опыты! Они выбирали случайных людей и ставили на них эксперименты по зомбированию! Точно-точно, именно это и происходило с подопытными: они не помнили, что делали! Ими управляли, как роботами! Понимаешь ты? - Стасик! Какие зомби, ты в своем уме? И вообще, может, просто случайно получилось, что фоторобот на тебя похож! Все-таки, это всего лишь фоторобот, вещь неточная! А ты тут наверняка не причем! Стасик ошарашено уставился на Галю. - И правда... Неточная, конечно, неточная вещь! А как же это доказать? - Когда тебя найдут, у тебя возьмут отпечатки, сделают лабораторные исследования какого-нибудь волоска, который подобрали на месте преступления, и докажут - что это не ты! - Мне не нравится в твоих рассуждениях вот это место: "когда тебя найдут"... Что-то мне совсем не хочется быть найденным! - А что ты предлагаешь? - Спрятаться! - Где? Куда? Как? Чего ты боишься? Раз ты не помнишь, что такое делал - то, скоре всего, ты этого не делал, верно ведь? - Да... Только я ведь не помню вообще ничего... Если я этого не делал, - тогда что я делал? Вот в чем загвоздка: теоретически, во время провалов памяти я мог сделать все! А если меня и вправду зомбировали? Мне нужно спрятаться, Галка!!! - Не истери, черт подери! Совсем, как баба! Успокойся, сопли вытри! - Не ори на меня! - А ты веди себя, как мужик! - Придумала бы лучше что-нибудь, вместо того, чтобы мораль мне читать! - Так я и придумала. Только ты мне сказать никак не даешь! Стасик удивленно затих. - Придумала? И что же ты придумала? - Нужно обратится к частному детективу. Я знаю одного - он с ребятами на Петровке сотрудничает иногда... - Ты в своем уме? Зачем мне детектив, который сотрудничает с Петровкой! - Глупый ты, Стас. Он же тайны клиентов не выдает. Это только когда он преступника находит, - тогда уже с милицией связывается! - А зачем мне вообще частный детектив? - Потому что я не верю в эти твои истории: то вампиры были, теперь зомби! - Но это правда!!! - Заткнись, дорогой. У тебя истерика, самая настоящая бабская истерика! - Посмотрел бы я на тебя... - На себя лучше посмотри! Возьми себя в руки, Стас! И слушай! Стасик нервно плюхнулся на диван, закинул ногу на ногу и, покачивая ею, приготовился слушать с самым скептическим выражением, на которое только был способен. - Итак, у нас два варианта, - деловито начала Галя, игнорируя выражение Стасикова лица. - Первый: ты действительно совершал эти преступления, когда у тебя были провалы в памяти. В таком случае, у тебя есть сообщники, - ведь насильников было четверо. - Нет у меня никаких сообщников! - подпрыгнул Стасик. Галя поморщилась: - Ты обещал слушать... Если ты ничего не помнишь, - так ты и сообщников не помнишь. Как ты сказал? Что действует твое второе "я"? Не очень-то я в это верю, но если такое и впрямь бывает, то с этими сообщниками оно, твое второе "я", и знакомо. И, ежели это так, - пусть детектив найдет этих людей. И разберется, это ты был с ними или не ты. - А вдруг я? Что тогда?! - Это будем потом решать. А сейчас дай мне мысль закончить. Вот, а второй вариант - что это вовсе не ты. Просто фоторобот неточный и случайно получился похожим на тебя. Тогда пусть детектив настоящего преступника и найдет! И твоя кандидатура на роль маньяка отпадет сама собой! - А я все это время что делать буду? Он может год проищет, может, вообще не найдет, - а где я-то буду в это время? В тюряге? - Господи, какой ты нервный... У нас на даче отсидишься. Сейчас не сезон, мы туда не ездим, а кому придет в голову искать тебя на даче у сотрудника МУРа? Только чур, будешь сидеть там тише мыши: я тебе продуктов завезу, и чтоб нос наружу не высовывал! Зимой в поселке мало кто живет, но все же - не дай бог, кто-нибудь из соседей мужу стукнет... - А на какие шиши я детектива нанимать буду, по-твоему? Это ж уйму денег стоит! - Из машинных возьмешь. - Да?! А машина? - Ну, если ты в тюрьму сядешь, да срок за многочисленные изнасилования получишь, то вряд ли тебе машина понадобится... - устало отмахнулась Галя. - Я прямо сейчас ему и позвоню! Где тут у меня записано? И она принялась листать записную книжку, бормоча: "Мы с ним на дне рождения у Сереги познакомились, славный мужик, Алексей Кисанов зовут; дал мне свой телефон на случай чего и сказал, что его можно звать просто Кис..." ЧАСТЬ 2 "Просто Кис" Алексей Кисанов, он же "просто Кис", столь усиленно греб свою густую непослушную шевелюру пятерней, что Ванька, его ассистент и, по совместительству, нерадивый студент юрфака, уже корчился от смеха, глядя на рожки, вставшие на голове у детектива. - Цыть! - прикрикнул Кис. - Изыди, чертенок! Извини, Галя, это я не тебе... - Конечно, чертенок, - хихикал шалопай Ванька, - кто же еще может состоять на службе у черта? - Да, Галь, я слушаю... Ты не могла бы повторить? Галя, обмирая от полнейшей неубедительности