сейчас обнаружить среди своей родни какого-нибудь еврея, вскорости это очень сгодится, когда сюда понаедут жидочки из Америки, а Сталин пришлет своим наместником Илью Эренбурга... Ладно, рассказывайте о беседе с Борманом... Вы не писали ее? - Нет. И впредь этого делать не стану. - Почему? - Потому что после моей первой с ним встречи он и так переменил свое отношение к вам... Вы же были у него после того, как я рассказал ему о вашей безграничной преданности? - Он уведомил вас об этом? Штирлиц пожал плечами: - А кто еще мог меня об этом уведомить? - Ваш шеф и мой друг Шелленберг, например... - Мой шеф и ваш друг Шелленберг, видимо, отдаст меня в руки имперского народного суда за то, что я способствовал изменническим переговорам пастора Шлага с англо-американцами... - А кого представляет Шлаг? Разве за ним кто-то стоит? Он связан с нами? Или с партией? Он был и остался изменником, Шелленберг знал, кого отправлять в Берн... Меня, во всяком случае, Шелленберг пока еще не просил заняться вами - в качестве "пособника врагов"... - Попросит. - Вы сказали об этом Борману? - Конечно. - Как он отреагировал? - Сказал, что подумает... Но мне показалось, что вы заранее обсудили с ним возможность такого рода... Мюллер налил еще в рюмки, посмотрел свою на свет, покачал головою: - Какого черта всех нас потянуло в политику, Штирлиц? - Какие мы политики? Шпионы... - Истинными политиками на этом свете являются именно шпионы: они знают две стороны медали, то есть абсолютную правду, а политики извиваются, словно змеи, дабы отчеканить орла и решку на одной стороне, что, согласитесь, невозможно. - Именно поэтому их работа будет потребна во все века, как-никак иллюзия, а люди на нее падки... - Борман действительно попросил меня обеспечить вашу безопасность, вы снова угадали... Спалось в Швейцарии хорошо? - Так же, как здесь. - Но там нет бомбежек, тишина... - А я не реагирую на бомбежки. - Вы фаталист? - Вы до чего угодно доведете, - вздохнул Штирлиц. - Это - да, умеем, - согласился Мюллер добродушно. - Ну, выкладывайте, о чем он говорил? - О том, что Шелленберг, видимо, продолжает свое дело в Швейцарии и готовит новое, в Стокгольме. - И вам, как специалисту по срывам переговоров, поручено войти в эти комбинации Шелленберга? - Да. - Но ни Борман, ни вы не знаете, как это можно сделать? - Именно так. - И Мюллер-гестапо, добрый старый папа-Мюллер, должен помочь вам в этом? - Должен. - А как он это сделает? Что он, семи пядей во лбу? Я не знаю, как подкрасться к вашему шефу. Я ломаю голову второй день и ничего не могу придумать. Давайте выкладывайте ваши соображения, Штирлиц, вы умный и хитрый... Смело говорите все, что взбредет на ум, я стану вас корректировать... - Группенфюрер, если уж вы не знаете к а к, то я, даже со всей моей хитростью, вообще ничего не придумаю... - Штирлиц, я не люблю кокетства... Да вы и не умеете кокетничать, слишком для этого умны... Расскажите мне весь ход операции по Вольфу... С самого начала... Англичане не так уж были неправы, когда решили - в судебных разбирательствах - жить по закону аналогии. Я слушаю... Штирлиц понял: началась проверка. "Он хочет послушать, как я буду излагать ему свою версию всего дела... А он станет перепроверять ее, основываясь на донесениях агентуры, расшифровке моих телефонных разговоров, рапортах службы наблюдения... Сейчас он должен подняться и отойти к шкафу или куда-то еще, где у него есть кнопка включения записи... Вряд ли он решится на то, чтобы, сидя напротив меня, шарить рукою в кармане по рычажкам диктофона, он слишком большой профессионал, он р а с с ч и т ы в а е т контрагента заранее..." Мюллер, однако, не встал с кресла, он просто-напросто пододвинул к себе маленький пульт, лежавший на столе, нажал кнопку и сказал: - Я запишу вас, потом послушаем вместе, если какой-то узел будет непонятен, вернемся к нему и проанализируем заново. Согласны? - Конечно, - ответил Штирлиц и снова, в который уже раз, подивился этому человеку, его совершенно особенной логике. - Итак, мне была поручена работа с пастором, которого Шелленберг, видимо, уже давно держал в уме для прикрытия Вольфа - в случае, если переговоры с Даллесом окончатся неудачей или же сведения о них дойдут до фюрера... Я работал со Шлагом не без интереса: это достойный человек, у него своя позиция, он бесстрашен, готов на все, лишь бы немцы получили мир как можно раньше... У Шлага довольно широкие связи среди движения пацифистов, имя его известно Ватикану, с экс-канцлером Брюнингом его связывает давняя дружба... По легенде он должен был вступить в контакт с Даллесом, назвав имена ряда достойных людей в переговорах о мире, ибо он - по словам агентов Даллеса - не имеет в рейхе опоры на те реальные силы, которые смогут удержать в стране порядок и не позволить Германии сделаться поживой для