лял бедняков голодать. Генрих. Бог? Неужели? Как это просто! Значит, Бог повелел мне предать бедняков за то, что они хотели истребить монахов. Насти. Бог не мог тебе повелеть предать бедняков, Он за них. Генрих. Если Он за них, почему же их мятежи никогда не удаются? Почему Он допустил, что и твой бунт привел к отчаянию? Ну, отвечай! Отвечай же! Не можешь? ГЈц. Вот она! Вот эта минута!.. Вот оно, смятение и кровавый пот. Как прекрасно смятение! Как мне нравится твое лицо! Гляжу и вижу: двадцать тысяч умрут. Я люблю тебя. (Целует его в губы.) Слушай, брат мой! Еще не все сказано: да, я решил взять Вормс, но если Бог на твоей стороне - что-нибудь еще случится, что может мне помешать. Насти (глухо, с убеждением). Да, случится. Генрих (кричит). Нет! Ничего не будет! Ничего не случится! Это было бы слишком несправедливо. Если Бог должен был совершить чудо, почему Он не совершил его прежде, чем я предал? Почему Он должен был погубить меня и спасти тебя? Входит офицер. Все вздрагивают. Офицер. Все готово. Солдаты построены у рва, за повозками. ГЈц. Уже? (Пауза.) Скажи капитану Ульриху, что я сейчас буду. Офицер выходит. ГЈц устало садится. Катерина. Вот твое чудо, мой миленький. ГЈц проводит рукой по лицу. Иди же! Грабь и убивай! Счастливого пути! ГЈц (сначала устало, затем с напускной экзальтацией). Настала минута прощания. Я вернусь, забрызганный кровью, моя палатка будет пуста. Жаль, я уже привык к вам. (Насти и Генриху.) Вы проведете ночь вместе - как двое влюбленных. (Генриху.) Ты, исповедник, будешь нежно держать его за руку, когда начнется пытка калеными щипцами. (Францу, указывая на Насти.) Пытку прекратите, когда он согласится исповедаться. Повесьте его, как только ему отпустят грехи. (Как бы вспоминая о Катерине.) А, новобрачная! Франц, ты сходишь за конюхами и представишь их этой даме. Пусть делают с ней все, что хотят, лишь бы осталась жива. Катерина (внезапно падает перед ним на колени). ГЈц, пощади! Только не это, только не этот ужас! Пощади! ГЈц (отступает от нее в удивлении). Ты только что так мне дерзила! Ты не верила? Катерина. Нет, ГЈц, не верила. ГЈц. В глубине души я и сам не верил. В Зло всегда веришь потом. Катерина обнимает его колени. Франц,освободи меня от нее! Франц хватает ее и швыряет на кровать. Вот так, вот так... Я ничего не забываю. Ну, теперь все! (Пауза.) А чуда нет и нет: начинаешь верить, что Бог предоставил мне свободу действий. Спасибо, Господи, я так тебе признателен. Спасибо за изнасилованных женщин! Спасибо за посаженных на кол детей! Спасибо за обезглавленных мужчин! (Пауза.) Если бы я только захотел сказать все, что знаю. Мне все известно, грязный лицемер! Послушай, Насти. Тебе я скажу без обиняков. Бог пользуется мной. Сам видишь, и этой ночью тоже! Он снова послал мне на помощь своих ангелов. Генрих. Кто же эти ангелы? ГЈц. Все вы. Катерина, конечно, ангел. Ты - тоже. Ну и банкир. (Снова обращаясь к Насти.) А ключ?.. Разве я просил у него ключ? Я даже не подозревал об его существовании! Но ведь он сам поручил одному из своих священников вложить его мне в руки. Ты, конечно, знаешь, Бог хочет, чтобы я спас его попов и монахов. Значит, он искушает меня, но на свой лад, тонко, ничем себя не запятнав. Если я попадусь, он вправе от меня отречься: в конце концов я мог бы выбросить ключ в овраг. Насти. Да, конечно, мог. Ты еще и сейчас можешь. ГЈц. Подумай-ка лучше, мой ангел. Ты-то хорошо знаешь, что не могу. Насти. Почему? ГЈц. Не могу стать иным, чем есть. Ладно же! Пусть будет кровавая баня во славу Господню. А когда придет конец, он зажмет нос, чтобы не слышать смрада, и закричит: я не хотел этого. Ты и впрямь этого не хочешь, Господи? Тогда еще не поздно вмешаться. Я не настаиваю на том, чтоб небо обрушилось мне на голову: хватит и просто плевка. Поскользнусь, сломаю ногу - и на сегодня все! Нет? Ладно, я не настаиваю. Вот, Насти, взгляни на этот ключ! Как хорошо иметь ключ, как это полезно! А вот и руки! Какая отличная работа! Воздадим Господу хвалу за то, что он дал нам руки. Ключ в руке - совсем не плохо. Воздадим Господу хвалу за все руки, которые в это мгновение держат ключи во всех краях света! Но Господь снимает с себя всякую ответственность за то, что делает с ключом рука, его, бедняжки, это не касается. О Господи, ты ведь сама невинность! Ты, ставший мерой полноты всего, как можешь Ты понять, как можешь осознать Ничто? Твой взгляд есть свет, и он все превращает в свет. Как можешь ты познать потемки моей души? Как может твой всеведущий разум проникнуть в мои мысли, не нарушив их хода? Ненависть и слабость, насилие, смерть, отвращение - все это лишь от человека, все это лишь мое царство, в нем я один. За все, что в нем произойдет, в ответе только я. Хорошо, хорошо, я все беру на себя и промолчу. Даже в день последнего суда - молчок! Буду молчать как рыба. Я слишком горд - дам себя осудить, не проронив ни слова. Но неужели тебя самого