м этого очень хочется. Ты что, в самом деле думаешь, что в ФСБ или в армейской разведке сидят одни безмозглые идиоты? А я думаю, что вами будут заниматься и те, и те. -- Нет, Константин Дмитриевич, но... -- Вас же видели в лагере, -- как несмышленого ученика, перебил его Голубков, -- значит, составят портреты, вычислят вашу машину... Возможно и то, что уже сегодня в Затопино заявятся по твою душу. Вам надо быть готовыми ко всему. Да ты всю эту кухню сам прекрасно знаешь, просто у тебя, похоже, не было времени об этом подумать. -- Можно подумать, что я на вражеской территории, что это я, а не чеченцы захотели применить бактериологическое оружие! -- зло сказал Сергей и тут же оборвал себя. -- Так что же нам делать? -- устало спросил Пастух, понимая справедливость генеральских предостережений. -- Сдаться на первом же посту милиции и ждать, когда все выяснится? -- А вот этого делать не советую... -- серьезно сказал Голубков. -- Как только вы это сделаете, ни вас, ни даже ваших следов не останется. Армейские не будут с вами церемониться. Им вряд ли захочется, чтобы эта история раскрылась в истинном свете. -- Тогда, может, вы нас арестуете, коли без этого нельзя? -- полушутливо спросил Пастух. -- Для вас это было бы лучшим вариантом, -- не принял шутки генерал. -- Но, боюсь, пока я не в силах это осуществить -- запаса времени не хватает. -- И все же что нам делать? -- в который раз спросил Пастух. Генерал не отвечал так долго, что Пастух испугался, не сел ли у него аккумулятор в телефоне. -- Сделаем так, Сергей... -- снова прорезался голос Голубкова. -- Начнем движение навстречу друг другу. Двигайтесь по Рязанскому шоссе, я постараюсь перехватить вас у Воскресенска, есть там одно удобное место, ты сразу поймешь, что я имел в виду... Попробуйте добраться до девяностого километра, я вас там встречу. Со мной у вас по крайней мере будет гарантия, что вас не расстреляют на месте как диверсантов. А я сейчас попытаюсь собрать всю информацию о твоем деле, без этого я тебе помочь не смогу. Попробую также через нашего Нифонтова спустить ваше дело на тормозах, хотя подозреваю по некоторым признакам, что ничего из этого не выйдет. На все на это уйдет час-полтора. Еще час, чтобы добраться до тебя. Так что тебе надо продержаться еще часа три... -- Всего-то? -- хмыкнул Пастух. -- Не говори гоп, пока не перескочишь... Вот когда за тебя очень скоро возьмутся всерьез, помянешь старика добрым словом... -- Хорошо, Константин Дмитриевич, я все понял. Мы сейчас же выдвигаемся... -- Да, вот что, постарайся как-нибудь машину сменить, а то тебя быстро тормознут. -- Это мы еще посмотрим... Ну до встречи! -- Надеюсь, что скоро тебя увижу, Сергей... -- Генерал положил трубку. Пастух вернулся к ребятам. Те, как будто за ними не гнались по пятам, непринужденно болтали, обсуждая, какая российская группа лучше. Муха утверждал, что "Чайф", Боцман настаивал на "Любэ", Артист отдавал предпочтение мало кому известной, но не менее значимой московской группе "Бахыт-Компот". Док, оказывается, предпочитал петербургский рок, в частности "ДДТ". Сам Пастух когда-то много слушал "Машину времени", но теперь до современной музыки у него руки никак не доходили. Так, что гоняли по радио, то и было на слуху: Земфира, "Мумий Тролль", "Серьга"... Но все это для него и в спокойной обстановке было каким-то чужим, казалось фальшивым. Поэтому он не стал участвовать в общем споре. -- Сворачиваемся, быстро! -- сказал он. -- Дозвонился?.. -- полуутвердительно спросил Док, сразу позабыв о предыдущем разговоре. Пастух коротко кивнул, запихивая в рот остатки бутерброда. -- Почему такая спешка? -- Генерал, отойдите-ка на минуту в сторонку! -- приказал Пастух. -- Мне с друзьями пошептаться надо. Недовольный Иконников грузно поднялся с земли и побрел левее того места, где они расположились. При этом он не забыл прихватить с собой пару бутербродов и бутылку с нарзаном. -- Нам обещано, что в самое ближайшее время у нас начнется такая свистопляска, что шансов в ней уцелеть практически не будет... -- мрачно сказал Пастух, как только генерал отошел метров на двадцать. -- У нас две задачи: при первой же возможности поменять наш транспорт и через три часа оказаться на Рязанском шоссе неподалеку от Воскресенска, в районе девяностого километра... -- А что Константин Дмитриевич? -- спросил Артист, усаживаясь в машину. -- Обещал он помочь или отделался полезными советами и рассказами о грозящем нам Апокалипсисе? -- Он нам поможет. Но только через три часа. Хорош болтать, дело надо делать! -- обрезал его Пастух. -- Олег, заводи! Они уселись в "форд" и выехали из леса на трассу. Уже через десять минут Пастух убедился в точности генеральского предвидения: за них действительно взялись очень основательно... x x x "Почему наша служба ничего не знает о существовании полигона "Гамма"?.. -- думал Голубков, набирая