е-таки решил навестить и полотера, адрес которого дала ему Бурцева, и водопроводчика, адрес которого надо было взять у дворника или управляющего домом. Управляющего Виктор отыскал быстро. - Где живет ваш водопроводчик? - спросил он. - А мы приглашаем из соседнего дома, - сказал управляющий. - Вам он, собственно, для чего? - По поводу отопления, - сказал Виктор. - По поводу чистки батарей. Управляющий смутился - он принял Виктора за какого-то контролера. - При чем же тут водопроводчик? - обидчиво забормотал управляющий. - Года нет, как прочищали, да и денег не хватает. Вот осенью опять будем прочищать... - А полгода назад разве не прочищали? - строго спросил Виктор. - Зачем же полгода, когда я говорю - год, - обидчиво возразил управляющий. - Я же объясняю: не было средств. - А в отдельных квартирах чистку производили? - спросил Виктор. - С какой же стати предоставлять отдельным гражданам преимущества? - задиристо возразил управляющий. - Да отопление у нас не так уж засорено... Виктор все-таки сходил к водопроводчику, и тот в свою очередь заверил Виктора, что в девятнадцатой квартире он не бывал и к гражданке Бурцевой ни по какому делу не заходил. Тогда Виктор побежал обратно к Бурцевой. - Я вас очень прошу, - обратился он к женщинам, - припомните: как выглядел водопроводчик? Как это часто случается, сестры плохо запомнили его наружность. Ольга Васильевна утверждала, что он блондин и красавец, а Елизавете Васильевне, видевшей водопроводчика мельком, показался он темноволосым и неприятным. Обе они сходились лишь на том, что был он высокий и моложавый. - Да-а, - задумчиво протянул Виктор. - Во всяком случае, это другой водопроводчик. Здешний - маленький и пьяненький. Он вернулся домой и задумался: ехать ли ему к Пронину или искать загадочного водопроводчика? Но найти в Москве человека, о котором известно только лишь то, что он высок и моложав, почти невозможно, и Виктор решил ехать к Пронину в совхоз. Но в это время в дверь постучали, и в комнату вошел сам Пронин. VII - Вас-то мне и надо! - облегченно воскликнул Виктор, увидев Пронина. - А я уж было к вам собрался... Пронин потрепал Виктора по руке и попросил: - Чаю. - Понимаете ли, нашел что-то, - продолжал Виктор. - И вдруг - провал... - Я тебя не узнаю, - вторично остановил его Пронин. - У тебя просят чаю, а ты вместо гостеприимства... Виктор с сердцем стал молча накрывать на стол. Включил электрический чайник, расставил посуду. - Есть хотите? - отрывисто спросил он Пронина. - Нет, не хочу, - спокойно ответил тот, будто не замечая недовольства Виктора. Пронин терпеливо дождался чаю, отхлебнул несколько глотков и только тогда обратился к Виктору: - Ну а теперь рассказывай. Виктор, все еще продолжая сердиться, рассказал о своих беседах с бактериологами, о посещении Полторацкого и исчезнувших бумагах, сухо передавая только одни факты. - Вот видишь, как тут все туманно, - сказал Пронин. - Тебя следовало остудить, иначе ты засыпал бы меня предположениями. Я же видел, что ты захлебываешься словами. А сейчас ты следил за собой и передавал только действительно необходимое. - Опять урок! - воскликнул Виктор и досадуя и остывая. - Губит меня характер! Пронин усмехнулся. - Это не характер, а возраст. Вот поживешь с мое... - Он вдруг быстро взглянул на Виктора. - А был ли вообще водопроводчик? Может быть, дамочки просто не захотели дать бумаги? Вынули сами и показали пустые ящики? - А пыль? - Разве что пыль. А может быть, они раньше их куда-нибудь дели? Виктор отрицательно покачал головой. - Нет, водопроводчик был. Другие жильцы его тоже видели. - Ладно. Но почему водопроводчик и есть похититель? - Но ведь это был не водопроводчик? - И что же ты предпринял, чтобы его найти? Виктор пожал плечами. - Я нуждаюсь в вашем совете. Пронин улыбнулся. - А что же я тут могу посоветовать? Виктор с досадой махнул рукой. - Найти-то ведь нужно? - Давай лучше делать то, что в наших силах, - назидательно сказал Пронин. - Мы ведь с тобой не Шерлоки Холмсы, и нам недостаточно найти на лестнице волосок, чтобы по его цвету определить внешность и характер преступника. Да и преступники что-то не всегда заботятся о том, чтобы оставлять улики. - Он достал из бокового кармана аккуратно свернутый носовой платок, осторожно его развернул и указал на ампулу, наполненную бесцветной жидкостью. - У меня для тебя несколько поручений. Во-первых, ты поедешь по магазинам лабораторного оборудования и в одном из них приобретешь сотню таких ампул. Затем отправишься в бактериологическую лабораторию и дашь исследовать содержимое этой ампулы. Утром ты привезешь ко мне на квартиру анализ и ампулы, а в течение дня соберешь сведения о всех сотрудниках, которые работали вместе с Бурцевым в последние два-три года перед его смертью, и вечером я уеду обратно. И, нагрузив своего