нисколько не смущает, что ты осудил на вечное проклятие своего подручного? Иду, иду! Солдаты ждут, и этот добрый ключ зовет меня, он хочет вернуться в замочную скважину. (Уходя, оборачивается.) Кто равен мне? Я - человек, который смущает самого всемогущего Господа. Из-за меня Господь противен самому себе. Есть двадцать тысяч аристократов, есть тридцать архиепископов, есть пятнадцать королей. Люди видели трех императоров, был папа, был антипапа. Но назовите мне другого ГЈца! Иногда мне кажется, что ад - пустыня, которая ждет лишь меня одного. Прощайте! Хочет уйти. Генрих смеется. Что такое? Генрих. Дурак! Ад - это ярмарка. ГЈц останавливается и глядит на него. (Остальным.) Вот чудак, вот фантазер: верит, что лишь он творит Зло. Каждую ночь на землях Германии пылают живые факелы, десятки городов в пожарищах, и полководцы грабят их запросто, не задумываясь. Убивают по будним дням, по воскресеньям скромно исповедываются. А этот принял себя за дьявола во плоти лишь оттого, что выполняет свой долг солдата. (ГЈцу.) Ну, шут, отвечай! Если ты дьявол, то кто же я - человек, притворявшийся, что любит бедняков, и предавший их тебе? ГЈц (на протяжении всей этой реплики глядит на него, словно зачарованный. Под конец выпрямляется). Чего ты требуешь? Права на вечную погибель? Даю тебе его. Ад достаточно велик, чтобы мы с тобой разминулись. Генрих. Ну а с другими? ГЈц. С кем? Генрих. Со всеми. Не всем дано убивать, но все к тому стремятся. ГЈц. Я злобен по-иному, чем они. Они творят Зло из сластолюбия или корысти. Я творю Зло ради Зла. Генрих. Причины не в счет, раз заведено, что можно творить лишь Зло. ГЈц. Так заведено? Генрих. Да, шут. Так заведено. ГЈц. Кем? Генрих. Самим Богом. Бог пожелал, чтобы Добро стало невозможно на земле. ГЈц. Невозможно? Генрих. Совсем невозможно. Любовь невозможна. Невозможна справедливость! Попробуй возлюби-ка ближнего - сам увидишь, легко ли это. ГЈц. А почему бы мне не полюбить ближнего, если такова моя прихоть? Генрих. Потому что достаточно одному человеку возненавидеть другого, чтобы ненависть охватила все человечество. ГЈц (продолжая свое). А вот он любил бедняков. Генрих. Ловко врал им. Возбуждал в них самые низменные страсти. Принудил их убить старца. А что я мог поделать? Ну что я мог поделать? Я был невинен, преступление набросилось на меня, как хищник. Где было тогда Добро, подлец? Где оно было? Где было меньшее Зло? (Пауза.) Ты хвастаешь своими пороками, усердствуешь ради пустяков. Если хочешь заслужить ад, достаточно не вылезать из своей кровати. Мир несправедлив; раз ты его приемлешь - значит, становишься сообщником, а захочешь изменить - станешь палачом. Ха! Земля смердит до самых звезд! ГЈц. Значит, все прокляты? Генрих. О нет! Не все! (Пауза.) Верую, Господи! Верую! Не впаду во грех отчаяния! Я заражен до мозга костей, но знаю, что ты спасешь меня, если на то будет воля твоя! (ГЈцу.) Мы все в равной мере виновны, ублюдок, все в равной мере заслужили ад, но Бог прощает, когда ему угодно прощать. ГЈц. Наперекор мне он меня не простит. Генрих. Ничтожная соломинка! Не тебе восставать против его милосердия, не тебе истощить его бесконечное терпение. Он возьмет тебя в руки свои и поднимет к себе в рай, если на то воля его. Одним взмахом мизинца он разобьет вдребезги твои дурные помыслы, он разомкнет твои уста, он силой вольет в тебя свою благодать, и ты почувствуешь, как станешь добрым, вопреки собственному желанию. Иди жги Вормс, иди грабь и режь! Только время и труд даром потеряешь. Как и все люди, ты окажешься в чистилище. ГЈц. Значит, все люди творят Зло? Генрих. Все. ГЈц. И никто никогда не творил Добро? Генрих. Никто. ГЈц. Превосходно. (Возвращается в палатку.) Готов поспорить с тобой: я буду делать Добро. Генрих. Что? ГЈц. Буду делать Добро. Идешь на пари? Генрих (пожимая плечами). Нет, ублюдок, никаких пари. ГЈц. Зря. Ты учишь меня, что Добро невозможно, а я готов поспорить, что стану делать Добро. Пожалуй, это лучший способ остаться в одиночестве. Я был преступником, теперь я изменюсь. Перелицую свои одежды, готов поспорить, что стану святым. Генрих. Кто сможет об этом судить? ГЈц. Через год и один день. Тебе остается только принять пари. Генрих. Ты уже проиграл, дурак. Добро ты станешь делать, лишь бы выиграть. ГЈц. Верно. Что ж, давай кинем кости. Если выиграю я - значит Зло торжествует, если проиграю... Если проиграю, тогда мне ясно, что делать. Ну, кто станет играть против меня? Насти? Насти. Нет. ГЈц. Почему? Насти. Это дурно. ГЈц. Конечно, это дурно. А ты что вообразил? Послушай, булочник, я еще зол. Насти. Если хочешь делать Добро, решайся и делай его попросту. ГЈц. Хочу прижать Бога к стенке. На этот раз - да или нет. Если он даст мне выиграть, город будет сожжен, а его ответственность точно установлена. Итак, играем. Если Бог на твоей стороне, тебе нечего бояться. Ты не осмеливаешься, трус? Предпочитаешь виселицу. Кто