СССР". На территории пишущей братии, примыкавшей к владениям Волошина, располагался дивный сад, заложенный самим основателем того, что называется теперь Коктебелем. В писательском же парке, недалеко от центрального входа с набережной, они вдруг наткнулись на бюст Ленина из розового ноздреватого камня здешних мест. Ленинская голова на мощной шее покоилась на высоком, хорошо отполированном гранитном постаменте, и оттого скульптурная композиция смотрелась авангардистски, в духе времени, не украшала, но и не портила пейзаж. Так к ней, видимо, и относились отдыхающие, сновавшие взад и вперед и не видевшие опального вождя в упор. Гости с Кавказа внимательно осмотрели памятник, обойдя его не раз со всех сторон. Один из парней, которого звали Алиханом, он все-таки был старшим по рангу, сказал брату: -- Аслан, покупаем вместе с Лениным, хорошая работа... профессиональная. На что тот, не раздумывая, ответил: -- Согласен. Правда, придется подыскать ей другое место. А может, установим ее в холле казино... -- И оба от души рассмеялись. Коктебельская бухта находится в сухой, засушливой части Крыма, как выражался ее прародитель -- в "киммерийской степи", и потому писательский сад -- самое большое насаждение в поселке, главная его жемчужина, любимый оазис. Рукотворный парк был разбит в начале века по всем правилам ландшафтной архитектуры, и со временем обрел еще большую ценность. Кипарисовые аллеи, выходившие к некогда дивному фонтану, окружали кольцом посадки редких даже и для Крыма кустов и деревьев. Правда, за последние годы пришли в полное запустение роскошные кактусовые плантации, где еще в недавнем прошлом на радость отдыхающим цвело около сотни разных видов кактусов. Буйная зелень и ухоженность сада скрывали убожество хаотично разбросанных в парке коттеджей и строений барачного типа, возведенных еще в пору расцвета нэпа и чуть позже, в предвоенные тридцатые годы, для отдыхающих и обслуги. -- Будем сносить... И это... И это тоже... -- уверенно говорили молодые люди, оглядывая мельком встречавшиеся на их пути здания, не представлявшие, по их разумению, никакого интереса. -- А как же с памятью писателей? Ведь тут бывали такие корифеи? -- опомнившись, спросил с заметным волнением Аслан. -- Да, помню, -- ответил задумчиво Алихан. -- Я об этом размышлял, и не раз. Если мы станем владель-цами этого исторического места, мы должны увязать настоящее с прошлым, иначе нас никто не поймет, посчитают за варваров или дикарей. Представляешь: на огромную гранитную панель, как на Стене Плача в Иерусалиме, нанесем литой бронзой имена всех выдающихся деятелей литературы и искусства, бывавших в Коктебеле, -- ведь здесь любили проводить время не только писатели... Можно бы, конечно, и чистым золотом отбить фамилии, вошедшие в историю, да жаль, они долго не продержатся... Сопрут, обязательно сопрут. -- А может, стены ресторанов, казино, холлов гостиниц, которые мы тут понастроим, оформим специально выполненными шелковыми обоями, с портретами знаменитостей, а? Теперь это не проблема. -- Слушай, брат, что мы мучаемся? Есть идея, а остальное доработают дизайнеры. До слуха братьев донеслись звуки ударов по туго летящим мячам -- видимо, поблизости, за поворотом, за зарослями можжевельника, находился корт. Здесь, на огромной площадке со свежим резино-битумным покрытием, можно было проводить даже турниры. -- Один корт для Коктебеля явно маловато, -- сказал Алихан. -- Но есть возможность расширить его, и влево, и вправо, -- подвел итог осмотра Аслан. К теннису они были равнодушны, но знали его цену и притягательность, особенно в нынешнее время, когда вся президентская рать уделяет теннису куда больше внимания, чем государственным делам. И глядя на иных толстопузых игроков, простым смертным, наверное, приходит на ум русская пословица: ...идет, как корове седло, -- это о престижных ракетках и экипировке "Вильсон", "Данлоп", "Хед", "Адидас". Стандарты жизни задают первые лица, а челядь готова восторгаться и поддерживать любые ее увлечения, даже если завтра это будут тараканьи бега. Опять же по народному определению: каков поп, таков и приход. От теннисного корта вела в глубь территории удивительно ухоженная дубовая аллея, и братья, не сговариваясь, пошли по ней. На первой же пересекающей дорогу тропинке, слева, чуть в глубине парка, они увидели что-то наподобие сказочного замка, выстроенного в виде круглой башни с островерхим шпилем, с высоким каменным крыльцом в восемь ступенек. Окна-бойницы замка были распахнуты настежь, и в узких овальных проемах ветерок пузырил розовые занавески -- уютом, теплом, надежностью веяло от его толстых краснокирпичных стен, и тихая музыка зазывающе лилась сквозь шуршащие шелковые шторы. Впрочем, тут же, у входа, стояли три белых шатрообразных модуля, с набором легкой пластиковой мебели. Народ еще спешил после сиесты на пляж, и оттого столики