знью и судьбами этот вечерний полет громко жужжащей стальной стрекозы... От одной окраины столицы до другой личный вертолет Нифонтова пролетел всего за десять минут и, тарахтя, понесся над пригородными лесами и поселками к пункту назначения. Вскоре среди холмов в огромной ложбине открылось поле аэродрома. Пилот связался с командным пунктом, получил добро на посадку и, снижаясь, направил вертолет куда-то в сторону от ангаров, штабных зданий и контрольной вышки руководителя полетов. -- Ух, мать моя! -- вдруг, глядя вниз, воскликнул Муха. -- Семка, смотри! Внизу по взлетной полосе полз только что, видимо, приземлившийся гигантский белый самолет -- настолько больше всех остальных, что эта разница казалась неправдоподобной. Где-то там, внизу, в этой расплывчатой вечерней синеве уже, наверное, были Пастух и Боцман. Артист показал глазами Голубкову на "Руслан", ползущий по бетону и так же без слов, одними глазами, задал вопрос и получил такой же безмолвный ответ. А тот человек лет тридцати, который был назначен их сопровождающим, за весь полет не проронил ни слова и ни разу не глянул в иллюминатор. Вертолет приземлился, но двигатели не глушил, содрогаясь под вращающимися винтами. Сопровождающий отстегнул и снял с полки перетянутый ремнями зеленый армейский баул и передал его Голубкову. Константин Дмитриевич открыл его, достал летнюю полевую форму подполковника ВВС и толстую кожаную офицерскую папку-планшетку. Быстро переоделся. -- Ну вот и все, -- сказал он. -- Мне сюда, а вам дальше, под Тверь. Все остальное для вас сделают наши люди. Доверять им можно полностью. Ну а это от меня на память, вроде талисманов. -- И он протянул им две черные плоские "зажигалки". -- Тут все: радиостанция с дальностью больше пяти километров, система вызова, микродиктофон. Как все умещается, сам не знаю, однако работает. Такие есть только у нас в управлении и у ребят в ФСБ. Не помешают. Ну летите! И шагнул к провожатому, с которым тоже расставался: -- Все запомнил? -- Так точно! -- Ну... давайте! * * * Пастух и Боцман по-прежнему неприметно сидели в кустиках, откуда могли обозревать едва ли не все самолеты на аэродроме. Воздушного движения почти не было. Редко-редко на полосу выползали зеленые транспорты АН-12 и серебристые Ил-76. Они, грохоча движками, долго рулили вдоль полосы, выкатывались на старт, давали форсаж, разбегались и уходили ввысь. Один раз зашли парой на посадку и чертовски красиво, картинно приземлились остроносые истребители МиГ-29. Пробежав положенную дистанцию и выпустив белые тормозные парашюты, они уползли с полосы и спрятались в капониры. По аэродрому бегали, мигая оранжевыми маячками, машинки сопровождения, перемещались крохотные военные "газики", тянулись в разные стороны оранжевые многометровые цистерны топливозаправщиков. -- Эх, -- сказал Боцман, -- сюда бы бинокль Артиста! -- А такой тебе не подойдет? -- Пастух вытащил из кармана и показал маленький черный цилиндрик -- половинку театрального бинокля. -- Откуда? -- изумился Боцман. -- В киоске одном попался. Четырехкратный, но нам хватит, -- ответил Пастух, вынимая вторую половинку. Сергей и Боцман поднесли к глазам и навели на летное поле черные цилиндрики. Жизнь там была, судя по всему, довольно сонная, хотя людей на траве и на бетонных дорожках в круглое поле зрительной трубочки попадало немало. Практически все были в таких же формах, что и у них, с этим они не ошиблись. -- И долго нам тут торчать? -- спросил Боцман. -- От нас зависит, -- ответил Пастух. -- Соображай! В поле зрения был и ближний КПП, и ворота, к которым подходила шоссейная дорога, скрывавшаяся в лесном массиве. Из будочки контрольно-пропускного пункта время от времени выходили и вновь возвращались солдаты, офицеры, контрактники-вольнонаемные. Ворота изредка расходились. Из них выезжали, а через какое-то время возвращались и вновь подкатывали длинные, как кашалоты, цистерны ТЗ -- "КрАЗы"-топливозаправщики. -- Слушай... -- сказал Боцман. Пастух встретился с ним глазами и кивнул. -- Рискнем. Но попозже, когда малость стемнеет. Меня сейчас другое волнует... Гляди-ка, Митрий, у "Русланов" рыла и хвосты в чехлах, на двигателях заглушки, рули застопорены струбцинами. Они как минимум недели две не поднимались. И уж сегодня точно не полетят. -- И как тогда все это понимать? -- Ждать надо, -- сказал Пастух. -- Посмотрим... Очередной заправщик неспешно подъехал к воротам аэродрома. Пока они отворялись, Пастух внимательно наблюдал процедуру проверки и досмотра, а также тщательно рассмотрел машину -- цистерну, раму, под рамой -- бак с соляркой. -- А что? -- проговорил он. -- Может, и получится... Начинало смеркаться. Но они все не трогались с места, ждали. Когда там еще выдастся время поесть -- не знал никто. И они, не спеша, как следует, подзаправились перед дальней