ла! Самая демократическая в Центральной Америке, полные свободы, гарантия личности, охрана достоинства и так далее... ...Через час Личу увез ч е т в е р к у, передав Гуарази текст искового заявления Брокмана; факты, которые он изложил, были неопровержимы. - Если бы я получил эту бумагу в Штатах, дело было бы выиграно в первой же инстанции, - заметил Личу, прощаясь с Гуарази на коста-риканской границе (пересекли ее в маленькой деревушке за городом Давидом; около пограничного столба сидел инвалид в рваной форме; ни телефона, ни сигнализации; все, как полагается в Латинской Америке: новейшая техника и вооруженные головорезы на центральной трассе и деревенская, измученная криками цикад, тишина в горах, где машине придется идти по валунам; "линкольн" оплачен, водителю было заранее сказано, что ехать придется проселками, пусть не скорбит о машине, вручили наличные для покупки новой). В Сан-Хосе, столице Коста-Рики (господи, почему здесь большинство жителей рыжие? И голубоглазые? Будто ты и не в Латинской Америке), останавливаться не стали; Роумэн лишь попросил разрешения отправить копию иска в Лондон, Майклу Сэмэлу: "Можете опустить сами, Дик, я играю честно"; проверки документов на шоссе не было, видимо, в Панаме полагали, что ч е т в е р к а пойдет в направлении колумбийской границы; до границы с Никарагуа доехали за пять часов; переход был и здесь обговорен заранее (ну и синдикат, вот сила, а?!), в Манагуа приехали под утро. Гуарази попросил шофера остановиться около "Гранд-отеля", в самом центре (телефонов-автоматов в городе не было, все рестораны и бары закрыты, а звонить надо), уплатил портье деньги, набрал номер 9-54-30, попросил сонную прислугу позвать к аппарату сеньора Родригеса Солано, повторил, что хозяина совершенно необходимо разбудить, он заинтересован в этом звонке; закурил (первый раз за все то время, что Роумэн знал его) и, когда Солано взял трубку, сказал: - Счастье вновь к вам повернулось. - Что?! - тот не понял, в голосе чувствовался испуг. - Счастье вновь к вам повернулось... - Идите к черту! - взревел человек. - Какого дьявола вы меня разбудили, мерзавец этакий?! Гуарази недоуменно пожал плечами, протянул портье двадцать пять центов, набрал номер еще раз; никто не подходил; я не мог перепутать, сказал он себе, я точно помню номер, неужели из Панамы успели передать сигнал тревоги? Или Лаки отменил предприятие, пуганув своих д р у з е й тем, что он уже начал дело? Р е б я т а понимают ситуацию с полуслова, могли сговориться; нет, возразил он, я бы получил указание. Если Лаки уже договорился, надо решать с Роумэном, - слишком много узнал: Личу мы бережем как зеницу ока, это наш панамский капитал, а "Жареный" тем более... Когда Пепе решил было положить трубку, ему ответили: - Слушаю. - Счастье вновь к вам по... - Какого черта вы столько времени тащились сюда?! - радостно прокричал Солано. - Я уже думал, не случилось ли что?! Давайте ко мне! Одиннадцатый километр карретеры "С", сто метров вверх, дом налево... - Вы мне скажите точный адрес, - попросил Гуарази. - У нас здесь такие адреса, приятель: "сто метров вниз, напротив аптеки, где лечат одноглазие, дом в глубине сада с тремя колоннами, только одна отвалилась", посмотрите телефонную книгу, если не верите! Жмите! Я велю готовить завтрак... - Сомоса примет нас в одиннадцать, - после обязательных взаимных приветствий сказал Солано. - С ним договорено. - Я могу спросить, как вам это удалось? - обратился Роумэн к этому кряжистому старику в полувоенном хаки. Солано посмотрел на Гуарази: - Можно ответить? Пепе кивнул: - Ему надо ориентироваться в ситуации. - Так вот, - сказал Солано, - я был последним, кто видел живым генерала Сандино. Вам говорит что-нибудь это имя? - Да, - ответил Роумэн. - Не очень многое, правда, какой-то здешний анархист, да? Солано вздохнул: - Это как посмотреть... Словом, Сомоса обнял его при мне, похлопал по плечу и повторил: "Ты мне брат, генерал Сандино, ты гордость никарагуанцев, спаситель нации, освободивший нас от янки"... А через три часа Сандино убили... А я получил приказ Сомосы провести расследование... Правда, не я один... Это меня и спасло... А еще меня спасло то, что в моем доме часто отдыхали итальянский мальчишка по имени Аль Капоне и его братья... Еще вопросы