него. Глава 29 - По-моему, Соня расстроилась, что я не приеду. - Реми убрал телефон на место. - О вас, Максим, я намеренно не стал ничего говорить, не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что вы со мной... - Почему вы не захотели ехать к Соне, я не понимаю? - несколько раздраженно спросил Максим. - Рано еще. - В одиннадцать вечера? - Рано в том смысле, что встречаться с ними со всеми пока преждевременно. Вы, кажется, забыли, что мы с вами только что обнаружили и машину, и следы крови в ней... И с чем, по-вашему, мы должны были туда идти? Делать светский вид и вести пустые разговоры? У меня лично на это времени нет, мне еще многое обдумать надо. Или придти и выложить при всех, что мы подозреваем Маргерит? Но, мой дорогой Максим, надо сначала провести анализы, надо иметь доказательства! Это, конечно, кровь, но... А вдруг она просто перевозила сумку с мясом, которое протекло? Нет, мне там делать нечего. Идите, если хотите, вы ведь можете позвонить Соне сами по себе... Только никому ничего не говорите о наших находках. А я выпью где-нибудь кофе и попробую провести некоторые анализы у себя. В любом случае, окончательные выводы можно будет делать только после экспертиз криминальной лаборатории... - Вы правы, - сказал Максим. - Я с вами, можно? - Да, конечно. Мы можем выпить кофе у меня. Только насчет съестного я не уверен. Максим уже достаточно хорошо знал Реми, чтобы не задумываясь предложить ему: - Давайте так: вы едете делать анализы к себе, а я еду к себе... В глазах детектива появилось разочарование. - Где за это время попытаюсь восстановить в правах утраченное во Франции понятие ужина... Реми стал расплываться, довольный. - И вы подъедете ко мне, когда закончите. Идет? ...Соне снился поцелуй. Тот долгий и тот единственный, который был у них с Максимом. Поцелуй бесконечный и бесконечно нежный, наполняющий все ее тело и все ее сознание так, что все остальное, все то, что было не-поцелуй и не-Максим, уплывало, отступало, таяло и опадало вокруг нее, меркли звуки, образы и свет, и она погружалась в ночь, долгую и нежную, как их поцелуй. ...Но растворилась тихо дверь, восстановились в правах звуки и образы, и это был звук голоса Пьера и образ Пьера; он смотрел на нее с жгучим укором и говорил что-то жесткое и хлесткое; но он был не прав и он не имел права! Соня хотела ему возразить, она пыталась ему это объяснить, но ее рот был запечатан поцелуем, и она не смогла ничего сказать, ничего, только смотрела отчаянными глазами, как закрывалась за Пьером дверь... "Я сплю - мелькнуло в ее сознании, затуманенном снотворным. - Это сон. Слава Богу..." В ожидании детектива Максим налил себе водки. "Она еще не легла, - думал он, - еще, может быть, гости не разошлись... Мне следовало бы ей позвонить. Еще не поздно позвонить. То есть, уже поздно, но она вряд ли спит... Это неприлично, но мы же не чужие... Я знаю, она меня ждала. Ей плохо... Я ей нужен...". Он добавил себе водки и снова уселся перед телефоном, колеблясь. "Она ждет моего звонка, я знаю, я ей нужен!" - выиграл Максим борьбу с самим собой и набрал Сонин номер. Телефон довольно долго не отвечал. Наконец, в трубке раздался сонный и ленивый, хрипловатый голос: "Алло?" - Соня, это ты? - Да, я... - врастяжку произнесла Соня. - Это Максим... - Я слышу. - Как ты? - Максим растерялся. Он рассчитывал на другой прием. - Устала. - Может... Может мне приехать? - Я сплю... Я снотворное выпила... ты извини... так хочется спать... - Соня зевнула в трубку. - Да конечно, - поспешно и холодно ответил Максим. - Как-нибудь в другой раз, - пробормотала Соня и повесила трубку. Максим налил себе еще водки. ...Соне снилось, что звонил телефон. По-змеиному извиваясь, звонок вползал в ее сон и вился, обвивался вокруг нее, как объятия Максима... Она было хотела уже потянуться к телефону, но Максим не пускал ее. Наконец, кто-то снял трубку и телефон перестал трезвонить. "А-а, это Пьер", - подумала она и обрадовалась, что он вернулся. "Алло?"- сказал Пьер почему-то ее, Сониным, голосом. "Да, это я... Я слышу... Я сплю... Я снотворное приняла..." - отвечал ее собственный голос. Она действительно спала и ничему не удивлялась. Во втором часу ночи Максим понял, что он уже не хочет ни кофе, ни незатейливого ужина собственного изготовления, сиротливо стоявшего на столе в ожидании Реми. Единственное, чего он хотел - это лечь спать. Не выдержав, он набрал номер Реми, но телефон не ответил. Максим взял один из бутербродов и сделал себе чашку растворимого кофе - для приготовления Настоящего Кофе он поджидал детектива. Сонливую тишину взбудоражил телефонный звонок. - Я из машины звоню. Я еду к вам, ничего, не поздно? Ну раз из машины, раз уж едет... Тогда, конечно, не поздно. Через пятнадцать минут Максим услышал звук раскрывающихся дверей лифта. Реми, необычайно