льной улыбке. - Да ты что. Если б ружьем, я бы до сих пор сидел. Рукой. Но ему мало не показалось. Главное, - он стукнул себя кулаком в грудь. - В меня же стрелял, и мне же пять лет дали! Представляешь?! - А тот-то выжил? - поинтересовался я. - Выжил, но как узнал, что я освобождаюсь, собрал манатки, бабу эту свою, прорву ненасытную, прихватил и слинял куда-то. - Так ты не пять сидел? - Нет, три. Я ж им за всю бригаду норму делал, досрочно освободили. - А тебе вообще-то сколько лет? - поинтересовался Павел. - Тридцать один. А загремел я в восемнадцать. Глупый был. Теперь меня к женатой бабе калачом не заманишь. На мой век в моей деревне вдов и разведенок хватит. Ну пошли, отдохнули немного, хватит. В тот день Жереба нас просто загнал. У меня и сейчас перед глазами его гибкая, пружинистая походка. Когда он шел, не верилось, что в его рюкзаке вообще что-то есть, казалось, что он пустой. Голову Иван держал прямо, никогда не сутулился, умудрялся замечать и то, что творилось впереди, и коварный валежник у себя под ногами. При этом он никогда не пользовался посохом. Жереба не поскальзывался даже на самом крутом и мокром склоне. Поняв, что мы отстаем, частенько застревая в гуще веток поваленных деревьев, он вытащил из петли на боку свой громадный мясницкий топор с необычно длинной рукоятью и начал буквально прорубать нам дорогу. На следующем привале я задал Ивану вопрос, мучивший меня добрых полдня. - Слушай, а что вы с тем беглым сделали, ну... у которого нога была в рюкзаке? Иван снова засмеялся. - А что с ним? Чикаться, что ли? В расход его пустили. Это ведь уже не человек, любой зверь лучше его. У нас из шестерых пятеро зону топтали. Так что приговорили и прямо там хлопнули. Закон тайги. - Как это закон тайги? - не понял Андрей. - А так это. Не делай человеку зла, и тебе не сделают. Если в тайгу приезжают или на лодке приплывают, то никогда ни машину, ни лодку не закрывают. Не тронет никто. - Ну, а если кто-нибудь все-таки решится? - упрямо допытывался Андрей. Жереба улыбнулся. - У нас без ружья не ходят. И если что такое увидят - то тут уж хозяин и прокурор, и судья. - И что, бывали случаи? - спросил я. - Ну, а как же. Сейчас городские везде шныряют. Понакупили техники, лодок. Частенько у них руки чешутся при виде чужой лодки. То бензин сольют, самый большой дефицит в тайге, то просто напакостят. А тут хозяева возвращаются, ну и все. - А милиция что? - А что милиция?! Ты сначала найди его, - Иван повернулся ко мне. - Вовремя ты свой вопрос задал. Покажу я вам его. И он снова впрягся в свой невероятный рюкзак. Мы сначала не поняли, про что он говорил, пообещав показать это нечто. Но часа через два он притормозил около громадного кедра, расщепленного молнией. Половина дерева высохла, а половина еще упрямо цеплялась за жизнь. - Тут где-то, - пробормотал он, раздвигая ногами траву. - А, вот. Эк его мало осталось! А ведь всего два года прошло. Подойдя поближе, мы увидели в высокой траве обглоданный зверями, дождями и временем человеческий череп. У него отсутствовала нижняя челюсть. Приглядев шись, я заметил рядом еще какие-то кости, обрывки истлевшей фуфайки, пряжку от ремня, подошву с сапога. Все это было раскидано по всей поляне. И я понял, какой ерундой были разговоры мужиков о скелетах, охраняющих мешки со старинным золотом. - Двух коров он съел по дороге. - Коров? - не понял я. - Каких коров? - Простых, - засмеялся Иван. - Таких же вот как ты, двуногих и лопоухих. Берут с собой в побег какого нибудь дурика из шелупони, он и рад. А как дело до голодухи доходит, его ножичком по горлу - чик, и свежатинка готова. Так вот этот, - он мотнул головой в сторону черепа. - Аж двоих съел. С самого Магадана срывался. Если б не Снежка, он бы и нас тут оставил. Ночью на огонь вышел, с ножом уже подползал. Хорошо она его прижала, а потом мы уже ему трибунал устроили. Вся эта история и "живописные" экспонаты на меня лично подействовали не очень хорошо. Сколько я за этот месяц смертей повидал во всех видах, что называется, а все равно не мог с ней смирится и привыкнуть. К вечеру мы выдохлись окончательно. Особенно я. Место для ночевки выбрал Иван. Павел с Андреем занялись дровами, я варил ужин, а Иван выбрал дерево, что поближе, здоровую такую ель, и в каких-то пять ударов топора свалил ее на землю. Я сразу поверил, что Жереба на лесоповале ходил в передовиках. Сначала мы не поняли, зачем это ему нужно, но после ужина наш таежный "зубр" сапогом сдвинул угли костра в сторону, на это место постелил свой тощий брезент, а на угли пристроил разрубленное на три части дерево. Я как-то скептически отнесся к этой его задумке. Наши мужики тоже делали такую штуку, но из сушняка, а тут сырое дерево. - Ну вот, нодья готова, - объявил Жереба, почесал свежий укус комара на шее и, глянув на небо, объявил: - Распогодилось-то как, не иначе