дорожкой. Вдруг Боцман тряхнул Пастуха за плечо и ткнул пальцем куда-то вдаль. И точно -- было на что посмотреть. Словно рождаясь из темно-синего неба, почти бесшумно скользя по снижающейся глиссаде, к посадочной полосе приближался гигантский самолет. Даже издали, с расстояния несколько километров, было заметно, как он громаден -- сверкающий разноцветными огнями, с мерно вспыхивающим и гаснущим алым маяком над хвостом, с тремя яркими глазами посадочных фар. Сомнений не было... -- Вот он! -- воскликнул Пастух. -- Это он, Митька, точно! Для него эти тэзэшники и керосин таскают. Лететь, видно, далеко... -- Как думаешь, -- спросил Боцман, -- груз уже на борту? -- Не знаю. Коли так, скорее всего -- отрулят и поставят на техстоянку к заправочной централи, а после -- снова на полосу. Тогда нашей миссии хана. Если еще пустой, отгонят куда-нибудь вон туда, к тем большим ангарам. Загрузка у них всегда там. Туда ветка железнодорожная подходит. -- Сколько времени ему нужно на заправку? -- спросил Боцман. -- А хрен его знает, -- пожал плечами Пастух. -- Сам прикинь -- четыреста тонн на взлете. Чистый груз сто двадцать тонн. А сколько у него там сейчас в баках... В это мгновение самолет коснулся бетона. Из-под десятков колес взметнулись дым и пыль. Казалось, он плывет на брюхе, откинув назад высоко расположенные стреловидные крылья. Зрелище было грандиозное и устрашающее. "Руслан" замедлил бег, свернул на рулежную дорожку и пополз в сторону огромного ангара. Царственно подплыл к его титаническим воротам, плавно развернулся на месте, поворотившись к ангару хвостом, огласил окрестности громом четырех колоссальных турбин и смолк. Несколько длинных топливозаправщиков тотчас двинулись туда гуськом через летное поле. И почти одновременно где-то на отшибе аэродрома, тарахтя роторами, приземлился воинский вертолет. Пастух взглянул на часы. -- Ну, либо грудь в крестах, либо голова в кустах! Поднажмем! После короткого кросса они уже были на пустынном темном шоссе и, чтобы никому не попасться на глаза, схоронились в придорожных кустах. Ждать пришлось довольно долго. Наконец вдали показался очередной заправщик, двигавшийся в сторону ворот аэродрома. Таща свои двенадцать тонн керосина, рыча дизелем, он медленно двигался по бетонке, окруженный вонючим облаком выхлопных газов. На повороте водитель еще сбавил ход. Не сговариваясь, Пастух и Боцман на бегу ухватились за массивные выступы позади сдвоенных ведущих колес, подлезли прямо под цистерну, уцепившись руками и ногами за грязные пыльные балки несущей рамы, за какие-то шланги. Они висели, едва не касаясь спинами бегущего под ними бетона, ежесекундно рискуя сорваться. Тягач приволок свою емкость к воротам и остановился. Сквозь рокот мотора до них доносились голоса охраны. Но вот дизель снова взревел, Пастух и Боцман инстинктивно ухватились покрепче и пересекли заветную линию: они были уже на летном поле. Казалось, мускулы не выдержат напряжения, разорвутся. А заправщик все полз и полз и, наконец, остановился, на их счастье, немного в стороне от освещенной прожекторами площадки, где сгрудились остальные бензовозы. Они расслабили руки и рухнули как кули в черную тень под цистерной. Несколько минут лежали, приходя в себя. А вокруг двигались люди, слышались разговоры, время от времени их перекрывали шумы двигателей. Пастух и Боцман подползли друг к другу. -- Ну а дальше чего? -- горячим шепотом прошелестел Боцман в ухо Сергею. -- Посмотрим пока, -- таким же шепотом отозвался Пастух. -- Не трусь, Митька! Бог не выдаст -- свинья не съест. Они лежали между колесами, прижавшись к скатам. Приземлившийся "Руслан" был совсем близко, не дальше чем в сотне метров. Мимо топали ноги в сапогах, в ботинках на шнуровке, все было свое, знакомое... -- Ковалев! -- гаркнул кто-то совсем рядом. -- Я, товарищ капитан! -- из кабины ТЗ выскочил солдат-водитель. -- Заливка в этот "Руслан"! -- Знаю, товарищ капитан. -- И чтоб не волынил, как в тот раз! -- А чего он с центральной не заправляется? -- А хрен его знает. Не доложили. Рейс внеплановый, уходит через три часа. -- Ясно, товарищ капитан. -- Гляди-ка, -- ткнул Боцман Пастухова, -- во прорва! Живоглот! Пастух и сам смотрел во все глаза -- видеть такое раньше не приходилось. Вся носовая часть "Руслана" медленно задиралась вверх, открывая просторное и широкое, как тоннель метро, чрево фюзеляжа. Одновременно к земле опускались широкие пандусы-аппарели -- мощные стальные настилы, по которым внутрь грузового отсека могли бы въехать несколько железнодорожных вагонов, несколько средних танков или еще какой-нибудь негабаритный груз. Но сейчас туда подтягивались тягачи с открытыми платформами, на которых громоздились обшитые досками огромные ящики и контейнеры. Такая же груда ящиков высилась и у открытого заднего хвостового