осмелится? Катерина. Я! ГЈц. Ты, Катерина? Почему бы и нет? (Дает ей игральные кости.) Играй! Катерина (играет). Два и один. (Вздрагивает.) Тебе трудно будет проиграть. ГЈц. А кто вам сказал, что я хочу проиграть? (Берет кости.) Боже, я зажал тебя в угол. Теперь ты должен на что-то решиться. (Играет.) Катерина. Один и один... Ты проиграл! ГЈц. Значит, подчиняюсь воле Господа. Прощай, Катерина! Катерина. Обними меня! Прощай! Он обнимает ее. ГЈц. Возьми этот кошелек и направляйся куда хочешь. (Францу.) Франц, скажи капитану Ульриху, чтоб он отправил солдат спать. Ты, Насти, возвращайся в город. Еще не поздно остановить мятеж. Если вы с рассветом откроете ворота, если священники покинут Вормс невредимыми и придут под мою защиту, я в полдень сниму осаду. Согласен? Насти. Согласен. ГЈц. Ты вновь обрел свою веру, пророк? Насти. Я никогда не терял ее. ГЈц. Счастливец! Генрих. Ты возвращаешь им свободу, ты возвращаешь им жизнь и надежду. А мне, собака, мне, которого ты вынудил предать, вернешь ли ты мою невинность? ГЈц. Твое дело самому обрести ее вновь. В конце концов, ничего еще не случилось. Генрих. Разве важно то, что случилось? Важно мое намерение. Я буду идти за тобой по пятам, день и ночь. Знай, я сам буду судить твои дела. Будь спокоен, ровно через год и один день я найду тебя, куда бы ты ни скрылся. ГЈц. Уже заря. Какая холодная! Заря вместе с Добром вошла в мою палатку. Но мы не стали веселей: эта женщина плачет, поп меня ненавидит. Будто мы на краю гибели. Может, Добро вызывает отчаяние?.. Впрочем, не важно, не мне судить о Добре - я должен его творить. Прощайте! (Уходит.) Катерина (начинает хохотать, смеется до слез). Он смошенничал! Я видела! Он смошенничал, он хотел проиграть! ЗАНАВЕС  * АКТ ВТОРОЙ *  Картина четвертая ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Крестьяне, Карл. 1-й крестьянин. Нелегкий орешек. Карл. Это все бароны: знаешь, как они взбесились! 1-й крестьянин. А вдруг он с перепугу откажется? Карл. Не бойтесь. Он упрям как осел. Прячьтесь! Вот он. ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Крестьяне в укрытии. ГЈц, Карл. ГЈц. Брат мой, будь так добр, принеси нам графин вина. Хватит и трех бокалов. Я не пью. Сделай это из любви ко мне. Карл. Брат мой, из любви к тебе я это сделаю. ГЈц уходит. Крестьяне выходят из укрытия, смеясь, хлопают себя по бедрам. Голоса крестьян. Брат мой! Братик! Братишка! Слыхал? Вот тебе! Только из любви! (Шутя и смеясь, похлопывают друг друга по спине.) Карл. Все слуги - его братья. Говорит, что любит нас, подлизывается, только что не целует. Вчера изволил мыть мне ноги. Любезный господин наш, добрый брат! Тьфу! (Плюет.) С души воротит от этих словечек. Скажешь - и отплевываешься каждый раз. Нет, когда-нибудь его вздернут за то, что он назвал меня братом. Когда веревка обовьет его шею, я поцелую его в губы искажу: "Прощай, братик! Умри из любви ко мне!" (Уходит, унося бокалы на подносе.) 1-й крестьянин. Вот человек! Такому не соврешь. 2-й крестьянин. Мне сказали, что он умеет читать. 1-й крестьянин. Черта с два! Карл (возвращаясь). Приказ! Обойдите земли Носсака и Шульгейма, донесите эту весть до каждой хижины: "ГЈц отдает крестьянам земли Гейденштама". И, не дав им опомниться, добавляйте: "Если он, незаконнорожденный распутник, отдал свои земли, то почему же владетельный сеньор Шульгейма не отдает вам своих?" Обработайте их. Заставьте их взбеситься от ярости. Повсюду сейте смуту. Ступайте! Крестьяне уходят. О ГЈц, дорогой мой брат! Ты увидишь, как я подпорчу твои добрые дела. Раздавай же свои земли, раздавай! Придет день - и ты пожалеешь, что не отдал концы прежде, чем раздал их. (Смеется.) Любовь! Ты хочешь любви. Я каждый день одеваю и раздеваю тебя, вижу твой пуп, мозоли на ногах, твою задницу, а ты хочешь, чтоб я тебя любил. Плевать мне на твою любовь! Конрад был груб и жесток, но его оскорбления меня унижали куда меньше твоей доброты. Входит Насти. Что тебе нужно? ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ Карл, Насти. Насти. ГЈц послал за мной. Карл. Ты Насти? Насти (узнавая его). Это ты? Карл. Ты знаешь ГЈца? Хорошее знакомство. Насти. Не твое дело. (Пауза.) Знаю, что ты задумал, Карл. Ты поступил бы разумнее, если бы сидел тихо и ждал моих приказов. Карл. Деревне приказы из города ни к чему. Насти. Только попробуй взяться за это грязное дело, и я велю тебя повесить. Карл. Как бы тебе самому на виселицу не попасть. Зачем ты здесь? Тут дело нечисто. Поговорил с ГЈцем, а теперь советуешь нам отказаться от мятежа. Кто убедит меня в том, что тебя не подкупили? Насти. Кто убедит меня в том, что не подкупили тебя, чтоб преждевременно поднять мятеж, который смогут подавить сеньоры? ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ ГЈц, Насти, бароны. ГЈц появляется пятясь. Бароны Шульгейм, Носсак, Ритшел окружают его и кричат. Носсак. Тебе наплевать на крестьян. Тебе нужны наши головы! Шульгейм. Ты хочешь смыть нашей кровью распутство своей матери! Носсак. И стать могильщиком немецкой аристократии! ГЈц. Братья, мои дорогие братья! Я даже не знаю, о чем вы говорите. Ритшел. Ты даже не знаешь, что своим поступком взорвешь пороховую бочку? Что наши крестьяне обезумеют от ярости, если мы не отдадим им тотчас же земли, золото - все до последней рубашки и нашего благословения в придачу? Шульгеим. Ты не знаешь, что они начнут осаду наших замков? Ритшел. Что нас разорят, если мы согласимся, и убьют, если откажемся? Носсак. Ты этого не знаешь? ГЈц. Мои дорогие братья... Шульгейм. Не болтай! Отвечай - да или нет? ГЈц. Мои дорогие братья! Простите меня, но я скажу вам - нет. Шульгейм. Ты убийца. ГЈц. Да, брат мой. Как и все на свете. Шульгейм. Ублюдок! Не знал отца! ГЈц. Да. Как Иисус Христос. Шульгейм. Мешок с дерьмом! Грязь! (Бьет его кулаком по лицу.) ГЈц (пошатнулся, затем выпрямился и стал наступать на него. Внезапно кидается плашмя на землю). На помощь, ангелы! Помогите мне овладеть собой! (Дрожит всем телом.) Я больше не ударю. Я отрублю себе правую руку, если она захочет нанести удар. (Извивается на земле.) Шульгейм пинает его ногой. Розы! Дождь из роз! Ласки! Как любит меня Бог! Все принимаю. (Встает.) Да, я незаконнорожденный, я мешок с дерьмом, предатель! Молитесь за меня! Шульгейм (бьет его). Ты отказываешься? ГЈц. Не бей меня. Запачкаешь руки. Ритшел (с угрозой в голосе). Ты отказываешься? ГЈц. Господи, не дай мне расхохотаться прямо ему в лицо! Шульгейм. О Боже! Ритшел. Пошли. Только зря время теряем. ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ Насти, ГЈц, Карл. ГЈц (подходит к Насти, радостно). Здравствуй, Насти! Здравствуй, брат мой! Счастлив вновь видеть тебя. Два месяца назад под стенами Вормса ты предложил мне союз с бедняками. Что ж, я принимаю его. Постой, теперь мой черед говорить. У меня для тебя хорошие вести. Прежде чем делать Добро, я хотел познать его и долго думал. Что ж, Насти, я его познал. Добро есть любовь. Пусть так. Но дело в том, что люди друг друга не любят. Что им мешает любить друг друга? Неравенство, рабство и нищета. Значит, это нужно уничтожить. Тут мы с тобой согласны, не так ли? Ничего удивительного: твои уроки пошли мне на пользу. Да, Насти, в последнее время я много думал о тебе. Но только ты хочешь отложить царствие Божие на более позднее время, а я похитрей тебя - придумал, как построить его тотчас же. По крайней мере здесь, вот в этом уголке земли. Во-первых, я отдаю свои земли крестьянам. Во-вторых, я тут устрою первую христианскую общину, здесь все будут равны! Да, Насти, я полководец, я веду сражение во имя Добра и намерен выиграть его тотчас же и без кровопролития. Хочешь помочь мне? Ты умеешь разговаривать с бедняками. Вдвоем построим им рай, ибо Господь избрал меня, чтобы искупить наш первородный грех. Знаешь, я нашел название для моего фаланстера - назову его Городом Солнца. Что с тобой? Ах ты,ослиная голова! Ты хочешь убить мою радость? В чем еще ты хочешь упрекнуть меня? Насти. Оставь свои земли себе. ГЈц. Оставить себе земли? И ты, Насти, требуешь этого? Черт возьми, я ждал всего, но только не такого! Насти. Оставь их себе! Если ты нам желаешь добра, сиди спокойно и, главное, не затевай перемен. ГЈц. Ты думаешь, что крестьяне подымут мятеж? Насти. Не думаю - знаю. ГЈц. Надо мне было догадаться. Надо было предвидеть, что это возмутит твою упрямую, косную душу. Только что - эти свиньи, теперь ты. До чего же я прав, если все вы так громко вопите. Нет, теперь я совсем осмелел: я раздам земли. Еще бы! Добро нужно делать вопреки всем. Насти. Кто просил тебя отдавать земли? ГЈц. Я знаю, нужно отдать. Насти. Но кто просил тебя? ГЈц. Я знаю - слышишь? Я вижу свой путь так же ясно, как вижу тебя. Бог просветил меня. Насти. Когда Бог молчит, в его уста можно вложить все что угодно. ГЈц. О великий пророк! Тридцать тысяч крестьян подыхают с голоду, я разорюсь, чтобы облегчить их нищету, а ты спокойно говоришь мне, что Бог запрещает спасать! Насти. Ты хочешь спасти бедняков? Ты можешь их только развратить. ГЈц. А кто спасет их? Насти. Не тревожься о них, они спасутся сами. ГЈц. А что будет со мной, если меня лишат возможности делать Добро? Насти. У тебя свое дело - управляй собственным богатством, приумножай его. Так можно заполнить целую жизнь. ГЈц. Значит, чтобы угодить тебе, я должен стать плохим богачом? Насти. Плохих богачей не бывает. Есть богачи - и только. ГЈц. Насти, я ваш. Насти. Нет. ГЈц. Разве я не был беден всю жизнь? Насти. Есть два рода бедняков: те, кто бедствует со всеми вместе, и те, кто бедствует в одиночку. Лишь первые - подлинные бедняки. Вторые - богачи, которым не повезло. ГЈц. А богачи, раздавшие свое богатство, это, должно быть, тоже не бедняки? Насти. Нет, это бывшие богачи. ГЈц. Значит, все мои замыслы заранее обречены. Стыдись, Насти, ты закрываешь христианину путь к спасению. (Ходит в волнени.) Велика гордыня владельцев