есть? - Есть, - ответил Роумэн. - Кто убил Сандино? И почему? Солано снова посмотрел на Гуарази. - Можешь открыть, - сказал тот. - Только быстро, надо успеть поспать хоть пару часов... С Сомосой надо вести себя точно и прижимисто, иначе он нас сломает. - Вам знакомо имя Сакаса? - спросил Солано, не отводя своих черных, с голубым отливом глаз от осунувшегося лица Роумэна. - По-моему, он был вашим президентом... Солано закурил, улыбнулся, посмотрев на Гуарази, и горестно покачал головой: - В Латинской Америке ни о ком, никогда, ничего нельзя говорить однозначно, сеньор... Сакаса был избран президентом, как некий компромисс с новым хозяином Белого дома, Рузвельтом... Тот ведь провозгласил, что уведет американские войска из Никарагуа... То есть Рузвельт открыто признал победу Сандино... Но президент - одно, а аппарат, сложившийся в течение десятилетий, - другое... Словом, либерал Сакаса устроил Вашингтон потому, что выказывал прилюдное уважение Сандино, когда тот приезжал в Манагуа, но при этом дружил с Сомосой, который был женат на его племяннице, Маргарите Дебайле... Президент Сакаса хотел быть п о с р е д и н е... Между Сандино и Сомосой... Они, кстати, однажды так и сфотографировались... А ведь посредине быть нельзя... Особенно в политике... Правда, Пепе? - Можно, - усмехнулся тот. - Мы ведь живем п о с р е д и н е... Солано шутливо погрозил ему пальцем: - Вы живете в н у т р и! Это совершенно другое дело... Словом, в тот день, когда совершилось преступление, Сандино получил официальное заверение президента Сакасы, что гвардия Сомосы будет распущена и вместо нее он создаст национальную армию... Ведь гвардейцев п р и д у м а л и янки, когда оккупировали Никарагуа... А что значит Сомоса без гвардии? Ничего! Нуль. Пшик... Вот он и поехал к посланнику - "гринго" Блиссу Лейну, а от него отправился в свой штаб, запер все двери и предложил присутствующим членам штаба подписать санкцию на убийство Сандино... Всем... Круговая порука... Сам он подписался с краешку, незаметно, чтобы в случае чего можно было сказать, что это сделано под нажимом гвардейцев... Казнь Сандино была поручена майору Дельгадильо... Сомоса уехал на вечер поэзии, аплодировал стихам Элюара, даже прослезился... А после прощального ужина в честь Сандино, когда президент лично усадил его с отцом и братом в машину, по дороге на аэродром нашего героя остановили. А потом расстреляли из пулеметов... Нет, отца пощадили, но он умер вскорости, когда узнал, что Сомоса расстрелял его внучек... Наутро президент Сакаса собрал в своем дворце министров, иностранных послов и пригласил Сомосу. Его обращение потрясло собравшихся: - Я поручаю генералу Анастасио Сомосе возглавить комиссию по расследованию злодеяния, совершенного сегодня ночью, которое пало позором на всех никарагуанцев, ибо они позволили бандитам убить нашего национального героя. Я требую от генерала Сомосы публичной клятвы на верность конституции и мне, президенту... И Сомоса поклялся... ...Я узнал все про майора Дельгадильо, который руководил расстрелом Сандино... Но Сомоса пригласил к себе на ужин капитана Поликарпио Гутьереса: "Ты должен признаться, что убил Сандино, мой молодой друг... Ты должен выйти на процесс и открыто, при журналистах, во всем признаться во время перекрестного допроса моих судей... Я готов поклясться на крови, что ты не будешь казнен... Твоя семья получит деньги уже сейчас, завтра же... Большие деньги. На год, что ты проведешь в камере, им хватит с лихвой... А потом, когда пройдет это паршивое время тараканов и я стану президентом, ты превратишься в национального героя... "Зеленые рубашки" сделают тебя своим фюрером, мой молодой друг, клянусь..." - Кто такие "зеленые рубашки"? - спросил Роумэн. - Фашисты. У нас их было много... Главные любимцы Сомосы... Крепкие ребята. В декабре сорок первого они сменили свои зеленые рубашки на мундиры гвардейцев... И Гутьерес вышел на процесс... Он сыграл то, что ему написали, хотя крепко мандражил, потому что всех рядовых гвардейцев, расстрелявших Сандино, через час убили выстрелами в висок, чтоб не было никаких следов... Убили и тех двух полковников, что вместе со мной проводили расследование... А я до сих пор жив... Почему? А оттого, что я сказал Сомосе: "Генерал, то, что я знаю, надежно хранят в Чикаго люди моего б р а т а Аль Капоне. Я передал им документы, которые станут вашим смертным приговором, если с моей головы упадет хоть один волос"... И вот живу... И только поэтому могу помогать Пепе и его боссам... Как это важно - з н а т ь и х р а н и т ь... Гуарази мягко поправил: - Храним мы, Солано... Ты знаешь... Все, пошли отдыхать, с Сомосой надо говорить на свежую голову... ...