происходит в нашем мире, где чем более ложные вещи, тем громче они и больше бросаются в глаза: Например, когда я смотрю на людей, то не вижу их так, как они видят сами себя, я вижу их с вибрацией всех сил, которые находятся в них и проходят через них, и довольно часто со всевышней Виб- рацией Присутствия. И как раз поэтому мое физическое зрение находится в процессе не исчезновения, а изменения характера, потому что физические детали обычного физического зрения... ложны для меня. Даже ее язык боль- ше не мог пробовать того, что было ложно! Эти последние дни я переживала изменение в качестве вкуса. Определенные вещи имели искусственный вкус (обычный вкус является искусственным вкусом), а другие несли В СЕБЕ нас- тоящий вкус; тогда это очень ясно -- очень ясно и очень точно.  То, что очень точно для нас -- это как раз то, что становится наиболее затума- ненным (я говорю и Мать говорит о сущностно человеческом мире, потому что деревья и фрукты и весь естественный мир удерживает свою естествен- ную точность). И этот туман стал некой вуалью, который поначалу она не могла хорошо различать, за исключением того, что по внешним признакам она становилась слепой -- теряешь все "качества" старого вида. Это виде- ние довольно странное. Как если бы всегда была вуаль между мной и веща- ми, постоянно [это было в 1965 году, до того, как она "официально" стала слепой], я так привыкла к этому... а затем, совсем внезапно, без ка- кой-либо видимой причины (я имею в виду какую-либо внешнюю логику), неч- то стало ясным, отчетливым, резким -- в следующую минуту все кончилось. Иногда это слово в письме, иногда предмет. И это видение другого качест- ва... Как бы это объяснить? Как если бы озаряющий свет был бы внутри, вместо того, чтобы быть над предметом, это не отраженный свет. Этот свет не столь яркий, как, например, свет свечи или лампы, это не так; вместо того, чтобы отсвечивать, объект имеет собственный свет, который он не испускает. Это происходит все чаще и чаще, но без какой-либо логики. Имеется в виду, что я не понимаю логики этого. Но видение столь необы- чайно точное! С полным охватом вещи, виденной в тот момент, когда вы ви- дите ее. Например, рано утром, когда я поднимаюсь, я иду в ванную комна- ту, прежде чем зажечь свет (но я вижу так же ясно, как когда свет заж- жен, это не составляет никакой разницы); однажды показалось, что все бы- ло за какой-то вуалью. Тогда я обратила на это внимание и сказала себе: "Но все это становится столь тусклым, это совсем не интересно!" И я на- чала осознавать ту или другую вещь. И внезапно я увидела в шкафу это яв- ление бутылочки, становящейся совершенно ясной... со внутренней жизнью. Да! сказала я себе, что ты на это скажешь! В следующую минуту все ушло. Очевидно, это подготовка видения через внутренний свет вместо отраженно- го. И это очень... о, это теплое и живое и интенсивное -- и столь точ- ное! Все видится одновременно, не только цвет и форма, но и характер вибрации. Это было так чудесно... Но не совсем так, это как если бы я была за вуалью, вот точное впечатление: вуаль. И, внезапно, нечто ожив- шее с истинной вибрацией. Но это редко...  И с ее извечной иронией, она добавила: Вероятно, не так уж и много вещей можно увидеть! Это вуаль странно напоминает вуаль физического разума, который оку- тывает клетки, все и каждую клетку, в темный кокон, потому что, как только она постепенно выходила из сети, другое видение -- которое она называла "следующим способом" -- становилось не только естественным, спонтанным и постоянным, но и универсальным. И, довольно любопытно, это было не только "видение": Не могу сказать, что это "образ": это знание. Я не могу даже сказать, что это знание, это... это нечто, являющееся ВСЕМ одновременно,  и там, в том глобальном восприятии, старый обычный способ видения глазами казался все более и более нереальным... в конце концов, что сказал бы сурок, если бы у него постепенно развилась пара человеческих глаз? Исчезает ощущение "конкретного" -- исчезает все боль- ше и больше. "Конкретное" видение, "конкретный" запах, "конкретный" вкус, "конкретный" слух, все это как нечто далеко, далеко отошедшее в нереальное прошлое -- и это сухое и безжизненное конкретное замещается нечто очень простым, очень полным, в том смысле, что все чувства дейс- твуют одновременно, нечто ОЧЕНЬ СОКРОВЕННОЕ СО ВСЕМ. Прежде каждая вещь была отдельной, разделенной, без какой-либо связи с другими вещами, и очень поверхностной -- вещь была очень точной, но и очень поверхностной, как острие