а камеру. Как только можно будет зажечь свет, я подсоединю камеру к видику и мы на него посмотрим, - произнес Джонатан. Я подошла к окну и отодвинула немножко занавеску, вглядываясь в темноту. Непосредственно перед домом были ухоженные газоны, вдоль которых шла проезжая часть, а за ней открывался довольно большой паркинг для машин жильцов этого дома. Слева и справа от паркинга были кусты, деревья, в которых прятались детская площадка, лавочки, а может быть, и наш обольстительный джинсовый брюнет... - Я боюсь, - сказала Шерил. В ее голосе не было страха, она, должно быть, приложила все свое немалое самообладание, но меня оно не обмануло. Я бы на ее месте тоже боялась. Я даже начала потихоньку бояться на своем месте. Эйфория приключения прошла и, запертая в квартире, не зная, что происходит за ее пределами, я уже была далеко не такая храбрая. Следить за неким объектом и самой быть объектом слежки - это, скажу я вам, совсем не одно и то же... - Я останусь с тобой до утра, если хочешь, - предложил мужественный Джонатан. В моем сердце что-то дрогнуло. Уж не ревность ли? - Я тоже, - поспешила заверить их я. - Спасибо... Так что же получается у нас в конечном итоге? Этот молодой, выходит, что-то вроде технической службы? - Видимо, - ответил Джонатан. Во-первых, это не может быть простым совпадением: дважды после вашего телефонного разговора он шел в указанное Олей кафе. Во-вторых, у него в машине лежит что-то вроде маленького плеера с наушниками, из которого торчит антенна... Думаю, что эта штука может быть телефонным перехватчиком. Учитывая, что у тебя радиотелефон, это задача совсем несложная. Шерил передернулась. - А откуда ты все это знаешь, Джонатан? - спросила я настороженно. - Как выглядит перехватчик, как он действует и прочее? Джонатан было раскрыл рот, чтобы мне ответить, как в кустах что-то шелохнулось и я напряглась, прижавшись к занавеске. Шерил заметила мое движение и прошептала, словно ее могли услышать: "Он там?" Я тоже ей ответила шепотом: " Не знаю. Что-то шевельнулось, а что - не знаю..." И вдруг я подумала - я где-то про такое читала - а что если у него есть аппаратура, которая ловит даже речь через стенки? Тогда он слышит все, что мы говорим сейчас! Свистящим от напряжения шепотом я поделилась своими опасениями. Джонатан помычал и выговорил, наконец: "Сомневаюсь. Для такого прослушивания нужна техника посолидней. Специально оборудованная машина и электронный стетоскоп на окнах или хотя бы на стенах..." Он и это знает, отметила я, - на этот раз про себя. Какая образованность в вопросах подслушивания!.. Мы замолчали. Я вглядывалась в полутемный двор. Проезжая часть была хорошо освещена, но остальная часть двора была погружена во мрак и лишь редкие машины разъезжающихся гостей или возвращающихся жильцов проскальзывали по нему фарами. Тот парень, если и торчал где-то под нашими окнами, ничем своего присутствия не выдавал. - Интересно, давно они прослушивают мой телефон? - сказала задумчиво Шерил. - Могли они засечь наши с тобой разговоры? - Могли, - сказала я, - только что с того? Я им не нужна. Или не буду нужна, как только они поймут, что твоя деятельность не имеет ко мне ни малейшего отношения. А вот ты... За тебя я волнуюсь, и даже очень. - Заметьте, девочки, что телефон Шерил прослушивается не через сеть, а через специальный прибор, который работает в определенном радиусе. Из чего следует, что они могли слышать только те разговоры, которые... - ...ты вела, когда машина стояла здесь! - Но мы не знаем, когда она стояла, кроме этих двух вечеров, - добавила Шерил. - Ты вела за последние дня какие-нибудь важные разговоры, которые касаются твоей экологической деятельности? - заговорил было Джонатан, как вдруг телефон, предмет наших обсуждений за последние сорок минут, взорвался оглушительным звоном. Мы окаменели. - Кто это? - снова шепотом спросила Шерил. В голосе ее слышался ужас. - Это ты у нас спрашиваешь? Тебе кто-то может звонить в такое время... - Джонатан покрутил запястьем, ловя слабый луч света, падавший в окно, - в одиннадцать вечера* ? - Не думаю, - снова прошептала Шерил. - Снять трубку? - Раз мы сделали вид, что тебя нет дома, давай уж делать его до конца, - предложила я. Мы молча созерцали орущий аппарат. Наконец, он угомонился. Я снова встала и подошла к окну. - Вообще-то это логично, - сказал Джонатан. - Он не дождался никого в кафе, вернулся во двор и увидел погасшие окна. У него два возможных вывода: ты спишь или тебя нет. Вот он и решил проверить. Должно быть, ему досадно, что он тебя упустил, и теперь он гадает, как это могло получиться... - И у него есть номер твоего телефона! - добавила я. - Он есть, по-моему, у всех возможных спецслужб, хотя я в Красном списке. - Это он! - шепотом заорала я, втираясь в занавеску. - Он смотрит