уже сегодня вечером быть у себя дома. Контейнер тоже будет в надежных руках -- так чего же мне не радоваться тому, что мы сейчас поедем в ФСБ и для меня на этом все благополучно закончится? -- То-то и оно... Я, кажется, понял! -- Док даже хлопнул себя по лбу в досаде за то, что до него дошло так поздно. -- Мы с самого начала лопухнулись: нельзя было звать местных на помощь, нельзя было ехать сюда, нельзя обращаться ни в прокуратуру, ни в ФСБ, ни в любой другой местный орган власти... Как вы думаете, сколько генералов живет в областном центре? Человек десять, ну от силы двадцать. Они же все наверняка друг дружку знают. Областной прокурор -- начальника гарнизона, местный начальник УВД -- начальника из ФСБ и так далее. Они помогают друг другу по службе, может быть, даже в баньке, как это водится, вместе парятся. Не сдадут они своего! Ни за что! Наш генерал отмоется -- сами видите, как он в этом уверен. Больше того, он еще в героях ходить будет: как же, в заложниках побывал... А мы угодим в КПЗ, и навесят на нас делов по самые уши. Это, конечно, не расстрел (нам теперь, кстати, ни за что не доказать, что генерал отдал такой приказ), но и торчать в чекистской тюрьме до посинения мне тоже не улыбается... -- Что ты предлагаешь? -- спросил я. Спросил специально, чтобы ребята услышали его ответ: лично я согласен был с Доком на все сто. -- Немедленно убраться из этого города, чтобы не шарахаться от любого милиционера. Затем... Командир, мы знаем только одного человека, у которого есть власть и, главное, совесть, чтобы разобраться во всем этом деле. И нам как можно скорее надо выйти с ним на связь. Тем более мы с ним уже работали, так что это человек проверенный. -- Ты имеешь в виду Голубкова? -- уточнил я. -- Так точно. Лучше, конечно, нам добраться до Москвы, но я не уверен, что мы с таким грузом туда благополучно доедем. Так что как Голубков скажет, так и сделаем. -- А давайте мы по пути бочку спрячем или, еще лучше, закопаем... -- предложил Муха. -- Возможно, что так действительно будет лучше, -- сказал Док. -- Хуже будет только одно: оставаться здесь, -- это совсем нам не с руки. Так что поехали-ка, ребята, поближе к матушке-столице... Я оглядел своих бойцов: все были согласны с Доком. Генерал, поняв, что, предложив себя в проводники, дал маху, сейчас снова напрягся и запыхтел еще громче, чем прежде. На него мне было наплевать; да он и заслуживал того, чтобы его не принимали во внимание. -- Давай, Олег, трогай потихоньку. Бог не выдаст, свинья не съест. Выберемся как-нибудь... -- сказал я, подытоживая разговор. И мы, миновав последний милицейский патруль на выезде из города, погнали на север, в сторону Пензы. Через полтора часа мы въехали в небольшой районный центр под названием Петровск. -- Олег, остановись-ка у почты, -- попросил я. -- Генерал, коли вы сейчас богаче всех нас, вместе взятых, я займу у вас пару тысяч рублей? В Москве мы все вернем... Вы хотите спросить, зачем нам деньги? Думаю, вы, как и все остальные, не прочь перекусить... Тут всех разом как прорвало, заговорили про еду. -- Точно! -- встрепенулся Артист. -- Мы ж уже сутки как не ели! -- Эх, сейчас бы той ухи, что мы вчера наварили, да по паре мисок... -- мечтательно произнес Боцман. -- А мне в данный момент все равно, что жрать, -- философски заявил Муха, -- лишь бы пожирней да побольше. Даже Док, самый из нас терпеливый, сейчас не выдержал: -- Да, самая пора перекусить... -- Семен, сходите с Димкой, закупите провизию. -- Я протянул Артисту позаимствованные у генерала деньги. -- А я на почту, звонить в Москву. Я вылез из автобуса и побежал к неказистой стекляшке, на которой висели выцветшие синие буквы, складывающиеся в криво стоящее слово "Почта". Но, к моему сожалению, она работала только до пяти часов, а сейчас было уже около семи. Хорошо еще, что местный центральный гастроном закрывался в восемь вечера и ребятам удалось набрать два пластиковых пакета с продуктами. Мы наоткрывали банок с консервами, наломали хлеба и под квас местного производства принялись наскоро утолять голод. -- Эх, сейчас бы жареной картошечки!.. -- мечтательно произнес Муха. -- А бы я от жениных пирожков с капустой не отказался, -- отозвался Боцман. -- Знаете, Светка моя такие пироги умеет делать -- сами в рот лезут! Я, глотая слюнки, сразу же вспомнил наше любимое семейное блюдо -- солянку. Оля моя готовила ее исключительно в русской печи, которая была у нас в теплой половине дома. Но рассказывать об этом я не стал: вот приедут ребята ко мне в Затопино, тогда и попробуют. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать... А ребята тем временем от темы еды плавно перешли на анекдоты. Тут уж равных не было Артисту: он знает столько всяких баек и историй, что может рассказывать их сутками. Я посмеялся минут десять вместе со всеми (только Иконников ни разу не улыбнулся) над хохмами Артиста, а потом сказал: -- Ну все, хорош! По машинам! Через полчаса мы уже снова резво катили (не соврал дядя Сережа, мотор у РАФа был отлажен что надо) по трассе Р-158. При такой скорости я рассчитывал добраться до Пензы где-то за час. А уж там-то, в областном центре, наверняка был круглосуточный междугородный переговорный пункт -- мне не терпелось пообщаться с Голубковым: интересно, какой может быть его реакция на произошедшее с нами? Муха, насвистывая себе под нос какой-то популярный мотивчик, весело крутил баранку микроавтобуса. Остальные расслабились. Док закрыл глаза и, кажется, спал. Артист возился со своей трофейной "береттой", Боцман вполглаза сторожил генерала. Наш пленник бодрствовал: видно, текущие события его как следует вышибли из колеи -- наверняка он за свою жизнь ни разу не оказывался в таких ситуациях. На его заплывшем жиром лице, сменяя одна другую, проявлялась целая гамма бушевавших в нем эмоций: гнев, страх, усталость, надменность, обреченность... Он заметил, что я наблюдаю за ним, и сразу как будто надел на себя маску несправедливо обиженного человека. -- Вы сильно ошибаетесь в ваших выводах, -- сказал он, -- как вас там, Сергей, кажется? Я так понимаю, что вы тут главный, так вот, я обращаюсь к вам как к человеку, которого эти, -- он кивнул на ребят, -- послушают... Я не знаю, почему ваш приятель, -- генерал показал глазами на Боцмана, -- так на меня взъелся, я ничего плохого ему не сделал, как, впрочем, и всем остальным. Я и видел-то вас всего несколько минут... -- А приказ? -- спросил я. Мне, честно говоря, не очень-то хотелось говорить с этим человеком. -- Какой приказ? -- О нашем расстреле. -- Капитан Зайнутдинов неправильно меня понял. Я сказал ему "избавьтесь от них", но это значило только то, что вы не имеете права находиться возле секретного контейнера и что вас лучше всего вывести за территорию лагеря... -- Бросьте, генерал! Я слышал вашу интонацию, она была достаточно выразительна; подчиненный вам капитан, который, кстати говоря, самостоятельно ни за что бы не решился на такой шаг, как расстрел, а тем более без выяснения тяжести вины, -- наверняка изучил ваши интонации. Вот и старался в точности выполнить указание, которое для него на тот момент было вашим приказом. Я ясно изложил свои претензии? Генерал понял, что его доводы меня не убеждают, и сменил тактику. -- Допустим, что моя интонация была не в вашу пользу, -- сказал он в страстной надежде меня уболтать. -- Но я принимал вас за бандитов, которые по каким-то своим причинам устроили разборку с конкурентами. Я подозревал, что из-за этого злополучного контейнера со штаммом... Мог я подозревать такое? Мог! Ну и как я еще, по-вашему, должен был к вам относиться? -- Как? Ну, например, как к людям, которые помогли государству отвести реально нависшую беду от жителей Поволжья. -- Но это еще надо было доказать! -- Чего доказать? Что мы хорошие ребята? Что мы с оружием в руках защищали свои жизни и жизни миллионов ни в чем повинных жителей Поволжья? Бред!.. Я понял, что продолжать наш разговор бессмысленно, и только отмахнулся рукой от его тупой реплики. Но генерал не унялся. Наверное, ему очень не хотелось попадать в руки какого-то таинственного Голубкова... -- Я вижу, что вы такой же упертый, как ваши друзья... Что ж, обещаю, что вы еще не раз пожалеете о том, что так со мной поступили. Вы знаете, я даже рад, что мы едем в Москву. Могу вам признаться без лишней скромности, что у меня там много друзей -- и многие из них очень влиятельные люди: и в ФСБ, и в Министерстве обороны, и даже в администрации президента... Объект, которым я командую, особенный, и абы кого туда бы не поставили. Так что, будьте уверены, ваш Голубков -- кто бы он ни был -- ничто по сравнению с теми, с кем у меня очень хорошие, дружеские отношения. Они сотрут всех вас в мелкий порошок, а за компанию и вашего Голубкова; да вас всех просто упекут за решетку -- за похищение человека, за незаконное применение оружия, сопротивление властям, за то, что, возя чуть ли не через всю страну опасную бактериологическую бомбу, подвергали опасности миллионы и миллионы людей, страну, наконец! Знаете, я человек не злопамятный, поэтому советую вам по-товарищески, пока не поздно, изменить свои планы. Отпустите меня в Пензе, вернете мне контейнер, я, так и быть, постараюсь забыть весь этот инцидент с похищением... Я заметил, что в нашем микроавтобусе как-то до странного стало тихо. Это мои ребятки напряглись от последнего генеральского монолога: похоже они уже давно слушали его и теперь, чтобы ребята сгоряча не наломали дров, надо было их успокоить. Я широко зевнул и сказал лениво-безразлично: -- Собака лает, ветер носит. Не надо, генерал, нас пугать, мы давно пуганые. Вы даже не представляете, с кем вас угораздило связался... И жалеть о нашем знакомстве не мы будем, а вы. И давайте-ка лучше помалкивайте, а то мои друзья с самого утра кулаки ни об кого не чесали. Гляньте-ка вы на нашего Димитрия... Генерал невольно поглядел на своего конвоира, и весь его гонор как рукой сняло: Боцман сидел так, что и слепому было видно: человек готов в любую секунду сорваться и звездануть так, что мало не покажется. И генерал закрыл свой набитый вонючими, гадкими словами рот и ехал молча почти до самой Пензы. Впрочем, вскоре произошли события, заставившие нас забыть и об этом разговоре, и о дурацких генеральских угрозах, и о самом генерале... 