стоит, страхует, туда за красивые глаза и способности не особенно берут. Чем больше он вникал в обстоятельства, тем сильнее раздражался, то и дело у него невольно вырывалось вслух: подлец, негодяй, законченная сволочь, сущий разбойник! Сказав довольно-таки громко: "Нет, таким людям не место в органах!" -- прокурор вновь полез в стол за бутылкой, наглость капитана вывела его из себя. Если бы Миршаб мог видеть и слышать сейчас своего разгневанного шефа, наверное, еще раз от души посмеялся бы, тем более мотаясь по катранам и подыскивая по его приказу подходящих карманников, кстати, в воровской иерархии стоящих на самой высокой ступени элиты, так сказать, блатного мира. Время, отведенное помощнику, истекало, как вдруг в дверь раздался робкий стук, и на пороге появился щеголеватый капитан. Видимо, он редко чувствовал себя виноватым и никогда не каялся, прокурор почувствовал это, хотя тот, согнувшись, с печальным лицом затравленно прошептал: -- Я капитан Кудратов, вызывали? "Из молодых, да ранний, ну и поколеньице растет, не приведи господь", -- первое, что успел подумать прокурор. -- Как же ты дошел до такой подлой жизни? -- рявкнул хозяин кабинета в искреннем гневе и хлопнул об стол папкой с делом капитана так, что из нее разлетелись бумаги: заявления, жалобы, акты, экспертизы, одна спланировала к ногам Кудратова. Прокурор был человек эмоциональный, увлекающийся, с артистической натурой, он на самом деле забыл, для чего пригласил этого щеголя, уж слишком потрясли его деяния хваткого обэхаэсника, ведь работал-то в органах без году неделя. Кудратов поднял бумажку, она оказалась коллективной жалобой на него из продмага, он догадывался, о чем там речь, помнил и суммы, не знал одного, написали ли о том, что он склонял там к сожительству молоденьких продавщиц. Из-за них он и взял под микроскоп работу гастронома, дышать не давал, слишком уж аппетитные девочки бегали в каждом отделе. С первого дня работы в органах капитан сделал для себя открытие: какие же дураки директора торговых точек, что приглашают на работу пригожих женщин и смазливых девчонок, половина неприятностей магазина как раз из-за них. Но сейчас вряд ли мог он ясно представить хоть одно миловидное личико в кокетливой белой пилоточке фирменного магазина. Он протянул дрожащими руками прокурору жалобу на самого себя, пытаясь не встретиться при этом глазами, взгляд прокурора не сулил ничего хорошего. -- Ну, отвечай, расскажи о трудной жизни, голодных детях и маленькой зарплате, я включил диктофон. Прокурор хотел добавить, что ж ты, мерзавец, так круто обложил торговлю, как дальше деловым людям жить, если им на одного тебя воровать приходится, да и кто ты, сопляк, чтобы хапать за всех в районе, и повыше тебя начальники есть, место свое знать надо. Но он этого не сказал, ушлый капитан принял бы это как команду поделиться награбленным, нет, с ним следовало действовать тоньше, деликатнее. Сенатор вычислил, на какую сумму тот успел нафаршироваться, и четко знал, сколько попавшийся должен отстегнуть ему. Но следовало делать пока все по букве закона, сохраняя лицо власти, а там подготовь почву -- и деньги приплывут сами собой, без усилий, а главное, без принуждения, искусство получения взяток -- тонкая штука, и прокурор владел им гораздо лучше, чем уголовным кодексом и правом вообще. Хозяин кабинета, принуждая капитана к разговору, придвинул диктофон, и тот вдруг выпалил: -- Я больше не буду, я молодой, исправлюсь... -- На исправление я и готовлю документы, -- ухмыльнулся прокурор. -- На сколько, думаешь, тянут твои шалости? -- Сказали на пять... -- Плохие у тебя, капитан, адвокаты, пять это только за взятку, а ущерб, который ты нанес, беспричинно опечатав склад "Универсама", после чего тебя не могли два дня отыскать, а мы теперь знаем, где ты развратничал все это время. А в магазине отключились холодильники и пропало товаров на пятьдесят тысяч, а таких случаев по делу еще три, так что ущерб от твоей деятельности тянет под 100 тысяч, а это знаешь чем пахнет? Удар был нанесен мастерски, эффектно, капитан крепко засомневался в силе своих покровителей, впрочем, гарантий ему не давали. -- Помогите, век не забуду, -- взмолился Кудратов, вмиг потеряв спесь и надменность. -- А знаешь, как тебя зовут в торговле? Чума -- такие, как ты, и есть мор дня народа, -- вновь распалился прокурор и вдруг вспомнил, для чего вызвал капитана. От волнения он встал и, задумавшись, прошелся перед капитаном. Надо было менять тактику, и тут Кудратов сам помог, взмолившись еще раз. -- Не губите, рабом вашим буду... -- А ты думаешь, легко мне закрыть дело, и почему я должен рисковать за тебя? Ты мне кто: брат, сват? У меня на сегодня уже запланирован один риск, между прочим, просили те же люди, что ходатайствовали за тебя, теперь я не знаю, какую их просьбу выполнить -- то ли тебя пожалеть, то ли того шофера? -- Какого