шинально листать их и вдруг радостно воскликнул: -- Попался, голубчик, наконец-то! Прокурор отвлекся от очередной бумаги и спросил с любопытством: -- Кого ты там выловил? -- Тестя нашего обэхаэсника, капитана Кудратова. -- Я же тебе говорил сегодня, что доберемся и до него, просто не ожидал, что и он затесался в эту колоду, валет пиковый... -- Прокурор неожиданно для Миршаба выругался, потом, включив магнитофон, добавил: -- А там людей повыше тестя Кудратова полно, на такую удачу я и рассчитывал, теперь понимаешь, почему Коста так икру метал, грозил всеми смертными карами, если мы не добудем и не вернем дипломат. Акрамходжаев подкинул помощнику еще стопку бумаг, которые успел наспех проглядеть, все они безусловно представляли интерес, и Салим с первой партией документов отправился в подвал к множительной установке. -- На всякий случай по три экземпляра, -- крикнул прокурор вслед однокашнику. Слушать записи, даже выборочно, он не стал, неожиданно почувствовал, что у него гораздо меньше времени, чем предполагал, содержимое дипломата уже с первого взгляда представляло огромный интерес и, конечно, требовало более внимательного прочтения, анализа, выборки. А в кассетах, наверняка, комментарии к документам или тайны, не подтвержденные документами, могла быть там и срочная информация, но как бы там ни было, переписать следовало, и он, сняв звук, включил скоростную запись. На четыре кассеты по инструкции "Шарпа" требовалось 86 минут. Значит, у меня в запасе всего лишь полтора часа, за это время я должен бегло ознакомиться с бумагами в кейсе, а Салим успеть снять с них копии, как только запишется последняя кассета, следует позвонить по телефону, который вручил Коста несколько часов назад. Сенатор почему-то ощущал смутную тревогу и понимал, что владельцев кейса необходимо успокоить как можно раньше, чтобы они не наломали дров. Прокурор вновь углубился в документы, попадались такие, которые тут же хотелось пустить в дело, но понимал, нельзя, приходилось себя сдерживать; он чувствовал, что обзавелся сверхъядерным оружием, оттого так радовался: тихо повизгивал, похохатывал, притоптывал ногами -- подобного припадка восторга он никогда не чувствовал. Салима за ксероксом мучил один вопрос: почему шеф назвал тестя капитана Кудратова, высокопоставленного партийного аппаратчика, -- валетом, да еще пиковым, неужели он еще тайно и в карты катает? Поэтому, вернувшись в кабинет за очередной порцией бумаг, не выдержал и спросил: -- А что, тесть Кудратова действительно катает в карты по-крупному? -- С чего ты взял, что Ачил Садыкович, играет в карты, нашел в бумагах его долги? -- засмеялся прокурор, видимо, представил того за карточным столом или что Коста включает партийному боссу счетчик. Теперь настал черед удивляться помощнику. -- Ты же сам сказал -- валет пиковый, а потом еще выругался. -- Было дело, -- вспомнил Сенатор, -- я действительно сказал на него валет пиковый, ты что, до сих пор не слышал это выражение? Оно, кстати, родилось в стенах нашей республиканской Прокуратуры для новейшей классификации преступников, так сказать, особой его касты -- валет пиковый -- и все становится на свои места. -- И шеф пояснил: -- Ты, наверное, и сам обратил внимание по нашим делам, если мы раньше имели дело с карманниками, домушниками, угонщиками автомобилей, скупщиками краденого, с фарцовщиками, валютчиками, артельщиками, то вдруг обнаружилась мощная прослойка, не относящаяся ни к одной из ранее известных категорий преступников, -- костяк ее составляют партийные и советские руководители, да таких рангов, что людей из правоохранительных органов оторопь берет, когда они натыкаются на такой айсберг, не знают, куда идти жаловаться и с кем согласовать его арест, случается, что нужно получить добро на санкцию у того, на кого вышел. И наши коллеги из Прокуратуры республики придумали для этой категории лиц шифр -- валет пиковый, -- и всем сразу становится ясно, какой тип всплыл в деле. -- А я думал, он и в самом деле катает в карты, представляешь, приходишь в какой-нибудь привилегированный катран-салон, а там сидит Ачил Садыкович и химичит особой полиграфии картами. -- И оба рассмеялись. Миршаб забрал очередную пачку документов и вернулся к ксероксу, по тому, как шеф торопился записать кассеты, он понял, что надо спешить. Но валет пиковый почему-то не шел из головы, нет, он вполне разделял сметку и находчивость коллег из Прокуратуры республики, шифр в десятку, точнее не скажешь. А куда отнести нас с шефом? К королям, тузам пиковым? Куда ни глянь, с отчаянием подумал он, кругом масть пиковая, масть черная. Как говорят русские: вор на воре сидит и вором погоняет. Катимся к какому-то взрыву, обреченно думал рассудительный Хашимов. Он и не надеялся уцелеть от очередного гнева народного, оттого и держал втайне от шефа в домашнем сейфе пистолет, и жил, пока веревочка