Гвардейцы Сомосы - низкорослые, иссиня-черные, отчего-то все как один кривоногие, с вывернутыми икрами, абсолютно индейский тип - обыскали Гуарази и Роумэна; Солано отдали честь, но начальник охраны диктатора столь страстно обнимал старика и обхлопывал, что стало ясно: обыск обыску рознь. "Первого" и "второго" оставили в машине; Гуарази - после тяжелого раздумья - запретил им брать с собой шмайсеры и гранаты, все равно не отобьемся, п а р е н ь к а охраняет сто человек, рядом, в бункере, полк, какой смысл подыхать всем? Если мы не выйдем через час или услышите стрельбу, гоните на север, к Леону, пробирайтесь через джунгли в Сальвадор, идите в посольство, вас отправят домой, скажете, что нам крышка, пусть затребуют тела, я хочу быть похороненным рядом с отцом и братьями. ...Сомоса был невысок, красив низкопробной красотой сутенера; видимо, подумал Роумэн, такое впечатление рождает то, что он слишком тщательно одет, уложен парикмахером и наманикюрен, - он похож на прощелыгу; настоящий мужик должен быть небрежен в одежде. Навстречу гостям Сомоса не поднялся; кивнул Солано на кресло; Роумэну и Гуарази предложил сесть за длинный стол, за которым он, видимо, проводил заседания. - Ну, как добрались? - спросил Сомоса. - Мои гвардейцы не мучали вас на дорогах? Совершенно неуправляемые люди! Откуда только в них берется эта слепая жестокость?! И церковь зовет их к добру, и в школах мы ввели специальные предметы, воспитывающие тягу к прекрасному, и по радио передаем специальные программы для родителей "Воспитывайте малышей в духе добра и нежности друг к другу". Ничего не помогает! Иногда я думаю, а не бросить ли все это дело и не уехать куда-нибудь на остров, где нет людей, тишина и единение с всевышним... - Я доехал благополучно. Ваше превосходительство, - ответил Гуарази, сразу же отделяя себя от Пола. - Сердечно признателен за добрый прием и за то, что нашли время для мистера, - он кивнул на Роумэна, - который имеет вам кое-что сообщить... - Вы американец? - спросил Сомоса, не глядя на Роумэна. Тот молчал, разглядывая диктатора, сидевшего в кресле чуть развалясь, закинув ногу на ногу; кресло, видимо, было на колесиках, - легкий упор ноги, и оно откатится в сторону, очень удобно. - Вы американец? - повторил Сомоса, по-прежнему не глядя на Роумэна. Солано кашлянул: - Мистер Макс, сеньор президент интересуется, американец ли вы? - Ах, это он меня спрашивал? - удивился Роумэн. - Нас же здесь трое... Я просто не понял, к кому обращен вопрос сеньора президента. Да, я американец... По рождению, впрочем, немец... Я натурализовавшийся американец... Сомоса вздохнул: - Будь моя воля, я бы вздернул всех немцев... - Генерал Эйзенхауэр придерживается иной точки зрения, - заметил Роумэн. - Поскольку я возглавлял диверсионную группу в тылу рейха, он, награждая меня орденами Соединенных Штатов, сказал, что немец немцу рознь... Впрочем, никарагуанец тоже отличается от никарагуанца... Я помню, мой босс, он сейчас работает в Центральном разведывательном управлении, бросил меня с десятью мальчиками из группы "командос" на захват гитлеровских архивов... Мы там нашли занятные документы: письма одного никарагуанца великому фюреру германской нации... Сомоса, наконец, поднял глаза на Роумэна: - Как интересно... И кто же подписывал эти письма? - Они у моего приятеля, лондонского журналиста, сеньор президент... Он очень силен в испанском, да и потом у него хобби: хранит в банке подписи всех выдающихся руководителей Латинской Америки... Солано несколько растерянно посмотрел на Гуарази; тот сидел напряженно, ни один мускул на лице не дрогнул, хотя о том, что сейчас говорил Роумэн, не знал, тот не посвятил его в это; вспомнил слова Лаки Луччиано о янки; неужели Лаки, как всегда, прав? - Интересно, - повторил Сомоса, не сводя тяжелого взгляда пронзительно-черных глаз с лица Роумэна. - И что же ваш друг из Лондона намерен делать с