заморозок будет. Давно такой теплой осени не было. Уж октябрь скоро, а все бабье лето стоит. Сделав такой прогноз погоды, он кликнул Снежку, велел ей: - Стеречь! - с сам завалился спать, закутавшись с головой в свой длиннополый плащ. На мое удивление, все, что он говорил, сбылось. Нодья мирно горела всю ночь, равномерно расточая тепло во все стороны и оставив к утру три небольшие головешки. А первое, что я увидел, открыв утром глаза и подняв голову был иней, плотным слоем лежавший на траве, деревьях и наших рюкзаках. - Ну вот и хорошо, - довольно прогудел Жереба, поднимаясь легким перышком со своей природной "перины". - Отжужжали, носастые. Теперь до следующего года. С какой радостью мы восприняли это известие. Из всех мучений, выпавших на нашу долю, комары и гнус казались мне самыми ужасными. Иней скоро растаял, и особенно бросилось в глаза, как похорошела осенняя тайга. Просто глаза разбежались от такого обилия красок, от светло-зеленого до бордово- красного. За завтраком Иван внес свой весомый вклад в решение продовольственной программы. Он вытащил из рюкзака и положил на стол солидный шматок копченого сала. Оно чуть-чуть прогоркло, но еще вполне было пригодно к употреблению. Мы с особой жадностью накинулись на такое существенное добавление к нашему "фирменному" блюду. - Сегодня пройдем три реки, а завтра выйдем на Оронок. - Ты все-таки хочешь завести нас в свои дебри? - улыбнулся Андрей. - А куда вы денетесь. Счас вот побреюсь и мы пойдем. Процедура бритья у Ивана заняла очень много времени. Как я понял, для него это было что-то вроде церемониала. Достав небольшой обмылок, Жереба отправился к небольшому ручью, весело журчащему неподалеку. Там он долго мылил щеки и делал это неторопливо и обстоятельно. Затем Иван вынул из ножен здоровенный охотничий нож. Клинок его блеснул на солнце зеркальной полировкой, но Иване попробовал на палец остроту лезвия, и, не удовлетворившись им, вытащил из рюкзака небольшой оселок и несколько раз осторожно провел кромкой лезвия по мелкозернистой поверхности точила. Проверив лезвие на остроту еще раз, Жереба, наконец, остался доволен и неторопливо начал скрести свои намыленные щеки. Делал он это вслепую, на ощупь, ловко и точно выворачивая лезвие. Когда от мыла и щетины не осталось и следа, он провел ладонью по щекам и подбородку, прополоскал нож и, использовав его вместо зеркала, убедился в качественно проведенной операции. Затем он долго плескал себе в лицо студеной водой, покряхтывал от наслаждения, а затем, войдя в азарт, скинул свитер и рубаху и, взвыв от восторга, начал плескать на свой могучий торс пригоршни хрустально-чистой родниковой воды. На всех нас большое впечатление произвела мускулатура Ивана. У него не было такой гипертрофированной рельефности мышц, как у культуристов, наоборот казалось, что торс его даже слегка покрыт жирком, самую малость. Но объем его плеч, размеры бицепсов и подтянутая строгость пресса радовали глаз. Закончив наконец свои процедуры, Жереба натянул одежду прямо на мокрое тело, взвалил на плечи рюкзак и рванул вперед с такой скоростью, словно мы хотели его убить, а ему этого почему-то этого очень не хотелось. Через полчаса мы уже плавали в собственному поту, а проводник наш, по-моему, даже и не запыхался. Все это время меня мучил один вопрос. Куда-то исчезла собака. Еще утром она вертелась на стоянке, а перед самым завтраком словно сквозь землю провалилась. Я указал на это Ивану на первом же привале, но он только отмахнулся, буркнув: - А, пусть, бегает. Никуда не денется. Снежка появилась ближе к обеду. Она вывалилась из тайги, торопливо обнюхала нас всех, минут пять шла рядом с хозяином, а потом снова рванула в пологий овраг, заросший густым малинником, и мы не видели ее уже до вечернего привала. - Никуда она не денется, - махнул рукой Иван на мои недоуменные вопросы. - Она сейчас по всей округе рыскает, слышит каждый шорох, мимо так просто не пройдет, все проверить надо. А службу она знает, ни зверя, ни человека близко не подпустит. В тот день нам пришлось форсировать штук шесть ручьев и две реки. Если первую мы преодолели просто в брод, там даже мне было по пояс, то для второй пришлось рубить плот. Лишь здесь Жереба объяснил причину нашей гонки: - Надо успеть срубить салик, а то если эти ваши гаврики подоспеют, будем изображать последний заплыв Чапая. Небольшой плот, по местному "салик", срубили небольшой, из четырех бревен, но длинный. Жереба показал нам способы вязки бревен, и признаться честно, мы бы вряд ли соорудили что-нибудь похожее, по крайней мере не такое крепкое. Эта речка оказалась не очень широкой, метров тридцать, не больше, но зато глубокой, не чета всем показавшимся нам до этого. Иван даже не стал вырубать шест, а быстро и ловко вытесал два весла. - Течение тут шустрое, так что грести будем изо всех сил, - сообщил