пуль и осколков, на глазах превращаясь в лохмотья. С дверями дело обстояло не лучше. Через несколько секунд они были разнесены в щепки. -- Нас обвиняют в сотрудничестве с "чехами"! -- Что? Кто стреляет? -- С "чехами"! На этом связь прервалась. То ли пуля попала в телефонную розетку, то ли кто-то кабель перерезал. Ну что за глупость, а! Я ему говорю: "С "чехами", а он: "Кто стреляет?" Стрельба не прекращалась. Я отшвырнул пистолет в сторону, лег на пол ничком и закрыл голову руками. Вполне подходящая поза для встречи бесславной преждевременной смерти. Глава одиннадцатая. Вакцина Док, опираясь на костыль, вышел из госпиталя нам навстречу. Он уже почти не хромал. -- Ну что, Мересьев, как насчет поездки домой? -- спросил его Артист. -- Всегда, -- улыбнулся Док. -- Тогда собирайся. Через полчаса вертолет на Моздок. -- Честно говоря, мужики, я глазам своим не верю. Думал, закрыли вас в тюряге лет этак на десять. -- Ну это вряд ли, -- помотал головой Боцман. -- Скорее небо упадет на землю... -- И боцман Хохлов перестанет жрать за троих... -- подхватил Артист. -- Как живы-то, мужики? Как живы? Честно скажу, лежа под градом спецназовских пуль, я думал, что уже никак! Но, видно, я везучий -- в рубашке родился. Стрелять им быстро надоело, и они пошли брать меня живьем. Вернее, живой я или мертвый, они не знали, но очень надеялись, что мертвый. А я оказался живой! Уж не знаю, сколько минут они меня били, но только сознание я потерял почти сразу... Очнулся в камере, все тело -- сплошной синяк, встать не могу, и не потому даже, что все отбито, a потому, что к тюремной кровати наручниками прикован. Это они мне так за охранников отомстили! Мне почему-то показалось тогда, что ночью я обязательно умру. Но не умер. Говорят, у кошки девять жизней, а у спецназовца -- всего одна, зато какая! Врагу не пожелаешь! На следующий день с утра пораньше явилась ко мне в камеру целая комиссия во главе с республиканским прокурором. От наручников тут же освободили и стали извиняться за причиненные неудобства. Сработал мой звонок! Голубков местное ФСБ быстро в чувство привел! В тот же день меня из СИЗО освободили и отправили на санитарной машине в госпиталь, где я и провалялся благополучно две недели. Пока лежал в госпитале, ко мне несколько раз приходили следователи, в том числе и Георгий Степанович, но интересовал их уже не я, а люди, причастные к делу о вакцине, с помощью которой хотели уничтожить нашу армию в Чечне. Я рассказывал, что знал. Перегудов тоже рассказывал. Из Москвы расследовать это дело пожаловала большая следственная бригада. А дело было действительно крутое. Как выяснилось на следствии, вакцина изготовлялась вовсе не в Италии, а в Иордании, а через Италию только переправлялась -- специально, чтобы там получить фальшивые европейские бумаги и сертификаты. Итоев, которого ваххабиты считали своим, ехал на переговоры по поводу поставки вакцины в Чечню. Умело подсунутый Светлане материал для статьи в "Абсолютно секретно" помог "чехам" раскусить Итоева, и его тут же, не задумываясь, убрали. Так что информацию о поставках вакцины он ФСБ сообщить не успел. Ну а потом начали убирать всех, кто хоть как-то касался этой темы. В школы вакцина попала не случайно. Эти подонки хотели ее сначала испробовать, провести, так сказать, "клинические испытания". Они были абсолютно уверены в своей безнаказанности! И ведь действительно аналитики из ФСБ прохлопали армейскую поставку вакцины, потому что шла она под другой маркой, через другую фирму, была тщательно проверена и сертифицирована Минздравом. Самое-то гнусное, конечно, что дело не обошлось без пособничества армейских чиновников. Сколько уж им давали террористы, я не знаю, но это ж надо было начмеду армии умудриться издать приказ о вакцинации всех подразделений, находящихся на территории Чечни, в один день! Эффект, блин, был бы стопроцентный. Промедли мы еще хотя бы один день!.. Следователи так и не сказали мне, сколько армейского народу пошло под трибунал, под суд, но я думаю -- немало. Как я и предполагал, итальянца первым спровадили на родину -- от греха подальше. Он перед отъездом заходил, прощался. Я на всякий случай записал его адрес и телефон. Вдруг придется с Ольгой и Настеной в Италии отдыхать? * * * ...