родителей и многочисленный род Татлянов от косых взглядов ФБР и ЦРУ. Везде, во всем мире, на предателей и на их родственников смотрят с подозрением и осуждением, это только в России зачитываются книгами изменников Суворова и Гордиевского и предоставляют им эфирное время в лучших телевизионных программах. В Америке подобные поступки называются своими именами. Поэтому он набрал на компьютере текст, который его хозяева рано или поздно снимут сами, если он не вернется. Этим он давал наколку, где может погибнуть, исполняя свой долг перед Америкой. Текст был предельно краток: "Не имея времени ни на обдумывание, ни на подготовку операции, вынужден немедленно отправиться в Чечню. Кажется, я вышел на подпольный монетный двор, где печатаются супербанкноты указанной вами серии, я держу пачку их в руках. Попытаюсь дать знать о себе с дороги или из Грозного. Пожелайте мне удачи. Норман". 5 Аргентинец, после того как доставил в Москву команду Самурая, вновь заехал к Тоглару, теперь уже на Кутузовский, домой, где они проанализировали итоги встречи в Переделкино и решили, что команда вполне профессиональная, имеет опыт, особенно сам Кольцов и его дружок Леха. Тут же они с Тогларом определили и срок похода -- 30 декабря, лучшего времени для проезда по трассе и для проникновения в Чечню не найти, но дату решили пока держать в секрете, чтобы не сбивать возникший у команды азарт -- до Нового года оставалось две недели. Лишь после этого Аргентинец отправился домой... Он так увлекся планами Тоглара, что совсем забыл про Македонского и, только войдя к себе в кабинет и увидев телефон, обреченно присел в кресло. Тупо глядя на аппарат, он просидел с полчаса, а затем все-таки набрал номер в гостинице "Украина". На другом конце, словно ждали результата, уверенный мужской голос сказал: -- Я вас слушаю... 6 Самурая, который активно подключился к подготовке операции, Тоглар через день вновь востребовал к себе. Хозяин подробно выспрашивал спецназовца, как обычно происходит захват банды в здании, штурм какого-нибудь притона или катрана, какие при этом применяют спецсредства, какое оружие наиболее удачно в коротких стычках, как упреждаются засады и даже как уничтожают собак, теперь они в каждом доме, особенно загородном. После двух дней таких дотошных бесед Тоглар вычертил Самураю план усадьбы за высоким кирпичным забором, где в виде буквы "П" располагалось приземистое одноэтажное строение, утопающее летом в прекрасном саду, затененное виноградником. В левом крыле жила чета престарелых хозяев дома, в середине и справа обитала постоянная охрана, а в подвале находился тот самый груз, который нужно было достать. Тоглар не сказал Самураю, что в подвале есть еще одна потайная дверь, которая ведет в тайную лабораторию и типографию, где он проработал ровно три года. Знал, что времени заглянуть в комнату, где он пережил звездные часы успеха, у него не будет, впрочем, ни ностальгии, ни любопытства он давно уже не испытывал. Тоглар знал этот двор гораздо лучше хозяев и часто менявшихся охранников, кроме одного -- Шамиля, внука владельцев дома, но тот больше доглядывал за хозяйством, чем за важным пленником. Помнил он каждое дерево в саду, грядку в огороде, не забыл, как зовут каждую из трех собак, выпускаемых на ночь, -- все три появились за год до побега, и Тоглар усиленно их прикармливал, приучал к себе и знал, где они любят прятаться в ненастную погоду. Помнил, в каких комнатах, у каких окон располагаются до утра охранники. Впрочем, после его побега, после того как перестала работать типография, возможно, и охрана уменьшилась. Но в том, что ее не сняли совсем, он не сомневался. Лабораторию перенести тоже не могли, слишком капитально она была сработана, кроме того, он успел перед тем, как бежать, спутать всю компьютерную программу печатания, бумага получалась путем кропотливого ручного труда, а пропорции и температурный режим знал только он. Готовую продукцию забирали регулярно, но тут же, в подвале, был замаскирован тайник, куда заложили пачки надолго. Как говорил Алихан, это неприкосновенный запас Чечни на случай войны. Вот на этот "госрезерв" Тоглар и рассчитывал, хотя сейчас его могли и ополовинить или опустошить совсем, но Тоглар верил в свой шанс, да и выбора у него другого не было. О своих сомнениях он Самураю, конечно, ничего не сказал. Поселок был небольшой, тысяч на пять жителей, но дома, усадьбы поражали воображение своей архитектурой, размерами, этажами. После бедной одноэтажной России с усеченными, в шесть соток, дворами, Константин Николаевич диву давался: как же так, ведь в одной стране жили, по одним законам? Чеченцы прекрасные строители, в шестидесятые -- семидесятые годы это они в основном обустроили целинные земли в Казахстане. Дом, где три года держали Тоглара в плену, стоял на углу -- фасадом выходил на улицу Ленина, а правым крылом, где находился подвал, на сквозной