5 Автобус как будто уперся в мягкую, упругую стену: все, кто находился в его салоне, полетели по инерции вперед. И тут же ударили выстрелы. -- Засада! -- закричал Муха. Он быстро переключился на задний ход и дал по газам, так что мы все снова полетели кубарем, теперь уже в другую сторону. Засада была организована грамотно -- откуда-то спереди по автобусу били сразу с нескольких точек из автоматов. Мне в салоне пока ничего не было видно, и я никак не мог решить, что лучше: всем покинуть автобус или же постараться уйти, используя колеса. Артист, сидевший впереди рядом с Мухой, открыв настежь дверцу автобуса, уже палил из своей трофейной "беретты". Благодаря маневрам Мухи, умудряющегося выписывать на полном ходу залихватские виражи, обстрел почти не приносил нам вреда; лишь несколько пуль прошило бок салона, но, слава богу, никто не был задет. Муха, все так же задним ходом, завел РАФ в непростреливаемое пространство, в окружающий дорогу редкий лесок, и здесь заглушил мотор. Так что решение пришло само. -- Боцман, приглядывай за генералом и бочкой! -- крикнул я и, вытащив автомат из-под сиденья, выпрыгнул из автобуса. Док с Артистом устремились за мной, но Артиста я решил пока оставить с Мухой оборонять автобус. Нет ничего хуже, чем воевать в незнакомом вечернем лесу с тем, о ком ты ничего не знаешь... Мы с Доком разделились и -- каждый со своей стороны -- пошли в обход к тому месту, откуда по нас велся огонь. Я осторожно ступал по прошлогодней листве, стараясь разглядеть в быстро надвигающихся сумерках хотя бы силуэты нападавших. Кто именно устроил на нас засаду, меня сейчас мало интересовало. В конце концов, какая разница, кто и за что тебя хочет убить? Главное -- не дать этого сделать. Не успели мы пройти и двухсот метров, как сзади, от автобуса, раздалась беспорядочная пальба. Заметив по вспышкам выстрелов, откуда стреляют нападающие, я, больше не особо таясь, помчался туда. Первого я увидел уже шагов через двадцать. Пристроив свой автомат в развилке молодого деревца, он стоял на одном колене и, не заботясь об особой маскировке, бил скупыми очередями в сторону РАФа. Завидев его, я даже успокоился: еще одной неизвестности пришел конец. Стрелявший был очень похож на тех чеченцев, у которых мы отбивали контейнер в лагере нефтяников. Непонятно было только, если это те же самые чеченцы, то как они на нас вышли, как определили нас на дороге, встретив засадой. Двух пуль оказалось вполне достаточно: бородатый так и остался стоять на одном колене, упершись размозженной головой в приклад застрявшего в развилке автомата. Автомат я трогать не стал, а запасные рожки к "калашу" конфисковал и отправился искать бородатых подельников покойника. x x x Когда Аслан Бораев проснулся этим утром в усадьбе Султана, он первым делом разбудил двоих своих людей и попросил приготовить ему крепкого чая. Те ушли было на кухню, но неожиданно быстро вернулись с неприятным известием: пленники, которых они взяли накануне, сбежали. Аслан, забыв о завтраке, немедленно отправился к Султану. Он застал Аджуева в состоянии, близком к бешенству: тот злобно бегал по двору, ругая своих людей на чем свет стоит. -- Ишаки! Тупые бараны! Как вы их сторожили, если они, полуживые, смогли уйти из-под вашего носа! Мало того, убили наших людей, украли у нас машину! Они нанесли мне личное оскорбление, которое можно смыть только кровью! Ну чего встали как истуканы?! -- орал Султан, сгорая от желания начать пинать ближайших к нему боевиков ногами. -- Ищите! Из-под земли мне их достаньте! Приведите мне этих людей, я их на мелкие кусочки своими руками накромсаю, клянусь Аллахом! Увидев Аслана, он подбежал к нему: -- Ты почему здесь? -- Что я должен делать? -- Искать! Отправляйся в лагерь, возьми там всех, кто свободен, и прочешите всю округу! Султан махнул рукой стоящим вокруг боевикам, и те побежали вооружаться. Вскоре они, предводительствуемые Асланом, расселись в две легковушки и помчались к лагерю. Но Аслан, к своему счастью или несчастью, опоздал: лагерь уже был оцеплен солдатами. И хотя лицо Аслана было невозмутимо, внутри у него все кипело: лагерь был его детищем, целый год он круглыми сутками занимался только им, подбирал людей, учил их -- и вот теперь, когда они только-только приступили к настоящему делу, все разом рухнуло... Он достал свой мобильник и