Светлана Корниенко вязала, удобно устроившись на диване, когда в замке входной двери повернулся ключ. Она подалась вперед, прислушиваясь. Протянула руку к гантеле, лежащей рядом с диваном. Недавние страшные события научили ее многому, но прежде всего -- осторожности. Ко всему прочему, дверь была закрыта на засов, поэтому при всем желании снаружи ее открыть не удалось бы. Светлана подошла, глянула в глазок. На лестничной площадке было темно. -- Кто там? -- тихо спросила она, вжавшись с гантелей в руке в стену. -- Света, это я! Открыть не могу! -- раздался из-за двери голос Злотникова. -- Семен! -- вскрикнула она и принялась открывать замки. Он вошел. Загорелый, почти черный, с выгоревшими волосами. Она растерянно отступила на шаг, потом вдруг бросилась ему на шею: -- Сема, Сема! Господи, как же я по тебе соскучилась! Неужели в этой твоей командировке нельзя было позвонить? -- А чего звонить-то? Приехал вот. -- Балбес! -- шутливо хлопнула она его по плечу. -- Я бы хоть ужин приготовила. -- Не надо ужин. -- Злотников привлек к себе девушку и стал целовать. -- Да ты хоть кроссовки сними, -- засмеялась Светлана. -- Да-да, -- растерянно пробормотал Артист. -- Слушай, а что с дверью? -- Он еще спрашивает! Дверь новая, и замки новые. Или ты хотел с дырками жить? -- А! -- вспомнил Артист и снова привлек к себе Светлану. * * * Была глубокая ночь. Светлана лежала на плече у Злотникова и счастливо улыбалась. -- Свет, ты спишь? -- шепотом спросил Семен. -- Устал? -- Да нет, ты что! Просто я спросить у тебя хотел. -- Ну спрашивай. -- Ты это... замуж за меня не пойдешь? -- Господи, и он еще называет себя артистом! -- рассмеялась Светлана. -- Кто так предложение делает? А где букет, подарки? -- Подарки завтра. Я сегодня не успел. Но завтра точно будут. Ну так как? -- Что -- как? -- Насчет моего предложения? -- Раз подарки и букеты завтра, -- значит, и ответ тоже завтра. -- А сейчас никак нельзя? -- Артист горестно закряхтел. Светлана крепко обняла его, прижалась всем телом. -- Господи, какой дурачок! Конечно, можно! Неужели ты не видишь! * * * ...Я сидел в своей мастерской и от нечего делать строгал Настене жар-птицу из деревяшки. Работы сегодня не было, и я отпустил мою столярную гвардию. Когда я вернулся со своих "военных сборов", Ольга посмотрела на меня и заплакала, и Настенка, глядя на мать, тоже заплакала. Видок у меня был, конечно, тот еще: морда в синяках, на груди специальный корсет, чтобы срастались сломанные ребра. Я обнял их и сказал, что ни на какие сборы больше никогда не поеду. -- Врешь ты все -- поедешь, -- вздохнула Ольга и ничего больше не сказала. Она у меня никогда лишнего не говорит. Что можно -- я сам расскажу, ну а что нельзя, то нельзя. Настоящая офицерская жена! У мужика своя мужицкая работа, и нечего в нее нос совать! Это, кстати, не я так говорю, это жена моя так говорит... На домашних харчах я быстро поправился, уже через неделю прежним Пастуховым стал -- затопинским столяром и плотником. И вот когда я достругивал ту самую жар-птицу, снаружи вдруг послышался шум машины. Я приоткрыл дверь. Черная "Волга" -- и прямо к моей мастерской. Только гостей мне еще сейчас не хватало! Ух, не люблю я эти черные казенные "Волги"! Из "Волги" выбрался незнакомый мне майор. Козырнул, открыто улыбнулся. Нет, этот, слава богу, не фээсбэшник, этот простой вояка. -- Добрый день. А я за вами, Сергей Сергеевич. -- Куда еще? -- В Москву. Имею поручение доставить вас в министерство. Замминистра будет всей вашей группе ордена вручать. -- Замминистра? -- переспросил я, полагая, что ослышался. -- Так точно. Небольшой я с некоторых пор