помощника всеми этими поручениями, Пронин отправился домой, лег спать, и только приход Виктора разбудил Ивана Николаевича. Он взял анализ, просмотрел его и удовлетворенно стал что-то насвистывать, - анализ, видимо, ему понравился, потом взял сверток с ампулами, внимательно его осмотрел и принялся насвистывать еще оживленнее. - Все отлично, - похвалил он Виктора и поторопил: - За тобой еще одно дело. Возвращайся не позже семи. Но Виктор вернулся много раньше. - У Бурцева была очень маленькая лаборатория, - виновато доложил он, чувствуя, что не такого ответа ждет от него Пронин. - Вместе с Бурцевым работали всего-навсего ассистентка и два лаборанта - бывший фельдшер и какая-то малограмотная сиделка. На всякий случай я собрал о них анкетные данные, но все они погибли и похоронены. Виктор передал листок со своими пометками Пронину. - Жаль, - озадаченно протянул Пронин. - Я рассчитывал, что сотрудников у Бурцева было значительно больше. - Он помолчал, просмотрел заметки Виктора и задумался. - Ну ничего, решим как-нибудь и эту загадку, - утешил он своего помощника. - Сегодня, кажется, неплохой футбольный матч. Поезд отходит только в девять, а так как сейчас нет еще четырех, не отправиться ли вам на футбол? VIII Пронина встретили в совхозе, как старого знакомого, да и сам он на этот раз держался проще. Он встретился с Коваленко во дворе около конюшен, и директор, еще издали завидев приезжего, заулыбался ему, а подойдя, многозначительно спросил: - Ну как? Но, так как к разговору их прислушивались, Пронин ответил совсем неопределенно: - Ничего. Съездил, доложил. Осталось выполнить кое-какие формальности. На том, видимо, и кончим. Позднее он попросил Коваленко послать кого-нибудь за следователем, и следователь, получив коротенькую записку Пронина, тут же собрался в совхоз, и поэтому за ужином у Коваленко сидело Двое гостей. - Придется вам завтра утром опять вызвать Горохова, - сказал Пронин следователю, когда они остались после ужина наедине. - Поговорите еще о Царевой, составьте еще какой-нибудь протокол. Задержите фельдшера часа на три, необходимых мне для одной дополнительной проверки. - Неужели вы думаете, что Горохов имел хоть какую-нибудь причастность к заражению птицы? - недоверчиво спросил следователь. - Почти десять лет, говорят, он безвыездно здесь живет, все отлично его знают. Нет, ваши предположения кажутся мне маловероятными. - Там будет видно, - уклончиво сказал Пронин. - Но вас я пока что попрошу выполнить мое поручение. - Хорошо, допустим, вы правы, - возразил опять следователь. - Но не сможет ли тогда это излишнее внимание спугнуть преступника? - Нет, - уверенно сказал Пронин. - Если он не преступник, ему пугаться нечего, а если и преступник, тоже не испугается. Мне кажется, он не слишком высокого мнения о наших с вами способностях. Так и быть уж, признаюсь вам заранее: если предположения мои окажутся верными, он захочет исчезнуть лишь после того, как я сам скажу ему одну невинную на первый взгляд фразу. Следователь не спал всю ночь, пытаясь разгадать мысли Пронина, но ничего не придумал и поэтому решил, что предположения Пронина зыбки. Однако утром он вызвал Горохова и принялся уточнять различные подробности, касающиеся Царевой. Фельдшер пришел хмурым, жалуясь на обилие работы, потом разговорился, повеселел и с легкой снисходительностью сам принялся подсказывать следователю всякие вопросы. Пронин ушел из совхоза до появления фельдшера, но пошел в деревню не по дороге, где мог встретиться с Гороховым, а тенистой низинкой по мокрой от росы траве. Подойдя к деревне, он поднялся на взгорье, дошел до фельдшерского пункта, заглянул в амбулаторию. Там санитарка Маруся Ермолаева, степенная молодая женщина, утешала плачущую старуху, у которой нарывал палец. - Кузьма Петрович у себя? - спросил Пронин. - В совхоз ушел, - сказала Маруся. - Ну, так я подожду на улице, - сказал Пронин, вышел на крыльцо и через сени прошел в комнату Горохова. Пробыл он там недолго, вернулся в амбулаторию, поговорил с Марусей о работе, о больных, о всяких обследованиях и ревизиях, о самом Горохове и ушел, так и не дождавшись фельдшера. Когда Пронин вернулся в совхоз, следователь все еще беседовал с Гороховым. - А я к вам ходил, товарищ Горохов, - приветливо сказал Пронин, входя в комнату. - Здравствуйте. - Очень приятно, - вежливо ответил Горохов, в свой черед улыбаясь Пронину. - Опередили вас, сюда позвали. Впрочем, если вам что угодно, я готов. - Да нет уж, все ясно, - весело сказал Пронин. - Пора кончать. Как это говорится: закруглять дело? - Что ж, я очень рад, - сказал Горохов. - Признаться, оно и мне и всем надоело. - Разумеется, - согласился Пронин. - Мы и решили на месте здесь все покончить. Завтра к вечеру приедет профессор Полторацкий, составим окончательное заключение... - Это еще какой