серьезный, вошел в квартиру без лишних приветствий и направился прямо к столу на кухне. Затем вернулся в прихожую, снял куртку, после чего уже устроился за столом окончательно. Максим наблюдал за ним, не приставая с вопросами. - Это мне? - спросил Реми, указывая на тарелку. - Да. - Максиму уже есть не хотелось. - И за вами приготовление кофе. Детектив кивнул с набитым ртом. Максим ждал. Но Реми, казалось, был полностью погружен в свои мысли и в поедание бутерброда. Наконец, он встал, еще дожевывая, наполнил кофеварку и повернулся к Максиму. - Хоть убейте меня, а вот не могу поверить, что это она. - Неплохо для первой фразы, - кивнул Максим. - И, что хорошо, понятно очень. Реми посмотрел на него озабоченно. - Она богата и респектабельна... - Маргерит? Реми вздохнул. - Маргерит... Машина-то - та самая. Насколько позволяют судить мои исследования - она. Все сходится - и грязь, и кровь... - Это ее машина, на ваш взгляд? - Не знаю. Придется подождать утра, будем все это выяснять с полицией. Я предполагаю, что это старая машина ее покойного мужа... Посмотрим, что покажет их экспертиза, но хотелось бы мне понять, что происходит! Ну не может быть, чтобы это была Маргерит! - Почему? - Она богата, респектабельна... - Вы это уже говорили. - ... Она неловка, она несуразная какая-то... Вы вот, например, видите ее в роли убийцы, убийцы расчетливого и при этом с воображением? - Я ее недостаточно знаю, чтобы судить. Она детективы любит - может, просто начиталась? - Она их не только любит, она их даже пишет втайне от всех... - Тем более. - Проблема в том, что - хоть убейте меня - не идет Маргерит эта роль, не идет! Как платье, которое на нее не налезает. Драгоценности - конечно, мотив хорошенький, и все же этого мало, мало... Для нее, с ее претензиями и с ее ограниченностью - подобное преступление чересчур хитро и чересчур жестоко. И грязно. Завтра, конечно, полиция вплотную займется алиби всей этой компании, и Маргерит в том числе... Кроме того, она вряд ли пользуется этой машиной. Кому бы она не принадлежала - Маргерит не стала бы водить эту развалину. Только чтобы дверцу открыть - нужно немало сил приложить... Я не представляю Маргерит, развивающую на этой машине достаточную скорость, чтобы вас сбить! И еще меньше представляю ее в толпе журналистов, выталкивающей вас под машины пинком в спину! Делайте со мной, что хотите, но это мужское преступление! - Но кто тогда мог воспользоваться ее "Пежо"? Или, если это не ее машина, - почему она стоит в гараже Маргерит? - Хотел бы я знать. - У нее есть сын... Помните, Реми, он в Америке учится? Может, он сейчас здесь, во Франции? Может, это его рук дело? - Не годится, - покачал Реми головой. - Для осуществления этой цепочки - попытка кражи, наезд на вас, убийство Арно, кинжал из коллекции Пьера, машина Арно возле дома Ксавье - для всего этого нужно очень неплохо ориентироваться в семейных делах и вообще на местности. А ее сын, если даже и приехал, никак не сумел бы за короткое время все это организовать! - Однако, вы предположили сегодня, что автором всех этих преступлений мог оказаться графский потомок! Но ведь он тоже не вхож ни в этот круг, ни в семью, ни в дом Пьера! Как он, по-вашему... - Теоретически, некий потомок того или иного пола, живя во Франции и, может быть, в Париже, располагал достаточными возможностями, чтобы выследить и все разузнать об этих людях: и об Арно Дор, и о Ксавье, и о Пьере Мишле... Это, в принципе, работа выполнимая, но очень сложная, трудоемкая и временеемкая... Потому-то я и отложил потомков на потом, а сегодня решил все-таки покопаться в ближнем кругу... - Ну, мы все-таки накопали кое-что: Пежо, - утешил его Максим. - Но не убийцу. - А, может, все-таки Маргерит? Ведь у нас достаточно оснований, чтобы считать, что действовала женщина. - Мало у нас оснований, на самом деле... - вздохнул Реми. - Ну, явилась к вам некая женщина, ну, засветилась краем шляпки в толпе, а в саду вы кого видели? Мужчину! - Она могла просто одеться в брюки, в конце концов! - И мужчина мог переодеться в женщину... - возразил Реми. - Повторяю вам, это мужское преступление. Оно слишком грязно для женщины... - А что, если Маргерит, или какая-то другая дама, наняла убийцу? - Наемник не стал бы пользоваться машиной Маргерит или ее гаражом. - Тоже верно... Под женщину мог с легкостью Жерар подделаться. У него во внешности есть что-то женственное. Реснички, глазки, кудрявенький такой... Реми усмехнулся, почувствовав неприязнь Максима. - Это вы верно заметили, что-то есть. Только машина стоит в гараже у Маргерит. Хотя мотивов у Жерара побольше, прямо скажем... - Я вам давно говорил. - Да помню я, помню, что вы говорили... Только что-то и тут не сходится. Характер не тянет. - Почему же? У него не только мотивов, у него ума и воображения больше. И больного самолюбия. - Максим