любитель всяких висюлек и побрякушек, а все же... Вишь, как все обернулось -- могла бы Родина срок дать, да решила наградить... Нет, нельзя плевать в протянутую в знак благодарности руку. -- Ну что ж, -- сказал я майору, -- давайте тогда хоть домой заскочим. Не в таком же виде ехать? -- На мне были потертые джинсы и клетчатая рубаха с заплатами на рукавах. Майор взглянул на часы: -- Да-да, конечно. Давайте, только, если можно, побыстрее! Вот армия родная! На часы он смотрит, а чтобы предупредить заранее, за день хотя бы, на это ума ни у кого не хватило. * * * Войдя в приемную Замминистра, я обалдел. И Артист, и Боцман, и Док, и Муха -- все были в темных костюмах одинакового покроя -- ну точь-в-точь как у меня! Не выдержал, расхохотался. Они тоже. Замминистра оказался весьма бодрым стариканом. Он не стал говорить долгих речей по поводу героизма и патриотизма, он как-то просто и по-домашнему вручил нам ордена и пожелал спокойной, мирной жизни безо всякой стрельбы, физических и моральных ран. -- Скажу честно, вы армию от гибели спасли, а мы вам за это даже заплатить достойно не можем... -- Это точно, -- не удержался от реплики Артист. Впрочем, сказал он это шепотом, мне. -- Ну примите от нас хоть "спасибо". Мы выпили с ним по рюмочке водки, и он на прощание крепко нас всех по очереди обнял. Вышли из министерства мы с двойным чувством: с одной стороны, конечно, приятно -- еще одна побрякушка на пиджак, а с другой -- досадно. Получается так, что в этой операции мы армию от самой себя спасали. Ведь если б нельзя было армейских чиновников подкупить, разве смогли бы "чехи" свою вакцину реализовать? -- Ну что, может, забуримся куда-нибудь -- кресты обмыть, и вообще... -- с каким-то странным выражением лица предложил Артист. -- В ресторанчик потом, если не расхотим. Еще одно дело важное есть, -- сказал я. -- Где тут поблизости фрукты продают? Генуя, 15 августа, 10.15 В кабинете у прокурора Сержио Адамо было многолюдно. Сегодня он устраивал для журналистов пресс-конференцию по поводу успешной операции, проведенной совместно с отделом по борьбе с наркотиками. Благодаря этой операции с десяток наркокурьеров и трое оптовиков оказались в тюрьме. -- Рассаживайтесь, рассаживайтесь, господа, -- попросил журналистов прокурор. У меня для вас не больше часа. Журналисты утихомирились и начали задавать Адамо вопросы. Сержио отвечал уверенно, сыпал остротами. Пресс-конференция проходила в веселой непринужденной обстановке. Неожиданно дверь его кабинета отворилась, и на пороге возник... следователь Адриано ди Бернарди. Он был очень худ, глаза его странно блестели. На нем был новый дорогой костюм. -- Адриано? -- На мгновение прокурор растерялся, потом произнес радостно: -- Слава богу, ты жив! Когда ты вернулся? -- Сейчас. Из аэропорта -- и прямо к тебе. -- Господа журналисты, позвольте вам представить следователя прокуратуры Адриано ди Бернарди, который только что вернулся из долгосрочной командировки в ужасную Россию. Ему там многое пришлось пережить. Он попал в чеченский плен. Бандиты требовали за него огромный выкуп. Мы здесь сделали все, чтобы его освободить, но... Да, думаю, он вам сам все сейчас расскажет. По рядам прокатился гул. Журналисты в предвкушении сенсации наставили на Адриано диктофоны и камеры. -- Нет-нет, никаких интервью, -- помотал он головой и подошел к столу прокурора. -- Адриано, ты представить себе не можешь, как я рад! -- Адамо двинулся навстречу, попытался обнять его, но Бернарди от объятий уклонился. -- Почему не могу представить? Могу. Знаешь, как тебя назвали бы в России? -- Как? -- улыбнулся прокурор, скосив взгляд на замерших в охотничьей стойке журналистов. -- Мудак! -- произнес Бернарди по-русски и неожиданно ударил прокурора в челюсть. Удар был таким сильным, что Адамо упал. Журналисты в изумлении повскакали со своих мест. Адриано ди Бернарди направился к выходу. -- Кстати, господа! -- остановился он в дверях. -- Синьор