на твои окна. Шерил с Джонатаном тихо подкрались к окну и встали с обеих сторон, аккуратно вытягивая шеи, чтобы увидеть спортивную фигуру, крепко стоящую на тротуаре под нами. - Не узнаешь? - прошептал Джонатан. - Нет, темно, - прошептала в ответ Шерил. - Я лучше пойду сяду. У меня коленки ватные. - Скажи-ка мне, Шерил... - медленно и в голос заговорил Джонатан. - У тебя какие замки на дверях? - Какие "какие"? Я в них не разбираюсь, не понимаю, что ты хочешь о них узнать? - Засов есть? - Есть, даже два. А почему ты спрашиваешь? - Это хорошо, - ответил Джонатан, отходя от окна. - Потому что он вошел в твой подъезд. "Что делать? Что делать?" - заметалось по комнате полное ужаса восклицание. Однако, даже самый неподдельный страх не помешал мне осознать, что мы с Шерил повели себя совершенно одинаково: обе схватились за лица и завопили себе в ладони этот вопрос, причем совершенно риторический, поскольку ответа на него не имелось. У нас с ней, по крайней мере. Но, кажется, у Джонатана голова работала лучше, потому что он на нас прикрикнул: - Замолчите вы, наконец, курицы! Слушайте внимательно! Сейчас я тихо выйду из квартиры и стану звонить в вашу дверь. Вы мне не открывайте и не шумите тут в квартире. Разыгрываем сцену под названием "никого нет дома". Я буду звонить долго и настойчиво... - А если этот тип переждет, пока ты не уйдешь, и начнет сам сюда звонить? - В крайнем случае, я сделаю вид, что ухожу, потом вернусь. Ему вы, естественно, тоже не открывайте и зубами громко не стучите от страха. Все! Я пошел. - А это не опасно? - спросила я ему вслед. Джонатан только махнул мне рукой, не оборачиваясь. Его жест означал, что я должна закрыть рот. Он бесшумно приоткрыл дверь и выскользнул наружу, неслышно прижав дверь обратно. Палец Джонатана вдавился в кнопку звонка одновременно с шумом раскрывающихся дверей лифта. У нас над головой оглушительно зазвенел звонок. Я припала к глазку. Джинсовый тип, не выходя из лифта, спросил у Джонатана, какой это этаж. Получив ответ, что четвертый, он чертыхнулся, что-то пробормотал, двери лифта закрылись и лифт поехал наверх. - Девочки, - зашептал через дверь Джонатан, - он поехал вверх. Видимо, хочет убедиться, что Шерил мне не откроет дверь. Будет пережидать, пока я не уйду, и не исключено, что потом спустится сюда снова, чтобы, - слышишь, Шерил? - тебя подстеречь, полагая, что рано или поздно ты придешь домой... - шипел он через дверь. - Эй, слышите? Кажется, у меня есть другая идея! Шерил, открывай осторожно дверь и выходи. Мы с тобой тихо спустимся - он шум лифта услышит, но не догадается, что мы вдвоем и подумает, что это я ушел. Потом мы с тобой поднимемся вместе, будто ты только пришла, а я на тебя наткнулся, выходя. Джонатан снова настойчиво позвонил к нам в дверь. "Шерил, - позвал он не очень громко, - ты меня слышишь? Это я, открой! Шерил!"... Мы тихо отвели щеколду, приоткрыли дверь и Шерил через мгновение была рядом с Джонатаном. - Закрой дверь на все замки, - прошептала мне Шерил, в то время как Джонатан снова заорал "Шерил, ты дома?" и даже легонько постучал в дверь. Сделав небольшую паузу, Джонатан вызвал лифт. Оставшись одна, я испугалась. Они должны были вернуться через каких-то пять минут, но я все же испугалась. Не отходя от дверного глазка, я пробежала рукой по всем замкам и все их позакрывала и задвинула, стараясь не шуметь. Когда на световом индикаторе над дверьми лифта высветился первый этаж, я услышала шаги по лестнице. Джинсовый тип спускался. Меня словно пригвоздило к дверям, к глазку - я боялась от него оторваться, думая, что что-то может измениться в его внутреннем освещении и он может догадаться, что в квартире кто-то есть. И я осталась стоять, отделенная от него лишь весьма ненадежной дверью, через которую, казалось, он мог слышать мое учащенное дыхание. В связи с чем я едва дышала. И вдруг с другой стороны глазка ко мне придвинулся его глаз. Меня охватила такая паника, что я чуть не помчалась прятаться под кровать. Может ли он видеть мой глаз, как я вижу его? Или с другой стороны нельзя рассмотреть? Ох, надеюсь, что нет... Как всегда бывает в таких случаях, ноги сразу затекли, стоять было неудобно, страшно хотелось сменить позу и дышать нормально. Но мне было страшно шелохнуться. Он все еще смотрел с другой стороны в глазок. Наконец, он отодвинулся от него. Уф - сказала было я себе с облегчением, как над моей головой взорвался звонок. Я стояла, прилепившись к двери, без малейшего движения, и только мои барабанные перепонки содрогались от звона. Должно быть, мне все-таки удалось его убедить, что дома никого нет. Потому что в замке стал поворачиваться ключ. А может и не ключ, мне не было видно, может это была отмычка. Но что бы это ни было, оно поворачивалось где-то в области моего пупка, вызывая