вспомнил ревнивые взгляды, сопровождавшие каждый Сонин жест. - Он мог переодеться в женщину, он мог от моего имени позвонить Соне сам, изменив свой обычный голос и добавив акцент, а от имени Сони... Ну, например, мог своего сыночка попросить подыскать ему способных студентов в актерском училище... Реми смотрел на Максима во все глаза. - ... или даже его самого попросить подделать Сонин голос... Нам ведь ничего неизвестно о талантах этого мальчика... - продолжал Максим, - а машину Жерар мог попросить под каким-то предлогом у Маргерит, тем более что... Не закончив фразу, Максим уставился на детектива. Реми медленно поднимался из-за стола. Вид его был странен. Они на мгновение замерли, глядя друг на друга. - Он! - обронил Реми, кидаясь в прихожую к своей куртке. - Боже мой! Боже мой! - догонял его Максим, покрываясь мурашками. - Я... Как же я сразу... Внезапно он схватил детектива за рукав и, бледнея, выкрикнул: - Реми! он сейчас там! У Сони! Это я с ним разговаривал! Это тот самый голос! Не сговариваясь, они ринулись к телефону. Сонин телефон не отвечал и автоответчик был отключен. Они долго слушали гудки. Безрезультатно. Глава 30 ... Пьер ушел, а поцелуй все длился и длился, и ей уже хотелось вырваться из его плена, ей хотелось позвать Пьера, чтобы он не уходил; но губы ее были в чужой власти, и она не могла ни вырваться, ни сказать Максиму, что все, достаточно, хватит! Она протестующее пошевелилась, она хотела оттолкнуть Максима, но тело не слушалось, как бывает во сне, и она не сумела сделать ни одного движения. Максим успокаивающим жестом положил свои руки на нее, и она замерла в ожидании. Его руки проникли под ее тонкую рубашку, коснулись сонной, горячей кожи и медленно заскользили... По ее животу... Вверх... Ее маленькие груди утонули в мужских ладонях, и две нежные округлости затрепетали, ожили, как два разбуженных зверька, и заторчали розовыми мордочками сосков, слепо тычась в накрывавшие их ладони... И вдруг их вобрал, поглотил, всосал в себя его горячий рот - хотя Сонины губы все еще были по-прежнему запечатаны его поцелуем - и ей казалось, что у него несколько ртов, приникших одновременно к ее телу, и несколько пар рук, гладящих, нажимающих, обнимающих, скользящих по ее коже вниз, по гладкому животу, к лону, к темной шелковистой шерстке... Ночь вспыхнула огненными спиралями, которые возникали из черного пространства и остро вонзались в нее, в центр живота, прямо в маленькую ямку пупка; и эта маленькая чашечка, этот крошечный котелок варил-кипятил колдовское хмельное зелье, сладостно растекавшееся по всему ее телу, растворяя и расплавляя его. У ее тела не было больше границ; они слились и стали одной черной, бесконечной и могучей энергией, пронизанной огненными токами - она и древняя, как мир, ночь. Соня задохнулась от желания. Она горела и металась, желая одновременно прогнать Максима и продлить невыносимое наслаждение, она выгибалась, она закидывала голову, она не могла больше дышать... Она открыла глаза, затуманено глядя в непроглядную темноту. "Боже мой, я сплю! - подумала она, все еще тяжело дыша. - Какой сон!" И даже когда в темноте черно очертилась мужская голова, настороженно приподнявшаяся над ее телом, ей все еще казалось, что она спит... - Максим! - немо выдохнула Соня. Губы ее не слушались. Голова медленно наплыла, приблизилась, нависла над ее лицом. Соня с ужасом вгляделась. На голове была черная маска с прорезями для глаз и для рта, для плотоядного рта, только что, словно добычу, выпустившего из горячих влажных губ ее грудь... Это был не сон. Это был не Максим. Соня закричала. Но крика не было, раздалось лишь слабое мычание. Ее рот был чем-то заклеен. Человек наклонился поближе к ее лицу и сказал: тс-с-с. И приложил палец к ее заклеенным губам. Оттолкнуть, вскочить, бежать! Соня дернулась. И поняла, что связана. Ее руки были привязаны к изголовью кровати, ее ноги были связаны между собой. Бессильно и беззвучно содрогнувшись, она была вынуждена затихнуть под руками, повелительно прижавшими ее к постели. Вглядываясь в ее лицо, искаженное ужасом, человек с наслаждением завел свои руки под ее спину... медленно, очень медленно руки подобрались под ее ягодицы, переминая нежную плоть, словно он хотел отметить знаком своей собственности каждую клеточку ее тела... И вдруг эти руки потянули ее бедра вверх. Медленно, очень медленно. К черному лицу, к плотоядному рту. "Хорошо, что у меня ноги связаны", - мелькнула среди хаоса, царившего в Сониной голове, трезвая мысль, когда оглушительно взорвался телефон. Они оба вздрогнули от неожиданности. Черный силуэт распрямился, выпустив Сонино тело из рук, встал и беззвучно завис над трезвонящим аппаратом, выжидая, пока он замолкнет. Телефон звонил долго и настойчиво, но, наконец, затих, а вместе с ним и неясные Сонины надежды