скрипа открываемой двери, успев
заметить как белая фигура проскользнула в сени.
     "Бабка узнает - убьет ее", - подумал я.
     Чуть  приподняв голову я  взглянул в окно и увидел бредущую  босиком по
снегу  Дарью,  а  сзади  торопливо  ковыляющую  Пелагею,  тщетно  пытающуюся
набросить на плечи дочери шубу.
     "С ума  сойти!  -  подумал  я. - Выходит, она все знала?!  Вот  тебе  и
фанатичка! Ни черта я не понимаю в этих бабах!"
     Андрей в своем углу не подавал признаков жизни. Зато утром он поднялся
     ни свет ни заря, разбудив вскоре и меня.
     - Вставай. Надо пораньше выйти.
     Лицо его показалось мне бледней обычного, под глазами залегли тени,  но
выглядел он спокойней и уверенней обычного.
     - Как спалось? - спросил он за завтраком, отводя в сторону глаза.
     - Как в колыбели, без снов  и кошмаров, -  бодро ответил я, и Лейтенант
немного повеселел. Похоже, во мне пропал неплохой актер.
     ПОДЗЕМКА.
     Мы  плотно позавтракали, напились  чаю с  медом и начали  собираться  в
путь.  Сложили  в рюкзаки  замороженное  с  вечера  мясо,  упаковали туда же
небольшой  туесок с медом,  подарок Пелагеи, и второй  туесок, побольше,  со
смолой для факелов.
     Осмотрелись  по сторонам,  оделись,  присели на дорожку и  взвалили  на
плечи раздувшиеся от груза рюкзаки. Я даже выругался, снова ощутив на плечах
проклятую тяжесть золота. Снова заныла от напряжения поясница, лямки рюкзака
врезались в плечи.
     - Ладно, Юрик, - подбодрил меня Андрей, - немножко осталось.
     Пока  мы шли  от нашей избы  до дома Пелагеи, на  крыльце появились все
немногочисленные обитатели скита. Впереди  всех стояла сама Пелагея. Лицо ее
застыло неподвижной маской.  Старая, больная старуха словно исчезла.  Опять,
как
     при  первой  встрече,  перед  нами стояла  суровая хранительница старых
законов. За ее спиной топтался  Глеб.  Ну,  а выше, на самом  крыльце стояла
Дарья. Ветер трепал ее  платок, не завязанный,  как всегда, а лишь накинутый
на голову.  Она придерживала  его на груди  руками.  Глаза ее  покраснели от
слез,  в них бушевала  такая  гроза,  такое неизбывное горе,  что я невольно
отвел взгляд в сторону.
     - До свидания, - глухим голосом сказал Андрей.  Я понял, что он тоже не
может смотреть в глаза девушке. -  Спасибо,  что  приютили  нас, снарядили в
дорогу. Юрия, вот, на ноги поставили.
     Говоря все это, он стянул головы шапку, я машинально повторил его жест,
и тут же получил суровое взыскание:
     - Прикройся, тебе еще рано простоголовым ходить.
     Я надел треух, а Пелагея, проследив за этим, сказала ответное слово:
     - Вам спасибо, люди добрые, что  не обидели нас, помогли в трудах наших
тяжких.  Молиться  за  вас  будем, оборони  вас  Господь  от зверя  лютого и
человека лихого.
     Она  перекрестила  нас, а Андрей, сняв с  плеча  винтовку,  протянул ее
хозяйке. Она покачала головой:
     - Возьмите. Вам в дорогу, а без оружия в тайге нельзя. Да и охотиться у
нас некому.
     -  Нет-нет! - возразил Андрей, прислоняя трехлинейку к перилам крыльца.
- Вам нужнее. У меня пистолет есть.
     Вытащив из кармана  пистолет, он  показал  его Пелагее. Та  с сомнением
посмотрела  на странное, с ее точки  зрения, оружие, но больше возражать  не
стала. Андрей потоптался,  исподлобья глянул на Дарью, все так же молитвенно
прижимающую к  груди  побелевшие от холода  или  волнения  руки.  Слезы  уже
откровенно  катились из  ее  глаз. Опустив глаза,  Лейтенант  неловко кивнул
головой и отошел в сторону.
     - До свидания, - подошел  попрощаться и я. - Спасибо, что вылечили, что
дорогу показали. Мы вас никогда не забудем. Всего вам самого хорошего.
     Пелагея молча  меня перекрестила,  и  я пошел вслед  за  Андреем. Уже у
самых  ворот нас догнал Глеб. Он подскакал к нам, затем  резко остановился и
уставился в лицо Андрея.
     - Ну, что скажешь? - пошутил Лейтенант.  Но парень вдруг  действительно
заговорил. Только разобрать этот лепет мы не могли, слышались лишь отдельные
слова: - Куда,.. мама, айда! Айда! Здесь-здесь!
     Говорил он все это  с жаром, словно  упрашивал, и  все тянул Андрея  за
рукав назад,  при  этом  он  подпрыгивал  на месте, приплясывал, голова  его
жутковато тряслась. Андрей осторожно  высвободил  свою руку, мы одновременно
оглянулись.  Пелагея с трудом  поднималась на крыльцо, а Дарья, подняв руку,
слабо махнула нам.  Мы тоже  прощально махнули им в  ответ, но никто уже  не
ответил на этот жест.
     Оказавшись по  другую сторону заплота, я  уже другими глазами посмотрел
на этот добровольный острог. Бревна, казавшиеся такими мощными двадцать дней
назад, теперь, при свете  дня выглядели древними и трухлявыми. В одном месте
забор
     наклонился и держался буквально  на честном слове. И невольно  пришла в
голову  мысль: люди  отгораживались  от греховного мира,  но,  похоже,  сами
заперли себя в
     добровольную тюрьму.
     А еще подступала тревога  за них.  Слишком многим  мы были  им обязаны.
Похоже, те же  самые  мысли мучили и Андрея. Он шел,  непривычно сутулясь, и
молчал. Лишь выйдя на лед реки, он оглянулся и сказал, кивнув на падун:
     - Пашкина могила.
