и, конкуренты. Но и при желании заснять все это оказалось бы непросто. Японец -- чрезвычайно осторожный человек, да и профессионалами, обеспечивающими охрану его дела, говорят, обзавелся задолго до перестройки, когда частного сыска в помине не было, и личных телохранителей не имели даже многие руководители республики. Впрочем, в больнице он дал себе слово в отношении Шубарина действовать честно, открыто,-- что-то привлекало его в отечественном миллионере. Камалов верил, что найдет ключи к нему, он не мог позволить своим врагам -- Сенатору и Миршабу -- иметь в друзьях такого человека, как Шубарин. Сличая список Интерпола со списком из МИДа, Хуршид Азизович вновь наткнулся на упоминание бывшего секретаря обкома Тилляходжаева и вора в законе Талиба. Появятся ли они на презентации? Хлопковый Наполеон -- вряд ли, потому что прокурор навел справки, отбывает ли он свой срок в пермском лагере и не отлучался ли из зоны в сроки, указанные Интерполом на его запрос. Официальный ответ начальника тюрьмы порождал только новые вопросы, ибо Интерполу Камалов доверял куда больше, чем отечественным коллегам. Откуда в Германии знать, что тот отбывает срок в тюрьме, да и фотография прикладывалась к делу, так что путаница исключалась. Значит, кому-то, весьма могущественному, было выгодно, чтобы находящийся в заключении бывший секретарь обкома тайно встретился за границей с человеком, открывающим крупный банк. Скорее всего, его на презентации не будет, вряд ли ему резон рекламировать свое появление на свободе, тут многие точат на него зуб, не могут простить его откровений на следствии. Чистосердечное признание хлопкового Наполеона многим стоило больших хлопот и денег, а кое-кому -- даже свободы. Нет, его в "Лидо", конечно, не будет. А Талиб, возможно, и появится - ныне ни одна презентация ни в Москве, ни в Ташкенте, ни в Санкт-Петербурге не обходится без участия преступного мира, его главарей, воров в законе,-- их теперь открыто величают представителями делового мира. Да так оно и есть -- две трети коммерческих магазинов и совместных предприятий принадлежат им, если даже официально и имеют других хозяев. И только после приватизации, которую так спешат провести новые власти, можно будет узнать, кто всему окажется хозяином, и ахнуть. Но под какой бы личиной ни появился на презентации Талиб, какую бы "крышу" ни имел, для него, Камалова, он навсегда остается вором, и только вором. Волка в овечью шкуру рядить бесполезно, повадки, зубы -- все равно выдадут. И для него, прокурора, как можно следует скорее разгадать загадку -- почему Талиб навестил в Мюнхене Шубарина? Камалов мог поклясться, что инициатива встречи вряд ли исходила от Артура Александровича, она была явно навязана Японцу. Вот только что же пытались добиться от него и почему в Мюнхене? На эти вопросы тоже следовало поискать ответы до встречи с Шубариным. Возможно, отгадки и сократят дистанцию между ним и банкиром, которого так хотелось заполучить в союзники. Узнать доподлинно, будут ли на широко разрекламированной презентации Талиб и хлопковый Наполеон, прокурору не удалось, но один неожиданный гость, не числившийся в списках приглашенных, объявился в Ташкенте накануне торжества. Камалов точно знал, что тот обязательно будет присутствовать в "Лидо" и всячески постарается использовать прессу и телевидение, чтобы заявить о своем возвращении домой. Человеком, попавшим с корабля на бал, оказался Сенатор, освобожденный из-за недостатка улик из известной московской тюрьмы "Матросская тишина". О восторженной встрече, организованной Миршабом в аэропорту, о жертвенном баране, зарезанном чуть ли не у трапа самолета, прокурору доложили тотчас. В день презентации начальник отдела по борьбе с организованной преступностью сказал прокурору Камалову, словно читал его мысли: -- Сегодня на открытие банка отовсюду слетаются гости, даже из-за рубежа. Чует мое сердце, что он для многих станет яблоком раздора. Слишком лакомый кусочек лежит готовенький на блюдце с голубой каемочкой. Найдутся горячие головы, которые раструбят, что лучший в крае банк принадлежит инородцу, и под Шубариным может зашататься кресло управляющего, эта фишка сегодня, увы, повсюду срабатывает безотказно. По крайней мере, если палки ставить в открытую не решатся, то и помогать гласно поостерегутся. -- Ты считаешь, что его банк может приглянуться Сенатору или Миршабу? -- А почему бы и нет? Но кроме них и тех, кого мы еще не знаем, есть и хан Акмаль. Вот ему при его амбициях банк нужен будет позарез. -- А Шубарин? Ведь он вроде в дружбе с ними? -- спросил Хуршид Азизович, догадываясь, каким будет ответ. -- Времена нынче другие. Дружба дружбой, а табачок врозь. Мавр сделал свое дело и может уходить. Но Шубарин не тот человек, чтобы легко уступить свое дело, тем более, как мне кажется, банк -- мечта его жизни. Вот отчего я чувствую, что со дня открытия "Шарка" работы