в данном случае идет о секретных государственных документах. О переписке, которая велась, минуя обычные дипломатические каналы, о списках людей, нужных для восстановления фатерланда... Вы не новичок в таких делах, Фред, и я не стану давать излишние пояснения. Скажу одно: значительная часть этих документов спрятана, и спрятана надежно. Но есть документы, необходимые уже сегодня, как говорится, для текущих дел... Например, для такой школы, как наша. Понятно? - Понемногу начинаю понимать. - Почему именно с вами я затеял этот разговор? Тоже понятно? - В основном. Очевидно, мне поручается достать ценные документы и препроводить их в надежное убежище. Так, герр Нунке? - Вывод логичен. Не правда ли, герр Шлитсен? - Если это вывод, а не интуитивная догадка, - поправил педантичный Шлитсен. - Прежде чем согласиться с вами, я хотел бы проследить за ходом мыслей нашего молодого коллеги. - Вы считаете, что это имеет столь принципиальное значение? - нетерпеливо бросил начальник школы. - Я только ответил на ваш вопрос, герр Нунке, обиделся Шлитсен. - Точность в выражениях, помоему... - Хорошо, выражаюсь максимально точно: времени у нас в обрез, уважаемый коллега! - в голосе Нунке теперь звучало не только нетерпение, но и раздражение. Заметный антагонизм между начальником школы и его заместителем в дальнейшем мог сослужить службу Шульцу, но сейчас же Фред не хотел обострять отношения ни с первым, ни со вторым. - О, мой ответ не отнимет много времени, герр Нунке. В "Логике" одного известного автора есть такое утверждение: чем интеллигентнее человек, тем с меньшими подробностями он излагает виденное, прочитанное или услышанное... Мне не хотелось бы, чтобы герр Шлитсен почел меня за человека малоинтеллигентного, и поэтому я отвечу коротко: меня предупреждают о серьезном поручении, сообщают о секретных документах и о необходимости часть из них иметь сейчас в распоряжении школы, так что не трудно догадаться... - Вы удовлетворены, герр Шлитсен? - едко спросил Нунке. - Вполне. - Тогда конкретно о том, что касается Фреда. На днях наш человек привезет в условленное место секретные документы, а возможно, и ценности. Вам, Фред, поручается получить их и доставить сюда. Доставить любой ценой в целости и сохранности. - Куда ехать? - В Мадрид. - Самолетом, машиной, поездом? - Самолетом. - Меня будет кто-то сопровождать? - Да. Вы ведь не знаете испанского языка, и мы даем вам в помощь проворного и проверенного сотрудника школы. Да и выполнить задание вам будет легче вдвоем. - Что я должен делать в Мадриде? - Ждать. - Весело, черт побери! Мне бы хотелось действовать, а не сидеть сиднем. - Не так долго, как вы думаете: только от шести до семи часов вечера по местному времени. Весь день и после семи вы свободны. Конечно, Мадрид не Париж, но и в нем есть на что поглядеть. - Значит, моя поездка в столицу Испании будет носить и общеобразовательный характер? - Надеюсь, это шутка, а не легкомысленное отношение к заданию? - голос Нунке звучал сухо официально. - Миссия, возложенная на вас, исключительно важна для нашей школы, для нашего дела в целом. Повторяю: каждый день от шести до семи вечера вы должны быть в номере гостиницы, ни на секунду никуда не отлучаясь. Когда груз прибудет, вам позвонят и сообщат, как его получить. Все, что вам скажут, считайте приказом, выполнить который надо абсолютно точно. Не исключена и такая возможность: агенты вражеских разведок каким-то образом пронюхали о документах. Поэтому, получив их, вы, сохраняя максимальную осторожность, в тот же день грузите багаж на самолет, который вам предоставят, и вылетаете сюда. - Значит, обратно я вернусь другим самолетом? - Об этом вас поставят в известность. Все будет зависеть от обстоятельств. - Когда я должен вылететь? - Повторяю: все зависит от обстоятельств. Завтра, послезавтра, через три дня... Приказ о присылке своего человека мы можем получить в любую минуту. Учитывая это, вы уже сегодня должны начать готовиться в путь. - Вместе с моим спутником? - Он бывал в Мадриде, и это нецелесообразно. Познакомитесь в самолете. - Хочу обратиться с просьбой. - Пожалуйста! - Разрешите выходить за пределы этих апартаментов. Мне хотелось бы... - Знаю, знаю... Можете свободно гулять в парке. Герр Шлитсен оформит не