     Водопад немного смирил свою ярость. И сверху, и снизу его оковывал лед,
но сам  водосброс  еще  сверкал водяной  пылью,  низвергая  ледяную  воду  с
трехметровой высоты.
     Идти было довольно легко. Наст хорошо держал даже нас с рюкзаками.
     С непривычки  я  быстро  устал, груз  казался совсем уж  неподъемным, и
сильно раздражала шапка, сползавшая мне на нос.
     Лейтенант осмотрелся и махнул  рукой в сторону, противоположную  нашему
движению.
     - Видишь те лесистые сопки? Дальше, за ними, соляные копи. А вон там, в
тех  скалах  -  залежи  слюды.  Наткнулся я на  какие-то  заброшенные шахты.
Похоже, там золото раньше добывали. Богатый край.
     Да, именно  отсюда было хорошо видно, что долина  огораживалась  горами
подобно большому блюдечку.
     - Нам туда, - уверенно ткнул пальцем Андрей в низ по течению.
     К вечеру мы подошли к горам вплотную.
     - Вот она, Обрыв-скала, - уверенно определил Андрей.
     Действительно, ошибиться было трудно. Огромная, отвесная скала казалась
каменной плитой, поставленной вертикально.  Формой она  напоминала  конус, а
перед ней, как и говорила Пелагея, застыли невысокие, но обрывистые скалы.
     На ночь глядя решили в горы не соваться, сойдя со льда, мы распрощались
с коварной Сечью и остановились на ночевку в небольшой рощице. Андрей быстро
расправился с парочкой деревьев, уже в темноте мы поужинали вареной олениной
и выпили крепкого чаю. Лейтенант постарался  сделать все, чтобы я не замерз.
Он  даже  соорудил  две грандиозных  нодьи,  но все  равно к  утру я изрядно
продрог. Сразу заложило грудь, и я с  беспокойством  подумал о том,  сколько
раз нам еще
     придется ночевать на холодной земле.
     Утром  мы  доели  сваренное с  вечера  мясо,  а  затем  еще  битый  час
запасались факелами. Андрей  вырубал подходящие ветки, а я, сунув  туесок  с
живицей поближе к костру, обмазывал их тягучей смолой.
     Пелагея говорила про пятнадцать факелов, мы на всякий случай, запаслись
двадцатью. После  этого  мы двинулись к Обрыв-скале. Издалека казалось,  что
вплотную к ней не  подойти, мешали небольшие, но  отвесные скалы, сторожевые
форпосты гранитной громады. И лишь подойдя поближе, мы поняли, что эти скалы
идут  не  сплошной  линией,  а  представляют  из  себя  несколько  массивных
обломков,   раскиданных  природой  как  бы  в  шахматном  порядке.  На   дне
образовавшегося  в  разломах змееобразного  ущелья  виднелся лед  застывшего
ручья.  Мы шли по этому  путеводному ручью, поглядывая на нависшие над  нами
угрюмые скалы. В  самом узком месте расстояние между ними вряд ли  превышало
двадцать метров,  и  любой  упавший с вершины камень  мог стоить  нам жизни.
Здесь  было сумрачно  и тревожно. Сами  не  замечая того,  мы  даже говорить
начали шепотом.
     Ущелье,   повиляв   крутыми   поворотами,   кончилось   примерно  через
полкилометра.  Выбравшись  на  свет,  мы  застыли перед  удивительной  мощью
исполинской  каменной плиты.  Вблизи Обрыв-скала  поражала своими размерами.
Она поднималась  в  высоту  не менее чем  на  полкилометра  и  стояла  почти
вертикально, чуть-чуть завалившись назад.
     С  трудом оторвавшись  от созерцания  завораживающей природной мощи, мы
подошли  вплотную  и  сразу же  увидели темную  горловину пещеры. Узкая щель
шириной была не более полутора метров, а верхний край этого разлома я бы мог
достать рукой.
     -  Ну  что, полезли,  что ли? -  вздохнув,  спросил  Андрей, решительно
скидывая вязанку  с факелами. Признаться, мне  очень не хотелось лезть в эту
каменную глыбу.  Страх  я  испытывал  даже  больший  чем  в  горах,  штурмуя
"бараний"  перевал. Перед тем как ступить под каменные  своды,  я глянул  на
Андрея  и,  убедившись,  что  тот  ничего  не  видит,  быстро  перекрестился
по-староверски, двумя перстами.
     Дно  пещеры было покрыто  льдом,  приходилось идти осторожно. Солнечный
свет  иссяк через какие-то  двадцать  метров,  и  Андрей  разжег  первый  из
факелов. Сухой треск горящей смолы, пляшущее пламя, освещавшее угрюмые стены
подземелья, все это завораживало и в то же время  давило на меня, заставляло
биться сильнее  сердце.  Я  никак не  мог забыть  буквально  стоявшую  перед
глазами огромную  громадину скалы. И  сознание того, что миллионы тонн камня
висят  над моей  головой, доводило меня  до психоза.  Я чувствовал, что  еще
немного и я
     или  заору что-то во всю глотку, или кинусь обратно. Не скажу, чтобы  в
пещере было тепло, скорее наоборот, но пот струился по лицу. Мне было ужасно
стыдно перед Андреем за этот страх,  но я ничего не  мог поделать с собой. А
наше природное  "метро" то петляло  из  стороны в сторону, сужаясь до  такой
степени, что приходилось снимать рюкзаки и протискиваться боком, то начинало
круто  забирать  вверх.  И  тогда  снова  приходилось  скидывать  рюкзаки  и
упражняться в альпинизме. Вскоре я убедился, что и  у Андрея с  лица  градом
катится пот.
     - Ну и работенка.  Не самая легкая прогулка в  моей жизни,  - сказал он
после  очередного подъема, потом  спросил: - Как тебе  спелеология, красивый
вид туризма? Не хочешь им заняться?
     Я отрицательно замотал головой.
     - Чтоб я еще когда-нибудь  полез в дыру в земле!  Ни  за что! Только на
собственных похоронах.