Полторацкий? - спросил следователь. - А известный бактериолог, - пояснил Пронин. - Мы там у себя в Москве посоветовались и решили освятить наше заключение авторитетом крупного специалиста. Вернее будет. - Это очень справедливо, - сказал Горохов. - Профессор - это, уж конечно, высший авторитет. - Вот я к вам потому и ходил, - обратился к нему Пронин. - Вы уж подготовьтесь к беседе с профессором. Кто знает, какие подробности заинтересуют его, а вы среди нас как-никак единственный медик. - С великим удовольствием, - сказал Горохов. Они еще поговорили втроем, потом следователь отпустил Горохова, тот вежливо пожал им руки, тихо притворил за собой дверь, и Пронин и следователь долго еще смотрели в окно на фельдшера, неторопливо пересекающего просторный двор. - Ну как? - спросил следователь, оставшись с Прониным наедине. - Подтвердилась ваша гипотеза? - Почти, - сказал Пронин. - Будем надеяться, что сегодня ночью он постарается исчезнуть из деревни. - Это что же, профессор Полторацкий так его напугал? - догадался следователь. - Вот именно, - подтвердил Пронин. - Но что же здесь будет делать профессор? - заинтересовался следователь. - А профессора сюда никто и не приглашал, - сказал Пронин. - Это имя употреблено вместо лакмусовой бумажки. - Однако реакции я что-то и не заметил, - сказал следователь. - Будем надеяться, - повторил Пронин, - что она произойдет нынешней ночью. - Но вы говорите, он исчезнет? - встревожился следователь. - Быть может, вы собираетесь ему сопутствовать? - Вот именно, - сказал Пронин. - А вас я попрошу завтра произвести в квартире Горохова тщательный обыск и о результатах его немедленно сообщить в Москву. - Хорошо, - сказал следователь и опять не удержался от вопроса: - Скажите, а вам известно, куда он собирается скрыться? - Почти. - Пронин усмехнулся и попросил: - Вы уж больше не допрашивайте меня. Пока это все еще только предположения, и они легко могут быть опровергнуты. Потерпим еще немного. IX Весь день Пронин удивлял следователя своим легкомыслием: он гулял, купался, вел с ребятами совершенно бесцельные и пустые разговоры, рассказывал им диковинные истории о разведении карасей, учил делать удочки, ходил с Коваленко осматривать птичники, расхваливал золотистых род-айлендов и рано лег спать. Ночевали Пронин и следователь в одной комнате, и следователь, ни на секунду не забывая мрачное предсказание Пронина об исчезновении преступника, с недоумением убедился в том, что Пронин заснул и спит безмятежным детским сном. Следователь спал плохо и проснулся раньше Пронина, а тот встал бодрым и довольным, умылся, позавтракал, попросил Коваленко одолжить ему на часок машину и затем сердечно с ним распрощался. - Поедемте, - пригласил он следователя. - Завезу вас по дороге в деревню, да и себя на всякий случай проверю. Было еще очень рано. Деревня только просыпалась. Над трубами вились седые дымки. Они подъехали к деревенской амбулатории. Пронин соскочил на землю, легко взбежал на крыльцо и застучал в дверь. Никто не отзывался. Из-за угла вышла Маруся с ведром воды. - Долго спите! - крикнул ей Пронин. - А Кузьма Петрович уехал, - тоже крикнула в ответ Маруся. - Его срочно вызвали в здравотдел. Он еще затемно ушел к поезду. - Видите? - воскликнул Пронин, обращаясь к следователю. - Принимайтесь за работу. Жду известий. - Он пожал следователю руку. - А я на станцию. Но до станции Пронин не доехал. Отпустив шофера неподалеку от вокзала, он пешком пошел к дому, в котором жил начальник станции. Жена начальника ждала мужа к чаю, но тот все не шел, и Пронин попросил сходить за ним, а когда начальник явился и они поговорили, между квартирой начальника и вокзалом началось необычное движение. Начальник сходил в кассу, вернулся, снова ушел, потом к Пронину явился телеграфист, и Пронин, по-видимому, остался всем очень доволен. Когда же подошел поезд на Москву и Пронин пошел садиться, то сел он в свой вагон не со стороны платформы, откуда садятся все пассажиры, а с другой стороны и в течение всего пути беспечно играл с попутчиками по купе в преферанс и отсыпался. Лишь минут за десять до прихода поезда в Москву вышел он в тамбур вагона, и не успел поезд остановиться, как смешался с толпой людей, снующей на перроне большого московского вокзала. Не отрываясь следил Пронин за одним из вагонов и облегченно вздохнул, когда в дверях его показался Горохов, одетый в серое потрепанное пальто, с помятой фуражкой на голове и брезентовым старомодным саквояжем в руке. Горохов прищурился от яркого света, недовольно осмотрелся, не спеша сошел но ступенькам и тоже смешался с потоком людей, устремившихся к выходу. Шагах в двадцати позади него следовал Пронин, ни на мгновение не теряя его из виду. Горохов двигался в общем потоке, как-то напряженно глядя вперед. При выходе с перрона, где контролеры