на - это смерть, мир - это жизнь!
     Молодой офицер в форме капитана Советской  Армии,  шедший по московским
улицам, ничем не  отличался от молодых офицеров, попадавшихся ему навстречу.
Так же счастливо и возбужденно сияли его глаза, так же охотно складывались в
улыбку  губы. Может  быть,  только  чересчур  восторженно  осматривал он все
вокруг  и особенно пристально вглядывался в лица  встречных, словно в каждом
прохожем хотел узнать знакомого.
     Возле одного  из  домов капитан остановился и  несколько раз  перечитал
табличку, прибитую у входа. Одернув и  без  того  хорошо  пригнанный мундир,
капитан вошел в дом и по лестнице поднялся на  третий этаж. Вот  и знакомая,
обитая дерматином дверь. Капитан тихонько постучал.
     Услышав неразборчивый возглас, офицер заколебался. Что это - разрешение
войти или просьба подождать? Но он был не в  силах больше сдерживать  себя и
наобум открыл дверь.
     Ослепительный солнечный свет, заливающий просторный кабинет, бьет прямо
в глаза, и капитан не сразу может разглядеть, кто сидит за столом. Он скорее
догадывается, чем узнает: да, это тот, к кому он шел.
     -  Разрешите доложить:  капитан Гончаренко, выполнив  задание, прибыл в
ваше распоряжение.
     Полковник Титов выходит из-за  стола и, игнорируя  положенную по уставу
форму приветствия, трижды целует офицера, целует, как отец сына после долгой
разлуки.
     -  Ну, садись, садись, барон  фон  Гольдринг!- смеется  он, разглядывая
подтянутую  фигуру  капитана.-  Так,  говоришь, прибыл...  Вижу, вижу.  Жив,
здоров! Молодец! Хвалю!
     Они сидят друг против друга и широко улыбаются.
     - Признаться, боялся за  тебя, не надеялся  на счастливый конец! А что,
думаю, если напутал нарочно  в мелких деталях? Мол,  в основном  сознался, а
детали - дело  десятое, случаются ведь провалы памяти... Да и вывез его отец
совсем мальчишкой...
     - А как, кстати, сейчас чувствует себя мой тезка?
     - Он  из другого  теста,  чем его  отец,  Зигфрид.  Возможно, сказалось
влияние  среды.  Что ни говори,  а  он  ребенком  попал  в  совершенно  иное
окружение. Припертый к стене, Гольдринг быстро во всем сознался, ведь ты сам
с ним беседовал, знаешь... За правдивые  показания суд смягчил его участь...
Ну, все это сейчас не суть важно! Главное, что ты вернулся жив и невредим!..
Отца предупредил о приезде?
     - Нет!  Я боялся даже  писать.  А  что  если вдруг... Ведь четыре  года
прошло!
     - Здоров  и  бодр! Я узнавал о  старике, работает  там  же, на железной
дороге стрелочником.
     - Сегодня же, если разрешите, выеду к нему.
     - Придется разрешить! Только ты не забудь попросить прощения и от моего
имени.  Объясни отцу, что и  как. Да он старик толковый, поймет!.. Ну, а что
ты собираешься делать дальше, Григорий Павлович?
     - Я ушел  в армию  из  института  иностранных  языков. Мне бы  хотелось
вернуть свой студенческий билет.
     - Студенческий билет, говоришь?  Что ж, правильно решил.  Учись! Нас  с
тобой заставили стать людьми войны. А теперь мы будем людьми мира