номер своего шефа, начальника УПСМ генерал-лейтенанта Нифонтова. -- В чьих силах была такая возможность: скрыть на многие годы в поволжских степях солидный запас оружия массового поражения и сохранить этот факт в тайне, да так, что даже президент не был в курсе?.." Нифонтов, выслушав доклад Голубкова, оценил ситуацию как очень серьезную. -- Это все мог устроить только кто-то имеющий ранг не ниже заместителя министра обороны... -- сказал он -- Попробуем его вычислить и прощупать. Я сам займусь этим. А что думаешь делать ты? -- Надо выводить ребят из-под удара, -- ответил Голубков, -- разрешите, Анатолий Федорович, я оформлю бумаги, которые дадут подтверждение, что группа Пастухова работает на мой отдел... -- Давай действуй. Только бумаги не от нас, конечно. Сделаешь им прикрытие от ФСБ -- что-то вроде того, что они выполняют спецзадание, исходящее от председателя Совета безопасности... Я немедленно свяжусь с ФСБ и предупрежу об этом секретаря. Что еще? -- Прежде чем действовать, я хочу выяснить, насколько далеко зашла эта история. Вы сами знаете, бывает, что инерция движения настолько сильна, что, даже уже остановленная, она по-прежнему продолжает крушить все вокруг себя... Если за Пастухом "хвост" пока только милицейский или ФСБ -- это полбеды. Но боюсь, к делу уже подключили спецназовцев генерала Тимофеева, они же специалисты по таким ситуациям. Мы оба немало послужили и знаем, как быстро и эффективно может действовать эта служба. А дров в этой конкретной ситуации они могут наломать порядочно. Посудите сами: генерала в плен взяли, бактериологическое оружие выкрали, противников устраняют сверхпрофессионально... Представляете, какой соблазн объявить Пастухова и его людей шпионами, диверсантами? Ну а с диверсантами разговор короткий... -- Хорошо, я все понял, не надо меня агитировать... -- Нифонтов уже хотел положить трубку, но Голубков остановил его: -- Анатолий Федорович, еще секунду... Вы проинформируете президента? -- У президента сегодня несколько официальных приемов. Боюсь, у него не будет времени, чтобы принять меня. Во всяком случае, я постараюсь передать ему информацию через начальника службы безопасности. -- Спасибо, это может помочь ребятам... -- Думаю, что по-настоящему помочь им сейчас могут только они сами... -- хмуро сказал Нифонтов и положил трубку. Голубков вызвал к себе помощника: -- Саша, быстро мне все оперативные сводки за прошедшую ночь. Обрати особое внимание на Поволжье, Пензенскую и Рязанскую области. Затем свяжись с кадровым отделом Минобороны -- у тебя, кажется, есть там знакомые? -- и между прочим поинтересуйся, не было ли к ним запросов в архив. Если были, то на кого. -- Хорошо, Константин Дмитриевич, сейчас сделаю, -- кивнул помощник. -- У меня срочные дела в Министерстве обороны. Я буду там примерно час. Если возникнет что-то срочное, найдешь меня через секретариат министерства. -- Хорошо, Константин Дмитриевич. -- Сводки и ответ от кадровиков жду от тебя через час! -- уже на ходу кинул Голубков и вышел из кабинета. x x x В Министерстве обороны Голубков надеялся пообщаться со своим давним знакомым -- можно сказать, приятелем -- Василием Ивановичем Кузнецовым. Лет пять назад, во время первой чеченской кампании, они бок о бок работали в армейской разведке. Война быстро сближает людей: даже после того как Голубков попал в УПСМ, а Кузнецова перевели в центральный аппарат министерства, где он с некоторых пор служил в управлении разведки, они не перестали время от времени встречаться и обмениваться новостями и мнениями о текущих событиях в стране. Сейчас Голубков очень надеялся, что полковник Кузнецов поможет ему получить кое-какую информацию, которая могла быть связана с историей Пастуха... Кузнецов оказался на месте. Его порученец, знавший генерала в лицо, доложил шефу о приходе Голубкова, и полковник лично вышел к дверям, чтобы встретить своего давнего знакомого. -- Каким ветром тебя к нам занесло, Костя? -- обрадовался Кузнецов. -- Проходи, садись. Чаю выпьешь? -- Давай, -- согласился Голубков, он старался вести себя как можно непринужденнее. -- Вот бегаю все -- дела, дела... -- Ну полчаса-то ты для друга найдешь? -- спросил Кузнецов. -- Найду... -- Голубков сел, отложил в сторону папочку, которую взял для отвода глаз, и, подождав, когда помощник поставит перед ними чай в красивых серебряных подстаканниках, спросил: -- Ну а ты как, Вася? Надеюсь, все в порядке? -- У нас в разведке, сам знаешь, спокойной жизни не бывает, -- по-будничному откликнулся полковник, -- то одно, то другое... Иногда даже приходится за другими говно подчищать. Представляешь, не далее как сегодня дали директиву о посылке отряда наших бойцов под Рязань. Фээсбэшники лопухнулись, упустили отряд террористов. Дико слышать -- в центре России отряд террористов! -- Это те, что генерала в заложники взяли? -- невинно спросил Голубков. Он