отбирали у пассажиров железнодорожные билеты, толпа стиснулась, Горохов тоже на мгновение задержался и вытолкнулся за ограду. Пронин вышел за ограду - и закусил от досады губу. Он быстро оглянулся, но того, чего он искал, найти уже было нельзя. Горохов по-прежнему неторопливо шел к выходу, но саквояжа в руке у него уже не было. Пронину не нужно было тратить время на размышления: его перехитрили, это было очевидно, и тут же на ходу ему приходилось менять весь план действий. Пронин прибавил шагу и нагнал Горохова. - Товарищ Горохов! - окликнул он его. - Добрый день. - Ах, это вы, товарищ Пронин? - сказал Горохов с легким удивлением, оборачиваясь к Пронину, и Пронин почувствовал, с каким облегчением произнес Горохов эти слова. - Разве вы тоже ехали в этом поезде? Как же это я вас не видел? - Случается, - сказал Пронин и быстро спросил: - А где же ваш саквояж? - Боже мой! - воскликнул Горохов, спохватываясь. - Как же это я не заметил... Украли! Хотя там и пустяки... Пронин осторожно взял его за руку. - Я хочу вас попросить заехать со мной в одно учреждение. - В Управление птицеводством? - с легкой усмешечкой спросил Горохов. - По соседству, - добродушно ответил Пронин. - Пойдемте. Они вышли на площадь. Виктор ждал Пронина в машине. Доехали до комендатуры. Пронин шепотом отдал Виктору какое-то распоряжение, и тот уехал на этой же машине. Затем Пронин распорядился, чтобы Горохову выдали пропуск, и сам повел его к себе в кабинет. - Садитесь, - сказал Пронин, указывая Горохову на кресло и садясь сам за письменный стол. - Давайте побеседуем. Может быть, вы расскажете мне еще раз все, что известно вам о гибели кур? Горохов сердито посмотрел на Пронина. - Я ничего не знаю, - вежливо сказал он. - Я ни в чем не виноват. - Ну что ж, - сказал Пронин. - Тогда я сам вам кое-что расскажу. Он вызвал по телефону стенографистку. Она пришла, поздоровалась с Прониным и села в стороне за маленький столик. Все молчали, и Пронин не нарушал молчания, точно чего-то ожидал. Действительно, вскоре зазвонил телефон, и Пронин коротко сказал: - Можно. Дверь открылась без предупреждения, и в сопровождении Виктора в кабинет вошла женщина лет сорока, с болезненным бледным лицом, с реденькими, начавшими уже седеть волосами, заплетенными в косички, по старой моде закрученными над ушами. - Елизавета Васильевна Бурцева, - громко назвал ее Пронин, хотя сам видел ее впервые. Бурцева растерянно улыбнулась, смущенно обвела всех взглядом, остановила свой взгляд на Горохове - и точно тень мелькнула по ее лицу. - Алеша! Алеша! - закричала она внезапно и вдруг пошатнулась и, не поддержи ее Виктор, вероятно, упала бы на пол. Горохов приподнялся было с кресла и тотчас опустился обратно. - Алеша, где же ты находился все эти годы? - тихо спросила Елизавета Васильевна. Горохов молчал. - Что ж, расскажите жене о своей жизни, - строго сказал Пронин. - Я жил в деревне... - неуверенно пробормотал Горохов. - Ты меня прости, Лиза... Но я не мог. Я жил в деревне и не мог... - И ни разу... Ни разу... - с горечью проговорила Елизавета Васильевна. Потом вдруг резко повернулась к Пронину и глухо спросила: - Что же вам от меня нужно? - Нам нужно было только узнать, ваш ли это муж, - объяснил Пронин. - Но вы можете о ним поговорить. Елизавета Васильевна не посмотрела больше на мужа. - Нам не о чем говорить, - сказала она, с заметным усилием сдерживая себя. - Этот человек сам... сам пожелал умереть для меня восемь лет назад... И если вам нужно что-нибудь от меня, вызовите меня в отсутствие... Когда его здесь не будет. - Слушаюсь, - мягко сказал Пронин. - Вы извините нас, но... Он вежливо проводил Елизавету Васильевну до двери и вернулся к столу. - Ну а теперь, - сказал Пронин, - давайте, доктор Бурцев, поговорим начистоту. X - Итак, - сказал Пронин, - мы можем поговорить. - Нам не о чем говорить, - отрывисто сказал Бурцев, пытаясь даже улыбнуться, но губы его задрожали. - К сожалению, есть, и я советую вам набраться мужества и быть правдивым, - настойчиво произнес Пронин. - Нам не о чем говорить, и говорить я не буду, - резко повторил Бурцев и отвернулся от Пронина. - Значит, придется говорить мне, - произнес тогда Пронин. - Ладно, будьте слушателем, хоть вы и осведомленнее меня, а там, где я ошибусь, вы сможете меня поправить. Восемь лет назад молодой ученый Бурцев занялся изучением возбудителей азиатской холеры и холероподобных заболеваний. Неизвестно, пытался ли он найти совершенное средство против холеры, но в изучении этих заболеваний он достиг больших успехов, нашел способ ускорять размножение бактерий, ускорять течение болезни, вызывать молниеносную холеру. Об опытах Бурцева стало известно в кругах ученых, сообщения о них появились даже в специальных иностранных журналах. Тогда одно специальное ведомство крупной капиталистической