иглы. Это больше не так. И, прежде всего, есть ощущение сок- ровенности, то есть, нет расстояния, нет разницы, нет нечто, что видит, и нечто, что видится со стороны... Мать начала уходить в тот ультрамари- новый океан клеточного сознания, где тело распростерто повсюду, и что там "видеть"? Не нужно ничего "видеть", как когда вы находитесь снаружи: ведь теперь вы в нем. Вы являетесь, поэтому вы видите и слышите и ощуща- ете запах. Вы являетесь всем, что происходит в каждой вещи. "Некое ося- зательное видение", -- как она выразится. Это выше видения. Некое восп- риятие, в котором больше нет какой-либо разницы между органами. И это восприятие... да, тотальное, это одновременно видение, слышание и зна- ние. И всегда впечатление нечто такого гладкого -- нет ударов, нет конф- ликтов или усложнений, как если бы ты больше не мог столкнуться ни с чем, больше не мог... Это довольно интересно. Текучая жизнь, везде, во всем. Парадоксальная жизнь, все более и более парадоксальная, на границе между гусеницей и бабочкой -- но все больше больше на стороне бабочки. Раньше, когда я брала увеличительное стекло, я могла очень хорошо чи- тать, но теперь это не помогает мне вовсе, вещи не проясняются, всегда все тот же туман. Просто они увеличиваются, и на этом все. Странно, просто они выглядят крупнее, но это все одно, вся та же вуаль... нере- альности. Материя не становилась нереальной на манер иллюзионистов; отодви- гался в прошлое человеческий способ видения Материи. Это очень странно; в действительности, как если бы тело Матери становилось все более ясным и более точным инструментом -- истинным и точным, потому что он был то- тальным -- который больше не мог регистрировать что-либо иное, чем то, что было на самом деле -- некий тотальный супермикроскоп, который не мог видеть фантомы, если можно так выразиться, или несуществующую Материю. Теперь мы понимаем, почему Шри Ауробиндо назвал это "Истиной-Сознанием", и в каком смысле он "ослеп". Я никогда не видел мир так хорошо, как пос- ле своего уединения, -- писал он. Естественно, нам могут сказать, что человеческое видение, реальное или нереальное, в совершенстве адаптировано к человеческой среде, как сурок в своей норе -- но дело в том, чтобы знать, навечно ли боль и смерть также "адаптированы" к нашей жизни, или же они являются некими нереальными и устранимыми паразитами. Живое видение Эта разносторонняя жизнь приходила в маленьких мазках переживания; можно было чувствовать, как она ощупью прокладывала себе дорогу через тело Матери, чтобы найти нужные средства своего выражения. Должна была установиться некая новая жизнь, как когда некий маленький долгопят на Филлипинах должен был в первый раз открыть свое бинокулярное видение, но здесь видение не является таким видением и имеет миллионы глаз -- дейс- твительно, это не видение, это образ жизни, "способ бытия", как скажет Мать. И если не некий окончательный способ бытия, то было бы ошибочно принять переживания Матери как некую библию нового мира, боже упаси! Она бы содрогнулась, она, которая не дрожала ни перед чем. Те переживания, из которых мы сейчас можем выбрать несколько, указывают скорее на общее направление развития, на его процесс; и, скорее всего, новый вид усовер- шенствует, адаптирует и разнообразит эти инструменты. Это только первые шаги нового мира. Сотни странных или комических или иногда даже мучи- тельных переживаний, которые запугали бы кого угодно, только не Мать. Внезапно Мать открыла все достоинства Матильды и ее позитивисткого вос- питания "железного прута": Это было чудесное воспитание, мой мальчик! Чудесное. Я бесконечно признательна ей за это... Я не верю, что есть кто-либо более материалистический, чем я была, со всем практическим здравым смыслом и позитивизмом, и теперь я понимаю, почему это было так! Это была наиболее прочная база, необходимая для тех переживаний: нет опасности воображения. Мы ищем механизм, а не истории (в некотором отношении жалко, что это так, но читателям Адженды доступны эти истории). Как бы там ни было, можно выбрать одно довольно типичное и поразительное переживание. Груды писем ожидали Мать, и она говорила себе: "я должна их все просмотреть", но никогда на это не хватало времени. Затем одним утром я внезапно по- чувствовала некую тяжесть в своей голове, и такую же тяжесть в груди и... странно. Я никогда раньше это не чувствовала. Все ощущения обостри- лись. Поэтому я закрыла глаза и... лавина: кавалькада звуков, цветов, даже запахов, которые набрасывались на меня с невероятной