этими письмами некоего никарагуанца? - Это зависит от меня, - ответил Роумэн. - Только от того, какой будет моя судьба... - Я хорошо гадаю по руке, - сказал диктатор. - Подойдите ко мне, я скажу, что вас ждет в будущем. Роумэн поднялся, протянул Сомосе левую руку. Тот долго, внимательно рассматривал линии его ладони, потом удивленно усмехнулся: - Вы рано осиротели и поздно женились... Совсем недавно, судя по пересечению узелков... Вы были ранены? - он поднял глаза на Роумэна. - Перенесли тяжкое увечье? Это было года три назад? Видимо, во время войны? - Четыре года назад, - кивнул Роумэн, - верно... - Хорошая ладонь, - заметил Сомоса. - Будете долго жить, если не наделаете глупостей... Характер у вас вздорный. - Значит, именно такой характер был угоден богу, если он наградил им меня... Сомоса ждал, что Роумэн вернется за стол, но тот полез в карман куртки; Сомоса чуть тронул ногой стол, его кресло стремительно откатилось в сторону, а из-за занавесок вышли трое гвардейцев с пистолетами в руках. Роумэн удивился: - Ваше превосходительство, нас обыскали в приемной... - Что за безобразие! - Сомоса возмутился. - Кто позволил обыскивать моих гостей?! Солано, почему вы не сказали мне об этом? - Я... то есть... я, - Солано явно растерялся. - Сеньор президент, - жестко продолжил Роумэн, - ту часть разговора, которую мне предстоит провести, желательно окончить без свидетелей. - Вы имеете в виду этих психопатов? - он кивнул на гвардейцев. - У них вырезаны языки, это символы, а не люди, не обращайте внимания... Хорошо натасканные охотничьи двуногие... Я весь внимание, вы что-то хотели мне показать? Роумэн, наконец, усмехнулся: - Они не станут стрелять, если я вытащу из кармана бумагу? - В этом кабинете не стреляют, - ответил Сомоса. - Наш безумный, неуправляемый, темный народ стреляет в других местах, правда, Солано? - Да, Ваше превосходительство, наш народ непредсказуем. - Ну почему же? - Сомоса снова улыбнулся, он теперь постоянно улыбался, и в этом было что-то машинальное, растерянное. - Чем больше воспитательной работы с подрастающим поколением, чем больше книг и библиотек, тем он будет предсказуемой! Мы же гуманисты, верим в торжество доброты... Роумэн протянул ему исковое заявление Франца Брокмана. Сомоса читал неторопливо, иногда пожимал плечами, порою удивлялся, обиженно разводя руками. - Ну и что? - спросил он, возвращая иск. - Зачем вы принесли мне это? Какое я имею отношение к этому делу? - Сеньор президент, я взял на себя миссию вернуть честным немцам то, что вами было у них конфисковано. Вы же друг Соединенных Штатов, не правда ли? Вы знаете, как мы начинаем помогать несчастной Германии восставать из пепла. В Вашингтоне не поймут вашу жестокость к тем, кто внес свою лепту в развитие нашей страны... Тем более, все немцы согласны оставить вам половину своей собственности... Это два миллиона долларов... И половину недвижимости... Это еще пять миллионов... Причем речь идет не о немедленном акте правительства... Дело можно урегулировать постепенно, к взаимной выгоде... - Каков ваш интерес в этом предприятии? - спросил Сомоса. - Десять процентов. Ваше превосходительство, - ответил Гуарази. - Мы получаем с немцев десять процентов, пять отдаем Никарагуа... - Шесть, - поправил его Роумэн. - Мы отдадим шесть процентов на развитие народного образования Никарагуа... Но если сеньор президент согласится выделить на четыре дня небольшой аэроплан - для моих нужд, - я отблагодарю его в случае, если операция пройдет успешно, миллионом долларов. - Сеньор Лаки Луччиано, - сказал Пепе, чувствуя, как сгустилась атмосфера в кабинете, - и его братья готовы уделить внимание вашей столице... - Это твои хорошие друзья, Солано? - спросил Сомоса, скрывая зевоту. - Да, сеньор президент. - Ты знал, с чем они придут ко мне? - Нет, сеньор президент. - А если бы ты знал про их интерес? Все равно просил бы меня принять их? - Не знаю, сеньор президент. Гуарази, оставаясь по-прежнему недвижным, маска, а не лицо, полная флегма, ответил: - Он бы сделал это, зная все. Ваше превосходительство. Сомоса удивился: - А почему это вы за него отвечаете? Я ведь еще не приказал отрезать ему язык... - Если вы отдадите такой приказ, Ваше превосходительство, то все мои друзья - начиная с брата покойного Аль Капоне