русских - в полной мере, а не так, как было решено в Ялте. От Брюнинга к Шлагу поступили данные, что Даллес начал переговоры с обергруппенфюрером Вольфом. Но и это не все: Шлаг - и это самое главное, с чем я к вам приехал, я не сказал об этом Борману, цените мою верность - высчитал, что операция Вольфа планировалась не только вашим другом и моим шефом, но и весьма серьезными силами в генеральном штабе и министерстве иностранных дел... - Факты? - закашлявшись, спросил Мюллер. Штирлиц понял, что тот специально закашлялся, не хочет, чтобы его голос присутствовал на пленке, кашель меняет голос до неузнаваемости, однако, отметил Штирлиц, на его пассаж про генштаб и дипломатов Мюллер клюнул, сразу же потребовал факты. "Ну что ж, я дам тебе факты, только плохо, что я не рассказал об этой моей идее пастору, они, я думаю, станут сейчас к нему подкрадываться... Надо сделать все, чтобы Мюллер, именно Мюллер, поручил мне поездку в Швейцарию. Я должен так повести себя во время д о п р о с а, а это допрос, ясное дело, чтобы оставить нечто такое на донышке, что сделалось бы совершенно необходимым Мюллеру... Нужен крючок, только б не переторопить дело, только б п о в е с т и мне, только б разбудить в этом уставшем человеке фантазию... А как ее разбудишь? Интересом, личным интересом, он умный, он понимает, что думать сейчас надо только о себе самом, все проиграно. Но ведь и он заложник у Гитлера. Они все заложники, трусливые, маленькие заложники в руках больного, трясущегося маньяка... Вот ужас-то! Отчего такое возможно? Верно говорят: "не сотвори себе кумира". Они думали, что кумир приведет их к мировому могуществу, положит им под ноги человечество... Малая интеллигентность, отсутствие подлинного знания всегда рождают доктрины именно такого рода, а ведь учиться не все любят, детей же просто принуждают читать историю, штудировать иностранные языки... Доктрина национал-социализма рассчитана на лентяев, на тех, кто больше всего любит спортивные игры, развлекательные программы по радио и кружку пива вечером, после того как о т с и д е л работу..." - Факты любопытны, - сказал Штирлиц. - Хотя Шлаг мне далеко не все открывает - он многое держит в резерве, для торга, - но строй его логики в данном случае абсолютен. Вот его схема: почему Вольф был смещен в конце прошлого года с поста начальника личного штаба рейхсфюрера? Ведь это - крах, падение, нет? Штирлиц посмотрел на Мюллера, ожидая ответа; тот молчал. Штирлиц, явственно представив, как медленно и шершаво тянется пленка в диктофоне, насмешливо спросил: - Группенфюрер, вы не хотите, чтобы ваш голос был на одной пленке с моим? Мюллер молча кивнул. - Хорошо, я понял. Слово "Группенфюрер", которое я только что произнес, легко уберется, пленка, видимо, шведская, хорошо склеивается, рывка при прослушивании не будет... Продолжаю... Так называемое "падение" Вольфа было первой фазой операции, задуманной здесь, в Берлине, в этом здании... Следующей фазой было подключение генерального штаба, который обязан был дать согласие на назначение Вольфа заместителем командующего группой войск в Северной Италии. Армия - за подписью генерал-полковника Гудериана - дала такого рода согласие. Нормы протокола требовали, чтобы факт приезда Вольфа в Италию был обговорен по дипломатическим каналам с правительством Муссолини. Переписка по этому вопросу хранится в архиве министерства иностранных дел. Черный мундир СС, наш с вами, столь тенденциозный, Вольф ловко сменил на зеленый френч - военный человек, каста с л у ж и в ы х, во все времена генералы враждующих армий время от времени садились за стол переговоров... И произошло все это еще накануне нашего наступления против союзников в Арденнах. Значит, комбинация действительно готовилась загодя? Более того, Шлаг считает, что, когда Шелленберг арестовывал Канариса, один на один, без свидетелей, адмирал, видимо, отдал ему такие связи, которые обеспечили Вольфу вполне надежный контакт с Даллесом, и, если бы не моя... нет, скажем, наша с вами работа по пастору, переговоры наверняка могли бы закончиться полным успехом... Вы просили меня изложить факты; я изложил вам строй логического размышления пастора - это, если хотите, факты. Их только нужно тщательно проверить: кто конкретно готовил в штабе вермахта приказ о Вольфе для Гудериана? Шелленберг наверняка действовал через свои личные связи, а возможно, и через наиболее доверенную агентуру в армии. Ближе всех к Гудериану стоит Гелен. Его работа смыкается с той деятельностью, которой занимается второе подразделение Шелленберга. Может быть, он, Гелен? Мюллер выключил запись, приблизился к Штирлицу, спросил: - Имя Гелена вам назвал Шлаг? - Нет. - У вас есть какие-либо причины считать Гелена близким человеком Шелленберга? - Нет... Допуск. - Хитрите? - Открыт как дитя. Мюллер вдруг