реальностью и интенсивностью -- я никогда прежде не переживала такого, никогда. Я пос- мотрела и сказала себе: "Что же, неплохой способ сойти с ума!" И я нача- ла делать все необходимое, чтобы остановить это. Но это не прекращалось! Это хотело продолжаться. Так что я сказала себе: очевидно, если есть этому причина, то по этой причине я имею это переживание. Я смотрела, изучала, наблюдала. И я увидела, что способность ощущать неимоверно уси- лилась, ты понимаешь, невероятно возросла, из-за нарушения равновесия среди способностей существа. Было нарушено естественное равновесие, ко- торое спонтанно гармонизирует и организует вещи, чтобы создать связное целое -- нарушено в пользу способности ощущать. И так что, естественно, способность ощущения грандиозно возросла и даже грубо навязывала себя. Затем это переживание улетучилось. Два-три дня спустя кто-то просматри- вал почту и почитал Матери одно из писем: "Что Вы думаете об ЛСД? Может ли этот наркотик помочь прогрессу человеческого сознания?" Внезапно Мать разразилась смехом. Ей не нужно было "думать" о значении ЛСД: она пере- жила ЛСД. И так я имела переживание, не поглощая наркотик! И все было в том переживании: звуки, цвета, запахи... Не было "как если бы": это про- живалось. Проживалось спонтанно. И все переживания этого нового (я почти не сказал "видения", но, очевидно, это нечто иное), нового восприятия или способа бытия -- того же самого живого рода: нечего "знать" - вы являетесь этим. Теперь это восприятие, которое включает все -- вкус, цвет, запах, звук, знание -- нащупывало свои средства выражения, и через определенные повторяющиеся переживания казалось, что оно принимает форму некоего киноэкрана, но не "внешнего" экрана, на который смотришь как зритель в кинотеатре; это внутренний экран... в который входишь! Вы входите в экран и начинаете переживать историю: она происходит в вас. Это не так, что вы смотрите на нее извне: вы живете ей. Как-то рано утром это экран открылся, и она увидела (не так, что она "увидела", вы понимаете; это случилось, случи- лось с нею), она увидела священника и мальчика, идущего к ней, чтобы со- вершить последний обряд! Я не чувствовала себя как-то больной, но, как бы там ни было, это произошло!... Они хотели мне дать последнее причас- тие, и так я смотрела -- я смотрела, я хотела видеть. Я сказала себе: что же, прежде чем отослать их, посмотрим, что это такое (я не имела понятия, почему они пришли, ты понимаешь; кто-то прислал их для послед- него причастия). Я внимательно наблюдала, чтобы понять, имело ли все это силу, не было ли это намерением нарушить прогресс души и привязать ее к старым религиозным формациям... И сразу после этого внезапно все исчезло (как с экрана), и все кончилось. Тем не менее, Матери действительно было дано последнее причастие, можете поверить в это! На следующий день она получила письмо от одного умирающего джентльмена из католической семьи, спрашивавшего ее, следует ли ему принять последнее причастие, не нарушит ли это свободу его души... Теперь Мать знала. Она уже подверглась этой "операции". Это странно, ты знаешь. Это не был ментальный контакт, кото- рый позволяет узнать, что написал тот джентльмен; нет, это было пережи- вание. Это всегда в форме переживания, ДЕЙСТВИЯ: нечто, что должно быть сделано, делается; или то, что нужно знать, узнается. Это не ментальная транскрипция, которую имеешь в обычной жизни. И все это происходит ПРИ ДНЕВНОМ СВЕТЕ, не когда я сплю. Однажды такое произошло сразу после то- го, как я приняла ванну. Внезапно приходит нечто, завладевает мною, и я начинаю проживать некую жизнь, пока нечто не будет сделано -- действие -- а как только оно сделано, все исчезает. Причем исчезает без следа. Тем не менее, она проведет целую ночь, восемь часов, в теле умирающего ученика со всей его агонией, и не "как если бы": она была умирающим че- ловеком. Сознание тела было сознанием умирающего тела, со всей его аго- нией, болью... И это продолжалось долгое время, всю ночь.  