державы тоже заинтересовалось открытием Бурцева. О нет, не в целях спасения жизни тысячам своих подданных, умирающих от этой болезни, а именно как средством уничтожения людей. Лабораторию Бурцева посетило несколько иностранных ученых и любознательных туристов. В их числе находилось и лицо, которое было послано ведомством с определенной целью. Бурцев продолжал опыты. Неизвестно, спровоцировали ли Бурцева или он сам рискнул перенести опыты на людей, но погибло трое ближайших его сотрудников. - Это ваша выдумка, - глухо прервал Бурцев рассказ, глядя на свои ботинки. - Это неправда. - Может быть, вы будете продолжать сами? - спросил его Пронин. - Нет, - упрямо сказал Бурцев. - Я буду слушать. - Возможно, что я ошибся, - продолжал Пронин. - Произошла несчастная случайность. Но сотрудники погибли, и Бурцев испугался ответственности, а быть может, кто-то нарочно постарался запугать его этой ответственностью. Вольным или невольным, но виновником смерти своих сотрудников был Бурцев, и, чувствуя за собой вину, он решил исчезнуть - и от ответственности, и от лица, которое его этой ответственностью запугивало. Он присвоил документы своего умершего лаборанта, фельдшера по образованию, инсценировал самоубийство, и через некоторое время в провинции возродился фельдшер Горохов. В течение нескольких лет никто Бурцева не беспокоил, и сам он, по-видимому, был удовлетворен своим скромным положением. Увы, некоторые государства усиленно готовились к войне и в этой подготовке не брезговали никакими средствами. Все то же иностранное ведомство вспомнило и о докторе Бурцеве. Отыскать его было нетрудно, так как ведомству были известны обстоятельства, связанные с его исчезновением. И вот в один прекрасный день фельдшерский пункт посетил инспектор здравотдела, оказавшийся тем самым лицом, которое посещало уже однажды Бурцева. Как известно, Бурцев не отличался смелостью и полностью находился во власти ведомства. Бактериологу Бурцеву приказали заняться изготовлением холерной вакцины. Надо думать, Бурцев пытался отказаться. Ему пригрозили разоблачением. Бурцев попытался увильнуть и сослался на отсутствие рукописей и дневников. Рукописи были похищены и вскоре же доставлены в деревню вместе с незамысловатым оборудованием походной лаборатории. Бурцев подчинился и возобновил прежние опыты. Действие вакцины необходимо было проверить на практике. Экспериментировать с несколькими курами у себя дома Бурцев не мог - в проверке нуждалось действие вакцины не на отдельные живые существа, а нужно было выяснить именно возможность массового распространения инфекции. Для этого он решил использовать Дусю Цареву. Вероятно, Бурцев неплохо относился к девушке, занимался с нею, поощрял ее желание учиться. Сама Дуся, разумеется, испытывала к Горохову большое уважение, впрочем, как и все, кому приходилось сталкиваться с этим образованным и умным фельдшером. Дуся верила Горохову, а тот доверял девушке. Он обманул ее и уговорил подмешать в птичнике к воде вакцину... Обманул, потому что нет оснований допустить, что Дуся Царева могла согласиться причинить какой-нибудь вред совхозу. Вероятно, он сказал ей нечто вроде того, что изобрел средство для усиления роста птицы или что-нибудь в этом роде. Куры погибли. Испуганная и взволнованная девушка пришла к фельдшеру. Бурцеву нетрудно было притвориться таким же огорченным, как Дуся, и он убедил ее испробовать свое средство еще раз. Куры опять погибли, и на этот раз Дуся, вероятно, говорила с Гороховым более решительно. Бурцев что-то плел ей, доказывал, убеждал. Но, по-видимому, или куры дохли недостаточно быстро, или вакцина нуждалась еще в какой-то проверке. Во всяком случае, Бурцев принудил девушку отравить воду в третий раз. После опыта Дуся решила сознаться в своем преступлении и сказала об этом Горохову. Тогда он произвел новый опыт над самой Дусей. Способ для этого найти было нетрудно. Когда в совхозе началось следствие, фельдшер Горохов находился совсем в стороне. Он только издали присматривался к происходящему, убежденный в том, что ему не грозит никакая опасность. Не вызвал у него опасений и приезд ревизора из Москвы. Бурцев сумел сдержаться даже тогда, когда услышал о приезде Полторацкого, хотя встреча с Полторацким означала его разоблачение. Он решил бежать в Москву, сдать изготовленную вакцину и потребовать, чтобы его оставили в покое. Со станции он послал телеграмму, извещавшую о выезде, - к сожалению, адрес его корреспондента остался нам не известен, телеграмма была отправлена до востребования, - и на вокзале в Москве передал вакцину лицу, ожидавшему Бурцева на перроне. Пронин поднял и переставил тяжелое пресс-папье, точно поставил заключительную точку. - Не так ли? - спросил он Бурцева. - Так, - подтвердил тот, голос его прервался, и он попросил: - Дайте мне