     Время  теперь изменялось не  минутами и часами,  а сгоревшими факелами.
Нам дважды попадалось что-то  вроде обширных залов. Особенно поразил один из
них.  В длину он  показался  мне метров  десять, шириной метра три, а  вот в
высоту  уходил неизвестно куда.  Свет факела так и не  смог высветить  своды
этого  каменного замка.  Насколько я  понял вся эта пещера  образоваласа  не
размытием водой мягких пластов  породы,  это был большой разлом внутри самой
скальной плиты.
     Прогорел еще один факел, и Андрей вдруг остановился.
     - Ты чего? - удивился я.
     - Дальше хода нет, - хриплым  голосом ответил  он  и чуть посторонился.
То, что я увидел ужаснуло меня. Пещера сужалась до размеров небольшого лаза,
и   узкая  горловина  оказалась  забита   голубоватым  льдом.  Похоже,   это
происходило  постепенно.  Лед  намерзал,  а  вода   все  текла,  ступеньками
поднимаясь все выше, пока наглухо не запечатала нам дорогу.
     Это было ужасно. Мы так  надеялись  выбраться  через пещеру напрямую  к
людям, а  теперь  надо было возвращаться  обратно.  Из меня словно выпустили
пар. То же самое  испытывал  и  Андрей. Воткнув  факел в вязанку  оставшихся
сучьев, он
     скинул рюкзак.
     - Да, полный облом. Они что же, не ходили здесь зимой?
     - Не знаю, - сказал я, усаживаясь рядом и прикрывая глаза.
     Сидели мы долго. Потом Андрей разжег новый факел взамен прогоревшего и,
надевая рюкзак, сказал:
     - Пошли обратно.
     - Пошли, - согласился я, с трудом поднимаясь.
     Неудачи  всегда отнимают сил больше, чем победы. Перестраиваться в этой
тесноте мы не стали, просто я взял  из рук лейтенанта факел и пошел обратно.
Вскоре  мы  вышли  в  тот  же  "готический"  зал, и  тут пламя  факела вдруг
рванулось
     в  сторону  и  затрепетало.  Сначала я  не  осознал,  что  это  значит,
машинально прошел  еще  пару шагов,  а потом остановился  и замер,  глядя на
пляшущий огонь.
     - Ты чего встал? - спросил Андрей, ткнувшись в мой рюкзак.
     - Пламя, - ответил я, не отрывая глаз от огня.
     - Чего? - не понял Андрей, выглядывая из-за моей спины.
     - Сквозняк, Андрюха. Тянет откуда-то, - и я поднял факел.
     - Черт, а ты прав! - восхитился Лейтенант, выхватил из моих рук горящую
палку и принялся обследовать углы зала.
     -  Вот он  ход,  есть! -  воскликнул он, высвечивая  в  углу  отверстие
размером не более двух стандартных крышек от канализационного люка.
     Находилось  оно  примерно  на  высоте пояса и очень не  понравилось мне
своими малыми размерами. Но ветерок оттуда тянул приличный. Чтобы пробраться
в этот лаз, мы скинули рюкзаки и на  четвереньках проползли метров десять. Я
было
     запаниковал, но тут пещера расширилась,  и мы пошли,  как и  прежде, во
весь рост. Вскоре Андрей издал радостный возглас.
     - Смотри! - показал он вниз и подсветил факелом.
     На каменному  полу валялась самая обычная  палка,  небольшая,  довольно
толстая. Но один из ее концов явно был обгоревшим.
     - Факел! - обрадовался я.
     - Да, сколько же он лет здесь пролежал, сто, или больше? Но Слава Богу,
значит правильно идем! - облегченно выдохнул Андрей.
     Эта пещера немного отличалась от предыдущей. Прежде всего она оказалась
сухой,  льда не  было.  И  гораздо чаще  чем  прежде нам  пришлось двигаться
ползком.
     "Когда  же  это кончится?  -  думал  я, на  четвереньках пробираясь  за
Лейтенантом по одному из таких узких мест.- Пять факелов осталось, хватит ли
нам до конца?"
     Мои размышления  кончились тем,  что  я уперся носом  в  подошвы  унтов
Лейтенанта.   Они   как-то  странно   застыли.  Затем  раздалось  сдавленное
кряхтенье.
     - Э, ты чего это там газуешь? Не на танке! - выразил я свое возмущение.
     - Застрял я, - глухо крикнул Андрей.
     - Как это ты сумел? - удивился я.
     - Вот так. Рюкзак надо было снять, а я понадеяся, ду-урак.
     - Это точно. Назад пробовал?
     - Да все пробовал, и назад, и вперед. Попробуй потянуть меня за ноги, -
попросил лейтенант.
     - Легко сказать, - возмутился я. - Мне самому уцепиться не за что, лежу
тут как червяк.
     Но  все-таки я  вцепился  в  щиколотки  Андрея,  потянул  его  на себя.
Бесполезно. Лейтенант сидел плотно, как гвоздь в доске.
     - Попробуй рюкзак скинуть, - посоветовал я ему.
     - Ты что, издеваешься, что  ли?! - возмутилась новоявленная пробка. - Я
не только что рукой дернуть не могу, дышу и то через раз.
     Я  сосредоточился и потянул Лейтенанта  изо  всех  своих дистрофических
сил.  Кончилось  это тем, что  я  просто разул напарника. Это вызвало у меня
припадок смеха.
     - Нет, ну что ты ржешь, а? - попробовал усовестить меня Андрей. - Нашел
время...
     - Слушай, Андрюха. А ты знаешь, на что сейчас похож?
     - Ну? На что ? - осторожно спросил он.
     - На тампакс! Идеальный тампон!
     Я чиркнул спичкой и увидел  перед собой грязные носки лейтенанта. Левая
пятка  была прорвана,  и  я не удержался  от  соблазна пощекотать ее. Андрей
неожиданно тонко и резко взвизгнул, попробовал подтянуть  ноги под себя. Это
еще больше настроило меня на игривый лад.