малыша Ральфа, который провожал меня сюда, - перестанут быть вашими добрыми знакомыми, - тихо заметил Гуарази. - Мы перекупим людей из вашей охраны, Ваше превосходительство... Я обещаю вам это... Как и этот мистер, - он кивнул на Роумэна, - я работал в американской разведке, когда мы освобождали Сицилию... Так что у меня остались друзья, которые проливали кровь вместе со мной... У меня на глазах фашисты расстреляли отца, трех братьев и бабушку... С тех пор я не боюсь смерти, Ваше превосходительство... Впрочем, если вы предложите мне контракт, который даст мне денег больше, чем я получу от этого, - он кивнул на иск, лежавший на столе, - я расторгну договор, я служу тем, кто больше платит... - Сколько вы получите, если я помогу некоторым немцам? - Сомоса неотрывно смотрел на Гуарази, словно гипнотизируя его. - Гроши... Тысяч сто... - Но если вы дадите нам самолет, - сказал Роумэн, - я получу миллионов двадцать... Точнее - могу получить, работа сопряжена с риском... - Не хотите поселиться в Манагуа? - Сомоса по-прежнему не отрывал глаз от Гуарази. - В качестве кого? - Моего личного друга... Здесь вам не нужны деньги... Дома, особняки на побережье, слуги, женщины, мальчики - все за мой счет. - Ваше превосходительство, я воспользуюсь вашим предложением, если доживу до пятидесяти, - ответил Гуарази. - Пока мне тридцать восемь. Я в бизнесе. Деньги должны крутиться, иначе они превратятся в бесценные бумажки... Тем не менее я благодарен за предложение... - Куда должен лететь самолет? - спросил Сомоса. - Туда, куда следует, - ответил Роумэн. Сомоса, снова зевнув, повторил: - Куда должен лететь самолет? Роумэн достал свои мятые "Лаки страйк" и, не спрашивая разрешения, закурил: - Вам, подписывавшему письма Гитлеру, в которых вы выражали свой восторг практикой германского нацизма, выгодно дать нам самолет, мистер Сомоса... Если вы не дадите, ваши письма будут опубликованы в лондонской прессе. И вы лишитесь поддержки Вашингтона. Вы же читаете наши газеты, знаете, что у нас началась кампания против тех, кто сотрудничал с Гитлером, - Роумэн нервно сглотнул ком в горле. - Лишившись поддержки Вашингтона, вам не преминут напомнить о Сандино. - Вашингтон полон респекта к борьбе немецких военных против коммунизма, - ответил Сомоса, хрустнув своими толстыми, наманикюренными пальцами. - Вашингтон знает, кем был Сандино. Да и потом пугать меня - смешная затея, правда, Солано? - Да, сеньор президент, - ответил тот. - Только они вас не пугают. Они так поступят. - Вашингтону не нужен президент, который, как оказывается, обожал Гитлера, - повторил Роумэн. - Это помешает Белому дому провести конференцию в Рио-де-Жанейро. Если среди делегатов будет человек, объяснявшийся в любви фюреру, торпедируется идея конференции. Америка борется с коммунизмом чистыми руками, и ее поддерживают в этой борьбе политики с безупречным прошлым. Гуарази поднялся: - Ваше превосходительство, мы будем ждать ответа в доме Солано. У нас в запасе два часа времени. Сомоса кивнул: - Солано, останься, друг мой. Я хочу выпить с тобой чашку кофе... Вы свободны, сеньоры. Проводив тяжелым взглядом Роумэна и Гуарази, диктатор долго рассматривал свои маленькие, женственные руки, потом поднялся из-за стола: - Подожди меня, дорогой Солано... Я должен позвонить... Сколько ложек сахара класть в твою чашку? Тот чуть привстал с кресла, прижал руки к груди: - Я не думал, что они придут с этим, сеньор президент! Клянусь честью! - Ты знаешь их настоящие имена? - Да... Вито Гуарази, адъютант Лаки Луччиано... И Пол Роумэн... Оба из разведки... Не знаю, как сейчас, но раньше они служили на Донована и Даллеса... - Мне они нравятся... Люблю крепких ребят, - сказал Сомоса, дружески улыбнулся Солано и вышел из кабинета в соседнюю комнату, где отдыхал, принимал душ и порою отдавал себя в руки массажиста. Там он снял трубку прямого телефона, соединявшего его с резидентом американского посольства: - Майкл, вам ничего не говорят имена - Гуарази и Роумэн? 1 Фрэнку Визнеру. Весьма срочно! Совершенно секретно! Интересующие вас лица находятся в Манагуа и требуют самолет для полета на юг, в Аргентину. Жду указаний. Резидент Майкл Грис. 2 Резиденту ЦРУ на Кубе Эндрю Лирсу. Весьма срочно! Совершенно секретно! Немедленно свяжитесь с Лаки Луччиано. Поставьте перед ним следующие задачи: 1. Его люди сейчас же вылетают в Асунсьон и Кордову, входят в контакт с нашими резидентурами, садятся к радиоприемникам, обеспечивающим связь со всеми интересующими меня самолетами, и ждут указаний. 