жа... Задача была не интересной. Обзавестись Интернетом, освоить его и качать информацию по дюжине поисковых слов. Завести альбом, в который выклеивать все статьи из центральных газет, где упоминаются несколько известных имен. -- Английским владеешь? Тогда выпиши еще вот эти газеты. -- Перед Сергеем лег еще список. -- У нас скоро денег и на российские газеты не хватит. -- Попробовал шутить Сергей. -- Продашь особняк. -- Не принял шуток Михалыч. -- Кстати, ликеро-водочный завод я уже продал. Деньги в трех ячейках Межбанка, номера ты знаешь, ключ у тебя имеется. Надо будет тысяч сто пятьдесят положить на карточку "Виза". Карточку мне. С остальными деньгами бережней... Через пару дней он снова уехал. А Сергей занялся непривычным для него делом. С утра с ножницами и клеем засаживался за газеты. Потом шарил по Интернету. Пачки распечаток и блокноты с вырезками вечером по дороге домой завозил по адресу, оставленному Михеевым. Сначала это было скучно. Но вскоре кое-какие закономерности стали приоткрываться и ему. Одни и те же люди в одно и то же время появлялись в одних и тех же местах. Или почти одни и те же, почти в одно и то же время, почти в одних и тех же местах. Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон, Рим, Женева... Разъехались, снова съехались... Это нельзя было назвать броуновским движением, хотя и похоже. Это скорее напоминало танец. И ему трудно пока было понять, какую музыку слышат все эти люди? А иногда все пропадало. Исчезала всякая закономерность. И тогда Сергею казалось, он занимается все-таки пустяками. 20 января 2001 года. Вашингтон Белый дом готовился к инаугурации сорок третьего президента Соединенных Штатов. Все были счастливы, что наконец-то закончилась тягомотина с подсчетом бюллетеней. Всех утомила тяжба "Гор -- Буш". Давно известно, американцы не любят неопределенностей. Буш, так Буш, хотя интеллектуальной Америке, людям искусства и студенческих аудиторий такой исход был явно не по нраву. Радовались больше люди служивые, которые в годы президентства Клинтона чуть со стыда не сгорели за этого "сексофониста". И все же день присяги Буша-младшего наступил как-то внезапно. Даже имя нового президента вписывали в приглашения от руки. -- Лора! Ты готова? -- Поправлял галстук перед зеркалом в передней Буш-младший. -- Иду, дорогой! -- Лора подняла бровь. Не в упрек Джорджу она готова всегда. Недаром среди прислуги ходят слухи, что открытки к следующему Новому году она покупает сразу после рождества. Новый представительский лимузин в составе кортежа мчал супругов по Пенсилвания-авеню. Секретные службы сбились с ног, обеспечивая маршрут от Капитолийского холма к Белому дому. Ожидались беспорядки, связанные с явно волевым исходом выборов. До 30 тысяч протестующих -- это вам не шутка -- под стать горячим денечкам инаугурации президента Никсона, когда бушевали по поводу Вьетнама. Но все прошло гладко. Лора едва сдерживала слезы счастья, когда ее муж произносил высокие и простые слова, положив ладонь на Конституцию. Неплохо поработали над первой президентской речью и спичрайтеры. Слова о примирении нации звучали особенно проникновенно. Джордж возьмет Америку в крепкие руки. Слишком много сложностей нафантазировали некоторые вокруг нее. У Джорджа техасский характер, лишние умозаключения ни к чему... 14 мая 2001 года, 15:35, Лэнгли Полковник Пауль Лацис, службист до мозга костей, принял эту информацию в конце своего дежурства. Он немало повидал, перечитал и переслушал на своем веку -- за тридцать лет службы в специальных ведомствах, но сейчас не верил собственным глазам. -- Уэлс, Уэлс, -- выуживал он из компьютера объективку на резидента в Риме, чтобы на докладе заместителю директора ЦРУ быть во всеоружии. -- Вот! Сорок четыре года, женат, двое детей. Из Анаполиса. Вест-Поинт. Два года службы во флоте. Перевод. Служба в центральном аппарате, учеба в академии. Агент в Сомали, Афганистане. Спецоперации в Восточной Европе. Командировки в Бирму, Ирак, Венесуэлу. С 1998 -- Рим. Сначала руководитель сектора, затем резидент. Благодарности, награды, взысканий нет. Как докладывать этот бред наверх? Надо бы посоветоваться. Но с кем? -- Дэн! -- позвонил он по внутреннему телефону своему старому знакомцу Дэну Гору в отдел "С". -- Заглянул бы ко мне в "скворечню" на пару минут... Дэн -- башковитый парень. Когда у Пауля возникала нестандартная ситуация, он всегда обращался к Дэну и отказа не не получал. И главное, парень умел держать язык за зубами, не разносил по управлениям, что Лацису иногда, скажем прямо, не хватает мозгов для того, чтобы переварить всю идиотскую информацию, которая идет через оперативного дежурного. Вот и Дэн! Как всегда, подтянутый и приветливый. С неизменным едва уловимым ароматом "Орбита". Боже, что у парня за улыбка, ему бы не в ЦРУ, а в Голливуд, на роль стопроцентного американца. Через пять минут Пауль уже знал, как докладывать нештатную ситуацию высокому начальству. -- Извини, старик, меня там, наверное, хватились. -- Хлопнув приятеля по плечу, Дэн снова просиял бесподобной улыбкой. -- Сегодня мой генерал... А, ладно! Если что, меня у тебя не наблюдалось... Классный парень -- Дэн. Везде успевает. Недаром у него прозвище -- мистер Ртуть. 