у прокуратуры прибавится. В вечернем и ночном выпусках телевизионной программы новостей Хуршид Азизович внимательно просмотрел кадры, посвященные презентации, и даже записал их на видео. Отметил про себя, что открытию банка телевизионщики посвятили чересчур много времени, хотя обширный материал порадовал прежде всего его, Камалова. С нетерпением он ждал и выпуска утренних газет. Эти, видимо, тоже не пожалеют страниц, ведь газетчиков и телевизионщиков в "Лидо" угощали, что называется, от пуза, шампанское лилось рекой. Для них даже специально накрыли столы и им, как и всем высокопоставленным гостям, вручали памятные подарки. Шубарин давно понял, что с прессой лучше дружить. И пресса уже целый месяц выражала восторги по поводу предстоящей презентации, ибо Шубарин, не скупясь, заплатил крупные суммы многим столичным газетам за размещение рекламы своего детища -- банка "Шарк". По едкому замечанию прокурора Камалова, современная пресса все больше уподобляется блудливой женщине: если она раньше подпевала только государству, ибо являлась его содержанкой, то теперь, долго не думая, пересела на колени предпринимателям и готова петь дифирамбы всем щедрым рекламодателям. Обе стороны поняли это и без заключения брачного контракта, а читатель как был, так и остался в дураках. Прокручивая в замедленной съемке кадры торжества в "Лидо", прокурор Камалов внимательно вглядывался в лица гостей. Произвел впечатление на всех собравшихся, да и на него самого, гость из США, некто Гвидо Лежава - видимо, старый друг Японца, прекрасно говоривший по-русски. Он сразу объявил, что сию минуту подпишет чек на 375 тысяч долларов,-- на такую сумму заокеанский гость покупал акции банка "Шарк". Жест бизнесмена, передавшего на глазах миллионов телезрителей чек Шубарину, вызвал в ресторане шквал аплодисментов. Прокурор подумал, что если так пойдут дела у узбекских банкиров, то проблемы республики решатся в ближайшие годы. На приеме в "Лидо" мелькали знакомые прокурору лица из прежней и новой власти, многих находившихся раньше у руля людей телезрители после завершения "перестройки" вновь увидели на экранах. Были люди с верхних этажей Белого дома, министры, но чаще других в кадрах мельтешил Миршаб,-- то один, то тенью, следовавший за Сенатором. После тюрьмы тот показался постройневшим, энергичным. Людям, не знавшим его, Акрамходжаев в ультрамодном шелковом костюме, видимо, казался артистом -- столь элегантно он выглядел. Как и предполагал прокурор, Сенатор воспользовался присутствием телевидения на банкете и дал небольшое интервью. Но тон его выступления несколько удивил: бывший заведующий отделом административных органов ЦК говорил мягко, непривычно долго подбирая слова, а на провокационный вопрос, касавшийся нынешней прокуратуры республики, ответил сдержанно. Заявил, что он ни к кому не имеет претензий, мол, время трудное, переломное, и враги, пользуясь случаем, оговорили его. Конечно, прокурор понимал, что это заявление -- только для публики, такая позиция позволяла Сенатору сделать попытку вернуться в строй: ведь если произошла ошибка, значит, надо восстановить человека во всех правах, вернуть должность, а пост он занимал ох какой высокий -- курировал работу самого прокурора республики. Далеко метил Сухроб Ахмедович, в душе он, конечно, догадывался, что прокурор Камалов видит в нем только преступника, убийцу, и будет искать новые факты, чтобы отправить его за решетку. Да, сделав такую подробную запись, Камалов понимал, что телевидение сослужило ему добрую службу. Утром, когда он, просмотрев газеты, делал выписки из наиболее интересных статей -- журналисты действительно расстарались, -- раздался телефонный звонок. -- Что-то я вас вчера не заметил среди именитых гостей в "Лидо"? -- пошутил, поздоровавшись, начальник уголовного розыска республики полковник Джураев. -- На празднике жизни, где другие пьют шампанское и щеголяют в шелковых костюмах от Кардена, нам уготована роль мусорщиков. Они заваривают кашу, нам ее расхлебывать, -- в тон ответил Камалов. Но на другом конце провода собеседник вдруг резко, без перехода, сменив интонацию, сказал: -- Да, некоторые еще и не проснулись после грандиозного банкета, а у нас уже возникли проблемы. -- Какие? -- встрепенулся прокурор, он почему-то решил, что Сенатор все-таки что-то выкинул на торжестве, воспользовался случаем. -- Это не телефонный разговор, лучше я сейчас подъеду,-- ответил полковник, и в трубке раздались короткие гудки. Эркин Джураевич весьма кстати положил трубку, ибо, услышав его последнее слова: "Это не телефонный разговор, лучше я сейчас подъеду",-- Газанфар Рустамов, занимавший кабинет этажом ниже, прямо под прокурором Камаловым, подсоединившись к его телефону, очень пожалел, что не сделал этого на две-три минуты раньше. Его очень заинтересовало, кто же это сейчас явится по срочному делу на четвертый этаж. Но проследить