пустовали. Братья решили заглянуть внутрь, ибо успели разглядеть и вывеску: "Чайная, фитобар". Зал, разделенный надвое изящной резной перегородкой из светлой некрашеной вишни, удивил их простором и неожиданной прохладой -- явно благодаря толстым, почти крепостным стенам. В большей половине помещения, в углу, зиял темно-красным зевом из жаропрочного кирпича давно не топившийся камин. Но сложенные в глубине топки на колосниках хорошо просушенные дрова словно ждали слякотного дня. Молодые люди ощутили, как, должно быть, уютно в этих стенах промозглой осенью, когда море сутками штормит, а вокруг -- сырость, туман, дожди. А еще уютнее, наверное, тут долгими зимними вечерами, когда над замерзшим заливом валит снег и море, потерявшее берега, видится степью и кажется, что вот-вот из снежной пелены выскочит тройка с бубенцами. Тут же, у стены, рядом с камином, старый концертный "Бехштейн" дожидался окончания пляжного сезона, когда у пляшущего за решеткой огня будет царить другая жизнь и люди станут неспешно коротать вечера в тихой чайной. Пока они разглядывали развешанные по стенам картины -- наверняка дар художников, давно облюбовавших Коктебель как душевную обитель, -- из подсобки появилась хозяйка заведения, видимо, не ожидавшая столь ранних посетителей. -- Какая уютная у вас обстановка! Не ожидали, -- выразили свой восторг неурочные посетители после приветствия. Хозяйка фитобара, средних лет приятная женщина, в высоком белом кокошнике на манер буфетчиц из пятидесятых годов, уже привыкшая к похвалам, но все же польщенная произведенным эффектом, мило, по-домашнему сказала: -- Мы всегда гостям рады. Милости просим, чем богаты, тем и рады... -- и кивнула на стойку, куда успела выставить вазы с конфетами, мармеладом, печеньем, пирожными, свежей выпечкой. Но в глаза гостям прежде всего бросился огромный, трехведерный, надраенный до блеска медный самовар, уже кипевший в глубине буфета. Наслаждаясь произведенным впечатлением, хозяйка предложила: -- Какой вам чай подать: зеленый, черный? Индийский, цейлонский, краснодарский? С мятой, душицей, чабрецом, иван-чаем, девясилом... -- Сдаемся... -- умоляюще подняли руки молодые люди. -- Два чайника, один с черным чаем, другой -- с зеленым и с добавками -- на ваш вкус. Они заняли столик рядом с камином, откуда хорошо просматривалась входная дверь... Два чайника братья одолели быстро -- на Кавказе чай любят не меньше, чем в Англии. Парни повторили заказ, но на этот раз попросили принести чай, настоянный только на крымских травах. Едва им были поданы новые чайники, в зале появился первый посетитель -- молодой, коротко стриженный, накачанный парень в традиционном на отдыхе спортивном костюме. Он неторопливо зашел за буфетную стойку и заглянул в подсобку, где хозяйка продолжала готовиться к вечернему наплыву клиентов. Кавказцы у камина приняли парня если не за сына, то за родственника хозяйки, тем более что, уходя, "качок" прихватил с витрины роскошную коробку конфет. Гости пили чай, с интересом рассматривали убранство чайханы -- одна икебана на столах чего стоила, -- единодушно решив, что если приберут к рукам писательскую собственность, то чайную оставят, и обязательно вместе с хозяйкой. Чувствовалось, что чистотой, ухоженностью, домашним комфортом заведение обязано только ей. Но через полчаса, когда хозяйка подошла к столу, чтобы забрать пустые чашки, молодые люди поразились перемене, произошедшей с ней: такой испуганной, затравленной предстала она перед ними. -- Что с вами случилось? -- поинтересовался один из братьев. Женщина обреченно махнула рукой, пугливо глянув на входную дверь: -- Рэкет. Бандиты поганые житья не дают. Творят, что хотят, управы на них нет. -- А милиция? -- поинтересовался Алихан, хотя и знал, каков будет ответ, но он пытался втянуть испуганную хозяйку в разговор. -- Да они одна банда и есть. Разве милиция не знает, что этот бугай Ион всем поперек горла в поселке, мешка картошки не продашь, чтобы не поделиться с ним. -- А что, шашлычники с набережной, татары, тоже платят Иону дань? -- уже заинтересованно спросил Аслан. -- Эти... с набережной -- у них еще несколько точек на причале, -- не платят точно. Их пятеро братьев, еще племянников целая футбольная команда, они им помогают, да и крепких мужиков со стороны жен хватает. Но главное, один из них, Осман, отчаянный парень -- у него на работе под рукой всегда метровая арматура, раскроит голову любому не задумываясь. Наезжать и на них наезжали, в прошлом году три-четыре крупные драки произошли и на набережной, и на базаре, но после того, как во двор Бессарабу, так по-воровскому кличут Иона, закинули отрезанную голову его ближайшего подручного Ткачука, по кличке Кувалда, шашлычников стали обходить, надолго ли -- не знаю. А вот остальные люди, даже те, что сидят с ведром вишни или черешни, или с домашними пирожками, или с мешочком