11 сентября 2001 года, 8:45 утра, Нью-Йорк Опаздывать для Анни всегда было равносильно сожжению на костре, вселенской катастрофой. Каждое опоздание, она знала точно, отнимало несколько дней жизни. Она так и не перестала быть маленькой девочкой, которая в коридоре колледжа, испытывая неописуемый страх, представала в таких случаях перед желчным мистером Крауфордом. Мистер Крауфорд, личность достопримечательная в Канзанс-сити, где каждый друг друга знает. Он обычно встречал опоздавших на крыльце школы и еще издалека узловатым указательным пальцем указывал на провинившегося. При этом смотритель лишь укоризненно качал головой. Он не произносил ни единого слова порицания, но опоздавшие сгорали от стыда. Рассказывали, что даже мэр Канзас-сити побаивался этого старикашку. Во всяком случае, первым у кого он заручился поддержкой на последних выборах, был именно мистер Крауфорд. После колледжа Анни никогда и никуда не опаздывала. Сейчас она поъезжала к южной башке МТЦ за десять минут до начала работы. Три минуты на парковку в подземном гараже, две -- на сто шестьдесят пять шагов до лифта, три с половиной -- на подъем до семьдесят восьмого этажа. Минута на обмен приветствиями со знакомыми по пути к комнате "87456" и вот она у себя. На столе ее, как всегда, ждал круглосуточно работающий в сети компьютер, пятиметровая лента факса с котировками Токийской, Гонконгской и Лондонской бирж, фотография в рамке, с которой смотрела веселая троица -- муж Алекс, Эдди с облупленным носом и она, Анни. Снимок был сделан в Майями, где они всей семьей отдыхали в прошлом году. Еще ее ждала на столе чашечка тонкого китайского фарфора чашечка с "нескафе", неизменное выражение платонической любви Бари Брокса, веселого толстяка предпенсионного возраста, с которым она соседствовала столами. Лучшего, пожалуй, на всем Манхэттене эксперта по азиатским рынкам. -- Анни! -- Приветствовал ее Бари. -- Сегодня ты особенно ослепительна. Не утомляй свою прекрасную головку этой мурой из факса, я уже сбросил тебе на е-мейл полную электронную сводку. Только ты можешь оттяпать для нашей паршивой компании у этих проныр-япошек пару-тройку миллиардов... -- Бари, ты меня балуешь, -- послала она ему воздушный поцелуй, с удовольствием отмечая, что Бари тоже выглядит неплохо. -- Как наша Долли? Долли -- единственный член семьи старого Брокса. Некогда пепельного, а сейчас серо-бурого цвета сиамская кошка. Скорей всего, одного возраста с хозяином. -- Ах, Долли! -- Закатил глаза Бари. -- У нее кризис дамы среднего возраста. Боюсь, она становится склонна к мазохизму. Может, это у нас семейное? -- Что такое! -- залилась смехом Анни. -- Старушка положила глаз на соседского кобелька и исхитрилась его всерьез заинтересовать. Вчерашний вечер на лужайке они провели особенно бурно... Зазвонил телефон. Все, нормальная жизнь закончилась. Анни скорчила Бари грустную гримасу: теперь до обеда словцом не перекинешся на отвлеченные темы. До 13.00 в их компании сущий ад. -- Слушаю, Инвест-юнайтедкомпани... Они и не подозревали, что настоящий ад в эти минуты стартует из аэропорта Джорджа Вашингтона. 14 мая 2000 года. Улица в трех кварталах от Лэнгли Со стороны это была обычная городская картинка. И даже если бы она мелькнула в каком-нибудь боевике, к концу фильма никто бы ее не вспомнил. Банальный штамп -- человек вошел в телефон-автомат. Не заглядывая в справочник, набрал по памяти номер. -- Есть очень важная информация. Вы ее должны знать. Выслушав время и место встречи, звонивший повесил трубку. . 18 мая 2001 года, Багдад Как и было обещано, в Дамаске его ожидала машина. Серый "Мерседес-300". И документы на имя Яна Кошеля, предпринимателя из Польши, заинтересованного в поставках фиников. Лари отдал должное русскому, который позаботился о легенде. Простенько и со вкусом -- какой патриот в Ираке не будет рад содействовать поставкам с его родины фиников. Они так гордятся, что фиников в Ираке насчитывается более шестисот видов. Так, документы на машину, разрешение на въезд, бумаги с реквизитами комиссии ООН, ведающей соблюдением санкций. Все было в полном порядке. Благополучно складывалась и дорога. К Багдаду Лари добрался под вечер того же дня. На въезде в город, который предстал мостами и минаретами, свернул на заправку. Он знаками показал неторопливому феллаху, чтобы тот залил полный бак. Вынул пять долларов. В любой стране мира для чужака лучше