более там не появлялся. Вот с тех пор, по утверждению грузинских спецслужб, Гиоргадзе и скрывается на территории России. Тбилиси, как я уже доложил, настаивает на его выдаче, но наша прокуратура уверяет, что не может его найти. Хотя грузины называли и адреса, и телефоны Гиоргадзе и его сподвижников. В чем причины неуловимости? В том ли, что этот бывший сотрудник бывшей советской разведслужбы имеет немало влиятельных друзей в Москве? Или в том, что он может что-то поведать Грузии о своих московских друзьях? Или это капризы наших верхов, которые тешат свое самолюбие, игнорируя требования Грузии и Шеварднадзе, как до этого игнорировали Дудаева? А возможно, просто российским властям не до этого? Привыкнув заниматься только теми проблемами, которые уже обострены до крайности, наши высшие чиновники, возможно, просто не умеют или не хотят работать на упреждение... Но скорее, полагают многие представители масс-медиа, это работа тех, кому нужна напряженность на Кавказе. Во всяком случае, в октябре 1997 года Шеварднадзе на саммите Совета Европы в Страсбурге сказал: "Нельзя осуждать насилие и убийства, но при этом укрывать у себя террористов". Кого он при этом имел в виду, очевидно. Как очевидно и то, что в Кремле его намек тогда опять проигнорировали. Россия явно недостаточно внимания обращает на Грузию и практически не прикладывает значительных усилий для налаживания с ней добрососедских отношений. Километровые очереди машин на границе сами по себе говорят о многом. Российская Дума больше суетится по поводу эротики на НТВ, музыки и текста гимна, а также происков США в Ираке, чем из-за Кавказа, на котором уже сложили немало голов детей их избирателей. Так, во всяком случае, пишут газеты. Но при этом, в том числе и в силу нашей неповоротливости, России крайне невыгодно устранение Шеварднадзе от власти. Это политик, который на голову выше многих наших бывших секретарей обкомов -- и государственным опытом, и знаниями, и связями. Если его уберут, мы потеряем собеседника, который прекрасно знает наши реалии, наше мышление. С которым, следовательно, нам проще достичь компромисса и вполне возможен консенсус. Напомню разницу. Компромисс -- когда сторонам приходится в чем-то уступать друг другу, консенсус -- когда уступать не приходится, когда интересы всех сторон прекрасно реализуются. Сейчас Россия словно тянет время, чтобы дать иным странам укрепить свои дипломатические, политические, экономические и военные позиции на Кавказе. Россия одалживает бешеные деньги Беларуси и Украине, но практически не помогает Грузии. Зато ей старательно помогают США. Но ведь отвести глаза России от Кавказа, пригнуть еще сильнее уткнувшуюся в Чечню голову стоит немалого труда. Никто ж не будет трудиться просто так. Политике России на Кавказе регулярно и последовательно не хватает ума, дальновидности и сдержанности... Это не я, -- сказал Синцов, оторвавшись от текста и посмотрев на генералов. -- Так пишут газеты. В Грузии уверены, что российские военные оказывали помощь абхазским сепаратистам -- боевой техникой, летчиками. И российские чиновники слишком поспешно уверовали, что каспийская нефть может идти только через Россию. А Гейдар Алиев твердо уверен, что стратегический путь большой каспийской нефти -- только через Грузию. Россия при этом потеряет около ста шестидесяти миллионов долларов в год. Но МИД России столько внимания уделяет мировым проблемам, Сербии, Хорватии, Ираку, симпатизирующим НАТО Чехословакии и Прибалтике, что у него просто руки не доходят до Кавказа. А может быть, наш МИД ждет, чтобы ситуация в Грузии как следует накалилась? Ведь множество наших политиков Ельцин приучил работать в условиях, когда то хвост увяз, то грива. Сейчас Кремль словно дразнит Шеварднадзе, укрывая обвиняемого в терроризме Гиоргадзе, как в свое время дразнил Дудаева, поддерживая армией его противников. Москва привела к власти Дудаева, Москва, по мнению сторонников Гамсахурдиа, привела к власти и Шеварднадзе. Мы додразнились с Чечней, можем додразниться и с Грузией, считают журналисты. В таком случае нам необходимо четче сформулировать несколько парадоксальный вопрос: на кого может готовиться то покушение, о котором предупреждают грузины? На Шеварднадзе, занимающего пост президента, или именно на президента Грузии, у которого сейчас фамилия Шеварднадзе? И что является истинной целью предполагаемых главных организаторов предполагаемого теракта: смерть Шеварднадзе или само покушение? В конце концов, не так уж редки случаи, когда покушения организовываются сторонниками того, на кого покушаются. Если мы так сформулируем вопрос, то сразу бросится в глаза, как старательно, пусть и скользко, делается акцент на возможной причастности к покушению на Шеварднадзе именно России, наших спецслужб и силовых структур. Если же говорить об исполнителях возможного теракта, то многим