вилась, но что-то неясное уже дышало в затылок, мучило в страшных снах, оттого и столь щедрый подарок -- дом для Наргиз, хотелось хоть в чьей-то памяти остаться внимательным, добрым, щедрым... "Гуляй, Вася, однова живем!" -- как кричал на днях у пивной пьяный мужик. "Масть пиковая, масть черная", -- повторял он вслух, работая с ксероксом, и подумал внезапно, какое точное название для романа о жизни жуликоватых поводырей, дорвавшихся до власти. И снимал он не три копии, как просил шеф, а четыре. Одну лично для себя, на всякий случай, а вдруг разойдутся пути-дороги с Сухробом? А прокурор тем временем просмотрел еще пачку документов, какую бумагу ни возьми, имела вес, таила в себе тайну, требовала внимательного прочтения, можно было безошибочно размножать все подряд, так он и решил поступить. На самом дне дипломата обнаружил два больших плотных конверта, они лежали как бы отдельно, и он с новым приливом волнения достал их. Может, в них главная тайна? С первых же страниц хорошо отпечатанного текста понял, что бумаги эти не имели ничего общего с тем, что он отложил для размножения. Чем больше вчитывался, тем яснее понимал, что это научные рассуждения прокурора Азларханова о нашем праве, о государственном устройстве, юстиции, судопроизводстве, прокуратуре, о законах, которые он предлагал незамедлительно принять. Не зря его называли Теоретик, Реформатор, подумал одобрительно он об убитом коллеге. И вдруг его осенило: так это же готовая докторская диссертация! От радости он встал и заходил по комнате. Конечно, научный трактат теперь Азларханову ни к чему, рассуждал прокурор, а мне кстати, если я намерен штурмовать новые рубежи. Доктор юридических наук Акрамходжаев -- вполне впечатляет, и к этому титулу вполне подойдет самая высокая должность. Прав Коста, дипломат действительно не имел цены, выходит, он отбил у прокурора свою научную работу. "Это не для размножения", -- решил Сенатор и спрятал оба толстых конверта в стол, подумал, что он и Владыке Ночи об этом не скажет, пусть думает, что шеф такой умный и скромный, втайне докторскую подготовил. Был у него на примете человек, клепавший за солидные деньги докторские, он собирался как-нибудь сделать ему заказ, выходит, хорошо, что не поспешил. Теперь можно было зайти к нему, передать бумаги и откровенно сказать, вот, мол, работал долгие годы, помоги оформить, довести до кондиции, не привнося ничего со стороны, только опираясь на мои труды. За деньги, разумеется, просьба выглядела бы достойной, скромно и со вкусом -- прокурор порадовался за себя. Уже заканчивалась третья кассета, и, чтобы ускорить работу, он сам отнес в подвал остальные бумаги. -- Через полчаса я перепишу монолог бывшего коллеги Азларханова, за это время, я вижу, и ты управишься, умная машина все-таки ксерокс. Мне кажется, мы должны вернуть кейс хозяевам до начала работы, поменьше любопытных глаз будет. Не исключено, что с самого утра поднимут всех нас по тревоге, два трупа во дворе Прокуратуры и взломанный сейф у начальника следственной части, такого я что-то не припоминаю в своей практике. -- Наверняка сегодня объявят еще об одном ЧП, национальном, так сказать, о смерти Рашидова, это тоже коснется нас, -- добавил Салим. -- Давай заканчивать, а я пойду наводить контакты с Артуром Александровичем. Интереснейший человек, хотя невольно, даже заочно внушает страх. -- И прокурор поспешил к себе, нужно было записать последнюю кассету. Заправив "Шарп", Сенатор достал записную книжку и открыл страницу с записью Коста. Он уже собрался позвонить, как вдруг подумал, а что если они нагрянут раньше, чем будет вновь опечатан дипломат, ответов в таком случае он не находил, весь риск, да и сама жизнь шли насмарку. Тут спешить следовало осторожно. В одной бутылке, что принес помощник по просьбе Беспалого, на дне осталось еще грамм сто пятьдесят коньяка, и ему неожиданно захотелось выпить, сдерживать себя он не стал. Нервы были на пределе, а впереди еще предстояла встреча с Шубариным, от того, как она пройдет, в дальнейшем значило многое. Рассуждая о предстоящей встрече с хозяином дипломата, прокурор и не заметил, как в комнате появился Миршаб. -- У меня все готово, -- сказал он и бросил на стол три пачки копий документов. Акрамходжаев хотел вначале положить их в сейф, но тотчас передумал, попросил помощника спрятать бумаги у себя в кабинете, а сам принялся укладывать подлинники в кейс, тут же "Шарп" выдал последнюю кассету. Как только они опечатали кейс и спрятали в сейф, шеф взялся за телефон, а помощник пошел в чайхану принести пару чайников чая, а если удастся, и горячих лепешек. Прокурор набрал номер телефона в центре города, несмотря на ранний час, трубку тотчас подняли, словно дежурили. Ответил женский голос. -- Мне, пожалуйста, Артура Александровича, -- спросил он как можно спокойнее, беспечнее. -- Одну секунду, кто его спрашивает? -- Прокурор