крайне неприятные ассоциации и ощущения. Кажется, у меня снова начинались спазмы. Он поворочался в двух замках и легонько нажал ручку двери. Я примерзла к ее шероховатой поверхности при мысли, что она сейчас откроется. Но она не открылась. Два засова, которые я закрыла вместе с остальными замками, надежно удерживали ее. Кажется, парень удивился и стал разглядывать дверь. Сейчас он догадается, что на двери есть засовы, и что они открываются только изнутри, и что, следовательно, в квартире кто-то есть... Слава Богу, лифт тронулся с первого этажа и поплыл наверх. Скользнув по индикатору глазами, парень быстро закрыл замки обратно, повернулся и бесшумно скрылся на лестнице, ведущей вверх. Из лифта вышли оживленные Джонатан и Шерил. - Я так и не поняла, - говорила Шерил, - вроде это был ее голос, но она вряд ли бы стала так шутить... Должно быть, кто-то разыграл меня. С бьющимся сердцем я тихо-претихо отодвинула засовы. Шерил отперла замки и они с Джонатаном шумно вошли в квартиру и зажгли свет. Я прижалась к стенке на случай, если бы этот тип подглядывал с лестницы, и молча смотрела на них, слегка прищурившись после темноты. Щелкнув замками, Шерил глянула на меня внимательно и по моему белому от страха лицу поняла, что что-то за это время случилось. - Ты хочешь кофе? - крикнула она громко Джонатану, который стоял рядом с ней. - Хочу! - крикнул в ответ Джонатан. Шерил погасила в прихожей свет и осторожно заглянула в глазок. "Никого нет", - прошептала она мне и, взяв меня за руку, повела на кухню. - Рассказывай, - велел Джонатан. Кофе и в самом деле был нужен нам всем. Мой рассказ о попытке джинсового попасть в квартиру поверг нас всех в глубокое молчание. У меня на нервной почве разыгрался аппетит и Шерил приготовила мне бутерброд. Сама она есть не стала, только тихо помешивала ложечкой свой кофе. Джонатан стоял у темного окна гостиной, и его кофе стыл в черной чашке. - Джонатан, - позвала я его, - или сюда, черт с ним, с этим типом. Рано или поздно он уйдет отсюда, не будет же он ночевать на лестнице... Джонатан, помешкав еще у темного окна, присоединился к нам. - Он хотел проверить, ушла ли я действительно? - спросила его Шерил. - Наверное... - Или его что-то интересовало в моей квартире? - Не знаю, Шерил. - Я вот что хочу понять: а если бы я не ушла, если бы он на меня наткнулся дома, что бы он тогда стал делать? У меня у самой на языке крутился этот вопрос. Только у нас на него не было ответа. Ни у кого. - Джонатан, - сказала я жалобно, - скажи, что ты об этом думаешь? Ты же у нас умный... - Я Ги позвоню, - заявила Шерил, видя, что Джонатан молчит. - Ему можно звонить в такое время? - удивилась я. Я уже знала, что во Франции звонить после десяти вечера считается неприличным, а уже была практически полночь. - Он один живет, снимает студио... - Ему нельзя звонить, - сказал Джонатан. - Твой телефон прослушивается, ты забыла? И тип этот в джинсах, если не сидит в своей машине, то, возможно, до сих пор торчит возле твоего дома или даже у тебя под дверью. - Господи, ну что ему надо от меня?! Шерил отчаянно звякнула кофейной ложкой. Джонатан спокойно допил свой кофе, отставил чашку. - Из всего из этого - сказал он, - я делаю один вывод: тебе надо срочно переезжать отсюда. - Мы как раз собираемся это сделать, - сообщила я. - Уже квартиру нашли. - Они меня все равно выследят, - возразила Шерил. - Они знают, где я работаю. Не менять же мне работу? - Возьми отпуск, хоть на недельку. Сможешь? А мы за это время подумаем, что делать. Не нравится мне все это... В обеденный перерыв следующего дня мы сидели в "Птичке на ветке" вчетвером - четвертым был, естественно, Ги - и обсуждали вчерашние события. - Все очень просто, - говорил Ги, жуя, - один у них обычный "хвост", который следит, куда ты пошла и зачем. Другой же, молодой - специалист по твоим телефонным контактам - если, конечно, можно доверять заключению Джонатана, - съязвил он слегка. - Он должен засечь твои телефонные контакты и, по возможности, их проверить. Когда он потащился в это кафе и никого там не нашел, он заподозрил, что его водят за нос и вернулся, чтобы убедиться... - А зачем он хотел войти в мою квартиру? - нервно воскликнула Шерил. - Если он действительно подозревал, что я вожу его за нос, то он мог же предположить, что я дома сижу, затаившись. И тогда бы он на меня наткнулся и... что бы он сделал?! - Не паникуй. Ничего бы он не сделал. Он, скорее всего, рассчитывал, что если ты дома, то забеспокоишься, испугаешься, когда услышишь звук открывающегося замка, окликнешь, типа "кто там?", выдашь как-то свое присутствие. И тогда он бы просто повернулся и ушел - ушел бы уже точно зная, что он засветился. Вот и все. Мы с Шерил переглянулись. Ги был - похоже на то - прав. Уф! Отлегло от сердца. Вот уж воистину, три