на избавление. Черный силуэт еще постоял немного, словно размышляя, затем повернулся к ней, наклонился и она едва успела вглядеться в три круглые дыры на черной маске, стараясь его узнать, как что-то легло ей на глаза и она поняла, что ей их завязывают. Она почувствовала, как человек опустил, натянул ее ночную рубашку, задранную почти до горла, оправил, укрыл ее одеялом и подоткнул его вокруг ее тела, как вокруг ребенка. Затем веревка, связывающая ее руки, немного ослабила свое натяжение и она поняла, что больше они не привязаны к кровати. Обрадовавшись, Соня хотела уже опустить два все еще соединенных путами кулачка на спину незнакомца, обвивавшего ее тело, как вдруг она резко взлетела и оказалась у него на плече. Он ее понес, придерживая одеяло, которое ухватил с постели вместе с ней. Его плечо больно давило Соне в живот. Они сошли по лестнице вниз, потом в гараж, - высчитывала ничего не видящая Соня - затем она услышала, как щелкнул замок дверцы, и она оказалась лежащей на заднем сидении машины. Ее собственной машины - она узнала ее по смешанному запаху дорогой кожи и своих духов. Заурчал мотор, прошелестела гаражная дверь и машина тронулась. Они ехали долго. Очень долго, бесконечно долго. Соня не знала, куда. Она не знала, кто был за рулем и зачем он везет ее куда-то. Она не могла ничего спросить своим заклеенным ртом, а на ее мычания человек просто не обращал внимания. Ей было страшно, ей хотелось плакать, но она не смела; ей хотелось спать, снотворное еще действовало на ее мозг, но она сопротивлялась. Ее сознание лихорадочно искало выход: можно было бы, например, даже со связанными руками открыть дверь и вывалиться из машины на ходу... Но только что дальше? Ни убежать, ни даже встать, просто подняться с земли она не сможет, связанная по рукам и по ногам, с невидящими глазами... Он остановится, выйдет из машины, запихнет ее обратно на сиденье. Смысла нет. Или вот так: попытаться сесть, наощупь закинуть свои связанные руки ему на шею и придушить его. Да! Вот так надо сделать! Соня оперлась локтем на сиденье, прислушалась, затем резко села и рванулась туда, где по ее расчетам, должна была находиться голова ее похитителя. Ее удар пришелся на его плечо. Твердое, крепкое мужское плечо, и она больно ушибла об него свои руки. Человек одной рукой - второй он, видимо, держал руль - сграбастал ее кулачки и резко откинул их назад так, что Соня опрокинулась навзничь. Раздался легкий смешок. Совсем легкий, но он показался Соне знакомым... Несильно ударившись головой о мягкую спинку заднего сидения, Соня тихо сползла, легла, сдерживая сухое, оскорбленное рыдание, рыдание страха и унижения, в котором не было слез - оказалось, что даже плакать практически невозможно, когда глаза туго стянуты повязкой. От этого открытия она почувствовала себя еще более униженной и несчастной. Она тихо лежала, и ее мысли застыли, сам ее мозг застыл, и она больше не задавала себе никаких вопросов, а просто ждала, что будет дальше. Даже, засыпая, ждала, и ей казалось, что она не спит... Когда Соня проснулась, машина уже стояла. Она было подумала, что ей снится дурной сон, но очень быстро вспомнила все, что с ней произошло. Она подивилась, что в подобной ситуации смогла заснуть, пусть даже и под действием снотворного... Еще удивительнее было то, что страха не было. Вернее, страх был, конечно, был, и немалый, и все же меньше, чем она могла бы предполагать; меньше, чем леденящий ужас, с которым она обнаружила могилу своего отца в собственном саду. Клацнула дверца. Человек вышел из машины. Щелкнула зажигалка и через минуту до нее долетел запах сигаретного дыма. Соне тоже отчаянно захотелось курить. Но она была лишена даже возможности попросить сигарету... Соня слабо потянула ноздрями воздух, пытаясь определить, кто мог курить такие сигареты, но не смогла. Из ее знакомых вроде бы никто не курил, кроме Маргерит и Максима. И ее самой, разумеется. Минут десять протекли в полнейшей тишине. Соня начала снова немного забываться, скользя между сном и реальностью... Она вздрогнула, когда открылась задняя дверца. Человек взял ее за ноги и потащил, как сверток. Затем перехватил ее тело и она снова оказалась у него на плече, безгласная и беспомощная. Одеяло легло на нее сверху, свесившись с ее головы вниз. Какое-то время он молча шагал и его плечо отдавало при каждом шаге ей в ребра. Тишина вокруг стояла абсолютная, воздух был свеж и холоден, и было очевидно, что они не в городе. Должно быть, вокруг стояла ночь, но Соня полностью потеряла представление о времени и уже ни в чем не была уверена. Наконец, человек остановился. Положил ее бережно на землю. Даже сквозь одеяло земля была холодной, к тому же ее босые ноги уперлись в отвратительно-мокрую траву, но ей это было безразлично. Она прислушивалась к тому, что делал человек. Какое-то