десять -- пятнадцать минут. От неожиданных мыслей Шубарину так захотелось шашлыка, что он вдруг, не по настроению товарища, выпалил озорно: -- Угощу я тебя, Сухроб, шашлыком из свежей печенки, и все твои беды покажутся незначительными. Что ты повесил нос? Разве убил кого? Да и в этом случае есть выход -- откупиться, запугать, запутать, засадить за себя другого. Можно даже добровольца найти, а с тех пор, как идет афганская война, открылась и реальная возможность бежать за границу в любое время года, ты ведь знаешь, у нас в резерве и такой ход есть, лишь бы были деньги. Надеюсь, ты не промотал пять миллионов, что выдал тебе хан Акмаль за спасение своей души? С ними и на Западе не пропадешь, хотя говорят, что не конвертируемая валюта у нас, не верь, многим нужны наши деревянные рубли. Сенатор вдруг улыбнулся, с лица его исчезла тревога, и он, хлопнув водителя по плечу, сказал оживленно: -- Удивительный ты человек, Артур. Вот побыл с тобой десять минут, ни о чем не говорил, и упала тяжесть с души. Когда ты рядом, действительно веришь, что безысходных ситуаций не бывает. Какой мощный заряд энергии от тебя всегда идет! Увидев у обочины мясной ларек с подвешенной под марлей тушей, Шубарин остановил машину. -- Я сейчас. У этого среднего барашка, как учил меня великий гурман Икрам Махмудович, должна быть замечательная печень, если, конечно, нас уже не опередили. Вернулся он быстро, с небольшим свертком, оставалось лишь выбрать чайхану, где жарили шашлыки. Нашлась и чайхана километров через десять, в приграничном селе между Казахстаном и Узбекистаном, хотя она вряд ли отличалась от других населенных пунктов хоть слева, хоть справа от границы, если не считать того, что здесь уже продавали чимкентскую водку и знаменитое чимкентское пиво. Плутоватого вида шашлычник, приняв из рук Шубарина сверток, прижал правую руку к сердцу и сказал: -- Садитесь отдыхайте, сейчас подадут чай, шашлык в самом лучшем виде будет через пятнадцать минут. -- Он еще издали от самой дороги приметил мужчин, в которых за версту, как ни скрывай, виделось высокое начальство, на Востоке на этот счет редко ошибаются. Пока мыли руки, выбирали айван поуютнее, до них уже доносились от мангала дразнящие запахи шашлыка из печени, шашлычник действительно оказался расторопным, и дело свое знал. К шашлыкам подали не только традиционно мелко нашинкованный лук под винным соусом и приправленный жгуче-красным корейским перцем, но и салат ачик-чучук, подавая его, молодой плут заговорщически шепнул: -- Может, водочки отборной подать к таким аппетитным шампурам? -- Гости вежливо отказались. Все это время ни один из них не попытался нарушить договор, не заговорил о деле, хотя оно беспокоило и того и другого. Как только перешли на чай, Артур Александрович сказал: -- Ну вот, теперь можно и проблемы обсудить. Обед прежде всего, как говорит наш общий друг Файзиев. -- Арестовали хана Акмаля, -- бросил небрежно сотрапезник, желая увидеть, какой эффект произведет сообщение на Шубарина. Тот внимательно посмотрел на Сенатора, словно его разыгрывали, и усмехнулся. -- Без твоего ведома, без ведома и согласования в ЦК? -- Он хорошо знал, на каком уровне что решается. -- Представьте себе, да, без моего ведома, без согласования не только с нашим ЦК, но и без разрешения из Москвы. Такие вот, мой друг, разбойничьи времена настали, называется это верховенством закона над идеологией, то бишь над партией. -- Смотри, как далеко у нас гласность и демократия шагнули, -- присвистнул Японец, -- и кто же такой смельчак? И долго ли ему еще занимать свой пост после такого самоуправства? -- Некий Хуршид Азизович Камалов, -- поддразнивая Шубарина, сказал Сенатор. -- Ну почему же некий? Камалов -- Прокурор республики, ты уже с высоты Белого дома никого в грош не ставишь, а зря, на Востоке всякий чин имеет силу, тем более такой... -- мягко пожурил тот собеседника. -- Может, у тебя уже есть ключи к нему? -- обрадованно встрепенулся Сенатор. -- Нет, -- сразу отрезал Японец, но, видя опять смятение на лице Сенатора, продолжил: -- Но это вовсе не означает, мой дорогой Сухроб, что к нему нельзя подобрать ключи, если, конечно, понадобится. До сих пор я знал только одного прокурора, равнодушного к деньгам. -- Любопытно, кто же это? Ты мне никогда о нем не говорил, -- вновь оживился доктор юридических наук. -- Амирхан Даутович Азларханов, я очень его уважал. -- Несмотря то что он тебя предал? -- спросил крайне удивленный Сенатор. -- Нет, он меня не предавал, но это совсем другая история, давай вернемся к нашей, нужно ли искать подходы к прокурору Камалову и зачем? -- Боюсь, что надо. Я сделал одну непростительную ошибку, неправильно среагировал на арест хана Акмаля, и он, кажется, намерен сделать из этого выводы и наверняка попытается взять мою жизнь под микроскоп и будет всячески избегать посвящать меня в тайны прокуратуры, а я хочу владеть