головы хорошо, а четыре - лучше. - Да! - сказала я, - Наверняка, так оно и есть. Но что он должен был подумать, когда увидел, что дверь не открылась? - Что на двери есть засов и в квартире кто-то есть, - сказал Джонатан. - Или, - рассудительно посмотрел на него Ги, - что он что-то не так сделал своими отмычками. - Какой ты умный, Ги, - сказала я и посмотрела на Джонатана. Ага, уело! Так ему и надо, нечего нас пугать. - Но Джонатан прав, - веско добавил Ги, одарив англичанина, наконец, одобрительным взглядом, - переезжать надо. И придумать, как быть с работой. Вернее, как уйти от слежки. Иначе они в первый же рабочий день "поведут" тебя прямо от твоего офиса до дверей новой квартиры. - Я отпуск взять не могу. - Надо, - сказал Джонатан. - Я придумала лучше. В понедельник я пойду к врачу и нажалуюсь на кучу недомоганий. И на следующую неделю у меня будет освобождение от работы. За это время мы что-нибудь придумаем. - Гениально. Когда переезд? - В субботу, - ответила я. - Я уже переехала, квартира уже оплачивается, дело только за Шерил. - Это неосмотрительно, - сказал Джонатан. - Мы не знаем, следят ли за Шерил по выходным. - Зачем она им нужна? Даже члены экологических обществ отдыхают по выходным, правда, Шерил? - выступил Ги. - И шпионы тоже люди, им тоже надо здоровья поднабрать, у них работа вредная. - Не следят. Я в прошлые выходные уже наблюдала. - Я вам помогу, девочки, - сказал Ги. - У моего приятеля есть фургончик, я возьму. В котором часу приехать? - Я приду, помогу вам грузить, - несколько хмуро предложил Джонатан. По-моему, ему не понравилось, что Ги его опередил. - Спасибо, мальчики, - заулыбались мы с Шерил ангельскими улыбками. - Это очень мило. Приходите сразу после обеда, вас устроит? - Значит, в субботу, в 13.30. Да, Джонатан? - весело сказал Ги, вставая. Джонатан кивнул без улыбки. - А сегодня я предлагаю подежурить в мою очередь. Я останусь у тебя ночевать, Шерил. Ведь надо же тебя охранять! - Хорошо, - просто согласилась Шерил. И покраснела. Самое смешное, что и Ги покраснел. Мы с Джонатаном незаметно улыбнулись друг другу. Вечером в пятницу я должна была ночевать у Шерил, чтобы помочь ей со сборами. У меня был ключ от ее квартиры и я должна была к ней приехать заранее, чтобы ее "хвосты" меня не засекли. Наши рыцари обещали быть в боевой готовности и ринуться нам на помощь по первому звонку. До вечера, однако, у меня было свободное время и я решила послоняться по магазинам в поисках нужных мне для нового жилья вещей. И только выйдя из метро у коммерческого центра я вдруг поняла, что Игорь мне так и не позвонил, а я ему так и не дала свой новый номер телефона.. Во мне поднялась паника. Я заметалась в поисках сигаретной лавки, чтобы купить телефонную карточку, нашла, купила, ворвалась в первый же автомат и набрала наш номер. Телефон не ответил. Я долго слушала гудки, потом набрала еще раз. Его не было дома. Что, в общем-то, было совершенно нормально. Днем его и не должно быть дома. Он ведь работает, мой Игорек, деньги зарабатывает, на которые меня и балует... Нужно просто позвонить ему попозже вечером. Но вечером я буду у Шерил, а от нее - мы договорились - больше никаких звонков. Не хватало еще только французскую разведку озадачить связями Шерил с "новыми русскими"! Значит, надо будет позвонить ему часов в семь по Москве... Но его не было дома и в семь. Подходя к дому Шерил, я внимательно осматривалась по сторонам, останавливалась у витрин, вглядываясь в отражения позади меня, пряталась в выступах стен - в общем, вела себя примерно так, как ведут себя шпионы в кино. Собственно, другого опыта, кроме киношного, у меня не было. Я не заметила никого. Должно быть, прав Ги - у "хвостов" уже начался уик-енд. Вечер прошел спокойно и тихо. Мы упаковывали вещи Шерил в коробки и сумки. Мы никого не заметили под нашими окнами и никто не пытался проникнуть в нашу квартиру. Я бы сказала, что мы успокоились, если бы я успокоилась. Но я нервничала. Я думала об Игоре. Меня раздирало желание позвонить домой и проверить, там ли он. Звонит ли он в мою пустую прежнюю квартиру в надежде меня там застать? Волнуется ли, как я? Или?... Первое, что я сделала наутро в субботу, - это кинулась звонить домой. Игоря не было. Что ж, снова дождусь вечера. В ожидании наших добровольных грузчиков, мы решили перевезти часть вещей сами. Загрузив до отказа машину Шерил всем тем, что было не-мебель, мы поднялись за последними сумками. Шерил взяла две самых тяжелых. "Закрой дверь, - сказала она мне, - и спускайся. Я пока разверну машину". Я заперла дверь и, подхватив три объемистых пакета, вошла в лифт. Меня охватила непонятная тревога, словно наш переезд на новую квартиру должен был начать собой какой-то новый этап моей жизни - плохой ли, хороший ли, я не знала, но внутри меня