не выдавать себя за давно живущего здесь человека. Он приезжий, издалека, видно сразу. Феллах кивнул, залил ему бензин и вручил на сдачу две внушительных пачки растрепанной синей бумаги с портретом Саддама Хусейна. -- Юнайтед стейтс? -- поинтересовался он. -- Но. Полен... Хозяин бензоколонки пожал плечами. На том и расстались. В условленном месте его ждали. Но выяснилось, что старец находится в Вавилоне. Он примет гостя там и, если гость не возражает, после чая и отдыха его туда проводят. На проводы это не походило. "Мерседес" Лари остался во дворе хозяина дома, а в Вавилон его везла смертельно уставшая от бесконечной жизни машина неизвестной национальности. С обеих сторон опущенные стекла не спасали от дневного пекла. Все два часа изматывающей езды сопровождающие в белых одеждах, сидящие по бокам, не проронили ни слова. Большие небесные ворота. Храм богини Иштар с рельефным изображением драконов, головы и хвосты которых одинаково поднимались к небу. Зубцы высоких кирпичных стен Вавилона и горячие переходы-колодцы, где раскаленный воздух пустыни совершенно недвижим. Здесь те же драконы, ряды за рядами, в строгой последовательности. Лари невольно захватывала, подчиняла череда этих грациозных тварей. Не то от их мельтешения, не то от усталости, войдя в очередной коридор, он испытал легкое головокружение. Оказавшись в темноте он инстинктивно протянул руку вперед. Кто-то принял ее и в кромешной тьме повел его за собой.. -- Я рад снова видеть тебя, любознательный американец. -- Услышал он на фарси. -- Я знал, что ты захочешь видеть меня. Любознательный американец... У Старца были все основания так характеризовать его. Слишком о многом пытал его Лари в прошлый приезд. И старику нравилось это. Старик сидел перед невысоким светильником, который не в силах был вытеснить темноту из всего помещения и потому казалось, что здесь нет стен. -- Меня привел страх. -- Слабых страх гонит прочь. -- Проговорил старик, показывая на место рядом с собой. С последней встречи его лицо не изменилось, в этом Лари мог бы поклясться. -- Вы знаете о том, что должно случиться, наставник. Я хотел бы знать все, что об этом знаете вы. Что вам известно о... -- Лари не знал, каким словом заменить "теракт", почему-то показалось, оно все испортит. Старик сам из носатого глиняного чайника налил в маленький тонкий стакан жидкость, похожую на деготь. Передал Лари, придвинул сахарницу. -- Я это видел. -- Просто сказал он. -- И попросил найти возможность передать тебе все, что мне показали Харут и Марут. -- Харут и Марут? Кто эти люди? Я могу их увидеть? Старик покачал головой. -- Не можешь. Харут и Марут не люди. Некогда они были ангелы и обучали людей тайным наукам. Находясь рядом с Всевышним, они порицали потомков Адама за их греховную жизнь. Бог сказал им: не известно, как сами вы поведете себя среди земных соблазнов. Ангелы Харут и Марут сошли на землю, желая показать Аллаху свое благочестие... -- Извини, наставник. Ты мне рассказываешь легенды? -- Лари был поражен, если не сказать больше. Выходит, он из-за какого-то сна, "откровения", а попросту -- излома религиозного сознания выжившего из ума старика мчал сюда, сломя голову. И его сообщение в Лэнгли, брошенные дела, отъезд... -- Я понимаю. -- Кивнул прорицатель. -- Но я не мог не сообщить о том, что видел. Слушай, ты пришел чтобы услышать. И решай сам. Чай был так же хорош, как в прошлый приезд. Нигде и никогда Лари не пил такого чая. -- Сказано в Книге христиан, -- продолжал старец. -- "И десятая часть города пала, и погибло семь тысяч имен человеческих; и прочие объяты были страхом".. Это откровение Иоанна, Апокалипсис, я перечел сегодня. И снова видел, как рушится город. Скажи, в Америке есть две башни, одинаковых, как голова и хвост драконов, которые ты видел, когда шел сюда? Или как два клыка, возвышающихся над остальными зубами... Лари кивнул. Перед его взором всплыли билдинги над Манхэттеном. Старик тоже кивнул. И с закрытыми глазами стал пересказывать свои видения. О людях, которым нет выхода, о летящих из окон, отчаявшихся спастись, мужчинах и женщинах. О мальчике, совсем ребенке, тянущем руку к вазочке, которую подает ему юная смеющаяся официантка. Солнечный свет, льющийся на них вдруг заслоняется тяжелой тенью... -- Я вижу это. Суры Корана мне не открыли -- что мне предстало. Я читал Библию. И там сказано: второе горе прошло, пришло третье горе... Я не знаю, что это. Но читал дальше: "И явилось на небе великое знамение -- жена, облаченная в солнце; под ногами ее луна, и во главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от боли и от мук рождения. И родила она младенца мужского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его"... Я много думал, американец. И обращался к падшим ангелам. Беды твоей родины -- только начало. Нарушен