Акрамходжаев. -- Таиться не имело смысла, они о нем, наверное, уже немало знали. -- Наконец-то, -- радостно вырвалось у нее, потом, спохватившись, она сказала: -- Не могли бы вы назвать номер своего телефона, он непременно позвонит вам в течение десяти минут. Он продиктовал свои координаты. Любопытство брало верх, захотелось ему проверить систему работы Шубарина, и он набрал другой номер абонента на Чилназаре. Ответили тотчас, правда, говорил мужчина сдержанно, корректно и почти слово в слово, только спросил, куда позвонить: на работу или домой, телефонами они уже располагали. Как только появился Миршаб, прокурор сказал: -- Я уже позвонил, они начеку и наверняка скоро будут. Помощник поставил поднос с чайниками, горячими лепешками и большой пиалой густой домашней сметаны на стол и, как обычно, спокойно обрадовал: -- Мне кажется, они уже здесь, я видел, по крайней мере, три машины, они пронеслись мимо прокуратуры туда и обратно. -- Не было ли среди них белых "Жигулей" шестой модели ТНС 85-04? -- выстрелил вопросом Акрамходжаев. -- Была, эта-то мне и попалась дважды. -- Они, -- сказал прокурор, и в этот момент раздался телефонный звонок. Сухроб Ахмедович поднял трубку, настраиваясь на разговор, уселся поудобнее. "Я буду у вас через пять минут", -- только и сказал спокойный мужской голос и оборвал разговор. -- Он будет здесь через пять минут, -- сказал растерянно прокурор помощнику, хотя тот и сам все слышал, он по привычке держал трубку на отлете. Сенатор сразу отметил, как трудно будет с таким человеком, как Шубарин, захватить инициативу разговора, начало уже было за ним, он диктовал ход событий. -- Не дал и чаю попить, -- сказал спокойно Владыка Ночи, -- у него, видимо, в машине японская телефонная установка на сто номеров или как минимум связь через систему "Алтай", на которую тоже не всякий имеет выход. Хорошо, собаки, работают! -- закончил он восхищенно. -- Помнишь, как не раз в прокуратуре, МВД поднимали вопрос о том, что преступники технически оснащены лучше нас... -- У начальства, да и в ЦК ответ один: начитались зарубежных детективов, теперь, правда, еще и на видеофильмы ссылаются. -- Откуда же им знать про преступность: живут в спецдомах, определенных районах, милиция там дежурит днем и ночью и уголовники обходят эти кварталы стороной, бомбят квартиры рядовых граждан. И карманников, и хулиганов они почувствовали бы сразу, если хотя бы иногда пользовались общественным транспортом, -- завелся сразу прокурор, горазд он был на праведные речи. Салим вспомнил про надгробный памятник Никите Сергеевичу Хрущеву на Новодевичьем кладбище работы известного скульптора Эрнста Неизвестного, ныне живущего в Америке, тот состоял из двух половинок белого и черного мрамора, так и его друг, не ожидаешь, когда и какой половиной души живет, сейчас, понятно, говорила светлая сторона. "Попить чаю мы теперь не успеем, разве только с гостем, но до чая там скорее всего не дойдет", -- вяло рассуждал Сенатор, поглядывая на румяную лепешку, как вдруг распахнулась дверь и в комнату вошел человек. -- Здравствуйте, -- сказал он с порога и, подойдя к столу, протянул руку. -- Шубарин Артур Александрович. Назвались и хозяева кабинета. Впрочем, вошедший безошибочно определил сразу, кто есть кто, видимо, описали их подробно и профессионально. Сенатор пытался вспомнить, где видел этого собранного волевого человека, в котором чувствовались одновременно интеллект и сила, качества столь редкие, как и подобное словосочетание. На собраниях партийного актива в ЦК? Хотя вряд ли. Если откровенно, такой тип людей ему не встречался вообще, а первоначальная ложность восприятия от того, что он при виде вошедшего спутал реальность жизни с кино. Да, да, он видел его, видел в разных лицах в десятках полицейских фильмов, что собирал специально в своей фильмотеке. Наверное, прокурор не удивился, если бы Шубарин заговорил по-английски. Конечно, что-то неуловимо выдавало принадлежность его к партийной элите, номенклатуре, к касте, в которой находился и сам прокурор, имел он этот штамп, пусть не ясно выраженный, истершийся, но имел, наверное, того требовала жизнь, само его существование, но в остальном, в манерах, экипировке, внешности и даже походке человек был иного круга, для которого и классификации нет, ибо нет людей, а есть редко встречающиеся экземпляры с невероятно выраженным чувством достоинства, проявляющегося во всем, -- вот такой человек и сидел перед ним. -- Извините за столь ранний визит, прокурор, -- начал гость сразу без восточных экивоков, хотя вероятнее всего знал и традиции, и ритуал, -- но обстоятельства, к которым вы, видимо, случайно оказались сопричастны, требуют того, чтобы вы прояснили кое-что, а в лучшем случае помогли. -- Шубарин говорил ясно, ничуть не смущаясь кабинета, где он находился и где его могли записывать, зная о визите. Видимо, хорошо