Я видел ее после этого, и она была все еще потрясена этим -- не приходится удив- ляться. А несколько часов спустя ей сказали, что ученик умер. Так я по- няла... Но что за чудесный способ "познания", это несравненно! Теперь мы полностью понимаем смысл понимания: это непосредственно и проживаемо, во всей полноте. Все наше знание, как оно называется, это просто воображае- мая и уклончивая болтовня, основанная на измышлениях, через вуаль нере- альности. Здесь же живет само тело -- и "чистое" тело, как всегда, без мягкой подстилки сфабрикованного псевдо-знания и псевдо-ощущений; други- ми словами, без старых штампов, темного искажающего клеточного кокона. Каждый день, тридцать, сорок раз происходит так: нечто приходит и завла- девает мною, совершенно внезапно я ухожу в определенную концентрацию, я ЖИВУ некоторой вещью -- точнее говоря, я ловлю себя посередине какой-то работы. И эти неожиданные кусочки жизни -- или, скорее, действия, потому что это всегда включает делание чего-то (это некая работа, средства ра- боты) -- будут нарастать в своем диапазоне, становится все более неожи- данными и универсальными: Я ловлю себя на том, что говорю с людьми, ко- торых по большей части я даже не знаю, затем я описываю картину: если они сделают такую вот вещь таким вот образом, то получится такой-то и такой-то результат. Это как эпизоды в сборнике рассказов или фильме. За- тем внезапно, в этот же день или на следующий, кто-нибудь говорит мне: "Я получил от тебя послание, в котором ты говоришь написать такому-то человеку и сказать ему такую и такую вот вещь!" А я не делаю это мен- тально, это не так, что я говорю: думаю, тебе следует написать этому че- ловеку и сделать такую-то вещь -- вовсе не так. Я живу этим. Я живу или описываю картину, и она кем-то воспринимается. И это происходит здесь, во Франции, в Америке, повсюду. Становится довольно забавно... Кто-ни- будь пишет мне: ты сказала мне это. А это одна из моих "картин"! Одна из картин, которую я прожила -- не прожила, а одновременно прожила и созда- ла! Не знаю, как объяснить это.  Как если бы, в этой конкретной жизни, Мать создавала или вылепливала обстоятельства -- и это совершенно ес- тественно, поскольку она была обстоятельствами. Она была тем самым слу- чаем, так что если она поворачивала "баранку" влево (возьмем простенький пример), то "совершенно естественно" человек, управлявший машиной, пово- рачивал влево. Этот случай не был нечто "вне": она была в нем. Она была случаем. И некоторые из этих историй включают страны, некоторые включают правительства. При этом я даже не знаю результатов -- возможно, спустя некоторое время, мы увидим. И в этой деятельности я имею всевозможное знание, которого у меня не было! Иногда даже медицинское знание или тех- ническое знание, которого у меня вовсе не было -- у все же оно у меня есть, ты понимаешь, потому что я говорю: будем делать так... Забавно. Конечно, нет нужды в техническом знании: она является знанием, так что все известно автоматически! Непосредственный мир -- точный. Непрерывная материя Но давайте не будем воображать, что это некая грандиозная жизнь (вещи не существуют для разума, пока они не грандиозны) и что Мать была занята тем, что распоряжалась судьбами мира и правительствами государств -- это тоже было, но она не была "занята" каким-то частным делом: это была естественная жизнь, в которой она не "выбирала" заранее, ментально, что она будет делать. По другую сторону нашей ментальной сети вещи дви- жутся в едином движении, и нет "выбора" между двумя вещами или среди ты- сячи: каждая вещь занимает свое место (случаи тоже) и играет свою роль (глупость тоже), и, в зависимости от тотальной надобности, вы принуждае- тесь воздействовать на то или иное обстоятельство. И в этой тотальности, странно (или нет), мельчайшие микроскопические вещи и мировые перевороты имеют равную ценность. Каждая вещь является абсолютом, который хранит свою тотальную радость или свою уникальную и незаменимую цель в миллио- нах переплетенных движений -- все держится вместе. Как-то я был приведен в замешательство подлинным откровением (это было в 1971, в третий раз, когда Мать говорила о "сети", я забегаю вперед): У меня странное впечат- ление некой сети -- сети с нитями... довольно разряженной сети, не плот- но связанной, то есть -- которая соединяет все обстоятельства; и если у тебя есть власть над одной из этих сетей, тогда есть целое поле обстоя- тельств, которые внешне не имеют ничего общего друг с другом, но они связаны там, и существование одного обязательно подразумевает существо- вание другого. И я чувствую, что это есть нечто, что обволакивает зем- лю... Эти обстоятельства зависят друг от друга совершенно невидимым внешне образом, без какой-либо ментальной логики, но они связаны друг с другом. Если осознаешь это, действительно сознаешь это, тогда можно из- менять обстоятельства.  "И ты чувствуешь, что имеешь власть над одной из тех сетей?", - спросил я ее. Нет, это по-другому: из-за того, что я воз- действовала на одну из этих сетей, я заметила их...  