замков. Они ненавидят меня, но ваша гордость еще больше. Мне легче было бы войти в их касту, чем в вашу. Терпение! Благодарю тебя. Господи! Значит, я буду любить бедняков без ответа. Моя любовь пробьет брешь твоей несговорчивости, обезоружит злобу. Я люблю вас, Насти, я люблю всех вас! Насти (мягче). Если ты любишь нас, откажись от своего замысла. ГЈц. Нет. Насти (иным, более настойчивым тоном). Послушай, мне нужно семь лет. ГЈц. Зачем? Насти. Мы будем готовы к священной войне через семь лет, не раньше. Если ты теперь вовлечешь крестьян в бунт, то их изничтожат в неделю - я это знаю. Понадобится более полувека, чтобы восстановить то, что ты разрушишь за неделю. Карл (входя). Крестьяне пришли, сеньор. Насти. Отошли их обратно, ГЈц. ГЈц не отвечает. Послушай, ты можешь помочь нам, если захочешь. ГЈц (Карлу). Попроси их подождать, брат мой. Карл уходит. Что ты предлагаешь? Насти. Ты сохранишь свои земли. ГЈц. Это зависит от того, что ты мне предложишь. Насти. Если ты сохранишь их, они послужат нам убежищем и местом сбора. Я поселюсь в одной из твоих деревень и буду рассылать приказы по всей Германии. Отсюда через семь лет прозвучит сигнал войны. Ты можешь оказать нам услугу, которой нет цены. Согласен? ГЈц. Нет. Насти. Ты отказываешься? ГЈц. Я не стану откладывать Добро в долгий ящик. Значит, ты не понял меня, Насти. Благодаря мне еще до конца года счастье, любовь и добродетель воцарятся на десяти тысячах акров земли. Я хочу построить Город Солнца в своих владениях, ты же хочешь, чтобы я превратил их в убежище для убийц. Насти. ГЈц, Добру нужно служить, как солдат. Какой же солдат выигрывает войну один? Сначала стань скромнее. ГЈц. Скромным не стану. Униженным - пускай, но скромным - нет. Скромность - добродетель слабых. (Пауза.) Зачем я буду помогать тебе готовить войну? Бог запретил проливать кровь, а ты хочешь залить кровью всю Германию. Я не стану твоим сообщником. Насти. Ты не станешь проливать кровь? Что ж, раздай земли, отдай свой замок и увидишь, как захлебнется в крови германская земля. ГЈц. Нет, не захлебнется. Добро не может породить Зло. Насти. Добро не порождает Зла, пусть так, но раз твое безумное великодушие приведет к побоищу, значит, в нем нет Добра. ГЈц. По-твоему, Добро в том, чтобы увековечить страдания бедняков? Насти. Мне надобно семь лет... ГЈц. А те, кто умрет за эти годы, кто, прожив всю жизнь в ненависти и страхе, умрет в отчаянии? Насти. Об их душах позаботится Господь. ГЈц. Семь лет! А через семь лет наступит семь лет войны, а потом семь лет покаяния, придется восстанавливать разрушенное, и кто знает, что наступит затем. Быть может, новая война, новое покаяние и новые пророки снова потребуют семи лет терпения. Неужели ты заставишь терпеть до самого страшного суда, ты, шарлатан? Я же говорю, что делать Добро можно повседневно, повсечасно, даже сию минуту. Я стану тем, кто сотворит Добро тотчас же. Генрих говорил: "Достаточно одному человеку возненавидеть другого, чтобы ненависть охватила все человечество". Истинно говорю тебе: если один человек безраздельно полюбит всех людей, эта любовь, переходя от человека к человеку, распространится на все человечество. Насти. И ты будешь этим человеком? ГЈц. Да, стану им с помощью Господа. Я знаю, что Добро труднее Зла. Злом был только я, а Добро - это все и вся. Но мне не страшно. Землю нужно согреть, и я ее согрею. Господь повелел мне сиять, и я буду сиять, кровью сердца источать сияние. Я - пылающий уголь, а дыхание Господа раздувает пламя. Я сгораю заживо, я болен Добром и хочу, чтобы эта болезнь стала заразной. Буду свидетелем, мучеником, искусителем! Насти. Самозванец! ГЈц. Тебе не смутить меня. Вижу, знаю, занимается заря; я стану пророком. Насти. Только лжепророк, приспешник дьявола скажет: свершу то, что считаю Добром, даже если принесу погибель миру. ГЈц. Только лжепророк и приспешник дьявола скажет: пусть мир вначале погибнет, а потом я увижу, возможно ли Добро. Насти. ГЈц, если ты встанешь на моем пути, я убью тебя! ГЈц. Неужели ты смог бы убить меня, Насти? Насти. Да, если ты станешь мне мешать. ГЈц. А я не мог бы. Мой удел - любовь. Я отдам им свои земли. Картина пятая Перед входом в деревенскую церковь. У входа стоят два стула. На одном из них - барабан, на другом - флейта. ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ ГЈц, Насти, потом крестьяне. ГЈц (входит и зовет). Эй! Эй! Ни души на тридцать миль вокруг: все уползли в нору. Моя доброта обрушилась на них, как бедствие. Глупцы! (Резко оборачивается к Насти.) Зачем ты следуешь за мной? Насти. Чтобы быть при твоем провале. ГЈц. Провала не будет. Сегодня я закладываю первый камень моего города. А они, должно быть, забрались в погреба. Терпение! Если удастся вытащить оттуда хоть десяток, ты увидишь, как сумею их убедить. Слышны крики и звуки флейты. Что это? Появляется процессия полупьяных крестьян. Они несут на носилках гипсовую статую святой. Ишь какие вы веселые! Решили отпраздновать милостивый дар своего бывшего сеньора? Крестьянин. Нет, добрый монах. Храни нас Бог! ГЈц. Я не монах. (Сбрасывает капюшон.) Крестьянин. ГЈц! Крестьянин отступает в испуге. Кто-то крестится. ГЈц. Да, я ГЈц! Пугало ГЈц! Аттила ГЈц, который раздал свои земли из христианского милосердия. Неужто я кажусь таким страшным? Подойдите ближе, я хочу говорить с вами. (Пауза.) Ну что же? Чего вы ждете? Подходите! Упорное молчание крестьян. В голосе ГЈца появляются повелительные нотки. Кто здесь главный? Старик (неохотно). Я. ГЈц. Подойди! Старик отделяется от толпы и подходит к ГЈцу. Крестьяне молча глядят на него. Объясни мне. Я видел мешки с зерном в господских амбарах. Значит, вы меня не поняли. Больше не будет оброка с десятины, больше не будет повинностей. Старик. Мы еще немного погодим. Пока оставим все как есть. ГЈц. Зачем? Старик. Чтобы поглядеть, что будет дальше. ГЈц. Отлично! Зерно сгниет. (Пауза.) А какие идут толки о новых порядках? Старик. Мы об этом не толкуем, господин. ГЈц. Я больше не твой господин. Зови меня братом. Понимаешь? Старик. Да, господин. ГЈц. Твой брат я, слышишь? Старик. Нет. Вот уж нет! ГЈц. Я тебе прика... я прошу тебя. Старик. Будьте моим братом, сколько вам угодно, но я-то вашим братом никогда не стану. У каждого свое место, господин мой. ГЈц. Глупости, привыкнешь. (Указывая на флейту и барабан.) Что это? Старик. Флейта и барабан. ГЈц. Кто играет на этих инструментах? Старик. Монахи. ГЈц. Здесь монахи? Старик. Брат Тетцель прибыл из Вормса с двумя послушниками. Он будет торговать отпущением грехов. ГЈц (с горечью). Вот отчего вы так развеселились. (Резко.) К черту! Не допущу! Старик молчит. Индульгенциям грош цена. Неужели ты веришь, что Господь станет торговать своим прощением, как барышник? (Пауза.) Будь я еще твоим господином и прикажи я прогнать этих трех жуликов, ты бы меня послушался? Старик. Да, послушался. ГЈц. Хорошо же, в последний раз твой господин тебе велит... Старик. Вы больше мне не господин. ГЈц. Ступай! Ты слишком стар. (Отталкивает его. Вскакивает на ступеньку лестницы, ведущей в церковь, и обращается ко всем.) Да вы хоть раз спросили себя, зачем я отдал вам свои земли? (Указывает на одного из крестьян.) Отвечай ты? Крестьянин. Не знаю. ГЈц (обращаясь к женщине). А ты? Женщина (колеблясь). Может быть... вы хотели нас осчастливить. ГЈц. Хорошо сказано! Да, я именно этого хотел. Но счастье всего лишь средство. Что вы с ним станете делать? Женщина (испуганно). Со счастьем? Сначала надо, чтобы оно к нам пришло. ГЈц. Не боитесь, вы будете счастливы. Но что вы сделаете со своим счастьем? Женщина. Об этом мы не думали. Ведь мы не знаем, что это такое. ГЈц. Но я подумал за вас. (Пауза.) Вы знаете, Господь велит нам любить. Только вот что: до сих пор это было невозможно. Еще вчера, братья мои, вы были слишком несчастны, чтобы можно было требовать от вас любви. Я хочу, чтобы у вас не было отговорок. Я сделаю вас богатыми, жирными, вы станете любить, черт возьми! Я потребую, чтобы вы любили всех людей. Я отказываюсь повелевать вашими телами, но лишь затем, чтобы вести за собой ваши души, потому что Бог просветил меня. Я - архитектор, вы - рабочие, все принадлежит всем. И земли общие, не будет больше бедняков и богачей, не будет никаких законов, кроме закона любви. Мы станем примером для всей Германии. Что ж, братцы, попробуем? Молчание. Неважно, что я вас поначалу пугаю: нет ничего лучше доброго черта, от ангелов, братцы, добра не ждут. В толпе улыбки, вздохи, волнение. Наконец! Наконец вы мне улыбаетесь. Толпа. Вот они! Вот они! ГЈц, оборачиваясь, с неудовольствием замечает Тетцеля. ГЈц. А, черт бы побрал этих монахов. ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Те же, Тетцель, два послушника и священник. Послушники берут в руки барабан и флейту, приносят стол и ставят его на верхнюю ступеньку лестницы. Тетцель кладет на стол пергаментные свитки. Тетцель. Отцы семейств! Подходите! Подходите! Подходите ближе. Я чеснока не ел. В толпе смех. Как здесь у вас дела? Земля у вас хорошая? Крестьяне. Да, неплохая. Тетцель. А женушки по-прежнему покою не дают? Крестьяне. Черт возьми, как везде. Тетцель. Не жалуетесь, они вас защищают от дьявола, потому что сами хитрее дьявола. В толпе смех. Ну, ладно, братцы! Об этом довольно: сейчас пойдет разговор о делах посерьезнее. Музыка! Вступают барабан и флейта. Всю жизнь работать - это хорошо. Но порой обопрешься о заступ, взглянешь на небеса и скажешь самому себе: "Что со мной станет после смерти? Хорошая могилка в цветах - это еще не все: душа в ней не поселится. Куда же отправится душа? В ад? Барабан. Или в рай?" Флейта. Люди добрые, само собой - Господь уже подумал об этом. Боженька так ради вас хлопочет, ему и поспать не удается. Вот ты, например, как тебя звать? Крестьянин. Петер. Тетцель. Отлично, так вот, Петер, скажи. Ты порой выпиваешь лишнюю чарку? Ну, только не врать! Крестьянин. Бывает. Тетцель. И жену свою колотишь? Крестьянин. Когда пьян. Тетцель. Ну а Бога ты боишься? Крестьянин. А как же, брат мой! Тетцель. Святую деву Марию любишь? Крестьянин. Больше родной матери. Тетцель. Вот Господь Бог и придет в смущение. "Этот человек не так плох, как кажется,- скажет он себе.