2. Получив наш приказ, они передают пассажиру самолета Вито Гуарази, псевдоним "Пепе", рекомендации Лаки Луччиано: "Если на борту самолета - после выполнения задуманной операции - окажется не один пассажир, а два, причем один из них будет явно похищен, необходимо устранить тех, кто вылетел с ним из Манагуа, а также похитителя. Похищенного беречь как зеницу ока". 3. Самолет должен приземлиться в Асунсьоне. Здесь люди Лаки Луччиано устраняют Гуарази. Похищенный передается лично нашему резиденту. 4. Если эти позиции будут выполнены, обещайте Лаки Луччиано мою личную помощь и поддержку во всех будущих начинаниях. 5. Ответ жду немедленно. 6. Если Луччиано находится в Варадеро, свяжитесь по телефону, времени для личной встречи у вас нет. Фрэнк Визнер. 3 Фрэнку Визнеру. Весьма срочно! Совершенно секретно! Разговор состоялся по телефону. Луччиано согласен. Выезжает для консультаций и выработки плана. Его люди уже отправились на аэродром; самолет Лаки в их распоряжении; операцию осуществит "Хорхе". Луччиано благодарит за дружбу и доверие, считает досадный инцидент, глубоко его оскорбивший, законченным. Резидент на Кубе Эндрю Лирс. 4 Манагуа, резидентура, Майклу Грису. Весьма срочно! Совершенно секретно! Пусть Сомоса примет предложения интересующих нас лиц. Самолет должен быть передан в их распоряжение. Однако он не должен быть скоростным, чтобы легче осуществлять контроль. В случае, если летчик получит указания по радио от "Хорхе", он обязан им подчиниться. Первый пункт при его возвращении из Аргентины должен быть Асунсьон. В подробности операции летчика не посвящать. Визнер. 5 Гелену. "Организация". Весьма срочно! Совершенно секретно! Прошу сообщить, какие поселки или городки в южноамериканской сельве, особенно в Аргентине, являются наиболее опасными с точки зрения организованной нацистской эмиграции. Фрэнк Визнер. 6 Фрэнку Визнеру. Весьма срочно! Совершенно секретно! Сомоса настаивает на том, что документы, бросающие на него тень, которые ныне находятся в руках синдиката, - речь идет о деле Сандино - должны быть переданы ему людьми Лаки Луччиано и Капоне-младшего. В свое время эти уликовые материалы были переданы синдикату неким Солано. Резидент в Манагуа Майкл Грис. 7 Манагуа, Майклу Грису. Весьма срочно! Совершенно секретно! Сообщите президенту, что документы, хранящиеся у Луччиано и Капоне-младшего, будут ему переданы после окончания операции. Фрэнк Визнер. 8 Фрэнку Визнеру. Весьма срочно! Совершенно секретно! Сомоса настаивает, чтобы ему были возвращены письма, отправленные им до начала войны в канцелярию Гитлера, когда "зеленые рубашки" возглавляли борьбу против Сандино. Он также требует, чтобы претензии немцев, настаивающих на возвращении реквизированных им кофейных плантаций, разбирались совместно с представителями нашего посольства. Сомоса против того, чтобы отдавать немцам хоть что-либо. Он готов, если мы его поддержим, разрешить им обработку пустующих земель вдали от столицы. Майкл Грис. 9 Майклу Грису. Резидентура в Манагуа. Весьма секретно! Срочно! Обещайте ему все и пошлите к черту. Пусть сейчас выполняет то, что ему предписывают. Фрэнк Визнер. 10 Резидентурам в Аргентине, Чили, Бразилии, Парагвае, Перу, Боливии, Колумбии, Венесуэле. Немедленно свяжитесь с нашими военно-воздушными атташатами. Передайте им просьбу руководства: немедленно войти в контакт с местными службами слежения за воздушным пространством. Постоянно наблюдайте за самолетом, который будет следовать на юг из Манагуа. Марку аэроплана и номер передаст резидент в Манагуа Майкл Грис. Информировать меня о происходящем ежечасно - вплоть до окончания операции. Дополнительные сообщения будете получать по мере развития событий. Фрэнк Визнер. 11 Гелену. "Организация". Весьма срочно! Совершенно секретно! Прошу немедленно ответить на мои предыдущий запрос о нацистских поселениях в сельве. Фрэнк Визнер. 12 Фрэнку Визнеру, по месту нахождения, Весьма срочно! Совершенно секретно! "Организация" такого рода информацией не располагает, поскольку ее деятельность прежде всего сконцентрирована на Восток. За Гелена - Лорх. 13 Лорху, для Гелена. "Организация". Весьма срочно! Строго секретно! Такой ответ меня не устраивает! Визнер. 