позвонил Аджуеву, обрисовал ситуацию. Султан длинно выругался, не в силах сдержать вскипевшую в нем с новой силой злобу. -- Ты хочешь сказать, что мы потеряли контейнер?! -- заорал он. -- Эта бочка стоила мне слишком дорого, чтобы я вот так, за здорово живешь, простил ее потерю! Оставайся пока там, наблюдай. Рано или поздно оцепление будет снято. А бочку они обязательно потащат обратно. Тебе надо знать, в какой машине ее повезут. Нападешь по дороге и отобьешь груз, понял? -- Но здесь несколько бэтээров и даже вертолет прилетел с каким-то начальством... Постой, я, кажется, знаю этого генерала... Да это же тот самый, у кого мы вчера взяли контейнер! И с ним те самые рыбаки, которые от нас сбежали!.. -- Что?! Ты хорошо их рассмотрел? -- Да, у меня хороший бинокль, я не могу ошибиться, это тот самый генерал... -- Вот шакал! -- Ты хочешь сказать, это он организовал на нас нападение? -- предположил Аслан. -- Вряд ли. Даже если он и захотел бы это сделать, наверняка не стал бы брать с собой каких-то случайных рыбаков... -- А с чего ты решил, что они случайные? Разве не может статься, что рыбаки оказались в лагере совсем не случайно?.. Я могу поклясться чем угодно, что эти самые рыбаки -- настоящие воины, я в этом мог убедиться лично. Скажи, Султан, ты действительно уверен, что генерал не спланировал все заранее и теперь мы теряем большие деньги и платим кровью своих людей только из-за его коварства? -- Если это так, то генерал -- сам дьявол!.. -- Султан на секунду задумался. Когда он снова заговорил, тон его был уже другим. -- Разберись с этим, Аслан, я тебя очень прошу! Мы станем посмешищем для всей Ичкерии, если русским удастся нас надуть... -- Хорошо, Султан, контейнер будет наш! Трупами москвичей, клянусь, я накормлю тех самых рыб, которых они якобы хотели наловить. Но как быть с генералом? -- С генералом я сам разберусь! Позже, когда бочка к нам вернется, он заплатит за все... -- Тебе виднее... -- сказал Аслан, ожидая, когда Руслан отключит свой мобильник. x x x Наблюдавшие за лагерем чеченцы видели, как солдаты, расступившись, дали КамАЗу выехать из лагеря. Аслан даже успел разглядеть, что и генерал сел в грузовик, и тогда приказал двигаться параллельным КамАЗу курсом. Аслану и его людям не повезло всего чуть-чуть: будь у них хотя бы минута в запасе, они успели бы напасть на Пастуха с ребятами в тот момент, когда они пересаживались в "лендровер". Но им пришлось делать большой объезд, чтобы обойти армейское оцепление, так что чеченцы поспели лишь к брошенному грузовику, в кузове которого никакого контейнера уже не было, да увидели быстро удаляющийся "лендровер"... Чеченцы поехали за "лендровером": им очень хотелось его догнать, ведь именно в этой дорогой машине уезжала, уходила от них бочка, стоившая многие десятки тысяч долларов, и пять человек "кровников", убивших сегодняшним утром их друзей и единоверцев. Они быстро обогнали два преследующих джип БТР и совсем уже настигли беглецов, но тут Муха сделал свой "речной" маневр -- они на двух своих легковушках просто не могли его повторить. А ехать напролом, через милицейский кордон, чеченцы не решились: их машины были буквально набиты оружием. Вот бы был подарок милиционерам!.. Аслан, скрипя зубами от досады, приказал возвращаться на базу -- но время для погони за беглецами было уже упущено и нахрапом тут ничего сделать теперь было нельзя! Однако он сразу сообразил, что те, кто ему нужен, почему-то тоже не ищут встречи с милицией. Это было ему на руку, и, посовещавшись с Султаном, они решили действовать иначе: раз в поимке нужных им людей задействована милиция, то пусть и она поможет им, чеченцам, в этом... -- Возьми рацию и настрой на милицейскую волну, -- приказал Султан Аслану, -- посади рядом с ней сообразительного человека. Пусть не отрываясь слушает их переговоры. Рано или поздно менты засекут угнанный у нас джип, и тогда ты по их наводке поедешь в то место, которое они нам подскажут... И когда спустя всего полчаса человек Аслана узнал из милицейских переговоров, что угнанный джип заехал в гараж-новостройку и что теперь на выезде из гаража установлен наблюдательный пост, он тут же сообщил об этом своему командиру. Аслан на тех же двух машинах немедленно отправился к гаражу. Когда чеченцы туда прибыли, "лендровер" уже стоял на улице рядом с гаражом, а вокруг него хозяйничали милиционеры и какие-то крепкие мужички в штатском, явно из ФСБ. -- Эти гады сменили машину, -- сказал Аслан одному из своих боевиков. -- Сходи в гараж и узнай, кто и какую машину им дал. Боевик нашел дядю Сережу быстрее милиции и ФСБ. Механик неплохо разбирался в автомобилях, но в остальном был, как ребенок, доверчив и простодушен. Мгновенно поняв это, чеченец на ходу выдумав какую-то более-менее правдоподобную историю, выудил из механика все нужные ему сведения. -- Они уехали в микроавтобусе РАФ серого