рассказанной истории, обречено повторила. Да... Сказать, что Кис был не рад звонку, было бы неправдой, - очень даже был рад, поскольку в делах и заработках обозначился некоторый простой... Не далее, как полчаса назад, ему пришлось отказаться от работы: некая дама предложила заняться тем, что по сути называется "экономическим шпионажем". Кис потратил немало времени и слов, объясняя, что это совсем не его профиль и не совсем в его принципах. Но красноречие, видать, подвело Алексея, поскольку оскорбленная отказом дама злобно пообещала распространить о детективе Кисанове самую дурную славу по Москве и бросила трубку... Но то, что он услышал от Галины, повергло его в состояние, близкое к коме. - Возьмешься?... - с робкой надеждой спросила она. - Э-э-э, - мычал Кис, не зная, как вывернуться из безнадежной ситуации. Обижать отказом знакомую, тем более жену одного из ребят с Петровки, ему не хотелось. Молва бежит быстро, и не хватало только, чтобы о нем и впрямь заговорили, как о детективе, который отказывается от дел... Но браться за это? - Э-э-э, - тянул Кис, пытаясь что-то придумать. - Знаешь... Давай сделаем так: я наведу справки у Петровича, у Сереги, то есть... Серега, давний приятель и бывший коллега Киса, был вовсе не Петрович, но Кис прозвал его так по месту работы на Петровке. Тридцать восемь, разумеется. - ... И тогда дам тебе окончательный ответ. Сегодня же вечером. Идет? Галя ждала вечера, как приговора. Она то и дело посматривала на часы: муж, к счастью, задерживался на работе, и Галя, вопреки своему правилу появляться домой не позднее семи (не считая тех дней, когда супруг уезжал в командировки), сидела у Стасика, измученно глядя на телефон. Они давно молчали, предаваясь каждым своим мыслям. По комнате клубились страх и тоска. Галю раздирали совершенно противоречивые чувства: с одной стороны, Стасика надо спасать, о нем надо позаботиться, как она это делала всегда; с другой стороны, она была законопослушной гражданкой, и если вдруг он действительно... С третьей стороны, если Стасик ничего не помнит, - значит, он просто болен, и было бы несправедливо его упекать в тюрьму; с четвертой стороны... Стасик - тот был просто оглушен. В голове не было никакой мысли, ни одной. И не было никаких желаний, кроме одного: бежать. Спрятаться! Исчезнуть! Ему казалось, что ноги его уже начали бег, а он все еще тупо сидит на стуле и ждет какого-то дурацкого и ненужного звонка от дурацкого и ненужного детектива. И впрямь, ноги уже перебирали воздух под стулом, и он сам напоминал себе спящую собаку, которая, дергая лапами, гоняет кошек во сне... Они вздрогнули оба, когда телефон взвился звонком. "Сейчас приеду, - бросил Кис в трубку, - диктуй адрес..." Галя поспешила на кухню готовить ужин - она не представляла себе, как можно принимать в доме человека, к тому же мужчину (они же вечно голодные!) - и не накормить его. Она была права. Кис даже не сделал попытки, хотя бы из вежливости, отказаться от предложенного ужина. Напротив, он живо поинтересовался, чем его будут кормить, и узнав, что котлетами, расплылся в довольной улыбке, рассудив, что хоть в этом ему с клиентами повезло... Впрочем, улыбка немедленно сползла с его лица, как только с ужином было покончено. Деловая часть беседы была, скорее, мрачной. Точнее, мрачными были лица троих ее участников. Кис сверялся по бумажке с датами и вопрошал: "А двадцать второго января что вы делали? А пятнадцатого февраля?", и слушал с неотвратимо каменеющим лицом рассказы о подвале и бомжихе, о кладбище и вампирах... Он то и дело посматривал на Галю, словно пытался спросить ее: "Он сумасшедший?" "Сама не знаю, - печально отвечали Галины глаза, - дело какое-то путаное... Только на тебя вся надежда, Кис..." - Ладно, допустим, что в те дни, когда произошли два последних изнасилования, - вы действительно, за исключением некоторого промежутка времени, которые мы обозначим как провалы в памяти, оказывались в таких... м-м..., странных ситуациях... А не могли бы вы вспомнить, чем, к примеру, занимались вечером восьмого ноября, между семью и девятью часами вечера? - Что значит "допустим"? - возмутился Стасик. - Я там действительно был! В странных ситуациях, в смысле... - Разумеется, - быстро согласился Кис. - Только проблема в том, что вряд ли вы сможете позвать в свидетели пьяную бомжиху... Равно как и вампиров. - Но... - Стасик был растерян, - но можно же как-то... А другие изнасилования? - Вот-вот, я как раз и хочу это уточнить... Другие три были еще осенью: одно 14-го октября, два других в ноябре, восьмого и двадцать третьего. Вечер, те же часы. Стасик полез в календарь. - Двадцать третье ноября, двадцать третье ноября... Это же вторник! - Он обрадовано посмотрел на Галю. - У меня как раз есть алиби! Да, Галка? - Ты спятил, Стас, - Галя даже привстала