воды... - Виктор, - распорядился Пронин, - будь любезен... Виктор налил в стакан воду и поставил перед Бурцевым, но тот не прикоснулся к воде, точно сразу забыл о своем желании. - А теперь вы нам скажете, - произнес Пронин, - кто был этот человек. - Я никого не знаю, - ответил Бурцев. - Оставьте меня в покое. - Но Гороховым вы были, вакцину приготовляли, Цареву убили - это же факты? - спросил Пронин. - Я признаюсь во всем, - равнодушно сказал Бурцев. - Я производил преступные опыты, я отравил кур. Но мне никто ничего не поручал. Саквояж у меня украли. Пронин усмехнулся. - Я ручаюсь вам, - сказал он, - что с вашей помощью вор отыщется... Он не договорил и, опрокинув вазочку с карандашами, перегнулся через стол. Но Бурцев еще быстрее успел поднести руку ко рту, что-то проглотить и отхлебнуть из стакана воды. В следующее мгновение Пронин уже вышиб стакан из рук Бурцева. - Врача! - закричал он Виктору. - Какая глупость... Он схватил Бурцева за руки. - Отпустите, - сказал Бурцев. - Ведь я тоже... врач... - Кто? Кто вас встречал на вокзале? - закричал Пронин. Но Бурцев ничего не ответил. Глаза его стали какими-то стеклянными, и он безвольно поник в руках у Пронина. XI Вечером, дома у Пронина, он и Виктор подробно разбирали все обстоятельства дела Бурцева. Виктор задавал вопросы, и Пронин отвечал. - Когда мне стало известно об эпидемии, поразившей в совхозе птицу, я склонен был считать эпидемию случайностью. Куры погибли от случайно занесенной инфекции, подумал я, и дело администрации найти виновника и строго взыскать с него за оплошность. Сомнение возбудило лишь одно странное обстоятельство - локализация инфекции, если так можно выразиться. Зараза точно была сосредоточена в одном месте, внезапно в определенном месте уничтожала всех кур и так же внезапно исчезала. Можно было, конечно, предположить вредительство. Известны десятки случаев, когда враги, пробравшись в колхозы и совхозы, травили птицу, животных, поджигали конюшни, овчарни, коровники и, наконец, вносили заразу, пуская в здоровое стадо больных животных. Возможность отравления была исключена - результаты исследования говорили совершенно ясно: куриная холера. Предположить, что к здоровым курам подбросили больных, тоже было трудно. В совхозе - учет, наблюдение, определенные породы. Это ведь не деревенские пеструшки. Да и болезнь в таком случае распространялась бы медленнее. Можно было предположить худшее, и к тому имелись некоторые основания. Однако следователь обязан перебрать и проверить все возможные гипотезы. Я решил выехать на место происшествия и ехать в совхоз в качестве обычного ревизора. Слухи обо мне быстро распространились, и я стал ожидать визита преступника, в том случае, конечно, если вообще здесь имело место преступление. Преступник обязательно захочет, думал я, убедиться, насколько реальна грозящая ему опасность. Поэтому-то я так решительно отклонил предложение директора совхоза устроить собрание - преступник познакомился бы со мной, а сам остался бы в тени. Со мной встречались десятки людей. Они высказывали различные предположения, иногда остроумные, иногда глупые, иные справедливо указывали на недостатки в работе совхоза, некоторые сплетничали, все ожидали моих расспросов, и я осторожно расспрашивал и убеждался в том, что все мои собеседники сами встревожены и озадачены загадочным происшествием. Меня интересовал собеседник, который не столько будет показывать себя, сколько пожелает выяснить, что же из себя представляю я. Таких оказалось трое. Во-первых, это был директор совхоза Коваленко. О нем имелись отличные отзывы, и после обстоятельной беседы Коваленко и на меня произвел впечатление честного человека и хорошего работника. Вторым был зоотехник. Он задавал мне преимущественно вопросы специального характера - по-видимому, он действительно растерялся и нуждался в помощи более опытного товарища. Наконец ко мне явился местный фельдшер Горохов, и я даже не могу считать это оплошностью Бурцева, потому что не может быть такого положения, когда человек откажется поинтересоваться, грозит ли ему какая-нибудь опасность. Он очень осторожно беседовал со мной, пока не убедился, что если перед ним и не болван, то, во всяком случае, человек неопытный и недалекий. Тогда Горохов стал убеждать меня в том, что в комнате Царевой необходимо срочно произвести дезинфекцию. То, что фельдшер проявляет по такому поводу законную тревогу, было естественно и похвально. Сделать это было нетрудно. Я съездил за следователем, и дезинфекция была произведена. Но перед тем как послать за Гороховым, я тщательно осмотрел комнату Царевой. Фельдшер хочет произвести дезинфекцию - резонно, ну а если что-нибудь еще интересует фельдшера в этой комнате, подумал я и решил предварительно сам все осмотреть. Я облазил пол и стены, заглянул в нетопленую