Ты касаешься одной точки, и все движется. Если была бы сила заменить одну из этих сетей другой, - добавила она, - тогда можно было бы все изменить таким вот об- разом. Это невыразимо.  А я настаивал (вот как я получил свое открове- ние): "На какую сеть ты воздействуешь прямо сейчас?" Но я не знаю! Эти сети повсюду вокруг земли... Это одна из них... Я вижу... [и я был под- вешен, сражен, действительно сражен]... Я вижу... Что же, малейшие жиз- ненные обстоятельства там! Мельчайшие обстоятельства... вместе. Вы роня- ете что-то, и где-то там, в Беринговом проливе, медленно откалывается айсберг, и этот человек подготавливает государственный переворот, а тот -- правит 229 страницу книги -- и все связано. Без логики... или с... непостижимой логикой. Чудесной. Вот как супраментальное сознание видит или, скорее, как оно живет. Несчетное и сплошное чудо... которое движет- ся в этом объекте, который вы нечаянно уронили, в маленьком скорпионе, который подходит к вашей двери, или в белой розе, которая расцветает в саду. Читаешь мир в одном жесте. Малейшая маленькая вещь пульсирует тотально. Не нужно "далеко" ходить, чтобы изменить мир. Не нужно совершать "особые" деяния, чтобы изменить мир. Одно маленькое действие, истинное. Одна маленькая клетка, чистая. Это невыразимо... это нужно видеть. Жить этим. Как-то, когда я перечитывал 6000 страниц "Адженды" после ухода Ма- тери, я получил гранки старого репринтного издания "Вопросов и Ответов" за 1930 год, страница 229. Так что я поправил страницу 229, запечатал конверт и отправил его в издательство. Затем я возобновил чтение "Аджен- ды", год 1968: не первой же странице, которую я открыл в то утро, Мать комментировала как раз тот самый разговор, стр. 229 ее "Вопросов и Отве- тов"... Каким "случаем" всем этим годам "Адженда", где-то возле страницы 4000, удалось совпасть с той страницей 229 старых "Вопросов и Ответов", во всей этой хронологической сложности печатных станков, корректоров, рассыльных? Год 1930 "Вопросов и Ответов" пересекся с годом 1968 "Аджен- ды" в едином ходе времени, пространства, печатных станков... как если бы они были на одной и той же сети, в сию секунду. И это было не важно. А иногда, на секунду, обнаруживается нечто интересное. Так что мы говорим: "о, какое совпадение!"... Миллионы чудесных маленьких совпаде- ний. Неисчислимая жизнь внутри точки... без какой-либо значимости или с тотальной и уникальной значимостью. Каждая точка и каждая секунда, которую следует прожить тотально. Это супраментальная жизнь. Мать училась жить супраментальной жизнью. Без какой-либо логики она входила в один "экран", затем другой экран, что, как оказывалось два дня или два часа спустя, было совершенно логично. И самые "банальные" вещи происходили на экране. Как-то утром я принес Матери немного денег как подношение. Это уже произошло на экране. Все происходит таким вот обра- зом! -- воскликнула она в шутку... Как объяснить это? Это не слова, не мысли, не ощущения, это... "нечто". Нечто абсолютно конкретное, что при- ходит как на экран. Если бы я была в поверхностном сознании, то сказала бы себе: "Почему я сейчас об этом думаю?" Но я не "думаю" об этом, и это не мысли... это некоторая жизнь, которая вырабатывается. Очень интерес- но. Я должна учиться воспринимать вещи точно такими, как они являются. Я не объективизирую их, ты знаешь (то есть, я не помещаю их на другой эк- ран, где бы они стали объективным знанием). Я не делаю это вовсе, так что я не пророчествую, иначе каким бы пророком я бы стала! [Мать не пы- талась "вспомнить", не пыталась даже "понять": это было как нечто, пе- ресекающее ее путь, вместе с астрами, маленькими ослами и прохожими, и она продолжала ходить.] От мельчайшей вещи до самой большой -- циклоны, революции, все это -- и затем крохотные вещи, гораздо более мелкие, чем подношение денег: очень маленькие жизненные обстоятельства, нечто гото- вое прийти, как подарок, который был мне послан или... очень маленькие вещи, очень маленькие, кажущиеся не имеющими никакого значения -- все отмечено одним и тем же значением! Нет "большого" или "маленького", нет "важного" или "неважного". И так все время. Странно. Это почти... память наперед. Шри Ауробиндо говорил о "памяти будущего". Очевидно, другой способ бытия. Другое время... наперед. И иногда приходил Древний Египет. В другой раз... из завтра? Или вневременное время, в котором все известно. Внепространственное прост- ранство, где все вместе. В обычном сознании есть некая ось, и все враща- ется вокруг