представляется, что самая большая угроза лично Шеварднадзе, безусловно, исходит от грузинских политических и криминальных группировок, имеющих на него большой, все время растущий зуб действиям которых несложно придать "российский" оттенок. Гиоргадзе для них -- пример безнаказанности, который способен вдохновить и сторонников Джабы Иоселиани и Тенгиза Китовани, слывших в свое время очень сильными людьми в Грузии. Китовани, например, был министром обороны. Они и привели к власти Шеварднадзе, изгнав "законного" президента Гамсахурдиа. После чего попали в тюрьму, без малейшего шанса, как считают обозреватели, выйти оттуда живыми. Тут ведь не только борьба за власть, месть, но и самосохранение. Шеварднадзе давит на Россию, и единственная для Гиоргадзе возможность прекратить это давление, спасти себя -- смерть этого президента. Интересно, что, судя по имеющимся сведениям, недавно из Тбилиси в Москву спешно переехали родственники Игоря Гиоргадзе и его отца, лидера тамошних коммунистов. Пикантность ситуации и в том, что у кого будет власть в варианте гибели Шеварднадзе -- неизвестно. Вариант преемственности власти в Грузии в случае гибели президента или иной причины, не дающей ему руководить, не предусмотрен. Еще один возможный источник угрозы для Шеварднадзе -- Ичкерия. Да, ее руководители сейчас ратуют за дружбу и сотрудничество "между братскими народами Грузии и Ичкерии". Во время визита президента Ичкерии Аслана Масхадова в Нью-Йорк он говорил об идее передачи чеченского трубопровода под контроль "Евразийского (Кавказского) общего рынка". То есть чеченцы, похоже, не против отсоединиться от российской трубы и гнать каспийскую нефть через Грузию к черноморским портам. Но ведь грузины могут обойтись и без них, транспортируя каспийскую нефть мимо Ичкерии. Они ведь прекрасно помнят, кто посылал особый чеченский батальон в Абхазию, который там очень рьяно сражался с войсками грузинского правительства под руководством Шамиля Басаева. Его там даже прозвали "героем Гагр" за то, что он успешно штурмовал этот город. В Ичкерии хватает горячих и злопамятных, мстительных людей, которые не прощают старых обид. Хватает там и тех, кто имеет огромные деньги на нефти. Этим людям невыгоден нефтепровод в Грузии, идущий в обход Чечни. А устранение Шеварднадзе и грузинская внутриусобица сделают этот нефтепровод нереальным. Надо помнить также, что на Кавказе, в той же Ичкерии например, объединяющая самостоятельная государственность только складывается. Дружить против кого-то и просто дружить -- большая разница. На Кавказе у власти много людей, у которых зачастую психология удельных князей. Хорошо воюешь, умело грабишь врагов -- хороший князь. Сил у них немного, тактика партизанская, значит, одним из главных их орудий является коварство. Есть чеченцы, которым кажется выгодной драка между Россией и Грузией. Устранение Шеварднадзе выгодно и абхазским "ультра", которым ненавистно даже то шаткое равновесие, которое обеспечивает в решении абхазского вопроса этот политик с мировым именем. Ссора Тбилиси и Москвы может быть чрезвычайно выгодна США, потому что она выводит Грузию из СНГ и отдает под контроль американцев нефтепровод Баку -- грузинское побережье Черного моря. США помогают Грузии сотнями миллионов долларов в виде гуманитарной помощи. С пуском нефтепровода появятся дополнительные деньги, страна вздохнет свободнее и с благодарностью к тем, кто помог. Шеварднадзе уже высказывался в том духе, что проблемы с Абхазией нужно решать по примеру Боснии. Надо полагать, что появление в Грузии морской пехоты США ему нравится больше, чем пребывание российских войск. И тут, случись на него покушение с российской окраской, можно ускорить ввод первых и избавление от вторых. А там и до НАТО недалеко -- при таком якобы агрессивном, как пишут газетчики, покрывающем террористов соседе, как Россия. Иными словами, покушение на Шеварднадзе сыграет на руку и ему самому. Если, разумеется, оно не удастся. Способен ли он рискнуть своей жизнью? А почему же нет? Воля у него есть, что он уже не раз доказывал. Такие люди в случае необходимости не боятся вызвать огонь на себя. Некоторым боком ситуация в Грузии затрагивает и Турцию. Есть вариант транспортировки каспийской нефти из Азербайджана через Грузию в турецкий порт Джейхан и далее. Но Грузия при Шеварднадзе склоняется за доставку нефти через Батуми и Одессу. В этом случае турки теряют около миллиарда долларов. Тоже достаточно большая сумма, чтобы помочь в случае чего расставить нужные акценты... Следовательно, убийство Шеварднадзе может быть выгодно не только тем, кто хотел бы нового переворота в Грузии. А и тем, кому не мешает именно Шеварднадзе, но кому очень хочется основательно поссорить Грузию с Россией, подлить бензинчика в кавказский котел. У меня все. Подполковник Синцов шумно выдохнул и вытер вспотевшую лысину