семечек у магазинов или на перекрестках улиц, и те, что носят вареную кукурузу по пляжам... Все платят со своих грошовых заработков, особенно те, кто торгует на базарах с прилавков. Чую, добром это не кончится... -- А власти? Ну есть же здесь хоть какая-то власть? -- Да что власть, она что в Москве, что в Киеве, что в Симферополе... Ей преступность нужна, она ей на руку во все времена: народ в страхе держать... -- Сколько же они с вас требуют? -- спросил сразу потерявший курортную беспечность Алихан. Он чувствовал, что женщина от бессилия безысходности готова разрыдаться. -- Даже и произнести страшно. Тысяча долларов за сезон, но это весь мой заработок за лето, как бы я ни крутилась. Курортный сезон-то у нас от силы четыре-пять месяцев, а остальное время большинство здесь сидят без работы, без пособий. А у меня дочь в Симферополе в мединституте учится и зять студент, просто не знаю, как жить дальше, -- вздохнула она горестно. -- Я ведь в этой чайной, считай, всю жизнь работаю, никогда такого беспредела не было. -- Понизив голос, она обреченно сказала: -- Я триста долларов скопила, отдала Бессарабу на прошлой неделе, а он сегодня опять, поганец, заявился, требует остальное. Никаких объяснений и слушать не хочет, говорит -- займи, иначе спалим. За столом на миг повисло тягостное молчание, но Алихан вдруг весело сказал: -- Не горюйте, придется нам вас выручить, уж больно по душе ваше заведение, да и чай такой вкусный пили первый раз в жизни. -- Достав из нагрудного кармана тяжелое портмоне, блеснувшее хорошо отполированной кожей и золотой монограммой, он вынул три сотенные долларовые купюры и, протягивая их онемевшей хозяйке, улыбнулся: -- Отдайте и работайте спокойно. А это вам за чай и на память о нас, -- и прибавил еще одну такую же бумажку. Чувствуя, что обалдевшая женщина еще долго будет приходить в себя, они молча откланялись и покинули зал. Как только они вернулись на знакомую дубовую аллею, Аслан, увидев скамейку, предложил: -- Ну-ка присядем, обсудим ситуацию. Вот так тихое, провинциальное местечко! Неужели придется делить власть со шпаной? -- Ну уж нет. Нам нужен второй Лас-Вегас или Монте-Карло -- придется вывести преступность подчистую, хорошо бы во всем Крыму. Ты же знаешь, богатые люди не любят опасных мест. Ведь еще от силы год, два -- и все будет иметь своих новых хозяев. Этот уголок Крыма станет нашим, для этого денег у нас достаточно... -- Ну да, станок Тоглара работает круглосуточно, -- согласился Аслан. Они помолчали. Сколько раз они уже обсуждали все перипетии, которые случились с их родиной. Еще в перестройку умные люди поняли сразу, что страна не имеет хозяина. Вот тогда ребята с гор впервые появились в Москве всерьез, и столица сразу почувствовала властную руку новых хозяев. Уже на следующий год московские воры Япончик, Монгол, Захар, Слива, Расписной, Отарик пригласили кавказских абреков на сходку, чтобы мирно разделить Москву на сферы влияния, причем чеченцам предлагалось право выбора, а остальное, что останется, доставалось славянам, грузинам, армянам и прочим кланам. Но Хоза, Лечи, Азамат, Султан Даудов, уже тогда называвшийся Балашихинским, ибо он единственный из всех соплеменников был коронован самим Бриллиантом, и старший брат Алихана Гелисхан сказали гонцам: мы не признаем воровских законов, Москва принадлежит нам, мы не собираемся ее ни с кем делить и всегда заберем то, что посчитаем нужным. -- Так поступим и в Крыму, -- подытожил Алихан. -- Кому предложим покинуть полуостров, кому порекомендуем завязать, а того, кто не согласится с нашей волей и не подчинится нашим законам, будем уничтожать сразу и повсеместно -- в два-три дня. Аслан невольно поежился, и брат, усмехнувшись, хлопнул его по плечу: -- Не волнуйся, сами руки пачкать не будем, привезем киллеров, сколько понадобится для акции, из Москвы, оплатим аккордно, благо, станок Тоглара выдержит и это... А народ хочет жить и работать спокойно, ты же сейчас слышал об этом. Мы дадим ему долгожданный покой и безопасные улицы, а работать они будут, прямо или косвенно, на нашу империю, и чем счастливее и богаче здесь заживут люди, тем охотнее потянутся в наши владения толстосумы. -- Молодец, Борз! -- восхитился Аслан, впервые обратившись к брату по прозвищу. -- Ты все верно рассчитал! 