шофера? -- с надеждой спросил капитан. -- Много будешь знать, скоро состаришься,-- отрезал прокурор, продолжая расхаживать по кабинету. Впрочем, говорят, клин клином вышибают, может, мне удастся две просьбы твоих покровителей выполнить, обе судьбы в твоих руках, как говорится, куй свое счастье сам. Согласен рискнуть? -- Я же сказал, рабом вашим буду, только спасите от позора и тюрьмы, -- приободрился капитан, почуяв неясную пока перспективу. -- Дело, в общем, не хитрое, но элемент риска есть, -- сказал прокурор спокойно, возвращаясь на место. -- Я хотел просить другого человека, но если готов, почему бы не попробовать, заодно проверим, хозяин ли ты своему слову. -- Прокурор посмотрел на часы и с улыбкой произнес: -- Если не струсил, то через два часа неприятности твои и того шофера будут позади. -- Что я должен сделать? -- нетерпеливо перебил Кудратов. -- Ничего особенного, но прежде я обязан ввести тебя в курс дела, в общих чертах, конечно, я не хотел бы ни к чему принуждать -- вольному воля. К одному большому человеку приехал гость, сегодня после обеда на машине хозяина он разъезжал по городу и совершил аварию, сам тоже пострадал. Сейчас он лежит в больнице, а утром им займутся как следует. Твоя задача с двумя молодыми симпатичными людьми, готовыми на благородный поступок, подняться на второй этаж, спросить у дежурной по этажу Халимы Насыровны, где изолятор, положить этого человека на носилки и спустить вниз к машине, и на следующем квартале ты свободен. В случае успеха операции хозяин машины скажет, что "Волгу" у него угнали. Ну как, возьмешься? -- Согласен, если вы не разыгрываете меня, это же сущий пустяк. -- Да, по сравнению с чем ты влип, конечно, семечки. Тем более там уже постарались наши друзья, в изоляторе находится охранник из тюремной больницы по фамилии Сабиров, за полчаса до вашего прихода начальство по телефону через ту же медсестру отпустит его домой. Звонить будет начальник караульной службы, майор Саидов -- запомни. И последнее, если медсестра спросит, почему забираете, спокойно скажешь: начальство велело -- и дашь понять, что знаешь и о звонке майора, и об охраннике Сабирове, которого отправили домой. Ну, а если случится сверхнепредвиденное, действуйте по обстановке. Сбежать со второго этажа или спрыгнуть на козырек первого, а там на землю, думаю, не проблема для таких орлов. Ну что, по рукам? Капитан, все еще не веря в удачу, вяло протянул руку. -- А сейчас сходи в чайхану, она через два дома, выпей чаю, переведи дух, взвесь свои шансы, никуда не звони, через час поедем в больницу. Как только Кудратов вышел из кабинета, прокурор позвонил в чайхану, давний и верный прием, не раз приносивший успех. -- Ахмад-ака, сейчас от меня вышел один молодой симпатичный капитан, посмотри, отлучится ли он из чайханы, воспользуется ли телефоном? -- Хорошо, -- только и ответил чайханщик, он хорошо понимал прокурора. Салим Хасанович опоздал почти на полчаса. -- Что, в нашем районе двух щипачей найти стало сложно? -- встретил его вопросом шеф. -- Представь себе, так оно и есть. У них сегодня что-то вроде конгресса, большого курултая. Делят столицу на зоны влияния, говорят, появились за последние годы в республике новые авторитеты, они и перекраивают карту Ташкента, старикам приходится тесниться, молодежь требует свое. -- Ну куда власти смотрят? И кто вообще правит в этом городе? -- завелся сразу Сенатор. -- Выходит, уголовный мир сам по себе, а органы правопорядка сами с усами, -- закончил он неожиданно задумчиво. Помощник, не переставая удивляться сегодняшнему философскому настрою своего шефа, ответил: -- Попали в точку, у них одни заботы, у нас другие. Они знают то, что знаем мы, и даже больше. Мы тоже знаем, кто есть кто, паритет налицо, и овцы целы, и волки сыты. Но что касается карманников, я отозвал двух делегатов с конгресса, и они ждут в машине, толковые ребята, понимают все с полуслова, нам бы таких сотрудников. -- Обижаешь, брат, в нашей системе почище орлы есть, не то что карманы обчистят, а государство по миру пустят. Жаль, ты с делом Кудратова не ознакомился, вот он почистил торговлю, так почистил, и легиону щипачей такой размах не по зубам, за год на особо крупные хищения потянул. -- Сдаюсь, сдаюсь, -- миролюбиво поднял руки вверх помощник. -- Значит, дожал ты его, я видел, он сидит в чайхане. -- А куда ему деваться, фирма веников не вяжет, но, доложу тебе, наглец, каких свет не видал. И я решил, что одной операции по спасению Коста с него недостаточно, придется ему крепко раскошелиться, не по рангу берет, значит, нас с тобой в грош не ставит, думает, что его тесть пуп земли. Подожди, я и до тестя доберусь... -- закончил он вдруг с угрозой, и тут раздался телефонный звонок. Прокурор держал трубку слегка на отлете, и Салим Хасанович слышал. -- Капитан только что ушел. Пришел подавленный, но быстро оклемался. Никто к нему не