прокурор уверял меня, что Россия похожа на болото. Так вот, Россия похожа вовсе не на болото, она похожа на огонь. -- Сказав это, Адриано хлопнул дверью. * * * Из палаты навстречу нам вышел Вадим Прилуков. Когда мы оставляли его в госпитале Бурденко, он ни говорить, ни ходить не мог, а теперь поздоровел, поправился, глаза блестят, мне даже показалось, что он слегка подрос. -- Извини, что долго не навещали. На сборах были. Мы же офицеры, хоть и уволенные... На вот тебе, держи. -- Я протянул ему большой пакет с фруктами. -- Бананов-то, поди, здесь не дают? -- Не дают, -- заулыбался Вадим. -- А ко мне мать с отцом приезжали. Так что назад теперь уже точно не пошлют. Сказали, в Москве дослуживать буду. -- Во, правильно. В президентском полку. Туда только из Бурденко и берут, -- не удержался от шуточки Артист. Боцман посмотрел на него неодобрительно и сказал парню: -- Этот хлыщ у нас в театрах играет, так что ты на него внимания не обращай... Ты тут как, девушку еще не завел? -- Завел. -- Прилуков засмущался. -- Вот и молодец, -- одобрил я, -- на свадьбе погуляем. Пригласишь? -- Приглашу, -- еще больше засмущался Вадим. -- Ну вот, а теперь я хочу представить тебе человека, благодаря которому ты оказался здесь. Док пожал Вадиму руку: -- Иван Перегудов. Для друзей -- Док. -- Док? -- Вадим расплылся в улыбке. -- Меня пацаны в роте тоже Доком звали. Я же фельдшером служил. -- Ну вот, значит, коллеги. Мы уселись в кресла и начали травить армейские байки, но минут через двадцать появилась строгая пожилая медсестра и отправила нашего Прилукова на процедуры. -- Ну так что, идем в ресторан? -- снова спросил Артист. -- Да, блин, дался тебе этот ресторан! -- сказал я. -- Дорого и порции такие, что не наешься, -- поддержал меня Боцман. -- На этот счет можете не беспокоиться -- я вас приглашаю. -- Чего это вдруг? -- подозрительно глянул на Артиста Боцман. -- Зарплату в театре получил? -- Дождешься ее! -- вздохнул Злотников. -- Да нет, торжество у меня сегодня. -- Что за торжество? -- поинтересовался Муха. -- Помолвка у нас, -- наконец-то сознался Артист, покраснев до корней своих рыжих волос. -- Что ж ты раньше-то молчал? -- закричал Муха. -- Ну ты, блин, даешь! -- возмутился Боцман. -- У него помолвка, а у людей ни подарков, ни цветов. -- Мы вообще-то со Светкой по-скромному все хотели, без шика. -- Я тебе дам по-скромному! -- погрозил Семену кулаком Боцман. -- В каком кабаке и во сколько? -- В "Хижине", через полчаса. -- А ну отойдем, мужики! -- скомандовал я Перегудову, Боцману и Мухе. -- Э-э, а я-то как? -- растерянно произнес Артист. -- А ты к своей журналистке иди! -- посоветовал ему Боцман. По поводу подарка совещались мы недолго. Решили, что хватит уже Артисту быть безлошадным -- скинемся-ка мы ему пока на "шестерку", пускай свою журналистку в редакцию возит. Ну а уж если по-настоящему женится -- тогда подарим что-нибудь посущественнее. Слупим же мы когда-нибудь с товарища Горобца по полной программе. Эпилог Сегодня я отправился в нашу церквушку, в Спас-Заулок -- это стало вроде как обязанностью души: ставить за моих парней свечи, особенно вот как сейчас, когда закончились наши очередные "военные сборы"... Ставить и за живых, таких дорогих мне боевых друзей, и за товарищей, павших солдатской смертью, той, что возносит наши души на самое почетное у Бога место... Кончились "сборы"... Теперь опять не знаю, сколько не увижусь ни с Доком, и с Боцманом, ни с Мухой, ни с Артистом. Война объединяет нас, мирная жизнь разводит. И собираемся мы вместе только тогда, когда где-то опять начинает пахнуть жареным. Все не как у людей. И только двое моих пацанов всегда со мной, рядышком. Я вошел в ограду нашего деревенского кладбища, сел на скамейку рядом с могилами моих друзей Тимофея Варпаховского, Тимохи, Каскадера, и Николая Ухова, Трубача. Я сидел, слушал, как по-осеннему шумят листвой деревья у могил, и вспоминал, какие мы были когда-то...