не удалось: его самого затребовали "наверх", к одному из замов прокурора, и он просидел на экстренном совещании почти полтора часа. А когда он, выскочив первым, заглянул в приемную, Камалова в прокуратуре уже не было. Спрашивать у его помощника, кто был на приеме, куда отбыл шеф, -- бесполезно: осторожный прокурор ввел с первого дня появления в должности жесткие порядки. Расстроенный Газанфар чувствовал, что проворонил какую-то важную информацию. А жаль! Вчера по телевизору он увидел, как Сенатор давал интервью. Значит, уже на свободе и завтра-послезавтра наверняка потребует с отчетом, ведь он никогда не простит Камалову ни тюрьмы, ни потери должности, положения, и в этой борьбе, конечно, не будет ничьей... Положив трубку, Джураев бегло просмотрел сводку происшествий за минувшую ночь, где не было отмечено взволновавшее его событие, и поспешил в прокуратуру республики. То, что он собирался доложить Камалову, он оценивал как чрезвычайное событие, и следовало немедленно предпринять какие-то шаги. Преступление касалось Шубарина и его банка, только вчера ставшего известным всей республике. Мотивы случившегося не были до конца понятны опытному розыскнику, хотя и напрашивалась банальная версия -- деньги, но что-то интуитивно подсказывало Джураеву: тут нечто совсем иное, непонятное ему. Прокурор Камалов давно проявлял интерес к жизни Японца, ставшего банкиром, возможно, то, что он знал, прольет свет на событие, могущее стать еще более сенсационным и шумным, чем само открытие банка "Шарк". Камалов, положив трубку, еще раз бегло просмотрел газеты -- может, он не придал значения какому-нибудь материалу, факту, -- но ничего не насторожило его. А ведь статьи в газеты "ставили" после полуночи, ни один журналист не спешил покинуть роскошно организованный прием, и все мало-мальски интересное попало в прессу. Так что же насторожило полковника Джураева -- тот никогда за время их совместной работы не говорил, как сегодня: "Не телефонный разговор..." Полковник появился в кабинете, как всегда, бесшумно и стремительно. Плотнее прикрыл дверь, попросил включить стоявший сбоку приемник и, заняв место у стола спиной к окну, сказал после короткого приветствия, без восточных экивоков: -- Сегодня ночью в "Лидо", в разгар торжества пропал гость Шубарина Гвидо Лежава, гражданин США... Прокурор, связывавший предстоящий приход Джураева с чем-либо, касающимся Сенатора, ну, на худой конец, Миршаба, несколько растерялся,-- новость для него оказалась совершенно неожиданной, но он быстро взял себя в руки и спросил: -- Вы не ошибаетесь? Вот у меня на столе сводка происшествий за минувшую ночь по линии МВД и КГБ, тут нет ничего подобного, хотя презентация по случаю открытия банка "Шарк" отражена в обоих отчетах. -- Я уже видел сводку МВД, -- ответил полковник. -- Значит, вам позвонил сам Шубарин? -- заинтересованно спросил прокурор, сразу почувствовав, что появился реальный шанс на встречу, без всяких ухищрений. -- Нет, -- ответил гость хозяину кабинета, и, желая быстрее ввести того в курс дела, продолжал: -- Я узнал по своим каналам. Среди ночи меня поднял с постели неожиданный звонок. Звонил один из моих осведомителей из уголовной среды, просил срочно встретиться. По тону я понял: случилось что-то чрезвычайное. Это человек далеко не сентиментальный и не путает угрозыск с собесом. Он звонил из автомата на углу, так что я спустился вниз в пижаме. Человек спросил: смотрел ли я вчера по телевизору передачу из ресторана "Лидо"? Получив утвердительный ответ, полюбопытствовал, понравился ли мне американец, очень смахивающий на грузина. Я ответил: "Побольше бы нам таких гостей, одним росчерком пера вкладывающих в нашу экономику почти полмиллиона долларов". Тогда он огорошил меня: "Этого человека через час после интервью, в разгар торжества, выкрали". -- "Откуда тебе известно?" -- спросил я, понимая, что сегодня мне в постель уже не вернуться. Он сказал, что в тот вечер играл в карты в одном катране и уже через час после происшествия туда ввалились Коста с Кареном, люди Шубарина, а на улице остались еще две "Тойоты", сопровождающие их, битком набитые парнями. Они долго трясли тех, кто мог прояснить ситуацию. Только за наколку, любой след предлагали сразу двести тысяч. По словам ночного гостя я понял, что парни Шубарина жестко прочесали город. Я попросил держать меня в курсе дел и не обольщаться в случае удачи двухсоттысячным гонораром и поставить в известность меня прежде Шубарина, а сам кинулся домой, к телефону. Но куда бы я ни звонил: в дежурную часть города, МВД республики, дежурному вашей Прокуратуры, КГБ -- данных о том, что похитили гостя Шубарина, не было, хотя, конечно, я в лоб и не спрашивал... Затем я поднял всех осведомителей, даже тех, к кому не обращался уже года три, но никто из них не ведал о случившемся в "Лидо". По моей просьбе они сейчас рыщут по всему городу, как и люди