люка. -- Зашиби-ись! -- восхищенно прошипел Боцман. -- Неужто все запихнут? -- Запихнут, не оставят, -- чуть слышно ответил Пастух. -- Неужто за три часа утрамбуют? -- А ну давай считай ящики! -- прервал его восторги Пастух. -- Тридцать четыре, -- несколько раз сбившись при счете, доложил наконец Боцман. -- И контейнеров три. Пятитонные! Тут же полк солдат надо! Полк не полк, а вокруг тягачей и груза народу сбежалась тьма-тьмущая. С разных сторон слышались команды и распоряжения. -- Эх, мать-Россия! -- сказал Боцман. -- Хоть бы "Дубинушку", что ли, вспомнили! Тут без эй-ухнем хрен погрузишь! Впрочем, в самолете обнаружились мощные, под стать летающему левиафану, подъемно-погрузочные механизмы. Но там, как водится, то ли что-то забарахлило, то ли тянуло не на вою железку -- Боцман как в воду глядел: на дело бросили дармовую солдатскую силу. -- Ну вперед, Боцман! -- Глаза Пастуха блеснули в темноте. -- Поможем салагам, а? * * * После расставания с друзьями положение в Москве дуэта Док -- Трубач было самым рискованным: объявленный в розыск сердобольными психиатрами Николай при его габаритах, даже без бороды, мог стать легкой добычей для любого мало-мальски бдительного милицейского патруля. -- Эхе-хе, -- бормотал Док, -- нам бы сейчас наш "патрольчик"! Николай, по обыкновению, хмыкал и отмалчивался. От греха подальше, чтоб, чего доброго, не нарваться на проверку документов -- паспорт Ухова, как положено, забрали при поступлении в приемном покое больницы. Они сговорились за сто тысяч с каким-то дедом на стареньком "Москвиче", и он довез их до Раменского, где пришлось погулять мирно по-над озером до наступления вечера. К месту встречи добрались электричкой, двигаясь по направлению к Москве. Они подъезжали к платформе Быково минут за сорок до назначенного срока. Трубач сказал: -- Скорее всего, они ждут нас из Москвы. Так что будет время оглядеться. -- Это точно. "Стрелка" -- дело серьезное, -- наставительно подтвердил многомудрый Иван, будто всю жизнь только и сводил на толковища воровские кодлы. Смеркалось. Как и следовало ожидать, никого из тех, кто походил бы на возможных "компаньонов", вокруг не наблюдалось. Они ушли с платформы, пересекли пути и немного пошатались по шоссе, зорко присматриваясь к тому, что делалось на станции и наблюдая вялую жизнь Быковского аэропорта, который через час по чайной ложке принимал и отправлял в небо маленькие самолеты Як-40. Электрички приходили, выпускали народ и с воем уносились. Никого не было... -- Что ж, -- минут за пять до условленных двадцати сорока промолвил Док, -- обозначим наше присутствие. Давай, Коля, вставляй в часы наши путеводные маяки. Лейтенант Ухов выполнил приказ старшего по званию. Еще минуты через три заветные пленки уже должны были начать подавать сигналы. Однако по-прежнему никто не появлялся. Шатались по платформам пьяные, какие-то местные братки табунились и гоготали на всю станцию, их опасливо обходили интеллигентные дачники. -- Знаешь, в чем дело? -- сказал Док. -- Они ведь ждут большую компанию. Скорее всего, не показываются, пока не подъедут остальные. Этак вся наша свиданка пойдет коту под хвост. -- Ничего, -- успокоил его Ухов. -- Если мы им действительно нужны, слопают и сладкую парочку. Они вернулись на платформу и свободно расположились на лавке в крытом станционном павильоне. Две молодых дачницы в легких куртках поверх спортивных костюмов несколько раз прошлись из конца в конец по платформе, видимо встречая кого-то, а потом вошли в тот же павильон и сели напротив, оживленно обсуждая какие-то свои дамские дела. Достали сигареты, но зажигалки, видно, забыли, и одна из них поднялась и легкой, пританцовывающей походкой приблизилась к Доку и Пастуху. -- У молодых людей случайно огонечка не найдется? -- У молодых, -- сказал Док, -- может быть, и найдется. Только где вы видите молодых? -- и с улыбкой протянул ей зажигалку. -- Наше время прошло, да и вы, видно, других встречаете. --Да, встречаем, -- сказала она и очень внимательно посмотрела на Ивана, потом на Николая. -- Встречаем шестерых друзей, а приехало почему-то двое... -- А-а-а, -- сказал Док. -- Понятно. -- Ну а где же остальные? -- А вы разве командный состав, -- прищурился Док, -- чтобы я раскрывал вам служебные тайны? -- А все-таки? Мне приказано доставить шестерых. -- Двоих сегодня" почти наверняка не будет. Где они, я сообщу не вам. Где еще двое, я бы и сам хотел знать. Давайте ждать... -- У нас нет времени, -- сказала она. -- А это уж ваши трудности, -- сказал Трубач. -- Связывайтесь со своими основными, принимайте решение. -- Хорошо, -- недобро кивнула она и вышла из павильона, в то время как ее подружка спокойно покуривала, глядя на них. На коленях ее лежал пакет, в котором явно угадывалось что-то специфически-увесистое. -- Мадам, -- сказал Док, -- уберите подальше ваш