частья двум совсем непохожим людям...
     Я постоял около памятника Мицкевичу, потом сказал ему:
     -- Адам, вы слышите, какая тишина?
     Мицкевич смотрел на меня молча, с доброй улыбкой. Тогда я сказал:
     --  Снизойдите,  Адам! Конечно, я  не поэт,  а  простой  и  не  слишком
удачливый человек. Но я ведь и для вас, поэтов, стерегу эту тишину.
     Я положил руку на его теплый бронзовый башмак:
     -- А  в смысле невезучести Пашке Каргину еще хуже, чем мне. У него даже
день рождения 8 марта...
     И тут вспомнил, что сегодня у меня день рождения.  Да-да, день рождения
-- 1  октября! А не 29  февраля или 8 марта, что было бы по отношению ко мне
правильнее, И я почему-то ужасно обрадовался, что у  меня день рождения. Что
сегодня мне  исполнилось двадцать девять лет! Хорошо было бы выпить по этому
поводу,  да  в три часа  ночи  нигде не выпьешь.  Прекрасно, что общепит так
принципиально борется за мое здоровье и нравственность.
     -- Ура  общепиту!--  сказал я и пошел в  гостиницу. И настроение у меня
было великолепное.
     Я бегом  поднялся  на второй этаж и вдруг увидел  напротив своей  двери
фигуру. Инстинктивно бросив руку на карман, спросил строго:
     -- Это кто тут ходит?-- и сделал еще шаг.-- Элга? Как вы сюда попали?
     Она подошла ко мне вплотную и уткнулась лицом в грудь.
     -- Мне надо было хоть еще один раз вас увидеть... Я обнял ее за плечи и
почувствовал себя необычайно мужественным и сильным.
     -- А почему вы ждали в коридоре, а не в номере?
     -- Потому что посторонних людей в номер не пускают.
     -- Ну, уж это дудки! Я сам разберусь, кто мне посторонний...
     И я понял, что жизнь замечательна, даже если ты в детстве мечтаешь быть
дворником и за тобой никто не хочет стоять в очереди.

     <i>Москва, январь 1968 г.</i>