этой оси -- таково обычное индивидуальное сознание. И если это сдвинулось, то чувствуешь себя потерянным. Это как большая ось (бо- лее или менее большая, она может быть даже очень маленькой), поставлен- ная во времени, и все вращается вокруг нее. Сознание может распростра- няться более или менее далеко, быть более или менее высоким или более или менее сильным, но оно вращается вокруг этой оси. Но теперь для меня больше нет оси -- ее больше нет, она ушла, утекла! Сознание может дви- нуться сюда, может двинуться туда или туда -- оно может двинуться вперед или назад, оно может двинуться вообще куда угодно. Нет больше оси, соз- нание больше не вращается вокруг оси. Интересно. Нет больше оси. Загадочно... Несомненно, это надо пережить, а не понять. Но определенно то, что тюрьма узкая и... не обязательная. И это переживание развивается и обретает форму, но всегда кажется, что это как "живой фильм" тем или иным образом: Вещи приходят, я оста- навливаю фильм и затем работаю над ними, чтобы прояснить идеи, расста- вить вещи по подобающим им местам, увидеть все связи...  [можно было бы подумать о режиссере, организующем различные сцены -- за исключением то- го, что это не фильм, а организуемый кусок материальной жизни] а когда работа окончена, фильм исчезает. Странно, все эти обстоятельства собира- ются произойти, и все же Мать "помнит их"... Это недостаток настоящей объективизации. Вот как я объясняю это: возможно, иначе фильм бы не ос- тановился, он попросту бы продолжался. Это было бы совершенно естествен- но и явилось бы частью миллионов вещей, которые происходят или случаются без того, чтобы мы обратили на них внимание -- так что иногда она "оста- навливала фильм", чтобы войти в него и работать над ним, то есть, созна- тельно принять участие в той или иной сцене, чтобы изменить ее или рас- ширить, и тогда она помнит: это обретает форму живой памяти. "Памяти на- перед". Все время происходят забавные вещи. Я отвечаю на письма, которые не получала! Затем я получаю эти письма -- мой ответ уже написан! Но самое интересное -- гораздо интереснее, чем знать или переживать заранее циклон, революцию или некоторое человеческое событие -- это то, что не только нет деления времени -- до, после -- а нет разделения и в самой Материи: нет "материи там" и "материи здесь", отделенных телами, милями и "непохожестью". Континуум живой Материи. Все становится ЖИВЫМ сознанием, каждая вещь испускает свое сознание и живет из-за этого... Вот где уравнение "Материя=Сознание" становится очень конкретным. Напри- мер, точно зная за секунду или минуту раньше, что ударят часы, кто-то войдет... И все эти вещи не ментальные, они принадлежат механическому царству [часы - механические, движение тела - механическое], и все же они обретаются как явления сознания: это ЖИВЫЕ вещи (я говорю "живые", но это не так), которые ГОВОРЯТ ТЕБЕ, ГДЕ ОНИ, где они расположены. Дру- гие вещи внезапно ВЫХОДЯТ ИЗ сознания и исчезают. Целый мир... мир мик- роскопических явлений, которые являются другим способом жизни и кажутся творением сознания без того, что мы называем "знанием". Это нечто, не имеющее ничего общего со знанием или мышлением.  Мир со снятой с него ментальной коркой, чистый. Тело, которое знает часы или человека, подни- мающегося по лестнице, чтобы увидеть Мать, или что-либо, удаленное на десять тысяч миль, в совершенной материальной причастности. Например, время от времени, я слышу, как люди возле меня разговаривают о той или другой вещи и говорят: это будет так или вот так; сразу же это включает некое "осязательное видение" (как объяснить это? Это подобно касанию и видению, и все же это ни касания, ни видение, ни то и другое вместе): это вещь, как она ЕСТЬ.  Кто-то говорит Матери: мы собираемся построить дом здесь. И Мать отвечает: нет, стройте лучше там, вы наткнетесь на во- ду. Они копают и натыкаются на источник. Или же кто-то говорит: для этой работы мне нужно два грузовика цемента, а Мать видит восемь мешков це- мента, проходящий перед ней, и вместе с этим - лживость ученика. Или, возможно, я могу привести свой пример, потому что это сознание Материи откровенно очень юмористическое на собственный лад -- оно беспощадно ви- дит то, что истинно: мне сказали, что один человек (молодая женщина) хо- чет покончить с жизнью, и я увидел ее как бы в окне огромного учрежде- ния, приставляющую револьвер к своей голове... Меня охватил ужас, только чтобы осознать, что она смотрела на свое отражение в окне и... пудрила свое лицо с револьвером! Кто-нибудь