ридикюль. Бежать нам некуда. Она вспыхнула и, отвернувшись, глубоко затянулась. Вернулась та, что уходила, и, несмотря на необычность ситуации, друзья невольно залюбовались ее грацией циркачки. -- Приказано не ждать, -- сказала она. -- Пошли. -- Вы просто девочка на шаре, -- сказал Иван. -- Может быть, познакомимся? -- -- С удовольствием, -- насмешливо улыбнулась она. -- Меня зовут Марина, мою соседку по даче -- Лариса. Ну а вы себя можете не называть, мы и так знаем и даже видели недавно интереснейший фильм с вашим участием. -- Ого! -- не выдержал Док. -- Наша популярность растет! "Ого, ого"! -- передразнила она, в то время как вторая шла сзади, храня суровое молчание. Они спустились с платформы и вскоре оказались в салоне красной "восьмерки". -- Теперь, вероятно, наши милые спутницы нам завяжут глаза? -- спросил Трубач. -- Что вы, что вы! -- засмеялась Марина. -- Прямо какое-то средневековье. Дверцы захлопнулись. Черный "джип" подлетел откуда-то сзади, притормозил, обогнал и покатил впереди. Темнело. Машины въехали в дачный поселок и принялись плутать по узким улицам между заборами, за которыми кое-где виднелись силуэты темных дач под высокими черными соснами. Кружили довольно долго, не менее получаса, пока окончательно не стемнело. Ухов и Перегудов полностью потеряли ориентировку, чего, вероятно, и добивались их спутницы. Вдруг обе машины выключили фары, некоторое время медленно двигались в темноте и, неожиданно круто съехав куда-то вниз, остановились. -- Выходите, -- резко сказала Марина. Они выбрались из машины, и тотчас вспыхнул свет. Они были в подземном гараже, и перед ними в луче резкого света стоял человек. Несмотря на черную маску, они без труда узнали того, с кем беседовали ночью, в той богато радиофицированной гостиной с камином и японским телевизором. -- Вот и снова встретились, -- сказал он. -- Садитесь, -- и указал Доку на ободранный железный стул. -- А его уведите, -- он ткнул пальцем в широкую грудь Трубача. И когда увели Николая, продолжил: -- Сегодня все разговоры буду вести я. -- Вам что, -- зло улыбнулся Док, -- добавили звездочку? -- Оставьте ваши шутки, Иван Георгиевич, -- угрожающе ответил тот. -- Положение куда серьезнее, чем вы можете вообразить. Итак, давайте по порядку. Где Пастухов, Мухин, Злотников и Хохлов? Почему на явку вышли только вы двое? -- А разве вы не знаете? -- вопросом на вопрос ответил Перегудов. -- Мы думали, вы и правда не спускаете с нас глаз. -- Попрошу по существу, -- непреклонно произнес человек в маске. -- После того как мы расстались, получив у вас пейджеры для связи, мы прождали почти полтора дня на квартире у Злотникова. Ну а дальнейшее вы сами знаете... -- Что я должен знать?! -- вспылил собеседник. -- Излагайте четко, вы же не баба! Вы хирург и офицер. -- В ночь на вторник нам позвонили, вызвали на встречу. Поехали мы с Пастуховым. Встречу назначили на "Рижской", в вагоне, там, где отстойник составов, недалеко от метро. Нас встретил и проводил ваш человек. -- Какой человек? -- Водитель микроавтобуса, на котором нас отвезли в Москву... -- Та-а-ак... -- сказал собеседник в маске. -- Продолжайте. -- Мы разговаривали в темном вагоне, в закрытом купе с каким-то человеком. Лица мы не видели. Но, как нам показалось, это был человек военный, причем в больших погонах. -- Почему вы так решили? -- Потому что мы офицеры, а не шпаки! Родной запах казармы! -- О чем был разговор? Конкретно и точно! Иван задумался на минуту. Похоже, здесь и правда не знали о той встрече. Значит, конкретность и точность надо было исключить, припустить туману, а там будет видно. Но за одно он был уже благодарен Богу. Предвидя подобный допрос, идиллически гуляя у озера в Раменском в ожидании этой встречи, они с Николаем детально оговорили, вплоть до мельчайших подробностей, что и как нужно будет рассказать, если последуют вопросы. Так что на сей счет Иван был спокоен -- разночтений и расхождений ожидать не приходилось. -- Нам было сказано, -- ответил Иван, -- что нас решено задействовать в какой-то секретной операции, имеющей важное значение для России. Он вообще особенно давил на наши патриотические чувства. Сказал, что речь идет о переправке какого-то важного груза, что мы имеем право тактические задачи решать по своему усмотрению, то есть действовать любыми силами и в любом составе. -- Так, дальше... -- с заметным волнением поторопил его человек. -- Мы и на минуту не усомнились, что это ваш человек. Поэтому и говорили с ним, исходя из того, что ему известно все предшествующее. А дальше началась какая-то чертовщина. -- Иван решил идти ва-банк. -- Мы вернулись к Злотникову. И в это время нам всем на пейджеры поступил ваш приказ: сегодня в двадцать сорок прибыть в Быково. А под утро, на рассвете, кто-то позвонил и приказал немедленно уходить. И у нас снова