     - Что ты визжишь, как гимназистка? - спросил я, нежно проводя  пальцами
по заскорузлым пяткам танкиста.
     - Не надо!.. Юрка, убью!.. Я... не переношу этого...
     -  А ты же у нас ревнивый! -  припомнил я.  -  А ревнивые  все  дураки.
Скажешь, нет? - спросил я, продолжая свое черное дело.
     - Да... да...да, - на все соглашался  Лейтенант, заходясь  истерическим
смехом.
     - Ну и терпи тогда, прапорщик. Ты ведь на самом деле прапорщик, да?
     Андрюха не выносил когда его называли этим званией, зверел  на  глазах,
но сегодня мне можно было говорить про своего спутника все, что угодно.
     - Да-да-да!  - с частотой пулемета согласился  он.  - Прапор,  кусок...
только перестань...
     - Прапорщик  с  манерами гимназистки и  к тому  же в роли  затычки, что
может быть смешней?
     Неожиданно пятки Андрея  исчезли, раздался  грохот  и впереди  мелькнул
свет факела.
     - Пролез! - обрадовался я. - Давно бы так.
     Я бросил вперед оба унта Лейтенанта, затем факелы, свой рюкзак, а потом
уж пролез и сам. Пещера тут в самом деле оказалась гораздо  больше, и Андрей
с красным,  распаренным  лицом  сидел на  рюкзаке  и  блаженно отдувался. Он
глянул на меня снизу вверх и сказал:
     - Ну и гад же ты, Мартов!
     - Взаимно, Новиков! - ухмыльнулся я.
     - Вот дай ему немного власти, со свету сживет.  Я тебе все  припомню: и
гимназистку, и тампакс, и прапорщика. Пошли, оглоед.
     Вскоре  мы  столкнулись  с  новой  проблемой.  Одно из  сужений  пещеры
оказалось наполовину завалено камнями. На то, чтобы разгрести этот завал, мы
потратили время, равное горению двух факелов. Теперь у нас осталось их всего
два.  Мы  то  карабкались вверх,  то  сползали  вниз,  цеплялись  одеждой  и
рюкзаками за  выступы. Казалось, что этому не будет конца. Догорал последний
факел,  когда  потянул  свежий воздух  и  впереди забрезжил слабый свет.  Он
казался   таким   далеким.   Но  пройдя  метров   пять,  мы  зажмурились  от
показавшегося  нам  неестественно ярким  света.  Минут  десять мы  не  могли
сделать  ни шагу, стояли, прикрыв глаза руками.  Наконец немного  привыкли и
рассмотрели,  что  лощина, некогда пробитая  в горе водным потоком,  обильно
поросла  кустарником. Сквозь эту поросль  мы пробрались с некоторым  трудом,
Андрею  пришлось даже пустить  в  ход топор.  Наконец мы спустились  вниз, к
самому  подножию  горы,  и  не  сговариваясь   оглянулись.  С  этой  стороны
Обрыв-скала оказалась совсем другой. Склоны ее полого спускались вниз и даже
местами поросли кустарниками и деревьями.
     -  Юрка,  а  мы  ведь вышли! Вышли, черт возьми!  -  восторженно заорал
Лейтенант, обняв меня за плечи и  встряхивая как мешок с картошкой. Затем он
во  всю  глотку заржал,  показывая на  меня пальцем. Я так же  не  остался в
долгу. От дыма факелов мы закоптились как два эфиопа.
     - Здравствуй, дядюшка Том! - провозгласил я, пожимая руку Лейтенанта. -
Как там ваша хижина?
     - Сгорела на фиг, дотла, - вежливо ответил новоявленный негр. - А как у
вас дела на исторической родине, дорогой мой Муганба?
     - Хреново. Вчера последний банан без соли подъели.
     Отмыв морды снегом мы пошли дальше, к так манившей нас равнинной тайге.
Горами мы были сыты по горло.
     БАЙДА
     Остаток дня  мы провели в приготовлениях к  ночлегу. Теперь,  в холоде,
это занимало гораздо больше времени, чем раньше.  Костер  должен был  гореть
всю  долгую ночь, и приходилось изводить на  дрова несколько  деревьев.  При
установлении надьи надо было  точно выбрать укрытие от ветра, и  расположить
бревна так,  чтобы  огонь распростронялся по  ветру,  а не кидался на  нас с
Андреем. Поужинав, Андрей  достал свою  карту  и  нанес  на  нее  пройденный
маршрут, а затем долго высматривал на ней предстоящую нам дорогу.
     - Ты знаешь, мы вышли километров на двести севернее, чем нам бы надо, -
со вздохом сообщил он, откладывая карту.
     - На двести? - удивился  я. - А мы  вообще-то куда идем? Нам же главное
добраться до жилья.
     - Нет, это было до встречи с Иваном. А сейчас  нам хочешь не  хочешь, а
надо идти в Баланино, отнести этим чертовым ингушам Ванькино золото.
     - Репутацию Жеребы спасать?
     -  Да при  чем  тут репутация,  - отмахнулся  Андрей. - Представь себе:
приходим мы  в милицию и сдаем  вместо тридцати шести килограммов золота еще
двадцать сверху! Допросами замучают: как, что, откуда?
     Он безнадежно махнул рукой.
     - Так что, мы идем в Баланино? - все допытывался я.
     - Не знаю. Это как минимум неделя пути. Тут совсем близко, деревня есть
одна,  Байда. Через  нее  проходит  шоссейная дорога до Баланино. Но, боюсь,
припремся мы  в таком  виде,  нас  точно сразу  сдадут  в  милицию. Так  что
придется все-таки
     топать в это Баланино.
     Сделав такой неутешительный  вывод, Андрей,  пристроился  на  прогретую
после костра землю  и приготовился отойти  ко сну. А у меня все вертелось  в
голове странное название деревни. Где-то я его уже слышал.
     - Слушай, как, ты говоришь, называется эта деревня?  Байда? - спросил я
Андрея.
     - Да, - подтвердил он.
     - Мы раньше о ней не говорили?
     - Да нет, первый раз. А что?
     - Знакомое что-то название. Ладно, спи.