Шубарина. Вызвав машину, я отправился в махаллю, где проживает Шубарин. Оставив "джип" на соседней улице, я прошел к его особняку. Все два этажа его дома, несмотря на глубокую ночь, сияли огнями, но это были не огни праздника, а огни тревоги, судя по хлопающим дверям подъезжавших и отъезжавших автомобилей. По обрывкам доносившихся разговоров, приказов, раздававшихся с крыльца, я понял, что американец Гвидо Лежава действительно пропал, и предпринимаются отчаянные попытки отыскать его. Утром я получил сообщение, что Шубарин уже пообещал пятьсот тысяч за информацию о месте нахождения своего друга. -- Как вы думаете, почему он не обратился в милицию, в КГБ, ведь пропал иностранный гражданин? К тому же я знаю, что и руководство республики, и правительство относятся вполне доброжелательно к банку. Записка Шубарина в Верховный Совет об экономическом положении республики и путях развития при переходе к рыночной экономике была размножена и роздана депутатам, а позже подробно обсуждалась на сессии... Так почему ему надо скрывать случившееся, пытаться самому отыскать этого грузина-американца? -- спросил Камалов, по привычке включая диктофон. -- На презентацию прибыло много гостей из-за рубежа, некоторые из них готовы вложить деньги в Узбекистан, и похищение человека, купившего акций почти на полмиллиона долларов на презентации банка, конечно, отпугнет всех,-- это зловещий символ. Обратись он в органы за помощью, это тут же станет достоянием прессы, ныне она падка на сенсации. Тогда сразу станет ясно, что мафия, уголовный мир положили глаз на детище Шубарина. Кто же будет вкладывать деньги в такой банк, иметь с ним дело? Тут надежность, репутация, гарантии -- прежде всего. -- Резонно. Вполне резонно, -- ответил задумчиво прокурор. -- А почему Шубарину нанесли удар именно в день презентации, или это вышло случайно? -- Знать точный ответ на этот вопрос -- значит прояснить многое. Если не случайно, то существуют силы, которые уже вначале не поладили с Шубариным. Кому-то не по душе его размах, выход на Германию, -- то ли отвечал, то ли размышлял вслух Джураев, и вдруг он сам спросил прокурора: -- А может, у Шубарина есть еще какой-то резон не ставить органы в известность о похищении гостя, а действовать самому? Подумайте, Хуршид Азизович, ведь, судя по вашей папке, которую я видел в больнице, вы о нем знаете куда больше меня... -- Да, я собрал большой материал на Японца, фигура противоречивая, его еще предстоит разгадать. Одна дружба его с покойным прокурором Азлархановым о многом говорит. Не скрою от вас, я очень ждал его возвращения из Мюнхена, готовился к встрече... Мне не нравится, что он якшается с Сенатором и Миршабом, я хочу вбить между ними клин. И кажется, нашел весомый аргумент. Я проанализировал докторскую диссертацию Акрамходжаева и смею утверждать, что это опубликованные и неопубликованные труды вашего друга прокурора Азларханова. Я собрал по крупицам работы Амирхана Даутовича, и любая официальная экспертиза подтвердит мою точку зрения. -- Тогда не Сенатор ли стоит за убийством прокурора Азларханова? -- встрепенулся начальник уголовного розыска, столько лет мучившийся тайной смерти своего друга. -- Но это для начала мы предоставим выяснить банкиру. Не завидую я теперь ни Сенатору, ни Миршабу, -- спокойно продолжал прокурор. -- А сегодня нам и по долгу, и по службе, и по-человечески надо помочь Шубарину. Исчезновение гражданина США может обернуться проблемой государственной. И мне кажется, теперь я знаю, откуда начинать, только, пожалуйста, не удивляйтесь, должна же хоть иногда фортуна улыбаться и нам, мусорщикам, когда кругом пьют шампанское... -- И Камалов, улыбаясь, вынул из шкафа знакомый полковнику альбом с фотографиями особо опасных преступников в республике, который достался ему от предыдущего прокурора. Отыскав страницу, на которой красовался Талиб Султанов с краткими данными о нем, прокурор передал альбом Джураеву со словами: -- А этот молодой человек вам хорошо знаком? Еще не успев глянуть, полковник пошутил: -- Они тут все мне как родные, это же я собрал сей трогательный голубой альбом и подарил вашему предшественнику. Чтобы не расслаблялся ни на минуту, зная, что в нашем крае воров-"авторитетов" чуть меньше, чем в огромной России, а значит, удельный вес наших представителей в "воровском парламенте" -- а он существует и работает куда эффективнее государственного -- огромный... Но в первую секунду, увидев фотографию Талиба, полковник опешил. Подумал, что председатель городской коллегии адвокатов Горский, которого он несколько месяцев назад пинком выставил со второго этажа роскошного особняка в Рабочем городке, успел пожаловаться на него прокурору, и тот хочет попенять ему за некорректное обращение с известным юристом: ведь хитрющий адвокат мог придумать десятки веских причин, почему он оказался в доме у вора в законе. И полковнику ярко