подходил, чайханы не покидал, телефоном не пользовался. -- Спасибо, Ахмад-ака, работаешь профессионально, говорят, ты увеличил ночной тариф на водку, не растеряешь клиентов? -- Не растеряю, любишь водку среди ночи пить, раскошеливайся, хороший сервис во всем мире дорого стоит. -- И оба громко рассмеялись. -- Ну вот, все в сборе, приступим к первой фазе операции, -- сказал прокурор и достал из сейфа пистолет, который уже лет десять находился в розыске, а купил он его случайно, в прошлом году отдыхая в Цхалтубо. -- Пушка? Зачем? -- спросил удивленно помощник. -- Нас ведь ждут сегодня не только изысканный ужин у прекрасной Наргиз, но и дела, дорогой. Я чувствую себя увереннее, когда эта вороненая штука со мной. Кстати, как насчет ужина, у нас ведь важный гость, хочется ему доставить сюрприз. Бьюсь об заклад, сейчас он о рюмке хорошего коньяка и бокале шампанского и не помышляет, я не говорю уж о перепелках и плове, который так великолепно готовит очаровательная хозяйка нового поместья. -- Все в порядке, из-за ужина и опоздал, пришлось заехать на базар и заглянуть в подвалы "Интуриста", разжиться деликатесами. Обрадовали вашими любимыми миногами и копчеными угрями, думаю, гость по достоинству оценит неожиданный прием. Там, между прочим, все знают о смерти Рашидова. -- Еще бы, в подвале да чтоб не ведали. Они, я думаю, раньше всех и пронюхали, а может, даже до того, -- хмыкнул прокурор. В это время вновь раздался знакомый робкий стук в дверь и в тамбуре, не решаясь войти, появился капитан Кудратов. "А он действительно еще сопляк, да к тому же и хлыщ, и кто ж таким людям доверяет столь важные участки работы: ни опыта, ни мудрости жизни нет за плечами, ни опыта службы в органах", -- подумал Салим Хасанович, неприязненно разглядывая в упор зятя известного в столице человека. -- Подожди в приемной, -- небрежно отмахнулся прокурор, и капитан захлопнул перед собой дверь. Читая мысли своего помощника, словно карты, он сказал: -- Каков тесть, таков и зять, каждый по себе дерево рубит. -- И оба непринужденно засмеялись. -- Два слова перед тем, как выехать. Салим, ты с капитаном и щипачами садишься в "рафик" и следуешь за мной. Не доезжая травматологии, остановитесь, я дам сигнал. К больнице я подъеду один, из автомата позвоню на этаж, и только через полчаса, когда уйдет охранник, въедете во двор, прямо к подъезду. Ну вот вроде все, с капитаном я детали оговорил, и щипачи знают свое дело. Ну, давай присядем на дорогу, да храни нас аллах. Они сделали "аминь" и поспешили к машинам. Подъехав к больнице, прокурор позвонил с уличного автомата. -- Отделение острой травмы? -- Услышав знакомый голос, переспросил: -- Халима Насыровна? Вас беспокоит начальник караульной службы городской тюрьмы майор Саидов. Мне доложили, что на вашем этаже, в изоляторе, лежит больной преступник. Наш врач без согласования с начальством оставил его на ночь, а это грубейшее нарушение устава... -- Да куда ж он денется, -- перебила весело дежурная по корпусу, -- он же с переломанным позвоночником, я была в изоляторе, накормила вашего больного и охранника. -- Спасибо, убежать он, конечно, не убежит, но инструкция для нас закон, мы обязаны ее выполнять. Поэтому сейчас мы высылаем за ним транспорт и людей, подъедет один лихой капитан, а утром привезем его снова на рентген, так будет по правилам и надежнее. -- Пожалуйста, забирайте, если у вас такие строгости. -- Да, еще, чуть не забыл. Там рядом с ним должен быть наш охранник Сабиров, полноватый парень, с усиками. Звонила его жена, у него смена в пять часов вечера закончилась, если еще не ушел, пусть едет домой, к ним неожиданно гости из Башкирии нагрянули. -- Хорошо, хорошо, я передам. -- Трубку на другом конце провода положили. Сенатор вытер платком вмиг ставшие влажными руки и спокойно отправился к машине, почему-то страшно хотелось пить. Отъехав от больницы, он развернулся у старого ТашМИ и встал на новое место, откуда хорошо проглядывался единственный вход на территорию. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь случайно увидел его машину, он знал, что завтра закрутится такая карусель -- похищение особо опасного преступника ЧП, и любая деталь сегодняшнего вечера станет важной. Прокурор нервно посмотрел на часы, по расчетам, Сабиров должен был уже выйти. "Неужели догадался позвонить своему начальству?" -- мелькнула лихорадочная мысль, этого, варианта он не предусмотрел. Если так, следовало спешно ретироваться, но в этот момент он увидел охранника. Тот задержался у ворот, стрельнул у прохожего сигаретку, потом раздумывал несколько минут, словно дожидался тюремной машины, но вдруг сорвался с места и побежал к остановке. От ТашМИ, сияя огнями, поднимался трамвай на Юнусабад. Прокурор вздохнул свободно и вновь достал платок, влажные руки еще предательски подрагивали. Включив дальний свет, моргнул раз, другой, как условились с