с дивана. -И думать не моги! - Но ты же можешь подтвердить, что мы были здесь, дома! - Очнись, дорогой! Кому я буду подтверждать это? Собственному мужу? Буду ему рассказывать что весь вечер провела с тобой, здесь, пока он в командировку ездил? Может еще уточнить, что мы с тобой делали? Как и сколько раз? Ты совсем очумел, Стас, - такое мне предлагать! - Но... Как же... Ведь ты единственная, кто может подтвердить мое алиби! - Я не могу подтвердить твое алиби, Стас. Исключено. И не обсуждается. Галя размашисто села обратно, всем своим видом показывая, что тема закрыта. Кис, который молчаливо следовал за разговором любовников, только вздохнул. - Не сказать, чтобы вы попытались облегчить мою задачу... - произнес он и полез за сигаретами. - Можно?... Стасик печально кивнул и достал из заветного ящика и свою пачку: ясно, что с его попыткой бросить курить было бесславно покончено. - Ну что ж, - пыхтя сигаретой, заглянул в бумажку Кис. - Попробуем 8 ноября. - Как я могу вспомнить! Это же когда было! - Это был понедельник, - услужливо подсказала Галя, глядя в календарь. Она чувствовала себя предательницей, и это, надо признать, было очень мерзкое чувство. Но не могла же она в самом деле, признаваться мужу в измене! И с кем! С главным подозреваемым по делу об изнасилованиях! - По понедельникам у нас тобой нет свиданий, - заискивающим голоском продолжила она. - Вспомни, ты после работы... - Захожу в пивную, - сухо ответил Стас, не глядя на предательницу. - И кто меня там вспомнит? Где я свидетелей найду? - А после? - Дома был! Один! Без свидетелей! А если даже и не дома, то все равно - где я возьму свидетелей? На крыше их тоже не было! - На какой, Стасик, крыше? - вкрадчиво поинтересовалась Галя. Кис заинтересованно уставился на Стасика. Стасик окончательно смутился. - Ну... Я тебе не говорил... Так по-дурацки вышло... Я как-то на крышу попал. - Что же это была за крыша, Стасик?! - Пятиэтажки какой-то. Здесь, в моем районе. - И что ты там делал?! - Спал. - Вот как?... - Галя всматривалась в Стасика, словно ища в его лице признаки безумия. И даже ноги непроизвольно подобрала под себя, будто боялась, что он ее укусит. Кис самым внимательнейшим образом слушал, переводя глаза с одного на другую, не вмешиваясь в разговор. - Спал, - кивнула Галя. - Ну и как? Хорошо выспался? - она, несмотря на всю свою настороженность, не могла отказать себе в ехидстве. - И что потом было? - Проснулся и пошел домой. - Пошел? И как же ты пошел? С крыши спрыгнул? - Зачем? - удивился Стасик. - Открыл дверцу на чердак, спустился, затем с чердака спустился, затем с лестницы спустился и вышел на улицу. И домой пошел. - Врешь? - с надеждой спросила Галя. - Зачем мне врать! - обиделся Стасик. - Чистая правда! - И когда же это было? Уж не в один ли из этих дней? - она кивнула на листочек с датами. - Весьма возможно.... - задумался Стасик. - Во всяком случае, это как раз во вторник было. А вот в какой - теперь не помню... Кис уже не знал, что ему и думать. Он все еще не решил, браться ли ему за это весьма странное дело - хотел сначала составить предварительное мнение о его сложности... Но мнение никак не составлялось. То есть, вне всякого сомнения, дело было сложным, очень сложным - но, может, скорее, для психиатра? - У нас осталось еще 14 октября, - напомнил детектив. - Четверг, - снова влезла Галя. - Не помню. Хоть убейте - не помню! - заявил Стасик. - Но, по крайней мере, никаких крыш, чердаков, подвалов, кладбищ, крематориев и прочих симпатичных мест вы не посещали? Стасик так расстроился, что у него почти слезы выступили на глазах. - Еще одно место было... - произнес он, покраснев. - Я в какой-то квартире очутился, там наркоманы... Они трахались... И... - И что? - поторопил Кис замолкнувшего Стасика. - И все. Я очнулся на диване, и ушел домой, - сократил до предела историю посещения злачного места Стасик. - Когда это произошло? - Недавно, недели три назад... Кажется, 9-го февраля... - Ну, 9-го никаких происшествий, к счастью, не случилось, - облегченно вздохнул Кис. - Какими еще историями порадуете? - Все, кажется... Вот разве что вещи у меня пропадали, а потом находились, да причем иногда чужие... И потом, мне кто-то мебель переставил в квартире... И еще девчушка приходила из "Вашего Домового" - делать уборку, которую я никогда не заказывал... А в довершение всего - несколько дней назад меня какая-то девушка убийцей назвала... Галя было вновь вскинулась с недоверчивыми вопросами, но Кис остановил ее жестом и принялся подробно расспрашивать Стасика, делая пометки. Закончив, он задумался. И думал так долго, что Галя не вытерпела и встряла в сложный мыслительный процесс детектива: - Кис, ну что ж ты молчишь? Что ты об этом думаешь? Берешься за дело? - Вы мне позволите снять у вас отпечатки пальцев? - встрепенулся