не возникло сомнений, что звонят от вас. -- Продолжайте, продолжайте, -- нетерпеливо требовал собеседник. -- Пастухов отдал приказ остальным уходить. Мы назначили встречу в городе... -- Где именно? -- В церкви Иоанна-Воина, на Якиманке. Ребята ушли, а мы с Пастуховым решили задержаться. -- Для чего? -- спросил он. -- Чтобы проверить сообщение. -- Результат проверки? -- Черт возьми! -- взорвался Иван. -- Зачем вы ломаете комедию? Вы же наверняка висели на телефоне, имеете записи прослушки. Так что проверку на вшивость устраивать нам нечего! Собеседник помолчал и сказал уже спокойнее: -- Наше любопытство вовсе не праздное. И дело не в проверках. Поэтому извольте излагать факты. И пожалуйста, без эмоций. -- Ну что ж... -- сказал Иван. -- Примерно через час в квартиру проникли люди в форме спецназа, с новейшими автоматами бесшумного боя. У нас вопросов не было -- пришли убивать. Мы ушли просто чудом. -- Сколько их было? -- В квартиру вошли двое, прикрывали пятеро, возможно, и больше. -- Как вам удалось уйти? Похоже, он действительно ничего не знал. -- Они рассчитывали, что мы спим. Сергею пришлось выключить обоих. Ушли через крышу. С их оружием и средствами связи. -- Лихо... -- Да, вот еще что... Держа на стволе, Пастухов коротко допросил одного. Это была какая-то группа СОН. -- Это точно? -- Так было сказано... Мы не могли понять, что происходит -- кто, откуда, почему... Хотя проще всего было бы подумать на вас. -- Почему не подумали? -- быстро спросил человек в маске. --Другой стиль. Другие приемы. Вы могли бы гробануть нас и раньше. И потом, нас ведь кто-то предупредил... Скорее всего, тот, кому мы действительно были нужны. А нужны мы были, как мы считали, только вам. -- Вы понимаете, насколько все это важно? -- спросил собеседник. -- Догадываюсь. Ведь только благодаря этому звонку мы не проспали свою смерть. И тогда мы поняли, что в это дело, возможно, вмешался кто-то второй. Что, может быть, нас снова продали и перепродали. Проще говоря, разыграли. После этого ходить вшестером уже было опасно. Мы понимали, что приказ убрать нас остается в силе. Мы нашли убежище на несколько часов. -- Какое? -- Прогулочный теплоход. -- Браво! -- воскликнул собеседник. -- Там мы обсудили положение и решили разойтись, чтобы встретиться уже здесь, в Быкове. -- Почему не встретились? -- При сходе на пристань попали в облаву -- шерстили всех подряд. Ухов был без документов, и к тому же он в розыске. Семен решил нас прикрыть, и его с Мухиным упекли в отделение. Остальным пришлось разбегаться. Нам с Николаем удалось уйти. С тех пор мы не видели никого. То, что они не вышли на встречу, для нас не меньший сюрприз, чем для вас с вашей Мариной. Мы просили их подождать, но они привезли нас сюда. Это все. -- Значит, так... -- Человек в маске прошелся по гаражу. -- Наш разговор, как вы догадываетесь, записан на пленку. Точно так же записана и беседа с Уховым. Мы сличим их. Проверим все, каждый шаг, каждое слово. Если что-то не совпадет -- не обессудьте... Не буду скрывать -- у нас тоже случилось ЧП. Тот человек, как вы назвали его, водитель микроавтобуса, -- наше особо доверенное лицо. Он не мог тогда быть там, где вы говорите. -- Если только у него, -- усмехнулся Док, -- нет брата-двойника, который тоже почему-то узнал нас. -- Этот человек исчез, и мы не знаем, где он. -- Поздравляю, -- усмехнулся Иван. -- Чисто работаете. При таком раскладе, будь я вашим начальником, остановил бы все дело и переждал. Только вряд ли вы нуждаетесь в моих советах... -- Совершенно верно, не нуждаемся. Тем более на кону пока что не наши, а ваши жизни. -- Смотрите, -- сказал Иван. -- Дело серьезное, как бы не промахнуться. -- Мы не промахиваемся никогда, -- спокойно сказал человек в маске. -- Не промахнемся и на этот раз. Мы будем слать на пейджеры вашим друзьям подтверждение предыдущего приказа. Ждем ровно сутки. Если они не обнаружатся, я имею приказ вас расстрелять. -- Меньше народу -- больше кислороду? -- спросил Иван. -- Именно так, -- подтвердил человек в маске. -- Черт возьми! -- вскричал Перегудов. -- Конечно, было бы смешно взывать к здравому смыслу. Но допустите -- а вдруг их все-таки сцапали те, что приходили убивать. Может быть, их нет уже -- ведь может быть такое, если это, конечно, не ваши заячьи петли? -- Что делать, -- развел руками собеседник. -- Участь заложников всегда непроста. Убивать вас мне не хочется. Но моего желания здесь недостаточно. Так что ждите... И если веруете -- молитесь. * * * Они выбрались из-под цистерны топливозаправщика, поднялись и без спеха -- какой нормальный служивый разбежится уродоваться и рвать пупок? -- вразвалку двинулись туда, где шла погрузка. Навстречу подскочил маленький злющий прапор. -- Чего, бля, будки воротите? Народ надрывается, а эти ходют, как курвы в пачках! Из какой