цвета, -- доложил он Аслану. -- Механик, который им одолжил автобус, говорит, что они собирались ехать в Москву... Они не могли уйти далеко, -- добавил он, -- автобус старый, и уехали они отсюда совсем недавно. -- Хорошо... Очень хорошо, -- сказал Аслан. -- Мы догоним их! Отсюда всего два пути на Москву -- через Пензу и через Тамбов. Мы разделимся. Ты, Казбек, едешь на запад, к Тамбову. Я -- на север, к Пензе. Как только первый из нас обнаружит автобус, тут же сообщает по мобильнику другому. Вперед, и да поможет нам Аллах! x x x Чутье Аслана не подвело: Пастух с ребятами действительно двинулся на север. Бораев вскоре нагнал беглецов на своем "форде", когда они только-только выезжали из Петровска, где делали небольшую остановку. Аслан тут же связался по мобильному телефону с командиром второй группы, Казбеком, и сообщил ему эту радостную весть: -- Мы нашли их. Немедленно выдвигайся в нашу сторону. Встретимся на семидесятом километре в полночь. Мне жаль, Казбек, что ты не успеешь позабавиться с этими русскими ублюдками. Но я обещаю тебе, что отомщу за твоего брата, которого они убили. Я лично отрежу им уши, и ты сможешь сделать из них ожерелье и повесить на могиле брата... -- Спасибо, Аслан, я верю, что твоя месть будет достойна наших потерянных братьев... Аллах акбар! -- сказал Казбек и отключился от связи. Аслан приказал своему водителю обогнать РАФ: здесь, вблизи райцентра, нападать на автобус было нельзя. Они с полчаса ехали по трассе, пока Аслан не увидел подходящее место для засады. Тогда они заехали в подлесок, достали оружие и рассредоточились по обеим сторонам дороги. Всех, кто сидел в "рафике", спасло лишь то, что Муха вовремя заметил одного из боевиков Аслана: все были в камуфляже, а на этом почему-то обычный темный пиджак, да еще под ним надета пестрая шелковая рубаха. Сначала Муха увидел только какую-то желтую полоску в общем лесном сумраке, затем через несколько секунд обостренным до предела зрением уже смог разглядеть все остальное. И это остальное Мухе настолько не понравилось, что он немедленно дал по тормозам и остановил автобус фактически на полном ходу. Да и что остается делать, когда в лобовое стекло твоей машины целит из автомата угрюмый бородатый мужик?.. x x x Бой продолжался... В темноте гулко лопнул правый передний скат РАФа, в который угодила пуля, спустя мгновение мелкими брызгами осыпалось правое ветровое стекло. Боцман, опасаясь попадания шальной пули в бензобак автобуса, вытащил генерала из "рафика" и залег вместе с ним в придорожном кювете. Генерал лежал на дне канавы ни жив ни мертв, и снова от него воняло. Боцман, слегка высунув голову и оружие наружу, пытался контролировать обстановку, злясь на то, что он не может принять в бою активного участия. Артист и Муха, откатившись от изрешеченного автобуса, отстреливались от нападавших короткими очередями -- у обоих было всего по два рожка, и они берегли патроны. Док, незаметно подобравшийся ближе всех к чеченцам, обнаружил спрятанный в кустах "форд" и двух боевиков рядом с ним. В ночном бою одно из главных преимуществ -- до последнего не обнаруживать себя, одновременно стараясь нанести наибольший ущерб противнику. Именно поэтому Док не стал стрелять по чеченцам, а вжался в землю и подполз к ним чуть ли не вплотную. Дождавшись, когда один из чеченцев прекратит стрельбу и полезет в сумку за новым рожком, Док одиночным выстрелом размозжил череп второму, а когда тот, что возился с рожком, нагнулся над товарищем, чтобы посмотреть, что с ним, Док, возникнув словно привидение, вырубил его страшным ударом приклада в затылок. Но добивать не стал: Доку хотелось узнать, кто навел чеченцев. Поэтому он просто связал ему за спиной руки его же брючным ремнем, а сам снова затаился, заняв удобную позицию у "форда". Пастух тем временем преследовал по лесу одного из нападавших. Тот, огрызаясь выстрелами, вилял как заяц по ставшему уже совсем темным перелеску. Пастух молча трусил следом, ожидая, что у чеченца рано или поздно закончатся патроны и тогда его можно будет взять без особых проблем: чеченец был хитер и изворотлив. Кажется, он раскусил тактику Пастуха и теперь пытался, сделав круг, выйти к тому месту, где стоял "форд". Пастух старался не отпускать его дальше чем на двадцать шагов; он слышал хриплое дыхание чеченца и хруст веток под его ногами, видел изредка его темный силуэт, мелькающий между тонкими и частыми молодыми деревьями. В какой-то момент шаги стихли. Пастух немедленно остановился, постарался выровнять дыхание и замер на месте, вслушиваясь в лесную тишину, изредка прерываемую далекой перестрелкой, доносящейся от места засады. Простояв так несколько томительных минут, Пастух сделал осторожный шаг в том направлении, откуда он в последний раз слышал движение врага. На пятом шагу он почувствовал кислый запах, исходивший от чеченца. Запах шел справа. Пастух специально