ситуацией в республике постоянно, ты ведь знаешь мои цели, я открылся тебе после тайного визита в Аксай. -- Да, это серьезная промашка. Не хотел бы я попасть под его прессинг, он сейчас у себя в Прокуратуре организовал отдел по борьбе с мафией и взял туда людей из КГБ на ключевые посты. -- Вдруг его озарила новая идея, и он спросил быстро: -- А где содержится хан Акмаль, в какой тюрьме? Сенатор, понявший ход мыслей собеседника, грустно вздохнул: -- Хан Акмаль нам уже не по зубам, и передачку ему не организовать ни за какие деньги! -- Круто Камалов повернул. -- "Таких, как я, не арестовывают! Я неподсуден!" Старый идиот, я ведь предлагал ему исчезнуть, хоть внутри страны, хоть за рубежом. "Я умру в Турции с тоски", -- передразнил Акрамходжаев хана Акмаля. -- А в советской тюрьме проживешь до ста лет! -- взорвался вдруг Сенатор, но тут же сбавил пыл и ровным голосом спросил: -- А теперь-то понятно мое беспокойство? -- Арест хана Акмаля вызовет тревогу у многих, представляю, какая сейчас паника в республике, ведь он ко всему прикладывал руку, почти к каждому назначению, и знает такое... -- И о тебе, и обо мне, черт меня дернул ехать в проклятый Аксай, пропади пропадом его миллионы, -- вновь завелся Сенатор, но сразу как-то сник под жестким взглядом собеседника, тот не выносил ни истерик, ни малодушия. -- Не паникуй прежде времени. Хан Акмаль фигура, он в Москве с такими людьми повязан... тебе даже представить трудно, и им не резон отдавать его в руки правосудия. А то, что его в Белокаменную вывезли, может, даже лучше, ближе к своим покровителям будет, а тут его со страху и убрать могли, ведь ни для кого не секрет, что преемник Рашидова его ставленник. Время смутное, неясное, непонятно, какая чаша весов перетянет. Бьюсь об заклад, дело его промаринуют лет пять, не меньше, а там как в поговорке у нас на Востоке: или ишак умрет, или арба развалится. Его жизнь на собственном языке завязана, и он это понимает. Потом после паузы, что-то обдумывая, спросил: -- Наверное, у тебя появился какой-то план, раз ты пригласил меня пообедать? -- Шубарин направил разговор в нужное русло: -- Да, план есть. Я считаю, что тебе следует немедленно вылететь в Москву, поднять свои связи, своих людей и выяснить как можно подробнее: что за человек Камалов, кто за ним стоит? В чем его сильные и слабые стороны? Только отыскав ключи к Камалову, приручив его, мы сможем контролировать ход следствия над ханом Акмалем, а в этом заинтересованы многие. Честно говоря, мы с Салимом давно решили не впутывать тебя ни в политику, ни в уголовные дела, ты чистый финансист и бизнесмен, им и оставайся, а с этим мы и сами справимся, но в Москве у нас ходов нет, выручай. А дальше с Камаловым мы займемся сами с Салимом. -- Спасибо за доверие, за заботу о моем благополучии, но у меня к этому плану есть существенные дополнения. Следует взять под тщательный контроль его работу в Ташкенте, для этого все цели хороши: активизировать наших людей в Прокуратуре и милиции, поставить все его разговоры на службе и дома на прослушивание. Если надо будет, приставить к Камалову вплотную Айдына, турка-месхетинца, читающего по губам, задействовать аппаратуру, полученную в подарок от хана Акмаля, -- вы должны знать все, о чем он говорит и даже думает, он несет в себе большую угрозу для наших друзей. По странному стечению обстоятельств обед в чайхане на Чимкентском тракте закончился минута в минуту, когда начальник нового отдела по борьбе с мафией покидал кабинет Камалова, получив задание взять под микроскоп жизнь Сенатора. Часть IV Катран на Чимкентском тракте Налог банды Лютого. Круглый стол с участием рэкетиров. Смерть Ашота на пороге "Лидо". Коста в смокинге и жилете из кевлара. Месть Шубарина за смерть своего телохранителя. Чешское пиво и израильский автомат "Узи". Телефон прокурора прослушивается на центральной телефонной станции. Айдын -- человек, читающий по губам. Прокурор возвращается к смерти Кощея и ночного охранника из Прокуратуры республики. След преступника ведет в Белый дом на берегу Анхора. Мафия собирает досье на прокурора Камалова. Ресторан "Лидо" готовился к встрече нового тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. С самого раннего утра работали дизайнеры, художники, осветители, оформители витрин, специалисты по автоматике и электронике, акустике и светомузыке. Ожидалось большое музыкальное представление. Наргиза сумела уговорить известную индийскую танцовщицу Лали, гастролирующую в Ташкенте, чтобы она в новогоднюю ночь выступила в "Лидо". Уже третий день какие-то серьезные молодые люди монтировали посреди зала удивительной красоты вращающуюся елку, она даже ненаряженная притягивала к себе взгляды. Говорят, такую красавицу Файзиев добыл по военному ведомству, доставили ее из Сибири в чреве гигантского "Антея". Наргиз подъехала к своему заведению в этот день перед самым