поселился какой-то холодок. Скорее, неприятный... Выходя из лифта, через стекло подъезда я увидела Шерил, протирающую лобовое стекло нетерпеливо урчащей машины. Она повернула голову и улыбнулась мне - так легко и радостно, что тревога тут же отпустила меня. Шерил оторвалась от своего занятия и пошла навстречу мне, чтобы придержать для меня тяжелую дверь подъезда. И вот тогда невозможное, неправдоподобное, ярко-оранжевое пламя взвилось столбом, раскидывая горящие осколки металла вокруг... Не помню, куда я бросила сумки. В них что-то звякнуло и разбилось, глухо и тихо, поглощенное оглушительным взрывом. Я бежала к Шерил, к дверям, а стекла двери, рассыпаясь на тысячи острейших осколков, летели на меня... И тело Шерил черной дугой сквозь огненные брызги. И все. ПАРИЖ-ЛОНДОН ПОЧТИ СОСТОЯВШЕЕСЯ УБИЙСТВО. Свет режет глаза. Сразу всплывает: свет, ослепительный свет. Резанул по глазам, и, спустя мгновение, по лицу, по коже, по всему телу. Свет состоял из пламени и осколков стекла... И из оглушительного, сотрясающего все тело грохота, который вместе с пламенем и осколками отшвыривают меня назад, на каменный пол... Потом всплывает: сквозь огненный вихрь - Шерил, подброшенная в воздух, вместе со стеклами и пламенем влетающая в подъезд... Потом ужас: где Шерил? Что с ней?! Потом страх: а что со мной?! Холодея, прислушиваюсь к телу. Тело отвечает: больно. Не очень понятно, где именно, - но понятно, что очень. Очень больно. ОЧЕНЬ БОЛЬНО!!! Паника. Не могу понять, все ли на месте. Кричу. Никто не идет. Никто не идет. Никто не идет! Но где-то же должен быть звонок?! Повернула голову. Увидела. Дотянулась, нажала... Ура! Я дотянулась - руками! Есть руки! В бинтах, но есть! Спокойно, спокойно, надо взять себя в руки, тем более, что они есть. Выясним теперь про ноги. Эй, ноги, вы где? Пошевелила. Шевелятся. Нет, мне это не кажется, движение одеяла подтверждает, что под ним - мои ноги. Что ж, уже лучше. Ничего не оторвалось. Голова тоже на месте, а то чем бы я думала про свои конечности? Вот только странно, что ощущение такое, будто у меня ничего нет. Это потому, - догадываюсь я уцелевшей головой, - что все болит. И голова тоже болит. И лицо. И все какое-то стянутое... Я ОБОЖЖЕНА! Боже мой, я обожжена, я изуродована! Руки тянутся к лицу. На лице бинты. А что под бинтами?... Дайте мне зеркало! Немедленно к зеркалу, встать, идти, себя увидеть! Что-то не пускает. В вене игла. Капельница. Господи, - падаю я на подушку, - за что?! Дверь впустила пожилую женщину в белом переднике. - Вот как хорошо, ты проснулась... - улыбается мне она, - вот и прекрасно, сейчас будем кушать... Я еще ничего не успела спросить про свои ожоги, как в мою палату снова вошел человек, на этот раз лысоватый полный мужчина в белом халате. Ласково глядя на меня, он присел на край моей кровати и начал выяснять, кто может заплатить за мое лечение. Кто? А я откуда знаю, кто? Я не знаю, что есть на моем счету во Франции. Я не знаю, сможет ли Игорь заплатить за мое лечение. Да-да, страховка у меня есть, но я не имею ни малейшего понятия, покрывает ли она несчастные случаи... А Шерил как же? Что с ней?! ЧТО С ШЕРИЛ?!! - А вы ей кто? Ах, подруга... И тут я холодею. Раз они не заметили нашего сходства, значит... Лица наши разглядеть трудновато... Ее?! Мое?! Оба?!!! - А родственники у нее есть, не знаете? Есть, есть, в Америке, но что же с ней, скажите, наконец!!! Почему родственники, неужели дело так худо?!.. - Ваша подруга в коме. Жива. Значит, жива. Но в коме. Значит - пока жива. Цела? - Она... она покалечена? - Нет, к счастью. Но взрывная волна вызвала контузию головы и в данный момент... - Она выживет? - Мы на это надеемся. Собаки. Никогда прямо не скажут. - У нее нет серьезных повреждений, ожогов там или чего?.. - Ожоги имеются... Но это все вполне в пределах компетенции современной медицины, единственно, чего нам не хватает на данный момент - это ее сознания. Залог успеха операции, понимаете ли, прежде всего в сознательном желании больного выздороветь... - А я? - Что вы, мадемуазель? - Что со мной?! - Все в порядке, вам не о чем беспокоиться. Небольшие ожоги и порезы... Небольшие? Что он мне голову морочит, у меня все так болит, что я себя не чувствую!!! - Мне больно... - сказала я жалобно, и подумала о Шерил. Стыдно сказать, но я была рада, что не оказалась на ее месте. - Через пару дней танцевать будете, - сказал, вставая, врач. - А пока вам укольчик обезболивающий сделаем. Вам принесут поесть, а потом - спать. - Сначала зеркало, - сказала я. - Все остальное потом. Зеркало размером с детскую книжку было вручено в мои забинтованные руки со словами: - "Вы все равно ничего в нем не увидите, но расстраиваться не надо, через недельку повязочки снимем, вот тогда и посмотрите"... Забинтованное чучело смотрело на меня