твет: мужчина тридцати пяти лет, высокий, блондин, эстонец. Одет, как педик... Не понимаю. Почему, как педик? Разве я одет, как педик? - обратился он к нам. - Не как педик. Как гомик, - рассеял его недоумение Муха. - Дальше давай! - Мою фамилию не назвали, - сообщил Томас. - Почему? Не понимаю. - Может, они не хотят, чтобы все узнали, что ты сбежал? - предположил я. - Теперь понимаю, - кивнул он. - Это правильно. Если все узнают, что внук национального героя сбежал - это не есть хорошо... Ух ты!.. Приказ пограничным постам. При попытке пересечь границу задержать... трех россий-ских граждан: Пастухова, Мухина, Злотникова. Это вы? - Мы, - подтвердил Артист. - Очень приятно. Вот мы теперь познакомились. - Он еще немного послушал переговоры полицейских и за-ключил: - Больше ничего для нас интересного. Перейди на диапазон FМ. Салон заполнился музыкой вперемежку с трепотней диджеев. Томас с заднего сиденья потянулся к приемнику и начал медленно вращать ручку настройки. - Это не то... Тоже не то... Обзор утренних газет... Президент Ельцин заявил, что слухи об отставке правительства Примакова не имеют под собой никаких оснований. - Значит, скоро снимут, - прокомментировал Артист. - Зачем? - огорчился Томас. - У вас такой хороший премьер-министр. Ничего не делает, и всем хорошо. - Не отвлекайся, - сказал я. - Это не интересно... Это тоже... На вчерашнем заседании парламента принят закон о реституции. Надо же. Очень долго они его обсуждали. - А это еще что такое? - заинтересовался Муха. - Закон о возвращении собственности прежним владельцам. Недвижимости. Если раньше тебе принадлежал дом, предъяви документы и получай его обратно. - А если там другие люди живут? - Не знаю. Выселят. Поэтому обсуждали так долго. - Раньше - это когда? - До советской власти. - Ну, тех владельцев немного осталось, - заметил Артист. - Есть наследники. - Слушай, Томас, а у твоего деда-эсэсовца была недвижимость? - спросил Муха. - Откуда мне знать? - Он пожал плечами. - Может, была. Может, не была. - Кончайте трепаться! - приказал я. Томас снова приник к приемнику. - Ага, вот. Последние известия... Ух ты!.. Про нас!.. Вот это да!.. Ну, дают! - Что там? - нетерпеливо спросил Артист. - Не мешай! - отмахнулся Томас. - Ну, я вам доложу... Так-так... А вот это... Полный облом!.. Как?! Кто бездарный художник? Да я этому корреспонденту морду набью!.. Главная сенсация... Ну и закрутили! - Ты хоть молчи, - взмолился Муха. - Слушай молча, а потом расскажешь. - Молчу, - согласился Томас. - Вот как?.. Вот это номер!.. Все, пошла реклама. "Виагрой" никто не интересуется? - Я тебя сейчас трахну без всякой "Виагры"! - взревел Артист. - Ты нарочно жилы из нас тянешь?! Томас выключил приемник. - Докладываю. Вчерашняя презентация съемок фильма "Битва на Векше" принесла три сенсации. Первая: в качестве национального героя Эстонии впервые назван матерый эсэсовец, мой дедуля. Сенсация номер два: присутствие на презентации командующего Силами обороны Эстонии генерал-лейтенанта Кейта. Это значит, что все заявления Кейта о том, что эстонская армия вне политики, можно забыть. И главная сенсация - взрыв, уничтоживший подготовленную для съемок военную технику на общую сумму в два с половиной миллиона долларов. - Ни хрена себе! - ахнул Муха. - Да, это ни хрена себе, - согласился Томас. - Директор фильма объявил, что это означает срыв съемок и полное банкротство кинокомпании. Но это не все, - предупредил он готовую сорваться реплику Артиста. - Режиссер Кыпс заявил, что взрыв на съемочной площадке - дело рук русских национал-экстремистов. Специалисты из службы национальной безопасности не исключают террористического акта и считают счастливой случайностью, что обошлось без жертв. Этот взрыв, по мнению обозревателя газеты "Эстония", произвел эффект, которого не дал бы самый удачный фильм. Он сделал такую рекламу командиру 20-й дивизии СС Альфонсу Ребане, которую невозможно было сделать никаким иным способом. - Поздравляю, - сказал я Артисту. - И это тоже еще не все, - продолжал Томас. - Национально-патриотический союз, Союз борцов за свободу Эстонии и ряд общественных организаций заявили, что эта акция не должна остаться безответной. Они потребовали от правительства принять решение о возвращении на родину праха моего дедули и о торжественном захоронении его в Таллине на кладбище Метсакальмисту. Это вроде вашего Новодевичьего кладбища, - пояснил Томас. - Вот теперь все. - Ты хочешь что-то сказать? - спросил я Артиста. Он промолчал. И правильно сделал. - У вас, русских, все время так, - прокомментировал Томас. - Хотели как лучше, а получилось наоборот. - Не понимаю, - сказал я. - А как они это себе представляют? Эстонское правительство обратится к канцлеру Германии с просьбой разрешить забрать прах штандартенфюрера СС для торжественного перезахоронения