слышал о таком юморе? Комедия земли, неприкрытая. За исключением того, что это не всегда комично. Или же кто-то говорит Матери: это эвкалиптовое дерево умирает; Мать говорит: посадите другой эвкалипт рядом с ним, ему нужен компаньон. И дерево на- чинает оживать. И они могут говорить все, что угодно. ЭТО ТАК, и это не- опровержимо. До сих пор не было ни одного противоречия. Это сознание, свободное от каких бы там ни было ментальных элементов. Это приходит "как есть" и такое ясное! Как прямой контакт с вещью, какой она и явля- ется на самом деле. Это другой способ жизни. Для нас, ментальных существ? знать означает понимать. Для следующе- го вида знать означает жить, быть -- везде, везде и все время. Как если бы я купалась в этом, так что это не нечто, что я "вижу", нечто чуждое мне, что я вижу, это... я внезапно являюсь всем этим. Поэтому нет больше "личности", нет больше... Нет слов, чтобы описать эти переживания. И все это происходит на клеточном уровне. Это не исключительные си- лы, а нормальное, обычное восприятие, как мы сейчас дышим или чувствуем. Это не сверхсознание, взирающее на материю со своих озаренных высот; это здесь, в телесном сознании. Может показаться, что без сети тело живет в другом мире, который, тем не менее, является физическим и материальным, потому что, в конце концов, тело живет по часам, ложиться спать каждый день и видит две сотни людей на день -- и его восприятие физическое: Нью-Йорк физичен, китайские войска - физические, а также канавы Фив. Так что, какое физическое? В чем истина нашего материального мира? И в том же самом физическом, за "вуалью нереальности" смерть не существует, бо- лезнь не существует, гравитация не существует, реки можно пересекать без усилий... как если бы Материя, в которой мы сейчас живем, была бы пата- логическим изобретением разума от самого начала до конца. Преходящее изобретение, чтобы сотворить индивидуальную тюрьму. Но это не истина ма- терии, это ложная материя. Вот материальное, экспериментальное заключение, к которому пришла Мать: Эти представления о пространстве и времени, об "объективности" и "субъективности" (являются ли вещи "конкретными" или нет) оборачиваются практической целесообразностью, приспособлениями для подготовки сознания к новому способу бытия... Это как смерть, пища и деньги -- эти три вещи столь "значимы" в человеческой жизни; человеческая жизнь вращается вок- руг этой троицы: еда, смерть и деньги! -- и все же, для Сознания, это... преходящие приспособления, результат состояния совершенно переходного и не соответствующего ничему очень глубокому или постоянному. Такова пози- ция того Сознания. И поэтому оно учит тело быть иначе. Пространство, время и смерть переплетены. И все три являются преходящими приспособлениями, ведущими к... чему? Точно так же, как Материя тяжела, заморожена и поделена в нашей тюрьме, так и время застыло, уплотнено и медленно течет на расстояниях нашей фрагментированной Материи -- нашего фрагментированного сознания. Время является лишь ложным восприятием разделения в среде, где все неп- рерывно, ненарушено и непосредственно -- и светло. Время является ритмом сознания, - сказала Мать. Наша Материя находится в ложном ритме, точно так же, как она ложно толста -- если ритм изменится, Материя тоже изме- нится или, скорее, станет тем, чем на самом деле является. Время = Соз- нание = Ритм = Материя. Другой ритм Материи. Какой настоящий ритм Материи? Как выглядит эта истинная Материя, этот физический мир, как он есть, в котором тело Матери, клеточное сознание Матери "путешествует" мгновенно и повсюду? XXIII. НАСТОЯЩАЯ ЗЕМЛЯ Физический мир просто как он есть? Сейчас мы входим в достаточно загадочную часть Леса Матери. Все за- гадочно для нас. Вы стараемся воссоздать связный мир через прутья нашей тюрьмы, мы тычемся нашими пробами, антеннами и микроскопами, чтобы схва- тить это грандиозное целое, но на самом деле мы не схватываем ничего, мы схватываем лишь то, что пришло в нашу тюрьму: это не мир, это мир нашей тюрьмы. А когда мы умираем, то уходим на другую сторону тюрьмы -- в ни- куда, в ничего, рай. Мы можем говорить все, что угодно, поскольку никто не возвращался оттуда, по крайней мере, не в том же теле. Когда мы засы- паем, то тоже уходим на другую сторону тюрьмы -- сны, темные или сияющие джунгли, знаки вопроса и неожиданные встречи, и все это по возвращению облекается в язык тюрьмы: это перевод пасторальной жизни извечным узни- ком, который никогда не видел настоящего поля. Мы можем говорить что угодно, но мы