команды? -- Из второй, -- вытянулся Пастух. -- А ну марш! Во-он тот контейнер тягайте! Нечего, нечего! -- Есть! -- вяло козырнул Пастух и закатал рукава. Как и положено, техники безопасности тут не знали никакой -- страшная тяжесть могла подмять, придавить, раздавить любого ежесекундно. Из всего инвентаря имелись только пятитонный автокран, который осторожно шуровал стрелой, чтоб между делом не шарахнуть контейнером по самолету, да толстые рабочие рукавицы для личного состава. Напялив их, друзья деловито кинулись в гущу солдат, уперлись плечами, руками -- и пошла работенка! В темноте ярко светили прожектора, мелькали тени, блестели мокрые лица, в воздухе висел мат, десятки хриплых дыханий, смех, команды и извечное "И-и-и-раз! И-и-и-два! Взяли! Взяли!". Самое трудное было стащить ящики с открытых прицепов тягачей и осторожно, мягко установить на ролики аппарелей. За этим бдительно следили авиаторы, ответственные за сохранность летной материальной части. Пятый ящик, седьмой, девятый... Мускулы горели, в них словно вскипала и пузырилась кровь. Оба -- и Пастух и Боцман -- с их многолетней физподготовкой и то выдохлись через полчаса. А внутренние лебедки и транспортеры втягивали груз внутрь самолета. Несколько офицеров в кожанках и в форме ВВС, видимо члены экипажа, строго распоряжались правильным размещением груза, чтоб не нарушить центровку "Руслана". -- Куда спешим-то так, товарищ лейтенант? -- задыхаясь, повернулся один из солдат к здоровенному парню в замызганной полевой форме. -- Значит, надо, раз спешим! -- огрызнулся тот. -- Перекур бы, товарищ лейтенант. -- На гражданке, бля, перекуришь, -- мыча от натуги, отозвался лейтенант. Однако и сам, видно, обессилел, крикнул зычно: -- Первая, вторая! Пять минут на передых! Пастух и Боцман вместе с другими солдатами и младшими офицерами вповалку рухнули -- кто на бетон, кто на травку. Момент был опасный -- этот верзила лейтенант запросто мог задать крайне неприятный вопрос, кто такие и откуда взялись. Но темнота, сутолока, усталость... -- как и всем, лейтенанту было ни до чего. Пять минут пролетели мигом, и снова, поплевав на ладони и надев рукавицы, они вместе с другими кинулись на ящики, как в последний решительный бой. Где-то здесь, в этих контейнерах и обшитых сосной коробках, скрывалось то, ради чего они выкладывались и рвали жилы, ради чего отправлялись теперь, может быть, в самое дальнее, невозвратное путешествие. Вдруг рука Боцмана крепко сжала локоть Сергея. Тот быстро обернулся. Хохлов показывал куда-то глазами. Пастух глянул искоса -- в тени самолета негромко переговаривались несколько офицеров. Один из них стоял вполоборота -- худой, высокий, в форме подполковника военно-воздушных сил. Не узнать его было невозможно. Дядю Костю они узнали бы в любом мундире. Он как бы не видел их в упор. Стоял неподалеку, прислушиваясь к разговору, поглядывал туда-сюда и беспокойно разминал сигарету, видно здорово мучаясь исполнением священной заповеди авиации: на летном поле курить строго запрещено. В другой руке он держал обычную офицерскую кожаную папку-планшетку. Пастух и Боцман переглянулись. Эта минута, наверное, была самой радостной за весь этот долгий, выматывающий душу день. * * * В подземный гараж, где человек в маске допрашивал Перегудова, вошла Марина с подносом, на котором была превосходная закуска и рядом с небольшой бутылкой коньяка -- сигареты. -- Это что же -- пир перед казнью? -- улыбнулся Док. -- Возможно, -- кивнул человек в маске. -- Кстати, девушка может остаться с вами. -- На десерт? -- поднял брови Иван. -- Нет уж, благодарю. Неподходящие условия. Так что уж давайте без сладкого. Они ушли. Иван прошелся по гаражу, прикидывая, где бы тут мог быть спрятан глазок телекамеры. Ясное дело, не нашел... Этот допрос навел его на серьезные размышления. Работа военного хирурга научила его мыслить быстро -- накинуть крючок, пережать сосуд, отсечь, подшить, не ошибиться. Многим парням сумел он спасти жизнь, не растерявшись в критические мгновения у стола. Нельзя было ошибиться, растеряться и сейчас. Конечно, не стоило тогда разделяться. Но был ли другой выход? И вот теперь от того, живы ли Серега с Митькой, сумеют ли выкрутиться Семка с Олегом, смекнут ли, как действовать дальше и что без них им с Трубачом хана, -- зависело все. Он подумал о матери, о бывшей жене, о сыне... Если что -- никогда не узнают. Никогда. Скрипнули засовы. В гараж втолкнули Трубача. Лицо его было в крови, огромный кулак распух, он любовно дышал на него и рассматривал с интересом. -- Бедняга, -- посочувствовал Иван. -- Да уж! -- кивнул Николай. И снова подул на руку. -- Да не ты, мудила грешный! -- расхохотался Док. -- А тот, кто попался под твою кувалду. Что стряслось-то? Они прекрасно понимали, что каждое слово их слышат где-то там, за стеной или