Салимом, и "рафик" на противоположной стороне улицы Энгельса медленно покатил к воротам травматологии. Территория больницы хорошо освещалась, и прокурор со своего места отчетливо видел, как капитан легко спрыгнул с переднего сиденья, что рядом с водителем, подождал мгновение, пока вышли из салона карманники в белых халатах, и они вместе направились вверх по мраморной лестнице. Капитан держался молодцом, уверенно, и на ходу что-то объяснял своим подельщикам. Неожиданно Сенатор злорадно подумал об обэхаэснике: "Ну и дубина, даже не подозревает, на какое дело его подписали". Но мысленно все же пожелал Кудратову удачи. Как только белые халаты скрылись в темном провале распахнутой настежь двери, прокурор глянул на часы, вся операция, по его замыслу, должна была занять 10 минут, не больше. Прокурор достал из-за пояса пистолет, переложил его в накладной карман пиджака и, выйдя из машины, стал нервно вышагивать возле "Жигулей", невольно отсчитывая время, секунды тянулись медленно. Когда, по его подсчетам, пошла десятая минута, он развернулся лицом к больнице и увидел, как по ярко освещенной лестнице несли носилки с Коста. Щипачи, не привыкшие что-либо таскать, тяжело гнулись, и капитан помогал переднему, на которого и падала главная нагрузка на крутых ступенях, но тут на помощь им выскочили Салим с шофером, и уже через две минуты носилки с больным исчезли в чреве машины, и "рафик" рванул от места недолгого пристанища Коста. -- Слава аллаху, удача сама идет мне в руки, -- сказал прокурор и, засунув пистолет снова за пояс, нырнул в машину. Ожидая, пока "рафик" сделает разворот у костела и проедет мимо него, он включил магнитофон, неторопливо, с удовольствием закурил. Предчувствие успеха кружило голову, хотелось опорожнить бокал шампанского. Приятно было осознавать себя рисковым и смелым человеком, у него по-прежнему дрожали руки, но это уже была другая дрожь. Пропустив пикап, поехал следом, соблюдая заметную дистанцию, он знал, что, по уговору, на следующем квартале, возле гостиницы "Узбекистан", любимого места сборища карманников и прочих дельцов, Салим должен высадить щипачей. На площади перед отелем "РАФ" на минуту тормознул, и двое элегантно одетых воришек мгновенно растворились в праздной толпе. Дальше он держал "рафик" в поле зрения, махалля, в которой поселилась прекрасная Наргиз, освещалась плохо, и прокурор боялся потерять их в многочисленных тупиках и проездах, утопающих в зелени. "Неужели Салим решил пригласить капитана на ужин к Наргиз?" -- подумал он раздраженно, как пикап вновь неожиданно остановился и обэхаэсник ловко спрыгнул на пыльную обочину. Проезжать мимо, сделав вид, что не заметил, было поздно, и прокурор тормознул "Жигули". Опустив стекло окошка передней дверцы, сказал: -- Ну что ж, капитан, я убедился, что вы хозяин своему слову, с вами можно иметь дело. Я постараюсь помочь вам, но, как вы сами выразились, моя просьба и ваша -- несравнимы... Капитан, прижимая ладонь правой руки к сердцу, радостно закивал головой. -- Спасибо, Сухроб-ака, спасибо. Я все понимаю, век вашим должником буду... Вдалеке "рафик" уже сворачивал налево, и Сенатор, боясь упустить его из виду, рванул машину с места, обдав капитана выхлопными газами и пылью из-под английских шин "Гудьир". "Умнеет прямо-таки по часам", -- весело подумал прокурор. Он видел по глазам капитана, что тот понял -- без денег, и немалых, ему из дела не выпутаться. Пропетляв еще минут десять по улицам Рабочего городка, "рафик" въехал в махаллю, где помощник недавно приобрел дом для своей любовницы. Машина остановилась у глухого кирпичного забора, который трудно было назвать традиционным восточным дувалом, ибо он скорее походил на тюремную ограду, только без колючей проволоки, но он не сомневался, что поверху высокой стены в слой бетона вмуровано битое бутылочное стекло, отличительная деталь новых строений и нового времени. Прокурор не стал выходить из машины, пока Коста не внесли в дом. Как только "рафик" свернул в соседний переулок, он въехал во двор, и помощник затворил хорошо смазанные железные ворота. "За таким забором можно долго держать оборону", -- почему-то подумал Сенатор, и в этот момент с веранды его окликнула Наргиз. Прокурор, слыша за спиной шаги своего помощника, дождался его, и они вдвоем поднялись на хорошо освещенную веранду, где уже был накрыт стол. -- Ну, здравствуй, прекрасная Наргиз, вот пришел к тебе на новоселье, -- гость обнял и поцеловал ее, недавнюю танцовщицу известного фольклорного ансамбля. -- Я счастлива приветствовать вас в своем доме, Сухроб-ака, и надеюсь видеть вас с Салимом теперь почаще. -- И она, извинившись, поспешила на кухню, пообещав пригласить к дастархану через полчаса. -- А у нас до застолья еще есть дела, и полчаса как раз кстати, -- ответил он, затем, обращаясь к помощнику, добавил: -- Салим, с самого начала операции меня почему-то мучает