круглыми глазами, торчал нос, совершенно целый и даже не поцарапанный, нижняя губа была порезана и под бинты уходил краешек аккуратного шва. Глаза у чучела немедленно покраснели и наполнились слезами. - И много у меня еще таких? - указала я на шов, шмыгнув уцелевшим носом. - Немножечко совсем, - уклончиво сказал врач. - Еще парочка-троечка, не больше... Но они все пройдут бесследно, я вас заверяю, - вас оперировал сам доктор Шован! - "Сам доктор Шован" - это значит хорошо? - Еще как! - А почему у меня тогда вся голова забинтована? - У вас несколько небольших ожогов и множество мелких, совершенно незначительных порезов - осколки, знаете ли, как занозы впились в кожу, - все это не оставит следа, но пока что повязки совершенно необходимы... - И на голове тоже? - Частично... - кивнул доктор. - Волосы пришлось, извините, состричь... Волосы! Мои красивые, мои распрекрасные волосы, моя гордость, предмет зависти всех подружек! И снова - мысль о Шерил и стыд за собственные мелочные страдания. - Я к Шерил пойду, - села я на кровати. - Что вы, что вы, - испугался доктор, - вам нельзя. Вам ходить нельзя пока, вам под капельницей лежать нужно, и потом, вы так напичканы успокоительными и обезболивающими средствами, что ваши ноги вас не послушаются! В первый раз надо будет вставать обязательно с медсестрой, у вас обморок может случиться, вы ведь уже третий день в постели... - Третий день?! - И потом, к вашей подруге нельзя. Она в коме, я вам сказал. Послушайтесь меня, моя дорогая, поешьте спокойно, потом поспите - это самое лучшее, что вы можете сделать в данной ситуации для себя, а для вашей подруги предоставьте нам сделать все необходимое, ладно? Доктор похлопал меня по забинтованной руке, которая немедленно отозвалась болью, и встал. - Какой сегодня день? - Понедельник, 11 декабря. - Я что, была без сознания? - Некоторое время, да. Потом под влиянием наркоза - вас оперировали - и успокоительных средств. - Мне нужно в Москву позвонить. В дверь постучали. Врач подошел к ней и распахнул. В комнату задвинулся полицейский в форме. - Мне сказали, что я могу поговорить с мадемуазель?... - Поговорите, - кивнул врач. - Только не утомляйте больную. Ей нужен покой. А в Москву... - он повернулся ко мне, - по этому аппарату вы можете звонить в Москву, - кивнул он на зеленый телефончик, стоявший на тумбочке у кровати, - но вам нужно будет сначала заплатить за пользование им, тогда его вам включат... С этими словами он покинул мою палату, оставив меня наедине с полицейским. - Комиссар Гренье, - представился он. Это был очень большой и плотный мужчина с темно-рыжими коротко стриженными волосами. Форменная рубашка туго натягивалась на обширной груди, крупные белые руки были покрыты рыжеватыми волосками и веснушками. - Постарайтесь вспомнить как можно подробнее все, что предшествовало этому взрыву. Каждая деталь важна, вы же понимаете... Я постаралась. Я рассказывала про предыдущие покушения на Шерил, про взрыв и про двух мужчин, которые следили за Шерил, и меня постепенно охватывала ненависть, от которой я начинала задыхаться. По какому праву они распорядились нашей жизнью, здоровьем, красотой? По какому праву?!! - Вам плохо? - испуганно спросил комиссар. - Нет. Мне отлично. Только найдите их. Поскорее найдите этих сволочей, пожалуйста. - Постараемся, мадмуазель, - кивнул полицейский. - Что-нибудь еще вспомните? - Меня удивило вот что: почему и как они узнали о нашем переезде? Они следили за Шерил только после окончании работы, в выходные слежки не было - мы специально проверяли. А тут пришли днем, в выходной, и пришли со взрывчаткой, и заложили ее в машину... Как они узнали? - "Они"? - Ох, не знаю, пусть будет "он". Вы знаете, сколько их было? - Пока я не знаю ничего. Ваша подруга ежедневно пользуется машиной? - Нет. Только вечером - и то не всегда - и в выходные. На работу она ездит на метро из-за пробок. - Следовательно, машина могла быть заминирована в любой рабочий день и должна была взорваться только тогда, когда ее завели. Ваше присутствие оказалось несчастливой случайностью. Не в курсе, когда мадемуазель Диксон последний раз до этого взрыва пользовалась машиной? - Наверное, в прошлый понедельник - у них, у экологистов, было какое-то важное собрание. - Взрыв произошел в прошлую субботу... Следовательно, бомба могла быть заложена в любой день прошлой недели. Механизм приводился в действие через пять минут после включения мотора. - Скоты, - пробормотала я. - Тем не менее, нельзя исключить гипотезу, что кто-то заранее знал о вашем намечающемся переезде. Попытайтесь вспомнить, кому вы говорили о нем говорили. - Никому. Кроме Джонатана и Ги, разумеется. - Этих молодых людей мы уже допросили, - кивнул следователь. - Есть ли у вас основания подозревать кого-то из них в желании убить