он, отдавая второе весло Лейтенанту. Перед самым отплытием появилась Снежка, тут же проскочила на плот и замерла впереди, сосредоточенно разглядывая противоположный берег. - А, чертяка, прибежала, не хочет купаться, когда есть такой пароход! - восхищенно воскликнул довольный хозяин. Застывшая как изваяние лайка только ухом повела в его сторону, а затем снова сосредоточилась на приближающемся берегу. Течение в самом деле оказалось очень быстрым, но Иван с Андреем работали веслами с такой силой, что мы причалили всего метрах в тридцати ниже по течению от места отплытия. - Молодец, Лейтенант, шустрый ты парень, - похвалил Жереба Андрея. - Рад стараться, ваше благородие! - рявкнул Андрей, шутливо взяв под козырек и выпучив глаза. Жереба чуть не упал от смеха. - Нет, я с вами не соскучусь, - заявил он, вытирая слезы. - Ну так что, со мной пойдете или своим путем? Следующая река - Оронок, а через две будет и ваша. Плот я вас вязать научил, но идти по Мотанге на плоту не советую. Да, - он кивнул на плот. - Веревку надо забрать. Вещь при наших делах необходимая. Сняв веревку, мы отправили бревна в свободное плавание, а я наивно спросил Жеребу: - Слушай, Вань, а как же ты один бы переправился? У тебя что, тоже веревка есть? Тот снисходительно засмеялся: - Да мне бы и двух бревнышек хватило. А то и одного. И, честное слово, я очень хорошо представил, как он бы сделал это. При его ловкости и координации это бы не составило труда. Мы присели отдохнуть. Тут Иван ударился в воспоминания. - У нас в поселке леспромхоз, по весне в запань там всегда плоты сгоняют. А потом уж по эстакаде затягивают на берег и пилят на доски. Вот у нас, пацанов, одна забава была - по бревнам бегать. Они колышется на воде, крутятся под тобой, тебе надо устоять или на другое бревно перескочить, а то пацаны засмеют. Катались и на бревнышках, выберешь какое побольше и отталкиваешься шестом. Так через всю запань и плавали. - Опасно, наверное? - спросил я. - Ну, бывало. Погодок мой как-то утонул. Бревно вертеться стало, а оно же мокрое, он поскользнулся и вниз. Мы сначала смеялись, потом смотрим, что-то не выныривает. Бегом туда. А он, похоже, выныривать стал, а бревна-то сошлись, они там плотно стоят, без просвета. Вот он голову себе и расшиб, когда достали, вся в крови была, башка-то. А вода еще холодная, по весне, так и захлебнулся. Разговор наш прервала Снежка. До этого спокойно лежавшая рядом, она вдруг вскочила, замерла и вытянувшись в струну, обратилась в сторону реки. Жереба встревожился. - Давайте-ка уйдем от греха подальше. Что-то она учуяла. Подхватив поклажу, мы поднялись на крутой берег и залегли за бугром, укрывшись за невысокими кустами багульника. Жереба держал лайку за поводок, время от времени приговаривая: - Молчи, Снежка, молчи. И вскоре мы их увидели. Черные фигуры начали спускаться к реке. Андрей торопливо приник к биноклю, долго разглядывая их. Впрочем, мы и так их хорошо видели. Расстояние между нами вряд ли составляло сто пятьдесят метров. Я сразу заметил Куцего, его фигуру невозможно было спутать ни с чьей другой. - Ага, у них осталось только три автомата! - воскликнул Андрей. - Ну, все правильно, что тащить металлолом, если патронов осталось чуть-чуть. - Дай-ка мне твою гляделку, - заинтересовался Жереба, отбирая у Андрея бинокль. - Что-то мне кажется, тут мужики тертые, таежники. По крайней мере вон те двое. Действительно, трое наших "гончих" с явным облегчением попадали на прибрежный песок, а вот двое, склонив головы, изучали следы на месте нашего отплытия. Затем, подойдя к Куцему, они что-то ему сказали, и тот, поднявшись сам, с руганью начал поднимать остальных. - С чего ты взял, что они таежники? - спросил Андрей. - Слишком быстро догнали нас, - отозвался Иван. С другого берега между тем донесся стук топора. Фигуры преследователей мелькали между деревьев. Жереба как-то задумчиво подтянул к себе карабин, затем передумал и отложил его в сторону. - Что, хотел стрелять? - спросил Андрей. - Ну, если бы проводник у них был один, тогда это имело бы смысл, а так... - он махнул рукой. - Уходим. Этим мы только выдадим себя, тогда они точно вцепятся в нас мертвой хваткой. Пригибаясь, ложбиной мы прошли чуть в сторону и, скрывшись за сопкой, перешли чуть ли не на бег. ОРОНОК. Вымотав нас до изнеможения, Жереба шел таким аллюром до самых сумерок. Андрей чуть не уснул с ложкой каши во рту. Ночью мне снилась какая-то чертовщина, наш коммунальный барак, какие-то ссоры на кухне, опухшая морда нашего соседа Семенова, живописные рожи остальных обитателей нашего "гадюшника". Ужасно было то, что я переходил из комнаты в комнату и никак не мог найти Ленку. Она словно ускользала от меня. - Вставай, Юрка, вставай! Я начал отбиваться, но толчки не прекращались, и наконец вынырнув из вязкого сна, я с невероятным облегчением увидел над