испугался; страх был неожиданным, ибо - в который уже раз! - он ловил себя на том, что Штирлиц словно бы читает его мысли, таинственным образом осведомлен о его поступках и наперед знает то, что он тайно от всех задумал. Раньше, до того еще как он получил данные о связях Штирлица с секретной службой, скорее всего русской, которые ныне позволяли расстрелять его здесь, в кабинете, такого рода угадывание з а н и м а л о группенфюрера, но теперь он ощутил ужас оттого, что - впервые в жизни - осознал свою малость и трагическую безнадежность положения, в котором оказался из-за проклятого австрийского психа. "А если сейчас спросить о его контактах с русскими в лоб? - подумал Мюллер. - Он дрогнет. Я увижу воочию его страх, и мне не будет так ужасно, как стало только что. Нет, - сказал он себе, - ты не имеешь на это права. Штирлиц - твоя козырная карта, и ты разыграешь ее так, чтобы побить ею любого туза. Но игра предстоит кровавая, и, если он поймет меня, почувствует, что я знаю что-то, но молчу, будет невосполнимый проигрыш". - Ну хорошо, это любопытно - с Геленом, спасибо, Штирлиц. Вы оговорили связь с пастором? - Да. - Двустороннюю? - Да. - Отдадите мне его адрес? - Конечно. - Теперь вот что... Пограничная стража сообщила, что вы пересекали границу не один, но с дамой. Это верно? - Нет. Неверно. Я перевез через границу не только фрау Кирштайн, но и двух ее детей. - Кто она? - Беженка. Ее муж работал у нас на заводах Круппа, специалист по часовой технике, швейцарец... Погиб... Она стояла на дороге, только что кончился налет варваров... - Каков возраст детей? - Грудные... Я, увы, плохо разбираюсь в их возрасте... Они очень пищали... - Где она вышла в Швейцарии? - В Берне. - Возле отеля? - Да. - Название? - "Золотая корона"... Мюллер пожал плечами: - Почему республиканская Швейцария так любит королевские названия, связанные с атрибутами тиранической власти? - Я думаю, у нас вскорости названия всех отелей станут, наоборот, избыточно республиканскими... Каждый с обостренным интересом относится к тому, чего лишен сам. - Хм, вероятно. В Берлине наверняка появятся отели "Русский двор", "Калинка" и "Самовар"... - А в Мюнхене "Уолдорф Астория" и "Пансильвания", - добавил Штирлиц. Мюллер кивнул, потянулся устало, спросил: - А кого вы искали в пансионате "Вирджиния"? - Вы следили за мной в Швейцарии? - Я прикрывал вас. - В таком случае отвечаю: в "Вирджинии" я искал профессора, который контактировал с пастором. - Почему пастор сам не пошел в "Вирджинию"? - Потому что я инструктировал его о мерах безопасности. Профессор... я запамятовал его имя... не пришел к пастору на встречу... Весьма информированный человек, представлял какую-то группу в рейхе, глубоко законспирированную... Отчего-то покончил с собой... Мюллер достал из кармана френча - ленивым, медленным жестом - маленький листочек, положил на стол перед Штирлицем: - Именно он притащил на нашу конспиративную квартиру эту шифровку. Помните, я показывал ее вам, когда мне пришлось посадить вас в камеру? Любопытно, не правда ли? Шифр точно такой же, как у радистки, очаровательной молодой мамы... "Если он заставит меня писать левой рукой, будет плохо, - подумал Штирлиц, разглядывая свою шифровку. - Надо заранее подготовить себя к этому. Провал? Случай? Или он ведет игру? Но Борман вряд ли стал бы говорить со мной так, как говорил, сообщи ему Мюллер о своих подозрениях". - Вы подозреваете меня, группенфюрер? - В определенной мере. - И какова эта мера? - Я подозреваю вас в том, что вы начали свою игру. Эдакая, знаете ли, "минивольфиада"... А почему бы и нет? По-человечески я могу вас понять - в нашем государстве "национальной общности" каждый сейчас думает только о себе. - А если я действительно веду такую игру? - медленно спросил Штирлиц. - Если я скажу вам, что я играю свою партию, не очень-то полагаясь даже на вас, хотя ваш план уйти в тот миг, когда здесь будет грохотать канонада союзников, представляется мне оптимальным. Ведь вы до сих пор не сказали мне: с кем мы станем уходить? Куда именно? Каким образом? Вы хотите быть хозяином предприятия, но я в ваше предприятие вкладываю не деньги, а жизнь. Поэтому я так трепетно и аккуратно вел себя с пастором. - И так лихо упрятали куда-то его сестру с ублюдками, что бедный Айсман чуть не повесился? Где она? - В Швеции. - Не лгите. - Тогда не спрашивайте. - Но если я найду ее, пастор примет меня в вашу компанию? - Он примет вас в компанию, если вы санкционируете мою с ним работу. Продолжение работы, так точнее. - В чем она будет заключаться? - В том, чтобы он, Шлаг, сделался фигурой, представляющей реальные силы в рейхе. Он, а не Шелленберг. - Вы полагаете, что Даллес решится менять шило на мыло? Думаете, мое имя для него более заманчиво, чем имя Вольфа? Меня никто не вводил в комбинацию, как Вольфа, - ни