     Андрей  поплотней  закутался  в полушубок, поднял до самых  глаз  ворот
свитера  и  задремал.  А  я  все листал  в  памяти  прошедшие  дни,  пытаясь
вспомнить, где я слышал это название. Сначала я прошелся в обратном порядке:
скит, дед Игнат, Иван  Жереба,  встреча,  разговоры с ним.  Нет, не то.  Еще
дальше. Взрыв  вертолета,  ночные  разговоры мужиков.  Опять  не  то.  Тогда
попробовал зайти с начала всего
     действия. Рыжий, купе,  разговоры  по  вечерам,  приезд Куцего, вот его
подельник  Витя,  они  сидят  рядом  с  братом  на  бревнышке,  потом  взрыв
вертолета, кровь, раненые, сборы... Стоп!
     - Вспомнил! - вскрикнул я.
     -  А-а!  Что  вспомнил? Ты про что?-  приподнял голову задремавший было
Андрей. Я терпеливо начал ему объяснять:
     - Помнишь, Чапай перед смертью рассказывал о том, как они хотели угнать
вертолет? А после этого они  расчитывали пересидеть в деревне Байда, у некой
Варюши, очень влюбленной в Витьку. Ну, вспомнил?
     -  Вообще-то с трудом, -  признался Андрей. - Сам разговор помню, а вот
подробности...  -  он развел руками. - А что еще он говорил про  Байду и эту
Варю? Ну-ка, напрягись.
     - Да не подстегивай  ты!  И  так уже  мозги  трещат, -  отмахнулся я и,
прикрыв глаза,  снова  вернулся  в прошлое. У меня даже  голова  заболела, с
таким усердием я восстанавливал картину трехмесячной давности. Я снова видел
перед собой черное, безбровое лицо Иваныча, его  лихорадочный взгляд, слышал
его голос, глухой, слабый...
     -  Все, готово!  -  я  даже  приподнялся  с земли и начал  втолковывать
лейтенанту подробности:  -  Варя-почтальонша, и дом  у  нее  на  самом  краю
деревни, на отшибе. Она прятала у себя Витьку после побега целых три месяца.
Как он сам говорил, готова
     ради него на все, даже убить, если прикажет.
     - Интересно,  - Андрей приподнялся,  снова  достал карту. - Тогда можно
подойти  к  деревне,  найти  эту  Варю,  передать  от  ее  приятеля  привет,
приодеться, а потом уже на попутках  доехать до  Баланино. Ай да Юрка, ай да
молоток!
     Лейтенант  развеселился, ткнул  меня кулаком в плечо, затем  по-братски
обнял:
     - Ну и память у тебя. Слушай, а ты что-нибудь забываешь?
     Я пожал плечами:
     - Наверное. Все-таки совсем маленьким я себя не помню.
     - Жалко. А то я  хотел тебя спросить,  как там  внутри,  в утробе, -  и
засмеявшись, он пропел из Высоцкого: - " День зачатья я помню не точно... "
     Решение свернуть  к деревне оказалось для нас просто  спасительным. Еще
день мы  провели в пути, а  на  следующую  ночь, уже под  утро, пошел  снег.
Густой, крупный, он сразу встревожил Андрея.
     - Как бы пурга не началась.
     - Ты думаешь, может?
     - После снега всегда метет. Как там метеорологи говорят: фронт осадков.
А потом циклон нагрянет  или антициклон.  Надо выходить  к реке, она  где-то
здесь близко, а она нас точно приведет в деревню.
     Мы  быстро проглотили холодную печенку  и тронулись в путь.  К обеду мы
действительно вышли к реке, и это  сильно облегчило нам дорогу. Со льда снег
еще сдувало, и только свежий, мягкий пушок весело скрипел под ногами. Теперь
мы  двигались  чуть  ли  не  семимильными  шагами.  Уже  попадались  приметы
цивилизации: то  торчащая из-под снега разбитая лодка, небольшой бревенчатый
домик-лабаз, укрепленный на высоком столбе.
     - Жилье близко, - обрадовался Андрей. - Дойдем сегодня или нет?
     Я хотел сказать, а стоит ли так спешить? Может, еще ночку  переночевать
в тайге, а уж  утром выйти к деревне.  Но именно  в эту секунду  первый, еще
осторожный порыв ветра бросил нам в лицо холодную пригоршню снега.
     -  Ну вот,  начинается, - вздохнул Андрей,  поднимая воротник. -  Ты не
знаешь, почему пурга всегда метет в лицо? Нет чтобы подталкивать в спину.
     - В чем же дело, - отозвался я. - Пошли обратно, к пещере.
     -  Чтобы ты  мне снова пятки  щекотал?  - хмыкнул он.  -  Прибавь шагу,
умник.
     Уже через полчаса нам стало совсем не до смеха. Мы шли согнувшись в три
погибели под завывающим натиском пурги.
     - Это может быть надолго!  -  прокричал Андрей, обернувшись  ко  мне  и
продолжая пятиться по ходу  движения. -  Надо обязательно  дойти до деревни.
Она должна быть справа по берегу.
     " Так ни черта ж не  видно!" - хотел крикнуть я, но густой липкий  снег
мгновенно залепил мне рот, глаза и нос, отбив всякое желание говорить.
     Мы действительно  шли, не  видя берегов, и  только лед подсказывал нам,
что мы еще не сбились с пути. И все  равно мы  прошли бы мимо  этой чертовой
Байды, потому что уже стемнело,  и хорошо, если мы хоть что-то видели в двух
метрах
     от себя.
     Повезло  нам,  как  обычно,  через  невезуху.  Андрей, шедший  впереди,
стремительно ухнул куда-то  вниз. Сначала  я просто не поверил своим глазам.
Был человек,  и сразу его нет. Лишь когда над  белой поверхностью показалась
его голова,  я  понял,  что лейтенант провалился под лед. Сорок  килограммов
золота запросто утащили бы его на  дно,  но, по счастью, там  было не  очень
глубоко. К  тому же я  вцепился в  шапку  Андрея, и с  матом и  подвываниями
лейтенант выполз  на  лед. Но за  это время  он  понял самое  главное. Стуча
зубами, он крикнул мне на ухо:
     - Это прорубь, свежая, только-только затянуло ледком!