собой бородатое лицо Андрея и услышал его веселый голос. - Ну ты и спать... Думал, не разбужу. И толкал его, и в уши кричал, а он только руками машет. - Такая дрянь снилась, - признался я, растирая опухшее лицо и прокручивая исчезающие кадры ночного кошмара. Лишь потом я обратил внимание, что, несмотря на раннее утро, Павел уже накладывал в миски какое-то варево, а у костра попыхивал уже заваренный чайник. - Вы чего меня не разбудили? - спросил я. - Да ладно, ты вчера умучился до смерти, - проворчал Павел, подавая мне миску с неизменной кашей. - Что тебе снилось-то? - неожиданно спросил Жереба. С трудом уже припоминая детали, я рассказал суть сна. - Ишь ты, - покачал головой Иван. - А мне сны редко снятся. Все больше бабы какие-нибудь, из своих, или рыбалка. И главное, рыба постоянно с крючка уходит, ты представляешь? Еще ни разу во сне удачи не было! - А что это тебя его сон заинтересовал? - спросил Андрей у Жеребы. - Да мать у меня хорошо сны толкует. К ней все соседки сбегаются. - Юр, а помнишь тот твой сон, перед расстрелом бригады? - поинтересовался Андрей. Я кивнул. - Расскажи, - попросил он. Я напряг память и вспомнил. И лицо Рыжего, сидящего за столом в обнимку с Потаповым, и его слова. Я рассказал все, кроме одного. В тот раз я увидел, именно увидел, сидящего на самом краешке скамьи Павла. Андрея не было, это точно, а вот Павел был. " Вранье все это", - подумал я, слушая восхищенные разглагольствования Ивана о потаенном смысле моего сна. Жереба в этот момент походил на ребенка, которому только что подарили новую игрушку. Завтрак кончился, мы собрали поклажу, Иван свистом подозвал к себе Снежку, вывалил ей из миски остатки своей каши, а потом, к моему удивлению, прицепил к ее ошейнику поводок. - Ты что это нынче ее так строго? - спросил я. - Сегодня к реке выйдем. Сразу надо плыть, а ей не дай Боже сокжой или лось попадется? Что ее, ждать потом двое суток? Нет уж, пусть на поводке посидит. Снежке поводок явно не понравился, она попробовала даже грызть его, но получив от хозяина увесистый удар сапогом по морде, успокоилась и больше таких попыток не делала, хотя и шла потом всю дорогу, опустив голову вниз. На первом же привале Иван бросил загадочную фразу. Он посмотрел на летящую тугой дугой стаю небольших птиц, спросил, какое сегодня число, и, услышав, что двадцатое сентября, пробормотал: - Как бы Илюшка к себе в стойбище не откочевал. Что за загадочный Илюшка его озаботил, из нас троих не понял никто, а Иван ничего объяснять не стал. Он только рванул вперед уже в совершенно диком темпе. Казалось, он хочет загнать не только нас, но и себя. Впервые я видел его запыхавшимся и вспотевшим. Выдохлись и Павел, и Андрей, я же чувствовал во рту не только привкус крови, но и горечь желчи. Меня уже тошнило, когда на привале ближе к полудню Жереба заявил: - Все, мужики, один переход остался, и Оронок. Действительно вскоре с вершины сопки мы увидели блеснувшую внизу под нами серебряную струну реки. Спустившись, я чуть-чуть даже разочаровался. Это оказалась типичная сибирская речка, неширокая, мелководная, с быстрым шумным течением, с каменистыми, пологими берегами. - Ну, вот и пришли, - объявил Жереба и повел нас куда-то ниже по течению. Пройдя метров триста, мы вышли на небольшую поляну, посредине которой стояли рогатки костра, висел котелок, а чуть подальше, ближе к лесу, стоял странный остроконечный шалаш, похожий на вигвамы индейцев, виденные мной в кино, но только крытый не шкурами, а большими кусками древесной коры. - Илюшка! - гаркнул во все горло Иван. - Дрыхнешь, собака! Вылазь из балагана, принимай гостей! Мы уже сняли рюкзаки, когда наконец грязная занавеска, прикрывавшая вход в балаган, отодвинулась и на свет Божий показалась всклокоченная черноволосая голова, сильно разбавленная сединой. Когда человек целиком выбрался наружу, я тут же понял, что это настоящий эвенк. На это верно указывали его плоское, круглое лицо, небольшой нос, смуглый цвет кожи, узкие, миндалевидные черные глаза. Сначала я подумал, что он именно из-за этих глаз выглядит сонным, но тут он сладко зевнул, и косолапой походочкой пошел к нам. - Здорово, Ванька. Чего так долго? Думал, однако, уже не придешь, хотел завтра кочевать до стойбища. По-русски он говорил чисто, только чуть забавно строил предложения. - Да задержался я, - коротко отозвался Иван, протягивая ему свою громадную лапищу. Со стороны эта пара выглядела очень комично. Высокий, здоровущий Иван, и щупленький, ниже меня ростом, Илья. Я старался понять, сколько ему лет, и никак не мог сообразить. Хилое телосложение подразумевало за собой какую-то несерьезность возраста, но полуседые волосы и морщинистое лицо говорили об обратном. Присутствие троих незнакомцев не вызвало у Илюшки удивления. Он только спросил Жеребу: - А Савелий не пришел, однако? - Нет, в этому году