переулок. Это облегчало задачу команде Тоглара, уже напрашивались два варианта нападения. Вариантов добычи секретного груза майор Кольцов наработал шесть, но Тоглар все их забраковал, предложил обдумать их с ребятами вместе. С планом дома Самурай отправился в автомастерскую, где в отдельном закрытом боксе полным ходом переоборудовали машину для похода в Чечню. На месте оказался не только Леха, но и Картье, привезший широкие бескамерные шины известной английской фирмы "Томпсон", они придают автомобилю еще и устойчивость на крутых горных дорогах -- Неделин учел и это обстоятельство. В четыре дня, как заверял в Переделкино Картье, мастера никак не укладывались, и он попросил Германа доложить об этом Тоглару. -- Кому же достанется эта супермашина, когда мы вернемся? -- с интересом спросил Леха, уже влюбленный в нее. -- Зачем тебе спецмашина? -- рассмеялся Самурай. -- Людей пугать? -- Перекрашу под гражданский цвет, выкину этот контейнер, установлю мягкие сиденья, и летай на здоровье -- хоть с пассажирами, хоть с грузом! -- с жаром выложил свои прожекты Леха, похожий на горца и такой же азартный по части того, к чему прикипала его душа. Тогда Самурай вынул из кармана два плана усадьбы, вычерченные Тогларом на компьютере, и, протянув один из них Лехе, сказал: -- Вот план объекта... Если ты предложишь лучший вариант, как без шума и пыли вывезти отсюда груз, машина твоя! Я попрошу шефа об этом. -- Отдав другой чертеж Неделину, Кольцов сказал: -- Это, конечно, шутка, но надо продумать, как нам взять эту усадьбу, ведь у "чехов" на стволах глушителей нет, и, если они жахнут, нам тут же могут перекрыть выход -- самооборона у них отлажена не хуже, чем в Кремле. А что касается машины, Леха, раз она тебе глянулась, я поговорю с шефом, может, и получишь ее в подарок. Я был сегодня у него дома, мужик он не бедный и не жлоб. Но за лоха его держать не стоит -- сегодня он шесть моих вариантов отклонил, ценит жизнь, и свою, и нашу. Из автомастерской Самурай уехал вместе с Неделиным, они поужинали в ресторане Дома писателей, в Дубовом зале, где у Картье была назначена деловая встреча, занявшая минут десять, а уж потом Славик отвез его домой, в Солнцево, где он снимал однокомнатную квартиру. Время они даром не теряли, даже в ресторане за столом обсуждали все тот же план, над которым в эти же минуты ломал голову и Леха. Когда Самурай поднялся к себе пешком на пятый этаж -- лифт почему-то не работал третий день, -- дома его ждал сюрприз... Квартира была перевернута сверху донизу, даже кое-где вскрыты полы, вентиляционная отдушина в ванной вырвана с мясом -- рылись люди, знавшие толк в сыске. Герман сразу бросился к хозяйскому гардеробу -- он снимал квартиру вместе с мебелью, -- там висела кожаная куртка, а в кармане аванс, полученный от Тоглара. Куртка была на месте, деньги тоже. В первый миг он обрадовался, но, просчитав что к чему, насторожился. Было ясно, как день, что искали не деньги. Тогда что же? И тут его осенило... Кто-то, выкравший Гнома у Хавтана и расстрелявший при этом четверых, видимо, вычислил, что бумаги Шкабары могут быть у тех, кто его задерживал. И он оценил свою предусмотрительность. Бумаги Шкабары он не держал при себе, а давно отнес в дом к родителям, в Люберцы, чтобы они случайно не попали на глаза Леночке. Да, не только жестокий, но и неглупый человек, подумал Самурай о похитителе Гнома, ведь он догадался о том, до чего не могли додуматься ни Хавтан, ни следователь Самойлов. И Кольцов тут же решил, что если из Чечни он вернется с миллионом, то будет искать этого человека, перевернувшего вверх дном его квартиру, и войдет с ним в долю. "Вроде пошла светлая полоса в жизни", -- заключил Кольцов и отправился спать -- на завтра у него была назначена встреча с Тогларом, уже были готовы документы, и он должен был глянуть на них милицейским глазом. 7 Аргентинец тоже участвовал в подготовке похода в Чечню, был связным между троицей бывших спецназовцев и Тогларом, не раз заезжал в мастерскую, видел, как на глазах преображался неказистый, но надежный "УАЗ". И он отдал должное сметке своего друга -- с такой машиной можно идти на любое дело, ход придуман что надо. Правда, можно использовать этот трюк только раз -- засветишься основательно. Встречаясь с Тогларом почти каждый день, Городецкий думал: вот-вот представится случай, и он, прямо или косвенно, намекнет другу, что за ним будет хвост, и даже опишет "лендровер" Македонского. Но дни таяли, отбытие десанта в Чечню приближалось, а он так и не смог выбрать подходящий момент -- то одно мешало, то другое, но больше всего малодушие. Порою ему казалось, что все разрешится само собой... Он часто вспоминал погибшего Борю-киллера, вот когда снова нужен был минер. Аргентинец готов был совершить новое покушение на Македонского, но боялся что-нибудь предпринять, полагая, что за ним установлен плотный догляд. Правда, для