время не происходило ничего. Затем она услышала легкое движение, шум мелких камешков, осыпающихся куда-то вниз, словно он куда-то спрыгнул. Затем ее тело на одеяле подтащили еще пару-тройку метров и осторожно сдернули вниз. Она съехала и снова оказалась на руках у человека. Он подержал ее еще с мгновенье и усадил на что-то твердое и холодное, заботливо подстелив под ней одеяло. Ее связанные ноги не доставали до пола. Опять все затихло. Соня не понимала, тут ли ее похититель или она одна. Но она была не одна: на ее плечи опустились руки. Соня отклонилась. И снова услышала легкий, едва различимый смешок, который показался ей знакомым. Он опять дотронулся до нее. Соня опять дернулась. Выдержав паузу, он снова коснулся. Соня поняла, что это игра, которой ее похититель явно наслаждался. И все же она отклонилась, зная, что это бессмысленно... Он снова дотронулся. Эта игра продолжалась какое-то время, пока ему не надоело. Тогда он поднял двумя руками ее голову и стал ее целовать в подбородок и шею. Шерстяная ткань маски неприятно терлась об ее кожу. Соня ударила его в живот связанными руками. Человек отстранился, затем схватил ее руки, быстро их развязал и еще быстрее завел их ей за спину, где снова завязал крепким узлом. И сразу же впился в ее кожу. Его руки начали заворачивать ее рубашку. Соня согнула колени и изо всех сил пихнула ногами мужчину. Кажется, удачно, потому что она услышала звук отлетевшего тела, стукнувшегося обо что-то. Однако, не настолько сильно, так как он встал и даже похлопал себя по брюкам, отряхиваясь. Затем наступила тишина. Казалось, он стоит в отдалении от нее, размышляя. Несколько безмолвных мгновений протекли прежде, чем он снова подошел к ней. И стал развязывать ей глаза. Тьма обступила ее, кромешная тьма. Было черно, чернее не бывает, и тихо, не бывает тише... С жужжанием всхлопнул огонек зажигалки. Соня зажмурилась от неожиданно яркого пламени. Осторожно приоткрыв глаза, она разглядела мужскую руку, державшую зажигалку. Дальше руки ничего не было видно, - тьма, чернота, пропасть. Щурясь, Соня, как загипнотизированная, смотрела на огонек, который двинулся куда-то в сторону от нее. Высветился дощатый стол, на котором она сидела, подсвечник, стоящий на другом краю стола... Огонек приблизился к фитилю свечки. Свеча загорелась, залив неярким дергающимся светом место. Это был какой-то подвал с полуосыпавшимися стенами... - Что, больше не хочешь меня? - раздался знакомый голос. - А ведь только что ты была готова мне отдаться! Правда ведь? Соня перевела взгляд. Глаза в прорезях смотрели на нее с издевкой. Карие глаза. Знакомые глаза. Человек занес руку над своей головой и черная маска поползла вверх... Глава 31 - Поехали! - скомандовал Реми. - Я предпочитаю прослыть бестактным дураком, чем оказаться в дураках. Снова ночные парижские пригороды поразили Максима своей пустотой, чистотой и тишиной. Сонин дом был безмолвен и темен, как впрочем, и все дома вокруг. Ворота, двери, ставни были закрыты, оберегая сон и покой хозяйки. Перед кнопкой звонка Реми на мгновение засомневался. Он потоптался, поглядел на Максима, тоже неуверенно-смущенного мыслью, что эта сонная тишина вдруг будет нарушена их нахальным звонком... И решительно вдавил палец в кнопочку. В глубине дома разлилась трель. Мужчины на улице вслушивались в то, что происходило внутри дома - тщательно и тщетно. Там не происходило ничего. Ничто не изменилось, не скрипнула дверь, не раздались шаги по лестнице, не раскрылись ставни... Реми снова нажал и держал свой палец на кнопочке на этот раз долго, долго... Когда трезвон утих, они опять прислушались. Но все было по-прежнему. - Если Соня действительно приняла снотворное... - произнес Максим. Реми, не ответив, занес ногу на перекладину ворот и через несколько секунд уже был во дворе. Максим, оглянувшись вокруг, последовал за ним. Сладив с дверью, они ступили в тихий дом. - Вы знаете, где Сонина комната? - прошептал Реми. - Наверху, - ответил Максим. - Я вас проведу. Едва дыша, стараясь не скрипнуть, мужчины поднялись наверх. Дверь в Сонину комнату была распахнута настежь. Реми ворвался в комнату в два скачка, хватаясь за пистолет. Он нашарил у входа выключатель и комната озарилась мягким розоватым светом. Там никого не было. Кровать была пуста и до такой степени странно пуста, что Реми даже не сразу понял, что там отсутствовала не только Соня. Там еще отсутствовало одеяло. - Господи, - прошептал Максим, - где же Соня? Что это значит? Детектив, вместо ответа, направился к изголовью кровати и указал на что-то Максиму. Максим вгляделся. Между резными деревянными колонками, украшавшими изголовье, свисал обрезок веревки. Они спустились бегом, перепрыгивая через ступени. Максим было направился к выходу, но Реми крикнул ему откуда-то сбоку: "В гараж!" Спускаясь, Максим едва