большим ярко-оранжевым платком. -- У тебя есть вопросы? -- спросил Нифонтов у Голубкова. -- Есть. Скажите: а ваше личное мнение каково? -- Мое мнение о чем? -- недоуменно переспросил подполковник. -- О реальности покушения и о его организаторах? Каков ваш личный прогноз? -- Прогноз? Шеварднадзе вот-вот попытаются убить. Исполнителями станут его грузинские враги, которым помогут конкуренты России на Кавказе -- через продажных или оголтелых российских силовиков. Причем они постараются оставить два четких следа: чеченский и московский. И московский будет вести к той спецслужбе, которая слишком мешает тем, кто греет руки на кавказских проблемах. -- А может спецслужбой, предназначенной для та кого заклания, оказаться наше управление? -- спросил Голубков, чувствуя на себе неодобрительный взгляд Нифонтова. Подполковник Синцов аккуратно сложил ярко-оранжевый платок, убрал его в карман брюк, поправил китель и пожал плечами: -- Не вижу никаких оснований исключать такой вариант... Глава двадцать первая. Вечная мечта о вечной весне Спецслужбам многие законы не писаны. В том числе и КЗоТ. Поэтому 3 января 1998 года, в субботу, коллеги старлея Ларисы Курбановой, в отличие от прочих трудящихся России, явились на службу. Они с похмельным тигриным сумраком в глазах тупо дремали за столами над разложенными для блезиру бумагами, вяло перекуривали на лестничных площадках и обменивались рассказами о вчерашнем. Зато начальство -- как и не пило вовсе. Совещание за совещанием. Я тихо сидел рядом с Курбановой в приемной главного ее шефа и сочувственно смотрел, как вокруг курсируют с бумагами и папками адъютанты в форме и без. Дело происходило, как это нынче принято, в малозаметном двухэтажном особнячке во дворе большого жилого дома неподалеку от башни правительства Москвы. Чтобы залегендировать появление тут людей в форме и обилие скапливающихся днем шикарных иномарок и ядовито-зеленых "уазиков", на особняке висела скромная табличка. Под двуглавым орлом золотом по черному было начертано: "Министерство обороны РФ. Министерство внутренних дел РФ. Управление материально-технического снабжения. Отдел тендеров и контрактов на конкурсной основе". Наконец обо мне вспомнили. Вышедший от главного шефа лощеный, как отполированный сапог, адъютантик разлучил нас с Ларисой -- ей он велел от имени шефа вернуться к своим обязанностям, а меня сопроводил к майору, который вел дело Шмелева. Увидев его, я сразу понял, почему моя авантюра имела шансы увенчаться успехом. Физиономию этого щекастого и бровастого "бычка" я видел в рамке под стеклом на серванте в квартире Ларисы. Людям, которые горят на службе, не остается ничего иного, как довольствоваться служебными романами. Поэтому баба в море -- к несчастью. -- Итак? -- спросил щекастый майор, велевший называть его Юрием Юрьевичем. -- Вы намерены противодействовать следствию? А ведь закон этого не любит! На что я, мекая и бекая, изображая смущение упрямого, но недалекого обывателя, возразил, что предотвратить преступление -- святой долг каждого гражданина РФ. И если для этого надо всего лишь объяснить Евгению Шмелеву, что затеянные им дела с оружием попадают под статьи Уголовного кодекса, то чего ж в этом противозаконного? Наоборот! А то, что при этом у конторы уважаемого Юрия Юрьевича повиснет дело и останутся невыявленными потенциальные покупатели секретов, так это не моя забота. -- И что же, вы хотите, чтобы это стало и вашей заботой? -- постращав меня для порядка, все же спросил Юрий Юрьевич. Я сказал, что хотел бы, чтобы он вывел Шмелева из числа соучастников, признав его участие в преступной цепочке по купле-продаже секретного изделия чистосердечной помощью следствию. -- Как это у вас просто выглядит! Но я же ни продавцу, ни покупателю на суде рот не заткну! Они ж сами вашего дружка обязательно назовут, когда для них запахнет жареным. И как я тогда объясню судье, что один из организаторов преступления на свободе? -- Простите, господин майор, но ведь вы тоже, зная о преступных замыслах, не спешите их пресекать? Но вы ж судьи не боитесь! Это его взбеленило: -- Ты, лейтенант, не путай жопу с пальцем! Слежка за преступниками с целью пресечь работу криминальной группировки на разведку потенциального противника -- это одно. Потому как гадов надо брать с поличным. А вот сколачивание такой преступной группы для торговли государственными секретами с целью наживы -- другое. Твой дружок вляпался в это дело по уши. Единственное, что могу тебе для него обещать, если он нам поможет, -- это явку с повинной. И помощь следствию зафиксируем, если она еще будет. А там суд пусть разбирается. Пусть спасибо скажет, что мы тебе рисковать позволяем. Если что с тобой случится, кто будет отвечать? Я! Иду на это только из гуманизма. Без твоей помощи он бы себе верную вышку обеспечил. -- Так у нас вроде мораторий... -- Кому мораторий, а