     Да, теперь и я видел,  что полынья имела слишком правильную, квадратную
форму.
     -  Где-то рядом жилье!  -  снова крикнул  трясущийся от холода Андрей и
свернул вправо,  к берегу. Он  не ошибся,  нам  попалась занесенная,  но еще
видимая под снегом тропинка.
     С  трудом мы вскарабкались на крутой косогор. У Андрея сильно скользили
обледенелые  унты, и  он  несколько  раз упал. Пройдя еще  буквально  метров
десять, мы уперлись  лбами в плотный сибирский забор. Такие бывают только  в
этих,  богатых лесом местах. Пока  мы шарили по  забору, ища ворота,  внутри
ограды густым басом  залаяла собака.  Так что хозяева  были предупреждены  о
нашем  визите. Стоило Андрею  стукнуть пару раз кулаком в закрытую  калитку,
как из-за нее сразу послышался испуганный женский голос:
     - Кто там?
     - Скажите, где тут у вас Варя-почтальонша живет? - прокричал Андрей.
     -  Ну, я Варя, а что вам  надо-то?! - не слишком дружелюбно  отозвалась
женщина.
     - Вам Витька Корзун  привет  просил передать, - по  прежнему дрожа всем
организ мом, с запинками в голосе отозвался Андрей.
     Невидимая нам женщина  громко ойкнула,  загремела  отодвигаемая  доска,
звякнула щеколда, и калитка широко распахнулась.
     - А Витя сам не приехал? - сразу спросила женщина.
     Лица ее я не видел, только  очертания головы в  платке да  накинутая на
плечи фуфайка.
     - Нет, - мотнул головой лейтенант, по-прежнему выбивая зубами морзянку.
- Нам бы только ночь переночевать, а то шли по реке, и тут у вас под берегом
провалились в прорубь.
     Хозяйка ахнула и за руку поволокла его в дом, причитая на ходу:
     - Господи, это ведь я белье полоскала с утра, кто же знал то!
     В  самом  деле,  весь  обширный  двор  был  занавешен  белыми  парусами
замерзших простыней. Пробравшись сквозь их погромыхивающие ряды, мы прошли в
большой  дом, типичную  сибирскую пятистенку. Все  комнаты его  отапливались
одной,   стоящей  посередине  избы  печью.  Мы  с  блаженством  окунулись  в
излучаемое ею тепло.
     Пока мы снимали  рюкзаки и шубы, хозяйка скрылась внутри дома. У Андрея
даже шапка  стояла  колом,  не  только унты или штаны.  Вернувшись,  хозяйка
подала  нам  чистое полотенце  и  новенькую  смену  мужского  белья, штаны и
рубаху.
     - Идите переоденьтесь, а я пока на стол соберу.
     Все,   что  дала  нам  хозяйка,  оказалось  в   самую  пору.  Она  даже
предусмотрела теплые, шерстяные носки.  Андрей от всей души растерся жестким
махровым полотенцем.
     - Ах, хорошо! - потянулся  он, напрягая мышцы. А с кухни уже потянулись
невероятно  вкусные  запахи давно  забытой  нами  пищи.  Глотая  слюнки,  мы
поспешили на запах.
     На столе  нас уже поджидали большая чашка  с вареной картошкой, соленые
огурцы в миске и тарелка с огромными лопоухими груздями.
     -  Садитесь,  кушайте, - радушно пригласила нас Варя, нарезая  круглый,
подовый хлеб. Затем она метнулась к буфету, достала бутылку водки, причем не
какого-то там "самопального первача", а самую настоящую "Столичную", в белой
жестяной
     "бескозырке".  Это оказалось  весьма  кстати.  Андрей разлил  водку  по
стаканам, хотел налить и хозяйке, но та отказалась:
     - Ой, нет, я не буду.
     Мы чокнулись, Андрей коротко сказал:
     - За то, что все таки вышли.
     Водка, прокатившись по пищеводу огненным шаром, мгновенно разогрела нас
изнутри.  У Андрея  сразу залилось румянцем лицо,  да и  я  чувствовал,  как
пылают мои щеки.
     -  О Господи,  как  хорошо-то! - выдохнул Андрей  прежде чем с  хрустом
вгрызться в плотную шляпку груздя.
     А  хозяйка уже  спешила  от  печи  с громадной  сковородкой  с  шипящей
яичницей, поджаренной на сале.  Мы дружно взвыли от вожделения, набрасываясь
на  это кулинарное чудо. А еще я не мог оторваться от самого обычного хлеба.
Он  не  шел  ни  в  какие  сравнения со  староверческими  сухарями.  Мягкий,
душистый,  ноздреватый,  мне  казалось, что  я не ел  в своей  жизни  ничего
вкуснее.
     Лейтенант все-таки нашел время представиться хозяйке:
     - Меня зовут Андрей, а его Юра. Ну, а вас Варя, да?
     Та только улыбнулась в ответ. Еще через  пару минут Андрей вспомнил еще
кое-что.
     - А вы-то что сидите? Присоединяйтесь, - и он показал вилкой на  пустую
сковородку.
     - Ешьте-ешьте! Я только что поужинала, - отказалась Варя.
     Андрей налил нам еще  граммов по сто, предложил и хозяйке, но она опять
отказалась. Признаться, я смотрел на нее с большим удивлением. Мы с  Андреем
ожидали  встретить  прожженную  хозяйку   воровской  малины  с  криминальным
прошлым,  но  Варя  совсем   не  походила  на  крутую  бандершу.  Невысокая,
полноватая, с круглым,  довольно милым лицом. Возраст ее  я определил лет  в
тридцать,  может,  чуть больше. Черные волосы она  собирала в  пучок, в ушах
блестели  небольшие  серебряные  сережки. Хотя  дома  было  тепло,  но  Варя
накинула  на плечи белую  оренбургскую шаль и  машинально теребила ее  концы
маленькими,   но   явно  сильными  пальцами.  Колец  на  этих   пальцах   не
просматривалось, зато  покрасневшая кожа и вздувшиеся сосуды говорили о том,
что  Варина  жизнь  не была  сплошным праздником.  Это  подтверждала  и  вся
обстановка в доме. Мебель старенькая, давно вышедшая из моды: шкафы, буфеты,
комод,  все округлых форм  начала шестидесятых. В приоткрытую дверь  спальни
виднелась широкая кровать с хромированными шарами, застеленная сверхопрятно,
и с целой пирамидой разнокалиберных подушек под ажурной тюлевой накидкой.