обедом, утрясала в банках последние финансовые дела преуспевающего ресторана в уходящем году. До открытия "Лидо" оставалось двадцать минут, и она видела, как сворачивали работу оформители зала, чтобы продолжить ее завтра на рассвете и сегодня уже не мешать нормальной работе ресторана. Оглядев сделанное, она подумала про себя, как хорошо, когда каждый занят своим делом и никого не нужно подгонять, контролировать, все старались подать товар лицом, чтобы и на следующий год заключить контракт, а впереди еще предстоял бал на Восьмое марта. На оформление зала не скупились, все равно каждый посетитель в таких случаях оплачивал особый входной билет, а новогодние балы в "Лидо" давались вплоть до встречи Нового года по старому стилю, и заключительный, тринадцатого января, по размаху не уступал тому, что отмечали в ночь на первое. Большинство столиков заказали уже давно, с осени, но имелся в запасе и резерв, и сегодня столы стояли гораздо плотнее, чем обычно. Ей уже намекали, что за столик в новогоднюю ночь запоздавшие гости готовы платить тысячу рублей, возможно, "Лидо" посещали богатые клиенты. Осмотрев зал к открытию и оставшись довольной, она подошла к старшему смены и, сообщив ему сумму премиального фонда, спокойно направилась к себе в кабинет, слыша за спиной восторг, ликование, и не только в зале, но и на кухне, и в заготовительных цехах. Наргиз достала документы из банка и решила, не откладывая в долгий ящик, разделить премиальный фонд. Проработав час, поняла, что придется делать два-три варианта денежного расклада и обязательно согласовывать с Файзиевым. Приближалось время обеда, и Наргиз, отложив дела в сторону, прошла незаметной, хорошо задрапированной дизайнером дверью в комнату, прилегающую к ее служебному кабинету. Трудно одним словом определить назначение этой комнаты, сказать, что ее личная, не совсем верно, хотя тут у нее имелась и небольшая ванная, и даже гардероб, где хранилась часть ее туалетов, в углу, совсем по-домашнему, стоял японский телевизор "Шарп", подарок Шубарина ей на день рождения. Имелся и диван, где она в жару, приняв душ, отдыхала иногда в этой комнате, накрывала столы для гостей, которые не очень хотели, чтобы их видели в основном зале, в общем, просторные, хорошо и со вкусом обставленные апартаменты, где Наргиз обычно и обедала. Когда, вымыв руки, она вернулась в кабинет, чтобы заказать по внутреннему телефону обед, то обнаружила у себя троих незнакомых людей. Один, молодой, высокий, с бычьей шеей, стоял у двери, а двое других шумно, с комментариями, рассматривали настенный японский календарь не то с гейшами, не то с манекенщицами в пикантных позах. -- А у вас, оказывается, есть и потайная комната, -- сказал, хищно улыбаясь, один из тех, что рассматривал гейш, сзади, видимо из-за модной одежды, он ей показался моложе, на самом деле ему уж было под сорок. Лицо нагловатого мужчины ей показалось знакомым, и она вспомнила, что не раз видела его в "Лидо", он всегда сорил деньгами направо и налево. Она подумала, что они зашли насчет билетов на новогодний бал и хотела пройти к столу, но другой, коренастый, тоже с бычьей шеей, отчего Наргиз их тут же внутренне окрестила быками, преградил ей дорогу и показал на диван у стены, где уже развалился тот, что постарше. -- Что вы себе позволяете? -- спросила жестко Наргиз, но тут же осеклась под стеклянным холодом пустых глаз, в руке у "быка" поблескивал нож. Наргиз одернула костюмчик, кокетливо окинула себя взглядом в зеркале, поправила волосы, все еще лихорадочно подыскивая предлог, чтобы вернуться за стол, была там у нее под столешницей незаметная утопленная кнопка, и стоило ей легонько нажать коленкой, не привлекая внимания, ей пришли бы на помощь. Но, видя, что за стол вернуться не удастся, прошла к дивану и уселась рядом с мужчиной, судя по всему, главным в компании, она уже вполне владела собой и сказала спокойно: -- И таким пошлым способом вы намерены вырвать у меня стол на новогодний бал? Мужчина рядом рассмеялся и, достав пачку "Мальборо", сказал: -- Чудо баба, нисколько не хуже, если не лучше тех китаянок или японок, а главное, ничего не боится! Наргиз вновь попыталась встать, как бы обидевшись, и попасть за стол, но мужчина схватил ее за руку и усадил на место. -- Меня зовут Лютый, Толик Лютый, может быть, слыхала, а район, где находится твое "Лидо", моя территория; она перешла мне по наследству, когда убили Джалала, так сход решил, теперь поняла, зачем я пришел? -- Нет, не поняла. Ну, допустим, ты хозяин территории, а я при чем здесь, ребята? -- А притом, -- начал сидевший рядом Лютый, -- наверное, в райком, райисполком носишь исправно, по графику, должна и нашу долю отстегнуть. -- Вам за что? -- дерзко спросила Наргиз. -- А за то, что и им, -- ответил спокойно Лютый, -- они дают тебе дышать, и мы пока тоже, а то перекроем кислород. -- Как же вы мне его перекроете, фонды