припомнилась вся встреча у Талиба, где он узнал, что за охотой на Камалова стоит человек из Верховного суда -- Миршаб... Голос прокурора вернул его в действительность. -- Этот человек встречался с Шубариным в Мюнхене. Может, сей факт натолкнет вас на какую-нибудь мысль? -- Талиб?.. В Мюнхене?.. Что ему нужно от Шубарина? -- искренне удивился полковник. -- И откуда у вас такие сведения? Я получаю регулярные выписки из ОВИРа, слежу за передвижением интересующих меня лиц. Могу заявить со всей ответственностью: Талиб Султанов не оформлял выезда в Германию. -- Это важная новость, полковник, я не догадался проверить таким образом. Но Талиб был в Мюнхене. Информация надежная, из Интерпола. Вполне вероятно, что визу ему оформляли в Москве, теперь частные туристические фирмы за деньги кого хочешь и куда хочешь отправят, нынче рай для преступников. Но должен отметить, и вы тут правы, по наблюдениям немецких коллег, они вряд ли раньше были знакомы, хотя встреча и была неплохо организована. -- В таком случае Шубарин и до сих пор может не знать, кто к нему приезжал, как и мы не знаем, почему Талибу понадобился Японец, да еще на чужой территории. Отчего такая спешка? Ведь из газет давно ясно, что Шубарин скоро вернется в Ташкент... -- рассуждал полковник вслух, пытаясь вовлечь в решение кроссворда и прокурора -- вдвоем им часто удавалось найти неожиданный ход. -- Одно теперь ясно: похищение связано только с банком, с банком, не работавшим и дня, и украли близкого Японцу человека, купившего акции на крупную сумму. О чем это говорит?.. Перебивая Камалова, Джураев вставил: -- Ясно для чего: чтобы сделать больнее и финансово ощутимее,-- возможно, кто-то хотел войти в долю или что-то в этом роде. Если бы просто похитили богатого человека, каким безусловно является мистер Лежава, то уже позвонили бы и попросили выкуп, и Шубарин, не желая шума, конечно, отдал бы деньги, хотя после отъезда гостей начал бы крутую разборку. -- Пожалуй, вы правы, нащупали верную причину, но это еще не след, -- сказал прокурор и вновь потянулся к газетам, лежащим на столе. -- Давайте снова внимательно посмотрим список тех, кого вчера Шубарин представлял как руководителей банка, учредителей -- нет ли среди них людей, бросивших вызов Японцу? Но не успел он прочитать до конца фамилии учредителей банка, как Джураев вскрикнул: -- Там должна быть фамилия Горского, председателя городской коллегии адвокатов, или же Файзуллаева, тоже пройдохи из областных прокуроров, докатившегося до юрисконсульта в одной сомнительной частной туристической фирме. -- Нет здесь таких фамилий, как и нет явно подозрительных личностей, -- остудил Камалов пыл начальника угрозыска республики. Джураев секунду сидел сосредоточенный, но потом тихо засмеялся, сорвался с места и пустился в бесшумный пляс. Прокурор, не понимая, что происходит, растерянно улыбался. Полковник вдруг заговорщически подмигнул ему и сказал нараспев, в такт танцу: -- Оттого Лежаву и выкрали, что этих людей в списках не оказалось,-- не подпустили людей Талиба к престижному банку. Теперь я знаю не только, кто и почему похитил американца, но даже знаю, где он содержится... -- Говорите яснее, -- заволновался прокурор, почувствовав, что Джураев нащупал что-то основательное. Пришлось Джураеву подробно рассказывать, как на другой день после покушения на прокурора в больнице он в поисках ответа на вопрос, кто же охотится за Камаловым, попал в дом Талиба, кого там встретил и чем закончился этот неожиданный визит. Тогда, медленно поднимаясь по лестнице на второй этаж, где Талиб играл с Горским в нарды, он расслышал обрывки, видимо, затянувшегося разговора. Но в тот миг он не придал этому значения, у мафии ныне сотни дел, связанных с финансами и банками, с арбитражем, где требуются опытные юристы. Но сегодня вспомнилась не сцена в комнате, когда он пинком вышиб Горского, поняв, кому он служит верой и правдой, и даже не угрозы Султанова и его нож, а всплыли ясно только несколько фраз хозяина дома и ответ гостя: "Марк Семенович, повторяю еще раз, сходняк решил, что в банк нашим представителем должны пойти вы. Там нужен умный, изворотливый человек. Или же Файзуллаев..." -- "Нет, я не хочу работать рядом с ним. Пусть лучше Файзуллаев, он же из местных..." -- Пожалуй, так оно и есть, -- согласился прокурор, и они оба сразу глянули на часы. Следовало поторопиться, Шубарин и сам мог выйти на след Гвидо Лежавы, тогда они упускали бы шанс оказать помощь Японцу, чего так хотелось прокурору, думавшему о дальнейшей борьбе с Сенатором и Миршабом, да и люди банкира могли наворотить дел, и опять же американский гражданин... -- Мы освободим американца и подарим его Шубарину на блюдечке с голубой каемочкой. Или дадим Японцу возможность самому разобраться с Талибом и теми, кто стоит за ним? -- спросил Джураев, уже доставший переговорное устройство, чтобы вызвать группу