2 Жара окончательно спала, с пляжей медленно потянулся народ, Коктебель вступал в вечернюю пору. Легкие сиреневые сумерки как бы струились с Карадага и окутывали волшебной пеленой вытянувшийся вдоль бухты поселок. В разросшемся парке на дубовой аллее было темнее, чем на открытых пространствах; раньше в этот час включали многочисленные садовые огни, и парк в ночи, особенно с моря, с прогулочных катеров, полыхал огнями, но теперь на Украине энергетический голод, и фонари не всегда горят даже на набережной. Программа пребывания здесь была у братьев сжата до предела, но главное они успели осмотреть и даже переговорили в первой половине дня с руководством санатория "Голубой залив", турбазы "Приморье", с директором Дома творчества, посетили и главу администрации поселка -- все предприятия на побережье сидели "на картотеке" с начала года, они уже давно были банкротами, только никто не хотел брать на себя ответственность объявить их таковыми. Впрочем, у Украины до Коктебеля руки попросту не доходили. Отправляясь в Крым, братья запаслись одним страховочным адресом в Коктебеле, куда всегда могли обратиться за помощью, советом, транспортом. Человек этот некогда в лагере стал обязан жизнью Гелисхану, старшему брату Алихана, и на него они могли рассчитывать -- тюремное братство дорогого стоит. Еще когда начали расцветать кооперативы, сокамерник Гелисхана, не лишенный предпринимательской жилки, быстро поднялся, открыв на побережье свой ресторан "У Хромого черта". Вот это заведение они и собирались посетить, поужинать и со стороны на всякий случай приглядеться к хозяину. Первый же отдыхающий, у которого они расспросили, как пройти к ресторану, оказался разговорчивым и попутно сообщил, что всего две недели назад, ночью, его пытались взорвать, но больше наделали шуму. -- Тем более, -- сказал Алихан, -- надо побывать там, осмотреться, и все такое прочее... Ресторан приютился на окраине набережной и выглядел явно летним, крытой являлась лишь та часть его, где находились буфет и кухня, а зал для гостей располагался под открытым небом. Оглядев его, Аслан заметил, что ему больше подошло бы название "Под звездами Киммерии". Да и на ресторан заведение тянуло с натяжкой; харчевня, кабак -- это определение подходило больше. Свежевыложенная печь, вокруг которой суетились повара и официанты, напоминала о недавнем ночном взрыве. Свободных столиков внутри ограды оказалось достаточно, ужинали всего три-четыре пары, и братья выбрали место с хорошим обзором, откуда была видна и часть набережной со входом. Официанта долго ждать не пришлось. Но на вопрос о меню он сожалеюще развел руками и с улыбкой ответил: "Не держим", чем почему-то расположил гостей. Он по-свойски сказал: -- Сегодня с Азова привезли здоровенного осетра, живого. Рекомендую рыбную солянку с головизной, осетрину на вертеле, заливное из нее же, по-русски, на закуску, а к ней икры зернистой свежайшего посола, можно и жаренную на скаре рыбу добавить, не часто нам такая добыча перепадает -- рыбнадзор и милиция лютуют, так что вам повезло. Гости с удовольствием согласились, но от вина или шампанского, предложенного словоохотливым парнем, напрочь отказались, чем несказанно его огорчили. Когда они уже заканчивали ужинать, Алихан неожиданно встрепенулся: он первым увидел появившегося в дверях "У Хромого черта" Бессараба. Ион был не один, рядом с ним шла ярко крашенная блондинка с длинной ментоловой сигаретой во рту и роскошной коробкой конфет под мышкой, той самой, что Бессараб унес из чайной, а сзади -- двое его дружков в таких же китайских псевдоадидасах, как и вожак. К тому времени ресторан уже заполнился, и свободным оставался лишь сдвоенный стол без скатерти в дальнем углу, за спиной у кавказцев. Туда компания и прошла, шумно обмениваясь репликами с официантами -- видимо, они тут слыли завсегдатаями. Алихан, поняв, какой стол займут вошедшие, быстренько пересел на другое место и теперь хорошо видел перед собой бесцеремонно рассаживающуюся компанию. Официант оказался довольно-таки ловким малым, обслуживал быстро, видимо, неумех в "Хромом черте" не держали, да и повар зря деньги не получал. Видя, что трапеза подходит к концу, официант, опять же на свое усмотрение, принес большую закопченную медную турку с кофе. -- Вот, в горячем песочке из Тихой бухты готовим, с пеночкой, -- прокомментировал он, разливая в чашки дымящийся ароматный кофе. Но Алихан ничего этого не видел и не слышал, мысли его почему-то кружились возле Бессараба и его компании, и, когда они остались одни, сказал на своем языке брату: -- Аслан, пожалуйста, достань аппаратуру, мне почему-то захотелось узнать, о чем они там говорят, за столом у Бессараба. -- Зачем? -- пожал плечами Аслан. -- Знаешь, что-то внутри говорит мне, что на них надо обратить внимание, от Бессараба явно исходит опасность. Я верю в свою интуицию, достань... -- Мистика, -- усмехнулся Аслан, -- мы ему не по зубам, даже в рукопашной, -- но все же достал из пухлой кожаной визитки, что носил днем на запястье левой руки, нечто очень похожее на плейер с наушни-ками. В Крыму на пляже каждый второй с подобной штукой лежит... Алихан, надев наушники, вытащил сбоку у "плейера" небольшой микрофон высочайшей чувствительности и направил его в угол ресторана, где сидели местные рэкетиры с крашеной блондинкой. Минуту-другую он крутил одной рукой прибор на столешнице, видимо вылавливая нужный ему разговор, а во второй руке держал чашку с кофе, и вряд