Шерил? - Бог мой, конечно нет! К тому же Джонатан знает ее каких-то две недели... - А вас? - Что меня? - не поняла я. - А вас он давно знает? - С тех пор, как начались занятия в Сорбонне, с начала октября... - И какие у вас с ним отношения? - Дружеские... Вы что, подозреваете, что Джонатан хотел убить - меня? Я аж подскочила на кровати от такого предположения, забыв про боль, которая, впрочем, тут же напомнила о себе. - Я рассматриваю возможные версии, только и всего... Значит, вы полагаете, что у этого англичанина нет никаких причин, чтобы желать вашей смерти или смерти Шерил? - Послушайте... Это до такой степени нелепое предположение... Это просто невозможно! - На вашем месте я не был бы так уверен. - Это почему еще? У вас есть подозрения? - Нет, пока нет. Но не стоит так безоговорочно доверять малознакомым людям и так категорично настаивать на том, что вам, на самом деле, мало известно. Что вы знаете об этом юноше? - Ну хотя бы то, что я ему нравлюсь. А почему вы не задаете подобных вопросов насчет Ги? - С ним проще - он француз. Про него мы уже немало знаем и, нам представляется, что он по всем характеристикам не наш клиент. Англичанин же - темная лошадка. Оснований подозревать его у нас нет, но надо будет еще справиться на его счет в английской полиции... - Меня удивляет, что ваше следствие приняло такой странный оборот. Я бы на вашем месте искала среди реальных врагов Шерил, которым она серьезно мешает своей экологической деятельностью. - Возможно, что никому. Это мог быть террористический акт. Вы знаете, последнее время исламисты... - При чем тут они? Это же совершенно очевидно, что покушались именно на Шерил! Исламисты взрывают бомбы в общественных местах, а ее двор - это вовсе не общественное место, вы что, не понимаете? Комиссар улыбнулся. - Скорее всего, вы правы. Но исключить эту гипотезу мы пока не можем. Что-нибудь еще вспомнили? А то я оставлю вас отдыхать, и так уж, должно быть, замучил... Доктор говорит, что вы легко отделались. Я рад за вас. - Знаете что... - заговорила неуверенно, потому что мысль моя не была мне самой ясна до конца. - Что-то в этом парне в джинсах меня насторожило. - Что именно? - быстро навострил уши следователь. - Какая-то странность, особенность... Как будто он... Как будто он не француз, а иностранец. Вот вы сейчас говорили: Ги - француз, Джонатан - англичанин... Понимаете, и того, и другого видно за сто километров: вот идет француз, а вот идет англичанин. Я в Сорбонне учусь, там одни иностранцы... Я это научилась улавливать: кто иностранец, а кто нет. - И почему вы считаете, что этот тип в джинсах - иностранец? - Сама не могу понять. Лицом он скорее на итальянца похож, да ведь такими лицами во Франции никого не удивишь... Тут другое. Тут вот что! - воскликнула я, - он джинсовый костюм носит! - Ну и что? - удивился следователь. - У вас дети есть? - Есть, - ответил он ошарашено. - И что с того? - Сколько лет? - Восемь и двенадцать. - Они носят джинсовые костюмы? Не джинсы, а именно костюмы, с курткой? - Носят. Не пойму, что вы в этом странного нашли. - А парню этому под тридцать, не меньше. В этом возрасте практически никто не носит джинсовые костюмы, только джинсы, но не джинсы с куртками. Это как бы признак дурного тона. - Вы сильно преувеличиваете. У нас и так носят, и сяк, - кому как нравится. А насчет тона - так он, может, из такой среды, в которой дурной-недурной тон никого не волнует? - Может... Не знаю я. Но все-таки... Что-то в нем есть нефранцузское... - Он, по вашим словам, произнес фразу из лифта: "это какой этаж?" Акцент у него был? - Не обратила внимания. - А если бы был - обратили бы! - Но три слова можно произнести без акцента! Когда я говорю по-французски, люди не сразу замечают мой акцент, потому что несколько коротких и несложный первых слов его не выдают! Потом, я его не очень хорошо слышала, через дверь, он у Джонатана спросил. И потом - я русская, Джонатан англичанин, нам не так легко распознать акцент в неродном французском! - Допустим. Но все же ваше заключение насчет джинсовой куртки уж очень натянуто выглядит... - Нет! Я поняла в чем дело: не в куртке! А в каскетке! - Французы, по-вашему, каскетки не носят? - Задом наперед, на американский лад! - Ну, знаете, у нас молодежь тоже... - Этот тип - американец! - А что, ваша подружка и американцам насолила? - У нее международная деятельность... - Ну ладно, возьму ваши соображения на заметку, хотя они мне кажутся, не скрою, сомнительными, мадемуазель. Но - как знать, как знать, может и пригодятся. Спасибо, мадмуазель. Выздоравливайте! Рыжий комиссар поднялся, подергал затекшими ногами и вышел из моей палаты. Разговор меня все-таки утомил. Вспоминать все это было тяжело и болезненно, боль за Шерил меня не отпускала, как и моя собственная, физическая боль. Поев