наступил на сухой сучок, и мгновенно отпрянул в сторону, сучок громко хрустнул -- и тут же раздалась очередь. Но Пастух был готов к этому -- он успел сделать еще одно резкое движение в сторону, перекатиться по земле и снова оказаться на ногах, но уже на несколько метров ближе к противнику. Теперь Пастуху хорошо было видно боевика: тот стоял, выставив впереди себя укороченный десантный "калаш", и крутил головой по сторонам, стараясь засечь своего преследователя. Пастух пошарил под ногами, нашел ком слежавшийся земли и кинул его в сторону, неподалеку от чеченца. Тот мгновенно направил туда ствол своего автомата, и в этот момент Пастух, закинув автомат за спину, прыгнул на него, повалил на землю, и вскоре тот захрипел, дернулся несколько раз и затих. Пастух встал над врагом, отбросил ногой его автомат в сторону... Неожиданно чеченец выгнулся, как сведенная пружина, и кинулся на Пастуха. "Да, -- успел подумать он с досадой, -- прозевал я его. Вот что такое долгий простой!" Он был в крайне неудачной позиции, чтобы отражать нападение, поэтому ему не оставалось ничего другого, как снова упасть на землю и покатиться по ней, увертываясь от ударов ног. Но стоило ему уловить момент и снова оказаться в вертикальном положении, как чеченец сунул руку в карман своей кожанки, и тут же в руке блеснуло лезвие выкидного ножа. Грамотно сделав ложный выпад, боевик попытался было нанести удар ножом в живот, но к Сергею вдруг словно вернулось все его порастраченное боевое искусство. Мгновение -- и поймана на изломе рука чеченца, и вывернута так, что нож вот-вот войдет хозяину под ребра. Свалив боевика мощным ударом в челюсть, Пастух сел на него верхом. -- Ну что, еще хочешь воевать? -- спросил Пастух. -- Нет... -- Тогда пошли... Пастух, по-прежнему сидя верхом на боевике, перетащил автомат на грудь и, когда он оказался в его руках, спокойно встал на ноги, забрал второй автомат и сказал все еще лежащему бородачу: -- Вставай, а то простудишься... Чеченец нехотя поднялся. Выстрелов с места засады что-то не было, -- наверное, там все уже кончилось. -- Иди к дороге, -- сказал Пастух, -- только спокойно. Побежишь -- стреляю без предупреждения... Чеченец, спотыкаясь в темноте о корни, побрел к месту засады. На всякий случай Пастух решил не расслабляться: он немного отстал от боевика -- чтобы тот, кто может их здесь встретить, в случае чего заметил бы только чеченца -- и шел, постоянно готовый к новому нападению. Но все действительно кончилось. На дороге Пастух увидел "форд" с включенными фарами. Рядом стояли Док, Муха и Артист. Под их ногами в кювете лежали три тела. Еще один боевик сидел, прислонившись связанными за спиной руками к переднему колесу иномарки. Из его наголо выбритого затылка сочилась сукровица. -- Подгребай вон к нему, -- приказал Пастух своему пленнику, указывая на сидящего раненого. Боевик сел на корточки рядом. -- Где тебя черти носили? -- спросил Артист. -- Мы уже волноваться начали... -- На волка охотился... -- усмехнулся Пастух. -- А где Димка? -- С генералом, -- ответил Док, -- у автобуса. -- Наш-то генерал совсем не боец, -- добавил Муха. -- Услышал пальбу -- и обделался... Боцман его заставил в кювете отмываться, а то с ним в одной тачке ехать невозможно будет. От него и так такое амбре идет, что голова кругом... -- Что с автобусом? -- поинтересовался Пастух. -- Накрылся медным тазом, -- констатировал Муха. Сказал, между прочим, без особого траура. Наверное, радовался, что снова на иномарку пересядет. Пастух потихоньку остывал от удачно закончившегося боя. Кровь, еще минуту назад переполненная адреналином, уже не бухала в висках молотками; напряженные в ожидании внезапного нападения мышцы постепенно расслаблялись. Неожиданно Пастух вспомнил о контейнере. -- Бочка цела? -- встревожено спросил он. -- Цела, родимая. Так, несколько случайных вмятин, -- она же сзади лежала... -- откликнулся Артист. -- Нам, считай, страшно повезло: эти придурки палили по автобусу, как будто не знали, что мы там везем. Ведь так? -- пихнул он ногой сидящего на корточках боевика. -- Не знали или знали? Чудак, если бы вы пробили контейнер, -- тут же сдохли бы вместе с нами... -- Аслан нам ничего об этом не сказал... -- хмуро произнес боевик. -- Он сказал: никого не оставлять в живых. Про бочку не говорил, да? -- Боевик повернулся к раненому. Тот молча кивнул разбитой головой, подтверждая слова своего подельника. -- Это кто -- Аслан?.. -- спросил Док. -- Ваш командир? -- Аслан Бораев. Он правая рука Султана, -- гордо ответил боевик. И, подумав, добавил: -- Был... -- Ну-ка, покажи мне его... Док направился к телам. Боевик встал в полный рост, сделал несколько шагов и склонился над телами убитых. -- Вот он... -- Чеченец показал на труп крупного бородатого мужчины с большим перебитым у переносицы носом. Пастух вспомнил, что именно этого "духа" он снял в самом начале