очистки совести, когда машина была уже совсем готова и ее собирались продемонстрировать Тоглару, Аргентинец, отведя Самурая в сторону, сказал ему, смущаясь: -- Гера, не бери меня на смех и не передавай то, что я сейчас тебе скажу, Константину Николаевичу. -- Самурай приложил руку к груди -- мол, какой разговор, я -- моги-ла. -- Я человек очень суеверный, а Тоглар всегда подтрунивает надо мной по этому поводу... Сегодня видел плохой сон... Как будто за вами на трассе увязалась какая-то машина, черный иноземный джип... Они вроде пронюхали, что вы за золотом в Чечню едете, и ждут часа, чтобы отнять у вас добычу. Их в машине трое... Да, кажется, трое... Потом... не помню, что потом... наверное, я проснулся... -- Да, такой сон на дорогу рассказывать шефу не годится. Дурная примета, может настроение испортить, -- согласился Самурай. -- Спасибо, я учту это и буду осторожен. Чем черт не шутит, ведь кто-то видит тут, в мастерской, какая машина готовится, ежу понятно, что не девушек катать... За три дня до намеченного отъезда Тоглара с ребятами у Аргентинца дома раздался телефонный звонок. Даже не поздоровавшись, Македонский коротко сказал: -- Абсолютно достоверные сведения, сегодня под утро наши самолеты начнут бомбить Грозный, а к обеду туда войдет танковая колонна. Лучшего времени для прорыва в Чечню и придумать нельзя. Действуй... -- и положил трубку. Аргентинец тут же связался с Тогларом и передал сообщение открытым текстом. Команда уже в течение двух дней находилась в готовности номер один, и Тоглар решил собрать всех на даче и обсудить ситуацию. Совещались недолго. Решили выезжать немедленно, а если к утру сообщение о военных действиях против Чечни не подтвердится, они передохнут в Ростове день-два и прикатят в Ичкерию в канун новогодней ночи, как и планировалось. 8 Оба телефонных звонка -- и Македонского, и Аргентинца -- Карлен прослушал дома на улице Ямского поля и тут же спустился на четвертый этаж -- там тоже жили на казарменном положении и ждали времени "Ч". 9 Македонский нисколько не сомневался, что Тоглар примет именно такое решение, оно было не только разумным, но и единственно верным -- под грохот пуль легче нырнуть и вынырнуть из Чечни. Но он не стал караулить час их выезда -- дорога длинная, "лендровер" с мощным мотором мог развивать сумасшедшую скорость. Кроме того, когда Аргентинец назвал мастерскую, где Тоглар готовил машину для похода, Македонский послал туда человека, и тот умудрился прилепить внутрь бронированной обшивки незаметный маячок. Так некогда поступил Аргентинец с его собственной машиной, только маяк знаменитого киллера оказался куда более совершенным и имел защиту от обнаружения. Ровно через три часа, к вечеру, из Москвы на Северный Кавказ потянулись три машины. Быстро сгущались сумерки, валил мокрый снег, скользкая дорога не позволяла скоростным машинам показать мощь своих моторов. 10 Из-за непогоды "джип-гранд-чероки" Карлена старался держаться к машине Тоглара поближе -- преследователи боялись его упустить, хотя понимали, что привязаться вплотную нужно лишь у въезда в Чечню, чтобы там не потерять их из виду. Хитрый "гравер" так и не открыл подельникам точный маршрут следования, хотя Татлян несколько раз переслушал все записи телефонных разговоров и бесед в Переделкино. И с Тоглара решили не спускать глаз, этот мог что угодно выкинуть, например сменить машину на трассе, а то и что-нибудь мудренее. Более беззаботным выглядел Македонский. Он знал: его час впереди, операция всерьез начнется для него только с того момента, когда груз окажется в машине и "гравер" вырвется из чеченского села. Это был его стиль: он всегда нападал неожиданно и в последний момент, когда уже никого не боятся и никого не ждут. И сам уходил от погони, облавы тоже в последнюю минуту, когда казалось, что обложили его со всех сторон, лучше всего он выстраивал свои действия именно в этот решающий момент. Он наводил ужас и на власти, и на преступников, и те, и другие знали -- у этого одиночки свой суд. Но на этот раз он ехал не один, дорога дальняя и утомительная, да и в Чечню одному за грузом идти не с руки, нужны бойцы, или, как говорят, "пехота". Людей он взял проверенных, "быков", промышлявших рэкетом, выбиванием долгов. Своей команды они пока не имели и ходили под Анзором, контролировавшим подмосковный Воскресенск. Анзор за тридцать граммов героина и отдал парней Македонскому на неделю. И для Анзора, и для его "быков", Власа и Мити, он был залетным уркой Станиславом, Стасом. Еды, курева, даже спиртного -- всего взяли в дорогу самого первоклассного. Музыкальная аппаратура класса была заряжена дюжиной компакт-дисков -- слушай, не хочу, и настроение у парней было прекрасное. Они уже подумывали, а не перекинуться ли от скуповатого Анзора к этому немногословному Стасу, который нравился им все больше и больше. Из Москвы "лендровер" вел сам