     Да и вообще весь дом светился  чистотой и ухоженностью, ясно говорившей
о характере хозяйки.  Вышивка  на телевизоре,  белый  рушник  под старенькой
иконой, ходики с кукушкой на стене, да пушистая кошка, без страха тершаяся о
наши
     ноги. Все в доме дышало теплом и уютом.
     А  темные глаза Вари продолжали пылать нетерпением,  но  лишь  когда мы
сытые и пьяные  принялись за чай с малиновым  вареньем,  она задала нам свой
главный вопрос:
     - А вы Витю давно видели?
     Андрей коротко глянул на меня,  словно ища  поддержки, и  ответил очень
уклончиво:
     - Давно. В конце августа. Тогда он нам про  вас и рассказал.  Знал, что
мы будем в этих местах.
     - Он как, здоров был? Обещал еще летом приехать не один, с братом. И ни
слуху ни духу. Последнее письмо весной прислал. Вы где его видели?
     - Он работал в артели, добывал золото. Вместе с братом.
     Врал Андрей с трудом, чувствовалось,  что  его тяготит этот разговор. Я
просто  не  узнавал  обычно талантливого  в  своей  "болтологии" лейтенанта.
Обманывать эту милую женщину оказалось совсем не просто.
     - А как вы с ним познакомились? - попробовал увести разговор  в сторону
Андрей.
     - А он разве не рассказывал? - удивилась Варя.
     - Ну, я знаю, что вы помогли ему скрываться.
     -  Да, -  глаза у женщины заблестели,  губы тронула  легкая улыбка. - Я
подобрала  его  осенью,  он бежал из лагеря  и неудачно  спрыгнул  с поезда,
сломал  ногу. А я как раз пошла  по грибы и наткнулась на него. Он тогда уже
доходил, две недели полз по тайге... Привела к себе, выходила, выкормила. Он
такие песни мне пел душевные. Стихи читал часами... Есенина.
     Я пытался представить себе дергающегося психопата Витьку в роли тонкого
лирика, и у меня ничего не получалось. Мы словно говорили про разных людей.
     - Потом он  уехал, а вскоре его опять посадили. И потом только письма и
письма. Такие  душевные,  добрые. Я надеялась, что Витя  как освободится, ко
мне приедет,  а он  только письмо прислал, обещал  в  сентябре  приехать. Да
что-то нету...
     Андрей  опустил  голову. Каким  бы  извергом ни был покойный Витька, но
погиб он как  раз от руки  Лейтенанта. Наконец  Андрей  решился  сказать  ей
правду.
     - Варя, ты прости, но я вынужден тебя огорчить.
     Я невольно  отвел взгляд  от широко  открытых  в предчувствии беды глаз
женщины.
     - Что? Что-нибудь с Витей? - тихо спросила она.
     - Да. Они с братом пытались захватить вертолет с золотом и при этом оба
погибли.
     У Вари задрожали  губы,  блеснули  слезы. Но она все-таки  смогла взять
себя в руки, только руки судорожно скрутили платок.
     - Давно? - одними губами спросила она.
     -  Восемнадцатого августа. Перед смертью он убил очень  много людей. Он
ведь был бандит, Варя!  У  него руки по локоть в крови, да что  руки!.. Выше
головы, утонуть можно. Не стоит по такому убиваться.
     - Может быть, и так, - чуть помолчав, ответила Варя. - Но в душе он был
очень  хороший.  Просто его  никто  не понял.  А потом уже  судьба  его  так
закрутила...
     Слезы текли  по  ее  лицу,  она их  не вытирала, только покачивалась из
стороны в сторону, сдерживая рыдания.
     -  Варя,  не  надо так  убиваться! -  Андрей не выдержал, встал, нервно
прошелся по  комнате, подошел  было к женщине, мне показалось,  что он хотел
погладить ее по голове, но не решился, а снова  начал уговаривать.  - Ну  не
надо, ей- Богу, он ведь не стоил вас. Я уж жалею,  что сказал про это. Варя,
мы только эту ночь переждем, а  утром уйдем. Нам надо добраться до Баланино.
Как это сделать?
     - С утра пойдете на тракт да на попутках доедете, - равнодушным голосом
ответила хозяйка. Потом  она  кивнула  в угол, на пузатый шкаф с зеркалом. -
Там одежда, Витя просил приготовить на четверых. Можете  ее  взять,  чего уж
теперь...
     Варя  поднялась  из-за  стола и, уже  не  сдерживая рыданий,  прошла  в
спальню, плотно закрыв за собой  дверь. А мы еще долго сидели за столом. Нас
обоих мучил один и тот же вопрос.
     -  Что  же она в нем нашла? - тихо высказал его Андрей, косясь на дверь
спальни.  Я  только  пожал  плечами. Никаких  особых достоинств за  покойным
Витьком  я  не  находил.  Худой, страшный,  дерганый неврастеник, к  тому же
уголовник со стажем и убийца.
     - Запудрил  мозги  бабе, - продолжил  свои рассуждения Андрей, когда мы
ушли в соседнюю комнату спать. - Кроме этих задворок, она  ничего не видела,
а  он  сыграл  благородного  разбойника,  Робин  Гуда Сибирского.  Изобразил
влюбленность,
     чтобы в милицию  не сдала. Представляю, какие  он ей  песни  пел,  поди
"Мурку".  Куда он от нее  со сломанной ногой.  А чуть  оклемался,  и  уже не
нужна.  И  письма  для  полного  счастья хватит,  чтобы  не забывала. Зла не
хватает!