- Не хочу, чтобы ему худо пришлось. Но он согрешил, значит, я должен его покарать". Крестьянин (удрученно). Ах ты беда! Тетцель. Погоди! На твое счастье, есть святые! Каждый из них заслужил право сто тысяч раз попасть на небеса, но это им ни к чему - войти-то можно всего разочек. "Что ж,- говорит Господь.- Зачем пропадать неиспользованным билетам в рай? Лучше уж я их раздам тем, кто сам не заслужил... Если добрый Петер купит у брата Тетцеля индульгенцию, я впущу его в свой рай по одному из пригласи- тельных билетов святого Мартина". А что? Недурно придумано? Одобрительные возгласы. Давай, Петер, вытаскивай кошелек! Братья, Бог предлагает ему завидную сделку: рай за два гроша. Найдется ли такой скряга, найдется ли такой скопидом, который не отдал бы двух грошей за вечное блаженство? (Берет монету у Петера.) Спасибо. Теперь отправляйся к себе и больше не греши! Ну, кому еще? Смотрите, вот выгодный товар. Если покажете этот свиток священнику, он по вашему выбору обязан будет отпустить вам один из смертных грехов. Не правда ли, священник? Священник. Правда, отпущу смертный грех. Тетцель. А это? (Разворачивает еще один свиток.) Просто любезность со стороны Господа Бога, не иначе. Это особые индульгенции - добрым людям, у кого родня в чистилище. Внесете денежки, и усопшие родственники на крыльях прямехонько унесутся к небесам. Всего два гроша за каждое перемещенное лицо - все попадают на небеса без промедления. Ну, кому, кому? Тебе? Тебе? Кто у тебя умер? Крестьянин. Мать. Тетцель. Только мать? В твои-то годы только мать и похоронил? Крестьянин (колеблясь). Там у меня еще дядя. Тетцель. Неужто твоему бедному дядюшке век торчать в чистилище? Давай! Давай! Выкладывай! Всего четыре гроша. (Берет монеты, поднимает их над своим кошельком.) Гляди, ребята. Монетка падает, душа летит прямехонько в рай! (Опускает экю в кошелек.) Вступает флейта. Вот первая! Снова флейта. А вот и вторая! Вот они! Вот они! Вот они! Над вами летят словно бабочки. Флейта. До скорой встречи! До скорой встречи! Молитесь там за нас! Привет всем святым! Ну, братцы, пошлем привет... Аплодисменты. Ну-ка, подходи живей! Многие крестьяне подходят ближе. За жену и бабушку? За сестру? Снова и снова вступает флейта. Раскошеливайтесь! ГЈц. Назад! Шум в толпе. Тетцель (священнику). Это еще кто? Священник. Их бывший господин. Опасаться нечего. ГЈц. Безумцы! Вы думаете отделаться лептой? Неужели вы считаете, что мученики дали себя сжечь заживо, чтобы вы могли попасть в рай так же просто, как зайти на мельницу? Спасетесь вы лишь тогда, когда обретете добродетели святых. Вам не купить их заслуг. Крестьянин. Тогда лучше сразу повеситься - и тотчас в ад. Станешь тут святым, когда работаешь в день по шестнадцать часов! Тетцель (крестьянину). Помолчи-ка, дурак, от тебя так много и не требуют. Покупай время от времени парочку индульгенций, и Бог смилостивится над тобой. ГЈц. Вот-вот. Покупай у него гнилой товар. Он заставит тебя заплатить два гроша за право вернуться к твоим грехам. Но Бог этой сделки не одобрит, и ты отправишься в ад. Тетцель. Лишай их надежды, лишай их веры! Смелей! Что ты предложишь им взамен? ГЈц. Любовь! Тетцель. Что ты о ней знаешь, о любви? ГЈц. А что о ней знаешь ты? Как может любить тот, кто их так презирает, что торгует доступом на небеса? Тетцель (крестьянам). Милые мои ягнята, разве я вас презираю? Все. О! Не-ет! Тетцель. Милые мои цыплятки, разве я вас не люблю? Крестьянин. Любишь, любишь! Тетцель. Я - это церковь, братья мои, вне церкви нет любви. Церковь - общая наша мать, монахи и священники равно заботятся обо всех ее сыновьях, и бедных, и богатых. Ее материнская любовь не знает пределов. Звон колокольчика и звуки трещотки. Появляется прокаженный. Крестьяне отбегают на край сцены. Возгласы ужаса. Что это? Священник и монахи бегом укрываются в церкви. Крестьянин (показывая пальцем на прокаженного). Вот он! Вот он! Берегитесь! Прокаженный! Тетцель (в ужасе). Господи Иисусе Христе! (Пауза.) ГЈц подходит к прокаженному. ГЈц (показывая Тетцелю на прокаженного). Поцелуй его! Тетцель.