Македонский, позже ночью он собирался передать баранку кому-нибудь из молодых. В машине звучала музыка, и настроение у Македонского было лирическое. Фонотеку он собирал тщательно, на свой вкус, находя на это время и в Париже, и в Лондоне. Снег шел полосой, и в какие-то моменты, иногда на час-полтора, он пропадал вовсе. Несмотря на поздний час, машины на трассе шли густым потоком, и на юг России -- на Кубань, на Ставрополь, -- и на Москву, и те и другие спешили, наверное, домой на Новый год. Влас сидел рядом, на переднем сиденье, а Митя сзади: откинув столик между рядами кресел, они затеяли игру в карты на деньги, опорожняя одну за другой бутылки пива "Карлсберг". Отвлекать "пехоту" от любимого занятия не хотелось, да и поразмышлять Македонскому было о чем. Он любил дорогу, ночную езду за эти минуты одиночества и полета в пространстве. Какой-то настырный красный "жигуленок" уже дважды обгонял его, обдавая "лендровер" потоками грязи с разбитой тяжелыми машинами дороги, и Македонский, на всякий случай, решил узнать, кто же это такой лихой и дерзкий. Пристроившись "шестерке" вслед, он выключил магнитофон и включил спецтехнику. И тут же в салон "лендровера" ворвались чужие голоса, смех. Эффект был поразительный, все было слышно так, как из соседней комнаты с распахнутыми настежь дверями. От неожиданности "быки" оставили карты и с восторгом смотрели на волшебника Стаса -- оказывается, и такие штучки возможны. А в "Жигулях" ехала компания навеселе, и присутствие девушек придавало лихости парням. -- А можно прослушать ту "Волгу", третью впереди? -- спросил Влас. Он был в полном отпаде -- какие возможности открывались перед ними в городе. Катайся и слушай, катайся и слушай -- есть деньги, прижимай к обочине, наезжай. Македонский, показав, как пользоваться аппаратурой, передал пульт дистанционного управления Власу и сам с насмешливым любопытством наблюдал за парнями, дивясь их детскому восторгу, а ведь за ними уже кровавых дел не счесть. Аппаратура "брала" разговоры метров на сто, но в большинстве машин водители ехали в одиночку, и Влас попросил обогнать автомобилей двадцать -- вдруг натолкнется на любопытный разговор. Так поступили раза два, и когда охота за чужими секретами уже стала надоедать Македонскому, в салон ворвался чей-то разговор, и он услышал: "Тоглар... Чечня... баксы..." Сперва Македонский решил, что по-дошел вплотную к машине "гравера", но оказалось не так -- разговор происходил в черном "джипе-гранд-чероки", и он, забрав у Власа пульт дистанционного управления, стал слушать разговор внимательнее. В машине было трое молодых мужчин, судя по акценту -- кавказцы. Македонскому сразу стало ясно, что они знают тайну Тоглара и тоже охотятся за ним. Выключив спецтехнику, Македонский преобразился -- от былой безмятежности не осталось и следа. Случайное любопытство "пехоты" спасло задуманную операцию от провала, вот и не верь после этого в его величество случай. С конкурентами нужно было расправиться быстро, до утра, завтра сделать это будет сложнее, а он не хотел делиться добычей ни с кем. "Быки" почуяли перемену в настроении Стаса и тоже насторожились; ни о цели поездки, ни о каких планах шеф им, конечно, не поведал, сказал лишь -- распоряжения будут по ходу дела. Они заметили, что Стаса обеспокоил непонятный им разговор в мощном "джипе", идущем впереди через три машины, но расспрашивать ни о чем не стали. Проехали молча, без музыки, с полчаса, и вдруг Стас-Македонский словно очнулся, резко спросил: -- Вы видели черную машину, "джип", разговор в ней испортил мне настроение? -- Видели, -- кивнул Влас, а Митя добавил: -- Но ничего не поняли... -- Это машина конкурентов, из-за них у нас могут быть большие неприятности. Ума не приложу, как они могли пронюхать про нашу поездку, но гадать об этом некогда, разбираться будем в Москве, -- зло сказал Стас-Македонский, потом, мгновенно сменив тональность разговора, продолжил спокойнее: -- Чуть дальше, когда войдем в лесополосы и рядом не будет машин -- они идут хорошо, под сто двадцать километров, -- достанем их и при обгоне пальнете сразу в упор из двух гранатометов "муха". Этого, думаю, хватит. -- Вполне, Стас, -- заверил Митя, -- "джип" идет на скорости, от них ничего не останется. -- Ну и хорошо, с Богом... Подготовьте гранатометы, будем ловить момент, а он может выпасть не скоро, уж слишком много машин на трассе и туда, и обратно, а ночь не резиновая... -- Сонливость у Македонского как рукой сняло, в нем проснулся азарт охотника... Проехали часа полтора, но удобный момент не подворачивался, наоборот, поток машин навстречу пошел еще гуще, а места, подходящие для нападения, попадались одно лучше другого. Чтобы снять напряжение "пехоты", Македонский предложил им выпить и чего-нибудь пожевать -- в упор промазать все равно трудно. Пока ребята закусывали, Македонский решил, что и заправиться бензином не мешает, и