жажда, будь добр, налей чего-нибудь. Миршаб прошел к дальнему углу стола, достал из ведерка со льдом бутылку шампанского, ловко и бесшумно откупорил ее и налил два глубоких бокала. Когда он вернулся к шефу, прокурор сказал: -- Спасибо, дорогой, ты читаешь мои мысли, я как раз хотел шампанского, и давай выпьем за успех второй части операции. -- За успех! -- поддержал Салим, и они залпом опорожнили бокалы. -- Сейчас я пойду познакомлюсь с Коста, а ты позвони нашим друзьям, пусть приезжают втроем: Сергей, Погос и этот Беспалый, как его? -- Артем, -- подсказал помощник. -- Да, да, и пусть Артем захватит инструмент, сейф на Гоголя простейший. -- Ты хочешь совершить налет на Республиканскую прокуратуру? -- вырвалось удивленно у Салима. -- Да, на прокуратуру, и не вижу причин для особого волнения, объект как объект. Вскрыть сейф в банке куда рискованнее, там всегда готовы к ограблению. А налет на прокуратуру будет первым в ее истории, я сегодня видел, какие там лопухи стоят на охране, пенсионеры... -- Что важного для нас может храниться в сейфе на Гоголя, я даже представить не могу. Если тебе нужна какая-нибудь информация из прокуратуры, проще найти человека-посредника и купить ее, -- не в первый же раз. -- Ты, как всегда, прав, дорогой Миршаб, но на этот раз у нас нет времени ни на посредника, ни на куплю-продажу, утром документы должны попасть на стол к Прокурору республики. -- Я теперь уже ничего не понимаю. Откуда выплыли эти документы и как они попали к начальнику следственной части? -- сказал растерянно помощник. -- Не напрягай зря голову -- не поймешь, пока я за ужином не введу тебя в курс дела. Но поверь, у нас редкий шанс играть по-крупному, ва-банк. А теперь иди, звони нашим друзьям, пусть приезжают через полтора часа, успеют на ужин, подумают, что это мы для них накрыли такой богатый стол, а меня проведи в комнату к Коста. Салим, свободно ориентировавшийся в просторном доме Наргиз, показал спальню, где находился нежданный гость, а сам отправился звонить Беспалому, компания дожидалась вызова шефа у него на квартире. Сенатор на секунду остановился перед дверью, понимая, какой непростой предстоит разговор, и отдавая отчет, сколь выгодны и в то же время непредсказуемы последствия контакта с таким решительным человеком, как Коста, не говоря уже о тех, кто стоит за ним. Прокурор отчетливо сознавал не только риск, связанный с похищением Коста и налетом на Прокуратуру республики, но и ясно представлял угрозу, которой себя подвергал, если по каким-то соображениям операция не устроит владельцев дипломата, тут плата одна -- голова. Но зато в случае удачи... У Сенатора от волнения учащенно забилось сердце, и он решительно толкнул дубовую дверь с тонированным стеклом. В безоконной спальне с высоким потолком, на низкой жесткой тахте, у самой стены, поглаживая ворс роскошного афганского ковра, лежал Коста. Хорошо смазанная дверь на медных петлях открылась бесшумно, и Коста вроде не слышал или ловко притворился, что не заметил, как в комнату вошел человек. По крайней мере он не повернул головы, не прервал своего занятия, хотя почувствовал, как дохнуло ветерком из распахнутой двери, да и шаги, приглушенные пушистым паласом на полу, слышал, он вообще отличался поразительным слухом. -- Добрый вечер, -- приветствовал прокурор, понимая, что первый ход уже проигран. Коста лениво повернул голову, но более внимательный, чем прокурор, человек заметил бы, как моментально окинул он цепким взглядом вошедшего. -- Добрый, добрый, -- ответил Коста без видимого волнения и интереса и вдруг неожиданно застонал. -- Что с вами? -- кинулся к нему прокурор, желая помочь, но Коста вдруг затих, вроде смутился минутной слабости и попросил поправить подушку. Как только Сенатор склонился над ним, Коста левой рукой сгреб пиджак и рубашку у горла, а правой выхватил пистолет у прокурора из-за пояса и тут же приставил к его груди. Пистолет он углядел сразу, как только тот переступил порог. Прокурор, не ожидавший от пострадавшего такой прыти, опешил. -- Ты что, сумасшедший? -- хрипел он сдавленным горлом. -- Я же спас тебя от тюрьмы, от вышки, отпусти сейчас же. -- Ощущая на груди холодную сталь пистолета, он боялся случайного выстрела. -- Не дергайся, -- ответил Коста тихо, -- ты сегодня уже видел, как я пристрелил одного, ты будешь вторым; одним прокурором больше, одним меньше, срок один. Вошедший от неожиданной проницательности Коста обмяк, не понимая, откуда он все знает. -- Я видел тебя там, в прокуратуре, ты прятался за колонной, -- пояснил вдруг Коста свое ясновидение. -- А теперь говори, где дипломат? -- И прокурор ощутил, как дуло пистолета впилось в его тело, такой выстрелит не задумываясь, он это уже действительно видел. -- Дался тебе дипломат, благодари аллаха, что самого вырвали из тюрьмы, -- по-настоящему возмутился Сенатор. -- Это у вас лишь бы ноги унести и сослаться