Кис. - У меня? - испугался Стасик. - Зачем? - Дело в том, что на местах преступлений найдены некоторые предметы с отпечатками, не принадлежащими хозяевам квартир. А я завтра попробую в деле покопаться... Стасик так обреченно протянул руки, словно Кис собирался защелкнуть на них наручники. Кис приложил Стасиковы пальцы к чистому листу бумаги, затем аккуратно настрогал карандашный грифель и припудрил белый лист. Проступили отпечатки, на которые Стасик смотрел почему-то с испугом. - Знаете что? - произнес Кис. - Собирайтесь-ка. Вам нужно где-то переждать хотя бы несколько дней. Пока я не разберусь, что к чему. - Я его на нашей даче хотела спрятать... Кис кивнул. - Хорошая мысль. А эту ночь пускай проведет у меня. А то - кто знает, когда наша доблестная милиция выйдет на след... Невероятное везение Киса. - Плохая новость, - сообщил Кис на следующий день, вернувшись с Петровки. Стасик понуро ждал на кухне решения своей участи. - Отпечатки ваши. - Не беретесь, значит? - убитым голосом спросил Стасик. - Берусь. Стасик вскочил с табуретки и так горячо кинулся к детективу, что Кис опасливо уклонился, - ему показалось, что этот молодой бородатый мужчина кинется его целовать на радостях. - Дело в том, - пояснил он, утихомирив жестом Стасика, - что есть один факт, который заставил меня вам поверить... - Неужели хоть один, да есть? - невесело откликнулся Стасик. - Ваше свидание с Галей. Если вы не принимали участия хоть в одном из преступлений из этой серии - а это, вне всякого сомнения, серия с одним и тем же почерком, - то преступник - не вы. Бандитов всегда было четверо. - Спасибо вам, спасибо! - Стасик снова засиял и, кинувшись к детективу, принялся горячо пожимать его руку. - Если даже допустить, что был еще пятый, - Кис убрал руки за спину, боясь, что Стасик их отдавит окончательно, - а вы по каким-то причинам не участвовали в одном из этих налетов и этот пятый вас заместил... - Какой пятый? - не понял Стасик. - Что на самом деле маловероятно... Но у меня есть еще один аргумент в вашу пользу: человек, с которого сделали фоторобот, был одной из потерпевших определен как главный в банде. И именно он похож на вас. А главарь должен был присутствовать на всех "мероприятиях". На то он и главный... - Вы меня спасли! Ох, прямо камень с души свалился! - ликовал Стасик. - Надо же! А я еще возражал против частного детектива! Вы умный, оказывается, человек! - Хоть и детектив, забыли добавить, - усмехнулся Кис. Стасик, не заметив своей бестактности, аж пританцовывал от счастья. - Я тогда поехал? Сейчас машину словлю... - Куда? - Домой! - Сядьте, Стас. И успокойтесь. Вы ничего не поняли: это я вам верю. И это я знаю, что у вас было свидание с Галиной. Но никто другой вам не поверит: у вас нет алиби, потому что на Петровке вы не сможете рассказать об этом свидании. Кис, бывало, грешил морализаторством, но любовные взаимоотношения судить никогда не брался: сугубо личное дело каждого. И при любых условиях честь женщины была для него приоритетом, не подлежащим ни сомнениям, ни обсуждениям. Теперь же, видя, как помрачнел его новый клиент, в котором он сразу ощутил некую инфантильность, Алексей с неприязнью ожидал, что тот попытается торговаться с Галиной за подтверждение своего алиби. Но Стасик только напряженно спросил: - Вы ведь на Петровке не работаете? А как же вам тогда дали посмотреть дело? - Ну, это мои личные отношения с ребятами. Когда-то вместе работали, а теперь обмениваемся услугами... - Это я понимаю... Я о другом: вы о нас с Галей ничего не говорили? - Бог мой, конечно, нет! - воспрянул душою Кис. Он всегда радовался проявлениям порядочности в людях. - Я никогда не говорю, на кого работаю, но тут намекнул, что меня наняла одна из потерпевших... - А... А что же нам теперь делать? - Вам - ничего, ждать. А мне - думать. Искать. - Кого? - Преступника, по всей видимости. - И как же вы будете его искать? - Еще не знаю. Одно ясно: это человек хитрый и опасный. - Откуда вы знаете? - Ваши отпечатки находятся на ряде предметов, обнаруженных в квартирах потерпевших. Почти все предметы соответствуют вашему списку загадочно пропадавших и вновь находившихся вещей: все эти зажигалки, ручки, сигаретные пачки, ключи... Но дело в том, что больше нигде никаких отпечатков нет: ни на дверных ручках, ни на мебели. Потерпевшие свидетельствуют: что все мужчины были в перчатках. Об этом же сообщил муж одной из первых жертв, который выжил после инфаркта, хоть и стал практически инвалидом... Из факта отсутствия отпечатков также легко сделать вывод, что преступники работали в перчатках. Напоминаю, что они не только насиловали женщин, но и выносили из квартир ценности: украшения, столовое серебро, мелкие художественные изделия, деньги... Следовательно, отпечатки должны были остаться повсюду. А они остались только на