ведал, к кому обращается, или настолько был уверен в своей силе и власти людей, стоящих за ним, что ранг прокурора не производил на него впечатления. Наверное, внезапный гость, как и сам Сенатор, в эту ночь не сомкнул глаз, но по его внешнему виду этого не скажешь, хотя они были, кажется, ровесниками. Человек, сидевший перед прокурором, несомненно обладал большой энергией, волей и терпением, лишь слабая, едва обозначенная ниточка под глазами говорила о бессонных часах, да и сами глаза порою выдавали огромную напряженную работу, которую он сосредоточил на себе. Он походил на пружину, готовую разжаться с огромной силой, с таким партнером всегда следовало держаться начеку. Безукоризненно выглаженная бледно-голубая рубашка, однотонный на американский манер галстук, со скромным, но многозначащим парижским оттиском "Карден" на нижнем поле. Светло-серого цвета костюм с едва заметной голубой полоской известной английской фирмы "Дормей" и туфли "Рейнбергер", мягкие, на низких каблуках, вишневого цвета в тон галстука -- все говорило Сенатору, что они отовариваются из одних и тех же источников, да и там это все не каждому дают, прокурор знал расклад, потому что торговая база "Узбекбрляшу", куда поступает дефицит из дефицита, и зачастую по прямым договорам, находилась на его территории. Черт возьми, он выглядит и держится так, словно пришел на званый ужин, а хозяин дома его крупный должник, позавидовал Сухроб Ахмедович и выдержке гостя, и его умению подать себя. Медлить дальше было нельзя, молчание становилось неприличным, следовало отвечать, и отвечать напрямую, любые уловки только запугали бы его самого и подорвали к нему доверие, которого он желал добиться, тем более сегодня Шубарин встретится с Коста, а тот доложит все как есть, но не хотелось сразу выкладывать все карты... -- Так получилось, что я случайно оказался свидетелем, как молодой человек по имени Коста не сумел отобрать дипломат у бывшего прокурора Азларханова и сам попал в руки милиции. Я догадался, что документы в кейсе представляют интерес или денежный, или политический, а скорее всего и то, и другое, иначе какой был смысл так рисковать собой и тем более убивать человека из органов правосудия, возмездие тут последует однозначное и шансов на помилование никаких. Чисто абстрактно я подумал, вот если бы завладеть мне тайной дипломата, но это виделось нереальным. Мне понравился Коста, его отчаянность, чувство долга и преданность своим хозяевам, и в какой-то момент у меня мелькнула мысль, что смог бы спасти его, это казалось мне по силам. Сухроб Ахмедович нервничал и попросил жестом помощника налить чай. -- Я не понимаю мотивов вашего поступка, -- направил разговор в нужное русло Шубарин, -- вы вполне преуспевающий прокурор, профессионально ценитесь высоко, не бедны... Есть шанс сделать карьеру. Зачем вам симпатизировать профессиональному преступнику и тем более желать спасти его от справедливого наказания?! "Кто из нас прокурор? -- подумал, ощущая дискомфортность, Сенатор и понял, в каких жестких руках он оказался, тут, как Коста, следовало служить до последнего вздоха, других, видимо, близко не подпускали. -- Спасибо, лестно слышать аттестацию из уст такого человека, как вы, Артур Александрович. Но вы ошиблись в одном, главном, не имел я шансов по-настоящему сделать карьеру, не смог найти ходов ни к Верховному, ни к его приближенным. Людей, недовольных своим положением, -- тьма, я один из них... -- Что ж, спасибо за откровенность, и вы решили заполучить Коста, чтобы добиться расположения его хозяев? -- Если честно, то да. Но, видимо, следует учесть, что вчера я спас и ваших ребят из белых "Жигулей", по городу уже была объявлена облава на эту машину, и они вряд ли об этом предполагали, не рассчитали возможностей полковника Джураева. -- Мы оценили ваш жест и ожидали, что вы вступите с нами в контакт. -- С кем? -- искренне удивился хозяин кабинета. -- С ветром в поле. Машина вполне могла быть угнанной или с фальшивым номером. -- Логично, вполне. Но в конце концов вы вышли на нас, и у вас, к нашему изумлению, оба номера телефонов, которыми пользуются в экстренных случаях, откуда при вашем полном неведении эти данные? "Не знает, что Коста у меня?" -- удивился еще раз прокурор, а вслух сказал: -- Коста дал мне эти номера. -- Значит, Коста у вас? -- от неожиданности Шубарин привстал. -- Да, я же сказал: почувствовал, что выкрасть его мне по силам, и сделал это. -- А мы решили, что поздно вечером его все-таки забрали в тюрьму, и каялись, что опоздали всего лишь на час, поверили медсестре, чисто сработали. -- И после паузы, наблюдая, как прокурор наслаждается произведенным эффектом, добавил: -- В вашей расторопности есть резон, я имею в виду утренний звонок, опоздай вы с ним еще на полчаса, я не знаю, чем бы закончился инцидент, мои ребята уже около часа крутятся возле прокуратуры. Теперь