в Таллине? И в каком положении окажутся немцы? Разрешить - скандал, протесты прогрессивной общественности. Не разрешить - тоже скандал, протесты реакционной общественности. - Будет не так, - возразил Томас. - Они заставили меня подписать бумагу. Прошение на имя мэра Аугсбурга, чтобы мне разрешили забрать останки дедушки. Я спросил: а останки бабушки? Янсен сказал: "Это все равно, что в Мавзолее лежал бы Ленин с Надеждой Константиновной Крупской". - И ты подписал? Томас пожал плечами: - А что мне оставалось? Теперь я начинаю понимать, зачем я им нужен. Они пошлют меня в Аугсбург. За останками. А кого? Внук. Семейное дело. И никаких протестов. - А как прореагируют в Таллине на торжественное перезахоронение эсэсовца? - спросил Артист. - Я думаю, что в Таллине прореагируют очень бурно, - ответил Томас. - Потому что в Таллине двести тысяч русских, из них десять тысяч российских военных пенсионеров. - Да это же провокация! - возмутился Артист. Я хотел высказать свое мнение о роли его личности в этой истории, но Артист опередил меня. - Молчи, - попросил он. - Молчи. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я уже сам все понял. Ошибся. Признаю. Но кто же знал? - Хватит политики, - вмешался Муха. - Нужно думать, как выбираться отсюда. Они знают, что мы где-то здесь. И если начнут прочесывать район, возьмут нас тепленькими. - У меня есть план, как нам выбраться, - сообщил Томас. - Если вы не будете меня перебивать, я расскажу. План Томаса заключался в следующем. Километрах в трех от кирпичного завода, давшего нам временное пристанище, была, по его словам, АЗС. При заправке - автосервис. Можно договориться с хозяином: машину Артиста загнать в бокс, а другую взять напрокат и на ней выбираться. Когда все уляжется, можно будет вернуться за "мазератти". Перспектива расстаться со своей тачкой не умилила Артиста, но его мнения никто не спрашивал. План был не ахти какой, но другого не было. В автосервис отправили Муху и Томаса. Муху - как единственного из нас, кто был нормально одет, хоть и с мазутным пятном на брючине, которое очень его расстраивало. Он все порывался почистить его специально купленным бензином, но мы не дали: весь салон провоняет, нюхай потом его бензин. А с Томаса пришлось снять его сюртук, наверняка известный уже каждому эстонскому телезрителю, и напялить утепленную камуфляжную куртку, которая досталась мне в обмен на мой приличный костюм и на плащ от Хуго Босса. На голову, чтобы скрыть его шевелюру и прикрыть козырьком лицо, нахлобучили эстовский кепарь, предварительно отодрав с него форменную кокарду. Куртка была ему маловата, руки торчали из рукавов, но с этим пришлось смириться. Артист нашел в бардачке упаковку "Стиморола", который он рекламировал, но сам никогда не употреблял, велел Томасу нажевать и засунуть жвачку за щеки. Это придало физиономии Томаса некоторую грушеобразность, сделала похожим на хомячка и привлекательности не прибавило, но убавило узнаваемости. Что и требовалось. Они выбрались на шоссе и по обочине зашагали к заправке. Впереди - маленький Муха, а за ним, как на буксире, Томас. Вот уж верно - фитиль. Мы с Артистом вернулись в машину. Артист угрюмо молчал, обдумывая случившееся. Мне тоже было о чем подумать. Над дорогой прошел военный патрульный вертолет, потом еще один и еще два - все военные. Это мне как-то не понравлось. Навес, хоть и дырявый, надежно скрывал "мазератти", но если на наши поиски бросят вооруженные силы Эстонии, далеко не уйти. Но с какой стати им объявлять тревогу? Только из-за того, что с гауптвахты сбежал артист? Или из-за того, что исчез внук эсэсовца? Но не настолько же он им нужен, чтобы поднимать Силы обороны в ружье. Или настолько? У меня появилось ощущение, будто бы нас втягивает в какой-то омут. Случайности сцеплялись одна с другой, как вагоны товарняка, спускаемые с сортировочной горки. И локомотивом в этом составе была случайность номер один: приглашение Артиста на роль второго плана в фильме эстонского режиссера Марта Кыпса "Битва на Векше". Я повернулся к Артисту: - Ну-ка расскажи мне, как тебя выбирали на эту роль. И не пропускай подробностей. - Ну, как? - Он пожал плечами. - Как обычно. Позвонили с "Мосфильма", там в актерском отделе работает одна моя знакомая. Сказали, что из Таллина приехала режиссерша и подбирает актеров. Отобрала для кинопроб десять человек. Среди них - я. Вот, собственно, и все. - Все? Или не совсем все? - Ну, я сразу встретился с этой эстонской дамой. То да се. Кино - штука тонкая, тут важны личные отношения. Сводил ее пообедать в "Палас-отель". Потом она из Таллина дала телеграмму. О том, что меня утвердили на роль и вызывают на съемки. Теперь все. Есть только одна мелочь, - подумав, добавил Артист. - Я сначала не обратил на нее внимания... - Какая мелочь? - Эта моя знакомая, из актерского