мелких предметах, принадлежащих частично хозяевам квартиры, частично, по всей видимости, преступникам, обронивших их впопыхах: в списке как раз ручка, зажигалка, целлофан от сигаретной пачки... Не удивлюсь, если эти предметы принадлежат вам... - Не понял, - подскочил Стасик. - Вы же сами сказали, что это не я! То есть, что я не... - Успокойтесь, Стас. И не скачите на табуретке, сломаете. Пейте спокойно чай... - Какой чай! Мне глоток в горло не лезет! - Я полагаю, что все эти предметы подкинули. Выкрали у вас и потом подкинули на место преступления. Я исхожу из вашего рассказа о пропадавших у вас вещах. Чужие же вещи, которые вы находили у себя в карманах, как та зажигалка из магазина, принадлежали кому-то из жертв. Вам эти вещи подбрасывали, вы на них оставляли отпечатки, потом их снова выкрадывали у вас и подкидывали на место преступления. Возможно, преступники рассуждали так: милиция решит, что кто-то из преступников воспользовался хозяйской зажигалкой, и, поскольку в перчатках неудобно прикуривать, - оставил на ней отпечатки. Или выронил, допустим, ручку. А с вами работал, должно быть, какой-то профессиональный карманник. - Спасибо, - прошептал Стасик. - Спасибо, что вы мне верите. - Вопрос не в том, верю я вам или не верю, Стас. Я делаю выводы, основываясь на том, что вы не можете являться преступником, раз не участвовали во всех преступлениях серии. - А заказ на уборку? Из "Вашего Домового"? Мне тогда еще мою ручку вернули! - Не знаю. Возможно, этот случай не имеет отношения к делу, - терпеливо пояснил Кис. - Ага, не имеет... - буркнул Стасик, недовольный тем, что детектив не объяснил ему все приключившиеся странности разом. - А провалы в памяти? Тоже не имеют? - Вот этого я не стал бы утверждать. Но надо над этим еще подумать. - И потом, почему именно со мной все это происходило? - горячился Стасик. - Почему я? С какой-такой радости меня выбрали, чтобы подставить на роль преступника? Некоторое время Кис молчал, подавляя растущее в нем раздражение. Он не любил слабовольных мужиков, не владеющих своими чувствами. Впрочем, Галина, видимо, придерживается иного мнения... Удивительный народ - женщины! Нянчатся с такими вот слюнтяйчиками, а такие славные мужики, как Кис, пропадают, можно сказать... - У вас нет, случаем, братьев? Стасик несказанно удивился новому повороту детективной мысли. - Нет... Никогда не было! Даже двоюродных нет - одни сестры! - А какой-нибудь тайны, связанной с вашим рождением? Ребенок, которого отдали на усыновление? Ваш брат-близнец? Такое бывает, хоть и редко... А? - Я... Я не знаю... - растерялся Стасик. - Сроду не слыхал ни о чем таком... Знаете, мама, даже если бы всю жизнь скрывала, перед смертью мне рассказала бы!... - Что ж, это еще больше усложняет нашу задачу. Придется искать совсем постороннего человека... Похожего на вас. - Вот вы о чем! А ведь Галя тоже говорила: фоторобот вещь неточная, составляется по свидетельским описаниям, вот и получилось у них что-то похожее на меня... - Это не у них получилось, Стас. Фоторобот тут не при чем. Преступник должен быть на самом деле похож на вас. - Почему вы так решили?! - Потому, что именно по этой причине он вас выбрал. - Как это - выбрал? - Может, это кто-то из ваших знакомых? Вспомните, нет ли среди них кого, с кем у вас имеется хотя бы частичное сходство? Не так уж мало существует людей, принадлежащих к одному типу внешности, - замечали? Стасик старательно подумал. Результатом стараний было его расстроенное "нет". - А вы всех вспомнили? Думайте не только о ваших более-менее близких друзьях, но и посторонних людях, с которыми вы часто встречаетесь: коллеги на работе, соседи по дому, даже продавцы в магазинах, куда вы постоянно... - Дядя Петя! - завопил Стасик так, что Кис едва не подпрыгнул на табуретке. - Я знаю, кто! Федя! Он меня принял за какого-то Федю! И Стасик, захлебываясь от возбуждения, поведал Кису историю, приключившуюся у новостройки. - Это невероятное везение, - кивнул Кис. - Просто невероятное. Что ж, хоть маленькая ниточка, да есть... Кис устроил Стаса на ночлег на раскладушке, потеснив Ваньку, а сам еще долго пыхтел сигаретой на кухне... Утречком Кис встал хмурый и недоспатый, и мрачно сообщил свеженькому, как юный пионер, Стасу: - Будет лучше, если я освобожу Галину от хлопот по вашей доставке на дачу. - Вы меня сами отвезете? Кис кивнул. - Прямо сейчас? - Нет... Надо подготовиться, взять у Галины ключи, адрес, продукты - она для вас целую тонну наготовила... Завтра ночью поедем. - Ночью? Почему? - Так будет лучше, - уклончиво произнес детектив. - Нет, что такое? Скажите мне! Вы чего-то не договариваете! - Да нет же... Просто днем я занят, вот ночью и поедем... - Это из-за соседей, да? - проницательно прищурился Стас. - Именно! - обрадовался нежданной подсказке Кис. - И вы там будете