Гиммлер, ни генеральный штаб, ни дипломаты... Я - фигура устрашения, дураку ясно. - Но вы в силах организовать такие материалы на людей в штабе армии, что выломаете им руки и понудите их согласиться войти в н а ш е дело... А с ними Даллес сядет за стол, невзирая на досадную неудачу с Вольфом. - Когда у вас назначена встреча с Шелленбергом? - Вы уже знаете... - Его аппарат нами пока что не прослушивается. - В девятнадцать тридцать. - Найдите возможность задать ему вопрос: "От кого Сталин мог узнать о переговорах в Берне?" - А у вас есть такого рода данные? - Штирлиц, я попросил вас задать Шелленбергу вопрос и выслушать его ответ. Это все... - Вы убеждены, что я выйду живым из его кабинета? - Убежден. Я не убежден в том, что вы проснетесь завтра утром в вашем Бабельсберге, вот в чем я по-настоящему не убежден. Именно поэтому я прикрепляю к вам моего шофера... Да, да, шофера, у вас болит кисть правой руки, вам трудно водить машину, скажете об этом Шелленбергу... - Мюллер нажал на одну из кнопок в панели, в дверях тут же появился Шольц. - Где Ганс? - Ждет. - Пожалуйста, пригласите его. Вошел шофер. - Ганс, с сегодняшнего дня ты станешь нянькой у этого человека, - сказал Мюллер. - Его жизни грозит опасность. Ты будешь ночевать в его доме, на первом этаже, ты никому не откроешь дверь, ни одной живой душе; мой знакомец не имеет права рисковать собою, ты должен быть неразлучен с ним и служить ему так, как служил мне и моему несчастному мальчику. Тебе ясно все? - Мне ясно, группенфюрер. ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ - I (ОДЕССа') __________________________________________________________________________ Идея создания этой тайной организации принадлежала Мюллеру. Он понимал, что спасение эсэсовских кадров после краха рейха будет трудным, практически невозможным делом, если уже сейчас, в марте сорок пятого, не конституциировать предприятие. Лишь е с л и идею утвердят, можно будет финансировать создание надежных путей отхода эсэсовцев в Латинскую Америку, Испанию, Португалию и монархические арабские страны пронацистской ориентации. Покупать через подставных лиц особняки, автомобили, яхты, маленькие отели на побережье Средиземного моря, для того чтобы там с т а л и опорные базы СС; вербовать иностранцев, которые будут работать на организацию; готовить надежную агентуру на границах, в полицейских аппаратах, в железнодорожных, авиационных и океанских компаниях мира. _______________ ' О Д Е С С а - глубоко законспирированная организация членов СС, функционирующая поныне. Мюллер имел осведомителей, тесно связанных с Ватиканом, и знал, что сын Бормана двадцатилетний Алоиз был накануне принятия сана священника, что противоречило духу нацистской морали. Однако он не отступничал, а получил санкцию Гитлера на такого рода шаг; Мюллер предполагал, что рейхсляйтеру удалось мягко у б е д и т ь фюрера в том, что мальчик "жертвует светской карьерой" для того, чтобы внедриться в круги клерикалов, близких к папе, во имя идеи национал-социализма, но никак не вопреки ей. И лишь в начале марта до Мюллера дошла информация, которая окончательно убедила его в том, что Борман готовит тайные каналы для перемещения по миру особо верных ему членов НСДАП, полагая, что для этого он сможет использовать связи с некоторыми священниками Ватикана из тамошнего ведомства иностранных дел, которые контактировали с Берлином начиная с тридцать третьего года, когда Гитлер еще только пришел к власти. Мюллер пытался выяснить, как Борман строит свои потаенные каналы перемещения, но рейхсляйтер умел хранить тайну. Тем не менее Мюллеру удалось получить данные, что ряд функционеров НСДАП, аккредитованных при посольствах в нейтральных странах, ведут активную работу, связанную с возможностью нелегальных перемещений по миру всех тех, кто мог быть объявлен военным преступником. И тогда он дал понять Борману, что знает много больше. - Ну и что? - спросил рейхсляйтер, не поднимая на Мюллера глаза. - Допустим, мои люди действительно ведут подобного рода работу. Вы подозреваете кого-то из них в нечестном поведении? В своекорыстии? Они утаивают от меня факты? Лгут? "Когда же он начнет говорить со мною откровенно? - подумал Мюллер. - Он постоянно недоговаривает, постоянно опасается чего-то, никому не верит... Тогда зачем он пригласил меня быть с ним во всех его начинаниях? Зачем он - после встречи со Штирлицем - говорил о необходимости постоянного сотрудничества, чтобы координировать общие действия? Когда он поймет, что нельзя не верить друг другу? Когда он начнет говорить правду?" - Я никого ни в чем не подозреваю, рейхсляйтер, особенно когда дело идет о ваших людях. Просто я думаю, что вам не с руки заниматься техническими вопросами - даже когда речь идет о таком важном узле, как судьба функционеров НСДАП. Техника - удел техников вроде меня, а не политиков... Ваши недоброжелатели - узнай они об этом - не преминут обвинить вас в пораженчестве; подчеркнут, что существует отдел заграничных организаций НСДАП во главе с Боле, зачем же создавать дублирующую организацию; большевики будут разбиты под Берлином, победа близка, и все такое прочее... А моя фирма вправе просить санкцию на создание запасного тайного центра, который позволит нам - в случае трагического исхода битвы - спасти сотни тысяч верных бойцов национал-социализма. Я замотивирую необходимость этого тем, что среди ряда наших дипломатов и военных бытует мнение о возможности сепаратного мира; такого рода отщепенцы не имеют права оказаться безнадзорными за границей; необходимо срочно бросить за рубеж моих людей, которые будут следить за мерзавцами в любом уголке мира, пресекая их преступные попытки... Я даже готов для этого попросить у Шелленберга какие-нибудь данные про то, что, мол, в Латинской Америке зреют семена восстания против янки; это, я думаю, заинтересует фюрера - наступательный аспект, а ему это сейчас словно бальзам на раны... - А что? - Борман почесал мочку уха. - Хорошее предложение. Составляйте меморандум, я постараюсь убедить фюрера в разумности предложения такого рода. У вас есть прикидки? - У меня уже отлажены каналы для тайного перемещения нужных людей из рейха в безопасные места. В Европе есть отели, которые можно взять даром; в портах Латинской Америки стоят яхты без хозяев, их можно приобрести за полцены у дальних родственников... У меня все готово, но мне нужна санкция на действия; вы же понимаете, что активность моих людей за границей сразу же будет замечена резидентами Шелленберга, следовательно, Гиммлер задаст мне вопрос: "с какой целью? для кого? кто санкционировал?". - Ну, а если два первых вопроса из упомянутых вами трех поначалу задам я? - Отвечаю... Вам - отвечаю... В моем распоряжении сейчас семьдесят тысяч великолепных документов - паспорта, водительские лицензии, нотариальные свидетельства - из Парагвая, Аргентины, Португалии, Испании, Египта, Сингапура, Чили... Проведены беседы с семью тысячами тех членов СС, которые представляют интерес для нашей будущей работы: активны, умны, молоды, оборотисты... Чтобы опробовать ряд каналов исхода, я санкционировал игру: отправил одного из моих коллег по фальшивому паспорту через всю Германию с приказом нелегально пересечь нашу границу со Швейцарией, затем попасть в Италию, пробраться в Рим и поменять мою фанеру на ватиканский подлинник. - Кто у вас в Ватикане? - тяжело спросил Борман. - Я готов передать вам списки, я путаюсь с итальянскими фамилиями. - Спасибо. Мне будет интересно посмотреть, я совершенно не информирован по Ватикану, - заметил Борман. (И Мюллер снова подумал: зачем постоянно лгать? Какой прок? Ведь на Ватикан замкнут сын Алоиз.) - Продолжайте, - попросил Борман. - Я слушаю. - Я предупредил этого человека, - вздохнув, сказал Мюллер, - что в случае провала - случись он в рейхе ли, в Швейцарии, или Италии - я ему помощи не окажу, отрекусь, п р е д а м, все должно быть приближено к боевой обстановке... Мюллер пошарил по карманам, достал смятый бланк международной телеграммы, протянул Борману. - Что это? - спросил тот. - А вы посмотрите... Он уже прислал мне весточку из Буэнос-Айреса... На текст не обращайте внимания... Расшифровывается это так: "Устроился работать агентом по рекламе в испанской фирме "Куэнья". Могу приобрести два дома в пустынном районе возле Пунта Аренас, где возможен прием судов среднего каботажа и подводных лодок. Требуется сорок тысяч долларов. Готов внедрить трех коллег. Обмен документов в Ватикане прошел идеально". - Полагаете, что таким образом можно будет организовать новые резидентуры СС повсюду? - В России - вряд ли, - хмыкнул Мюллер. - А вот в Латинской Америке, там, где сильны наши позиции, дело пойдет. - Сколько времени шел туда ваш молодой коллега? - Пять месяцев. - Следовательно, уже в ноябре прошлого года вы думали про то, как спасать ваших людей - после поражения? Не слишком ли рано вы стали хоронить рейх? - Я понял, - жестко ответил Мюллер, - что рейх ждут похороны уже в феврале сорок третьего, после Сталинграда. - Вы смеете говорить мне такое?! - Рейхсляйтер, но ведь ваши люди начали работать в этом же направлении еще раньше... - Мои люди были, есть и будут верны фюреру, который убежден в победе! Мюллер кашлянул, прикрыв рот ладошкой: - Я теряюсь, когда ощущаю недоверие... По-моему, время неискренности кончилось... Пора бы говорить друг другу правду... Борман поднялся, походил по кабинету, потом остановился возле окна, прижался лбом к стеклу и, не оборачиваясь, сказал: - Изложите мне структуру организации. Из каких подразделений она состоит. Как и через кого будут поддерживаться контакты с иностранцами. Количество