его нету что-то, - вздохнул Иван, а потом спросил: - Ну что, товар у тебя готов? Показывай. Илья не спеша двинулся вдоль берега, за ним, как выводок любопытных гусят, пошли и мы. Метров через пятьдесят он вывел нас к небольшой поляне, где стояли две удивительных лодки. Такую конструкцию я нигде прежде не видел. Полукруг лый цилиндрический корпус, сверху набиты доски, делающие лодку повыше. Нос и корма какой-то непривычной формы. Но что меня больше всего удивило - темная, выжженная внутренность лодки. В длину эта посудина была метра четыре, не меньше. Заметив наш интерес, Жереба тут же пояснил, что к чему: - Это долбленка. Сейчас все больше плоскодонки делают, а Илюшка еще по старинке такие вот мастерит. Один из последних умельцев. Берут толстое дерево, выжигают у него сердцевину и постепенно распорками как бы растягивают борта, - Он даже руками пытался показать нам странную технологию древних корабелов. - Вставляют такие упругие ветки, распорки, а сами прожигают все ниже и ниже. Я раз ему помогал, - он ткнул пальцем в сторону Ильи. - Это прямо труба! У меня бы ни за что терпения на такое не хватило. Хитрое дело. На каждой лодке лежал полный набор снаряжения: три весла, несколько шестов. Примерив один из шестов в руке, Жереба буркнул: - Жидковатые будут. Опять по себе делал. Остался недоволен "бегун" и лодками: - Что короткие-то такие? - Э, паря, дерева больше нет, все свели. Худой дерево осталось, здесь больше нет, следующий год меня ниже ищи, там балаган ставить буду. - До следующего года еще дожить надо, - проворчал Иван, все примериваясь к лодкам. Затем он кивнул на одну из них: - Вот эту возьму. Счас и опробую ее. Мы столкнули лодку на воду, она оказалась не такая уж и тяжелая, Иван встал на корме и, сильно отталкиваясь шестом, повел ее против течения. А течение в этом месте было очень сильным, видно было как, напрягались мышцы Жеребы при каждом толчке. Сопровождая его взглядом, мы по тропе вернулись обратно к шалашу эвенка. Причалив к берегу, Жереба смилостивился. - Ладно, пойдет, - при этом он похлопал по плечу щуплого Илюшку. - Давай рассчитаемся. Иван забрался куда-то в самую глубину своего наплечного чудовища и вытащил оттуда завернутые в целлофан несколько пачек денег. Илюшка деньги принял с несколько отрешенным видом, словно он ждал чего-то совсем другого. - Вот змей! - рассмеялся Жереба и кивком головы показал нам на эвенка. - Вишь, застыл в стойке, как собака на дичь. После этого он опять полез в свой безразмерный рюкзак и к нашему вящему удивлению извлек оттуда пятилитровую железную канистру. Илюшка прямо-таки засветился от радости, схватил канистру, прижал ее к груди и поспешил к своему балагану. - Эй, Илюха, ну-ка, постой! - тормознул его Жереба. Подойдя вплотную к эвенку и глядя на него сверху вниз, он начал внушать ему. - За нами по следу идут нехорошие люди, зэки. Они хотят нас убить и завладеть золотом. Тебя, - он ткнул пальцем в грудь Ильи. - Тоже не пощадят, убьют. Так что собирайся, плыви домой. Дома спирт выпьешь. - Худой народ зэки, - озабоченно покачал головой Илюшка. - Они все лючи? - Да-да, все русские, - подтвердил Иван. - Иди спускай лодку, собирай шмотки. Он обернулся к нам: - Помогите ему лодку на воду спустить. Илюшка нехотя оставил свою желанную ношу и пошел за нами ко второй лодке. Столкнув на воду и ее, мы долго наблюдали, как эвенк борется со встречным течением. Казалось, что его хлипкая фигура сейчас сломается, он весь вибрировал не хуже своего шеста в борьбе со строптивой водой, но вскоре и его лодка ткнулась в берег рядом со своей сестрой. Чуть отдышавшись после этой тяжелой работы, эвенк начал вытаскивать из балагана свое барахло: котомки, шкуры, закопченный чайник. А Иван уже уложил все наше имущество в лодку. Рюкзаки он разместил посередине, сверху положил ружья, топоры, чайники и, прикрыв все это своим брезентовым пологом, обвязал всю поклажу веревками. - Теперь если даже и перевернемся, то груз останется в лодке, - пояснил он. Все это время он поглядывал на Снежку, привязанную рядом с лодкой. Та сидела с обиженным, но спокойным видом. Я понял, что Жереба по-прежнему опасается внезапного визита наших "старых друзей". - Слушай, а где твоя Нурка? - оторвавшись от сборов, спросил Иван эвенка, лениво копошащегося вокруг своего добра. Тот сокрушенно покачал головой. - Амакан Нурку сгубил, - по лицу было видно, что эвенк очень огорчен потерей собаки. - Не знаю, как теперь охотиться... - Как же это он ее? - ахнул Иван. - Стара стала, я амакана стрелял, только ранил, он бросился на меня. Нурка отвела амакана, я снова стрелял, а тот Нурке голову совсем разбил. - Но ты его убил? - все допытывался Жереба. Эвенк молча показал на медвежью шкуру, лежащую среди его вещей. Вскоре обе лодки, и наша, и эвенка, были снаряжены к походу. Жереба доверил одно из весел и шест Андрею