14 Фрэнку Визнеру. Весьма срочно! Строго секретно! Иного дать не можем. За Гелена - Лорх. ...Через час в дверь дома Солано позвонили. Гуарази посмотрел на своих людей; те по-кошачьи разбежались к окнам, с которых просматривалась улица; "первый" показал пальцем, что стоит одна машина. "Второй" отворил дверь. На пороге стоял молоденький офицер в форме ВВС: - Сеньоры, я прибыл в ваше распоряжение. Самолет ждет на аэродроме. Когда они взлетели, летчик, обернувшись, прокричал в маленькую, всего на пять мест, кабину: - Откройте чемодан! Начальник охраны сеньора президента просил передать вам завтрак. "Первый" хотел было открыть чемодан; Роумэн рявкнул: - Не трогай! Гуарази, стремительно взглянув на него, спросил пилота: - Слушай-ка, браток, а ты можешь сесть вон на то поле? - Это чудо что за самолет, - ответил пилот. - Он садится, где угодно. - Ну-ка, покажи нам свое искусство, - сказал Гуарази. - Нам еще предстоит садиться на полях, давай-ка потренируемся... Самолет легко покатился по траве. Гуарази первым выскочил из люка, отбежал в сторону, лег на землю; рядом с ним бросился Роумэн; пилот, внезапно побледнев, обрушился на землю рядом с самолетом и быстро пополз за большое дерево; "первый" и "второй" ползли рядом с ним. - Джузеппе, вынь чемодан, - негромко приказал Гуарази. Небритый сразу же поднялся, пошел в самолет; вытащив чемодан, он поставил его на землю, прямо перед собою. - Отнеси его за дерево, к ручью, - по-прежнему негромко приказывал Гуарази. Парень, не сказав ни слова, потащил чемодан к ручью - метров двести от самолета, низина, там взрыв не страшен. - Открой чемодан! - крикнул Гуарази. - Передай маме мой поклон, - ответил ему Джузеппе и, встав на колени, открыл замки. Он стоял на коленях какое-то время, а потом засмеялся; в знойной тишине его смех был противоестественным, истеричным, подвывающим. Гуарази поднялся и пошел к нему; в чемодане лежала голова Солано; в резиновом пакетике было письмо; Гуарази вскрыл его: "Предав сеньора президента, он может предать и вас. Я боюсь за вас и молю бога, чтобы вам сопутствовала удача... Ваш искренний друг". ШТИРЛИЦ, РОУМЭН, МЮЛЛЕР, ПЕПЕ (сорок седьмой) __________________________________________________________________________ - Что это мне вторую ночь не дают спать ваши чертовы аэропланы? - спросил Штирлиц за завтраком. - Зачем днем и ночью гоняют моторы? Готовитесь к полету на Южный полюс? Тренируете десант в Европу? Намечена неожиданная бомбежка Москвы? Мюллер погрозил ему пальцем: - Нехорошо забывать дни национальных праздников, Штирлиц. Завтра "день Люфтваффе", неужели запамятовали? - Бедный Геринг, - усмехнулся Штирлиц, - если бы он был рядом... - Не надо, Штирлиц! Вы прекрасно понимаете, что рядом со мной боров невозможен... Ладно, пейте кофе, я продолжу изучение дела Линдберга... Давайте текст... "...Тридцать детективов Нью-Джерси посвятили тысячи часов сбору информации и изучению всех подозрительных личностей в округе; была допрошена прислуга Линдбергов: архитекторы, каменщики, плотники и рабочие, участвовавшие в строительстве дома, их родственники, знакомые и друзья. Один из агентов съездил в Англию, чтобы с помощью Скотланд-Ярда заняться предками прислуги Линдбергов - верных им Бетти Гоу и Вотели. И, наконец, по прошествии месяцев полиция выдвинула версию, объяснявшую причину смерти Чарльза-младшего. Использовав тот же тип дерева и размеры лестницы, найденной возле дома, была изготовлена новая лестница, абсолютно идентичная той, по которой в дом забрался "Джон". В ходе экспериментов, проведенных под окном детской, лестница сломалась в том же месте, что и оригинал. Сломалась, когда вес агента, в руках которого был сверток, имитирующий ребенка, равнялся восьмидесяти килограммам. Спускающийся по лестнице имитатор "Джона" упал лицом вперед, а сверток, находящийся у него в руках, ударился о стену, причем та часть, которая соответствовала черепу, стукнулась о подоконник. Поскольку ребенок Линдбергов весил пятнадцать килограммов, то, следовательно, вес похитителя был шестьдесят пять. Кроме того, стало ясно, что похититель был ловким человеком, так как ступеньки были прибиты в