отдела "Мосфильма". Она мне, оказывается, не звонила. - Кто же тебе звонил? - Не знаю. Меня дома не было, говорили с отцом. Приятный женский голос. Я был уверен, что это она. Купил ей цветы. Она удивилась: за что? Тут и выяснилось, что она не звонила. Решили, что кто-то из отдела. Из отдела так из отдела, я об этом и думать забыл. - Во сколько тебе обошелся обед в "Палас-отеле"? - полюбопытствовал я. - Около ста баксов. - Тебе не кажется, что ты выбросил бабки на ветер? По-моему, тебе и так дали бы эту роль. И даже упрашивали бы, если бы ты стал отказываться. И упрашивали бы очень настойчиво. - Черт, - сказал Артист. Потом помолчал и сказал: - Суки. - Еще помолчал и спросил: - И что это значит? - Об этом мы можем только догадываться. - Хотелось бы не догадываться, а знать точно, - заявил Артист, ни в чем не терпевший неопределенности. Эта черта его характера и была, по-моему, главной причиной того, что он не сыграл и не сыграет, возможно, никогда роль, о которой страстно мечтал: принца Гамлета с его мучительным "Быть или не быть". - Да нет, все это чистая случайность. На роль меня выбирали по типажу. Мог оказаться любой из десяти актеров, если бы я не подсуетился. И вообще, кто мог предположить, что ты бросишь все и поедешь со мной? Кто мог предположить, что поедет Муха? Полная ерунда! - Это ты меня уговариваешь? Или себя? - Суки! - повторил Артист. - И что теперь? На этот раз плечами пожал я: - Знаешь, как говорят хирурги после операции? - Знаю. "Понаблюдаем". - Нет. "Вскрытие покажет". Мы рассчитывали, что Муха и Томас вернутся часа через два, но они вернулись гораздо раньше. Во двор кирпичного завода въехал здоровенный оранжевый "К-700" с бортовым прицепом, закрытым аккуратным брезентовым тентом. В кабине, рядом с трактористом, молодым степенным эстонцем, сидели Томас и Муха. Как выяснилось, на полпути к заправке Муха заметил трактор и быстро сообразил, какую пользу он может нам принести: на прицеп погрузить "мазератти", закрыть брезентом и таким образом выбраться из опасного места. Хозяину трактора он объяснил, что наша машина сломалась, а автосервис, который ремонтирует такие иномарки, есть только на трассе Таллин - Санкт-Петербург. Тот объявил сначала триста баксов, но когда увидел "мазератти", сразу поднял цену до пятисот - то ли оценив нашу платежеспособность, то ли почуяв что-то неладное. Скорей последнее: четверо молодых мужиков в экзотическом прикиде как-то не сочетались с шикарной иномаркой. Томас попробовал его устыдить, но тракторист стоял на своем. Он был высокий, плотный, в просторном брезентовом комбинезоне поверх толстого, крупной домашней вязки свитера. Синий берет и короткая рыжая борода делали его похожим на шкипера. На все тексты Томаса он коротко отвечал: "Нет". В конце концов Томас сдался и подошел к нам. - Не прогибается, - сказал он. - Подозревает, что тачка ворованная. Хоть и не говорит. Потянем? Я кивнул. Бабки у нас были, а выбора не было. И это был хороший вариант. Даже очень хороший. Если все пройдет благополучно, мы окажемся в двухстах километрах от того места, где нас будут искать. - Двести ему нужно отдать сразу, а триста показать, - предупредил Томас. - И отдать только после того, как он довезет нас до места. Мы, эстонцы, народ законопослушный. Это у нас от немцев. Но когда мы думаем: "Законно или незаконно?", мы имеем в виду: "Прихватят или не прихватят?" Это у нас от русских. Если отдать ему все вперед, он сдаст нас первому полицейскому. Выслушав наши условия, шкипер согласно кивнул и уехал на свой хутор за досками, по которым можно было бы вкатить "мазератти" в прицеп. - Не заложит? - обеспокоился Муха. - Нет, - уверенно сказал Томас. - Отказаться от таких бабок - не в эстонском характере. - А вот это у вас от евреев, - сказал Артист. Шкипера не было часа два. Спешить нам было некуда, на таллинскую трассу лучше всего было выбраться вечером, в темноте. Но мы все же начали беспокоиться. Над дорогой и придорожными полями одна за другой проходили патрульные вертушки с опознавательными знаками Сил обороны Эстонии, по шоссе в ту и в другую сторону проносились "лендроверы" в камуфляжном раскрасе. - Да они что, с цепи сорвались? - с недоумением прокомментировал Муха. Очень на это было похоже. Шкипер наконец появился, умело сдал прицеп к навесу, приладил направляющие - две широкие доски. Артист сел за руль, мы пристроились по бокам и легко забросили "мазератти" в кузов. Томас хотел ехать в кабине трактора, но мы решили, что не стоит ему светиться. Чем обычней картина, тем лучше: едет себе трактор с прицепом, водитель в кабине один, везет себе хозяйственный груз и везет, дело житейское. Мы залезли в салон "мазератти", шкипер накрыл машину брезентом и для маскировки набросал сверху и по бокам несколько захваченных с хутора льняных снопов. Предусмотрительный