не столкнулся с уже поднимавшимся детективом. "Быстрее! - выдохнул тот. - Ее машины нет." - К Жерару? - спросил Максим, когда они вскочили в машину и рванулись с места так, что машина подпрыгнула. Ответ не понадобился, так как они со скоростью реактивного самолета уже влетали на улицу, на которой находился дом Жерара. На этот раз Реми не колебался. Он вжал кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока в интерфоне не раздался обеспокоенный голос: "Кто там?" - Немедленно откройте, - скомандовал Реми. - Полиция. В калитке зажужжал зуммер электронного замка. Реми нажал на ручку и влетел во двор. В дверях дома стоял взъерошенный кудрявый Жерар в шелковом халате. - Где Соня? - взял его за отвороты халата Реми. - Соня? Почему вы ищете Соню у меня? - Жерар что-то выглядывал за спиной у непрошеных гостей. - А где полиция? - Следует за нами. Так Соня! Где она? - Я не знаю, где Соня! Почему вы... Реми отпустил Жераров халат и шагнул в дом. - Ваш сын дома? - Конечно. Он спит. Если вы не разбудили его вашим звонком... В чем, собственно, дело?! - Позовите Этьена сюда. - По какому праву... - Позовите немедленно! - Хорошо, хорошо... Жерар повернулся и стал подниматься по лестнице. "Этьен! Этьен, мой мальчик! - позвал Жерар, поднимаясь. - Ты спишь?" Не выдержав, Реми кинулся по ступенькам за хозяином, оттолкнул его, буквально запрыгнул на небольшую площадку и, пока ошеломленный Жерар успел дойти до верха, детектив уже пооткрывал все без разбору двери. - Где он?! - Да вот же его комната! - указал налево Жерар. - Его там нет. - Что вы говорите, не может быть, - недоверчиво пробормотал Карлсон, протискиваясь между Реми и дверным проемом в комнату своего сына. На пороге он остановился с недоумевающим видом. - А где же он? - обратился Жерар к детективу. - Я себе задаю тот же вопрос. Ваш сын выходит по ночам? У него есть квартира, студио, место, где он может ночевать? У него есть друзья или девушка, с которой он проводит время по ночам? - забросал его вопросами Реми. - Н-нет... Я не знаю... В конце концов, объясните мне... - Включите свет. Жерар послушно включил. Реми заглянул под кровать, затем распахнул шкаф и стал сбрасывать вещи, валявшиеся в беспорядке на полках, прямо на пол. - Что вы делаете? - Возмутился Жерар. - По какому праву! У вас есть право на обыск? - Заткнитесь, - бросил ему Реми. Он нагнулся и вытащил снизу из недр шкафа куртку. Синюю с малиновым. Отвесив ее на руке, Реми посмотрел вопросительно на Максима. Тот побледнел. Другого ответа Реми не понадобилось. - Извините, - сухо сказал он Жерару, - за беспорядок. Ваша машина на месте? - Должна быть... Обеспокоенный, румяный со сна Карлсон суетливо начал спускаться по лестнице, шлепая тапочками. Реми снова обогнал его и скачками помчался вниз. Максим деликатно обогнул ничего не понимающего Жерара и поспешил за детективом. Тот, как и в прошлый раз, уже поднимался ему навстречу из гаража. - Значит, он пешком дошел до Сони и увез ее на ее машине... Куда? Подоспел Жерар. - Вы можете мне объяснить, что происходит? - Что говорила вчера вечером Соня? - Соня? А что она должна была... - Она сказала, что знает преступника? - перебил его Реми. - Нет... Почему?... Ничего такого... Она только сказала, что уверена, что это не Пьер... - Жерар, слушайте внимательно и соображайте быстрее: говорила ли Соня - чеканил каждое слово Реми, - что она узнала преступника? - Ах, да... То есть, нет... - Быстрее, - простонал Реми. - Она сказала, что может его узнать. Что он был ниже Пьера и нос у него не такой длинный... Детектив отвернулся от Жерара и посмотрел пристально на Максима. - Я знаю только одно место, где они могут быть, - произнес он с расстановкой. - Я тоже, - ответил тот, содрогнувшись. Они снова выскочили в ночь, оставив обескураженного Жерара на пороге его дома. ... У Сони было такое странное чувство, словно она с самого начала знала, что это Этьен, только по какой-то причуде памяти забыла об этом. Этьен вглядывался в ее глаза, высматривая произведенный эффект. "Я давно догадалась", - хотела она сказать, но не смогла. Ее рот был по-прежнему заклеен. Словно уловив ее мысль, Этьен взялся за уголок наклейки. - Можешь теперь кричать, сколько угодно, - усмехнулся он. - Здесь тебя никто не услышит. И не найдет. И он стал отдирать пластырь. Соне показалось, что вместе с кожей. Она замычала. - Что? - спросил Этьен. - Больно? - Он снова усмехнулся. - Впрочем, ты права. Лучше я буду говорить один. - Он приклеил обратно отодранный уголок. - Что ты мне можешь сказать? "Это жизнь, малыш"- передразнил он ее. - "Малыш"... Соня никогда не видела его таким. Мальчик, застенчивый влюбленный паж, бросавший на нее, свою королеву, испепеляющие взгляды, не смея приблизиться... Вот чем был всегда Этьен, вот чем! Но теперь перед ней стоял хладнокровный насильник. Развязная, наглая