баланс. И младенец придет его восстановить. -- Расскажи мне о падших ангелах. -- Они согрешили едва ступив на землю. Встретившись с красивой женщиной. И убили человека, ставшего свидетелем их падения. Но господь видел это. И предложил им выбрать место наказания -- ад или землю. Они выбрали землю. Они сказали "земля", и бог поместил их вот в эти подвалы. -- Старик повел рукой. -- Они выбрали и с тех пор томятся в колодце. Это здесь в Бабеле, в Вавилоне. -- Потому мы встретились здесь? -- С начала времен люди, желающие владеть тайными знаниями, пробираются сюда и просят у них наставлений. Ангелы дают советы, но предупреждают: тем, кто прибегает к тайному знанию, придется держать ответ перед небом... Старик смотрел на Лари, словно решая, сколь многое ему можно сказать. Он продолжал: -- Для простых людей существует жара и холод, боли и радости, цвета и запахи. В мире все могут себе позволить роскошь простой жизни, но не всем этого достаточно. Есть другой мир и другая жизнь. К ней два пути. Имя одного -- добро, а другого -- зло. Но однажды они сливаются. И имя новой дороги -- истина. Ею Аллах проверяет людей. Старик поднялся и посмотрел на гостя: -- Ты готов?.. Они вышли из пролома на внешнюю сторону храма. Наверху была ночь. По нетронутому песку, мимо остатков древних строений двинулись в пустыню. За руинами открылась площадка с базальтовым постаментом. На постаменте -- массивная статуя льва. Лари в неверном свете луны и звезд даже не увидел, а скорее угадал женщину под тяжелым животом хищника. -- Это Иштар, богиня военной удачи. Она зачинает от царя пустыни сына-воина. Более десяти тысяч лет Вавилону, американец, и эти пески, как Аллах, видели многое... Они пришли к кострам, которые горели восьмиугольником. В центре был еще один костер, к которому прорицатель посадил Лари и сел сам. -- Возможно, ты удивлен, что мусульманин читает Библию. Но за время, которое прожил, я понял -- знание всюду. Надо искать. Люди привыкают к своим религиям, уходят в них, как в скорлупу. Поклоняются им, но боятся истины. В религиях истины нет. Она в нас. А теперь смотри... Он рукой зачерпнул в костре угли. -- Дай мне свою ладонь. Будучи не в состоянии отвести глаз от желтого перламутра углей, повинуясь неведомой силе, Лари протянул ладонь. Старик вложил в нее угли и сверху прикрыл своею ладонью. Боли не было. Не было страха. Напротив, в Лари словно вливалась сила, состояние. Он по-новому увидел старца. И понял его. Он увидел, что старец знает жизнь и смерть. Он не боится смерти. Ему все равно, есть она или нет. Равно как и жизнь. От осознания этого по спине пробежал холодок. Холодок страха. И сразу Лари ощутил, что в его ладони горячие угли. Они словно ударили своим жаром. Старик сузил глаза и угли остыли. Они снова стали холодными. Может, даже холодней, чем до этого. И Лари понял другое -- старик, если захочет, может обратить огонь в лед. Как он делает это? -- Я хочу спросить. -- Спрашивай. -- Эта сила... Она от тех ангелов? -- Она в тебе. -- Познакомь меня с ангелами. -- Это не позволяется мне. -- Почему именно Америка? -- Случайностей нет. Есть баланс, равновесие. Если оно в чем-то нарушено, следует движение. -- Есть хранитель или хранители баланса? -- Баланс хранит себя сам. Баланс это то, что назвали Богом, но никто не хочет разбираться что есть Бог. -- Это карается. -- Людьми, но не балансом. Мы сейчас на земле, откуда началась человеческая цивилизация. Ученые говорят: за сорок тысяч лет до рождества Христова здесь, в Междуречье, между Тигром и Евфратом появились люди. Твоя страна совсем ребенок. Иногда родитель наказывает дитя, которое заигралось. Дети не всегда ведают, что творят. -- Америку накажет Ирак? -- Ирак тоже дитя. -- Тогда кто? -- Имена не имеют значения. Баланс. -- Расскажи мне, как он это делает? -- У него есть те, кого он призовет. Это люди. Они пойдут. Это их выбор. -- Людей можно остановить, задержать, убить. -- Можно. Но есть баланс. Чем больше он нарушен, тем сильней ударит. -- Ты говоришь, то, что случится, это неизбежно? -- Это случится. -- Можно предотвратить это? -- Да, это можно было бы предотвратить. -- Как? Старик замолчал. Его глаза были закрыты, лицо отрешено. При этом угли не жгли. Или уже погасли? Что проходит сейчас перед внутренним взором старика, где он в эти минуты? -- Чтобы предотвратить беду, твоей стране недостаточно мужества. -- Вдруг заговорил провидец. -- Ей нужно перемениться. Уйти в монастырь. В другое понимание себя и вещей. Встать перед зеркалом. Даже человеку бывает страшно встать перед зеркалом. Америка не сможет... -- Что делать мне? -- Знать. -- И куда идти с этим знанием? -- Это решишь сам. Возможно, он отключился. Во всяком случае, дальнейшее воспринималось, как сон. Откуда-то из темноты наплывали люди, они кружились вокруг него. Кружились под звуки никогда не слышанной музыки, одни -- в длинных одеждах, другие -- обнаженные по пояс, третьи совсем нагие. Кружились каждый в своем ритме. Некоторые приближались, наклонялись к нему. Их лица... Какие-то из них он, казалось, узнавал. Они были ему знакомы. Да, он их где-то встречал. Только он не мог вспомнить, где. Эти демоны или дервиши так быстро уносились в танце, что сознание не успевало их опознать. Как он написал бы в отчете... 