был уверен, что полковник не станет задавать ему вопросов, связанных с его источниками информации: Кузнецов был один из немногих, кто знал, где генерал работает. -- А, ты уже знаешь эту историю? Точно, те самые... У этих террористов, если ты в курсе, есть кое-что покруче, чем генерал-заложник. Как я понимаю, как раз из-за этого Минобороны и всполошилось. Мало им, что они Рязанское десантное училище на уши поставили!.. Представляешь, утром к нашему шефу прибежал взмыленный генерал Савченко и от первого заместителя министра потребовал дать ему в помощь наших спецназовцев. -- Ну Савченко -- известный перестраховщик... Вася, скажи, а вы знаете, где сейчас находятся террористы? -- Нет в общем-то. Есть ориентировка, что где-то под Рязанью: там сейчас весь район оцеплен. Наши должны вступить в дело, как только засекут тот отряд. А почему ты спросил? -- Я уже пробовал делать анализ этой ситуации... Она действительно серьезна. Но мне показалось, что эта группа вряд ли пойдет на Рязань. Там Москва слишком близко, милицейских постов напихано -- дорог без их присмотра почти нет. -- Да? А у нас была информация, что их конечная цель -- Москва... -- И дал вам эту информацию наверняка Савченко... Но что он может знать? -- возразил Голубков. -- Ну сам посуди, навряд ли эти диверсанты станут совать голову в петлю; ясно же, что в Москву теперь, когда момент внезапности отсутствует, им ни за что не пробиться... Вася, послушай меня: им надо где-то лечь на дно, чтобы набраться сил -- они уже вторые сутки в движении. Их надо искать где-нибудь в деревне рядом с дорогой или в маленьком городке типа Касимова... Голубков, с удовольствием прихлебывая чай, продолжал гнуть свою линию, находя все новые аргументы. Минут через пятнадцать ему наконец удалось убедить полковника в своей правоте. -- Кажется, у тебя по утрам голова варит лучше, чем у меня, Костя... -- задумался Кузнецов. -- Наверное, ты все-таки прав с этими террористами. Эх, была не была!.. -- Он нажал кнопку селектора. -- Слушаю, Василий Иванович, -- отозвался помощник по громкой связи. -- Дай мне связь с отрядом майора Жукова, -- приказал полковник. -- Сейчас... Связь с приемной отключилась, затем спустя несколько секунд на пульте раздался зуммер и Кузнецов поднял трубку. -- Жуков. Прием! -- сквозь шум вертолета донесся до полковника голос командира спецназа. -- Слушай, майор, анализ ситуации говорит о том, что террористы вряд ли пойдут сейчас через Рязань. Отработайте дальние подъезды к городу. Особое внимание обратить на заброшенные деревни. А под Рязанью и без вас разберутся. -- Есть отработать дальние подъезды к Рязани! -- Свяжитесь со мной через двадцать минут, получите конкретные уточнения по маршруту для вашего штурмана, -- сказал Кузнецов и положил трубку. Он повернулся к Голубкову, который все так же спокойно прихлебывал крепкий чай: -- Ты извини, Костя, но есть срочная работа... Спасибо за компанию! -- Не стоит... -- Голубков отставил от себя стакан и поднялся с места. -- Мне тоже уже пора, дела не ждут. -- Ладно, увидимся... Генерал видел, что Кузнецову не терпится немедленно пойти к своим аналитикам, чтобы с картой уточнить примерные точки вероятной "лежки" группы, и внутренне усмехнулся: его ложная наводка повышала шансы Пастуха на возможность прорыва к Москве. То, что он фактически обманул своего старого приятеля и помешал ему выполнить поставленную перед ним задачу, не удручало генерала: Голубков посчитал, что, отведя отряд Пастуха от встречи с людьми Жукова, он просто исправил ошибку, которая могла привести к самым трагическим последствиям. "Потом Вася мне еще спасибо скажет, когда все выяснится..." -- подумал он. Голубков вышел из разведуправления довольный: теперь он мог действовать не вслепую, а более осмысленно. Вернувшись к себе, он получил от помощника оперативные сводки и копию запроса следователя военной прокуратуры в архив кадрового отдела Минобороны, к которому прилагались довольно похожие фотороботы всей пятерки Пастухова. К запросу прилагалась и копия ответа из архива: помощнику удалось через своего знакомого добыть и это. Голубков, прочитав ответ архивщиков, усмехнулся: как он и предполагал, на ребят Пастухова в архивах ничего не было. Их досье лежали только в его личном сейфе -- еще с самого первого дела, которое он поручил Пастухову и его гвардии... Теперь Голубков знал почти все, что ему было необходимо знать: что сейчас Пастух играет в прятки с рязанской милицией, что всех членов его отряда знают в лицо и что это не мешает им по-прежнему оставаться невидимыми для контрразведки. Знал он и главное: пока он не перехватит Пастуха и не возьмет под свою опеку, над ним будет висеть карающий меч спецназа армейской контрразведки. Взяв с собой парочку нужных ему документов прикрытия, Голубков вышел во двор. Он сел в служебную "Волгу" управления со спецсигналами на крыше и