     Он долго не мог успокоиться,  все ворочался  на  небольшом диванчике  у
окна. А я по привычке облюбовал для себя лежанку на  печи.  И хотя устал  за
день, но тоже долго не спал. Что-то муторно было на душе.
     Всю  ночь  мне  снилась  какая-то дрянь,  но грохот железной  заслонки,
разбудивший меня, унес сновидения прочь, оставив только плохое настроение да
больную голову.  Как  оказалось,  гремел Андрей, нечаянно  уронивший  печную
заслонку, стоящую около стены.
     - Ты чего гремишь? - шепотом спросил я, поглядывая на дверь спальни.
     -  Да  не шепчи ты, нет ее,  - ответил Лейтенант,  поднимая заслонку  и
водружая ее на место. - Ушла, да, видно, давно.
     - Чего это ты так рано поднялся? - спросил я уже в полный голос.
     - Да тревожно что-то. Все какая-то ересь снилась.
     -  Мне тоже, - признался я.  -  Скорей бы уйти отсюда. Может,  сейчас и
смоемся?
     Андрей заколебался, но потом отрицательно мотнул головой.
     - Да нет, неудобно. Надо хоть попрощаться с хозяйкой, поблагодарить ее.
     Я зябко передернул плечами.
     - Холодает, - кивнул Андрей.  -  Может, пока подтопим печь? Сходи поищи
дрова, а я посмотрю, что там за одежду она приготовила.
     Я накинул свою дошку и вышел во двор. Там по-прежнему мело, но, похоже,
ветер уже  утихал. Сначала я набрел на курятник, переполошив кур.  Потом мне
попалась  кладовка со всякой рухлядью. Следующую дверь  я открывать не стал,
за ней истошным визгом выказывали свое неудовольствие два поросячьих голоса.
     Я поглядывал уже на  поленницу в  противоположном углу двора,  но затем
рассмотрел рядом с ней собачью конуру. И хотя собака не показывалась из нее,
а лишь слабо взлаивала да  подвывала, все-таки  не  решился  беспокоить пса.
Дровяник оказался  в самом углу, рядом с внушительным двухэтажным сеновалом.
Я шагнул под навес, не торопясь, набрал дров и уже собирался уходить, когда,
случайно  повернув голову,  увидел  в открытой двери пустого сеновала  мерно
покачивающиеся под порывами ветра человеческие ноги. Хотя головы мне не было
видно, но белая холщовая сорочка точно указывала, кому принадлежат эти ноги.
Секунды  две я стоял, абсолютно остолбенев, затем  руки  мои разжались,  я с
грохотом выронив поленья и бегом кинулся в дом.
     Андрей  разбирал на  полу груду вываленных вещей,  подняв  голову он  с
удивлением посмотрел на меня.
     - Ты что, Юр?
     -  Она  повесилась, - хрипло  каркнул я мотнув головой назад.  - Там, в
сарае.
     Андрей переменился в лице  и выскочил на  улицу.  Он первым  переступил
порог сеновала,  глянул наверх и торопливо перекрестился. Я тоже глянул туда
же и до  сих  пор жалею об  этом. С  моей дурацкой памятью я никак  не  могу
избавиться от этого искаженного предсмертной мукой лица.
     - Надо обрезать, - пробормотал Андрей, я было повернулся, чтобы сходить
за  ножом, но  тут Лейтенант поднял руку,  прикоснулся  к побелевшей  ступне
самоубийцы и  отрицательно покачал головой. - Хотя не надо. Она уже застыла,
давно висит.
     Он вышел на двор, я поспешил за ним.
     - Мы что, так ее и оставим? - спросил я, шагая вслед за Андреем.
     - А что, ты пойдешь вызывать милицию? - спросил он, оборачиваясь. - Они
же  первым  делом спросят,  откуда вы свалились  на  нашу  голову,  да еще с
золотишком?
     - Но надо хотя бы снять ее да перенести в  дом, -  продолжал настаивать
я.
     - Ага, чтобы потом нас искали по всей Сибири  по подозрению в убийстве.
Пошли, уходить надо.
     Войдя в дом,  мы машинально уселись по разные стороны стола. На нем все
так же стояла недопитая вчера бутылка водки, а приподняв  льняное полотенце,
я обнаружил нарезанный хлеб, четыре вареных яичка, баночку  с грибами. И это
поразило меня больше  всего. Встать очень рано, аккуратно застелить кровать,
перемыть  посуду,  приготовить завтрак для гостей и спокойно идти вешаться?!
Не понимаю!
     На еду мы смотреть не могли, поэтому Андрей сунул все в рюкзак.
     Еще полчаса у нас ушло на  подгонку одежды, найденной  Андреем в шкафу.
Там действительно оказался полный набор амуниции для четверых  мужиков.  Мне
жалко было  расставаться  со сверхтеплой одеждой  староверов, но в ней мы бы
слишком  бросались  в   глаза.  Переодевшись,  мы   стали   выглядеть  почти
одинаковыми: новенькие черные куртки на меху с молнией и широким воротником,
унты с собачьим мехом и  нутриевые шапки. Правда, с шапкой мне не повезло, в
который раз не нашлось моего несерьезного пятьдесят четвертого размера, и я,
подумав, остался в росомаховой шапке староверов. К ней я хотя бы привык.
     Гостеприимный  дом, хозяйке  которого мы  принесли  несчастье, пришлось
покидать через забор. Поземка еще мела, и я с облегчением заметил, что  снег
заметает наши следы.  Мне очень не  хотелось, чтобы смерть Вари приписали на
наш счет. Хотя виноваты мы были на все сто процентов.
     Андрей шел впереди меня, потом неожиданно развернулся и схватив меня за
воротник спросил:
     - Ты хоть что нибудь в них понимаешь?
     - Ты про что? - не понял я.
     - Про этих баб. У  них голова  зачем?  Они вообще  думать  могут?  Одно
только сердце.
     Ответа  от меня  он  ж