5 июля 1999 года, 8:47. Бостон. Звонил телефон. Звонил настойчиво и раздраженно. Успевший раздеться, принять душ и завалиться в кровать Алекс с неохотой двинулся к телефону. Анни? Наверное, добравшись до работы решила позвонить. Может, что-то забыла. Или вечером ему нужно будет забрать сына. А может, звонит мамочка. В Санкт-Петербурге около пяти вечера. Мамочке скучно, по телевизору какая-нибудь мексиканская мелодрама, вот и решила осчастливить сыночка. -- Алло! -- Мистер Штерн? -- Голос в трубке был чужим. -- Это из департамента, где отрабатывается программа "GHUH". Как они выговаривают эту абракадабру, подумал Алекс. -- Слушаю. -- Здесь у нас возникли некоторые сложности. Не могли бы мы рассчитывать на ваш приезд? На шестой проходной будет заказан пропуск. -- Прямо сейчас? -- Задал он глупый вопрос. -- Если вам будет удобно. Чертовы америкосы, досадовал Алекс, натягивая штаны. "Если вам будет удобно"! Положили жалкие семь тысяч в месяц и считают, что купили тебя с потрохами. Мягко стелят, да жестко спать. А ему сегодня поспать, видимо, совсем не удастся. Выводя машину из гаража, Алекс вспомнил, что забыл дома сотовый телефон. Как поставил его на подзарядку, так он и оставил лежать на столике. Надо бы вернуться. Но возвращаться, как известно, плохая примета. Он позвонит Анни из АНБ, а другие звонки его сегодня не интересуют. На паркинге его окликнули. И в первый момент он не осознал, что окликнули по-русски. Перед ним стоял человек в светлом костюме и улыбался. -- Рад видеть успешного американца. -- Мы не знакомы. -- Я привез вам привет от вашей матушки из Петера. У нее все хорошо. Передавала, что прилетит к вам, как только у Муси появится маленький. Честно сказать, я не знаю кто это -- Муся. Это ваша родственница? -- Я спешу. -- Решил отделаться Алекс. -- Это я говорил с вами по телефону. -- Человек взял его под руку. -- Очень нужно было встретиться, а дома неудобно. Да и зачем привлекать лишнее внимание. Здесь же безопасно. -- Повел рукой незнакомец в сторону главного здания самой могущественной спецслужбы мира. -- Прогуляемся? Потом Алекс никак не мог понять, почему он, словно телок на веревочке, безропотно последовал за этим человеком. И почему отвечал на его вопросы. В том числе, касающиеся работы. Даже самых закрытых тем. Незнакомца интересовало все -- данные по системе сбора информации, ее обработке, хранении, ассигнованиях на проект, этапы сдачи... Лишь когда они расстались, Алекс понял, что его собеседник даже не представился. 22 апреля 2000 года. Лос-Анджелес Да, Билли был выжил. Но, похоже, выжил и из ума. Так во всяком случае говорила ему жена. После того, как Билли привезли из госпиталя, он быстро избавился от кресла-каталки и включился в работу. Билли действительно изменился. Жизнь Голливуда, скандалы, даже дела и фильмы собственной студии перестали его интересовать. Своего директора, который пришел, чтобы подписать какие-то бумаги, он с порога послал по всем этажам ненормативной лексики. Теперь днями и ночами он просиживал за компьютером. На него нашло. Он писал и у него получалось. Не то чтобы получалось -- его несло. Все, что он знал, что видел в жизни, чем мучился, обо что набивал шишки с самого нежного возраста, оказалось не случайным. Все было востребовано. Порой ему казалось, что кто-то другой водит его рукой -- сам никогда не думал о том, что писал сейчас, не знал картин, которые разворачивались перед его внутренним взором. Раньше его компьютер стоял в спальне. Спальня жены была через стенку. Это она несколько лет назад настояла чтобы некогда их общая, на пол-этажа спальня была перегорожена и у каждого была своя жизнь. В те времена Билли, как молодой техасский бычок, не давал проходу ни одной красотке. И жена, потеряв к нему интерес, стала строить свою жизнь. При этом не соглашаясь ни на развод, ни на другую квартиру. Сейчас она снова закатывала ему скандалы. Она настояла, чтобы он переехал со своим "чертовым ящиком" куда-нибудь подальше. По ночам он не давал ей спать, то разражаясь за работой ругательствами, то хохоча во все горло, то завывая, словно снова попал в лапы кинга, чья порезанная шкура лежала у него под ногами. Он перебрался с компьютером вниз, в большую комнату. Но и там то и дело неистовствовал среди ночи, пугая даже собственного пса, который громче хозяина заходился испуганным лаем. Сегодня