задержания. -- Наверное, все-таки следует дать Шубарину возможность самому освободить друга. А наша услуга... Он оценит, в какой ситуации мы его выручили. А если Миршаб с Сенатором узнают каким-то образом, что это мы оказали Шубарину такую помощь, то между ними появится трещина. А потом я собираюсь поговорить с Японцем, и ему будет неловко уклониться от встречи. Есть еще один резон предоставить это дело Артуру Александровичу. Если мы возьмем Талиба, тот никогда не признается, что похищение связано с банком, а скажет, что его подручные без его ведома выкрали американца, чтобы получить выкуп, и бьюсь об заклад, у Султанова уже есть человек, который возьмет всю вину на себя, вы ведь говорили, что Горский первоклассный юрист. В таком случае нам никогда не узнать, почему Талиб пытался внедрить своих людей в банк. А если Шубарин сам вызволит своего друга, ему при случае все-таки придется объяснить, почему выкрали Гвидо Лежаву, а не Сенатора, например. Но мы на всякий случай должны подстраховать банкира. Так что вызывайте своих парней, я тоже поеду с вами. Когда к прокуратуре подкатили две ничем не примечательные "Волги" с форсированными двигателями и новыми шинами, прокурор набрал номер телефона Японца; сегодня, дома или в машине, он обязательно поднимет трубку. Раздался необычный зуммер, видимо, отозвался телефонный аппарат в "Мазерати", и ровный голос, который Камалов вчера слышал с экрана телевизора, произнес: -- Я слушаю вас. -- Доброе утро, Артур Александрович. Вас беспокоит прокурор республики Камалов... - Он сделал едва заметную паузу, надеясь уловить в голосе банкира растерянность, удивление, но в ответ услышал спокойное: -- Здравствуйте, Хуршид Азизович. Чем обязан столь раннему звонку? -- Хочу поздравить с открытием вашего банка. Видел вчера по телевизору. Такого количества иностранных гостей не знала в Ташкенте, наверное, ни одна презентация. -- Спасибо. Банк рассчитывает в основном на иностранные вклады, об этом уже сообщалось в прессе, оттого и гости из-за рубежа, но в основном это мои старые друзья, лишь недавно покинувшие наши края. Сегодня для них появился реальный шанс помочь родине и чаще бывать здесь. Поверьте, ностальгия - не выдумка писателей и поэтов, и ею чаще всего болеют богатые, благополучные люди. -- И мистер Лежава тоже страдает этой болезнью? -- Как никто другой. Поэтому такой высокий вклад - чек на многих произвел впечатление,-- голос Шубарина был по-прежнему ровен, но в нем сквозили нотки удивления. -- В таком случае, Артур Александрович, я считаю себя обязанным помочь вам и вашему гостю. Запишите адрес, где его можно отыскать: Рабочий городок, улица Радиальная, 12, двухэтажный особняк с глухими голубыми воротами - в нем некогда жил известный узбекский художник, не спутайте. -- Спасибо. Надеюсь, я не вам обязан столь злой шутке? -- довольно жестко спросил Шубарин. -- Нет, не мне, Артур Александрович, а человеку, приезжавшему к вам в Мюнхен,-- это его адрес я продиктовал. -- Кто он? -- прямо, без обиняков спросил банкир. -- Мы так и подумали, что вам не удалось выяснить, кто приезжал к вам в Германию, иначе бы уже тряхнули его в первую очередь. Хотя мы знаем: он звонил вам, когда вы вернулись в Ташкент, и настаивал, чтобы вы включили в правление банка его людей, на что получил отказ. Вот вам и причина похищения американца. Его зовут Талиб Султанов, но мы, к сожалению, не располагаем данными, кто стоит за ним, на наш взгляд, он всего-навсего получил приказ. -- Спасибо еще раз. Я поспешу, Гвидо - человек нетерпеливый, горячий, не любит дурного обращения, не выкинул бы чего. И последнее: в нашем разговоре вы несколько раз сказали "мы". Значит, есть еще кто-то, кому я тоже обязан? Кто он, если не секрет? -- Полковник Джураев, начальник уголовного розыска республики. -- Серьезный мужик, я его хорошо знаю, у нас некогда был общий друг. Поблагодарите его... Разговор неожиданно оборвался,-- Японец, наверное, срочно созывал к себе свою рать. -- Мы должны появиться там раньше Шубарина и незаметно занять позиции, чтобы в крайнем случае вмешаться в события и освободить американца. -- И прокурор с полковником поспешили вниз к машинам, где их дожидалась группа захвата. Не успели парни из уголовного розыска, одетые в гражданское, незаметно рассредоточиться вокруг внушительного особняка, утопающего в зелени, и получить последние наставления полковника, как на Радиальной, возле дома номер 12, притормозил темно-синий автомобиль-фургон с затененными окнами "Тойота", каких в Ташкенте за последние два года появилось множество и они уже не бросались в глаза, особенно в этой части города, где жили люди состоятельные. Улица Радиальная, крученая-верченая, сплошь перерезанная проездами, переулками, тупиками, создавала максимум удобств и для группы захвата, и для людей Японца. Въезд в усадьбу плохо проглядывался с улицы, ибо ворота располагались в глубине, отгороженные