ли кому-нибудь из сидевших рядом могла прийти в голову мысль о том, что рядом идет серьезная и опасная работа. Найдя необходимое, Алихан поправил наушники, откинулся на спинку стула и как завзятый меломан начал отбивать пальцами неслышную дробь. Аслан понял, что Борз вклинился в нужный разговор. Вдруг чашка с кофе в руке Алихана застыла, и он поспешил поставить ее на стол. Аслан внезапно увидел, как брат неожиданно начал меняться в лице, а ведь Алихана всегда отличали выдержка и хладнокровие, оттого он и имел кличку Волк. -- Что случилось, Борз? -- спросил с тревогой, опять же на своем языке, Аслан, но тот жестом показал -- помолчи. Минуты через три уже пришедший в себя Алихан неторопливо снял наушники и потянулся к остывшему кофе. Аслан не торопил брата, хотя ему и не терпелось узнать, что же заставило Борза побледнеть. Допив кофе, Алихан жестом подозвал официанта и так же, как шашлычнику, подал стодолларовую купюру, но этот насчет сдачи и не заикнулся, хотя склонился в благодарном полупоклоне, и услужливо проводил до выхода. Как только они оказались на темной набережной, Алихан процедил: -- Пошли скорее отсюда подальше, меня так и тянет вернуться и расстрелять их в упор. -- Успокойся, Борз, и объясни, что случилось... -- Аслан обнял брата за плечи. -- Эти крысы затеяли такое отвратительное дело, что на нас ляжет грех, если мы не вмешаемся. Бессараб рассказывал подельщикам, что придумал гениальный план, как разбогатеть за несколько часов. Он уже и дату назначил -- последнюю субботу августа. В этот день, на рассвете, в степи, километров за триста от Ялты, точное место он не назвал, он пустит под откос скорый, фирменный поезд "Крым". -- Зачем? -- простодушно удивился Аслан. -- Кто же заплатит за это большие деньги? Тут скорее большим сроком пахнет -- диверсия как-никак... -- То, что задумал Бессараб, никому в голову не придет... Он утверждает -- впрочем, в этом он прав, -- что самые богатые люди, клиенты валютного гостиничного комплекса "Ялта" и других престижных санаториев, приезжают в Крым только на бархатный сезон, в конце августа, и чаще всего экспрессом "Крым". Так вот, он решил в подходящем для операции месте расшить пути, поснимать в стыках накладки. Экспресс войдет на скорости в кривую и на небольшом подъеме -- а таких мест, сам знаешь, в крымской степи хоть отбавляй -- и, не успев погасить скорость, свалится под откос. Вот тут они, не мешкая, выскочат из укрытия и начнут шмонать купейные и мягкие вагоны, все, что добудут, покидают в грузовики, и были таковы! Он надеется не на одну сотню упакованных к отъезду роскошных чемоданов. Мол, баксов в них, дорогой одежды, кинокамер, фотоаппаратов, золота -- на миллионы. А ты говоришь, кто заплатит... Вот такой нынче у крыс-беспредельщиков бизнес. -- И Алихан грязно, по-русски, выругался, что с ним случалось крайне редко. -- Мерзавец, он все верно рассчитал: пока наша не-расторопная власть появится на месте крушения, они ус-пеют развезти добро по укромным местам и припрятать. Плевать, что погибнут сотни людей, кому до этого дело! Важны лишь их чемоданы. Подельщики план одобрили и ударили по рукам, и девица тоже выразила желание участвовать, оговорила, что лучшие украшения и наряды достанутся ей. -- У, крысы вонючие... -- выругался Аслан. -- Ты прав, теперь и мы берем грех на душу, Всевышний не простит нам, если мы это не предотвратим. -- А я о чем? -- загорелся Борз. -- Давай подкараулим сегодня ночью Бессараба и... -- Он сделал решительный жест. -- И народ в поселке вздохнет спокойнее, и сотни невинных людей спасем от мучительной смерти. -- Верно ты говоришь, не по-мужски оставлять такого изверга живым, зная его планы, западло, как выразился бы Гелисхан. Но у нас свое задание, ты же знаешь... нам строго приказано избегать уголовщины -- на это есть другие люди. -- Что же делать? -- растерянно спросил Алихан, прекрасно сознавая, о чем говорил брат. Он и сам жестко требовал от подчиненных точного исполнения приказов, впрочем, эта черта -- исполнительность и обязательность -- отличала его народ от многих других. Они вышли к пятачку возле Дома писателей на набережной, где гуляющих заметно прибавилось, и Аслан вновь перешел на родной язык: -- Ты говорил, если понадобится, мы вызовем в Крым киллеров из Москвы. Придется сделать это завтра же. Из аэропорта в Симферополе позвоним нашим людям в столицу, и пусть срочно пришлют парочку профессионалов, тех, что раньше служили в МВД или КГБ, -- эти волчары дело знают туго, доводят до конца без жалости. Приметы Бессараба описать несложно и отыскать его еще проще, а оплату по высшей таксе берем на себя. Разве это не лучший выход? Тем более что до назначенной субботы у нас ровно десять дней. -- Да, ты и на этот раз оказался мудрее, брат. И хоть как-то не по-мужски перекладывать богоугодное дело на других, я все же согласен с тобой -- негоже пороть