и провел с нами короткий инструктаж: - Я буду на корме. Если крикну "Влево", значит, бьешь шестом влево, если "Вправо" то вправо. Ну, а если мы перевернемся или кто-то вывалится из лодки, то главное - развернуться ногами вперед. Если башкой треснетесь о камень, то это уже все. А так ногами можно все-таки оттолкнуться. За порогом всегда есть тиховодина, ну, заводь такая глубокая. Там нужно непременно выбраться на берег, а то дальше снова могут быть шиверы. - Шиверы... это что такое? - спросил с запинкой Андрей. Иван удивленно посмотрел на него, словно не понимая, как это взрослый человек может не знать такой ерунды, но все-таки пояснил: - Ну перекат, порог такой небольшой, камни торчат. Понял? - А, ну пороги, понятно, - кивнул головой Лейтенант. Жереба посмотрел на него как на неразумного мальчишку. - Порог это порог. Через порог на такой лодке и соваться нечего. А шивера, это шивера! Ну ладно, сам потом поймешь. Перед самым отплытием Илюшка подошел к нашей лодке. - Вань, - позвал он занятого приготовлениями Жеребу. - На то лето лодку делать? Иван задумался. - А черт его знает. Приходи на всякий случай. Я и сам не знаю... По зиме, может, что скажут. Эвенк потоптался на месте и побрел к своей долбленке. Стартовали мы одновременно, но Илюшка сразу повернул налево, против течения. - Куда это он? - удивился я. - Ему с полкилометра вверх, а там по протоке к себе на Север, километров сто отсюда, - пояснил Жереба, и во всю глотку заблажил так, что у меня ушило заложило. - Ого-го-го!!! Я еще раз оглянулся на эвенка. Тот сосредоточенно работал шестом, медленно продвигая лодку вверх. И тут же первый поворот скрыл Илюшку и его долбленку от наших глаз. - Ну теперь они нас хрен догонят, - крикнул Жереба, равномерно работая кормовым веслом. Он бы не радовался так сильно, если бы видел, что произошло с эвенком дальше. Оглянувшись и увидев, что наша долбленка скрылась из вида, Илюшка хитро улыбнулся и двумя ударами шеста направил свою лодку обратно на стоянку. Причалив к берегу, он, радостно поблескивая глазами, вытащил из вороха вещей заветную канистру, кружку и выбрался на сушу. Отвинтив тугую, герметичную крышку, Илюшка понюхал горловину и пробормотав: "Не обманул Ванька", - налил торопливыми, вороватыми движениями полкружки спирта, долил из чайника воды и, ласково что-то приговаривая, большими, жадными глотками выпил ее до дна. - Однако, покурю теперь, и поплыву, - пробормотал Илюшка, поднимаясь. Но ноги тут же повели его в сторону, он упал. Чуть полежав, эвенк добрался до канистры и налил себе еще. Когда к вечеру из тайги вышли пятеро во главе с Куцым, Илюшка валялся на прибрежном песке лицом вниз. Один из бандитов сапогом перевернул его на спину, заглянул в лицо. - Спит, или пьяный, что ли? - не понял он. Другой поднял с песка канистру, понюхал открытую горловину и радостно засмеялся. - Ну конечно, тут отрубишься. Пять литров чистейшего как слеза. - Начальник, похоже, они уплыли на лодке, - сообщил Куцему один из его подручных, рассматривавший следы на песке. Куцый молча взял канистру и, размахнувшись, со всей силы запустил ее в реку. Остальные в шоке наблюдали, как кувыркнувшись в волнах, заветная емкость исчезла под водой. - Ну ты, Куцый, совсем сдурел! - прохрипел один из его орлов. - Хоть бы по сто грамм налил, столько добра угробил! - Знаю я вас, - отозвался Куцый. - Где сто грамм, там и все пять литров. Вам и золото не нужно будет, а для меня это не золото, это жизнь. Куцый пнул ногой эвенка. Тот даже не дернулся. Главарь загонщиков подумал и решил: - Ладно, все равно уже вечер. Становимся на ночевку. ТАЕЖНЫЙ ЭКСПРЕСС Что поражало нас в этом новом для нас виде путешествия, так это скорость. У меня создалось впечатление, что до этого мы ползли на четвереньках, а теперь побежали бегом. Сопки, повороты, как называл их Жереба, кривуны, все это сменялось с калейдоскопической быстротой. Я сидел на корме перед Иваном, а Павел и Андрей устроились на носу. Все неудобство моего положения заключалось в том, что я плыл спиной вперед, а мне же непременно надо было видеть все полностью, так что уже через час я еле ворочал распухшей шеей. Особых препятствий в тот день мы не встретили, и эта удача нас очень обнадежила. Вечером у костра Андрей развернул свою карту, долго пытался по ней что-то вычислить, потом довольным голосом заявил: - Да мы этот же путь с неделю пешком топали. Пока мы разводили костер и готовили ужин, Иван отошел и вернулся с двумя палками, метра по два каждая. Покопавшись в рюкзаке, он вытащил и растянул короткую, но широкую рыбацкую сеть. С нашей помощью Жереба привязал к ее низу несколько камней, а затем, взяв Павла загребным, поставил сеть на самом урезе тихой заводи, послужившей нашей лодке гостеприимным портом. Его труд не пропал даром. Сеть подарила нам двух ленков и четыре сига. Эта рыба, сиг, удивила