сидеть тихо-тихо, на улицу не выходить, свет по вечерам не зажигать. Никто не должен догадаться, что дача обитаема! Надеюсь, там найдутся электрообогреватели - потому что дыма из трубы не должно быть, понятно? Стасик испуганно кивнул. Знал бы ты, мой милый, какая опасность тебе грозит, еще бы не так испугался! - подумал Кис. - Тебя мне удалось провести; - будем надеяться, что и убийцу мы проведем. Ведь ему же теперь ловчее всего твой безгласный труп милиции преподнести! С трупа спроса нет, - свидетели опознают, - дело закроют... - И вот еще что, - сказал он строго, - теплую одежду нужно взять. Так что поручите Галине собрать. А с ней я сам встречусь... Виктор нужен Вере. Вера поправлялась. Поправлялась - в смысле выздоравливала и поправлялась - в смысле набирала нормальный вес. Округлились, наконец, впалые щеки, разгладилось и стало приобретать краски лицо, очертилась почти исчезнувшая под просторными одеждами грудь... Виктор радовался: он снова выиграл у смерти. И печалился: дело сделано, пора убираться восвояси... Убираться не хотелось. Хотелось и дальше приходить, сидеть вдвоем за ужином, подливать ей красное вино, строго следить, чтобы съела все до конца, и радостно слушать легкий смех: "Я скоро в дверь пролезать не буду, Виктор!" Хотелось ночевать в соседней комнате, заглядывать ночью к ней - все ли в порядке, спит ли глубоким, здоровым сном; хотелось ворчать с утра: "Ну вот, хоть на человека стала похожа! А то была синяя, тощая - курица третьего сорта, а не женщина!" Хотелось и дальше сидеть перед мерцающим экраном телевизора, не вникая в то, что происходит на экране, и вести пустячный, непринужденный разговор... Он все надеялся, что Вера однажды решится все рассказать ему, доверить свою боль, - он бы ее принял, эту боль, и, разделенная на двоих, она бы связала их чем-то более прочным и интимным, чем ужины с красным вином... Но она говорила о психологии, о погоде, о какой-то книжке, о том, что нужно искать работу... Впрочем, Виктор был рад и этому. Хотелось... Много чего хотелось. Не хотелось только одного: все это потерять. Он пытался убедить себя, что сделал благое дело, и длжно этим удовлетвориться; что нечего ручонки тянуть к тому, что тебе не принадлежит и принадлежать не будет; что пора и честь знать, то есть откланяться. ... А вдруг удержит? Вдруг скажет: нет, не уходи; я не хочу, чтобы ты уходил... Вдруг скажет: приходи снова, приходи завтра, приходи каждый день... Вдруг скажет: ты такой добрый, благородный, ненавязчивый... Мне хорошо с тобой и легко. Не уходи, я не хочу оставаться в одиночестве... Я к тебе привыкла, мне без тебя будет пусто и плохо... Ему так и не суждено было узнать, отпустила бы его Вера. Его не отпустили обстоятельства. Первый звонок был вполне вежливым: Веру попросили вернуть вещи, ей не принадлежащие. Легкая угроза ощущалась, но только в интонации, не в словах. Вера слушала голос Ирины, холодный и надменный: "Подумайте хорошенько, милочка!", и смотрела на эти вещи, и слезы наворачивались на глаза - кажется, впервые со дня смерти Толи. В этих вещах была его душа, было его присутствие... Она просто повесила трубку, не ответив. Второй звонок был с угрозами. Пока все еще вежливыми: грозили судом, адвокатами, экспертами, описями, обысками... На этот раз голос был мужской, а интонации - издевательскими. "Вы же не захотите публично прослыть женщиной легкого поведения? В таком случае, не стоит доводить дело до суда..." Вера снова молча положила трубку на рычаг. Отдать эти вещи - словно предать Анатолия. Она не могла этого сделать. Она ничего не сказала Виктору, полагая, что его это не касается... Но через пару дней, в беготне по городу в поисках новой работы, Вера нечаянно приметила за собой слежку. Она так удивилась и разозлилась, что в тот же вечер Виктору все и выложила. Она рассказала действительно все: и об одиночестве долгих лет, и о трех годах безнадежной любви и унизительных пряток от Толиной жены, и о его запоздалом решении разводиться; и о любовных приключениях Ирины Львовны с юным Романом; и о том страшном дне, когда насильники схватили ее у дверей и втолкнули в квартиру... Она плакала, а Виктор радовался этой горькой исповеди, как последний эгоист. Он радовался, что она, наконец, ему доверилась, радовался тому, что, наконец, плачет, как все нормальные женщины, а не прыгает в окошко и не морит себя голодом; он радовался, что она плачет, уткнувшись лбом в его плечо... Оторвался он от своих радостей только тогда, когда услышал о слежке. - Я бы никогда не догадалась, если бы случайно не остановилась у витрины... В последнее время у меня совершенно пропал интерес к одежде, к косметике, - к себе, одним словом... А тут вдруг увидела на витрине светло-голубой костюм, который мне показался, ну, просто сшитым на меня... Я даже остановилась, радуясь