утром, спустившись из спальни Лили застала Билли спящим все на той же шкуре в обнимку с собакой. Мерцал экран не выключенного компьютера. Вокруг "приятелей" валялись пустые бутылки из-под неизменного шотландского виски. Переступив через эту живописную группу, Лили подошла выключить компьютер. -- Не прикасайся к нему. -- Не поднимая головы, трезвым голосом сказал муж. -- Не подходи к нему даже близко! Там -- ад... С глазами, полными слез, Лилиан вышла на кухню. С мужем действительно творилось что-то ужасное. Это не работа, это что-то другое. Лучше бы он снова вел ту жизнь, какая была у него прежде, чем вот так истязать себя и ее. Она стояла перед окном, за которым просыпался весенний беспечный город, и шептала, сжимая руки: -- Что делать?! Что нам с тобой делать, Билли?.. 20 мая 2001 года, Вашингтон Выходя из аэропорта, он знал, что в Лэнгли его никто слушать не станет. Все же Лари остановил такси и назвал адрес, известный каждому американцу. Впрочем, адрес известен и за пределами страны. Внезапно он передумал. Словно повинуясь какому-то сигналу. Нажал кнопку связи с водителем -- стекло к нему было поднято. -- Маршрут меняется. Едем к ресторану "Лагуна", знаете, за Капитолием? Водитель кивнул и они ушли влево. Через полчаса машина остановилась у отдельно стоящего комплекса зданий корпорации "Экарамбус". На первом этаже располагалась "Лагуна", но Лари не надо было туда. На четырнадцатом этаже этой пятидесятиэтажки работал его друг Витус Ламберт. А ресторан он назвал водителю, подчинясь опять-таки какому-то шестому чувству. Черт возьми, профессия дает о себе знать -- в родной стране шифруешься больше, чем за рубежом. -- Лари, какими судьбами! -- Встретил его Витус. -- Я сто лет тебя не видел, мой Ален Даллес! -- Витус, у тебя, по-моему, в Нью-Йорке кто-то есть? -- Что значит, кто-то есть! Я в нем родился. Вот этого Лари не предусмотрел. Он подумал только о том, что там родители Витуса, хотел предупредить. А там еще куча его друзей, знакомых, наверняка, -- родных. -- Что ты хотел, дружище? Что ему сейчас скажет Лари? Что Нью-Йорк будет разрушен? Можно представить, как отреагирует Витус. Редактор отдела новостей в компьютерном журнале "Svich". Лари знал, он запустит сенсацию во всемирную паутину в ту же минуту, как узнает о ней. Лишь бы побольше грохоту. Это хорошо, но не сейчас. Сейчас у него нет фактов. Он воспользуется Витусом, но позже. Если это будет необходимо. А пока тот ничего не должен знать. -- Так в чем дело, Лари? С тобой все в порядке? -- Все хорошо, Витус. Не обращай внимания. Поинтересовался твоими стариками, потому что, возможно, на днях поеду в Нью-Йорк. Может, что передать? -- Спасибо. Я посмотрю. Слишком неожиданно. Но я обязательно позвоню матери, скажу, что к ней появится в гости мой лучший друг. Пусть приготовит вишневый торт, который только она умеет так вкусно готовить. Нет, правда, Лари! Там встретят тебя по-королевски. Они слегка зануды, нагрузят насчет того, куда катится нынешняя Америка. Но ты не парься. Это даже забавно. -- Хорошо. От тебя можно позвонить? -- Конечно. Мне выйти, Ален Даллес? Лари кивнул -- так будет лучше. Оставшись один, набрал телефон родимого ведомства, своего куратора. -- Это ты?! -- Взвился по ту сторону провода Дэвид Остин, когда услышал его голос. -- Что происходит, Лари? Ты где?! -- Я в Вашингтоне. Ты получил мой телекс? -- Какой телекс? Куда ты пропал? Ты хоть знаешь, чем все это пахнет?! Ты исчез, как в воду канул неделю назад, а потом объявляешься в Вашингтоне!.. -- Ты не получал телекса? -- Объясни, что все это значит... -- Дэвид, нашу контору можно отправлять в утиль. Она хуже дырявого ведра. Кто дежурил по управлению четырнадцатого мая? -- Сейчас посмотрю. Через минуту он назвал имя: Пауль Лацис. -- Вызови его к себе и тряхни как следует! Конец связи... С Витусом они расставались в коридоре. Тот просил обязательно связаться с ним перед отъездом в Нью-Йорк. До завтра он соберет маленькую посылочку своим старикам. -- Отцу куплю лупу. -- Делился Витус. -- Я видел такую, знаешь, с серебряной рукоятью. Пусть рассматривает свои марки. У старика скоро день рождения -- семьдесят два. Приятель еще хотел известить, что он купит матери. Лари не выдержал: -- Слушай, подари старикам остров. Никому не известный остров где-нибудь на Сейшелах. Подальше от Нью-Йорка и благословленной Америки! И пусть они там рассматривают свои марки... Витус остался стоять соляным столпом посреди коридора. -- Что за фантазии! -- Донеслось до Лари уже у лифта. -- Что ты хочешь этим сказать? И потом, где я возьму столько денег?! -- Черт! -- Выругался он, когда оказался на улице. Что происходит? Получается, он даже близкому другу не может рассказать о том, что вот уже несколько дней носит в себе. И не пришло его сообщение. Такого в их ведомстве просто не