народ эти эстонцы. - Мы поедем вокруг, - проинформировал нас Томас. - По той дороге опасно. Так - дальше, на пятьдесят километров, но лучше. Трактор рыкнул двигателем, прицеп покатился по колдобинам. Путешествие началось. Вряд ли именно такие путешествия имел в виду Пржевальский, когда говорил, за что он любит жизнь. Но все же лучше ехать в полной темноте в комфортабельном салоне "мазератти", чем сидеть в эстонской каталажке, гадая, какой срок и за что нам впаяют. А впаять могут сколько угодно и за что угодно. За нападение на гарнизон воинской части могут? Могут. За похищение внука национального героя могут? При желании могут. А взрыв? "Эстовцы", которые сидели в блиндаже, опознают всех нас без малейших сомнений. И доказывай потом, что мы не хотели ничего такого, а просто нам не понравился сценарий этого долбаного фильма, так как там схематичны характеры. Теракт. За это могут засадить на всю катушку. И прогрессивная общественность пальцем не шевельнет в нашу защиту. И я бы ее за это не осудил. Я поразмышлял еще немного и понял, что наше положение гораздо хуже, чем мне показалось. И самая главная опасность была неявной, она каким-то образом была связана с большой политической игрой, в которую был втянут этот долговязый эстонский плейбой Томас Ребане, а через него втянуты мы. И мы, пожалуй, уже знали о нем слишком много и могли представлять угрозу для тех, кто эту игру затеял. Во всяком случае, они могли предположить, что мы знаем слишком много. Этого предположения вполне достаточно, чтобы мы стали проблемой. А затеяли эту игру люди очень серьезные. Они решают проблемы по мере их возникновения. А что, собственно, мы знаем о Томасе Ребане? Да ничего толком не знаем. Только одно: что он не внук этого эсэсовца, а фигура подставная. Но почему на эту роль выбрали именно этого раздолбая? Однофамилец? Не факт. Ребане в Эстонии наверняка не меньше, чем в России Лисицыных. И на роль потомка национального героя могли бы найти фигуру более достойную. Но выбрали все-таки его. Или он действительно внук Альфонса Ребане, но об этом не знал? Вполне мог не знать. Национал-патриот на пресс-конференции очень логично все объяснил. Могли не знать и его родители. Или знали, но боялись сказать. И правильно боялись. Если бы об этом узнали наши после войны, Томас имел шанс вообще не появиться на свет - его родителей упекли бы куда подальше. А если бы узнали в более поздние советские времена - тоже ничего хорошего. Посадить бы не посадили, но жить им было бы очень даже неуютно. - Вот что, Томас Ребане, - обратился я к нашему попутчику, полному загадок, как Бермудский треугольник. - Поведай-ка нам о своих приключениях. Как тебя угораздило встрять в это дело? - Долгая история, - отмахнулся он. - Ничего, время есть. Дорога дальняя, делать нам все равно нечего. Так что давай приступай. Повествование Томаса длилось минут тридцать. Временами оно было очень вдохновенным. Вдохновение он черпал из бутылки. Когда водка кончилась, иссякло и вдохновение. Ничего принципиально нового мы не узнали, но некоторые подробности были красноречивыми. Операция с компьютерами, с помощью которой его за-гнали в угол, выдавала очень опытную руку. Что-то Томас, конечно, оставил за кадром, но и того, что рассказал, было достаточно, чтобы убедиться: никакого отношения к похороненному в Аугсбурге эсэсовцу он не имеет. Не имел, пока его не ввели в эту игру. Оставалось непонятным одно: почему все-таки его? - Чего же тут непонятного? - сказал Муха, когда я поделился своим недоумением. - Потому что он сирота. - Я? - удивился Томас. - Да, сирота. В самом деле. Я никогда об этом не думал. У меня очень много друзей. Поэтому я никогда не думал, что я сирота. - Ладно, сирота. И что из этого следует? - спросил Артист. - Его никто не хватится, если он исчезнет, - объяснил Муха. - Почему я должен исчезнуть? - встревожился Томас. - Я не хочу исчезать! - А тебя об этом никто и спрашивать не будет. Понадобится - и исчезнешь как миленький. Сирота. Что-то в этом объяснении было. В роли Томаса обозначилась перспектива. Как только он станет ненужным, его уберут. И о нем не вспомнит никто, потому что друзей не бывает очень много. Если друзей очень много, значит, их попросту нет. - Погодите, - сказал я. - Как может исчезнуть внук национального героя Эстонии? Его даже сейчас, после единственной телепередачи, узнают дорожные полицейские! Да его хватятся все национал-патриоты! - Это мне нравится, - оживился Томас. - Значит, я могу диктовать им свои условия? Так, да? Раз я не могу незаметно исчезнуть? - Не обольщайся, - сказал Артист. - У тебя роль не второго плана, а первого. Если не главная, то одна из главных. Но от этого тебе не легче. Исчезнешь с помпой. Это тебя больше устраивает? - С помпой? - переспросил Томас. - С какой помпой? - Цитирую завтрашние