кому все равно вышка. Нет, не из гуманизма обрадовался майор моему предложению помочь. Просто на него возможность иметь своего человека в сердцевине преступной сделки свалилась как манна небесная. Нет слежки, от которой нельзя было бы уйти. Да и террористов столько развелось, что никакая слежка не помешает нажать кнопку на людном перекрестке. А тут я... -- Да и вы ж меня поймите, -- взмолился я. -- Как я могу своими руками яму другу рыть? -- А разве он не сам ее вырыл? А ты его как раз из нее вытаскиваешь! И потом, нужно, чтобы покупателя-то он нашел. По своей воле. Сам. Если ты, почти что наш сотрудник, этим будешь заниматься, то получается провокация. Его адвокат от обвинения камня на камне не оставит... В законах я не силен. И дело это такое, что не скоро найдешь, с кем можно проконсультироваться. Поэтому хоть и чуял я, что майор мухлюет, но возразить ему ничего не мог, а оттого просто уперся на том, что Шмелев не преступник. Юрий Юрьевич тоже не сдавался. Он еще не знал о моих планах в отношении своей службы. О том, что я рассчитываю потом спасти Принцессу и себя от САИП, я ему пока не сообщал. Вот когда я стану очень важным, ключевым свидетелем, тогда у нас совсем другая торговля пойдет. Пока же я изображал, что предел моих мечтаний вывести из-под статьи Женьку Шмелева. Что, в общем-то, тоже соответствовало правде. Как я ее понимаю. -- Не обольщайся, парень. -- В щекастом майоре впервые проглянуло что-то человеческое -- какой-то не очень скрываемый отблеск самодовольства. -- Мы и без тебя обойдемся. Не впервой. У тебя тоже, знаешь, репутация не безупречная. Так что хочешь помочь дружку -- помоги. Подстрахуй. Его же и пришибить, кстати, могут. А не хочешь -- обойдемся. Был момент, я заколебался. Как чаши весов качнулись в душе. С одной стороны -- одуревший от жадности Шмелев, которому я уж все так разжевал, что дальше некуда. А с другой -- будущее ни в чем не повинной сестры При, ее и моя жизни. На этих весах проблемы Женьки и его Веры были для меня явно менее весомы. И все-таки я упрямствовал. Не всегда даже самому себе это можно объяснить, но есть внутри нас некие "нельзя", которые посильнее любого здравого смысла. Вдруг я понял: если бы При сейчас участвовала в нашем разговоре с майором, пусть хотя бы молча рядом сидела, я бы сдался. Махнул бы на Шмелевых рукой... Неужели я из-за нее стал настолько уязвимее? Чепуха. Все, что делаю или не делаю в связи с ней, я делаю и ради себя тоже. А мне, для себя, жить предателем не хочется. Да и Ему такие фортели не нравятся. -- А если что-то стрясется? -- угрюмо спросил я. -- Рванет, например, что-то или кого-то? Каково будет вам жить с таким грехом на совести? Уловив, что меня заклинило окончательно, майор со скрипом согласился забыть об участии Шмелевых в деле. Вернее, он пообещал перевести их в разряд невиновных свидетелей, как только Евгений выйдет на покупателя. Уходя из "Отдела тендеров", я прокручивал мысленно весь разговор с майором и дивился странному от него впечатлению. Я уже упоминал как-то филологиню, которая обожала читать в постели стихи. И прямо в то самое время, и после. Причем, подпрыгивая на мне, она несла обычно Маяковского. Так вот, однажды, поглаживая мой временно обожравшийся инструмент, она прочла длинное стихотворение Тарковского о том, как ей хорошо. Все содержание помню смутно, но крепко врезался самый конец. В общем, все так расчудесно и прекрасно вокруг, когда влюблен: _...и даже рыбы смеются, плывя вверх по реке! А судьба идет за нами следом, как сумасшедший с бритвою в руке..._ Излагаю по памяти, может, и неточно. Но свихнутый с бритвою -- очень меня впечатлил. Ведь ни ты, ни он сам, никто не знает, что он теперь выкинет. Судьба! То ли побреет, то ли солнечного зайчика от лезвия запустит, то ли глотку перережет. Очень мне этот Юрий Юрьевич такого, страшного в непредсказуемости, но с бритвою, человека напоминал. Следователи, привыкнув, что от того, как они бумажки составят, жизни людей зависят, от такой своей власти часто того, сдвиг по фазе имеют. Опять же они ведь нередко не истину ищут, а протоколы под заданный ответ подгоняют. А меня, если честно, пугают люди, из которых можно гвозди делать. Какие-то сплошь специфические эти гвозди, все для крышек гробов получаются. Но я постарался мысли обо всем этом из головы прогнать. И обстановка помогала. Райская жизнь настала: весь день сижу возле компьютера, разбираясь в записях Гнома и Девки -- впереди торговля с Принцессиной Конторой предстоит, надо подготовиться. Сама При в это время по Москве рыщет, пытаясь с помощью подруг найти управу на САИП. Она говорит про подруг, и я предпочитаю верить. С ее помощью я послал письма Артисту и Боцману. Якобы от их сослуживца по Чечне, который нынче из Калининграда в моря ушел рыбу ловить. В письмах этих я понятным для них образом объяснил, что у меня -- затишье