улыбка бредово бродила по его красиво очерченным губам. Тонкий смуглый нос заострился в свете свечи, в черных азиатских глазах плясали отблески пламени. Соня смотрела на него в полном изумлении. Он наслаждался ее взглядом. Он подошел вплотную. - Жаль все-таки, что твой рот заклеен, я не могу его поцеловать, - интимно проговорил он. - Я так давно хочу это сделать... Может, отклеить? Ты не будешь слишком много болтать? Соня смотрела на него во все глаза, но теперь к ее изумлению примешивалось отвращение. Прочитав ее взгляд, он снова улыбнулся. - Н-е-ет, так будет лучше. Обойдемся и без рта. У тебя есть и другие местечки, которые мне нравятся... Он схватил ее за грудь. Соня снова брыкнулась. Этьен поймал ее связанные ноги, подержал, издевательски улыбаясь, на весу и, слегка разведя их, надел себе, как венок, на шею. Не удержавшись, Соня опрокинулась спиной на стол. - Так-то оно лучше, правда? Она была теперь полностью в его власти. Его руки захозяйничали на ее теле. Он ласкал ее, так же нежно и умело, как и некоторое время назад, когда ей снился Максим, вглядываясь в смену выражений ее лица, ища отклик своим любовным действиям. Но это был не пригрезившийся ей во сне Максим, это был реальный до ужаса Этьен, и его ласки вызывали в ней только ненависть. Ее связанные за спиной руки больно давили ей в поясницу. Не найдя ожидаемой реакции, он начал злиться, удвоив свои усилия ее возбудить. - Не хочешь, значит, - комментировал он, тиская ее на все лады. - Тогда хотела, а теперь не хочешь. Будешь из себя целку строить, да? Ханжа! Лицемерка! Русский тебе снился, признавайся? - он больно ущипнул ее за сосок. - Я заметил, как ты на него смотришь... Твой муженек тебя не удовлетворяет, ты давно хочешь трахаться, я знаю. Что смотришь на меня? Знаю. Я тебя видел. Как ты, пока Пьерчика дома нет, перед зеркалом собой любуешься, как себя оглаживаешь... Ага, заело? Да-да, моя маленькая Соня, я на черешне сидел, с нее хорошо твоя комната видна... Это ты на ночь ставни закрываешь, а днем - все, как на сцене. Особенно сейчас, когда темнеет рано, и ты зажигаешь свет... Ага, знаешь о чем я говорю, по твоему лицу вижу, что мы друг друга понимаем! Значит, сама только и думаешь, как бы нормального мужика поиметь, а строишь из себя недотрогу! С папашей моим в невинные игры играешь... Знаешь, небось, что он импотент, как и твой муженек? А? Устраивает тебя? Я прекрасно понимаю, что тебя устраивает. Денежки, вот что. Тебя нужно покупать. Ты путана, твое тело денег стоит! Все вы такие - сучки продажные! Маменька моя, думаешь, лучше была? Папаня ее чуть не с панели ханойской снял, на экзотику его потянуло, видишь ли! Да только проститутка - она и есть проститутка: нашла себе клиента побогаче и папеньке даже спасибо за то, что из дерьма вытащил, не сказала! Что смотришь на меня, сучонка? Не прав, да? Порядочную даму будешь изображать, да? Это кино ты для придурков-режиссеров оставь, а меня ты не проведешь! Если бы они у меня были, денежки, ты бы уже давно была со мной!.. А не смотрела бы на меня, как на недоноска! Я же тебя каждым взглядом раздевал, каждым взглядом имел! А ты "малыш", тю-тю, сю-сю, будто не догадываешься. Я тебе никогда не верил! Ты все прекрасно понимала, но тебе это щекотало нервы! Признайся! И кое-что пониже, да? Вот здесь... Его пальцы стали медленно проникать во влажную глубину ее лона, расталкивая, раскачивая его тесные стенки. - Но я тебя никогда не ревновал к папаше, - продолжал он, вглядываясь в Сонино лицо, в надежде разглядеть на нем эффект своих слов и, в особенности, действий. - Знаешь, почему? Потому что я знал, что ты не отдаешься. Ты - продаешься! Или, - Этьен коротко хохотнул, - или насилуешься! И он сопроводил свои слова энергичным действием пальцев, которые втиснулись в нее до самого основания. Соня сделала над собой усилие, чтобы подавить волну возбуждения, которая, еще не утихнув от недавних видений, начала снова захлестывать ее тело. Но Этьен почувствовал ее. Его взгляд смягчился, его руки стали нежнее. Он отпустил ее ноги и навис над ней, распростертой перед ним на столе. Он прижал свои, еще влажные от Сони, пальцы к лицу, с шумом вдохнув ее запах, и со стоном облизал их. - Жемчужинка моя, - зашептал он, утыкаясь в ее тело лицом и покрывая его поцелуями, - жемчужинка моя драгоценная! Зачем ты так со мной... Ты же знаешь, что я люблю тебя, знаешь, что ж ты меня мучаешь... - Он поднял на нее свое лицо. На глазах у него стояли слезы. - Ведь это для тебя я это сделал, для тебя... Ты прости меня, ладно? Прости. Я не хотел сделать плохо, я не хотел сделать тебе больно... Мне эти драгоценности понадобились, чтобы заполучить тебя, чтобы купить тебя... Я хотел новую жизнь начать, с тобой... Соня ничего не понимала из этого бреда. Она и не слушала. Зажмурив глаза, она из последних