газеты: "Новая провокация русских экстремистов. Злодейски убит внук национального героя Эстонии. Гнев и возмущение кипят в сердце каждого патриота. Требуем установить на центральной площади Таллина памятник отважному эстонскому воину Альфонсу Ребане и его внуку". Нравится перспектива? - Нет, - подумав, ответил Томас. - Эта перспектива мне не нравится. Возьмите меня с собой в Россию. Мне здесь нельзя оставаться. - Даешь! - усмехнулся Муха. - Как мы можем взять тебя с собой? Провезти через границу в багажнике? - Я скажу как. Я знаю. Я им сейчас нужен, правильно? - заторопился Томас. - Они даже запретили стрелять при задержании. Так? Я им нужен живым. Все очень просто. Вы объявляете меня заложником и прорываетесь через границу. Говорите: если не пропустят, вы меня убьете. И они пропустят. А в России мне дадут политическое убежище. - С какой стати? - усомнился Муха. - В России нас посадят за захват заложника, а тебя вернут в Эстонию. - Нет, ты не понимаешь! - горячо возразил Томас. - В Москве я все расскажу. Я сбежал, чтобы предотвратить провокацию. Провокацию против русских в Эстонии. Так! Без меня им дедушку немцы не отдадут. Значит, некого будет торжественно хоронить. И всей их затее наступит финиш. А вы мне помогли. И все будет замечательно. Мне дадут политическое убежище, а вам дадут орден Дружбы народов. При всей своей экзотичности план был не лишен остроумия. Но в нем был один существенный недостаток. - Нас не пропустят через границу, - объяснил я. - Как раз потому, что ты можешь все рассказать россий-ским властям. Поэтому тебя не выпустят. И нас тоже. Вместе с тобой. Томас немного подумал и уныло согласился: - Да, это может быть. Что же делать? А что делать, когда не знаешь, что делать? Думать. Все правильно. Не будет никакой каталажки, не будет никакого суда. Потому что на суде мы можем заговорить о том, о чем не должна знать ни одна живая душа. Кроме тех, кто ведет игру. А есть только один стопроцентно надежный способ заставить человека молчать. Этот способ называется "не убить". Нет, он называется "решить проблему". И как ее будут решать? Нас захватит полиция или "эсты" и пристрелят на месте? Не проходит. Даже если найдется чин, который возьмет на себя ответственность отдать такой приказ, вряд ли найдется служивый, который его выполнит. Как там ни крути, а это убийство. А служивый человек, хоть и не всегда последовательно, служит закону. Для таких дел есть специальные люди. Их не так уж и много, и маловероятно, что они окажутся на месте в момент нашего задержания. Убрать потом - при попытке к бегству? Это ближе. А если мы не будем предпринимать никаких попыток к бегству? Как тогда? Это был интересный вопрос. И я был почти уверен в том, что волнует он сейчас не только меня. Но и тех, кому эту проблему нужно решать. Твою мать. Это называется - вляпались. На ровном месте. В нашей ситуации самым разумным было доехать до какого-нибудь городка, купить там обычную, не привлекающую внимания одежду, а потом бросить эту засвеченную "мазератти", хоть она и обошлась Артисту в чертову кучу баксов, бросить этого раздолбая Томаса Ребане, разбежаться и поодиночке переходить границу - в толпах эстонских "покупантов", которые каждый день наводняли ярмарки Ивангорода и сметали все, что у себя на родине могли продать дороже. Мы видели эту картину по дороге в Эстонию и очень удивились: оказывается, и в России есть еще что-то, представляющее интерес для эстонских торговцев. В этой сутолоке проскочить через пограничный пункт будет не так уж и трудно. И у нас хватало "зеленых", чтобы в случае осложнений найти общий язык с пограничниками. Но что-то мешало мне принять это решение. И я понял что. Нельзя было Томаса оставлять. Оставить его здесь, а самим вернуться домой значило притащить вместе с собой опасность. Те, кто ведет эту игру, вряд ли смирятся с бесследным исчезновением трех человек, которые соприкоснулись с их тайной. В таких делах мелочей не бывает. А вычислить нас - нечего делать, достаточно за-просить погранпункт в Нарве. Там скажут, с кем пересекал эстонскую границу российский гражданин Злотников. И уже, возможно, сказали. И с нами начнут происходить разные случайности. О чем это я раньше подумал? Что нас втягивает в омут? Да мы в нем уже с головой! По всему выходило, что Томас прав: его нужно забирать в Россию. Оставался только один вопрос: как нам всем вместе выбраться? И тут меня осенило. А с чего это мы зациклились на сухопутных границах, почему бы не попытаться умотать морем? По Финскому заливу курсируют десятки судов. Спрятать четырех человек на любой посудине - не проблема. Было бы желание. А желание будет. В любом эстонском порту найдется капитан какого-нибудь лесовоза или сухогруза, которому лишние бабки не помешают. Значит, нам нужен порт. Большой. В маленьких любой чужак на