перед бурей, но помощь их пока не требуется. Так что днем мы оба заняты под завязку. Зато вечерами, ночами или днем, когда При свободна, мы теперь все время с ней. Помимо секса у нас уже и разговоры начали получаться. Хотя порой я ловил себя на том, что слушаю ее, не понимая и даже не различая слов -- как музыку, от которой по затылку бегут гипнотизирующие мурашки. Однажды, когда мы отужинали и я сонно, как удав в кустах, переваривал пищу и события дня, положив голову При на колени, она странно вздохнула. Я с трудом приоткрыл глаз и посмотрел в склоненное надо мной лицо: нет, не плачет вроде бы. Однако спросил сквозь дрему: -- Ты чего? -- Ничего, дорогой. Все хорошо. Теперь вздохнул я. Баба -- она баба и есть. И у лучшей из них бывают приступы душевных мук в самый неподходящий момент. Потом опомнился. Можно подумать, что у меня самого душевная смута только по расписанию, когда это удобно окружающим. -- Ну, лапка, расскажи? -- "Постель была расстелена, но ты была растеряна и все твердила шепотом: "А что потом? А что -- потом?" Я невольно засмеялся, снова вспомнив хорошо просветившую меня в области поэзии филологиню, которая часто читала пародию на вспомнившиеся сейчас При стихи. Но у меня хватило ума подавить так некстати напавший на меня хохотунчик. -- Ты чего смеешься? -- охотно улыбнулась моя милая. -- Так просто... -- Из книжек я знал, что нельзя, будучи с женщиной, вспоминать при ней о прежних связях. -- Мне очень хорошо с тобой. -- И мне, дорогой. Мне нравится, что ты зовешь меня "При". Я действительно теперь при тебе. Меня без тебя нет, понимаешь? -- Понимаю и одобряю. Ну так что же тебя встревожило? При опять загрустила. -- Просто я подумала, как в стихах: а потом-то что? Совсем после, понимаешь? Ну выскользнем мы на этот раз. Ну отказалась я ложиться под говнюков, чья подноготная интересна САИП. А -- дальше?.. -- Будем жить долго и счастливо. -- Как? И чем жить? -- Ты знаешь, у меня скопились кое-какие деньги... И знаешь, что я хочу с ними сделать? Я хочу с тобой прожить несколько лет -- весной. Понимаешь? Переезжать раз в два-три месяца, чтобы все время была весна. Сначала -- на юге. Когда там весна закончится, подняться севернее... Или в другое полушарие. Чтобы у нас на глазах голые сучья покрывались почками и листвой. Чтобы сквозь отлежавшие под снегом скукоженные листья у нас на глазах пробивалась свежая трава... Чтобы птицы к нам прилетали. Чтобы лед на реках или морях таял и трескался. А, как тебе? Она почему-то очень удивилась: -- Ты серьезно? -- Что -- серьезно? Про весну? -- Теперь я удивился -- ее удивлению. -- Нет, что ты сам об этом думаешь? -- ?.. -- Дорогой, я тебя обожаю. Извини... А ты... Ты не еврей, часом? -- А что, не видно? -- Видно. Но, может, ты какой-нибудь такой, ну необрезанный, неправильный еврей? Понимаешь, ты такое чудо! Но... -- "Но"? -- с подозрениями в своей принадлежности к избранному народу я и раньше сталкивался. Они бы мне даже и льстили, не случайся обычно эти подозрения тогда, когда я не соглашался надираться до свинского состояния. Даже как-то обидно, что такого мелкого совпадения хватало, чтобы причислить меня к тем, кто по расхожему мнению -- самые мудрецы и хитрецы. Я еще, наверное, доживу до времени, когда в евреи будут принимать, как в партию. Самых достойных: по разнарядке, с рекомендациями и кандидатским стажем. -- Дорогой, ты такой ласковый... Мне хотелось бы надеяться, что ты, едва я выйду за порог, не залезешь в кровать какой-нибудь? -- Ну-у... Милая, твое мнение о моих возможностях, безусловно, меня радует, но... Вряд ли, милая, после тебя у меня при всем желании хватит сил на кого-то еще. Она чуть прищурилась, выдавая непроизвольное желание ударить, но, конечно, еще не созрела, чтобы сделать это. Сказала: -- Я серьезно. -- Да как можно об этом -- и серьезно?! Ты как будто издеваешься. На меня если одна из тысячи просто внимание обратит, так и та -- мымра... -- Не кокетничай! -- Лапонька... Мне, кроме тебя, просто никого не нужно. Понимаешь, это и есть верность. Если человек ходит, стиснув зубы: "Ни за что не изменю, потому что храню, храню свою верность!" -- это... Ерунда какая-то. С тех пор как я тебя... Как мы с тобой, меня просто не интересуют другие женщины. Понимаешь? Мне скучна сама даже мысль за кем-нибудь... того. -- Да? Ты уверен? Да, я был уверен. Но перспектива доказывать это всю оставшуюся жизнь на какое-то мгновение показалась мне нудноватой. Я и в самом деле верю в то, что ей сказал: или тебе не нужны другие, или нужны. Во втором случае никакие клятвы ничего не решают. Важно, что скоро ночь, которая даст тебе именно те аргументы, которые тебе самому более всего нравятся. А с При мне нравилось и то, что никакой ночи ждать не обязательно. -- Конечно, милая... -- Ладно, посмотрим, дорогой. А потом? Проживем мы один год весной, второй... А потом? -- Ну мы