через полчаса, у въезда в какой-то райцентр, заметил у дороги заправочную станцию. Завернул к ней и впереди идущий "гранд-чероки", а когда Македонский въехал на территорию заправочной, то увидел и "УАЗ" Тоглара -- у него как раз подходила очередь. Все верно, как в задачке для первоклассника: три машины почти одновременно вышли из Москвы и намотали почти по четыреста километров, всем пришло время наполнять баки. "Быки" с удовольствием ужинали, допивая бутылку шотландского виски "Джонни Уокер", и, кажется, напрочь забыли или, наоборот, не придавали особого значения, что им вскоре придется стрелять. Они тоже увидели впереди, в очереди, "джип", но никакого любопытства он не вызвал. Им было все равно, кто едет в машине, зачем их надо расстреливать. Они уже выросли такими -- ни о чем не думать, а выполнять приказ. Очередь была минут на десять -- пятнадцать, и Македонский решил размяться, а если удастся, и глянуть на тех, кто в "джипе", да и заплатить за бензин нужно было. На заднем сиденье лежала пятнистая куртка-бушлат одного из "быков" и армейская шапка-ушанка, и он, накинув униформу, которая враз его преобразила, вышел из машины. Опять валил снег, но к середине ночи похолодало, и теперь он ложился плотно и даже поскрипывал под ногами. Заплатив в зарешеченное окошко за пятьдесят литров бензина, Македонский оглядел очередь. У занесенного снегом, залепленного грязью "уазика" стоял коренастый крепыш в армейском бушлате с погонами прапорщика и ждал, когда последняя перед ним машина передаст ему шланг. Из "джипа" никто не выходил, да и, судя по всему, не выйдут, выбегут в последний момент, когда подъедут к колонке вплотную, он хорошо знал кавказцев -- баре. Прапорщик уже сунул железный наконечник шланга в чрево бензобака, как Македонского вдруг осенила дерзкая идея. Подойдя к служивому, он заговорил вполголоса, быстро, заговорщически: -- Слушай, братан, я тоже еду следом за вами из Москвы, в Ростов. А часа два назад остановился у придорожного кафе купить сигарет, там стоял "джип-гранд-чероки", -- и он назвал номер машины Карлена, -- они тоже там тормознули, купить что-то, кажется минералки. И я услышал обрывок их разговора, вроде речь шла о вашей спецмашине, мне кажется, они вас пасут. Будьте осторожны. Их трое, чеченцы, а может, дагестанцы, они для меня все на одно лицо. У меня брат в армии, тоже прапор, да я и сам служил в стройбате... -- закончил Македонский, поправляя не по размеру свободный бушлат, и шмыгнул носом, получилось вполне естественно: мол, человек человеку друг, товарищ, брат. Прапорщик внимательно глянул на худощавого мужчину и, ничего не заподозрив, с улыбкой ответил: -- Наверное, вы ошиблись. Мы военная лаборатория, занимаемся радиацией, взять у нас нечего, но все равно спасибо. -- И передав шланг очередному водителю, Леха ловко нырнул в машину. В кабине переоборудованного "уазика" за рулем сейчас сидел Картье, он сменил Германа, а Тоглар расположился рядом с водителем. Леха обрадовался, что оставшуюся ночь будет ехать с Самураем; Картье, которого он не знал, а лишь общался с ним в автомастерской, оказался парнем неразговорчивым. Правда, его и тут, в машине, доставали звонки из Москвы по спутниковой связи, но он всем говорил, что отдыхает и вернется в столицу через два дня, к Новому году. Леха тут же рассказал своему бывшему командиру про странное предупреждение на заправочной станции. Самурай сразу вспомнил про "дурной сон" Аргентинца, все совпадало точно: "джип", три кавказца, и он понял, что, возможно, какие-то жизненные обстоятельства не позволили Городецкому открытым текстом предупредить своего друга о том, что за ним в Чечню потянется хвост. Но Герман решил не впутывать Аргентинца, спасибо, что хоть так, по-восточному витиевато, предупредил, и немедленно постучал в перегородку, отделявшую салон от кабины. Тоглар открыл раздвижное окошко, и Самурай доложил о разговоре на заправке. Тоглар вспомнил, что видел этот "джип" еще засветло, когда они выезжали из Москвы, он думал, что тот уже давно их обогнал или остался на пути, такие мощные машины обычно в хвосте не плетутся, особенно если за рулем кавказцы. До рассвета оставалось часа три-четыре, а в светлое время разбираться будет гораздо сложнее или вообще поздно. Тоглар, не раздумывая, решил проверить предупреждение, возможно, кто-то и прознал про операцию, ведь никого из команды он толком не знал, да и ручаться в наше время за кого бы то ни было становилось все труднее и труднее. -- Значит, так, ребята, действуем по обстановке, -- стал излагать свой план Тоглар. -- Ты, Слава, -- обратился он к Картье, -- гони по трассе и внимательно посматривай по сторонам. Как только увидишь пустынную проселочную дорогу, ведущую к казачьим станицам, хоть влево, хоть вправо, сворачивай, в удобном месте тормозни и выходи из машины. Я пересаживаюсь на твое место, а ты прячешься со своим телефоном