обрежете, спиртного лишите? -- Нет, это по части дневного райкома, а мы для начала устроим погром тысяч на двадцать, чтобы месяц ремонтировать, а если не поумнеешь, спалим совсем. Ты последняя в моих владениях не платишь дань, я всех обложил, до последнего кооператора. -- И не стыдно тебе приходить в праздник, портить человеку настроение в Новый год, когда у нас главная работа только начинается? -- выпалила Наргиз сердито и искренне, так что Лютый на миг растерялся. Воспользовавшись моментом, Наргиз встала и сказала, не давая опомниться соседу: -- Вопрос серьезный, и платить, наверное, придется. Я слышала, и уйгуры в "Пекине", и евреи в парке Победы кому-то платят, но я не намерена платить одна. Я должна поставить в известность и тех, от кого получаю спиртное, продукты, зелень, фрукты, лепешки. Но я не желаю уподобляться вам и портить людям праздник, потерпите, дайте спокойно закончить новогодние балы, а потом приходите, поговорим всерьез, с гарантиями. Называйте день и топайте, у меня много дел, и я еще не обедала. Остановились на встрече вечером, пятнадцатого января, но гости не спешили уходить, и тогда Наргиз открыла без страха сейф, чем окончательно покорила визитеров, и достала две банковские пачки пятирублевок и протянула Лютому со словами: -- В счет будущей платы, расписки не требую, надеюсь, на праздники хватит. Наргиз действительно никого не беспокоила в праздники и лишь третьего января, когда Артур Александрович заехал пообедать, сообщила о визите рэкетиров в "Лидо". Шубарин поблагодарил Наргиз за выдержку, за верное решение, принятое ею, и попросил до пятнадцатого числа выделить небольшой столик, откуда бы хорошо просматривался проход к директорскому кабинету, который с завтрашнего вечера будет занимать Коста с двумя-тремя приятелями, а место швейцара, опять же до назначенного дня, займет брат Ашота, Карен, хорошо ориентирующийся в уголовном мире Ташкента, парадная дверь "Лидо" будет связана со столиком Коста сигналом. Уверенность, спокойствие, с каким Артур Александрович воспринял неприятное сообщение, успокоили ее; как бы она ни храбрилась, визит Лютого не шел у нее из головы, ей было жаль свое детище, в которое вложено столько любви, энергии, сил, надежд. Шубарин не стал беспокоить вначале совладельцев ресторана, а вечером пригласил к себе домой Коста и Ашота и, вкратце рассказав случай в "Лидо" накануне Нового года, сказал телохранителю с укоризной: -- Ашот, дорогой, мне кажется, ты перестал контролировать ситуацию в городе. На что молчаливый, немногословный Ашот буквально взорвался: -- А кто сейчас в стране что-нибудь контролирует? Как только в прошлом году, в январе, у ресторана "Ереван" Сашка Веселый и Изя Либерман в упор расстреляли из боевых карабинов Нарика Каграмяна и Вали за то, что они обложили кооператоров непомерной данью, все рухнуло в один час, не знаешь, кто теперь в Ташкенте хозяин. Нарик держал всех в узде, и каждый знал свой шесток, и не было в столице неконтролируемых преступлений, такого беспредела как нынче. Молодые, словно с цепи сорвались, не хотят признавать никаких авторитетов, живут одним днем, бомбят всех без разбору, нет уважения ни к чину, ни к званию, не придерживаются никаких воровских правил, уже своих кидают как хотят. Нарик незадолго до смерти говорил мне, что в Ташкент отовсюду съезжается самая отчаянная шпана, там, в России, им такие богатые грабежи не снились, а тут, по наводке, меньше чем за стотысячный куш не согласятся и пачкаться за один заход, а список, кого можно грабануть, всегда можно купить за хорошие деньги у наводчиков, и в милиции есть люди, торгующие такими сведениями. На сегодня наш край оказался лакомым куском для жестоких грабителей. Конечно, не меньше богатых людей и в Москве, и на Кавказе, особенно в Азербайджане. Там при Алиеве почище дела проворачивали, чем при Рашидове, по крайней мере золотую саблю и персональный мраморный дворец Шараф Рашидович Брежневу не дарил. Но воровской мир Кавказа гораздо круче, чем у нас в Средней Азии, он на свою территорию чужих не пускает, сам стрижет богатеньких. Но, уверяю вас, Артур Александрович, мы не те люди, чтобы кому-то платить налоги. До сих пор мы всегда справлялись с вашими врагами, вспомните хотя бы ростовскую банду, вооруженную до зубов, им не помогли даже их "шмайссеры". Разберемся и с Лютым. Не знаю, сколько у Лютого людей, но на всякий случай я хотел бы, чтобы Сухроб свел меня с Беспалым, Артемом Парсегяном, я для него не указ, он сам не последняя фигура в Ташкенте, у него есть отличные ребята, да и он сам мужик не промах, один на один любого удавит, а может, нам и придется схлестнуться с ними баш на баш, не так ли, Коста? -- Я всегда готов, -- отвечал Коста, долго молчавший сегодня. -- Кстати, Коста, -- перебил Шубарин, -- с завтрашнего дня ты целыми днями страхуешь Наргиз в "Лидо" и отвозишь ее домой, а план Ашот разработает с