виду. А самый большой порт в Таллине. Что ж, придется прорываться в Таллин. Я не стал делиться своими соображениями. Не хотел, чтобы о придуманном мной маршруте отхода раньше времени узнал Томас. До Таллина еще пилить и пилить. Всякое может быть. И если так случится, что его прихватят, а нам удастся уйти, путь морем будет для нас закрыт. Его прижмут, и он все выложит, потому что он не Зоя Космодемьянская. Я не ставил это ему в вину, просто констатировал как факт. А случиться могло что угодно. Недаром на полях старинных русских лоций писали: "Там, где неизвестность, предполагай ужасы". В машине было темно, уютно. Прицеп швыряло на ямах, но амортизаторы "мазератти" превращали эти толчки в мягкое покачивание. Потом ямы и кочки кончились. Значит, выехали на шоссе. Я не очень представлял себе, каким маршрутом мы едем, но до автострады Таллин - Санкт-Петербург было никак не меньше ста пятидесяти или даже двухсот километров. При скорости трактора километров двадцать в час это почти десять часов езды. Вот тебе и маленькая страна. Размер страны зависит от способа передвижения. - Жрать охота, - сообщил Муха. Что верно, то верно: со вчерашнего дня во рту у нас не было и крошки хлеба. Но предусмотрительным оказался не только шкипер. Предусмотрительным оказался и Томас. Часа через полтора трактор остановился, постоял с работающим двигателем, потом двинулся и через полчаса снова остановился. Брезент приподнялся, шкипер стукнул в стекло и просунул в машину два полиэтиленовых пакета. В одном было три батона вареной колбасы и две буханки хлеба, в другом позвякивали бутылки. - Это я попросил его купить, - объяснил Томас. - С нас еще двадцать баксов. Пакет с колбасой он отдал нам, а из второго пакета извлек бутылку "Смирновской" водки. - Неужели будешь пить? - поразился Муха. - Буду, - со вздохом сказал Томас. - Ты же целую бутылку выжрал! - Это уже давно. И было много переживаний. Нервы нужно успокаивать. И он принялся успокаивать нервы, а мы дружно навалились на колбасу. Путешествие становилось не то чтобы приятным, но сносным. Если бы еще не периодически возникавший стрекот патрульных вертушек, подтачивающий иллюзию нашего благополучия. Но чувства чувствами, а природа брала свое. Нас естественным образом потянуло в сон. И как я ни старался убедить себя, что расслабляться не время и спать нельзя, организм одержал сокрушительную победу. Проснулся я внезапно - с тем ужасом, с каким водитель на ночной дороге вдруг открывает глаза и обнаруживает, что какое-то время он был в отключке. Прицеп не двигался. Доносился рокот тракторного двигателя, работающего на холостых оборотах. Возле пассажирской двери "мазератти" стоял хозяин трактора и терпеливо постукивал по стеклу каким-то ключом. Я удивился: зачем он залез под брезент? И тут же понял, что брезент откинут, а на улице темнота. На моей "Сейке" было четверть седьмого. Вечера! Вот это мы придавили! Сказалась все-таки бессонная ночь. Я опустил стекло. Шкипер сунул голову в салон и сказал: - Нужно выходить. Мы приехали. Он добавил что-то еще - по-эстонски. Я приоткрыл дверь. В салоне зажегся свет. Муха и Артист мгновенно проснулись. Лишь Томас безмятежно дрых, откинув голову на спинку сиденья и двумя руками прижимая к груди бутылку. Муха растолкал его. Он закрутил головой, заморгал, пытаясь понять, где он и что с ним. Потом дошло. Он выслушал шкипера и перевел: - Говорит: дальше не поедет. На автостраде много полиции и военной автоинспекции. Пост мы проехали, нужно выгружаться. Я вылез из машины. Трактор стоял на придорожной стоянке, на каких ночуют дальнобойщики. Вокруг чернел сосновый лес, тревожно шумел ветер. Площадка была пуста. Лишь одна фура светилась подфарниками на другом конце. Двое водил, расположившись перед капотом, грели на паяльной лампе чайник. Мимо стоянки со свистом проходили тяжелые грузовики, бесшумно скользили легковушки. Метрах в пятистах празднично сиял стеклянный куб дорожного поста, возле него стояли две полицейских машины. - В какой стороне Нарва? - спросил Артист. - Там. - Томас показал на пост. - Твою мать! Нам же нужно как раз в ту сторону! - Нет, - возразил Томас. - Нам нельзя в Нарву. Там найдут. Нам нужно в Таллин. - А в Таллине не найдут? - В Таллине мы спрячемся. - Как? - Я знаю как. До Таллина близко, сорок километров. И только один пост. Артист вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул: - В Таллин так в Таллин. Мы скатили "мазератти" с прицепа и расплатились со шкипером. Он аккуратно спрятал баксы в бумажник, взгромоздился в кабину трактора и свернул в сторону Нарвы. - Уезжаем! - скомандовал Томас. - Быстро, быстро! Я немножко думаю, что он нас сейчас заложит. И точно: "К-700" остановился возле поста, тракторист выпрыгнул из кабины и подошел к полицейским. Муха достал из бардачка бинокль, но и без него было