от проезжей части плотным, тщательно подстриженным кустарником, поверху еще затененным густым виноградником и вьющейся чайной розой. При прежнем хозяине, славившемся неоглядным гостеприимством, здесь не было высоких глухих ворот, и дом постоянно осаждали гости. Бесшумная "Тойота", вынырнувшая на Радиальную из ближайшего тупика, юркнула в тень виноградника у голубых ворот. Пневматические дверцы автомобиля отошли вбок, и восемь парней, бросившихся к забору, молниеносно проделали какое-то гимнастическое упражнение, похожее на "пирамиду", и четверо вмиг оказались по ту сторону крепости. И тут же, скрипнув, отворилась кованая дверь. Последним из машины вышел Шубарин, в том же вечернем костюме, что и вчера, только наблюдательный человек мог заметить на нем другой жилет, с небольшим вырезом у горла, но высокий ворот рубашки с булавкой, прижимавшей шелковый галстук, словно предполагал такой жилет, из кевлара. Пока Шубарин поднимался по крутой лестнице на второй этаж, трое мужчин, находившихся в доме, уже стояли в углу комнаты лицом к стене, закинув руки за голову, и дюжие парни следили за каждым их движением. Войдя в зал, Шубарин развернул лицом к себе одного, второго, но, судя по его бесстрастному взгляду, они его не интересовали. Тут выдержка слегка изменила банкиру, и он торопливее, чем обычно, шагнул к третьему, одетому в спортивный костюм, видимо, хозяину дома. Шубарин рывком повернул его к себе и тут же узнал человека с холеными усиками и постоянно срывающимися в бег глазами. Задержанный невольно поправил волосы, и Японец увидел знакомый перстень -- "болванку" с бриллиантами, плохо выведенную татуировку у запястья -- несомненно, это был тот самый гонец, посещавший его в Мюнхене. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Неожиданно Шубарин выхватил пистолет из рук стоявшего рядом Коста и, резко ткнув им в висок Талиба, тихо сказал: -- Считаю до трех. Где мой гость? Талиб, не раз бывавший в подобных переделках, каким-то невероятным воровским чутьем угадал, что выстрела сегодня не будет, но, видя, что упираться бесполезно, сказал: -- В том угловом доме для приемов. Играет с охранниками в нарды. Думаю, у него нет к нам претензий, мы его принимали как высокого гостя... Люди, стоявшие внизу и слышавшие разговор из окна, кинулись к одноэтажному домику, типичному в узбекских строениях, и через минуту кто-то крикнул: -- Шеф, все в порядке: он жив и даже в настроении... Шубарин, забыв про Талиба, кинулся к окну и, увидев Лежаву, молча поднял сжатый в приветствии кулак. Шагнув к крутой лестнице, по которой Джураев некогда спустил адвоката Горского, он на секунду остановился и, обернувшись, сказал Талибу: -- Сегодня у меня праздник, гости, и мне не до тебя. Разговор с тобой еще впереди... Джураев и Камалов находились в машине прокурора и из своего укрытия видели в бинокли, как на Радиальную вынырнула синяя "Тойота" и тут же пропала у голубых ворот. Ровно через семь минут "Тойота" так же быстро и бесшумно отъехала от дома. Ни шума, ни криков, ни беготни... -- Ловко работают! -- невольно вырвалось у полковника. -- Хорошо, что обошлось без выстрелов, а иначе бы не избежать внимания прессы, а это не нужно ни Шубарину, ни нам, ни тем более Талибу. Представляю, как он сейчас рвет и мечет... -- и Камалов, хлопнув Нортухту по плечу, добавил: -- Обошлись без нас, давай гони в прокуратуру, дел невпроворот. Сенатор вернулся... Как только они выпутались из лабиринтов Рабочего городка на широкую дорогу, так сразу наткнулись на "Мазерати", в которую из "Тойоты" пересаживались Шубарин с мистером Лежавой. Деваться было некуда, и "Волга", прибавив скорость, пронеслась мимо в сторону центра города. Но мощно взявшая с места "Мазерати" легко догнала "Волгу" и подала сигнал остановиться. Делать вид, что не заметили, было глупо. Камалов попросил прижаться к обочине и вышел на тротуар. "Мазерати" встала чуть сзади, и из нее тотчас появился Шубарин и направился к прокурору. Камалов впервые воочию видел Артура Александровича, он производил сильное впечатление: высокий, стройный, с открытым лицом; глаза, глубокие, ясные, говорили об уравновешенности характера, сдержанности, воле. Он подошел без восточной подобострастности, с достоинством, первым протянул руку и, поздоровавшись, сказал: -- Рад знакомству с вами, Хуршид Азизович, в такой важный для меня день. Благодарю и за то, что вы подстраховали меня с полковником. Спасибо, что предоставили мне возможность самому освободить гостя. Сейчас я не стану гадать, почему вы с Джураевым выручили меня, сегодня для меня это не главное -- важно, что мой друг, поверивший в меня, в мое дело, -- свободен. Нынче у меня праздник. Не любопытствую ни о чем, даже о том, откуда вы знаете, что этот мерзавец отыскал меня в Мюнхене. Догадываюсь, что если не вы, то полковник Джураев знает: утром я обещал за сведения о Гвидо полмиллиона. Но