же будем ездить, так? Найдется место, где нам захочется жить. Будем жить там. -- Как? -- Как будем жить? Регулярно и разнообразно. -- Веч-ная вес-на, -- тихо выговорила она по складам. И вздохнула. x x x Январь пролетел, как в сказке. САИП о себе не напоминала -- мне хотелось верить, что на нее подействовал мой ультиматум: они не трогают нас с При, мы -- их; если Гном хочет получить назад свои цацки -- пусть сначала вылечит сестру При, Елену, чья психика надорвалась после перенесенного в Чечне. Хотя в общем-то смирение спецслужбы перед моей наглостью, разумеется, вызывало вполне понятные подозрения. Как бы то ни было, При даже дозволили пару раз встретиться с сестрой. При возвращалась от нее просветленная, замечая явные улучшения. Конечно, мы понимали, что рано или поздно САИП нам все припомнит. Но никогда еще до этого я не переживал столь радостного периода всеобъемлющего наплевательства. Понятно, что затишье может кончиться в любой момент. Понятно, что нахальство выйдет мне боком. Но сегодня я был счастлив, При была со мной и моей, а на все остальное мне было плевать. x x x 3 февраля, во вторник, Шмелев сообщил мне на пейджер, что покупатели наконец готовы. Все это время мы с ним регулярно встречались, обсуждая детали предстоящей сделки. Но разговоры шли прохладные. Словно он во мне разочаровался. Но теперь мой выход. Я нужен ему конкретно: помочь забрать у продавца изделие и разобраться в нем до такой степени, чтобы можно было проинструктировать покупателя. Никто ж не станет выкладывать деньги за то, с чем неизвестно как обращаться. Почему я? Сам продавец не желал встречаться с покупателями ни в какую. А в себе Женька по части понимания убийственной техники сомневался. Вот этим, прежде всего, и определялась его нужда во мне. Разобравшись с техникой, я должен был сопроводить Шмелева на встречу с покупателями и не дать им его замочить. Короче, осталось начать да кончить. Я почуял неладное, уже когда я говорил со Шмелевым по телефону, договариваясь о встрече в среду с утра. А когда пришел, наткнулся на такую озлобленную настороженность, что даже не знал, с чего начать. Вера Ильинична даже ни разу глаз на меня не подняла. Но я все-таки рассказал -- и об операции ведомства майора Юрия Юрьевича, и про то, что у Евгения с Верой есть возможность пройти по делу только свидетелями. Показал выданную мне отделом ФСБ бумагу, подтверждающую мое сотрудничество со следствием. -- Ты свою долю принес? -- хмуро спросил Женька. Он словно и не слышал ничего из мной сказанного, этот искалеченный здоровяк с умом жадного ребенка. Он бычился, как мясник перед забоем. Даже сел он от меня справа -- левым, закрытым замшевой блямбой глазом ко мне. Будто не только слышать, но и видеть меня не желал. -- Долю? Деньги в смысле? -- спросил я, уже зная, что меня ждут неприятные сюрпризы. -- Нет, помидоры. Принес семь тысяч? -- Принес. -- Покажи. -- Вот. Он тщательно пересчитал и осмотрел каждую купюру. Потом положил их в конверт к своим трем тысячам и вздохнул. -- Ну и чего же ты хочешь? -- Хочу? Помочь тебе выпутаться из этой катавасии. -- Да уж, помощничек. Но что я-то, по-твоему, должен теперь сделать? -- Сведешь меня сначала с продавцом, потом я отправлюсь к покупателям, а ты -- свободен. Гэбэшники устроят засаду, возможна перестрелка. Без тебя обойдемся. Потом, когда их всех повяжут, выступишь на суде свидетелем. Ордена не обещаю, но срока не будет, и то хорошо. -- Ну хватит! -- рявкнул Шмелев, хватив по столу кулаком так, что в шкафчике над раковиной забрякали тарелки. -- Ты уж меня совсем-то за идиота не принимай! Наплел-то, наплел! И разведка, и следствие... И бумажку себе смастерил! Мне внушали, что такие, как ты, за деньги, которые тут корячатся, мамашу родную заложить могут, да я не верил. Все ж таки от кого, от кого, а от тебя такого не ожидал. Неужели правда, что люди из-за денег с ума сходят?! Олег, мы ж с тобой столько вместе пережили, как же ты можешь?! Такая неподдельная смесь горечи, обиды и злости была в его голосе, что я растерялся: -- Да ты чего, Жень? Я-то в чем виноват? -- А ни в чем! Подумаешь, важность -- кинуть он меня захотел. Решил, меня побоку, а весь навар -- себе?! Хорош друг! Бизнес по-русски, да? -- Какой навар, чудила? За тобой же следят! Тебя же микрофонами обложили! -- Да? Ну и где они теперь, твои микрофоны? Где?! Действительно, детектор, когда я пришел, показал, что на этот раз в квартире было чисто. -- Да откуда ж я знаю? Сняли их как-то. -- Конечно, сняли. Родич вот Аверкин и снял... Он парень ушлый. Сначала перепугался, когда я ему твою версию изложил, а потом пришел и снял. Но не просто так! Не вышло тебе нас надурить, друг дорогой. Он с собой пленочку специальную прихватил и с микрофончиков снял отпечатки. И знаешь, чьи они оказались? Твои! Те же самые, которые ты в телефонной книжке у нас оставил. У меня