видно, как шкипер что-то объясняет, показывая руками в разные стороны. Оба полицейских "форда" включили мигалки, сорвались с места и устремились к нашей стоянке. Артист дал по газам, "мазератти" снарядом вылетела на шоссе. Мы уже приготовились к гонке, но "форды" вдруг свернули на какой-то проселок. Томас включил приемник и нашел полицейскую волну. - Поступила информация о местонахождении объекта, - немного послушав, сообщил он. - Объект в километре от трассы, на второстепенной дороге. Доставлен туда на тракторе. Информация поступила от хозяина трактора. - Все-таки заложил, подлюка! - сказал Муха. - Да, заложил, - подтвердил Томас. - Но соврал. - Это у вас не от русских. И не от немцев, - обобщил Артист. - И даже не от евреев. А от кого? - Зачем ты обижаешь эстонский народ? - укорил его Томас. - Не нужно отказывать нам в самобытности. Это у нас от нас самих. Теперь можно ехать в Таллин. Некоторое время будет спокойно. Некоторое время мы ехали спокойно. Навстречу нам проносились полицейские "форды" и военные джипы, подтягиваясь к месту обнаружения объекта. Томас, которому я уступил кресло рядом с водительским, чтобы он показывал Артисту дорогу, напряженно слушал переговоры патрульных. Впереди показался дорожный пост. Артист пристроился за огромным рефрижератором, на подъезде к посту вышел в левый ряд и как бы прикрылся махиной рефрижератора от полицейских. Кажется, проскочили. Но тут Томас сообщил: - Нас засекли! - И снова приник к приемнику. - Приказ всем: объект движется к Таллину, - ретранслировал он переговоры на полицейской волне. - Приказ группе захвата: приступить к задержанию... Всем патрульным машинам: уйти с пути следования объекта, обеспечить группе захвата свободу маневра... Ага, вот: "Объект вижу"... Мы вывернули шеи и уставились в заднее стекло. Какая-то машина выскочила из-за автобусной остановки и ринулась за нами. - Что за черт? - удивился Артист. - Это же "Нива"! У них что, не нашлось тачки поприличней? Он придавил педаль газа. "Нива" отстала. - Здесь - шестьдесят, - предупредил Томас. - И часто стоят с радарами. - Сбавь скорость, - сказал я. - Нам сейчас не хватает на обычного гаишника напороться. Артист сбросил до шестидесяти. "Нива" быстро приближалась. При свете фар встречных машин было видно, что она красная, а капот черный - так бывает, когда деталь сменили, но не успели покрасить. В машине, судя по силуэтам, было четверо. Водитель и пассажир курили - отчетливо светились огоньки сигарет. Артист нервничал, то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. - Сейчас ограничение кончится, - успокоил его Томас. - Будет окружная, там можно ехать сто. Но до окружной мы не доехали. С правой стороны "Нивы" сверкнуло, ударил выстрел, пуля чиркнула по асфальту и ушла в сторону. Тут же полыхнуло еще. Били по колесам. - Да что ж они, козлы, делают? - возмутился Муха. - Людей же может зацепить рикошетом! Томас оглянулся на звук выстрелов, всмотрелся в "Ниву" и завопил, вцепившись в плечо Артиста: - Гони! Гони! Это не группа захвата, это люди Лембита Сымера! Точно! Это их тачка! Они на ней пасли мою студию! Гони! - Кто такой Лембит Сымер? - спросил я. - Начальник охраны Краба! Я вам про него говорил! Это бандиты! Они выпустили на нас бандитов! - Спокойно, - сказал я. - Их всего четверо. - Ты не понимаешь! - продолжал вопить Томас. - Они будут стрелять! Они вас перестреляют, а меня возьмут! Полиция не может стрелять, а они могут! И тут до меня дошло. Вот, значит, как они придумали решить проблему. А что, неплохо. Если бы Томас не узнал их машину, мы в конце концов остановились бы и сдались властям. Тут бы нас и свели на конус. Грохнуло еще два выстрела. Муха оглянулся и выругался. - Они еще и покуривают! Покуривают и постреливают! Сбрось скорость! - приказал он Артисту. - Подпусти ближе. - Зачем? - спросил Артист, но скорость сбавил. Так уж у нас повелось: если кто-то приказывает - значит, он знает, что делает. - Опусти крышу! - продолжал командовать Муха и нагнулся, зашуршал пакетами. - Зачем? Холодно! - запротестовал Артист. Я уже понял замысел Мухи и подкрепил его команду своим авторитетом: - Делай что сказано! Крыша уползла назад. В салон ворвался сырой ветер, обжег лица, сразу пронизал до костей. Между нами и "Нивой" было всего метров десять. Грохнул еще выстрел. - Сейчас согреемся. Сейчас у меня кое-кто хорошо согреется! - пообещал Муха. В руках у него появилась бутылка. Он примерился и метнул ее в "Ниву", как гранату из окопа. Лобовое стекло "Нивы" разлетелось, она вильнула и вмазалась в бетонный столб ограждения. От удара задок занесло в кювет, "Нива" кувыркнулась и встала на крышу. - Недурно! - похвалил себя Муха. - А сейчас они будут греться! Но взрыва не последовало. - Они же курили! А почему не горят? - с недоумением проговорил Муха. Крыша надвинулась и