не столько костюму, сколько собственному к нему интересу, и принялась разглядывать манекен. Потом попыталась рассмотреть в стекле витрины свое отражение, - что-то я давно не заглядывала толком в зеркало, уж и забыла, как выгляжу... В отражении позади меня маячил чей-то силуэт: я его заметила только потому, что все мимо шли, а он стоял. Потом я решила войти в магазин. Входя, машинально оглянулась: мужчина быстро отвернул голову. Я его не разглядела, но запомнила синюю куртку... Выходя, заметила, что синяя куртка все еще торчит у киоска с журналами. Я тронулась - и он за мной. Я самой себе не поверила, и в следующий раз остановилась у другой витрины уже нарочно. И что ты думаешь? Он тоже остановился! - Какой из себя? - Молодой, среднего роста. Лица не разглядела, шапочка вязаная почти до глаз... - Ты его раньше видела? - Нет, никогда... Мне кажется, это связано со звонками. Это Ирина послала кого-то за мной следить! - Но зачем?! - Может, хочет найти что-нибудь компрометирующее или хочет узнать, что я делаю и как живу, или вычисляет, когда меня нет дома - чтобы Толины вещи вынести... - Так, - сказал Виктор, - немедленно покупаем новый замок! С секретом! - Смешной ты... Если Ирина задумала вещи выкрасть - во что я , впрочем не верю, дикость какая-то! - то она ведь не сама пойдет двери взламывать! Она наймет кого-то; а у замков нет секретов от профессиональных воров... - Тогда... Тогда вот что: немедленно все упаковываем и перевозим ко мне! У меня не найдут! А когда все закончится - заберешь обратно... Виктор, довольный своей идеей, посмотрел на Веру, ожидая одобрения... Но ему сделалось страшно. По ее лицу мгновенно разлилась эта мертвенная бледность, с которой он боролся в течение последних недель; снова погасли глаза и безразличие заполонило их своей мутной водой; снова ее взгляд, как привороженный, устремился к окошку, утонул со странной мечтательностью в тающем свете зимнего дня, будто ей самой хотелось в нем раствориться и исчезнуть без следа, оставив на берегу свою боль, как одежду... Рано он праздновал победу! Нет, он пока не выиграл у смерти: все начинается сначала... Одно хорошо: он опять нужен Вере. И он будет рядом с ней. Он приблизился к Вере, стоявшей у окна, и несмело приобнял ее за плечи, ожидая: стряхнет его руку? Высвободится осторожно? Скажет: не надо, Виктор, это лишнее? - Вон он, - сказала Вера. - На детской площадке сидит, видишь? Лица не разглядеть, но по всему видно, - тот самый: синяя куртка, шапочка до глаз... Виктор выскочил из квартиры, рыча на ходу что-то неразборчивое. Но когда он влетел во двор, детская площадка была пуста. Три бриллианта, один сапфир... Марина часто ловила себя на злых мыслях, связанных со смертью отца, как будто бы он мог ее услышать оттуда, где находилась его душа, и она бросала ему мстительно: вот, доигрался! Я тебя предупреждала, эта твоя сучка теперь как ни в чем не бывало на твои же денежки любовников молодых разведет! Наталья Константиновна быстро захапала себе все, что находилось в квартире, пожертвовав в пользу Марины только фотографии и какие-то мамины вещи, хранившиеся как память. Марина судиться не стала: по завещанию, которое отец все же предусмотрительно додумался написать, основные суммы и недвижимость были распределены, и, хоть разные неучтенные мелочи (и весьма дорогие мелочи!) остались у Натальи, Марина получила свою немалую долю: ее квартира и их дача (к большой досаде Натальи), и увесистую часть в денежном выражении, акции и ценные бумаги. Она послала Наталью к чертовой матери и, покончив с делами по наследству, решила забыть о ее существовании. До некоторой степени ей это удалось. Вместе с исчезновением Натальи Константиновны из ее жизни, стала потихоньку уходить и обида на отца из ее души... Мир становился светлее, и даже воздыхатели стали казаться не такими уж и продажными, и собственная внешность, утратив высокомерную угрюмость, показалось куда милее и вполне достойной поклонения без вдохновляющей роли дензнаков... Право, и за что она на своих поклонников так взъелась? Ладно, Валеру вычеркнем, он явно из породы жиголо, но Коля и Саша... Они хорошие ребята и они влюблены в Марину. Она-то нет, но почему бы не принять их ухаживаний? Раз уж в круиз не получилось... Коля звал на дискотеку, Саша звал в ресторан... Развлекаться! Вот что надо делать! А не перебирать свои обиды и несчастья. Она молода, вполне хороша собой, и в ее годы нужно радоваться жизни! И Марина приняла оба приглашения: в ресторан с Сашей и на дискотеку с Колей... Неплохо проведя выходные, Марина почувствовала себя отдохнувшей, беспечной и почти счастливой. Она даже смилостивилась над одним журналистом, преследовавшим ее последние дни с просьбой дать интервью для газеты "Московский комсомолец" . Нет, интервью она вовсе не собиралась давать, но