тремя нулями на номере, завел ее, газанул, проверяя работу форсированного двигателя, и выехал за ворота УПСМ. Стояло время утреннего часа пик: центр Москвы был запружен автомобилями до предела. Но генерал предусмотрел и это: он специально сел в служебную машину управления, а не в собственную иномарку. Включив мигалки и время от времени подсигналивая сиреной, Голубков за пять минут выбрался на Садовое кольцо, спустился по нему к Таганке, затем, игнорируя красные сигналы светофоров, вылетел на Волгоградский проспект, а еще через десять минут генерал уже несся по новому Рязанскому шоссе. Единственное, о чем он думал в эти минуты, было: "Лишь бы Пастух прорвался под Рязанью. Дай-то бог, чтобы все обошлось без жертв..." x x x Муха затормозил "форд" прямо посреди трассы. Впереди загораживал дорогу блокпост, охраняемый солдатами, одетыми в камуфляж и голубые десантные береты. У блокпоста скопилось несколько машин, ожидающих своей очереди на проверку. Я вспомнил предупреждение Голубкова о том, что нашу машину наверняка уже вычислили, и понял, что к блокпосту никак нельзя: нас тут же повяжут. -- Олег, давай к лесу! Живо! -- крикнул я. Муха рванул "форд" с места и направил его к еле заметной тропинке, ведущей прямо от обочины в глубь леса. Я оглянулся -- посмотреть, заметили на блокпосту наш маневр или нет, -- но, кажется, нам в очередной раз повезло: никто нас преследовать не стал. Мы, нещадно трясясь на кочках и выступающих на поверхность корнях, несколько минут ехали по тропе, потом Муха по моему приказу свернул налево и, объезжая деревья, повел машину параллельно трассе. Сейчас мне ничего так больше не хотелось, как чтобы наша иномарка не застряла в какой-нибудь выбоине. Но, как оказалось, это было не самое страшное, что могло с нами случиться: буквально через несколько сотен метров Муха снова резко затормозил и сразу же заглушил мотор. -- Слезай, приехали!.. -- хмуро произнес он. -- Что там? -- спросил Боцман с заднего сиденья. -- Кажется, на нас целую армию двинули... -- ответил Муха. -- Впереди сплошная цепь из ОМОНа. Они тут весь лес обложили, незаметно нам не пройти. Что делаем, командир? -- Надо разделиться, -- сказал я. -- Двое отвлекут внимание, возьмут погоню на себя. Остальные на машине попробуют прорваться в образовавшееся окно. Затем встретимся где-нибудь за Рязанью на шоссе, -- скажем, на пятнадцатом километре в сторону Москвы... -- Я пойду с тобой! -- сказал Боцман. -- Нет... Извини, но на тебе по-прежнему генерал. Пойдем мы с Доком. Олег -- с машиной, Семен из-за своей головы марш-бросок не одолеет. Так что остаемся мы двое... Иван, ты готов? -- Я всегда готов... -- Тогда вылезай. Автомат не бери -- не станем же мы по своим стрелять, да и легче бежать будет... Ну мы пошли. Олег, ты все понял? Как только омоновцы за нами двинут, давай по газам -- и вперед. Встречаемся через час на пятнадцатом километре Московского шоссе. -- А вы успеете за час? -- засомневался Муха. -- Ничего, нам только по лесу их немного помотать, а потом мы себе машину найдем. Впрочем, давай накинем еще час -- контрольное время. -- Годится! Ни пуха вам... -- К черту! Ваня, пошли... И мы, прикрываясь деревьями, пошли вперед, к еле заметной отсюда цепи солдат, двигающейся по нашу душу. "...Господи, помоги мне и друзьям моим! Не собственного блага ради рискуем мы жизнями своими, а во имя Твое... Кто-то же должен остановить зло и не дать ему вырваться на волю из этой проклятой бочки. Нам пришлось много плохих людей лишить жизни, но если мы сделали это, то только для того, чтобы еще больше хороших людей смогли жить и работать спокойно. Нам не нужна благодарность их, хватит того, что Ты поймешь нас и простишь грехи наши. Мы бываем злы, бываем ожесточенны. Но это случается лишь тогда, когда нас вынуждают к тому. Прости нас, ибо мы -- меч Твой. И да не заржавеет клинок, не затупится сталь, не сломается рукоять! Сделай это, и больше ничего не прошу у Тебя -- все остальное ты уже дал нам... Человек способен вынести почти все, что угодно, если у него нет выбора. Но настоящее мужество начинается тогда, когда у вас есть выбор, а вы все равно делаете то, что должны делать. Ведь долг -- это не вообще какой-то долг, а именно ваш -- то, что в эту минуту никто, кроме вас, не сделает. Не про это ли говорится в Екклесиасте: "Кто наблюдает ветер, тому не сеять. И, кто смотрит на облака, тому не жать". Вот что приходит в голову, когда просто бежишь от опасности... Когда мы с Доком, нарочно громко хрустя валежником, вышли на цепь омоновцев, по нас сразу же открыли огонь, -- похоже, у этих ребят была такая инструкция: мочить!.. Но, слава богу, реакция нас с Доком не подвела. Они еще только поднимали в нашу сторону свои короткоствольные автоматы, а мы уже рухнули в траву и кубарем покатились под прикрытие деревьев. Затем следовало самое страшное -- встать и на виду у них