где-нибудь под деревом или в кустах, и я гоню дальше. Если "джип" по нашу душу, он обязательно свернет, и ты позвонишь на мой спутниковый телефон. Тогда в дело вступят Гера с Лехой: я высаживаю их с гранатометами, а сам неторопливо еду дальше, чтобы кавказцы видели меня впереди. Как только появится этот "джип" с нашими преследователями, расстреливайте его в упор. После взрыва гранат я разворачиваюсь и подбираю вас по очереди, а через полчаса, если Бог даст, мы снова на трассе. Ну, как ловушка? Есть предложения? Команда согласилась без возражений, и каждый принялся готовиться к своей части операции. Ровно через час на дороге в станицу Ярмолинская, в пять утра, тишину заснеженных свекловичных полей разорвали одновременно два залпа из гранатометов, а чуть спустя короткая очередь, похожая на одиночный выстрел из израильского автомата "узи". Столб огня после взрыва машины полыхал еще некоторое время, но дорога на Ярмолинскую была пуста, а с трассы горевший "джип" не было видно. Лес у дороги стоял густой, не прореживавшийся с самого начала перестройки, уже одичавший и занесенный снегом, он и погасил взрывную волну. Тоглар, чтобы не застрять в занесенных снегом обочинах, долго искал, где можно было бы развернуться на узкой проселочной дороге, и, доехав до перекрестка, ведущего на развалившуюся ферму, развернулся и поспешил к месту засады, что устроили "джипу" Леха с Самураем. Еще издали, в свете фар и огне пожарища, Тоглар увидел, что, кажется, не все прошло так удачно, как он спланировал. Машина продолжала гореть, источая вокруг едкий дым, время от времени взрывались патроны, видимо, оружия преследователи запасли немало, а Самурай, склонившись над кем-то, то ли оказывал помощь, то ли пытался услышать чьи-то последние слова. Леху он нигде не видел. Подбежав к Самураю, Тоглар увидел, что лежавший на снегу мужчина не Леха, а молодой кавказец, хорошо одетый, без шапки, на привычного бандита он никак не походил, что-то интеллигентное было в его лице, искаженном болью. Одного взгляда Тоглару было достаточно, чтобы понять, что тот уже не жилец, понимал это и Самурай и пытался перед смертью узнать хоть что-то у незнакомца. Но парень говорил с трудом и все пытался поднять перебитую левую руку, наверное, что-то хотел достать или куда-то показать, и, чувствуя, что это ему уже не удастся, он вдруг прошептал: -- Я американец... В кармане паспорт, не забирайте документы, я не должен умереть безымянным. -- По-русски он говорил хорошо, без акцента. -- Оставлю, если скажешь, зачем за нами охотился? -- жестко ответил Тоглар, прислонив его удобнее к замерзшему стволу старого тополя. -- Скажу, скажу, -- прохрипел тот, -- теперь нет смысла хранить тайну, я чувствую, как из меня уходит жизнь. Я охотник за "граверами" из ЦРУ, а ты -- Тоглар, создавший супербанкнот, который не читает ни один детектор. -- Как ты узнал об этом? -- уже кричал, склонив лицо почти вплотную к нему, Тоглар -- парень говорил все тише и тише. -- Я выследил Наталью, которая украла у тебя деньги... Она живет в Париже, вышла замуж за какого-то модельера. Она мне тебя и выдала, а дальше... сам понимаешь... Не забирай документы, мои родители умрут с горя, если не похоронят меня... У меня на руке часы "Чингизхан", они полмиллиона стоят - возьми их себе, я восхищался тобой. И еще, главное: живи спокойно, твою тайну знал я один. Я не сдал тебя ЦРУ, я искал "гравера" для себя... -- Обещаю... -- только и успел сказать Тоглар, и американец затих. Тоглар на всякий случай достал документы -- парень не обманывал, он действительно был корреспондентом газеты "Лос-Анджелес таймс". Командировочное удостоверение гласило, что он направляется в Грозный, чтобы взять интервью у Джохара Дудаева. Документы Тоглар положил на место и даже застегнул внутренний карман. Он хотел перенести парня поближе к дороге, но Самурая рядом не было. Пришлось окликнуть. Самурай отозвался с другой стороны дороги, и Тоглар понял, что беда случилась и с Лехой. Оттащив американца к обочине, Тоглар подбежал к Самураю. -- Вот, успел кто-то из них пальнуть, прямо в сердце, наверное, со стволами наготове свернули они сюда, -- произнес тихо Самурай и добавил: -- А он хотел попросить у вас после операции эту машину. -- И голос Кольцова дрогнул. -- Что будем делать с ним? -- спросил Тоглар, понимая, что нужно убираться отсюда побыстрее. -- Зима, похороним по-язычески, -- обреченно вздохнул Самурай. -- Надеюсь, он нас простит. Кто жив останется, пусть по всем поминки справит и молебен в церкви закажет, теперь это нетрудно. -- Хорошо, действуй, -- ответил Тоглар и пошел к машине... 