для меня многое прояснилось, и я, с вашего позволения, дам отбой, ведь там, на улице, не знают, как идут здесь дела, и не дай бог у кого-нибудь сдадут нервы и ворвутся в окно с автоматом. -- Вы всерьез? -- позволил себе улыбнуться прокурор. -- Вполне, в окно за вашей спиной, это по плану. -- И, не дожидаясь ответа хозяина кабинета, негромко сказал: -- Ашот! И тотчас в комнату вошел угрюмого вида мощный парень, он наверняка стоял в тамбуре двери. Спортивная куртка на узкой талии выпирала. Сенатор сразу понял, что это пистолет. -- Ашот, а ты единственный оказался прав, прокурор Акрамходжаев не такой уж плохой человек, как уверяли меня многие, и против нас он не таил зла, наоборот, он спас Коста. Что-то наподобие радости, ликования мелькнуло на секунду на угрюмом лице, но Ашот успел унять свой восторг. -- Пожалуйста, дай отбой и отправь ребят домой, а мне занеси дипломат, что заготовили с вечера. Ашот вернулся быстро, и они продолжили разговор. -- Вы сказали, что Коста дал вам телефон, наверное, он настаивал на немедленной встрече со мной? -- спросил Шубарин, буравя глазами прокурора, и в них не читалось ни симпатии, ни признательности, ни жалости, и все это походило скорее на допрос, чем на разговор равных, особенно теперь, в присутствии Ашота, расстегнувшего куртку. И только сейчас Сухроб Ахмедович понял, что он подписал бы себе смертный приговор, не выкради он кейса или вовремя не поставь Шубарина в известность о том, где он хранится, -- тут пощады не знали, не стали бы колебаться, как Беспалый перед Прокуратурой. И все-таки отвечать даже на самые неприятные и жесткие вопросы хорошо, когда знаешь, что ответы устроят экзаменатора. И поэтому он отогнал неожиданно навалившийся страх и ответил спокойно, взвешивая слова: -- Да, Коста настаивал на встрече с вами, угрожал. Но время было позднее, и вам без моего участия все равно ничего сделать бы не удалось, даже взорви вы Прокуратуру, как он предлагал. Мой звонок означал бы лишь предложение на сотрудничество, а точнее, единоразовый контакт, а не сотрудничество на равных. Другое дело -- добудь дипломат я сам, это давало мне право на определенное место среди вас, на достойное отношение ко мне, я бы не хотел особого диктата над собой, этим я сыт по горло. Сенатор видел, как Шубарин весь напрягся от волнения и с трудом сдерживал себя от вопросов, так и просившихся на язык. -- Я, как и вы, располагаю определенной силой и решил все-таки добыть дипломат сам, хотя вначале и считал это для себя неприемлемым. Коста убедил меня, что в кейсе находятся бумаги чрезвычайной важности и они касаются даже тех, кто завтра может занять место Шарафа Рашидовича, и я подумал, что не имею морального права подводить таких людей, вносить сумбур в сложившуюся кадровую политику. Кроме этого, он открыто сказал, что мне не простят малодушия, остановки на полпути. -- Дипломат у вас? -- не сдержался гость, наверное, впервые в жизни, по крайней мере во взрослой ее части. -- Да, кейс у меня в надежности и сохранности, -- ответил как можно беспечнее Акрамходжаев и увидел, как на глазах меняется Шубарин, словно на фотонегативе проявляется на нем усталость долгого дня и долгой ночи. "Как много сил, воли надо иметь, чтобы так держать себя в руках", -- восхищенно подумал Сенатор и откинулся на спинку кресла, внутренне торжествуя, наконец-то он сломал Шубарина. Ранний гость сидел некоторое время молча, слегка ослабив узел своего карденовского галстука, потом поднял голову, и Сенатор вновь увидел прежнего Шубарина, минутный шок прошел, он снова взял себя в руки и в прежнем духе спросил: -- Где дипломат? -- Вопрос не сулил ничего хорошего в случае отказа или промедления. Прокурор это понял сразу, почувствовал, как напружинился за его спиной парень по имени Ашот. Но прокурор ни тянуть, ни отказывать не собирался, поэтому сказал помощнику. -- Салим Хасанович, пожалуйста, откройте сейф. Звякнули ключи, появился из стальных недр невзрачный дипломат венгерского производства, и прокурор чуть привстал с места и толкнул его по полированной поверхности длинного стола для совещаний, кейс благополучно застыл перед Артуром Александровичем. Шубарин положил на него руку, словно раздумывая о чем-то, и потом вдруг не то спросил, не то сказал: -- Сегодня ночью во дворе Прокуратуры прозвучало три пистолетных выстрела, это из утренней сводки МВД. -- И нашли два трупа, -- закончил прокурор. -- Такова цена дипломата, мы потеряли там хорошего залетного человека. Хозяин кейса кивком головы попросил Ашота вскрыть дипломат, и тот, как совсем недавно Беспалый, тоже вынул кнопочную финку и срезал шнуры с сургучной печатью. Шубарин слегка приподнял крышку, достал верхнюю стопку бумаг, знакомые прокурору расписки на крупные суммы, тут же вернул их на место и сказал: -- Наш дипломат. Ашот без всякой команды подал Шубарину другой, более изящный, с