побежать, отвлекая цепь от нашего "форда". Мы с Доком понимали друг друга с полуслова или даже с полвзгляда. Док посмотрел на меня, я -- на него, и вскочить нам удалось почти одновременно. Тут же последовал рывок: он стал забирать вправо, я -- вглубь. По стволам деревьев, выщелкивая кору и обрезая ветки, засвистели посланные в нашу сторону пули. Велик был соблазн отбежать на безопасное расстояние, но нам нельзя было слишком отрываться от наших преследователей: они постоянно должны были видеть нас, иначе они вернулись бы на свое прежнее место и тогда с треском провалилась вся наша затея. Так, под свист пуль и трескотню уничтожаемых ими сучьев, мы двигались минут пятнадцать. Док давно уже был где-то далеко в стороне от меня; я слышал, как метрах в трехстах правее по нему стреляют из нескольких стволов, а по тому, как перемещаются эти звуки, я мог догадаться, где примерно сейчас Док находится. Мне, как и ему, было совсем несладко -- как еще выразить словами свое состояние, когда по тебе шпарят из пяти или шести автоматов Калашникова?.. Я решил, что пора это прекращать: оставшиеся в "форде" члены нашей команды наверняка уже проникли на другую сторону оцепления. Ну, а если не проникли... Все равно тащить за собой дальше целое отделение молодых вооруженных бойцов, с азартом гончих идущих по твоему следу, было бессмысленно. Я огляделся, выбрал подходящее дерево, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, сделал подъем переворотом, затем поднялся по стволу чуть выше и здесь удачно устроился в разветвлении ствола. Через минуту на том месте, где я только что стоял, появились мои преследователи -- их черные береты было отлично видны с моего наблюдательного поста. -- Володь, ты его видишь? -- негромко спросил один милиционер у своего соседа. -- Он, кажется, в ту сторону двигался... -- Омоновец показал рукой куда-то впереди себя. -- Да нет же, он левее брал... -- заспорил с ним его приятель. -- Давай погодим наших, пусть догонят. Они остановились неподалеку от того самого дерева, на котором я сидел. Через мгновение неподалеку раздался топот бегущих людей -- и на полянку выскочили еще четверо омоновцев. Я порадовался их физической подготовке: никто из них тяжело не дышал и совсем не устал от трехкилометрового лесного рывка. Видно, прилично их гоняют инструктора по физподготовке. Что ж, если у них и с единоборствами дело так же хорошо поставлено, как с легкой атлетикой, мне придется туговато -- сразу всех шестерых я вряд ли осилю. -- Ну, чего встали? -- спросил один из вновь подбежавших, с двумя лычками младшего сержанта на погонах. -- Да пропал он куда-то, -- ответил Володя, мордастый, здоровый парень, в руках которого автомат казался детской игрушкой. -- До этого места мы его еще видели, а потом он как сквозь землю провалился... Володя хотел еще что-то объяснить сержанту, но тот оборвал его: -- Тихо! Слушать всем! Он, наверное, где-то рядом затаился. Все немедленно замолчали. Я давно уже восстановил дыхание, поэтому мог сидеть в своем "гнезде" абсолютно бесшумно. Омоновцы с минуту вслушивались в лесные шорохи, время от времени настороженно выкидывая свои автоматы то на звук неожиданно вспорхнувшей птицы, то на скрип дерева, закачавшегося от порыва ветра; затем все тот же сержант -- наверное, у него за плечами было побольше опыта -- скомандовал: -- Так, встаем в цепь на расстояние видимости соседа и движемся вон в том направлении. -- Он показал стволом автомата на деревья впереди себя. -- И помните: поодиночке с ним в бой не вступать, возможно, у него спецназовское прошлое, а возможно, даже и какая-нибудь западная диверсионная школа... -- А автоматы нам на что? -- возразил один из курсантов. -- Подумаешь, спецназ! Дал очередь по нему -- и всех делов. "Эх, я бы сейчас показал этому сопляку, как давать очередь по безоружному!.." -- подумал я. Впрочем, подумал совсем беззлобно. -- Слушай, что тебе говорят! -- прикрикнул на него сержант. -- Опытный боец тебя и близко к себе не подпустит с твоим автоматом. А если он и окажется рядом, то ты этого просто не успеешь заметить... Ладно, хорош болтать! Рассредоточились и пошли... Они снова растянулись цепочкой и двинулись в глубь леса. "И откуда ты такой умный взялся? -- подумал я о сержанте. -- Все-то ты знаешь, а вот умеешь ли?.." Дождавшись, когда милиционеры отойдут на достаточное расстояние, я осторожно сполз по дереву на землю и направился в противоположную их направлению сторону -- туда, где совсем недавно мы расстались с Доком. Я надеялся, что ему тоже удалось без особых проблем избавиться от преследователей. Но тут я ошибался... Я увидел Дока через десять минут. Он сидел на земле со связанными сзади руками. Рядом стояли два омоновца. На плечах одного из них висела рация. Когда я подошел на расстояние, достаточное, чтобы услышать, о чем он говорит, тот уже заканчивал разговор: -- ...