наверху. -- Что-что... -- мотнул буйной головой Трубач. -- Говнюки несчастные! Стали мотать струны, слово за слово -- ну и сказали, будто Пастух с ребятами вышли из дела, а нас кинули на живодерню. Тут и подвернулся один... -- Ну и как? -- с живым интересом спросил Иван. -- Водой отливают... -- вздохнул Трубач. -- И рука вот болит. Отвык без тренировки. -- Погоди, -- сказал Иван. -- Не скули. Сейчас попользую тебя старым народным способом. Так называемая газетная терапия. -- Это что еще за способ? -- Николай с грустью посмотрел на свой лиловый кулак. В гараже было сложено немало газет и журналов. Иван оторвал страницу с черно-белой фотографией улыбающихся друг другу Чубайса и Коржакова, обильно смочил минеральной водой из своего ужина, разорвал на кусочки и обложил ими ручищу Друга. -- Заживет как на собаке, -- заверил он. -- Ну а помимо кулачных упражнений?.. -- Всю душу вымотали -- кто, что, когда... Расстались на том, что, если наши не возникнут, кончат... -- У меня тот же сюжет, -- сказал Перегудов. -- И куда они могли деться, олухи? Должны же понимать: не прискочат сюда -- нам крышка. Может, эти пугают просто? -- еле заметно Трубач подмигнул другу. -- Психологическое воздействие? -- Не похоже, -- ответил Док. -- Лично я воспринял все это всерьез. И, помолчав, прибавил обычную свою фразу: --Давай-ка, Никола, исходить из худшего. * * * Часа через полтора погрузка "Руслана" на аэродроме в Чкаловской уже подходила к концу. Почти весь груз был установлен и закреплен в необозримом чреве "Руслана", осталось всего несколько последних ящиков. За это время они, как и многие другие, не раз побывали в самолете, забирались внутрь и вновь выходили на летное поле -- то через переднюю, то через заднюю аппарель. Пристрелянным глазом Пастух уже выделил среди тех, кто был у самолета, семерых крепких парней в такой же, как и у них, пятнистой камуфляжной форме, но в утепленных куртках. Эти в погрузке участия не принимали -- безразлично стояли в сторонке в тени титанического крыла "Руслана", прохаживались вдоль груза на автоплатформах, как бы мысленно примеряясь к чему-то. С виду -- самые обыкновенные служивые, люди как люди. И только лица, только глаза, их общее непроницаемо-сосредоточенное выражение дало бы человеку догадливому ключ к пониманию того, кто они и зачем здесь. Всмотревшись, в одном из них Пастух без труда узнал давешнего майора Боба. -- Приметил компанию? -- столкнувшись с Боцманом, коротко обронил Пастух. -- Угу. Не слабые парнишки. -- Это они, -- сказал Пастух. -- Видишь того длинного, худого, со шрамом? Это майор Боб. Он девчонку задавил. Ночью они приходили. Уже давно стемнело. Жизнь на летном поле окончательно стихала, бортов больше не приходило, и только здесь, в лучах прожекторов, продолжалась сутолока и движение. А полковник Голубков все не подходил к ним, смотрел куда-то мимо, по-прежнему не замечал. Ну -- последний решительный бой. Остался всего один контейнер. Помогая крану, десятки солдат облепили его, началась толчея. Вдруг кто-то сильно толкнул Боцмана и, будто споткнувшись, ухватился за его плечо. В то же мгновение огромная лапища Хохлова ощутила и крепко сжала небольшой, но увесистый полиэтиленовый пакет. -- Извините, товарищ подполковник! -- А, ладно! -- махнул рукой Голубков. -- Работай, работай! Боцман незаметно передал Пастуху посылку полковника, и Сергей быстро сунул пакет за пазуху. Улучив момент, Пастух как бы мимоходом ощупал пакет под пятнистой тканью, оглянувшись, быстро присел, вытащил, кинул взгляд. Под прозрачной оболочкой лежала маленькая записка. Он стремительно пробежал ее глазами. "Груз на борту. Вероятно, будет предпринята попытка угона и посадки в Рашиджистане. Любой ценой предотвратить изменение курса и угон. Посадка только в заданном пункте маршрута! Груз ни под каким видом не должен попасть в чужие руки. Угонщиков оставить живыми!" Боцман выжидательно смотрел на командира. Те семеро, которыми, видимо, срочно заменили их команду для решения той же задачи, стояли поодаль кучкой, изредка перебрасываясь словами и оглядываясь по сторонам. В любую секунду кто-то из них мог приглядеться... узнать или вычислить их. Фюзеляж все еще был распахнут с обоих концов и просматривался насквозь. Притороченные надежными фиксаторами, ящики стояли друг за другом в два ряда чуть не во всю его длину от носа до хвоста. Их закрепили строго симметрично, но они все были разные по ширине, и Сергей, прикинув, понял, что между рядами и по продольной оси должны кое-где образоваться промежутки и зазоры. -- Ну, пан или пропал! Едва заметив первую же расщелину, они метнулись к ней, кое-как протиснулись в узкую щель, еле поместившись между досками обшивки. Пролезли и замерли, прижавшись плечом к плечу. -- Значит, тут и карачун нам, -- со странным спокойствием прошептал Боцман. -- Если