Беспалым, хорошо, что он о нем вспомнил. Как только Коста вместе с Ашотом уехали, Артур Александрович позвонил Сенатору и сказал, что он хотел заехать к нему на чашку чая. К пятнице, пятнадцатого числа, они уже знали все о банде рэкетиров, и сколько в ней человек, и на каких машинах разъезжают, и даже когда у них "съем" денег. Он как раз приходился на пятнадцатое, и пятница у них выпала напряженная, и Шубарин отметил их недальновидность, а точнее, беспечность, не стоило им совмещать столь горячие дела на конец недели. За два часа до начала встречи в "Лидо" к Коста поступило сообщение, что Лютый с компанией, все до одного, объезжают на двух "Жигулях" свои владения и собирают дань с кооператоров, мелких фарцовщиков, спекулянтов, с каждого торгового лотка, имеющего нелегальную прибыль. Судя по всему, настроение у банды прекрасное, и дела идут как по маслу, нигде не возникало сопротивления, конфликтов, дань платили безропотно и исправно, с большим рвением, чем государству. Видимо, и дело с "Лидо" они считали уже решенным. Такая самоуверенность возмутила даже видавшего виды Коста, ему казалось, что хотя бы сегодня, в назначенный день, стоило приглядеться к "Лидо", а вдруг засада, ловушка? Но никого из банды Лютого и ее окружения не появлялось у ресторана ни вчера, ни сегодня, на этот счет Ашот и Коста всегда были предусмотрительны, береженого бог бережет. Если бы у банды Лютого не кружилась голова от успехов, и они тщательнее готовились к встрече с очаровательной Наргиз, и не считали бы ее только за пикантную женщину, наверное, обнаружили, что на крыше "Лидо" появился высокий, стройный мужчина, якобы ремонтирующий антенну, увидели у него в руках нечто похожее на футляр для музыкальных инструментов, что никак по логике не вязалось с ремонтом антенны, и поняли бы, что и на крыше их ждет засада. А за полчаса до того, как они подъехали к ресторану на белых "Жигулях", могли увидеть, что на стоянку въехали два зеленых "джипа", с форсированными двигателями, принадлежащие, судя по номерам, частным лицам, и заняли удобные позиции в разных концах стоянки. Конечно, автоматы Калашникова и короткоствольные армейские карабины им вряд ли удалось бы разглядеть. Но внешний вид молодых людей, расположившихся в машинах и почему-то их не покидающих, несмотря на крепчающий к ночи мороз, навел бы на мысль, что орлы неспроста съехались к "Лидо". Но чего Лютый не предусмотрел, того не предусмотрел, и подготовка на подступах к "Лидо" прошла по плану и без особых осложнений. Рация, связывавшая Коста с помощниками, работала непрерывно, и он знал маршрут и настроение банды от точки к точке, сообщили, что из кафе "Салтанат" они вышли уже навеселе. За час до начала операции в "Лидо" съехались основные совладельцы ресторана. Наргиз провела их через свой кабинет в служебную комнату, где по плану уже был накрыт хорошо сервированный стол на шесть персон, но телевизор свой она на всякий случай вынесла оттуда в приемную, главные события должны были разыграться все-таки в закрытом банкетном зале. Как ни странно, больше всех волновался, нервничал Икрам Махмудович, и это не осталось не замеченным Шубариным. Подлаживая как профессиональный гангстер пистолет под пиджак, он сказал ему: -- Выпил бы ты чего-нибудь, уж очень заметно волнуешься, а твоя роль простая. К назначенному времени быть в зале с Наргиз, твое присутствие их сразу успокоит, тебя они хорошо знают. Встретите, ведете к нам, представите, усадите за стол, затем вместе с Наргиз оставите нас. Ваша забота заключается в одном: оркестр примерно с полчаса должен играть только жизнерадостные, заводные ритмы, чтобы зал сорвался плясать. Можешь не беспокоиться, никто с улицы не ворвется в ресторан, с крыши нас страхует Ариф, и из кабинета никто не сделает и шагу. Как только начнем переговоры, в приемную Наргиз войдет Карен с товарищем, и гости будут блокированы тройным кольцом. Глядя, как небрежно возится с оружием Сенатор (пистолет у него находился без действия с той давней ночи во дворе Прокуратуры республики, когда он пристрелил Кощея и охранника), Файзиев подрагивающей рукой налил себе большую рюмку коньяка и выпил залпом, словно воду, а стоявший рядом невозмутимый Миршаб, вооруженный как и компаньоны, подал ему ломтик лимона и спросил: -- Икрам, может, тебе жаль, что Лютый не успеет попробовать прекрасный десерт из ананасовых долек, присыпанных шоколадной пудрой? -- Шутка оказалась столь к месту, что от нее все долго и охотно смеялись, и нервный шок у него моментально прошел. Неожиданно вошел Карен и сказал, обращаясь к Артуру Александровичу, коротко: -- Едут! Файзиев взял под руку Наргиз, вышел из апартаментов и, судя по звукам, раздававшимся в приемной директора, включил телевизор. Оставшиеся в зале, не сговариваясь, вдруг сделали одновременно по мусульманскому обычаю "оминь" и отошли к окну, выходящему на площадь. Прожектора, ярче