11 "Лендровер" Македонского уже больше часа стоял на обочине неподалеку от поворота на станицу Ярмолинская. -- Отдохнем чуток, давайте перекусим, и я с вами выпью, устал, -- сказал он, как только увидел, что "уазик" и "джип" свернули с трассы. Когда они, словно мусульмане в пост, трапезничали на рассвете, из-за поворота на большую дорогу вынырнул шустрый "уазик" Тоглара и рванул на Ростов. Черный "джип" не появился ни через пять минут, ни через десять, и Македонский сказал Власу: -- Садись за руль и поехали, а я немного вздремну, охота на "гранд-чероки" отменяется. 12 Утром Тоглар ехал уже по хорошо знакомой дороге -- тот путь, который он проделал в прошлом году на "Волге" с Андрюхой из Ставрополя, он запомнил навсегда. Первый день на свободе! Как жадно он тогда вглядывался в каждое селение, в дома у автотрассы, и вот он снова добровольно возвращается в Чечню, хотя, кажется, тогда он зарекался, что на Кавказ он больше ни ногой. Чужой он, Кавказ, если не сказать опасный, для русской души, как бы его исторически ни привязывали к России, ни искали общих корней и стратегических интересов, -- в этом Тоглара никто не переубедит. Это про них, про кавказцев, некогда в тюрьме сказал Тоглару первый учитель: сколько волка ни корми... И время доказало правоту мудрого уголовника, которого, кстати, много лет позже кавказцы и прирезали. Место за рулем занимал Картье, разговор после случая на дороге в станицу не клеился, ехали молча. Тоглар, сразу поверивший умершему у него на руках кавказцу, все думал, кто же навел на него иноземца, и вдруг неожиданно сказал: -- Знаешь, Слава, а один в "джипе" оказался американцем, корреспондентом газеты "Лос-Анджелес таймс"... -- но дальше о предсмертном признании погибшего распространяться не стал. -- Его звали Карлен Татлян? -- спросил сразу, не раздумывая, Картье, чем удивил Тоглара. -- Да, так. А откуда ты знаешь? -- В прошлом году он почему-то проявлял ко мне интерес, не явно, конечно, но я это чувствовал, -- стал рассказывать Неделин, не отрывая взгляда от дороги. -- Куда ни приду, везде он. Он не пропускал в Москве ни одной серьезной тусовки, тогда я и узнал, что он репортер светской хроники американской газеты. Но я заметил за ним одну странность, он старался бывать в местах, где собираются крутые и гуляют шальные деньги: в казино, катранах, в "Пекине", в ночных барах и ресторанах, а в "Золотом петушке" у Хавтана он был завсегдатаем. Я предупреждал Леонида Андреевича, просил присмотреть за ним. Да и появлялся этот американец всегда в обществе армянских гангстеров. Я так и не понял, почему он интересовался мной, -- закончил, пожав плечами, Картье, а затем добавил: -- Может, это ереванские гангстеры навели на вас? Но Тоглару все стало ясно. Константин Николаевич понял, почему американец, охотник за "граверами", присматривался к Картье -- он подозревал Неделина в причастности к фальшивым долларам. А Картье вполне тянул на этот романтический образ -- умен, элегантен, ведет светский образ жизни, не беден. Но вслух Тоглар сказал другое: -- Интересно... Молодец, что прояснил ситуацию, а то я мучаюсь: отчего, почему? -- Случайное признание Картье отвело от него закравшееся было подозрение. И Тоглар впервые почувствовал к нему искреннюю тягу и симпатию, надежный был парень Неделин. Когда до Чечни осталось часа два езды, Тоглар решил: пора делать привал, пообедать, отдохнуть, и стал вглядываться в часто мелькавшие у дороги селения, чтобы сделать остановку. Такое село вскоре нашлось. Возможно, Тоглара привлек придорожный трактир, где у входа висели три освежеванные туши крупных курдючных баранов из калмыцких степей, тут же мясник в замызганном фартуке отрубал желающим приглянувшийся кусок. Из раскрытых настежь дверей доносились вкусные ароматы, а за углом, в затишье, на открытом мангале жарили шашлык. Трактир держали армяне -- горбачевские беженцы после бакинских погромов. Машину отогнали во двор, чтобы лишний раз не мозолила глаза, и вошли в прокуренный зал. -- А чиж-пыж в этом заведении имеется? -- спросил Тоглар у бросившегося к ним хозяина, он знал, что такое блюдо могут приготовить только в Баку. Хозяин внимательно посмотрел на Тоглара и с улыбкой ответил: -- Если время есть, какой разговор, сделаем. Мне и самому вдруг захотелось, -- признался добродушно толстяк, один к одному похожий на Элвиса Пресли, -- а пока и хаш есть, и суп кюфта, и жаркое из ребрышек с картошкой, шашлык любой: из мяса, из печени, а можем и из осетра -- Дон еще не оскудел. А к водочке и икру малосольную можем подать, и балычок. -- Чем-то эти ребята приглянулись хозяину трактира. Тоглар, не знавший, где скоротать часа три-четыре, сказал, сразу повеселев: -- Времени у нас хватит. Накрой нам стол в дальнем углу, и если есть свежая осетрина, пожарь не только шашлыки, но и кусками, и все остальное подавай, больно вкусно рассказываешь. И про чиж-пыж не забудь, угощу ребят, теперь им в Баку не бывать, все, развелись окончательно. -- И уже за столом он объяснил Самураю и Картье, что чиж-пыж -- это блюдо из свежих бараньих потрохов, и если его готовят умельцы -- объеденье. В придорожном трактире все разговоры были о начавшейся войне