боя своим выстрелом. -- Олег, иди сюда, -- попросил Док. -- Посмотри, вроде это он нас в лагере допрашивал, да?.. -- Точно! Он самый... А вот этот меня бил. -- Муха показал на лежащего рядом с Асланом боевика. -- Вот и встретились... -- Значит, это люди Султана... -- задумчиво сказал словно про себя Пастух. -- Как же они на нас, интересно, вышли? -- Они милицейскую волну слушали, -- объяснил Док, который уже успел допросить своего пленника. -- Потом вычислили в гараже механика, узнали, на чем мы едем, примерный маршрут. Остальное дело нехитрое. И вообще, командир, нам надо бы уже линять отсюда: у них две тачки было, вторая на тамбовской трассе нас искала. Встретиться они должны были тут, неподалеку. Если мы не хотим новых приключений, то поехали, долго здесь оставаться нам совсем не с руки... -- А контейнер? Его куда? В "форд" же он не влезет, -- сказал Артист. -- Погоди ты с этой бочкой, давайте сначала с пленными разберемся. -- Их-то куда? -- влез в разговор Муха. -- Я знаю куда... -- Док достал из кармана мобильник Аслана. -- У чеченов через час стрелка на семидесятом километре. Давай отвезем этих ичкерийских волков на условленное место и вызовем туда милицию. Пусть менты сами разбираются. Как вам такое предложение? -- Годится, -- одобрил Пастух. -- Олежек, Семен, действуйте. Привяжите их друг к другу и оставьте рядом с километровым столбом. А для пущего доказательства их крутизны положите рядом пару автоматов. Это чтобы какие случайные ездоки не имели желания рядом с ними тормозить... Поглядев вслед "форду", увозящему в своем багажнике трупы, а на заднем сиденье связанных боевиков, Пастух повернулся к Доку: -- Давай звони в ментуру, самое время... После того как Док наконец втолковал дежурному милиционеру, что он не шутит, а говорит чистую правду, они, дождавшись возвращения ребят, в быстром темпе провели коротенькое совещание на тему, как им быть с контейнером. Ясно же было с самого начала, что далеко его увезти невозможно. И вот пришло время решать, куда его деть... В конце концов после минутного обсуждения они пришли к выводу, что самое лучшее в данной ситуации понадежнее закопать бочку в лесу, отметить место, чтобы потом ее можно было найти по какому-нибудь только им известному ориентиру, и уж тогда смело двигаться дальше. Боцман отвел изнемогавшего от страха, голода и унижения генерала к "форду", запер его в салоне, а сам устроился сторожить его снаружи. Все остальные отправились к изрешеченному пулями "рафику". На их счастье, в "рафике", в инструментальной сумке, были саперная лопатка и легкий топорик. Срубив парочку нетолстых осинок, они уложили на них контейнер и понесли его в глубь перелеска. Док особенно настаивал на том, что катить бочку нельзя: от нее на земле наверняка остались бы следы. А ведь и так понятно: любой, кто обнаружил бы стоящий на обочине "рафик", приведенный в негодность достаточно необычным способом, непременно захотел бы полюбопытствовать, что это за следы тянутся от автобуса в лес. Поэтому сейчас они и несли бочку в темноте, спотыкаясь и чертыхаясь на каждом шагу, в душе тайно надеясь, что видят этот страшный контейнер в последний раз в своей жизни. Найдя подходящую канавку, они, работая по очереди, расширили ее лопаткой до размеров бочки, затем осторожно закатили контейнер в яму, засыпали его землей и надежно замаскировали лесным мусором и прошлогодней листвой. Уж чего-чего, а маскироваться каждый из них умел отлично: это умение оттачивалось ими в десятках рейдов и не раз спасало им жизнь... Не сам прячешься, так мину прячешь... Теперь даже случайный любитель лесных прогулок, прошедший совсем рядом с захоронкой, абсолютно ничего не заметил бы. Оставался, правда, генерал Иконников, который, приблизительно зная район захоронения контейнера, мог кому-нибудь об этом тайнике рассказать. Тогда, обыскав здешний лес с собаками, бочку конечно же могли найти. Но вот генерала-то как раз они от себя отпускать пока не собирались... Потом все четверо вернулись на дорогу. Док по пути делал еле заметные крестообразные зарубки на деревьях, отмечая путь к контейнеру. Через час их машина была на подъезде к Пензе. Обогнув город с востока, они вышли на федеральную трассу "Урал" и направились к Рязани. Только тогда Пастух попросил у Дока трофейный мобильник он решил связаться с начальником оперативного отдела УПСМ генерал-майором Голубковым. -- Олег, тормозни, -- попросил он. Муха удивленно посмотрел на него -- дескать, что случилось? -- но послушно нажал на педаль тормоза и остановил машину на обочине трассы. Причина остановки была проста: Пастух вовсе не собирался звонить Голубкову в присутствии генерала; тому совсем необязательно было знать, что о нем и обо всей этой истории будет говорить Пастух. -- Разомнитесь, пока я тут один звоночек сделаю, -- сказал Сергей и первым вышел из машины на свежий ночной воздух. Отойдя