может быть. Посидев в сквере, чтобы успокоиться, он снова позвонил Дэвиду. -- Как наши дела? -- Лари, хватит играть в загадки! Лациса я пока не нашел, его нет в управлении. Распорядился, чтобы его хоть из-под земли достали. Знаешь, приезжай сюда, пока я не отдал команду отловить и тебя. Мы думали, тебя выкрали, захватили, пытают, прикончили, всю Европу поставили на уши, а ты... -- Ищи Пауля Лациса! Зачем он грузит Остина поисками этого Пауля? Ну, найдут они его, поинтересуются, что такое пришло четырнадцатого из Рима. Допустим, Лацис расколется. Хотя вполне может этого не делать. Что с того? Лари представил лицо Дэвида, когда тот будет слушать Лациса о его сообщении. Об атаке на крупнейшие города Америки ее же собственной авиации. Какие мысли возникнут у него об Уэлсе? Прямая ассоциация с "Войной миров". Дэвид скажет, что у Лари поехала крыша. Доказательств этому достаточно. И каждый новый звонок Лари их добавляет. Нет, надо предпринять что-то другое. Прежде всего, самому найти этого Лациса, чье имя прежде он даже не слышал. Вернуться к Витусу? Воспользоваться Интернетом? Убедить его покопаться в архивах ЦРУ? Бред! Но имя из "конторы" не найти ни в одной справочной системе. Откуда можно еще его выцарапать? Впрочем, оно есть еще у дежурного по управлению, в книге оповещений. Придется все-таки ехать в Лэнгли. 11 сентября 2001 года, 8:10, борт "Боинга-757" Она подошла к нему и сказала: -- Передвинься на соседнее место. Я сяду рядом. -- Что случилось? -- Очнулся Карим. -- Ничего. -- Спокойно ответила Саманта. -- Просто у соседа носом пошла кровь. Ему оказывают помощь. Стюардесса попросила пересесть и только рядом с тобой есть место. Она опустилась на кресло, глянула на часы. И тем же спокойным голосом сказала не столько ему, сколько самой себе: -- Пойду через десять минут. Плечи Саманты, с ровным загаром и золотистым пушком, были видны в открытой маечке.. И снова Карим задался вопросом, что делает она в этом самолете? Может, спросить, что он теряет? -- Я не могу ответить себе на один вопрос, -- начал он. -- Знаю. -- Повернулась к нему Саманта. У нее и на верхней губе были точно такие же светлые волосы, только чуть подлиннее. -- Так почему?.. -- Мне заплатили. -- Ответила она, глядя ему прямо в глаза. -- Хорошие деньги. Вперед всю сумму. -- Не понимаю. -- Не мог он отвести от нее глаз. -- Больна моя дочь. Я оставила деньги родителям, чтобы они, если возможно, вылечили ее. У нее СПИД. И у меня соответственно тоже... Он откинулся на спинку кресла. Так все просто! А он все эти месяцы мучил себя вопросами. Вспомнилось, как убеждал себя, что это Аллах наставил ее на путь самопожертвования. Значит она... -- Ты прав, я слишком любила вас, мужиков. -- Аль-Масуд? -- Мы были знакомы раньше. Он знал о болезни. Предложил идти с ним и все рассказал. Мы подошли друг другу, в том числе и в кровати. 20 мая 2001 года, Вашингтон Лари беспрепятственно прошел к оперативному дежурному. -- Привет, я от Дэвида Остина. Приказано срочно разыскать Пауля Лациса. Мне нужен его телефон и домашний адрес. -- Сегодня все ищут этого парня. -- Развернул к нему книгу оповещений оперативный. -- До тебя уже были двое. Один за другим. Вас еще много явится? Он ткнул пальцем в строку. -- Вот, записывай. -- Я запомнил. -- Скользнул взглядом по адресу Лари. Когда он подъезжал к затрапезным коттеджам на богом забытой окраине, то еще издали увидел полицейские мигалки. Не доезжая до места, попросил водителя остановить машину. Никого знакомых из управления Лари не видел. Предъявив карточку ЦРУ, поинтересовался у ближнего полицейского: -- Мои коллеги здесь были? -- Еще нет. В это время из двери выносили черный провисший мешок. Четверо полицейских держали его за углы. Не удалось тебе, Лари, познакомиться с этим Паулем -- Как его убили? Тот же полицейский ответил: -- Со знанием дела. Контрольный в голову. Из очередного автомата он снова набрал номер Остина. -- Грубо работаешь, Дэвид. Хотя бы для виду прислал спецов на квартиру приконченного... -- Я уже знаю. -- Обычным своим скрипучим голосом проговорил Дэвид. -- Это не мои, Лари. Мои прособирались, только сейчас поехали. Похоже на правду. Во всяком случае, шестое чувство Лари согласилось принять эту версию. -- Адрес Пауля у оперативного дежурного сегодня брали трое. -- Сказал он. -- Один из них и последний -- я. Разбирайся. А я ложусь на грунт. -- Ты мне можешь сказать, в чем дело? Или так и оставишь идиотом?! -- Сейчас не могу. Потом. Когда я что-нибудь придумаю... А что он может придумать? Рассказать обо всем? Но много ли от этого толку? Чем он подтвердит свою информацию. И кто сочтет все это за информацию? Или для убедительности он насыплет в ладони Дэвида углей погорячее? Надо выходить на след тех, кто устранил Пауля. Если Дэвид не врет, Пауля устранили те, кто причастен