печь, пересмотрел все вещи, все безделушки, раскопал мусор у двери, и мое внимание привлек осколок ампулы, валявшийся в тумбочке между бус, шпилек и пуговиц, который, по-видимому, не заметили при первом обыске. У меня даже мелькнула мысль - не отравилась ли и в самом деле девушка? Однако я оставил ампулу на месте. Затем из деревни пришел Горохов, я мы втроем принялись все пересматривать и составлять опись тому, что находилось в комнате Царевой. Тут Бурцев совершил первую свою ошибку. Осколок ампулы незаметно исчез, когда мы стали разбирать вещи в тумбочке. Да, - повторил Пронин, - опасно возвращаться за оставленными уликами, но такова уж психология преступника, будь он профессор или громила. Потеряв пуговицу, он воображает, что все сейчас же заметят его потерю, хотя десятки одинаковых пуговиц одновременно теряют десятки людей. Я обратился к следователю с просьбой увезти с собою Горохова и задержать его, чтобы быть гарантированным от неожиданного возвращения фельдшера домой. Всю ночь я провел в амбулатории и не нашел там подобных ампул. Осмотрел комнату Горохова - и тоже безрезультатно. Зато в чулане, позади комнаты, я нашел маленькую и скромную, но самую настоящую лабораторию. Нашел несколько коробок с пустыми ампулами и в особом хранилище семьдесят три наполненных. Меня заинтересовало их содержимое, и перед поездкой в Москву я взял одну ампулу с собой, но, чтобы не вызвать у владельца подозрений, наполнил одну из пустых ампул водой, запаял на спиртовке и положил к остальным. Кроме того, я обратил внимание еще на одну подробность. Коробки с ампулами были завернуты в газету "Вечерняя Москва" - подробность эта была важной потому, что в течение нескольких лет Горохов никуда не уезжал из деревни и не получал никаких посылок. Следовательно, кто-то доставил эти ампулы в деревню. Ведя самые безобидные разговоры, нетрудно было узнать, что месяцев пять-шесть назад пункт обследовал какой-то инспектор из здравотдела. На мой же запрос, когда обследовался фельдшерский пункт, здравотдел ответил, что фельдшерский пункт подчинен заведующему участковой больницей и непосредственно здравотделом не контролируется. В общем, это был странный фельдшер, украдкой занимающийся какими-то странными опытами. Тем временем ты посещал бактериологов и, сам того не подозревая, искал подтверждения моей гипотезе. Конечно, бактериологов в нашей стране множество, но хоть какая-нибудь ниточка да должна была попасться в Москве. Ты рассказал мне о своих поисках, и я сначала подумал, не может ли кто-нибудь из прежних сотрудников Бурцева продолжать его опыты. Но таких не оказалось, и тогда у меня возникло предположение - не может ли это быть сам Бурцев? Лабораторное исследование обнаружило, что в ампуле содержится чрезвычайно сильная холерная вакцина, и тут меня осенило: куры в совхозе болели не куриной холерой, безопасной для людей, не азиатской холерой, распространителями которой они не могут быть, а каким-то неизвестным холероподобным заболеванием, еще более страшным и равно опасным и для кур и для человека. Проверить все эти предположения было нетрудно, следовало лишь столкнуть Горохова с кем-либо из его старых знакомых. Я сообщил ему о приезде Полторацкого, и Бурцев совершил вторую ошибку. Не дожидаясь приезда Полторацкого, который не мог не узнать своего бывшего ученика, Бурцев удрал в Москву. Со станции Бурцев отправил в Москву телеграмму до востребования на имя какого-то Корочкина, извещая того о своем выезде. Конечно, я тут же послал вслед распоряжение установить наблюдение за лицом, которое эту телеграмму получит. Но телеграмму так никто и не получил, и она до сих пор числится в списке невостребованных депеш. По-видимому, на телеграф являлся некто с похожей фамилией и самый факт наличия телеграммы на имя Корочкина был условным извещением о выезде Бурцева. Все было ясно: Бурцев ехал в Москву и собирался там с кем-то встретиться. Но тут последовала ошибка с моей стороны. Я не мог предположить, что встреча произойдет тут же, в вокзальной толчее, и встречающиеся сумеют даже не подать вида, что знакомы друг с другом. С Бурцевым покончено. Но есть некто гораздо более опасный и ловкий, умеющий принимать всевозможные личины и ускользать от нашего внимания. - А гипотеза? - спросил Виктор. - Какая же это была гипотеза? - Видишь ли, мы должны отлично знать, как готовятся империалисты к войне, - объяснил Пронин. - Так вот, в одном иностранном военно-медицинском журнале некий полковник Аренс в своей статье открыто писал, что ареной бактериальной войны явится глубокий тыл противника. На территории враждебного государства, в глубоком тылу, утверждал Аренс, следует создавать небольшие лаборатории, которые легко могут быть законспирированы, с тем чтобы начать действовать в нужный момент. Ну а как нам с тобой хорошо известно, теория