метров на двадцать в сторону, Пастух наконец набрал нужный номер. К трубке на том конце провода никто не подходил; впрочем, номер был служебный, и Пастух надеялся застать по нему если не самого Голубкова, то кого-нибудь из его подчиненных. Так и не дождавшись ответа, он позвонил Голубкову домой -- и там никого не оказалось. "Что ж, видно, не судьба..." -- подумал Пастухов и неожиданно для себя набрал номер своего домашнего телефона. -- Алло, родная, прости, что звоню так поздно... -- сказал он, волнуясь, когда услышал в трубке сонное "Але?", сказанное родным голосом жены. Они не виделись с Олей всего несколько дней, но Пастуху показалось, что с тех пор, как он выехал со двора своего дома, прошла целая вечность -- так много всего произошло, что события, спрессованные в этих прошедших днях, отодвинули его предыдущую жизнь на далекий, задний план... -- Ничего, милый... Ты как? -- Нормально. А вы с Настеной? -- Тоже. Рыбы много наловил? -- Да много, много, -- отмахнулся Пастух, он уже жалел, что позвонил, все равно ведь толком говорить не мог, но ему так сильно захотелось вдруг услышать голос Ольги. Еще неизвестно, между прочим, сколько минут было проплачено хозяином этого мобильника... -- Назад скоро? -- спросила жена. -- Чего раньше не звонил? -- Неоткуда было. Я скоро вернусь, еще два дня, от силы три. Ну все, заканчиваю, не скучай там без меня! Поцелуй Настену. Спокойной ночи, любимая... Пастух отключил мобильник. Если бы у них было в запасе хоть немного времени, то он ни за что не стал бы заканчивать разговор так быстро -- ему очень нравилось слушать такой вот голос своей жены: теплый со сна, томный, такой дорогой и родной... Но надо было возвращаться в реальность. Пастух убрал трубку в карман и вернулся к машине. -- Никого нет на месте, -- сказал он, увидев вопрошающий взгляд Дока. -- Надо ехать дальше. Олег, ты как, за рулем не заснешь? А то давай подменим тебя. -- Ничего, до Рязани дотяну, -- заверил Муха. -- Сколько сейчас времени? -- Зачем тебе? -- спросил Артист. Он посмотрел на свои навороченные модные часы. -- Ну двадцать минут первого... -- Хотел бы я посмотреть, что сейчас на семидесятом километре творится... -- сказал Муха. Он улыбнулся своей всегдашней ребячливой улыбкой, -- "чехов" этих, наверное, уже повязали... x x x Действительно, на семидесятом километре трассы Р-158 в это время события подходили к концу. Подъехавший заранее на место чеченской стрелки взвод ОМОНа отвязал от столба двух боевиков Аслана, а затем надежно обложил место встречи, и, когда к километровому указателю подкатила машина с Казбеком и его людьми, дальнейшая операция прошла без единого выстрела. Немедленно с обеих сторон шоссе к месту выдвинулись два БТР, а командир омоновцев крикнул в мегафон: -- Внимание! Вы окружены, сопротивление бессмысленно! Всем выйти из машины и сложить оружие! Даю минуту на размышление!.. Казбек, посмотрев на плотный и внушающий уважение омоновский заслон, понял, что предпринимать уже что-либо поздно. Единственное, что он успел сделать перед тем, как сдаться, -- позвонил Султану и, проклиная Аслана последними словами за то, что тот затянул его в ловушку, попросил по возможности скорее вытащить его из КПЗ... 6 Большой, обшитый светлым дубовым шпоном кабинет начальника научно-технического управления Министерства обороны России генерал-лейтенанта Леонида Ивановича Савченко выходил своими широкими окнами на Москву-реку и раскинувшийся за нею парк отдыха. По стенам кабинета высились большие застекленные шкафы, на полках которых стояли многочисленные книги и макеты; а в глубине кабинета за широким, покрытым зеленым сукном дубовым столом сидел сам хозяин кабинета. Рядом с ним на современной тумбочке стояли четыре телефонных аппарата и один внутренний. Из открытого настежь окна легкий и свежий весенний ветерок забрасывал в кабинет городские шумы Фрунзенской набережной. Леонид Иванович сидел в своем широком несовременном кресле, доставшемся ему от предшественника, и пил чай с лимоном, принесенный помощником. Его мундир висел неподалеку на вешалке. Допить чай ему не дали: зазвонила "вертушка" -- телефон, окрашенный по традиции в красный цвет, на наборном диске которого вместо цифр красовался двуглавый орел. Савченко поставил стакан с чаем на стол и, утирая губы, спешно поднял трубку. Звонил замминистра, генерал армии Степанов. Он был непосредственным начальником Савченко и отвечал в российской армии за ее техническое обеспечение и военную науку. -- Здравствуйте, генерал! -- сказал Степанов. По его тону Савченко сразу понял, что сейчас получит нагоняй. -- Поздравляю, у вас ЧП в Поволжье. С "Гаммы" чеченцы увели контейнер со штаммом. -- Когда это случилось? -- внутренне холодея, спросил Савченко: сообщенное начальником стопроцентно подходило под категорию "чрезвычайное происшествие". -- Пока неизвестно. Знаю только, что вч