цифровым кодом, лакированный, бычьей кожи атташе-кейс. -- Буду откровенен, как и Коста, документы в дипломате представляют особую ценность, одним они могут сломать карьеру, другим жизнь, а большинству сулят неприятности и потерю доходов. Поэтому вы без обиняков должны назвать сумму, я не буду торговаться, ваш риск того стоит. -- И он щелкнул замком кода. -- Я отдаю вам дипломат, возвращаю Коста и не настаиваю ни на какой денежной компенсации, вы же сами сказали, что я не беден... -- Отказываетесь от такой суммы? -- гость распахнул крышку атташе и развернул его к прокурору, он до краев был тщательно уложен деньгами в банковских упаковках. -- Деньги я могу найти доступными мне средствами, -- сказал неопределенно прокурор, не глядя на плотно уложенные пачки купюр, он понимал, прими он вознаграждение, Шубарин и его друзья посчитают себя квитыми, но не на это рассчитывал Сенатор. Возьми он деньги, не смог бы толком распорядиться и бумагами из кейса, сразу стало бы ясно, откуда ветер дует, понятно, где источник. Японца не проведешь, документы лучше шли бы в ход, если бы он сам принадлежал к масонскому ордену, как выразился насчет шубаринской компании Миршаб. Настойчивость, с какой прокурор отказался от денег, несколько смутила Артура Александровича, он допускал восточный такт, традиции, где ничего не делается откровенно, в лоб, где и узаконенную взятку не берут как должное, всяких он тут навидался -- и дающих, и берущих, но чтобы отказаться от такого вознаграждения, даже не поинтересовавшись, сколько там, для него оказалось внове, и он с интересом посмотрел на прокурора. "А я всегда думал, что у восточных людей стремление к высоким должностям одно -- чем выше сидишь, тем больше берешь. По крайней мере, так вели себя те, с кем я знался до сих пор", -- рассуждал Артур Александрович и понимал, что встретил иной тип восточного человека, в чем-то напоминавший его самого. Деньги серьезная проверка, и он выдержал ее. -- Извините, Сухроб Ахмедович, я неверно понял вас, -- сказал вполне искренне Шубарин. -- Но мой жизненный принцип -- всякая стоящая и ответственная работа должна щедро вознаграждаться. Если деньги для вас в данном случае не являются мерой опалы, я найду способ отблагодарить вас и думаю, что отныне вы можете рассчитывать на мою помощь и на покровительство моих друзей. Своим поступком вы уже выразили отношение к нам. Еще раз извините за жест с деньгами, наверное, для вашего искреннего порыва помочь уважаемым людям наше желание откупиться, бросить кость, показалось обидным, оскорбительным, я недооценил вас... В связи со смертью Рашидова у моих друзей есть шанс занять его место и наверняка произойдут крупные кадровые перемещения, и для вас, безусловно, найдется достойное место... -- А кто, на ваш взгляд, заменит Рашидова? -- вырвалось у долго молчавшего Миршаба. -- Скорее всего это будет секретарь Заркентского обкома партии, старый друг Шарафа Рашидовича, но не меньше шансов и у другого человека -- Акмаля Арипова, известного аксайского хана, тоже близкого приятеля Рашидова, он двигает на этот пост двух знакомых вам людей, оба они из Ташкента. Вот кто-нибудь из трех, других претендентов я не принимаю всерьез, но к любому из них у нас есть ходы, не волнуйтесь, на этот раз вы поставили на верную карту. -- гость достал из верхнего кармашка пиджака визитную карточку и протянул ее прокурору, считая разговор оконченным, заключил: -- Наверное, мы встретимся с вами завтра на похоронах хозяина? -- Вы переоценили мои возможности, у меня нет приглашения, и вряд ли кто мне его предложит. -- Ну, это не проблема, Анвар Абидович взял для меня у распорядителя два, и оба без фамилий, заполните их на свое имя с Салимом Хасановичем, пусть для многих не покажется неожиданным ваше повышение. -- Он протянул на прощание руку хозяину кабинета и в последний момент спохватился: -- Мне хотелось в столь непростой день нашего знакомства сделать вам какой-нибудь памятный подарок, чисто символически, пожалуйста, примите эти часы, они даже там, на Западе, редкие, они будут означать, что вы наш человек. -- И Шубарин, сняв с запястья "Ролекс" и передал их прокурору, тот не посмел отказаться, жест был столь искренен, дружествен, щедр. Так эти роскошные швейцарские часы "Ролекс" оказались у Сенатора. Часть II Карден из Аксая Завтрак в тени бронзового вождя. Парк в стиле "ретро". Досье на генерала КГБ. Харакири по-самурайски. Коллекционер подметных писем. Троцкий как кумир. Зеленое знамя ислама. Хан, обожавший кличку "Гречко". Тайное досье аксайского Креза. Забытые развлечения римских патрициев. Лифт для черной "Волги". Королевство кривых зеркал. Двое в шевровых сапогах; Двойник обладателя двух Гертруд, Одиссей и Пенелопа. Плата за убийство -- канцелярская папка. Жилет из кевлара. Двойной агент из Верховного суда. Жуликоватые поводыри. Табиб, специализирующийся на