то, что помощь пришла от вас, от прокурора и начальника угрозыска, для меня большая неожиданность, и деньгами тут не отделаться. Однако я привык в жизни за все платить. Это, если хотите, мое жизненное кредо. И я ваш должник, прокурор. В трудные для вас дни вы с Джураевым можете на меня рассчитывать. -- Спасибо, Артур Александрович. Конечно, наша помощь выглядит для вас несколько странно, но это наш долг -- помочь попавшему в беду. Мы не менее вас рады, что вызволили вашего друга, передайте ему от нас наилучшие пожелания, он наверняка догадался уже, с кем вы беседуете... -- Передам, прокурор, обязательно, он человек догадливый... -- И Шубарин поспешил к своей роскошной машине. "Мазерати", обогнав их "Волгу", исчезла вдали. XV Сенатор вернулся из заключения в "Матросской тишине" накануне презентации по случаю открытия банка "Шарк" и был весьма рад, что сразу попал в поле зрения журналистов и телерепортеров. Как человек суеверный и верящий в свою счастливую звезду, он посчитал это удачной приметой, особым знаком судьбы. Да и как не считать себя везучим, если выскользнул из рук Камалова, избежал "высшей меры". Удача удачей, счастье счастьем, а выходило, что карьеру придется вновь начинать едва ли не с нуля. Вроде бы недолго пробыл он под стражей, а какие изменения произошли в стране, особенно после августовского путча, который, на его взгляд, следовало бы назвать форосским фарсом. Главным результатом форосских событий явился роспуск Коммунистической партии, причем не под воздействием внешних сил, а лично ее генеральным секретарем. Такое ни один астролог или колдун не додумался бы предсказать, хотя развелось сегодня новых нострадамусов десятки тысяч. Многие еще не осознавали, что это значит для огромной страны, а Сенатор ликовал уже в тот час, когда узнал новость века,-- сей факт знаменовал крах единого государства, последней мощной империи на земле. Генсек лишил великую державу позвоночника, станового хребта -- идеологии, на которой она держалась от океана до океана. Все были повязаны общностью коммунистической идеи: латыш и чукча, узбек и казах, украинец и русский, молдаванин и еврей, армянин и азербайджанец, грузин и осетин, даже если они и не хотели жить в одном доме, есть из единого котла, молиться единому богу. Отныне, в связи с упразднением КПСС, каждый волен был выбирать свой путь, какой ему заблагорассудится, никто никому не указ. Какой гениальный ход -- развалить руководящую партию в однопартийной стране руками ее генерального секретаря! Подобное не могло прийти на ум даже самым изощренным врагам социализма. На борьбу с партией у них всегда имелись в запасе миллиарды, а тут вдруг такое, да еще бесплатно! Знали бы коммунисты, кого они так дружно, единогласно избирали своим вожаком на XXVII съезде КПСС! Вот поистине трюк, достойный истории. Едва ли какое событие XX века может сравниться с "подвигом" последнего генсека коммунистов. -- Ай да Миша! -- часто говаривали в "Матросской тишине" в те сентябрьские дни девяносто первого года. Но Сухроб Ахмедович жалел не КПСС, в которой, конечно, состоял как всякий уважающий себя человек на Востоке. Ему было жаль, что в такой исторический момент он оказался в тюрьме, да еще на чужой территории, за границей. Ведь он вместе с ханом Акмалем давно мечтал избавиться от диктата Москвы и в перестройке первым увидел такой реальный шанс. Это же ему принадлежат слова: "Доедем на трамвае перестройки куда нам надо, а там или соскочим на ходу, или сорвем стоп-кран". А оказалось, не надо ни прыгать на ходу, ни тормозить огромный состав,-- свобода вдруг досталась бесплатно, без боя. Москва сама преподнесла суверенитет всем республикам на блюдечке с голубой каемочкой. А они оба с ханом Акмалем, те, кто должен был принять это блюдечко из рук в руки, оказались в этот момент за решеткой. Как тут не взвыть от досады? Хотя и радоваться надо, и Горбачеву большой "рахмат", конечно, стоит сказать, да и чапан золотошвейный не грех преподнести. Без его деяний власть Кремля еще долго бы простиралась от Москвы до самых до окраин... А долгожданное блюдечко с голубой каемочкой перехватили другие и спешат закрепиться, пока люди, сметенные вихрем перестройки, опять же благодаря Горбачеву, не опомнились и не потребовали свои теплые места обратно. А кто сегодня дорвется до власти -- тот уже не отдаст ее многие годы, а может, даже никогда. Новые демократы, чтобы прийти к власти, обещают рай на земле, а свободы такие, что и Западу не снились. А на самом деле, чует его сердце, народу коммунистическая диктатура, власть номенклатуры вскоре покажется верхом свободы и демократии в сравнении с тем, что готовят ему новые режимы. Это уже видно по "цивилизованной" Прибалтике,-- там ныне такая дискриминация прав человека, на которую ни Пиночет, ни Салазар, ни Сталин не отважились. Но сенатора не волновали ни коммунистические идеи, ни идеи "демокр