Есть, товарищ капитан! Да, я все понял. Есть повторить приказ! Берем задержанного и доставляем к блокпосту. В случае нападения ликвидируем террориста, вступаем в бой и ждем подкрепления... Есть смотреть в оба! Отбой. Радист снял с головы наушники и убрал их в кармашек чехла от рации. Затем он потянул за ворот Дока и сказал: -- Пошли! Только без глупостей. Побежишь -- буду стрелять без предупреждения! Омоновец старался выглядеть круче, чем был на самом деле. Кажется, он побаивался Дока даже связанного: наверняка командиры наплели им о нас с три короба. В принципе командиры правильно сделали: испуганный человек злее. Но тут тоже перебарщивать нельзя, всему есть пределы: напугаешь вот так какого-нибудь малоопытного молокососа с пушкой в руках, а он с перепугу начнет палить во все стороны, не разбирая, где свои, а где чужие... Док встал и пошел между двумя омоновцами -- тот, который с рацией, чуть впереди, а второй -- рядом с Доком, придерживая его за руку. Я спрятался за широкий ствол сосны и подал наш условный сигнал -- дважды свистнул. Человеку неопытному он мог показаться, скажем, криком сойки, только сойка никогда не повторяет свой свист в одной тональности. В любой скрытно работающей группе обязательно есть подобные сигналы на все оговоренные заранее случаи. Без них ни в разведку, ни на диверсионную акцию не пойдешь -- не перекрикиваться же в присутствии противника открытым текстом! Говорят, что в некоторых подразделениях спецназа используются специальные свистки, звук которых нетренированным ухом уловить трудно, но я лично подобных средств связи еще не видел. Мой сигнал означал "здесь свой". Я видел, как Док легонько кивнул головой, показывая, что услышал мой свист. Что касается омоновцев, то они, как и следовало ожидать, на сигнал не среагировали, просто не обратили на него внимания. Я крадучись подобрался к Доку и его конвоирам на максимально близкое расстояние; до спины моего друга было всего метра три, не больше. Что ж, настала пора освобождать старого боевого товарища... Я легонько цокнул губами, давая сигнал "атакую", и, сделав быстрый шаг вперед, нанес удар кончиками пальцев под затылок идущему рядом с Доком милиционеру. В принципе это смертельный удар. Но если нанести его чуть слабее, то человека просто на несколько минут парализует. Не зря мы столько времени делали дело бок о бок -- пока я управлялся с задним омоновцем, Док крутанулся на пятке и провел ногой знаменитый удар "мельница" в висок идущему впереди него радисту. И вовремя, потому что тот уже готов был обернуться на шум сзади. А теперь он лишь обхватил голову руками и упал на землю. Док тут же уселся на него, для верности придавив его шею коленом. Я поспешил освободить Доку руки. -- Как тебя угораздило? -- спросил я. -- "Как", "как"... -- поморщился Док. -- Шел в отрыве, все вроде нормально было. Выбежал на полянку, а там в кустах меня человек десять встречают -- их, наверное, по рации вызвали, мне наперерез послали. Открытое место, автоматы в упор и все такое. Куда денешься? Пришлось сдаваться... И главное, они, мальчишки, обрадовались и побежали тебя искать! Думали, наверное, сейчас поймаем по-быстрому второго -- и домой... -- Ладно, не переживай, -- успокоил я его. -- Хорошо все, что хорошо кончается... -- Еще ничего не кончилось... -- возразил мне Док. -- Посмотри малого, не перестарался я? Я нагнулся над радистом -- артерия на шее пульсировала под моим пальцем. "Жив!" -- обрадовался я. И так уж нас нарисовали какими-то людоедами, не хватало нам еще своих же мальчиков гробить... Вообще-то Док, конечно, прав: еще неизвестно, где и какой будет конец у этой нашей несложившейся рыбалки... Освободившейся веревкой мы прикрутили обоих омоновцев спинами друг к другу, заткнули им рты их же беретами и двинулись дальше. Через несколько минут мы снова вышли на оцепление. Кажется, командир облавы оказался хитрее, чем я думал: похоже, он уже перебросил часть оставшихся в цепи милиционеров в те места, где они нас засекли. Ну что ж, логично. Но были в этом решении и несомненные плюсы для нас -- цепь облавы стала заметно реже. Мы определили место, где расстояние между омоновцами было самым большим, и выбрали себе точку прорыва: в центре облюбованного нами участка стоял, вертя головой по сторонам, парень, явно удовлетворяющий нашим не очень сложным требования, -- судя по всему, он явно попал в ОМОН сразу после армии. Он конечно же был крепок и даже кое в чем соображал (без этого бы его, наверно, и не взяли), но ему явно не хватало оперативного опыта. Это сказывалось во всем: как он, постоянно дергаясь, зыркал глазами по сторонам, как вздрагивал, хватаясь за автомат при любом новом звуке, как плохо он выбрал свою позицию -- стоял, опершись спиной на дерево, чем фактически создал мертвую зону в секции своего обзора... Мы с Доком долго ждали, затаившись в кустах неподалеку