на объективные обстоятельства, мы так не работаем, для нас дело, доверие, репутация дороже жизни. Где дипломат? -- Толку от того, что ты узнаешь где, -- не на шутку злился прокурор. Коста так дернул его за ворот, что по комнате брызнули пуговицы, а рубашка лопнула на спине. -- Где дипломат? -- В прокуратуре, -- прохрипел Акрамходжаев и бессильно повалился на тахту. -- Немедленно прикажи, чтобы принесли сюда телефон, или я точно тебя пристрелю. -- И Коста приставил дуло к его виску. Пистолет у виска почему-то снял паралич воли и страха, и прокурор сказал спокойно: -- Если даже и пристрелишь меня, телефон в доме не появится, махалля на окраине города, строение новое, месяц как въехали, АТС тут еще не скоро построят. -- Он не врал. Миршаб пошел звонить Беспалому в чайхану. Там находился единственный в квартале телефон-автомат. Новость для Коста прозвучала столь неожиданно, что он растерялся, у него имелась в запасе одна козырная карта, и та оказалась бита, и он отпустил ворот и вернул Сенатору пистолет. -- Ну, брат, ты и псих, -- сказал прокурор мирно, поправляя на груди рубашку. Происшедшее не испортило ему настроения, наоборот, подтвердило мнение о важности дипломата и того, что он имеет дело с серьезными людьми. -- Давайте будем знакомиться. -- И он снова приблизился к тахте, но подавать руки Коста не стал. -- Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, прокурор... -- Меня зовут Коста, -- ответил дружелюбно больной, -- и, я думаю, вы обо мне наслышаны. Искушенный прокурор пропустил намек-вопрос мимо ушей, понимая, что Коста хочет втянуть его в нужный для себя разговор, но человек на тахте считал варианты куда быстрее, чем его новый знакомый Акрамходжаев, он тут же задал вопрос в лоб: -- Почему вы решили спасти меня от справедливого возмездия, ведь я на ваших глазах, считай, при вашем попустительстве, убил вашего коллегу, прокурора Азларханова, человека весьма известного в крае? Сенатор понял, что ему лучше всего отвечать с такой прямотой, с какой был задан вопрос, с подобными типами следовало играть в открытую, по крайней мере на первых порах, это притупит его бдительность. -- Нынче, в кого ни ткни, все недовольны своим положением, я не исключение. Годы бегут, я уже не мальчик, и пост районного прокурора меня не устраивает, не вижу я и перспектив роста. Вам ли не знать кадровую политику в республике, Верховный держал под контролем каждое мало-мальски важное кресло. Вы, наверное, удивитесь, что я сказал "держал", да, да, "держал". Открою для вас тайну, его уже нет, позавчера он неожиданно умер в инспекционной поездке в Нукусе. -- Вы ошибаетесь, прокурор, для меня это не тайна. Больше того, вчера с некоторыми людьми я был там и поцеловал его на прощание в высокий лоб, извините, что перебил, продолжайте. Сказанное Коста только вселило уверенность, что он на правильном пути, и тихо продолжил: -- Я, конечно, искал пути к Верховному, но он почему-то не подпускал меня. И вот сегодня, случайно оказавшись свидетелем сцены в прокуратуре, я подумал, если я смогу заполучить дипломат и вас, моя судьба, наверное, круто изменится. -- У вас есть шанс выкрасть дипломат? -- невольно вырвалось у Коста. -- Нет. Что мог, я уже сделал, -- ответил прокурор безжалостно. Он не хотел пока, до времени, посвящать Коста в свои планы. -- Жаль, вы правильно рассчитали, окажись дипломат в ваших руках, ваша жизнь изменилась бы, точно, думаю, вы смогли бы получить то место, на которое стремитесь. "Это я без тебя догадался", -- мысленно ухмыльнулся прокурор. -- Но, откровенно говоря, вы крепко осложнили свою судьбу, ввязавшись в эту историю. Чтобы вы не считали меня неблагодарным, скажу честно, моя жизнь мало чего стоит, тем более сегодня, когда я упустил дипломат. Она обретет смысл, ценность, если удастся заполучить документы обратно или хотя бы уничтожить их. -- Если только взорвать прокуратуру, -- зло пошутил собеседник, но Коста шутки не принял. -- А что, прекрасная идея, но важно знать хотя бы этаж, крыло здания, комнату, а то рванем махину, а сейф останется целехоньким. Есть у нас в Ташкенте полтонны взрывчатки, купили у геологов, и специалист найдется. -- И Коста с надеждой посмотрел на прокурора. -- Выбросьте этот план из головы, прежде всего я не знаю, на каком этаже дипломат, во-вторых, здание занимает полквартала, и вашей взрывчатки не хватит даже для одного крыла, и не забудьте -- у нас в распоряжении только ночь... Но Коста уловил, что прокурор чего-то не так договаривает, то ли от страха, то ли еще по какой причине, и поэтому он угрожающе выпалил: -- Я не зря сказал, что, выкрав меня из больницы, вы основательно осложнили себе жизнь. В дипломате документы на людей, претендующих на место Рашидова. И решайте сами, кем вы хотите их иметь: друзьями или врагами? Там компрометирующие материалы на многих деловых людей, миллионеров нашего края, и тех, кто