меня странным запахом - пахла она свежими огурцами. Но уха, слава Богу, пахла не салатом, а рыбой. Уху Иван готовил сам, не доверяя никому. У него нашлась и лаврушечка, сгоняли меня вдоль берега на поиски дикого зеленого лука. Сыпанул Жереба щедро в котелок и перчика, да горстку пшена. Ах какое это было блаженство, после месячной "пшенной" диеты хлебать горячую, наваристую уху с дымком. Так что в дорогу в тот день мы собрались в приподнятом настроении. Никто из нас не обратил особого внимания на слова Жеребы: - Серьезная сегодня шивера нам на пути попадется, сплошные кривуны, прижимы. Ее проскочить, считай, треть дела сделано. Лишь через час мы поняли заботу Ивана. О своем серьезном характере и намерениях река предупредила заранее. Рев разъяренной воды мы услышали издалека. - Держитесь крепче! - крикнул Иван и, смочив шест водой, поднялся в полный рост. Глядя на него, то же самое повторил Андрей. Лишь подплыв ближе, мы, новички, поняли, в чем причина такой ярости реки. Пологие сопки, безропотно раздвигающиеся перед строптивым Оронком, сменились высокими скалами, сразу зажавшими реку в ущелье. Река просто взбесилась, почувствовав эту каменную хватку. Вода вскипела за бортом, брызги ее захлестывали в лодку. Получив пару хороших пригоршней воды в лицо, я поневоле сосредоточил внимание на работе Ивана. Он неотрывно смотрел вперед, время от времени кричал Андрею: "вправо" или "влево", и чудовищная мощь его голоса перекрывала даже грохот реки. Порой он сам перекладывал шест с одного борта лодки на другой, отталкиваясь от каменистого дна. Я видел, как вздувались под одеждой его мощные бицепсы, лицо Жеребы раскраснелось. Что нас ожидает в случае ошибки кормчего, я понял, когда мимо борта в каком-то полуметре от меня пронеслась вершина остроконечного обломка скалы, хищно торчащая из воды. Иногда лодка прыгала сверху вниз, затем снова взлетала на гребень бушующих волн, и подступившая под горло тошнота напомнила мне ту знаменательную поездку на вездеходе. Так мы прошли один поворот, передохнули немного на тиховодине, а потом понеслись дальше. Третий поворот оказался для нас роковым. В самый ответственный момент у Жеребы сломался шест. Выкинув обломок за борт, он закричал мне, протягивая руку: - Шест! Ей-Богу, я замешкался на какую-то секунду, не больше. Да еще эту палку придавило рюкзаками. Ванька буквально вырвал у меня шест, ему удалось чуть развернуть лодку, и темный бок очередного каменного валуна лишь вскользь прошелся по левому борту, но и этого вполне хватило, чтобы раздался треск, а дружеский" толчок валуна выбросил нас с Иваном за борт. Ему повезло больше, он успел ухватиться за корму, затем ему помог Павел, а вот я оказался в объятиях реки. Лодку, оставшуюся без кормщика, развернуло на водовороте, еще вскользь ударило о валун другим бортом, и я, обогнав ее, понесся по течению, словно выпущенная торпеда. Пару секунд меня несло головой вперед, затем я почувствовал удар в плечо, фуфайка зацепилась за торчащий из воды камень, меня развернуло ногами вперед. Такое положение нехорошо, если тебя выносят из дома под плач толпы, а так я невольно соблюдал все правила, о которых нам утром говорил Иван. Единственное, чего я не мог понять, как и от чего мне отталкиваться ногами. Мало того что я ничего не слышал за грохотом и шумом воды, я ничего и не видел, ослепленный бешеной пляской волн. Но бурун первого серьезного переката я все-таки разглядел. Выглядел он устрашающе. Поток воды, проносящийся над округлым, обточенным за тысячи лет валуном, не превышал и полуметра. Я успел вдохнуть, напряг ноги и, ударившись пяткой о каменный бок, проскользнул не по его вершине, а чуть в стороне, там, где вода скатывалась с валуна более полого. При этом я хребтом почувствовал жестокую неуступчивость угрюмого камня. Вынырнув в относительном затишье, я едва успел перевести дух, как вал следующего препятствия накрыл меня с головой. Ну, а потом я уже ничего не мог сделать. Оглушенный, захлебывающийся, я летел подобно бревну вниз по течению, не понимая и не соображая, что происходит. Все мое тело, особенно ноги и локти бились о каменные преграды, и если бы я плыл головой вперед, то давно бы раскроил себе череп. Вот в таком состоянии меня, полузадохнувшегося, полуослепшего и полуоглохшего, меня просто вышвырнуло в тихую заводь за очередной скалой. И вот здесь-то я имел гораздо больше шансов погибнуть, чем прежде. Пороги настолько меня вымотали, что плыть не было сил. Руки, ноги плохо повиновались мне, проклятая фуфайка тащила на дно, которое никак не хотело обнаруживаться под моими ногами. Каким-то сверхусилием я еще держался на плаву, но с ужасом понимал, что не смогу преодолеть эти двадцать метров до берега. И тут я заметил метрах в пяти от меня ствол упавшего в реку дерева. Это был мой последний шанс. Я рванулся вперед со