горячку... -- Вот и прекрасно, -- обрадовался Аслан. -- У нас осталось еще одно дело -- посетить знаменитое казино в Коктебеле и проиграть тысяч десять -- двадцать, не меньше. Запустить "голубков", как выражается наш гениальный пленник Тоглар, -- пусть полетают и в Крыму. Правда, как нам подсказали, крутая публика собирается там к полуночи, тогда только начинается настоящая игра. -- Наверное, и нам следует заявиться одновременно с теми, кто привык играть по-крупному, -- не то спросил, не то предложил Борз. -- Разумеется, нечего нам светиться раньше времени. Придем ровно в полночь, с курантами, как Германн в "Пиковой даме". А сейчас, если ты не возражаешь, давай дойдем до пирса -- это как раз напротив ночного клуба и казино -- и поедем на двухчасовую прогулку в открытом море, последнюю на сегодня. Слышишь, объявляют об этом по радио с прогулочного теплохода? Подышим морским воздухом, мы с тобой, считай, уже забыли его запахи, да и днем понежиться на пляже не удалось... -- И они торопливо направились к це-почке ярких огней, обозначавших причал. Ближе к полуночи, когда прогулочный теплоход вынырнул из темноты Сердоликовой бухты на простор Коктебельского залива, поселок уже погрузился в кромешную тьму южной ночи, и лишь редкие светящиеся окна давали знать о человеческом жилье да здравницах на берегу. Вдруг чуть правее темнеющего жилого массива ярко вспыхнули огни, зазывно заплясала неоновым светом реклама, словно мираж ненашенской жизни возник в вязкой киммерийской ночи. И кто-то у борта, рядом с братьями, обращаясь к своей компании, со знанием и азартом сказал: -- Казино врубило огни. Фейерверка только не хватает, ей-богу. Может, заглянем к ним в бар? -- Но дружки вяло отреагировали на приглашение. Даже причал, не считая сигнальных огней, встретил их темнотой, безмолвием, ночной прохладой -- чувствовалось, что праздник кончился, и припозднившиеся отдыхающие с теплохода расходились молча, по-чему-то перейдя на шепот, зябко кутаясь кто во что попало. Почти последними сошли с кормы и кавказцы, но не в пример остальным они выглядели бодрыми, отдохнувшими. Пришла пора окунуться в разгульную светскую жизнь -- после ноля часов, как любил выражаться Борз. 3 Рекламные сполохи огней с моря выглядели куда эффектнее, наряднее, праздничнее, чем вблизи. Рядом они показались ярмарочными, балаганными, лишенными всякого вкуса. В метровой неоновой вывеске "Казино" не включалась буква "К", и надпись выглядела курьезно. Первый этаж бывшего ресторана "Эллада" занимал ночной клуб "Серж", названный, видимо, в честь владельца заведения, там имелся небольшой, на пять столиков ресторан и играл джаз -- квинтет, приглашенный на лето из Харькова. Ни оркестр, рекомендованный как вполне приличный, ни ресторан с браконьерской севрюгой не интересовали братьев, и они сразу поднялись на второй этаж, в то самое "...азино". Еще по дороге с причала они заметили нарастающее оживление по мере приближения к злачному месту. Когда прогулочный теплоход швартовался, братья обратили внимание, что с противоположной стороны пирса подчалил скоростной катер из Феодосии, и, судя по репликам и респектабельной одежде пассажиров, эти люди приехали специально в казино. Хорошо освещенная платная стоянка перед ночным клубом оказалась на треть заставлена роскошными иномарками, встречались среди них и дорогие кабриолеты с откидным верхом, изумительных расцветок. Судя по всему, азартные игроки уже давно заняли свои излюбленные места на втором этаже. Так оно и было. В огромном зале, в торце которого находился бар, располагались два больших стола для игры в рулетку, они словно делили помещение на сектора. В промежутках между ними и баром, в четырех местах у стоек, в высоких креслах сидели игроки в блэкджек -- карточной игры, очень похожей на распространенное в быту "очко". Хотя наверняка где-то мягко стрекотал кондиционер и работала вытяжная вентиляция, в зале висел густой табачный дым -- отличительная черта всех наших ночных заведений. На Западе, где идет настоящая борьба за здоровый образ жизни, давно существуют и рестораны, и казино, и ночные клубы для некурящих. Некурящие братья переглянулись, невольно поморщившись, но выбора не было, и они неспешно обошли зал, присматриваясь. Сразу стало ясно, что столы для рулетки, стойки для игры в блэкджек и многое другое поставила английская фирма "Эдванс" -- скоро они увидели и ее товарный знак. Подобное оборудование, просторные кожаные диваны и кресла с высокой спинкой, обтянутой хорошо выделанной кожей северного оленя из Гренландии, они не раз встречали в Европе. В игорном бизнесе действуют жесткие стандарты, не отступили от них и здесь. У столов для игры в рулетку свободных мест не было, ставки делали из-за спины сидевших вокруг столешницы, крытой особым зеленым сукном, -- ситуация, наиболее любимая крупье: когда у игроков нет возможности