без аппетита, я задремала и проснулась уже в сумерках, когда в мою дверь снова постучали. Первыми в двери показались цветы - круглый, как блюдо, букет коралловых роз, убранных по окружности колосьями и какой-то зеленой травой. За букетом появился Джонатан. - Джонатан! Джонатан... - сказала я и заплакала. Он подошел, наклонился ко мне, заглянул в мои мокрые глаза и поцеловал меня в покрасневший нос. - Я люблю тебя, - сказал он тихо. Я перестала плакать от удивления. Я удивилась, конечно, не тому что он меня любит, я это и так знала, а тому, что он это сказал. Поймав мой взгляд, Джонатан, словно пожалев о вырвавшихся словах, сменил тон и тему: - Ты хорошо выглядишь, - сказал он ровно-светским голосом, и спохватился: - Во всяком случае, твой нос... Джонатан заплатил за мой телефон и мне его включили. Первым делом я позвонила домой. Игорь не отвечал. Он не отвечал вечером, он не отвечал утром, он не отвечал ни в какое время дня и ночи. Но не мог же он быть на работе круглосуточно! И он не мог уехать так надолго, не предупредив меня! Я терялась в догадках. Он мне был очень нужен, очень. Особенно сейчас, когда мне было так плохо, так одиноко. Особенно сейчас, когда я так нуждалась в его помощи и совете. Особенно сейчас, когда Джонатан сказал "я люблю тебя"... И оттого, что он так безнадежно куда-то запропастился, мне было страшно. Так страшно, что я боялась даже позвонить маме. Кроме того, мне не хотелось ей говорить, что со мной произошло. Это тоже было слишком страшным. По ночам мне снилась сверхтемпераментная брюнетка в постели с Игорем. Она раскрывала, как рыба, огромный красный рот и всасывала его в себя, а его тело, извиваясь, как червяк, постепенно исчезало в ее ненасытной утробе... Я искала объяснение его исчезновению. Я искала объяснение моим снам. Я стала думать, что никогда не удовлетворяла Игоря по-настоящему как женщина. Он был моим первым мужчиной, он научил меня всем премудростям секса, но в ответ я могла ему дать только то, чему он меня научил... В нашей интимной близости мы не были партнерами, мы не были дуэтом, поющим на два голоса песню страсти: был всего один голос - Игорь и его эхо - я. И теперь он завел себе другую женщину. Я просто перестала звонить в Москву. А маме позвоню, когда снимут повязки и я увижу, что с моим лицом. Со страховкой все утряслось, за мое лечение обещали заплатить и мой врач повеселел. Он мурлыкал каждый день, навещая меня: вот-вот, мур-мур, снимем повязочки и вы увидите, мур-мур, какая вы красавица, мур-мур... Каждый день я спрашивала, как Шерил, и каждый день получала ответ, что она все еще в коме. Каждый день я просила разрешения ее увидеть и каждый день получала отказ... В среду мне разрешили встать. Под руку с медсестрой, шатаясь от слабости, я прошлась по коридору, высматривая, где может находиться дверь, за которой лежит Шерил. Кажется, я ее вычислила. Во всяком случае, табличка "интенсивная терапия" должна означать, что именно за ней пытаются вернуть к жизни тех, кто уже одной ногой покинул ее... На следующий же день, сразу после завтрака, я направилась к этой двери. Я чувствовала себя хорошо, слабость почти прошла и на ногах я держалась вполне крепко. А на их запреты - плевать я хотела. Я должна была увидеть Шерил. ... Наверное, это была она. В этой спеленутой бинтами мумии нельзя было вообще узнать никого. Даже нос ее был покрыт повязками, и бледные, бескровные веки прикрывали глаза. Я приблизилась. Да, это была Шерил. Я узнала эти нежные, полупрозрачные, синеватые веки. У них была такая же форма, как у меня... Белая мумия была вся в проводах, которые шли к ее носу, к ее рукам, к ее груди. Подвинув один из них, я осторожно присела на край кровати. - Шерил... - позвала я. Она мне не ответила. Ничего не изменилось, веки не дрогнули. - Слышишь, Шерил, это я, Оля... Слышишь? Слушай меня, внимательно слушай, сестричка: ты не должна умирать. Ты обязана выжить. Пусть твой мозг работает, пусть твое сознание вернется на землю, ты вылечишься, у тебя все на месте, только ожоги, но они заживут, вот увидишь, от них даже следа не останется, слышишь? Надо только, чтобы ты вернулась. Ко мне... Я не могу тебя потерять, понимаешь? Я тебя только нашла... Я... Мне без тебя будет очень плохо, Шерил, понимаешь? Ты не можешь так со мной поступить, ты должна вернуться, ты должна выздороветь, и мы с тобой будем снова похожи, и будем жить вместе, и никогда не расстанемся, и будем очень счастливы, слышишь, очень... Бледные веки дернулись. Совсем чуть-чуть, лишь ресницы шевельнулись. Она не открыла глаза, она не посмотрела на меня, но я знала, что она меня услышала! В палату вошла недовольная женщина в белом халате и открыла было рот, чтобы меня обругать, но я ее опередила: - Она меня слышала! Понимаете, она меня слышала! Она мне отве