пойдет смещение на вираже хоть сантиметров на пятнадцать -- раздавит, как мух. Одна юшка останется. -- Значит, юшка, -- сказал Пастух. -- Хотя, по-моему, закреплено на совесть. Вихлять не должно. Иначе эти киты никуда бы не долетали. Думай, Боцман! Перед взлетом наши голубчики наверняка обнюхают все углы и закоулки... Пока рядом никого -- лезем наверх, там должно быть заглубление. Заляжем, как в окопчик. Может, и не заметят. -- А! -- махнул рукой Хохлов. -- Да гори оно все! А ну, подсади меня... Они взобрались и прижались к верхним доскам ящиков. Все ладони были в занозах, но они даже не замечали этого. И действительно, буквально через минуту внизу раздались шаги многих ног, мелькнули отсветы фонарей. -- Нету, все чисто... -- донесся чей-то голос. -- Кабан, наверху погляди! -- Ага, сейчас... -- отозвался кто-то. -- Тьфу, бля, тут все руки занозишь... В то же мгновение Пастух и Боцман соскользнули вниз, в продольный нижний зазор, где были пять минут назад. Из-за массивных контейнеров эта щель насквозь не просматривалась. -- Хорош! -- послышался из-под потолка грузового отсека тот же голос проверяющего. -- Никого! -- Шмонялы хреновы! -- прошипел Боцман. -- Кажись, мы закрепились на плацдарме. -- Ну давай, брат, глядеть, что нам тут за подарки от Деда Мороза... -- прошептал Пастух. Он отодрал скотч и заглянул в пакет. Там было именно то, что и требовалось им, -- тонкие листы кальки с чертежами разрезов фюзеляжа "Руслана", на таких же кальках -- фрагменты навигационной карты со схемой маршрута и четко проставленными показаниями магнитного компаса и московского времени в разных точках, три пары легких пластиковых наручников, моток крепчайшего пенькового шнура, два почти невесомых маленьких пистолета "колибри", а также две плоские черные "зажигалки", точно такие же, как у самого Голубкова. -- Живем! -- прошептал Боцман. -- Классное ассорти. Пальчики оближешь. Внезапно одна из "зажигалок" начала дрожать и вибрировать -- точь-в-точь как пейджер с отключенным звуковым сигналом. Недолго думая, Сергей щелкнул, и из крышки выскочил тонюсенький штырек-антеннка. Он поднес "зажигалку" к уху. -- Значит, на месте, -- чуть слышно пискнуло из черной коробочки. -- Можете поддерживать связь между собой. Прием! Боцман поднес к губам свою "зажигалку": -- Благодарим. Устроились с комфортом. Экипаж с ними? -- Информацией не располагаю, -- хором пиликнули обе "зажигалки" искаженным голосом Голубкова. -- Там разберетесь. Ну, удачи вам! -- Слушай, Пастух, -- шепнул Боцман, -- в ногах правды нет. Давай-ка ляжем. Тогда нас и вовсе никто не приметит... Он не успел договорить -- по телу самолета пробежала тяжелая дрожь, загудели электромоторы и приводы гидравлики: поднималась, закрывая проем, задняя аппарель. Одновременно, задраивая фюзеляж спереди, опускался вниз обтекаемый нос. -- Отдали швартовы, -- прошептал Боцман. -- Знаешь, -- ответил Пастух, -- курить хочется. И... выпить. -- Вах-вах, -- приглушенным смешком отозвался Боцман. -- А как же наши святые обеты? В этот момент в кармане у Пастуха и на поясе у Боцмана одновременно завибрировали пейджеры. Пастух вытащил плоскую черную коробочку, нажал маленькую кнопку дисплея и подсветку. На экранчике значилось: "23.45. Вновь подтверждаем место встречи в любое время завтра до 22.00. В случае неявки после указанного времени известные вам лица будут отправлены в Могилев". Они встретились глазами в полумраке. Теперь все зависело только от Всевышнего. * * * Через два с лишним часа, уже в наступившей ночной темноте, личный вертолет Ми-8 генерала Нифонтова совершил вторую посадку на военном аэродроме в Андреаполе под Тверью, невдалеке от тяжелого транспортника Ил-76. -- Можете пока отдыхать, -- сказал тот немногословный человек, заботам которого Голубков при расставании в Чкаловской поручил Артиста и Муху. -- Мы получили пока еще не все, что вам потребуется... Полет предстоит тяжелый. Погода на маршруте дрянь. Но времени нет. Вылетим при любых метеоусловиях. -- Новости, как обычно, самые приятные, -- заметил Семен. -- Обнадеживают. А в чем именно наблюдается недокомплект? -- Увидим. Этот замкнутый парень, не намного старше их самих, видимо ровесник Боцмана и Пастухова, а может, и Трубача, был явно не склонен к сближению. -- Все понятно, -- сказал Муха. -- Ждать, так ждать. -- Можете сразу располагаться в транспорте, -- кивнул попутчик на открытые люки и заднюю аппарель "ила", -- на нем и полетим. Там для вас приготовлены спальные места и ужин. Места, отдых, ужин... Но на уме было другое: как там друзья, что там с ними, удалось ли им то, что должны были выполнить, или... -- Мы пойдем... малость пройдемся, подышим, -- сказал Артист. -- Нет, -- непреклонно покачал головой сопровождающий. -- Отлучаться запрещено. Будьте у самолета в поле зрения. -- Во гусь! -- м