сил сопротивлялась неуместным, безумным, животным волнам страсти, смешанной с отвращением и ненавистью к этому юнцу. - Мое сокровище... - слизывал он с ее кожи свои слезы, возбужденно подрагивая, целовал и гладил ее, ощущая содрогания Сониного тела под своими руками. - Если бы ты сразу мне дала понять... Если бы ты сделала знак... Ничего бы этого не было... Мы бы с тобой нашли другой способ... Другое решение... Я бы для тебя все сделал, все, я бы тебя на руках носил, девочка моя... Соне казалось, что она теряет сознание. Ее мысли путались, ее тело жило отдельной от нее, чужой ей жизнью, против ее воли отвечая на ласки насильника. Этьен дрожал от слез и от возбуждения. Он навис над ней, глядя мокрыми, черными, преданными и безумными глазами ей в лицо. "Прости меня, прости,"- прошептал он и сорвал пластырь с ее губ, тут же впившись в них своими. Соня почувствовала вкус крови во рту от содранной с пластырем кожи. Она застонала. Этьен понял этот стон по-своему. Он оторвался от ее рта, его руки на мгновение остановились, затем покинули ее тело и она услышала звук расстегиваемой молнии. Соня приподняла голову. Нет, звук ее не обманул: Этьен расстегивал джинсы. Соня уронила голову обратно на дощатый стол. - Не надо, Этьен, - хрипло сказала она, удивляясь звуку собственного голоса, столь давно ею не слышанного. - Одумайся! Ты потом об этом пожалеешь. Тебе будет стыдно смотреть мне в глаза, - она постаралась придать своему голосу строгость. Этьен посмотрел на нее изумленно. Распрямился. Отодвинулся на шаг. - Тебе в глаза?.. - произнес он не сразу. - Нет, Сонечка, - покачал он горестно головой. - Ты ничего не поняла. Мне не будет стыдно смотреть в твои глаза. Он пошарил у себя в ширинке и снова придвинулся к Соне. - Потому что я убью тебя. ... В машине Максим слушал, как Реми диктовал полиции направление следования, приметы, номер машины и прочую информацию. - Вы как думаете... - заговорил он, когда Реми выключил телефон. - Он опасен? Для Сони, я имею ввиду... - Детектив прибавил скорость. - Боюсь, что да, - ответил Реми, заворачивая руль машины так, что Максим решил, что сейчас уж они точно перевернуться. Он умолк, придерживаясь за ручку дверцы. Только бы успеть, только бы успеть... За окном мелькали силуэты высотных домов, освещенных рекламой, дорожные указатели, фары встречных машин, которых оказалось немало в этот поздний час на кольцевой дороге, опоясывающей Париж. - Я полный идиот! - нарушил Максим тишину. - Удивительная наблюдательность. Должно быть, режиссерская. Максиму было не до шуток. - Я должен был сразу же догадаться, кому Маргерит давала свою старую машину! Я же заметил, что она неравнодушна к этому негодяю! Реми покосился на него. - Да уж чего там... Я тоже хорош. Все выстроил, все сходилось в одном действующем лице! Я много раз думал, что не только голоса по телефону, не только "женщина", которая приходила ночью и была за рулем машины, но и "араб", пытавшийся выкрасть столик - все это переодевания, все это актерство одного и того же человека. Это преступление актера, я это чувствовал и я его искал... И нашел-таки актера! Хоть и студента, - но какой многообещающий талант! Он превосходно сыграл эти роли... Но еще лучше он сыграл роль застенчивого и прилежного юноши с прекрасными манерами... Задумчивого любителя книжек... Как теперь все кажется просто! Кто, как не Этьен, мог взять просмотреть брошенную где-нибудь на диване книгу, которую Арно принес с собой к Соне! Наткнулся на это место о драгоценностях, спрятал книжечку подальше... И юное мечтательное дарование выносило в недрах своего воспаленного воображения криминальную пьесу, распределило в ней роли, воплотило ее... И как! Какие мизансцены, какая изощренная фантазия, браво... - Надеюсь, что мы успеем к развязке, - мрачно откликнулся Максим, глянув на спидометр. Они ехали под двести при разрешенных ста тридцати, но ему казалось, что дорога заняла невероятно много времени. Еще оставалось проехать довольно большой кусок пути до места. - Скорей, - прошептал он, - скорей! Реми кивнул. Стрелка спидометра перевалила за двести. ... Только сейчас Соня поняла все, только сейчас! Она поняла и где она находилась, она поняла и кто перед ней находился. Господи, как же так, как же она не догадалась сразу, это же было так ясно! И вот теперь ее собирается изнасиловать и убить убийца ее отца в том же самом месте, где он убил ее отца! Эта мысль была так невыносима, что Соня непроизвольно замотала головой. И поймала на себе внимательный взгляд убийцы. Нужно было срочно, срочно, срочно что-то придумать! - Подожди, - сказала она по-возможности задушевно, с отвращением глядя на надвигающийся на нее тонкий и длинный, с большой лиловатой головкой член, торчавший из расстегнутой ширинки, как поганка. - Мне так неудобно... Пока что речь шла о половом ак