не в ладах с законом и по существу правит уголовным миром в республике. -- Коста сделал паузу, вроде раздумывая, посвящать или не посвящать но все же рискнул туманным намеком. -- Впрочем, правят они не только уголовным миром... Вот во что вы влипли по неосторожности, прокурор... -- Что же мне делать? -- растерялся прокурор. -- У вас только один выход: я запишу вам телефон, для страховки даже два, по любому из них от моего имени потребуете встречи с Артуром Александровичем. А сейчас главное: постарайтесь обдумать, кто в прокуратуре может знать, где находится кейс, установите их адреса, телефоны. Вы сами сказали, у нас в распоряжении только ночь... У Артура Александровича есть люди, они по вашим адресам дознаются, где наши бумаги, и непременно выкрадут их, чего бы это ни стоило. Надеюсь, вы понимаете теперь, что ваша жизнь тоже связана с этим чертовым кейсом?.. -- Да, да, -- задумчиво кивнул Сенатор, он мысленно считал свои варианты. -- Пожалуйста, ручку, бумагу, -- потребовал Коста, и прокурор машинально протянул ему свою записную книжку и "паркер". В этот момент раздался осторожный стук в дверь. -- Войдите, -- сказал он, не оборачиваясь знал: это Миршаб. Бесшумная дверь, блеснув тонированным стеклом, широко распахнулась, и помощник вкатил тележку, заставленную закусками и напитками. "Салим все делает кстати и вовремя", -- благодарно подумал прокурор о своем однокашнике и, перехватив тележку, пододвинул ее к тахте. -- Ого! -- воскликнул Коста. -- Миноги! Угри! Таким закускам позавидовал бы и сам Икрам Махмудович. -- Какой Икрам Махмудович? -- пытаясь поймать на слове, спросил прокурор. -- Икрам Махмудович? У вас будет возможность познакомиться с ним. Другого такого гурмана в крае, я думаю, не сыскать. "Да, его голыми руками не взять", -- подумал Сенатор, а вслух спросил: -- Признавайтесь, Коста, не предполагали, что сегодня поздно вечером вам предложат шампанское, да еще не какое-нибудь барахло местных винных заводов, а настоящее Абрау-Дюрсо? -- О шампанском и миногах, конечно, не предполагал, но когда в палату вошел капитан с молодыми людьми в белых халатах, я, честно говоря, подумал, что за всем этим маскарадом стоит Артур Александрович, ведь стоило мне только взглянуть на парней, как стал ясен род их занятий. Один из них успел подать мне знак, а такими сигналами обмениваются только в специфической среде, и он неведом даже вам, работникам органов, в нашем мире разглашение подобных тайн карается смертью. Я не удивлюсь, если завтра узнаю, что за мною в изолятор после вас приходили другие люди. Вы успели опередить Японца, а это редко кому удавалось. -- Вы имеете в виду Артура Александровича? -- спросил небрежно прокурор. -- Да, я имел в виду его людей, он никогда не бросает своих в беде, сейчас ищут пути не только к дипломату, но ищут и меня... -- Ну, что ж, давайте выпьем за знакомство, за успех предстоящего дела, -- предложил Сенатор, и они втроем подняли бокалы. Прокурор взял свою записную книжку и "паркер", лежавший на широкой тахте рядом с Коста, мельком глянул на телефонные номера, находящиеся в разных концах Ташкента, и сказал: -- Мы вынуждены вас оставить, в нашем распоряжении только одна ночь, утром документы должны быть на столе у Прокурора республики. Я об этом сам слышал. Сейчас подадут горячее, ужинайте, развлекайтесь, я попрошу, чтобы принесли магнитофон, а мы пойдем заниматься делами, пожелайте нам удачи. -- Ни пуха ни пера! -- сказал Коста, подняв руку с сжатым кулаком, и они вышли из комнаты. Салим, не проронивший в комнате ни слова, в коридоре сказал: -- Пойдемте в спальню, я дам вам новую рубашку и галстук. -- О том, что произошло до его прихода, он не спрашивал. Когда Сенатор примерял к новой рубашке галстук, Миршаб неуверенно спросил: -- Не стоит ли нам остановиться, опасную игру мы с тобой затеяли, как бы не потерять того положения, что имеем? -- Ты, как всегда, прав, дорогой Салим. И дело опасное, и головы потерять можем. Но я сам себя загнал в угол и теперь не могу отступать. Единственное, что я могу тебе предложить, -- остаться здесь. -- Ты же знаешь, мы с тобой что нитка с иголкой, -- Салим Хасанович встал рядом и трогательно обнял старого товарища за плечи. -- Спасибо, -- сказал прокурор, глядя в зеркало, и оба невольно улыбнулись, но улыбка вышла грустной. Они прошли на веранду, где младшая сестренка Наргиз все еще заставляла стол закусками. Салим, извинившись, оставил его одного, пошел на кухню помогать хозяйке. Время торопило садиться за щедро накрытый дастархан, меньше чем через час должны нагрянуть сюда Беспалый с дружками, а многое еще предстояло обговорить наедине. Оставшись один, прокурор крепко пожалел о том, что предупредил владельцев белых "Жигулей" о грозящей им опасности. Этим он прежде всего обозначил себя, и не исключено, что сейчас у дома в старом городе поджидают его дружки Коста, люди Артура