смерти. Восточный Распутин. Поезд несся в ночи, грохоча на стыках плохо уложенных и безнадзорных путей, вагоны то мотало в стороны, то кидало в такие ложбины, что казалось, состав сейчас выскочит из колеи или же не впишется в какую-нибудь кривую, но мало кто об этом думал, все привыкли и к качке, и к тряске и наверняка считали, что так и должно быть, потому что иного не видали и не представляли, что есть другие железные дороги. Но Сенатор знал и другие поезда и другие дороги, однажды он экспрессом "Москва -- Вена" был в Австрии, а возвращался домой через Восточный Берлин, тоже на колесах, вот тогда он понял, что такое железная дорога и каким комфортным может оказаться путешествие по ней. Он не сравнивал дороги Австрии и Германии с путями Среднеазиатского отделения Министерства путей сообщения СССР, не располагал таким беспечным настроением для анализа, а толчки и мотания не мог не замечать, потому что его то и дело било то об стенку, то об стол, на столешнице все подпрыгивало, звенело, переезжало из края в край. Нужно было вздремнуть хотя бы два-три часа, но сон не шел, и при такой неритмичной качке, когда его раз за разом кидало на тощую перегородку, вряд ли удастся уснуть, он теперь и со снотворным засыпал трудно и не всегда. Воспоминание о знакомстве с Шубариным подняло настроение, в трудные дни своей жизни он теперь всегда отыскивал Артура Александровича, и полчаса разговора с ним наедине за чашкой ли чая, за рюмкой ли коньяка действовали на него как сеанс опытного гипнотизера, экстрасенса. Удивительное спокойствие, хладнокровие, рассудительность, которыми так ярко обладал Японец, передавались запутавшемуся в делах собеседнику, и Артур Александрович всегда находил выходы из любых ситуаций, пока он ни в чем не подводил его, а со дня смерти Рашидова прошло уже почти три года. -- Три года... -- сказал вслух нараспев прокурор, ощущая их такими долгими в своей жизни. Он взял чайник и направился в коридор за чаем, теперь он понял, что спать ему сегодня не придется. Попросив проводника заварить покрепче, он заодно справился о ходе поезда, скорый шел по графику, и ничего пока не вызывало тревоги. Он любил работать по ночам, и помощником в ночных бдениях всегда служил чай. Хозяин вагона постарался и заварил такой, какой требовался, и он вновь провалился памятью в три последних года, показавшиеся ему такими долгими, хотя они были годами взлета, о котором он так страстно мечтал. Ко времени похорон Рашидова страна уже год жила с Юрием Владимировичем Андроповым, человеком, знавшим истинное положение дел в государстве. Среди многих неблагополучных районов державы его внимание привлекал и Узбекистан. Еще в бытность свою председателем Комитета государственной безопасности он знал, что американцы вели аэрофотосъемку нашей территории и каждый раз с поразительной точностью прогнозировали виды на урожаи. В американских, да и в других зарубежных источниках не раз уже появлялись данные о том, что в Узбекистане ежегодно приписывают около миллиона тонн хлопка. В подтверждение слухов в стране как раз вспыхнул постельно-бельевой кризис, и это при сборе в девять миллионов тонн! Наверное, это и послужило последней каплей терпения многолетнего воровства. Не было в Москве ни одного серьезного ведомства, ни партийного, ни советского, ни одной значительной газеты, куда бы простые дехкане из республики и коммунисты, не променявшие совесть на подачки, не писали открытым текстом об обмане государства, о повальных хищениях вокруг. Уже намечались дела, позже названные "хлопковыми", появились в республике первые следователи из Москвы, но еще ничто не предвещало ни грома, ни молнии, никто не предполагал масштабов миллиардных хищений, ни огромного количества людей, замешанных в этом, ни уровня должностных лиц, причастных к казнокрадству. Прогноз Шубарина оказался верным, Рашидова сменил человек Акмаля Арипова. Аксайский хан на поверку оказался сильнее, чем думал друг Японца. В первую же осень преемник Рашидова тут же приписал очередной миллион, на меньшее рука уже не поднималась. Сенатор, человек расчетливый и осторожный, удивлялся беспечности, царившей вокруг, никто не верил в серьезные перемены, а они должны были грянуть по одной простой причине: страна неудержимо скатывалась к кризису -- экономическому, экологическому, политическому, межнациональному, финансовому, печальный список подобных явлений можно было перечислять до бесконечности. И он пошел ва-банк -- напечатал в партийной газете серию статей, передал редакции многолетние размышления убитого прокурора Азларханова о правовом государстве, которым мы так и не стали, о многих сложностях и противоречиях, накопившихся в крае. Статьи вызвали шок в республике, смелость суждений, неординарность взгляда говорили о новом мышлении, принципиальности автора, широте охвата проблем, такой оценки действительности и