ненных Наций. В числе прочих под письмом стояла и подпись профессора Гренера. Ну, и в заключение еще об одной встрече с Прониным, которая имеет некоторое отношение к описанным событиям. После всего того, что я пережил в Риге, нерушимая дружба связала меня с латышами, навсегда запечатлелись в моем сердце образы мужественных латвийских патриотов, и все, что так или иначе касалось теперь Латвии, для меня не безразлично. Зимой 1955 года в Москве проходила декада латышского искусства и литературы, и Пронин пригласил меня посмотреть пьесу Райниса. Во время спектакля Пронин все время обращал внимание на одну актрису, называл ее, хвалил, подчеркнуто ей аплодировал, как это мы часто делаем по отношению к своим личным знакомым. Потом он слегка меня толкнул и спросил: - Неужели не узнаете? Какое-то смутное воспоминание мелькнуло передо мной и растаяло. - Нет, - сказал я. - Неужели не помните? - удивился Пронин. - Баронесса фон Третнов! - Так это была артистка! - воскликнул я. - Рижская работница, - поправил меня Пронин. - Она и не помышляла о театре. Это товарищи после ее выступления в роли баронессы фон Третнов натолкнули ее на мысль об артистической карьере. А в антракте Пронин велел мне посмотреть в правительственную ложу. Он указал на пожилого человека, беседовавшего в этот момент с одним из руководителей нашей партии. - Тоже не узнаете? - спросил Пронин. - Букинист из книжной лавки на Домской площади. Но я не узнал его даже после того, как Пронин сказал мне, кто это такой. Так познакомился я с судьбой еще двух действующих лиц этого, так сказать, приключенческого романа. И кажется, можно поставить точку. Кто-то это прочтет, переберет в памяти страницы собственной жизни, поверит мне, а может быть, и не поверит, а потом забудет. Только мне самому ничего, ничего не забыть! Осенью, обычно осенью, когда особенно часто дает себя знать простреленное легкое, я подхожу иногда к письменному столу, выдвигаю ящик, достаю большую медную пуговицу с вытисненным на ней листком клевера, какие в прошлом веке носили на своих куртках колорадские горняки, долго смотрю на эту реликвию, и в моей памяти вновь и вновь оживают описанные мною события и люди. 1941-1957 гг. Рига - Москва