Александровича со странной кличкой Японец, которую прокурор уже не однажды слышал. Теперь, даже захоти он по какой-то причине избавиться от Коста, не получится, спрос будет только с него. И на суду том, в отличие от нашего, народного, не станешь юлить, лгать, изворачиваться, пользоваться лжесвидетелями; не поможет ни судья, ни адвокат, и телефонное право там не имеет силы, придется держать ответ по всей строгости и отвечать головой. Вот что значит необдуманно включить всего лишь прерывистый свет дальних фар. Выходит, основательно загнал себя в угол. Теперь при желании он никак не мог отступиться от налета на прокуратуру, правда, был ход, когда он представлял рискованный шаг самому Артуру Александровичу. А что он имел в этом случае? Конечно, на денежное вознаграждение они не поскупятся и за Коста, и за информацию, в каком кабинете находится кейс, -- можно считать, что тысяч сто уже в кармане. Но деньги его не волновали, ровно половину этой суммы на неделе принесет капитан Кудратов, а таких источников пруд пруди, повсюду тащат, куда ни кинь взор, и с прокурором поделятся, только пожелай. Нет, действительно, не в деньгах счастье, пословица народная, а народ, как правило, не ошибается. Ну, пожалуй, должностишку какую поприличнее можно у них выклянчить, не больше, -- размышлял он лихорадочно, но, как ни крути, ничего такого, о чем он мечтал, не предвиделось. Ах, как бы вертелись перед ним эти чванливые и с гонором господа, мечтающие занять кабинет на пятом этаже белоснежного здания на берегу Анхора, заполучи он дипломат! Распорядиться компроматом он сумеет, в этом Сенатор не сомневался. После разговора с Коста появился еще один жесткий вариант без выбора: дипломат в целости и сохранности следовало передать Артуру Александровичу и тем самым скромно, но с весомым паем вступить в некую могущественную корпорацию, чьи люди так бесцеремонно метят на место самого Рашидова. Хозяева, имеющие такой пай, автоматически определяют свое положение в структуре, прокурор знал это. Но ведь информация, хранящаяся в дипломате, она действительна не на один день, и при смене власти, как сегодня, да и в разных ситуациях, она вновь обретает ценность, даже спустя десятилетия, а значит, обладая тайной, владеешь положением, судьбами людей, -- мучился он сомнениями. Как ни крути, все возвращалось к мысли -- стать единственным хозяином таинственного кейса, иначе опять рядовой на всю жизнь, даже если и член некой могущественной подпольной организации. Но как выполнить задуманное? Как воплотить столь яркую и вожделенную мечту в реальность? Обхватив двумя руками голову, он понуро смотрел перед собой в одну точку, и как-то не вязался щедро накрытый стол, радовавший глаз и душу, от которого исходили манящие запахи, с его позой. Пожалуй, такая фотография имела бы под собой надпись: "Что бы это значило?", и ответ оказался бы непростым. Трудные вопросы и клонили его седеющую голову, и богатый дастархан не радовал, не слышал он ни запахов, ни ароматов, витавших в доме. Одно ему становилось очевидным -- следовало попытаться самому, без помощи Японца, добыть дипломат, а уж потом будет видно. Что я делю шкуру неубитого медведя, подумал он, и враз избавился от сомнений. Человек крайне эмоциональный, он легко возбуждался и так же быстро впадал в уныние, в пессимизм. Поэтому сестренка Наргиз, Мамлакат, удивилась, когда мрачный Сухроб-ака вдруг поднял голову, озорно улыбнулся ей и сказал неожиданно заговорщически: -- Давай, пока нет сестры, пропустим с тобой по бокалу шампанского, боюсь, когда она появится, тебе этого не позволят. -- Давайте, -- легко согласилась, засмеявшись, Мамлакат, ей нравился Сухроб-ака, от него зависел даже такой богатый и влиятельный человек, как Салим Хасанович, купивший сестре роскошный дом, от которого она приходила в восторг -- сад, бассейн, финская сауна. -- А вот и мы, -- на веранде появился Салим с Наргиз. Мамлакат едва успела сполоснуть бокалы и вернуть их на серебряный поднос рядом с ведерком для шампанского. Сестра любила порядок и к сервировке относилась с предельным вниманием, это в ней особенно ценил Салим-ака. Хозяйка дома поставила посреди стола большой ляган с горячей закуской: перепелки, фаршированные свежей бараньей печенью и курдючным салом. -- Ух! -- вырвалось вдруг у прокурора, и он сразу услышал все запахи и ароматы, исходившие от стола, особенно оценил сервировку, серебряные приборы и высокие изящные бокалы для шампанского. -- Ну, Наргиз -- волшебница! -- воскликнул он искренне и предложил тост за нее. Миршаб, десять минут назад оставивший шефа в глубоком раздумье, приятно удивился перемене его настроения, значит, надумал что-то толковое или отменил операцию, решил он и с радостью поднял бокал за хозяйку. Он не знал, как отнесется шеф к покупке дома для своей любовницы, оттого и тянул с сообщением, выходит, снята еще одна мучившая его проблема.