к планам по налету. Это кто-то из самого ЦРУ. Минуту Остин сидел неподвижно. Что-то мешало ему вернуться в отмобилизованное состояние. Он окинул взглядом свой рабочий стол, подвинул на пару дюймов влево письменный прибор -- подарок самого Алена Даллеса, когда Дэвид, можно сказать, был еще совсем новичком. Ощущения порядка не прибавилось. Он сдвинул прибор еще на полдюйма влево. И потянулся к селектору. -- Найдите мне Хайта. Уэлс -- хороший парень, но совершенно вышел из под контроля. Откуда и как к нему попала информация о плане "дубль", неведомо, но у Лари профессиональный нюх, он почуял стопроцентную правду. Нет ничего хуже пропитанного демократическими убеждениями спецслужбиста. Впрочем, любые идеи имеют один изъян -- в них иногда верят даже профессионалы. Лари -- его работник. И интересно будет выглядеть Остин, если этот придурок и дальше продолжит пороть свою горячку. Дверь открылась. Вошел Хайт. Хороший работник, даже отличный. У него по части идей и убеждений полный порядок, ему на них чихать. Но у этого своя беда. Всей своей статью, обликом Хайт наводил на мысль о своей причастности к специфическим ведомствам -- ни одного лишнего движения, слова. От такого за милю веет ЦРУ. Но и лучшего спеца трудно желать. Можно представить, как ему пришлось повозиться с арабами, совершенно не приспособленными к дисциплине... -- Хайт, есть дело, которое надо уладить. И как можно скорее. Пересказывать всю историю, в которую он влип с римским резидентом не стоило. Остин достал из ящика и протянул через стол папку -- личное дело Лари Уэлса. -- Сейчас этот человек в Штатах. Несколько минут назад звонил из Вашингтона. Здесь, в папке его данные, связи. Этот человек нужен мне. Живым или мертвым. За время инструктажа ни один мускул не дернулся на лице Хайта. И ни разу не сменили своего выражения его серые стальные глаза. Оставшись один, Остин снова передвинул письменный прибор. На старое место. Так-то лучше. 20 мая 2001 года, Москва Черный "Мерседес" с трехцветным флажком рядом с цифрами номера промчал по асфальту Ильинки и брусчатке Красной площади, въехал в ворота Спасской башни. Он остановился у подъезда, справа и слева от которого были уложены старинные пушки. По длинному коридору председатель ФСБ шел на прием к Президенту. Это был урочный визит, заведенный со дня прихода Путина на этот пост. -- Здравствуйте. -- Путин всегда здоровался первым. -- Здравствуйте, господин Президент. Несмотря на то, что Россия вроде как вернулась во времена досоветские обращение "господин" приживалось как-то застенчиво. Нередко по привычке к Президенту обращались "товарищ", замечаний на этот счет не было, "товарищ" не отошло окончательно вместе с эпохой. Но смысла затягивать умирание этого слова председатель ФСБ не видел. -- Прошу садиться, -- пригласил жестом Путин. Предельно сжато доложив текущие дела, ответив на вопросы и пометив в своей книжке интересующие президента темы, глава основной российской спецслужбы вынул из папки листок бумаги: -- Еще одно, Владимир Владимирович. Путин пробежал написанное, поднял глаза: -- Как к этому относиться? -- Не знаю, Владимир Владимирович. Но не сообщить, сами понимаете, не мог. Обычно Путин принимал решения сразу. Тут он еще раз пробежал текст, отложил бумагу к себе на стол. -- Спасибо, до свидания. Снова рукопожатие. Вечером Путин позвонил по "кремлевке": -- Полагаю, вам нужно найти способ передать американцам эту важную информацию. На своем уровне. И держите руку на пульсе... 11 сентября 2001 года, 8:15, борт "Боинга-757" Саманта еще раз глянула на часы. -- Не хочешь со мной? -- Кивнула на дверь в трех шагах. Сердце Карима остановилось, потом ударило -- больно и сладко. Саманта встала. Он поднялся за ней. Оглянулся назад вдоль салона. За мгновение до встречи с его взглядом аль-Масуд опустил глаза. Она была у Карима первой женщиной и поняла это сразу. Помогая ему в тесном пространстве его первой любви, Саманта не сдерживала слез. Они катились по ее щекам, а он подбирал их губами. Потом была близость. Выключающая сознание, как пытка электротоком. 21 мая 2001 года, Вашингтон О том, что на него открыли охоту, Лари понял, когда заехал к Витусу за посылкой. -- Его нет! -- С яростью рявкнул дежурный редактор, к которому Лари прошел, когда обнаружил пустую комнату Витуса, в которой против обыкновения не светились экраны компьютеров -- у Витуса их было три. И на своем катающемся стуле Витус обычно ездил от одного к другому. -- Он должен быть на работе сегодня? -- Мы каждый день на работе! -- Буркнул редактор, человек с необъятной лысиной. Прядь редких волос была зачесана у него через череп от одного уха к другому. -- А он редактор новостей, и вообще должен жить на рабочем месте! -- Крикнул вдогонку лысый. Не отвечал и домашний телефон старого холостяка. Внизу, на выхо