от него, и дождались: омоновец полез в нагрудной карман за сигаретами. Ну вот, что и требовалось: сейчас он станет прикуривать, а стало быть, на мгновение отвлечется от того, что происходит вокруг. Удобнее момента и не придумать. -- Давай, -- шепнул я Доку, когда омоновец чиркнул зажигалкой и наклонился к ней. Док мгновенно исчез, но я знал: сейчас он уже подбирается к дереву за его спиной. Милиционер прикурил, с наслаждением глубоко затянулся и выпустил длинную дымную струйку. Ну вот, теперь настала моя очередь. Я встал во весь рост, поднял руки и, шагнув к парню, сказал, стараясь выглядеть совсем обреченным: -- Не стреляй, я сдаюсь! -- А ну стоять на месте! -- оторопело приказал милиционер, решительно отбрасывая сигарету в траву и направляя на меня автомат. Похоже, он собирался позвать к себе кого-нибудь в подкрепление -- он даже повернул голову, чтобы крикнуть, и это было его последнее движение: Док, воспользовавшись тем, что омоновец целиком переключил внимание на меня, мгновенно приблизился к омоновцу на расстояние удара. Остальное было делом техники... -- Извини, парень, -- сказал я, впихивая ему в рот беретку. Док тем временем стягивал руки служивого ремнем от его же автомата. Вытаращенные то ли от боли, то ли от удивления глаза омоновца несколько раз моргнули. -- Отдыхай... -- сказал я ему на прощание, и мы ускоренным шагом двинулись через образовавшееся в оцеплении окно. Итак, одно опасное место нам миновать удалось. Теперь надо было догонять ушедших вперед своих -- если они прошли, конечно. Как бы то ни было, наша задача -- вовремя оказаться в точке рандеву. Мы с Доком отмахали по лесу еще с километр параллельно трассе, а потом резко свернули влево и минут через десять вышли на обочину Московского шоссе. Пешком мы уже точно не успевали к назначенному сроку. Оставалось только одно: тормознуть попутку. -- Лови грузовик, -- посоветовал я, -- наверняка тут каждый второй едет в сторону Москвы. Док согласно кивнул и, увидев приближающийся большегрузный трейлер, поднял руку. Нас взяла только восьмая по счету машина, остальные либо шли до Рязани, либо, увидев нас вблизи, просто не хотели брать. Подсадивший нас к себе шофер оказался немногословным, хмурым дядькой, постоянно курившим папиросу за папиросой. Его потрепанная "татра", доверху нагруженная щебнем, ехала в какую-то деревню, расположенную за Рязанью -- как он нам объяснил, там строили дорогу к новой ферме. Док сказал шоферу, что мы ищем своих друзей: они должны были ждать нас в машине на выезде из Рязани, а на каком выезде, сказать забыли, вот мы их и ждали, да, видно, не там, не в том месте. Как ни странно, это дурацкое объяснение дядьку вполне устроило. Он только ухмыльнулся, спросив у сидящего рядом с ним Дока: -- Бухие, что ль, были? -- Что? -- не услышал Док, у которого голова уже была занята совсем другим. -- Ну когда договаривались с друзьями-то... -- А... Точно, -- подхватил Док. -- Выпили крепко мы тогда, ну и, видать, того, напутали... -- Бывает!.. -- снова ухмыльнулся шофер и закурил новую папиросу. Всю остальную дорогу дядька молчал и больше ни о чем нас не спрашивал. Вскоре показались новостройки пригорода. Мы повернули направо, на окружную дорогу. Пока мы по ней ехали, на нашем пути встретились три поста ДПС, усиленных омоновскими патрулями, но ни на одном из них на нашу "татру" не обратили никакого внимания. Через полчаса мужик высадил нас у километрового столба с цифрой 15. "Татра" уехала, и мы остались стоять на дороге в полном одиночестве. Я посмотрел на часы: с тех пор как мы разделились, минуло час двадцать минут. "Неужели ребят взяли? -- подумал я. -- Нет, вряд ли... Иначе мы бы услышали в их стороне перестрелку. И уехать без нас они тоже не могли. Значит, надо ждать." -- Они еще появятся, Док... -- сказал я, -- надо подождать. Пошли посидим в сторонке, чего тут маячить, обращать на себя внимание. -- Подождать так подождать, -- согласился Док, и мы отправились к опушке недалекого лесочка, откуда можно было незаметно наблюдать за всем, что происходит на трассе. Мы ждали еще с полчаса, и чем дольше ждали, тем меньше оставалось у нас надежды на встречу. Наверно, поэтому мы не сразу обратили внимание на остановившийся у километрового столба старенький ГАЗ-51. Кузов его был обшит выкрашенной серебрянкой фанерой, на которой было криво написано от руки: "Аварийно-техническая служба". Из кабины со стороны шофера вышел человек в синей спецовке, обошел фургон, постукивая ногой по колесам, и в человеке этом я с удивлением и радостью признал Олега Мухина. Мы с Доком побежали к "газону". -- Целы, черти?! -- радостно улыбнулся нам Муха. -- Ну тогда полезайте в кузов -- и поехали! Он открыл перед нами дверцу с занавешенным ситцевой тряпкой окошком. Мы запрыгнули в нутро "технички", изнутри похожей на рабочую бытовку: две скамейки вдоль бортов, узкий столик между