Фу! ГЈц. Если церковь, не ведая ни брезгливости, ни отвращения, любит даже самых обездоленных своих сыновей, отчего же ты его не поцелуешь? Тетцель отрицательно мотает головой. Иисус заключил бы его в объятия! Я люблю его сильней, чем ты. (Пауза. Подходит к прокаженному.) Прокаженный (сквозь зубы). Еще один хочет разыграть номер с поцелуем прокаженного. ГЈц. Подойди ко мне, брат мой! Прокаженный. Так я и знал. (Подходит к нему неохотно.) Не могу отказать, если речь идет о вашем спасении... Но только давайте быстрей... Все они на один лад. Можно подумать, что Господь Бог наградил меня проказой нарочно, чтобы предоставить им возможность попасть на небеса. ГЈц хочет расцеловать его. Только не в губы. Поцелуй. Тьфу! (вытирает лицо.) Тетцель (начинает смеяться). Ну и что? Ты доволен? Смотри, как он вытирает рот. Может быть, с него сошла проказа? Ну! Прокаженный, как жизнь? Прокаженный. Жилось бы лучше, если бы на свете было поменьше здоровых и побольше прокаженных. Тетцель. Где ты живешь? Прокаженный. С другими прокаженными в лесу. Тетцель. А чем вы заполняете свой день? Прокаженный. Рассказываем друг другу истории о прокаженных. Тетцель. Зачем пришел в деревню? Прокаженный. Поглядеть, нельзя ли и мне подцепить индульгенцию. Тетцель. В добрый час! Прокаженный.А они и вправду продаются? Тетцель. За два гроша. Прокаженный. У меня нет ни гроша. Тетцель (торжествует, обращаясь к крестьянам). Смотрите! (Прокаженному.} Вот прекрасная, совсем новехонькая индульгенция. Что тебе больше по душе? Получить индульгенцию или поцелуй? Прокаженный. Черт возьми... Тетцель. Я поступлю, как ты захочешь. Выбирай! Прокаженный. Черт возьми, лучше дай ее мне! Тетцель. Вот она, получай ее даром, во имя Господа. Это тебе подарок от святой матери церкви. Держи! Прокаженный. Да здравствует церковь! Тетцель кидает ему индульгенцию. Прокаженный хватает ее на лету. Тетцель. А теперь убирайся! Прокаженный уходит. Звуки колокольчика и трещотки. Тетцель. Что? Чья любовь сильней? Все. Твоя! Твоя! Ура Тетцелю! Тетцель. Ну, братья мои. Чья очередь? За сестру, умершую в дальних краях. Флейта. За теток, которые тебя воспитали! За отца и мать! За старшего сына! Платите! Платите! ГЈц. Собаки! (Ударяет кулаком по столу с такой силой, что барабан скатывается по ступенькам.) Христос изгнал торгующих из храма... (Останавливается, глядит на молчаливых и враждебных крестьян, опускает капюшон на лицо, стоя перед церковной стеной, со стоном.) О! О! О! Позор мне! Не умею с ними говорить. Господи, укажи мне путь к их сердцам! Крестьяне глядят на него. Тетцель ухмыляется. Крестьяне глядят на Тетцеля. Тетцель подмигивает одним глазом, прикладывает палец к губам, повелевая молчать, и кивком указывает им на вход в церковь. Сам он входит в церковь на цыпочках. Крестьяне входят в церковь, вносят туда статую святой на носилках; все исчезают. Минута молчания, затем на пороге церкви появляется Генрих в светской одежде. ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ Генрих, ГЈц, Наcти. Генрих (спускается к ГЈцу, не замечая Насти). Ты душу принимаешь за овощи. ГЈц. Кто это говорит? Генрих. Огородник может решать, что хорошо для моркови, но никто не может решать за другого, что есть благо. ГЈц. Кто это говорит? Генрих? Генрих. Да. ГЈц (поднимается и откидывает капюшон). Я был уверен, что вновь увижу тебя после первого же своего ложного шага. (Пауза.) Зачем ты здесь? Ищешь пищу для ненависти? Генрих. "Сеющий добро пожнет его". Ты это говорил, не так ли? ГЈц. Сказал и вновь повторяю. (Пауза.) Генрих. Я пришел, чтоб собрать твой урожай. ГЈц. Слишком рано. (Пауза.) Генрих. Вот твоя первая жертва - умирает Катерина. ГЈц. Умирает? Упокой, Господи, душу ее. Чего же ты хочешь от меня? Генрих смеется. Не смейся. Ты отлично видишь, что не умеешь смеяться. Генрих (как бы извиняясь). Он строит мне рожи. ГЈц (живо оборачиваясь к Генриху). Кто? (Понимает.) Значит, вы уже больше не расстаетесь? Генрих. Ни на минуту. ГЈц. Хорошая компания. Генрих (проводит рукой по лицу). Он бывает надоедлив. ГЈц (подходит к Генриху). Генрих... если я причинил тебе зло, прости меня. Генрих. Простить тебя? И ты повсюду станешь хвастать, что превратил ненависть в любовь, как Христос превратил воду в вино? ГЈц. Твоя ненависть принадлежит мне. Я освобожу тебя от нее и от дьявола. Генрих (изменившимся голосом, словно кто-то другой говорит его устами). Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Отец - это я, дьявол - сын мой, ненависть - Святой Дух. Тебе легче разбить небесную троицу, чем разорвать нашу тройственную связь. ГЈц. Тогда прощай! Отправляйся в Вормс читать свои проповеди. Давай встретимся через девять месяцев. Генрих. Я больше никогда не вернусь в Вормс, я больше никогда не буду читать проповеди. Теперь, шут, я уже не принадлежу церкви. Меня лишили права служить мессу и отпускать грехи. ГЈц. В чем тебя обвиняют? Генрих. Что я за деньги выдал город. ГЈц. Грязная ложь! Генрих. Эту ложь распространил я сам. Я поднялся на амвон и признался во всем перед всеми, рассказал о своем корыстолюбии, о своей зависти, о непослушании и плотских желаниях. ГЈц. Ты лгал. Генрих. Ну и что ж? Весь Вормс говорил, что церковь из ненависти к беднякам повелела мне выдать их врагу на растерзание. Надо было дать возможность церкви свалить все на меня. ГЈц. Раз так - ты искупил свою вину. Генрих. Ты отлично знаешь - искупить ничего нельзя. ГЈц. Это верно. Ничего ничем не сотрешь. (