сорока восьми сантиметрах одна от другой, а в обычных лестницах расстояние между ними всего тридцать три сантиметра. Были собраны показания всех людей, находившихся недалеко от места преступления первого марта или незадолго до этой даты. Выяснилось, что в феврале соседи дважды видели неизвестного неподалеку от дома Линдбергов. Первого марта, до полудня, был замечен зеленый "седан", остановившийся на дороге, что вела к дому; за рулем сидел мужчина, а в машине была лестница. В этот же день вечером один из свидетелей видел машину, стоявшую недалеко от дома Линдберга. По его словам, у водителя было продолговатое лицо и угловатый профиль; рядом с ним на переднем сиденье находились две секции лестницы. Но возникал вопрос: как этот бандит мог знать, что ребенок находится в новом доме, вопреки традициям семьи, которая будние дни обычно проводила в доме бабушки Морроу?! Откуда бандиты знали, какая из комнат - детская? Как они могли определить время, благоприятное для похищения? Шеф полиции штата Нью-Джерси пришел к выводу: гангстеры получили информацию от кого-то из домашних. Под подозрением сразу оказались два человека: первым был друг Бетти Гоу, молодой норвежец по имени Эндрю Джонсон, который знал расположение комнат, поскольку посещал дом три раза. Джонсон знал (ему об этом сказала Бетти), что Линдберги в ночь похищения находились именно там, а не в доме бабушки Морроу. Действительно, он звонил Бетти в Хопвелл и разговаривал с ней примерно за час до преступления. Однако полиция убедилась, что Джонсон не имел ничего общего с этим делом, - чистое алиби. Вторым человеком, попавшим под подозрение, была двадцативосьмилетняя англичанка Виолетта Шарп - прислуга матери Анны Линдберг. В доме ее все любили, особенно мажордом Септимум Бенкс (люди были уверены, что Бенкс, церемонный и сдержанный, вот-вот сделает ей предложение). Полицию не удовлетворило объяснение Виолетты о ее похождениях в ночь трагедии. Она сказала, что "один друг" пригласил ее в кино: "Я знакома с ним всего два дня". Она "не помнила" его имени и не могла назвать фильм, который они смотрели. В кино с ними была еще одна пара, но Виолетта не могла вспомнить и их имен; девушка путалась в показаниях, инспектор Волс уличил ее в многочисленных противоречиях, допрос был приостановлен, поскольку девушка впала в истерику; на следующий день Виолетта Шарп приняла яд и умерла до прибытия врача. Шеф полиции штата полковник Шварцкопф собрал репортеров: - Самоубийство Виолетты Шарп подтверждает наши подозрения, что она имела прямое отношение к преступлению. Однако на следующий день к инспектору Волсу пришел молодой человек, который представился Эрнстом Миллером и сказал, что это он ходил с Виолеттой в кино; кроме этого, он назвал имена той пары, которая провела с ними тот вечер. Он был удивлен, что Виолетта не смогла вспомнить его имени: "Я совершенно уверен, что она это прекрасно знала". Заявление Миллера подтвердилось. Совершенно сбитый с толку Волс заявил журналистам: - Я не могу понять, почему Виолетта Шарп - не имея ничего общего с похищением - предпочла смерть оглашению имени Миллера. Прессу как в Англии, так и в Соединенных Штатах не устроило это заявление; журналисты писали иначе: "Полиция Нью-Джерси свела с ума ни в чем не повинную девушку своим преследованием". В Лондоне разразились жаркие дебаты в парламенте; генеральный консул Ее величества в Нью-Йорке получил инструкцию: сообщить обо всем, что касается этого дела, хотя не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: Виолетта Шарп стыдилась мажордома Бенкса, который на днях должен был просить ее руки... ...В течение всего лета шеф полиции Нью-Джерси полковник Шварцкопф собирал улики, свидетельства, протоколы допросов; безрезультатно; и вдруг возникла версия Джеймса Финна, лейтенанта нью-йоркской полиции. Финн знал Линдберга не первый год; входил в свиту полковника в день восторженного приема, который устроил Нью-Йорк своему "одинокому орлу" после перелета через океан. Линдберг, на которого еще тогда Финн произвел большое впечатление своими знаниями, обратился к лейтенанту за помощью сразу после похищения; полковник Шварцкопф, однако, был против: "Этот человек не из нашей полиции". Поэтому, не имея доступа к документам, которыми владел Шварцкопф, лейтенант был