ними, рядом с выходом шкафчик для рабочей одежды. Нас радостно приветствовали Артист и Боцман. Генерал сидел в самой глубине кузова. Увидев его, Док присвистнул: под левым глазом у Иконникова заметно проступал свежий фонарь. -- Это ты его приложил, Димон? -- спросил я. -- Было за что... -- буркнул Боцман. Муха торопливо запер за нами дверь, и вскоре мы уже снова были в пути. -- Сема, может, хоть ты расскажешь, откуда у вас такая шикарная колымага и за что Боцман попортил генеральский портрет? -- предложил Док, когда мы все устроились с максимально возможным комфортом. -- О, это будет длинная история... -- торжественно поднял вверх палец Артист: его хлебом не корми, только дай побалагурить. -- Ладно, не томи, рассказывай... -- нетерпеливо перебил его я. -- И если можно -- я очень тебя прошу -- то покороче. -- Ну если короче... -- притворно вздохнул Артист, -- то выглядело все примерно так... Как только вы оттянули на себя этих... не то ОМОН, не то спецназ, Муха и погнал свой "форд" по кочкам. Понятное дело, наших кочек ни одна иномарка не стерпит, ну вскоре мы так прочно застряли в какой-то яме, что пришлось нам бросить товарища "форда" догнивать в дремучем русском лесу и дальше топать на своих двоих. Ну добрались мы до трассы -- и давай ловить попутку до Рязани. -- За каким же хреном в Рязань-то понадобилось?! -- возмутился я. -- Я ж предупреждал: наши рожи теперь на всех милицейских постах вместо голых девок висят! -- А это была инициатива мосье Мухина. Он, Муха, так трындел, что ему после "форда" западло ездить на чем попало, что мы не смогли устоять перед его натиском. В общем, тормознули мы междугородный "Икарус" и поехали в Рязань. А тут, значит, господин генерал очнулись. Они возьми да выступи -- в автобусе-то... "Товарищи, -- говорит он, обращаясь к нашим случайным попутчикам, -- я самый что ни на есть русский из себя генерал! Вот мои лампасы, а вот, видите, и кокарда в придачу имеется с дубовым веночком. А вот эти трое, которые рядом со мной, -- это бандиты с большой дороги и настоящие злодеи. Они меня похитили и везут незнамо куда. А если не верите мне, вон посмотрите, у них в сумке автоматы лежат!" Тут некоторые несознательные женщины начинают нас пугаться и визжать в голос. Я встречаюсь в водительском зеркале с его глазами -- шофера нашего то есть -- и по его глазам вижу, что у первого же поста милиции он начнет строить из себя Павлика Морозова и попытается нас сдать с потрохами... И тут, видя все это, а также нашу невольную растерянность, инициативу перехватывает доблестный товарищ Боцман, который своей мужественной рукой ставит на место завравшегося генерала; тот летит кубарем на пол и больше с этого момента ни слова не произносит. Я, как неплохо владеющий даром убеждения, стараюсь успокоить разволновавшуюся публику: дескать, этот человек все вам наврал. На самом деле он -- опасный преступник, мы препровождаем его в тюрьму, а автоматы у нас для порядку, поскольку так положено, а в сумках мы их везем, чтобы не пугать мирное население, ну и так далее... Муха тем временем советует на ушко шоферу не рыпаться и везти нас, куда ему скажут. Короче, доехали мы до окраины Рязани, увидели гараж какой-то автоколонны и с ходу выкатились -- чего судьбу испытывать! Автобус себе поехал дальше, а мы помогли Мухе добыть в гараже тачку. Остальное, можно сказать, совсем неинтересно. -- Да... красиво поешь! -- похвалил Док. Артист гордо поглядывал на нас, напустив на себя исключительно самодовольный вид -- что-что, а рожей он мог изобразить что угодно, одно слово -- Артист. Но тут голос подал Боцман: -- А что же ты не рассказал командиру, как вы с Мухой в гараже лопухнулись? -- Да я ж сказал: остальное неинтересно... -- А ну давай выкладывай все! -- потребовал я. Самодовольная скромность его продувной рожи мгновенно сменилась выражением застенчивой скромности. -- Ну Боцман с генералом остались нас возле ворот поджидать, а мы вроде как при деле оказались, нашли с Мухой этот грузовичок. Грузовичок, показалось, ничего себе, на ходу, и в фургоне достаточно уютно... Ну завел Муха "газон" и к воротам рулит. А я тем временем уже там сторожу лапшу на уши вешаю: типа не знает ли он моего братана Ваську по кличке Шнур... А Муха... ох, не могу! -- горестно вздохнул он. -- Муха в ворота заезжает и глохнет прямо перед окошком сторожа: как назло, бензин кончился. -- Что же он, не видел, что ли, на датчике, есть в машине горючее или нет? -- спросил Док. -- Что-то на Муху это не похоже... -- Да датчик, гад, сломан был! Он, оказывается, всю жизнь полный бак показывал, откуда Мухе про это знать? Короче, встает он в воротах. Сторож тянется в окно посмотреть, кто это там дорогу перегородил. И что прикажете делать? Я аккуратненько прерываю его любопытство; Муха бежит к ближайшей машине с ведром сливать горючку, а тут кто-то на улице сигналит: убери, мол,