привлеченных - сейчас и в последующем. Принцип отбора членов. Кто будет утверждать кандидатов. Каков статут членов их семей. Форма связи между членами организации в разных регионах мира. Где будет дислоцироваться штаб. Его структура. Кто будет отдавать приказы. Их форма... Мюллер снова кашлянул, подумав, что главный вопрос - о штабе и его структуре, то есть, говоря языком нормальным, о том, кто станет во главе тайной организации, - Борман задал в самом конце, подбросив его как нечто второстепенное, хотя ясно, что на самом деле это интересует его прежде всего. Приняв, однако, игру рейхсляйтера (поди не прими!), Мюллер начал отвечать в той последовательности, которую предложил Борман. - Структура организации видится мне двухслойной, на первых порах мы легендируем ее как тайный консорциум, призванный - в случае необходимости - обеспечить спасение офицеров СС, которые - согласно декларации Сталина, Рузвельта и Черчилля - признаны военными преступниками, все скопом, без разбора, за то лишь только, что служили в главном управлении имперской безопасности и армии. Поскольку и с ч е з н о в е н и е моих людей невозможно в Германии - все они были на виду, а мы знаем, какой разгул предательства возникает после государственного краха, - речь может и обязана идти о передислокации наиболее ценных борцов СС за границу. Однако второй, истинный строй структуры организации состоит в том, чтобы уже сейчас заложить наши опорные пункты во всех регионах мира для продолжения нашей борьбы в будущем. Контакты с верными нам иностранцами закрепят те офицеры, которых мы передислоцируем немедля; пропаганда Геббельса работает отменно, издали все видится иначе, чем вблизи. К тому же грамотных, к счастью, не много. Люди больше верят слухам, поэтому сейчас еще есть возможность работать в обстановке наибольшего благоприятствия в Аргентине и Парагвае, в Испании и Португалии; мы еще до конца не использовали возможности наших японских боевых союзников в Сингапуре и Индонезии, в Бирме и на Борнео. А ведь именно там традиционно сосредоточены крупнейшие торговые точки, связанные с Лондоном и Канадой, - прекрасный путь для внедрения в Америку и Европу... Думаю, вы простите мне несанкционированное своеволие: я уже проговорил с моими друзьями из наших автомобильных, химических и авиационных концернов некоторые аспекты перспективного плана создания в тех регионах Азии своих филиалов... Союзники, конечно, поначалу не откажут себе в удовольствии полютовать, возможны санкции против наших промышленников, но экономика сильнее эмоций, куда Западу деться без Германии? - Концерны представили вам соображения в письменном виде? Мюллер улыбнулся: - Разве они пойдут на это, рейхсляйтер? - А почему бы и нет? - Да потому, что они боятся ваших представителей в правлениях. Если бы они получили санкцию, тогда другое дело - развернутые предложения будут составлены за неделю... - И потом станут известны союзникам... А те будут приятно удивлены, отчего этим перспективным проектом так интересовался человек по фамилии Мюллер... Все, что происходит, то происходит - так или иначе - к лучшему. - Ну уж и все, - вздохнул Мюллер. - Не все, рейхсляйтер, хотя в данном случае вы снова правы - я недодумал возможность утечки информации. - Значит, не всегда ошибается Борман? Иногда и у него бывают не совсем бесполезные мысли? - усмехнулся рейхсляйтер. - Дальше, пожалуйста. - Что касается числа привлеченных в тайную организацию СС, то я сейчас затрудняюсь назвать точную информацию, но по предварительным подсчетам у меня получается что-то около тридцати тысяч... - Каков принцип предварительного подсчета? - Опять-таки, если бы я позволил себе признаться, что этот подсчет был по-настоящему необходим уже пару лет назад, если бы мы взяли за непреложное правило допускать в начале предприятия возможность проигрыша, а не только победу, я бы продумал систему, и, поверьте, это была бы неплохая система... А сейчас мне пришлось пойти по весьма примитивному пути: я начал с того, что вспомнил пару сотен людей из моего аппарата, которые просто-таки обязаны быть спасены... Все руководители моих референтур по русскому, украинскому, польскому, французскому, еврейскому, испанскому секторам, все те, кто осуществлял надзор за промышленностью и банками, те, кто курировал вопросы идеологии, церковь, молодежные организации, те, кто осуществлял руководство работой в концентрационных лагерях, обязаны - если, конечно, вы одобрите мою задумку - начать уже сейчас подготовку к передислокации в заранее подготовленные центры... Опорные базы я берусь наладить в Базеле, Асконе, Милане, Ватикане, Пальма де Мальорке, Барселоне, Мадриде, Лиссабоне, Буэнос-Айресе, Асунсьоне... Борман посмотрел на карту мира, заметив: - Вполне конкретная линия... Неплохо... - Что касается принципа отбора, то