стоном и зубовным скрежетом, еле ворочая избитым телом. Последним усилием воли я дотянулся до ветвей, обглоданных водой до белизны, подтянулся, и лишь повиснув всем телом на узловатых сучьях, позволил себе потерять сознание. Первое, что я увидел, очнувшись, это встревоженное лицо Андрея. - Жив? - спросил он. - Жив, - прохрипел я, и тут же две пары сильных рук втащили меня в лодку. С Ивана, так же как и с меня, потоком текла вода. Я боялся, что он припомнит мне ту роковую заминку с шестом, но он больше удивился: - Везучий ты, однако, паря. Минька Сивый у нас в этом же месте три года назад сгинул. А здоровый был парень, вон, как Лейтенант примерно. Где-то здесь, - он кивнул в сторону темной заводи. - Его косточки. Такое неприятное заявление не прибавило мне бодрости. Меня и так трясло и от пережитого, и от холода, но я все-таки нашел в себе силы пошутить. - Ду-уракам везет, - пробормотал я, с трудом прерывая пулеметную дробь лязгающих зубов. - Смотри-ка ты, он еще шутит! - удивился Жереба. А так, как удивлялся он, не удивлялся никто. Казалось, в процессе этого изумления участвовало не только его лицо, но и все тело как бы подавалось вперед, словно говоря: "Это ж надо!" Лодка между тем ткнулась в узкую полоску песка под скалой, Ванька выскочил на берег и с озабоченным лицом начал исследовать днище нашего судна, временами постукивая по борту пальцами, как пульмонолог по груди больного. Его диагноз оказался неутешителен. - Хреново, - вздохнув, сказал он. - Треснул наш челнок. - Что, сильно? - Прилично. По спокойной воде еще ничего, но если еще один такой удар, то все. - Что же делать? - за всех спросил я. Ванька только усмехнулся своим щербатым ртом. - Что-что? Плыть! Пройти это ущелье до конца, а там уже будет легче. Встанем справа, там таежка неплохая, надо попробовать укрепить борт и шестами запастись. А то Илюшка наделал хрен знает что, впору только в зубах ковырять. Так что молитесь, если умеете, и поплыли дальше. Это ущелье мы все-таки прошли. С молитвами, с матом, с потом и кровью на ободранных ладонях наших шестовиков. Когда скалы остались позади и начал затихать недовольный рев Оронка, Иван без сил опустился на дно лодки и лишь махнул Павлу рукой: греби, мол, к берегу. Даже такого гиганта вымотала упрямая река. Можно было еще плыть и плыть, до заката времени было полно, но Иван сказал, что дальше места пойдут безлесые, сплошные скалы, и мы сразу же начали собирать сушняк для костра. Иван прихватил свой мясницкий топор, свистнув Снежку, и пошел в лес. Я же наконец развесил около костра мокрую одежду, а сам приплясывал рядом. Жереба сушиться не стал, хотя промок не меньше моего. Грелся он с помощью топора. Минут через пятнадцать Иван вернулся из леса, притащив четыре здоровенных березовых шеста. - Ну вот, это другое дело, - пробурчал он, скинув с плеча лесины толщиной с мою руку. Поручив Андрею ошкурить березовые стволы, он опять ушел в тайгу, и вскоре звук топора далеко разнесся по всей округе. Мы уже пили чай, когда он вернулся, таща на плече длиннющее еловое бревно. После чаепития Иван быстро разрубил ель на две части и, с удивившей меня быстротой, вытесал из обоих половинок по доске. Мне было интересно, как он присобачит эти доски к борту. Веревками, что ли, привяжет? Но все оказалось гораздо прозаичней. Жереба порылся в своем рюкзаке и достал оттуда с десяток громадных гвоздей, слегка заржавевших от постоянной сырости. Я не удержался и съязвил: - Вань, а чего у тебя в рюкзаке нет? Жереба повернулся ко мне, глянул хитрыми глазами и легко парировал мой выпад: - Лучше взять лишнего, чем забыть что-то нужное. Вы вон простую иголку забыли, и как оно? Вся тайга смеялась над вашими голыми задницами. Разве не так? Крыть мне было нечем. Закончив ремонт лодки, Иван наконец присел отдохнуть. - Устал я что-то сегодня, - пожаловался он. - Может, встанем на ночлег? - спросил Андрей. - Да ну, рано еще. Часа два еще можно плыть. Там река поспокойней. Но отплыть нам в тот вечер так и не удалось. Иван только положил в лодку новые шесты, как река в заводи вдруг вспучилась под ударом рыбьего хвоста. Жереба тут же забыл про свои благие намерения. - Таймень! - взревел Иван и даже застонал от вожделения. - Какая зверюга! Акула, кит! Он рысцой бросился к рюкзаку и к нашему огромному удивлению выволок из его недр самый настоящий спиннинг. Он долго копался в коробочке с блеснами, выбирая наживку. Нас же всех заинтересовал сам спиннинг, с безынерционной катушкой, с пластиковым удилищем темно-синего цвета, он казался инородным телом среди остального потертого имущества таежного бродяги. Заметив наш интерес, Жереба с гордостью сообщил: - Импортный, финский. В Питере купил. Сколько отдал, вы не поверите! Фибергласовый! Единственное, за что он боялся, так это за леску. - Эх, не маловат ли номер, как бы не порвал, собака! Первы