челюсть отвисла. Вера Ильинична смотрела на меня с такой гадливостью, словно я на ее глазах дерьмо ел. Вот это подстава так подстава. Ничего в голову не приходило. Даже догадки не было, как такое могли организовать, откуда тут взялись мои отпечатки. Правда, я вернул Ларисе Курбановой тех жучков, которые забирал у нее и у ее напарника. На них, конечно, могли остаться мои пальчики, но как они сюда-то попали? А главное -- зачем? -- Погоди, Женя. Давай я тебе встречу с майором Юрием Юрьевичем устрою. -- Да как хоть фамилия-то твоего майора? -- Понимаешь, Жень, у них же тоже семьи, дети. Поэтому они своих настоящих фамилий и имен без крайней нужды стараются не афишировать. Можно ведь понять? -- Еще как можно! -- неприятно рассмеялся Шмелев. -- Только чего уж на майоров размениваться? Ты мне еще про генералов расскажи! Расскажи еще, как меня в тюрьму посадят, как я Верку свою обездолю... Тут-то я и понял, что дело мое -- безнадежное. Вышибло Шмелева из уверенной жизни, и ничего хорошего он от нее уже не ждет. Ни от жизни, ни от людей вообще, ни от друзей бывших. Всеми предан. Все хотят его обмануть. Вот она, повышенная тревожность, во всей красе. Ну и как мне это знание сейчас использовать? Как достучаться до этого болвана? Тем более после того, как некто, не мне чета по уму, его против меня настроил? Мои отпечатки на микрофонах -- это круто, ничего не скажешь. -- Слушай, -- предположил я, зная подлючество спецслужб, включая контрразведку. -- Может, они и этого вашего родича уже обработали? Может, и он с ними заодно? -- Ну да! Он заранее знал, что я тебе позвоню, да? Поэтому специально к тебе залез -- а где ты обретаешься, я сам не знаю, -- выкрал у тебя микрофон и к нам притащил! Ты хоть думай, что мелешь-то? Он ни тебя, ни фамилии твоей даже не знает! Про то, как обдурить оппонента, я много чего знаю. А вот как правду доказать, если человек ничего слушать не желает, про это -- нет. Женька-то оказался из упертых. Такому если что втемяшилось -- объяснять бесполезно. -- Женя, ну послушай, пожалуйста! Услышь ты меня наконец! Никаких денег мне твоих не нужно. Я действительно тебя выручить хочу. -- Ладно, выручальщик, не ори тут. Наслушались уже. Короче, так. Хочешь участвовать, как я предлагал, -- давай. Если хочешь, стой рядом, когда буду деньги отдавать и когда я товар покупателю передам. Но все только через меня и при мне. Понял, дружок? Что мне оставалось? Приперт. Не говорить же ему про сестру моей При, сидящую в заложницах у Гнома. Этому он и совсем уж не поверит. Да и я не поверил... -- Хорошо, -- согласился я. -- Мне теперь уже деваться некуда. Пусть будет по-твоему. Когда ты деньги собираешься отдавать продавцу? -- Сегодня, дорогой. Сегодня! Не ожидал? x x x С продавцом оружия мы встретились около обеда, в его гараже на Новой Башиловке. Подъехали, как большие люди, на черной "Волге", которую мне выделил майор Юрий Юрьевич. Предупрежденный мной водитель, якобы мой старый приятель по войне, остался в машине с АКМом на коленях. Мужичонка сразу показался знакомым. Где-то эту мрачноватую физиономию с тонкими сросшимися бровями я уже видал. Держался он суетливо-предупредительно. Назвался Павлом. Присмотревшись, я понял, что он удивительно похож на Веру Шмелеву. Но то, что у нее выглядело симпатичным и радушным, у него было, наоборот, неприятным и унылым -- этакая мрачная пародия. Аппарат свой Павел демонстрировал с гордостью, уточнив, что изделие сочинено и собрано им лично в одном экземпляре и достойных аналогов в мире не имеет. Машинка и вправду была забавная. Мечта террориста. Три компонента. Первый -- модернизированное пусковое устройство ПТУРСа -- противотанкового управляемого ракетного снаряда и сам снаряд. Радиоуправляемый, с телеглазом и регулируемой мощностью. При дистанции в километр -- заряд больше килограмма, при пятистах метрах -- полтора, при двухстах -- два. Я видел результат попадания такого, килограммового, в Грозном. Тяжелый танк вывернуло наизнанку со всем его экипажем. Притом что боезапаса собственного в танке тогда уже не было. Второй элемент, соединенный кабелями с пусковым устройством, -- компьютер, в который можно ввести схему местности, а можно и не вводить -- сам все сообразит по ходу дела. Третья составляющая -- присоединенная кабелем к компьютеру, но способная работать и по радио на расстоянии до километра штука, похожая на видеокамеру. Павел сам показал, как это действует, и помог мне испытать собственноручно. Задняя стена его гаража выходила на улицу, так что мы наблюдали, словно из бункера. Сначала наводишь перекрестие прицела экранчика камеры на цель и нажимаешь кнопку. Ждешь секунду, и цель на экране становится крупной и неподвижной. Тогда наводишь перекрестие на то место цели, в которое желаешь попасть. Спереди, сзади, сверху, снизу -- как пожелаешь. Ждешь еще пару секунд, пока компьютер все