здесь, конечно, возможны определенные издержки, опять-таки из-за фактора времени... Далеко не все руководители отделов гестапо - мои люди: Кальтенбруннер часто назначал своих протеже - тех, кому он патронировал... Так что я не могу полагаться на абсолютную компетентность всех моих подчиненных в областях... Но в Гамбурге, Мюнхене, Осло, Ганновере, Любеке, Копенгагене, Фленсбурге, Бремене, Вюрцбурге, Милане, Веймаре, Дрездене у меня сидят вполне надежные люди, я им верю абсолютно, они думают так же, как я. Если разрешите, я поручу именно им составить списки. - Мюллер хмыкнул. - Конечно же устно, никак не фиксируя это в документах... Что касается утверждения кандидатов, то доверьте мне провести предварительный отбор, а уж вы благословите его окончательно. Что касается членов семей будущей организации СС, то они должны быть поначалу убеждены, что кормилец погиб... Только -так, хоть и жестоко... Иначе начнут искать... А за их поиском будут наблюдать враги, и это приведет к расшифровке всего дела. Что касается форм связи между будущими региональными группами, то этот вопрос смыкается с вашим вопросом о штабе. Я полагаю, что штаб придется возглавить мне... Если бы вы санкционировали при этом еще одну для меня должность - специальный помощник фюрера НСДАП Бормана по вопросам СС, - тогда предприятию была бы придана та весомость, которая позволит провести всю необходимую работу в максимально короткий срок. Понятно, такого рода должность, - Мюллер улыбнулся, - так же не должна фиксироваться в документах, во всяком случае пока что... - Вы забыли фамилию моего друга Гиммлера... Его пока еще никто не смещал с должности рейхсфюрера СС... - Сместят. Надо, чтобы сместили, - спокойно ответил Мюллер. - Вы же понимаете, что одиозность рейхсфюрера не позволит ему жить в подполье... Да и потом... - Что? Мюллер пожал плечами, вздохнул. - Договаривайте, пожалуйста, - сердито сказал Борман, - это невежливо - обрывать мысль на полуслове. - Он - ваш враг, рейхсляйтер, зачем же брать его в расчет? Его надо выводить из расчета. - А Кальтенбруннер? - задумчиво спросил Борман. - Почему бы ему не стать фюрером организации, а вам - его начальником штаба и заместителем? - Потому что я не верю Кальтенбруннеру, - ответил Мюллер. - У вас есть к этому основания? - Есть. - Изложите. Мюллер покачал головой: - Не стану, рейхсляйтер. Пожалуйста, простите меня, но я не стану этого делать... Я никогда не был доносчиком, увольте... Вы сами можете убедиться в правоте моих слов, проверив Кальтенбруннера... - Каким образом? - деловито осведомился Борман. - А вы попросите его поработать с Канарисом... Борман удивился: - Почему именно с Канарисом? Мюллер ответил жестко: - Я сказал вам то, что счел возможным сказать, рейхсляйтер... Борман пожал плечами, снова поднялся, походил по кабинету, потом спросил: - Как вы намерены назвать нашу тайную организацию офицеров СС? - По первым буквам: ОДЕССа... И огромное вам спасибо за то, что вы назвали ОДЕССу н а ш е й организацией... - Разворачивайте работу, Мюллер... И как следует продумайте, чтобы трасса н а ш е й ОДЕССы начиналась из Берлина, отсюда, из рейхсканцелярии... Оборудуйте запасные штабы этой трассы здесь, в Берлине, потому что грядут уличные бои, да, да, именно так... Подвалы, метрополитен, подземные коммуникации - все это обязано стать знакомо вам так, чтобы вы ориентировались в этом лабиринте, как поп в Ветхом Завете... ДУШНОЕ ОЩУЩЕНИЕ КОЛЬЦА __________________________________________________________________________ - А почему бы вам самому не пустить себе пулю в лоб, штандартенфюрер? - спросил Шелленберг, положив свою мягкую, женственную руку на плечо Штирлица. - Гарантирую отменные похороны. - Я - логик, - ответил Штирлиц. - Люди моей породы боятся переторопить события: шлепнешься, а через час выяснится, что ты нужен живым... - Мне-то как раз вы значительно более выгодны мертвым. - Чтобы было на кого свалить провал переговоров Вольфа с Даллесом? Шелленберг вздохнул: - Конечно... Ну, выкладывайте, о чем говорили с Мюллером... - Об операции в Швейцарии. - Признайтесь честно: на чем он взял вас? - На знании. Он знает больше меня. Он знает все. - Если бы он знал все, вы бы висели на дыбе, а меня бы держали в одной камере с Канарисом. Он знает только то, что ему полагается знать. А вот мне снова нужен ваш поп... И кто-то еще, через кого мы будем гнать дезинформацию вашему новому покровителю Мюллеру. Вас интересует, почему я говорю с вами так открыто, несмотря на то что вы провалили дело? - Не я. - А кто? - Мы. Все мы. А в первую очередь Вольф. - Вы думаете, что говорите? - Думаю, думаю, постоянно думаю... Так почему же вы продолжаете быть со мной откровенным, несмотря на то что я провалил дело? - Потому что вы отдаете себе отчет; связывать себя с Мюллером накрепко - безумие. Мы, разведка, можем вынырнуть. Он, гестапо, - обречен на то, чтобы утонуть... Вы действительно уже побывали у него? - Да. - Он вызвал вас? Не поставив меня в известность? - Вы же все прекрасно знаете, бригадефюрер... Я думаю, офицер пограничной стражи на нашем "окне" возле Базеля, где я переправлял пастора Шлага, был перевербован Мюллером, как-никак это "окно" было вашим личным, по материалам гестапо оно не проходило... Через этого офицера Мюллер вышел на пастора. За стариком пустили "хвост", в Швейцарии пока еще сильны позиции баварца; в объекте интереса пастора оказался - согласно нашему с вами плану - Даллес. Тот вывел его на Вольфа; молодая нация, разведку только-только ставят, опыта мало - з а с в е т и л и с ь. Поскольку пастор числится за мной, Мюллер загнал меня в угол. Он не сказал мне и сотой доли того, что знает. Но он знает все. И об этом нашем разговоре я обязан буду ему доложить... Будь прокляты волчьи законы нашей фирмы, но не я ее основал. - И не я... Что вы ему отдадите из нашего разговора? - То, что вы позволите... Шелленберг поднялся, походил по кабинету, остановился возле книжного шкафа, достал книгу в старинном переплете (сафьян с золотым обрезом), открыл нужную ему страницу (была заложена красной тесемочкой) и зачитал: - Отец иронии и юмора Свифт уже в молодости предсказывал, что его ожидает помешательство. Гуляя однажды по саду с Юнгом, он увидел вяз, лишенный на макушке листвы. Свифт сказал Юнгу: "Я точно так же начну умирать с головы". До крайности гордый с высшими сановниками, Свифт охотно посещал самые грязные кабаки и там проводил дни и ночи в обществе картежников, бандитов и потаскух. Будучи священником, он писал книги антирелигиозного содержания, так что о нем говорили: "Прежде чем дать ему сан епископа, его следует заново окрестить". Асам про себя он написал так: "Слабоумный, глухой, бессильный, неблагодарный". Непоследовательность его была поразительна: он был в отчаянии, когда умерла Стелла, его любимая женщина, но, чтобы успокоиться, писал комические "Письма о слугах". Через несколько месяцев после этого Свифт лишился памяти, но язык его был по-прежнему острым как бритва. Потом он провел год в полнейшем одиночестве, затворившись в комнате, ничего не читая и не сочиняя. Он отказался от мяса и впадал в бешенство, когда слуга появлялся на пороге. Однако, когда он покрылся чирьями, разум его просветлел, и Свифт начал постоянно повторять: "Я - сумасшедший". Потом он снова впал в состояние полнейшей прострации, но порою ирония вспыхивала в нем с прежней силой. Когда за несколько месяцев до смерти в его честь была устроена иллюминация, Свифт заметил: "Пусть бы эти сумасшедшие не сводили с ума окружающих". Незадолго перед кончиной он написал завещание, отказав одиннадцать тысяч фунтов стерлингов в пользу душевнобольных. Он также сочинил эпитафию, которая служит выражением ужасных нравственных страданий, постоянно его мучивших: "Здесь похоронен Свифт, сердце которого уже не надрывается более от гордого презрения"... - Шелленберг поставил книгу на место, резко обернулся к Штирлицу: - Вы понимаете, зачем я прочитал вам это? - Видимо, хотите помочь мне понять подлинный психологический портрет Мюллера? - Мюллер работает на рейхсляйтера Бормана, и вам это прекрасно известно. - На Бормана этот отрывок не проецируется, бригадефюрер. - Сердце бедного Бормана уже давно разорвалось от гордого презрения к окружающим, Штирлиц. Он продолжает жить с разорванным сердцем... "И этот планирует меня для какой-то комбинации, - понял Штирлиц. - Они все что-то знают, а я не могу взять в толк, что именно. Меня и г р а ю т, и если я не пойму, в каком качестве, то, видимо, часы мои сочтены. А что если и Мюллер, и Шелленберг начали свою партию купно? Обменялись суждениями? Видимо, да, слишком точен и тот и другой в вопросах, никаких повторов. Но это - в мою пользу. Их подводит страстная тяга к порядку, они расписали свои роли; им бы следовало спотыкаться, повторять друг друга, быть самими собою... "С кем протекли его боренья, - в который уже раз вспомнил он стихи Пастернака, он прочел их в журнале, купленном им на парижском развале осенью сорокового года, - с самим собой, с самим собой!" - Что ж, - сказал наконец Штирлиц. - С разорванным сердцем можно поскрипеть, если хорошо работает печень, сосуды, почки и мозг. Если человек, сердце которого порвалось от "гордого презрения", имеет в голове такое, что иным и не снилось, тогда он может существовать... - Оп! Умница! Вы - умница, поэтому я прощаю вам то, чего не простил бы никому другому. Вы оказались посвященным в мое дело, Штирлиц, хотел я того или нет. Значит, мне нет нужды более таиться от вас. Если я удостоверюсь в вашей неискренности, вы знаете, как я поступлю, мы не бурши, чтобы пугать друг друга словесами перед начало