и практика друг от друга неотделимы. AGAVE MEXICANA Сидя у себя за столом в служебном кабинете, Пронин неторопливо вычерчивал цветным карандашом на листе бумаги то синие, то красные квадраты. Но Виктор не был спокоен - он то и дело садился на диван, вскакивал или начинал расхаживать по комнате. - Я не понимаю вас, Иван Николаевич! - восклицал он, едва скрывая раздражение. - Вы знаете, что где-то среди нас в Москве скрывается преступник, и относитесь к этому безучастно. - Ты повторяешься, - сказал Пронин. - На все лады повторяешь одну и ту же фразу, и я не вижу в этом большого смысла. Я в сердцах читать не умею, и никакой Рентген не изобрел еще аппарата, с помощью которого можно было бы просветить всех людей на предмет выявления зловредных личностей, существование которых так тебя беспокоит. Некто получил от Бурцева сумку с вакциной. Виноват, каюсь - не уследил. Бурцев мертв, и у меня нет никаких данных. Найди своего водопроводчика! Не можешь? Вот и я не могу найти, и оставим об этом разговор. Конечно, нет спора, преступника выявить нужно, но самое важное в нашей работе - профилактика, предотвращение преступления. - Вот об этом я и говорю! - воскликнул Виктор. - Преступник разгуливает на свободе, и в руках у него такое страшное средство. - И тем не менее приходится ждать, - упрямо повторил Пронин. - Тебе не хватает терпенья. Они бы еще долго спорили, потому что Виктора не так-то легко было остудить, но беседу их прервал телефонный звонок. - Да, - сказал Пронин. - Слушаюсь. - Он положил трубку. - Начальство вызывает, - объяснил Виктору. - Покамест будем заниматься другими делами. А то так можно всю жизнь проговорить. - Он взялся за ручку двери. - Ты подожди меня. Вскоре Пронин вернулся - деловитый и напряженный. - Что там? - нетерпеливо спросил Виктор. - В одном учреждении пропал документ, имеющий государственное значение. Оттуда только что звонил один из ответственных работников... Щуровский! - Пронин усмехнулся. - Вот нам с тобой и придется вместо живого человека заняться поисками бумажки! Спустя десять минут Пронин и Виктор уже стояли перед подъездом названного учреждения. Они предъявили вахтеру свои удостоверения, поднялись по широкой лестнице на четвертый этаж, легко нашли кабинет Щуровского, постучали, и на стук в двери тотчас же задергалась узорная бронзовая ручка, щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул сам Щуровский. Это был высокий плотный человек, отлично и вместе с тем скромно одетый. - Наконец-то! - озабоченно сказал он, увидев незнакомых посетителей в военной форме. - Прошу. И широко распахнул дверь, отступая в кабинет. Пронин и Виктор вошли, Щуровский быстрым, казалось бы, несвойственным ему движением сейчас же захлопнул бесшумно закрывшуюся дверь. Мягко щелкнул английский замок. Вошедшие очутились в просторном кабинете, обставленном старинной резной мебелью и устланном коврами. Громадный, обтянутый зеленым сукном стол больше походил на бильярдный, нежели на письменный. Кабинет скорее напоминал место для отдыха и бесед с друзьями, чем комнату для работы. Виктор обвел комнату глазами, и Щуровский заметил его недоумевающий взгляд. - Это для приемов, - поспешно сказал он. - Мы пройдем в мой рабочий кабинет. Они вошли в следующую комнату, обставленную много проще. Два шведских бюро, несколько шкафов, несколько стульев, столик с пишущей машинкой... Чувствовалось, что здесь действительно работают. В одну из стен был вделан громадный несгораемый шкаф, возле которого стоял молодой человек. Он был так бледен, что в лице его не было ни кровинки. При виде вошедших он не сдвинулся с места, только вопросительно взглянул на них и ничего не сказал. - Мой секретарь - товарищ Иванов, - назвал его Щуровский. - Да, я забыл вас познакомить, - спохватился Пронин и в свою очередь представил Виктора: - Мой помощник - Железнов. Пронин прошелся по комнате. - Может быть, присядем? - предложил он и сел. Сели и Щуровский, и Виктор. Лишь Иванов продолжал стоять. Тогда Пронин указал на стул рядом с собою. - Садитесь, товарищ Иванов. И внезапно Иванов точно ожил, щеки его вдруг залила краска, он отошел от шкафа и послушно опустился на указанный стул. И тут Виктор заметил, что Иванов красив. И круглое открытое лицо его, и курчавые черные волосы, и украинская вышитая рубашка - все в нем понравилось Виктору. - Мы вас слушаем, - сказал Пронин, устремляя взгляд куда-то в потолок и как бы подчеркивая этим взглядом свое беспристрастное отношение к собеседникам. - Собственно говоря, рассказывать больше нечего, - сказал Щуровский. - Исчез документ колоссальной важности. Содержание его известно немногим, и я вам не могу его изложить. Однако дальновидные политики могли подозревать о существовании документа. А некая иностранная держава весьма заинтересована и в том, чтобы его за