запомнит, рассчитает траекторию и зажжет зеленый огонек в углу экрана. Затем -- хочешь сразу, хочешь через год -- нажимаешь рычажок на камере или кнопку на панели компьютера, и снаряд летит во что указано. Смотришь ты при этом через камеру или нет, стоит ли машина с компьютером и пусковой установкой или едет, в пределах прямой видимости от тебя цель или скрылась за деревьями, домами, реками -- неважно. Снаряд непременно ее найдет и, если хватит горючего, врежется именно туда, куда приказано. Шмелев потрясение молчал, а я, слушая похвальбу Павла, восхищался. Но не очень искренне. Машинка, конечно, подходящая для борьбы с дотами и блокпостами. И для теракта по неподвижной цели. Если, например, навести на окно резиденции, то у объекта шансов уцелеть -- ноль. А вот на лимузины с ней охотиться, наверное, не шибко сподручно. Прикинем. При скорости сто километров в час авто за секунду делает около двадцати восьми метров. Пока поймаешь цель, пока уточнишь место попадания, даже у хорошо тренированного человека при боевом мандраже уйдет никак не меньше восьми -- десяти секунд. Плюс время полета, обхода препятствий... Метров триста -- четыреста машина пройдет за это время. Если маршрут не прямой, если охрана сообразительная, можно притормозить и на ходу выскочить. Водитель может успеть спрятаться в арке, допустим. Нет, в условиях города ненадежно. А вот на открытом шоссе, да еще если расположить пусковую установку впереди цели. Тут гарантия процентов шестьдесят -- семьдесят... Я машинально представлял себя в роли покупателя, потому что хотел понять, насколько страшна эта техника. Потому что Юрий Юрьевич и его хлопцы -- это, конечно, хорошо, но случись им упустить покупателей, крайним окажусь я. Во всяком случае, в своих собственных глазах -- точно. -- Учтите: внутри все залито пластмассой, моноблок, -- щебетал Павлуша. -- Воды не боится, но ремонту и вскрытию не подлежит. Мое, извините, ноу-хау. Работает комплекс либо от сети через трансформатор, либо от автомобильного аккумулятора, либо на аккумуляторе встроенном. Подсоединять вот здесь. В комплекте даю три снаряда. Шмелев слушал, кивал, но видно было, что все -- мимо ушей. Ему просто не приходило в голову, что покупатель обязательно скажет: "Покажи, как р-работает, дара-гой! Вах!" Почему-то я был уверен, что у покупателя обязательно окажется кавказский акцент. Когда передали деньги (на мой совет протереть свои и пересчитывать мои купюры в перчатках Евгений зыркнул по-волчьи и из принципа чуть ли не облизал у себя на кухне каждую бумажку), продавец их взвесил на ладони и криво усмехнулся. Я смотрел на него с подозрением -- никак не мог поверить, что он не знает действительной цены этой техники. Сделанные мимоходом ссылки на нищенскую зарплату, на безденежье и запросы молодой жены меня лично не растрогали. Сволочь, она причину всегда найдет. Я придирчиво проверил каждый снаряд -- в чем в чем, а в ПТУРСах, даже модернизированных, немного смыслю. Пока мы таскали засунутые в картонные коробки компоненты разобранного комплекса в багажник "Волги", я успел-таки кое-что в двух ПТУРСах модернизировать. Не афишируя, естественно, своей рационализации. Шмелев так спешил провернуть свою сделку века, что и с покупателями, оказалось, договорился на этот же день. Все сюрпризами меня удивлял, дурачок. Водитель был опытен, обучен и попетлял, якобы проверяясь, по городу, сколько надо. Не заметив слежки -- а следить за нами людям Юрия Юрьевича при своем-то водителе было несложно, -- мы добрались по МКАД в Абрамцево. Там, как было условленно, выгрузили все на обочину, и черная "Волга" ушла. Минут через пятнадцать подъехала другая, светлая "волжанка". Ее водитель и пассажир, как я понял по радости Шмелева -- покупатель, действительно оказались кавказцами. Больше того, покупатель явно был чеченцем, крупным и ловким мужиком, несомненно имеющим боевой опыт. Этот сплав уверенной настороженности не спрячешь, он как загар. По-русски говорил чисто, без акцента. Впрочем, он не так много и говорил. Держался оживленно, пожимая руку, в ответ на мое: "Олег" -- представился весело, мельком глянув на мой АКМ: -- Виса. -- И тут же огорошил наивного моего приятеля: -- Поехали к друзьям. Деньги у них. -- Какие друзья? Почему у них? -- разочарованно заспорил мой коммерсант. -- Мы договаривались, что ты деньги сразу отдашь! -- Ну как "сразу"? Как "сразу"? -- удивился Виса. -- Посмотреть нада? Показать-рассказать, как включается-шмучается, нада? Выпить, чтобы хорошо работало, нада? Тут посмотреть можем? Попробовать тут можем? Очень прошу, поедем. Все деньги приготовлены, ждут тебя. Что ты сердишься? Ты не один. У твоего друга автомат. Я -- один, без оружия. Почему ты сердишься? Почему ты смеешься?.. Последнее он спросил у меня, после того как я демонстративно хохотнул, показав, что не верю в его безоружность. Но в общем-то я