чем обычно, освещали заснеженную автостоянку, где с заведенными моторами стояли два "джипа", готовых по первому же сигналу блокировать белые "Жигули", в которых появится банда. Трое у окна внимательно осмотрели друг друга и остались довольны, впервые им предстояла столь деликатная миссия, сопряженная с риском, и Шубарин, чувствуя напряжение своих коллег, сказал как бы случайно: -- Хотите свежий анекдот? И через пять минут из банкетного зала раздался такой гомерический хохот, что он перебивал звуки телевизора. Наргиз с Икрамом Махмудовичем долго и удивленно переглядывались и пропустили момент, когда появился Лютый с двумя сопровождающими, но не с тем, что в первый раз, хотя и этих Наргиз тут же окрестила быками. Лютый подошел к Наргиз, поздоровался с ней за руку, небрежно кивнул Икраму, не принимая того всерьез, и спросил: -- Наргиз, кто это у тебя так весело развлекается? -- Зайдешь, увидишь, -- ответила хозяйка ресторана, все еще продолжая удивляться несмолкающему смеху из приоткрытых дверей. -- Веселые люди, -- ответил Лютый, уже расслабленно. -- Очень, -- улыбаясь сказала Наргиз, -- давайте раздевайтесь -- и за стол переговоров, мне кажется, они хохочут оттого, что давно хотят выпить. -- Такие дипломаты нам по душе, -- рассмеялся Лютый, предлагая подельщикам раздеться, причем у одного в этот момент вырвался железный кастет из кармана, тот неловко его подобрал и уже не стал брать с собой. Потому что Наргиз сказала с издевкой: -- Нехорошо на переговоры с такими вещами ходить. -- И пригласила долгожданных "гостей" в тайный банкетный зал. Когда они вошли в зал, трое у окна продолжали хохотать, и, судя по их виду, делали это отнюдь не искусственно, и с лица Лютого и его товарищей окончательно сошло напряжение, и вошедшие тоже невольно улыбнулись. -- Наше руководство, -- туманно представила Наргиз Лютому троих мужчин у окна. Обменялись рукопожатиями, и Артур Александрович сразу пригласил всех за богато накрытый стол. Гости сели так, чтобы хорошо видеть входную дверь, и это заметил Шубарин, но в той ловушке, что он им приготовил, уже ничего не спасало, капкан захлопнулся. -- Ну, слушаем вас, -- сказал Шубарин, как только уселись друг против друга как на серьезных дипломатических переговорах. -- А что нас слушать, -- усмехнулся Лютый, -- это мы вас слушаем, мы свое уже сказали хозяйке. -- И он повернулся, ища глазами директоршу ресторана. Икрам обходил гостей, разливая коньяк по бокалам, а Наргиз поправляла что-то возле своего любовника, видимо, она переживала, что против него оказался самый здоровенный рэкетир. -- Они в курсе дела, я все доложила, -- ответила Наргиз. -- Значит, вы решили обложить нас данью, и сколько же с нас причитается? И как платить: ежемесячно, поквартально или раз в год? -- поинтересовался опять же Японец. -- Ежемесячно, как со всех, пятнадцатого числа, пять кусков, думаю, что по-божески -- "Лидо" дорогой ресторан... -- Вполне по-божески, -- вмешался в разговор Сенатор, -- мы готовы заплатить и больше, но в чем гарантии безопасности? -- Мы даем вам дышать, вот и все гарантии, -- весело рассмеялся Лютый, ему, видимо, понравилась компания. -- А если другие ваши коллеги совершат налет на "Лидо", как быть в таком случае? Вы погасите наши потери? -- не отступал Сенатор. Лютый, наверное, никогда не предполагавший такого поворота разговора, недоуменно переглянулся с товарищами, те неопределенно пожали плечами. -- Остальные платят и никаких гарантий не требуют, -- вымолвил он растерянно и вроде как с обидой. И тут хозяева вновь дружно рассмеялись. -- А мы, дорогой, не как все, нам гарантии нужны, а вдруг ваши конкуренты учинят погром, должны же вы хотя бы частично нести ответственность? -- подключился к разговору и Владыка Ночи. Лютый задумался с ответом, а Японец предложил: -- Давайте сначала выпьем, закусим, а потом и придем к какому-нибудь обоюдовыгодному решению, а то Наргиз скоро подаст горячее. Усыпляя бдительность налетчиков, Сухроб Ахмедович опять продолжил якобы волновавшую его тему. -- Я не оговорился, дорогие гости. Мы готовы платить вам не пять, а шесть тысяч, но с условием: чтобы в "Лидо" регулярно дежурили в качестве вахтера и гардеробщика два дюжих молодца, а если еще надежнее, то и ночной сторож должен быть ваш человек. -- Пахать целый день в кабаке от зари до зари за шесть кусков? -- искренне удивился один из сопровождающих Лютого. Наверное, тут, разгорелись бы жаркие дебаты, но в этот момент в банкетный зал вошли сразу трое "официантов" с дымящимися подносами, и Лютый, уже изрядно веселый, сказал шумно: -- Давайте еще по одной дернем перед горячим, давно такой хороший коньяк не пил, а если честно, никогда. -- Давайте, -- согласился Шубарин и налил всем бокалы вновь, стараясь не смотреть в сторону сервировочного стола, куда "официанты" неловко поставили подносы с горячим. Он боялся рассмеяться, глядя, как неуклюже, боясь