спокойно анализировать варианты. Но при желании возможность сыграть предоставлялась: одни отходили, другие подходили, но занявшие кресла завсегдатаи своих мест не покидали. Попытать удачу в блэкджек оказывалось легче, там игроки за стойкой ме-нялись куда чаще, чем за рулеткой. Игра в разных концах зала уже набрала обороты, и фишки оценивались в десять долларов. Раздавались голоса, предлагавшие перейти на стодолларовую отметку и объединиться за одним из столов, но достаточного количества желающих не набиралось -- такая сумма не по карману даже многим, разъезжающим на "мерседесах". За одним из карточных столов играли уже по-круп-ному, и братья заняли первые освободившиеся места. К удивлению банкомета, они сразу увеличили и без того высокие ставки, и что еще удивительнее, Борз выиграл восемь ставок подряд, а Аслан -- четыре. Через час они оставили везучий стол, отойдя к бару с солидной суммой. В зале волной прошелестело: крупный выигрыш... крупный выигрыш... С этого мгновения и до последних минут пребывания в казино кавказцы были в поле зрения администрации, игроков и просто завсегдатаев престижного клуба. За стойкой бара они тоже долго не задержались: выпили по чашке кофе-капуччино и бокалу местной минеральной воды "Алушта", отказавшись, к огорчению бармена, и от экзотических коктейлей, и от редких сортов виски, и от французского шампанского. Выигранную гору фишек банкомет пересыпал в аккуратную фирменную коробку казино и по просьбе Алихана перенес на один из столов для игры в рулетку, где она и дожидалась хозяев рядом с крупье. Заполненная до краев дорогими фишками, коробка привлекала внимание играющих, они, да и крупье тоже, понимали, что с появлением у этого стола везучих кавказцев игра пойдет по-крупному. Среди посетителей игорного зала находились гласные и негласные хозяева заведения. Они профессиональным взглядом фиксировали все происходящее вокруг и понимали, что сегодняшняя ночь складывается не в пользу казино, а тут назревал еще взлет ставок в рулетку. Поэтому, пока братья неторопливо пили кофе, в кабинете директора владельцы спешно инструктировали лучшего крупье. И впрямь, как только братья подошли к столу, крытому зеленым сукном, и попросили стоявших рядом передать коробку с фишками, тут же сменили крупье, но это вряд ли кому бросилось в глаза, игра к тому времени становилась все напряженнее и азартнее, а ставки все выше и выше. Свободных кресел у стола для братьев не нашлось, не удалось им даже встать рядом, так много оказалось желающих в этот вечер попытать счастья в рулетку, и они расположились через стол, напротив друг друга. Вероятно, эта неустроенность, отсутствие возможности собраться, сконцентрироваться, перекинуться парой слов или советом, записать и проанализировать выпавшие номера и цвет хотя бы за три-четыре хода, как поступают большинство завзятых игроков в рулетку, сказалась на игре и стоила им очень дорого. Через час на дне коробки перекатывалось всего с десяток фишек, проигранным оказался не только весь карточный куш, но и пять тысяч долларов кровных. Но в этот момент освободилось сразу два кресла рядышком, никто из стоявших рядом не стал на них претендовать, и крупье взглядом предложил кавказцам занять место у стола... К этому времени крупье совсем успокоился и условным сигналом попросил себе смену. Повеселевшие владельцы дали добро, их интересовали уже другие столы и другие игроки -- они были уверены, что фортуна на сегодня отвернулась от молодых людей в белых элегантных костюмах. Но через полчаса, когда один из хозяев, проходя мимо стола, увидел возле каждого из кавказцев по полной фирменной коробке фишек -- а уж он-то знал, на сколько они тянули, -- он мигом кинулся на первый этаж, в ночной клуб "Серж", куда отправился перевести дух самый опытный крупье казино. Но и смена крупье не спасала положения, фартовой выпала ночь для будущих хозяев Коктебеля. И только очень внимательный человек мог заметить, что молодые люди не испытывают особого восторга или хотя бы радости от неожиданно свалившейся удачи -- перед ними стояла иная задача: проиграть тысяч десять -- двадцать долларов, запустить "голубков" Тоглара и в Крыму. А опытный крупье, которому с трудом удавалось держаться невозмутимым, равнодушным к чужому выигрышу, все сгребал и сгребал в сторону бывших морских десантников длинной и изящной лопаточкой все новые и новые горы фишек. Неожиданно игра перешла за стодолларовую отметку, как настаивали в начале вечера самые азартные игроки, инициатива исходила от проигрывающих, да и администрация казино не возражала, она тоже несла ощутимые на глаз убытки и желала резко переменить ход событий. В первые полчаса игры по новым ставкам, казалось, тактика казино удалась, и госпожа удача переметнулась на другой край стола, где сидела одна молодящаяся дама в бриллиантовом колье и два крепких парня с тяжелыми золотыми