на этот раз снизошла до объяснений: - Поймите, Юра, я не могу рассказывать во всеуслышание об интимных подробностях сцены, которую застала! Моя мачеха - и вы это знаете - подверглась насилию; мой отец умер от инфаркта! И я не стану развлекать публику собственной семейной трагедией! - Но ведь, насколько мне известно, вы чуть ли не единственный свидетель, который видел всех четверых преступников в лицо! Скажите, вы могли бы их узнать? Не волнуйтесь, это вопрос не для прессы, я ваш ответ публиковать не буду: он ставит вас в положение опасной свидетельницы! Но просто хотелось бы понять: возможны ли хоть какие-то зацепки для следствия? - Вряд ли я смогла бы узнать всех, - подумав, ответила Марина. - Но... Вы, правда, не станете писать? - Клянусь! - горячо заверил ее журналист. - Одно, по крайней мере, лицо я запомнила... И даже принимала участие в составлении фоторобота. Не знаю, может ли это послужить зацепкой для милиции, но если его все-таки поймают в один прекрасный день - я его опознаю. Более того, я однажды видела его на улице! Он шел, как ни в чем не бывало, как ходите вы, как хожу я, - как все нормальные люди! Именно вот это страшно, понимаете? Рядом с вами - насильник и убийца! А вы даже не подозреваете! Вы можете оказаться рядом с ним в метро, или в магазине, или в кафе... Это он убил моего отца! И, насколько я знаю, еще несколько мужчин с слабым сердцем! - И что? - живо заинтересовался журналист. - Что вы сделали, встретившись с преступником? - Я крикнула ему: "Убийца!" А он сбежал, как последний трус - вскочил в отъезжавший троллейбус. - Как жаль, - улыбнулся журналист, - вы могли бы его задержать! Представляете, какой был бы шум в газетах? "Хрупкая девушка задержала маньяка!" - Задержать бы я его не задержала - нахмурилась Марина, слушая этот журналистский бред. - А вот в фоторобот смогла внести кое-какие уточнения... Только вы это не печатайте! - Не беспокойтесь, - расплылся в сладкой улыбке журналист. - Я свое дело знаю. Слово чести! Зато мне вы очень помогли... И все-таки разговор оставил у Марины неприятный осадок. И даже легкий страх: а вдруг все же напечатают? Марина бранила себя за легкомыслие, с которым уступила домогательствам журналиста, этого слащавого Юры Новикова. Она решила позвонить в "Московский комсомолец" и поговорить с главным редактором, заявить ему, что она категорически против, что подобная публикация могла бы поставить ее под угрозу... В конце концов, и милиция должна запретить публикацию подобных сведений, разве не так? Вон в американских фильмах - там свидетеля, тем более, единственного, охраняют, даже прячут и дают ему новый паспорт, меняют место жительства!.. Но дальнейшие события заставили ее забыть о противном журналисте. Пришло письмо: Марину приглашали на экстренное собрание акционеров. Марине как-то до сих пор не приходило в голову, что наличие у нее отцовских акций может быть связано со словом "акционер". Выяснилось, однако, что она акционер и есть, и притом с весьма увесистым пакетом акций отцовской фирмы. И вот этот акционер приглашался на собрание. Марине было совершенно невдомек, зачем идти на собрание и что она может там понять, сказать или сделать. Но ее позвали, и она пошла. Едва переступив порог большой комнаты, где уже собралось человек десять, она остолбенела: во главе стола сидела расфуфыренная Наталья, которую наперебой обхаживали мужчины. Наталья, которую она так надеялась забыть и полностью вычеркнуть из своей жизни! Но самое ужасное заключалось не в этом. Самое ужасное заключалось в том, что на шее у Натальи сверкали бриллианты. На шее у Натальи было мамино колье! Марина о колье забыла. Оно пролежало дома, в своей коробочке, все годы, прошедшие после смерти мамы. Марина не хотела к нему прикасаться: оно было слишком трагичным, это колье, подарок отца матери накануне ее смерти... Попытка отца искупить вину - или откупиться? Возможно, именно это колье, этот подарок подтолкнул маму к самоубийству... Марина помнила, как мама примерила его, улыбнулась: "Очень красиво... Три бриллианта, один сапфир, - мама змеила колье на ладони, и камни слепили глаза, - три бриллианта, один сапфир..." Она наклонилась и поцеловала мужа в макушку: "Спасибо, Володя". И положила украшение обратно в коробочку. На следующий день вернувшаяся из школы Марины застала сцену: газ по всей квартире, мама на полу без признаков жизни, и на ее шее колье - три бриллианта, один сапфир, три бриллианта, один сапфир, три... Спасти маму уже не смогли. И хотя, конечно, материнские драгоценности принадлежали после ее смерти Марине, она не могла заставить себя прикоснуться к этой роскошной вещице: три бриллианта, один сапфир, три бриллианта - один сапфир, три бриллианта... Ей слышалось что-то кошмарное в этом ритме. В общем, Марина носить колье не стала, и коробочка