встала на место. Артист прибавил газу. Муха включил в салоне свет и снова нагнулся, зашуршал пакетами. Он извлек какую-то бутылку, посмотрел на этикетку и заорал: - Фитиль, твою мать! Твое пьянство до добра не доведет! Я тебе точно говорю: не доведет! - Странно. Почему они не загорелись? - спросил я, оглядываясь на быстро удалявшуюся от нас "Ниву". - Потому! Потому что этот мудак водку везде насовал! Муха ткнул мне в руки бутылку. На этикетке стояло: "Бензин авиационный, очищенный". - Ты бросил в них мою водку? - поразился Томас. - А почему ты не бросил бензин? Он гораздо дешевле! - Еще слово, и этим бензином получишь по башке! - пообещал Муха. - Почему, почему! А чем я штаны буду чистить? - Показывай дорогу, - одернул Томаса Артист. - Уходим на окружную? Томас послушал переговоры полиции и сказал: - Нет. Прямо, в город. Они уже нашли "Ниву". Вызывают "скорую"... Приказ всем машинам: блокировать красную "мазератти". Оружие не применять. Это они заботятся обо мне... Теперь налево... Прямо... На светофоре направо... А теперь в эту арку... Надо отдать ему должное: свой город он знал. Подчиняясь его командам, Артист гнал тачку по каким-то переулкам, проходным дворам, мелькали то крепостная стена, то решетка набережной. К нашему счастью, наступил вечерний "пик", машин было полно, и даже на центральных улицах, расцвеченных мигалками полицейских "фордов" и военных "лендроверов", нам удавалось оставаться незамеченными. Наконец въехали в какой-то темный двор, Томас велел втиснуться между стоящими в глубине двора машинами, выскочил из тачки и начал поспешно стаскивать с одной из машин прорезиненный тент. - Помогите! - скомандовал он. Под тентом оказался белый "жигуленок" - пикап "ВАЗ-2102". - Это моя машина, - объяснил Томас. - Дальше поедем на ней. - Молоток, Фитиль! У тебя котелок варит! - одобрил Муха. - Да, иногда немножко варит, - признался Томас. - Когда заднице становится горячо. Мы натянули тент на "мазератти", Томас перетащил в "двушку" свои бутылки и сел за руль. - Ты же поддатый! - запротестовал я. - Нормально, - возразил он. - Я уже весь переволновался. Если остановят, все равно заберут. А вам нужно спрятаться и сидеть, пока не скажу. Ищут четверых на "мазератти", а одного на "Жигулях" не ищут. Нам из города выехать, а там будет тип-топ. Довод был убедительный. Муха сжался в комок спереди, я с Артистом распластался в просторном багажнике пикапа. Заднее сиденье было разложено, так что места хватило. Томас прикрыл нас сверху каким-то полиэтиленом, и мы начали новый этап путешествия. На этот раз - по Таллину. Красивый, говорят, город, много достопримечательностей. Пару раз "двушку" Томаса притормаживали, но тут же отпускали. - Им не до нас, - объяснил он. - Я чувствую себя очень значительным. Меня ловит вся полиция Таллина. - И все вооруженные силы Эстонии, - из-под полиэтилена добавил я. - Да? - удивился Томас. - Кажется, ты прав. Если я когда-нибудь об этом расскажу, мне никто не поверит... Последний пост, - предупредил он. - Очень тихо лежите. Я сейчас остановлюсь и спрошу, по какой дороге лучше ехать на Маарду. Это такой поселок на побережье. - А сам дорогу не знаешь? - подал голос Муха. - Хорошо знаю. Но если я буду ехать, меня остановят. А если я остановлюсь сам, они скажут, чтобы я уезжал и не мешал им ловить меня. Скрипнули тормоза, послышались голоса. Вежливо-просительный - Томаса, лающий - полицейского. Машина тронулась. - Вот теперь уже порядок, - сообщил Томас. - Но вы еще немножко полежите. Минут через двадцать он разрешил нам подняться. Машина шла по темной дороге, проложенной, как просека, среди сосен. Здесь еще держался снег. Далеко позади стоял отсвет городских огней. Проехали какой-то малолюдный поселок, снова углубились в лес. Еще через полчаса "двушка" остановилась возле просторной избы на краю садово-огородного кооператива - скопища дачек-скворечников. Нигде не было ни огонька. - Все, приехали, - сказал Томас. - Здесь хорошо. Он поднялся на крыльцо, нашарил за наличником ключ и отпер дверь. Щелкнул выключателем. Голая лампочка под потолком осветила довольно большую захламленную комнату с бревенчатыми стенами. Из мебели в ней были топчан, пара табуреток и стол, да на тумбочке стоял древний телевизор "Юность". И все углы были уставлены пустыми бутылками. - Чего же здесь хорошего? - спросил Артист, брезгливо осматриваясь. - Здесь нас не будут искать. Я прожил тут целый месяц. И весь месяц был очень свободным человеком. Очень. Он сбегал во двор, принес охапку дров, набил ими печку, на конфорку поставил закопченный алюминиевый чайник. В топке загудело пламя, затрещали поленья. Стало уютней. Из чулана Томас приволок несколько старых матрацев, овчинный тулуп, какое-то тряпье, лишь отдаленно напоминающее одеяла. Все это он расстелил на полу и сообщил: - Здесь будем спать.