цепями на коротких шеях, одетых не в привычный "Адидас", а в тонкие шелковые костюмы, наверняка от Версаче или Армани. Заметно повеселели и братья -- вроде начал сбываться их план. Когда крупье в очередной раз передвинул их солидную ставку к нервной даме со сбившимся на спине колье, Борз поднял лицо от зеленого сукна и оглядел сгрудившихся возле стола любопытных. Первый, кого он увидел, был Ион, Бессараб. Тот стоял с дружками, но уже без девицы, где-то во втором-третьем ряду столпившихся за креслами людей, и откровенно таился, не хотел попадаться им на глаза. Но деньги, азарт, витавший над залом, а особенно за этим столом, словно приковали его, и он задержался чуть дольше, чем следовало. Этого мгновения хватило Алихану, чтобы он понял: экспресс "Москва -- Симферополь" отошел у крыс пока на второй план и теперь они попытаются разыграть другую смертельную карту, на которой неожиданно оказалась их собственная с братом жизнь. О своей догадке Борз сразу не сказал Аслану, а продолжал делать ставки в прежнем ритме, уже обмозговывая действия Бессараба в ближайшие полчаса, как только они покинут казино. В эти минуты Алихан действовал механически, пригоршнями сыпал фишки наугад, но странно, лопаточка крупье из сандалового дерева в какие-то четверть часа вернула им все недавно утерянное. Пересыпая часть фишек в коробку Аслана, Борз сказал брату на родном языке: -- На входе нас будут поджидать знакомые из ресторана. Брат, не поднимая головы, ответил беспристрастно: -- Значит, Всевышний не хочет, чтобы мы перекладывали свои заботы на плечи других... -- и после небольшой паузы, делая крупную ставку на "чет" и "красное", добавил: -- Уйдем не позже, чем через полчаса, они не рассчитывают, что мы скоро покинем фартовый стол. В эти мгновения никто из них не предполагал, что игра закончится чуть раньше, и не только для них. Какие-то невидимые и неосознанные импульсы подсказали игрокам за столом, что кавказцы, задававшие весь вечер тон в казино, собираются уходить, и оттого ставки снова круто взмыли вверх. К тому же появилось еще несколько запоздавших любителей рулетки, которые без размышлений включились в сумасшедшую гонку. Теперь перед каждым запуском рулетки зеленое поле стола было сплошь заставлено разноцветными фишками -- такое обычно случается раз-два за вечер, а тут стало нормой. В один из таких моментов, когда все уже сделали ставки и звучало последнее предупреждение крупье, Алихан вдруг взял три полные коробки и бросил их на "зеро" -- ему не терпелось поскорее схлестнуться с поджидавшими их на улице бандитами. Зал затих, не понимая, почему кавказцы так легко отказываются от крупного выигрыша, ведь поставить на "зеро" -- все равно что потерять: желанный ноль иногда не выпадает неделями. Крупье, перед тем как запустить шарик, вопросительно глянул в сторону хозяев -- уж слишком высока была ставка для молодого заведения, при стодолларовой цене за фишку, но те кивком дали добро. А через секунду рев радости и отчаяния буквально взорвал продымленный зал -- выпало "зеро". Кто-то из владельцев тотчас объявил о закрытии и пригласил счастливчиков для расчета в кабинет директора. Пока один из управляющих обхаживал гостей, угощая их кофе и закусками из ресторана "Серж", другие спешно подсчитывали убытки -- к такому сокрушительному поражению они оказались не готовы ни финансово, ни морально. Минут через двадцать в кабинет, где шла пустопорожняя светская беседа об игорных домах в Париже и Лондоне, Лас-Вегасе и Монте-Карло, ввалились все совладельцы рулетки: они могли выплатить только половину стопятидесятитысячного выигрыша, об остальной сумме следовало договориться мирно или придется закрывать казино. Когда братьям объявили, что владельцы не в состоянии выплатить весь выигрыш сразу, гости приняли это сообщение невозмутимо. Хозяева боялись иной реакции, предполагая, что за этими счастливчиками стоят непримиримые конкуренты. -- Какой вам нужен срок? -- спокойно спросил Алихан, он, как и хозяева, совсем не хотел, чтобы казино в Коктебеле закрылось. -- Две недели... -- подумав, ответил один из совладельцев и поспешно добавил: -- Мы готовы оставшуюся сумму доставить по вашему адресу. -- Спасибо, -- отрицательно покачал головой Алихан. -- Не стоит обременять себя особыми хлопотами, отнесите деньги хозяину ресторана "У Хромого черта", на набережной, а он знает, кому их передать, -- и встал, чтобы откланяться. -- Не нужна ли вам машина или сопровождающие для безопасности? Такие деньги в Крыму могут вскружить шальные головы, -- предложил один из явно теневых руководителей. -- И за это спасибо, но мы с удовольствием прогуляемся вдвоем... -- И братья, пожав протянутые на прощанье руки, поспешили к выходу. Когда они появились во дворе ночного клуба, то увидели опустевшую автостоянку. Роскошные кабриолеты разъехались, отплыл и катер на Феодосию, его сигнальные огни ещ