перспективы не позволял себе еще никто. Неделю у него на работе и дома обрывали телефоны, друзья удивлялись, спрашивали -- откуда на тебя нашло? Он отвечал кратко -- наболело! Не было только серьезной реакции сверху, но и она вдруг последовала, на одном крупном совещании генсек Андропов высказал мысли, очень созвучные статьям Сенатора, вот тогда его впервые и пригласили в ЦК. Там в долгой беседе с одним из новых секретарей ЦК он признался, что публикации, вызвавшие столь бурный интерес в республике, из его докторской диссертации, которая уже несколько лет из-за обстановки в стране лежит в столе. С докторской, то есть с двумя украденными папками прокурора Азларханова, по решению ЦК ознакомили ведущих правоведов республики. С учетом небольших замечаний ему предложили защиту докторской в стенах местной академии. Так через год он стал доктором юридических наук. Правда, надо учесть, что идею встретиться с прокурором новому руководителю ЦК подал секретарь Заркентского обкома партии, а того, естественно, попросил об этом Шубарин. Продвинулся он за год со своим помощником и по службе, получил высокое назначение в Верховный суд республики, о нем заговорили как о крупном перспективном юристе, прочили завидную карьеру, хотя он знал, что это Японец щедро рассчитывается за дипломат и за Коста, наверное, у него появились и новые резоны в отношении своего нового протеже. Шубарина трудно было разгадать, хотя казалось, почти всегда он говорил в открытую, не скрывая своих намерений. Присутствовал он и на банкете по случаю защиты докторской, поздравляя наедине, сказал, что подобную широту и демократичность взглядов на наше право имел и убитый прокурор Азларханов. Сенатор не понял ни тогда, ни после, одобряет ли он его взгляды или намекает на что-то иное. Отделался Сенатор тогда общей фразой: -- Идеи принадлежат всем, витают в воздухе, важно их публично обнародовать, застолбить свой приоритет. Медленно, но твердо страна шла к переменам, наводя порядок и в самых верхних эшелонах власти. И вдруг болезнь и неожиданная смерть Андропова, жестко взявшегося вывести в державе казнокрадство, взяточничество, землячество, коррупцию, бесхозяйственность и разгильдяйство, начавшего чистку в партии. Но назначение последующим генсеком бывшего приближенного Брежнева говорило об откате политики на прежние позиции. Как возрадовались приходу к власти безликого Черненко, не высказать, не было только бурных митингов и манифестаций в его поддержку, хотя они прошли в душах крупных чиновников и людей, власть предержащих. В те дни по долгу службы Сенатор приходил несколько раз в ЦК, какое ликование видел он на лицах, восторг нельзя было спрятать, а ведь там работали люди, хорошо владеющие собой. Как переменилось вдруг отношение к нему самому, его в упор никто не видел. В иных глазах он читал откровенно: "Ну что, писака, прошли твои времена? Свободы, демократии, правового государства захотел? Верховенства закона над партией?" В те дни он долго не мог найти Артура Александровича, собирался даже поехать к нему в Лас-Вегас, где пока еще находилась его основная резиденция, но Шубарин словно чувствовал настроение своего нового друга, нагрянул как-то поздним вечером домой, и проговорили они тогда до полуночи. -- Не паникуй... -- говорил Шубарин, как всегда, спокойно и взвешенно, -- помнишь ленинскую работу "Шаг вперед и два шага назад"? Сейчас у нас произошло нечто подобное, условно, конечно. Государству не миновать перемен, и даже радикальных, поверь мне, я владею экономической ситуацией в стране, она плачевна, абсолютно нечего предложить внешнему рынку, все допотопно, громоздко, нефтедоллары проели, пропили, а новые не светят. Экономика: пустые прилавки и обесцененные деньги толкнут страну к политическим реформам. Но мысли, что вы успели высказать при Андропове в своих нашумевших статьях, давно уже живут в народе, его интеллигенции, просто вам удалось их раньше других обнародовать, оттого они попали в подготовленную почву, вызвали резонанс, легли на душу гражданам. Людям из аппарата, к коим принадлежите и вы, до сих пор не было свойственно высовываться без указания, жить и творить анонимно -- вот их кредо. А в вас увидели живого человека, личность, если это любят массы, но не приемлет аппарат. Оттого он так дружно и молниеносно выразил сегодня свое отношение к вам. Но они просчитались и на этот раз, путь демократизации общества и создание правового государства -- единственное, что выведет страну из тупика кризисов. Народ любит опальных князей, и вы еще пожнете плоды своей популярности от нынешней немилости аппарата, поверьте мне. И по существу нашего беспокойства со сменой власти в Кремле -- насколько я знаю, ваши теоретические изыскания в области права и ваша частная жизнь и устремления несколько разнятся, как утверждают писатели, знатоки человеческих душ, автор и его литературный