уронить посуду, действует Беспалый, небрежнее всех, профессиональнее, держался Коста, ну а как тренировался с подносом Ашот, он уже видел. Выпили и, когда гости дружно принялись уминать деликатесы, щедро выставленные Наргиз, совладельцы "Лидо", не сговариваясь, нажали под столом друг другу на ноги -- кульминационный момент наступал. Как только Артур Александрович посмотрел в сторону "официантов", они взяли каждый по тарелке с поддонником с жаренными в белых грибах перепелками и, зайдя за спины ужинающих хозяев, поставили перед ними одновременно источающие нежные ароматы блюда. Так же дружно они вернулись и на другую сторону стола, и как только поставили тарелки перед "гостями", произошло неожиданное, а точнее, много раз отрепетированное в банкетном зале. Жесткие салфетки на рукавах официантов из крепкого белорусского льна, чуть длиннее обычных, в мгновение ока превратились в удавки, что традиционно применяют итальянские мафиози и американские гангстеры. И недожевавшие гости уже хрипели, выкатив глаза в сильных руках противников, а тут еще каждому в грудь ткнулось дуло пистолета, и расторопные руки выдернули из-за пояса Лютого новенький пистолет и ножи у двух его приятелей. Из кабинета Наргиз вбежал молодой, смугловатый парень, и вмиг на руках у каждого из гостей оказались наручники, и их буквально вырвали из-за стола и швырнули к стенке. Лютый подумал, что их прихватила милиция, хотя солидные и вальяжные дяди никак не напоминали ему привычных оперов. А в зале кутеж, казалось, достиг высшей точки, оркестр так наяривал еврейское "семь сорок", что весь пьяный люд сорвался в пляс. Лютый, видимо, чтобы поднять дух у своих подельщиков, вдруг грязно выругался и выкрикнул истерично: -- Ну, сука подлая, ты еще ответишь за свое предательство! Ашот, стоявший рядом, словно взбеленился, он с большой симпатией относился к Наргиз. -- А ты еще оскорбляешь и унижаешь порядочную женщину? -- И ударил так сильно, что казалось, у Лютого отлетит голова, одновременно раздался какой-то неприятный хруст и судорожный всхлип, но Ашоту было ясно, что главарь проглотил сразу несколько своих передних зубов. Стоявший рядом здоровенный детина, тот, что сидел напротив Миршаба, попытался вдруг ударить Ашота ногой в пах, но Коста опередил его. Тыльной стороной ладони, которой он разрубал любой кирпич, резко ударил прямо по кадыку "бычьей" шеи, и гигант рухнул столбом, и из угла его рта на усы потекла тонкая струйка крови. Лютый, мотая головой, вдруг шепеляво сказал с ненавистью, обращаясь к Ашоту: -- А ты, армяшка поганый, еще попомнишь меня. -- И Ашот моментально нокаутировал его и стал избивать ногами, но Артур Александрович тут же оттащил своего телохранителя, сказав при этом: -- Я думаю, хватит, они люди неглупые, и думаю, что осознали свою ошибку. И вдруг третий рванулся к окну, видимо желая вызвать подмогу, но тут начеку оказался Беспалый, подставивший ножку, и тут же упавшего кинулись зверски избивать ногами. Хозяева "Лидо" вернулись за стол, налили себе, "официантам" и Карену тоже. Продолжая прерванный ужин, Шубарин сказал, обращаясь к Коста: -- Подведи, пожалуйста, Лютого к окну и объясни ситуацию, пусть выбросит из головы всякие глупости. Мы отпустим его живым при одном условии... Коста подвел обмякшего главаря к окну и показал на два "джипа", готовых сорваться к белым "Жигулям", где дожидались своих еще трое из банды. После этого всех повели в ванную, привести себя в божеский вид, там с них сняли наручники, теперь они уже не представляли угрозы никому. Когда Лютого вновь подвели к столу, Шубарин сказал: -- А условия мои, дорогой, такие. Сейчас мы позовем из зала метрдотеля, он знает в округе всех кооператоров. Он сядет за телефон и будет приглашать всех, у кого вы сегодня собирали налоги, и ты каждому из них, с извинениями, запомни, с извинениями, вернешь деньги и пообещаешь впредь их не беспокоить. А сейчас ты пойдешь к своей машине без всяких фокусов, предупреждаю, ибо сопровождать тебя на стоянку будет Ашот. Любое твое неверное движение, и он с удовольствием пустит тебя в расход, в таком случае под огонь попадут и твои друзья в машине, у людей в "джипах" в руках настоящие автоматы, они никогда не раздумывают, проверено. А эти два орла у нас останутся в заложниках, ты сегодня проиграл по всем статьям. Ну как, договорились? Лютый ответил отказом. -- Ну ладно, бог тебе судья, -- спокойно воспринял Японец, -- я отдаю тебя в руки Ашота, пусть он как хочет, так и поступает, я знаю, что еще никто так прилюдно не оскорблял его. Ашот сгреб Лютого за шиворот и поволок в ванную, но в последний момент главарь задушевно прохрипел: -- Согласен, ваша взяла. -- Ну вот, другое дело, а теперь ступайте за деньгами, а ты, Ашот, будь внимателен, он любую подлость может выкинуть. Прежде чем выйти, в комнате на секунду погасили свет, это послужило сигналом "джипам", чтобы они вплотную