в Чечне, это стало заметно с утра, когда поток машин навстречу усилился вдвое-втрое, они шли сплошной полосой. Тоглар, до того как они молча помянули Леху, достал карту Грозного и стал внимательно ее рассматривать: им предстояло пересечь чеченскую столицу и двигаться в глубь республики, к горам. Ушли они из гостеприимного трактира затемно, засиживаться дольше было неудобно. Провожал их сам хозяин, просил остаться на ночь, но видя непреклонность гостей, пожелал им удачи и сказал, что обязательно будет ждать их на обратном пути и зажарит им такого поросенка, которого они никогда не едали. На том они и распрощались. Уезжая, Тоглар попросил завернуть свежего мяса, килограммов десять, но разрезать на семь-восемь частей. Сперва подельщики не поняли зачем, но быстро среагировали: в усадьбе спущенные с цепи гуляли ночью три огромных волкодава -- гостинец предназначался им. На блокпост российских войск у въезда в Грозный подъехали за полчаса до полуночи. Документы у них проверяли основательно, пришлось показывать секретное командировочное предписание, залезли даже в салон "уазика". Майор на вахте предлагал Тоглару дождаться утра, в городе шел жестокий бой, чеченцы, не оказывая сопротивления, пропустили танковую колонну в город, а затем, подбив в каждом квартале головные машины, заперли их, лишили маневра -- ни вперед, ни назад, -- и методично, в упор, расстреливали беспомощных танкистов противотанковыми гранатами, жгли "шмелями" -- новейшим российским оружием, оставленным предателями и казнокрадами из Москвы. Да и саму танковую операцию в условиях города можно было считать подарком чеченцам, но страна вряд ли когда узнает имя генерала, отправившего на верную смерть сотни молодых танкистов. Однако Тоглар объяснил, что он на ночь только и рассчитывает, а к утру, до конца смены майора, уже должен возвратиться с секретным грузом, как ему и приказано. Тогда майор, взяв карту Тоглара, пометил красным карандашом, как им безопаснее проскочить Грозный, -- маршрут проходил по окраинам, почти по тем же улицам, что наметил в трактире он сам. В Грозном чеченцы пытались остановить их дважды, и всякий раз Тоглар, притормаживая издали, словно намеревался выполнить приказ, в последний момент, когда патруль сходил на обочину, готовый к проверке, резко давил на газ и рвал вперед -- форсированный мотор позволял такие штучки. Запоздалые выстрелы по скатам и в заднюю бронированную дверь не могли причинить машине вреда. В Грозном они по-настоящему ощутили, что такое война, фронтовой город. Горел, освещая ярким пламенем северные окраины города, нефтеперерабатывающий комбинат, в центре слышались взрывы, автоматные очереди, тяжелые залпы танковых орудий, обреченные танкисты отбивались в горящих машинах. А в небо, словно в праздник, ежеминутно взлетали сотни осветительных ракет, падая, они театрально высвечивали снегопад, но ими в эту ночь вряд ли кто любовался. После обильного застолья и отдыха в гостеприимном и радушном армянском трактире у дороги за руль сел Тоглар, и ровно в половине второго ночи, проезжая какое-то село в предгорьях, в темном и безлюдном переулке сказал вдруг Картье, притормаживая: -- Вот мы и приехали, Картье. Неделин, глянув вправо, увидел особняк за глухим кирпичным забором, где в правом крыле, несмотря на ночь, светились оба окна. Картье сразу представил узкий коридор, где на зиму висят связки лука, и дальше две комнаты, в одной из них и находится вход в подвал, -- чертеж этот они знали наизусть и могли пройти в тайник, кажется, в темноте. Картье хотел открыть задвижку и предупредить Самурая, что приехали, но Тоглар удержал его: -- Не спеши, не время. Пусть покемарит после сытного обеда, ничего нового мы ему не скажем, московский план остается в силе. Судя по светящимся окнам, груз на месте. Но мы подождем еще часа полтора-два, лучшее время для серьезного дела наступает в три-четыре часа утра, проверено. А пока отъедем в следующий квартал, к мельнице, там, под навесом для лошадей, в тени, и станем. Оттуда нам будет видно, когда погаснет в доме свет. Но не успел он произнести эти слова, вдруг, как по волшебству, погасли окна, и двор погрузился в темноту. Они услышали, как вдруг тоскливо, словно чуя беду, завыла за забором собака, и Тоглар, навострившись, определил: Казбек... У мельницы Тоглар и Картье перебрались в салон к Самураю -- тот уже понял, что они прибыли на место. В плане, многократно обсуждавшемся в Москве, роль старшего на последнем этапе отводилась Самураю. Тоглар должен был войти во двор, лишь когда они доберутся до подвала. После гибели Лехи ситуация изменилась, теперь Тоглар должен был не ждать подельщиков за рулем машины, а страховать их с улицы, но в дом он все равно должен был войти, только когда они нейтрализуют охрану. Самурай помнил грозное условие Аргентинца -- жизнь хозяина дороже успеха операции. Вначале заготовили собакам корм: об