подъехали к белым "Жигулям" и были начеку. Минут через десять Лютый вернулся с улицы со спортивной сумкой, полной денег, и Шубарин засадил Файзиева за телефон, и через некоторое время к "Лидо" начали съезжаться недоумевающие кооператоры. Пока раздавали деньги, у совладельцев "Лидо" вышло принципиальное разногласие по поводу того, как поступать дальше с бандой Лютого. Сенатор и Миршаб утверждали, что нужно вызвать милицию и оформить дело, а дальше они возьмут ситуацию под контроль, и каждому из них за вооруженный разбой по пятнадцать лет гарантировано. Шубарин категорически был против вызова милиции, он сказал, что его не поймут ни Коста, ни Ашот, ни Беспалый. В конце концов выслушали и "официантов", они тоже взяли сторону Японца, негоже, мол, защищаться руками милиции, это шло вразрез с их идеологией. О сложившейся спорной ситуации без обиняков рассказали Лютому, и только тут он понял, что имеет дело не с милицией, а со своими, более удачливыми и сильными коллегами. Взяв с банды, по воровскому ритуалу, честное слово, что они оставят район в покое, рэкетиров отпустили с миром. Прошел месяц со дня проведения "круглого стола" с рэкетирами, и история стала забываться. В штат ресторана зачислили людей по рекомендации Ашота и приняли строгие меры по безопасности. Время от времени к Шубарину поступали и данные о Лютом, банда зализывала раны и не выходила на охоту, видимо, награбленного до января им хватило для долгой и безбедной жизни. Впрочем, как сказали Коста с Ашотом, Лютому оставался один путь -- сняться с бандой из Ташкента и приглядеть себе другой город, тут уже давно все поделено, и свое никто так просто не уступит, да и с подмоченной репутацией больше не подняться. Еще через месяц Японцу доложили, что Лютый ставит себе золотые зубы и собирается перебраться в Ашхабад, там кто-то из его лагерных дружков высоко взлетел и держал столицу Туркмении в руках, как некогда Нарик Каграмян Ташкент. Правда, теперь они чаще стали наезжать в город, в район вокзала и переквалифицировались в "наперсточников", оказывается, Лютый был в этом деле ас. Непонятно, почему он сменил столь выгодную профессию на рискованное дело рэкетира, наверное, легкий заработок на первых порах вскружил голову. В те дни они не выезжали на "работу", часами напролет играли в карты по-крупному, все в том же загородном доме на Чимкентском тракте, купленном на шальные рэкетирские деньги. Иногда играть к ним приезжали и люди со стороны, и у Лютого появилась мысль, а не открыть ли солидный катран. И об этих планах Лютого знали в "Лидо". К весне история с рэкетирами стала забываться, дела у "Лидо" по-прежнему шли в гору, но и забот хватало, один прокурор Камалов требовал к себе какого внимания, и тут нельзя было пускать дело на самотек, слишком глубоко начал копать прокурор. x x x Досье на Камалова, наконец-то поступившее из Москвы, не обещало покоя, прокурор имел серьезную школу жизни, и опыта борьбы с преступностью ему не занимать. Миршаб с Сенатором понимали, что в республике появился человек с серьезными намерениями и особыми полномочиями, о том, чтобы его запугать или купить, не могло быть и речи. Тщательно собранные данные о прокуроре, которого они тут же, в целях конспирации, назвали "Москвич", запали в память, и Сухроб Ахмедович мог, словно абитуриент, без запинки, рассказать его биографию: ...Хуршид Азизович Камалов родился в 1940 году в Фергане. После войны его отца переводят работать в Москву. В 1963 году с отличием заканчивает юридический факультет Московского государственного университета, и ему предлагают остаться на кафедре, но он рвется на родину. По распределению попадает работать в Прокуратуру республики и уже через два года становится прокурором одного из районов Ташкента. На посту районного прокурора у него происходит серьезный конфликт с одним родовым кланом в столице. Конфликт имел такую огласку, что в дело вмешался сам Рашидов, и только явная молодость Камалова спасла его от суровой расправы. Строптивого прокурора, чтобы одумался, отправляют подальше -- в Москву, в очную аспирантуру, на три года. Аспирантом он пробыл год, работая над необычной для того времени темой "Преступление против правосудия", то есть преступление в среде самих правоохранительных органов, потом неожиданно перешел на работу в уголовный розыск, где прослужил до 1971 года, и ушел из органов в звании подполковника. Милицию он покинул в результате серьезных ранений, полученных во время операции по задержанию вооруженной банды на столичном ипподроме, стрелял в него коллега, капитан милиции. К этому времени заинтересованным лицам стало известно, что подполковник Камалов и есть тот самый тайный охотник, который выслеживал оборотней и предателей в милицейской среде. В конце семидесятых годов благодаря ему произошла основательная чистка милицейских рядов в Москве, особенно в высших ее эшелонах. Оттого