никогда не видим этими глазами, возможно этим глазам нужно обратится в прах, чтобы видеть по-другому. Когда мы медитируем, то ка- жется, что выходим из тюрьмы -- боги, дьяволы, ослепительные или мрачные космосы, поразительные откровения и множество знаков вопроса, которые растворяются в воздухе, свободном от проблем -- мы можем говорить что угодно, но когда мы возвращаемся, то все проблемы остаются здесь же, не- решенными. И все не согласны друг с другом, каждый видел нечто другое, каждый создает собственное евангелие. Но, в конечном итоге, что приобре- тено вне тюремной клетки? Менее опутанная часть Разума, который после возвращения через прутья передает то, что он думал, что видел без пруть- ев -- это Разум, вводящий себя в заблуждение собственной историей мира, только на более широкий манер, с небольшими добавками, чтобы сделать ис- торию миленькой. И все же все то сверкающее или темное ничто, странное и причудливое, есть то, что составляет лучшую часть нашей клетки, ее наи- более комфортабельную часть для тех, кто не полностью механизирован. Но мир, великий мир плывет впереди, никто никогда не схватит его, никто не видел его своими голубыми или коричневыми глазами, тем способом, каким мы видим маленький листок, который так мягко трепещет на ветру, прямо перед нами. Живые и мертвые Мы могли бы сказать, что Мать -- это та, которая возвращалась из того мира, но даже и это не так. Она не ходила на другую сторону тюрем- ной клетки, чтобы вернуться с историей на ментальном языке. Она работа- ла, чтобы другая сторона пришла сюда, а не для того, чтобы втиснуть ее в эту тюрьму (как если бы мы могли когда-нибудь засунуть ее в норку сур- ка), но чтобы поместить в теле обе стороны одновременно: то, что другие искали высоко вверху и в грезах, она находила здесь внизу, конкретно, в клетках своего тела. И поскольку это путешествие совершает не маленький кусок Разума (я был готов сказать "экскурсию", но это скорее "инкурсия" - просачивание), то трудно изложить на картезианском языке то, что про- исходит. На самом деле картезианской является только клеточная тюрьма, все остальное гораздо менее жестко. Видят именно глаза клеток, очень мо- лодые глаза, у которых еще не так много ума (к счастью); надеемся, представители нового вида будут более одарены настоящими глазами. Мы всегда забываем, что супраментальное тело, которое будет жить и обра- щаться со всем этим совершенно естественно, еще не создано в ходе эволю- ции -- в настоящий момент есть старое, переходное тело, которое находит- ся одновременно на обоих сторонах и которое начинает завладевать органа- ми "следующего пути", не зная средств передвижения и выражения этого пу- ти. Это тело будет создано, будьте уверены -- как, мы вовсе не знаем, или, возможно, Мать даст нам некий намек -- а, тем временем, мы находим- ся на стадии бабочки внутри гусеницы. Как раз это я сказал Матери как-то после одного из ее радикальных переживаний: "Если бы гусеницы внезапно дали глаза бабочки, она бы запаниковала!" Но Мать никогда ничего не страшилась, она экспериментировала, отмечала результаты и шла дальше. Мать никогда не останавливалась на пути ради какого бы там ни было пере- живания, даже самого тонкого -- в тот момент, когда оно увидено, с ним покончено. Узнать вещь означает ее умертвить. Нужно идти дальше. И так она и делала. Поэтому мы оставлены с самим переживанием, без логики: в такой-то день, при таких-то обстоятельствах, при 95 градусах по Фаренгейту (хотя в Пондишери всегда жарко) вот что я видел; другие могут навешивать любую логику, какая им нравится, я имею лишь глаза Обывателя Нового Мира или, скорее, маленькие озорные глаза тела Матери. Как странно, что даже клет- ки Матери были юмористичны. Но поскольку я был Обывателем, то она пыта- лась как можно лучше разъяснять мне все: Хорошо, предположим на мгнове- ние, что ты -- Божественное! Ты содержишь в себе все и просто находишь восторг в том, чтобы привносить все в определенном порядке; но для тебя, в твоем сознании, все там одновременно: нет ощущения времени, нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего -- все вместе. И в любой возможной комбинации. Он находит восторг в том, что привносит одну вещь за другой, просто так [что означает, пропускать их одну за другой сквозь прутья тю- ремной клетки]. Так что эти бедные друзья внизу, которые видят только маленький кусочек (они видят его большим), говорят: "О, это ошибка!" Как это ошибка? Просто потому что они видят лишь маленький кусочек в одно время... Это ясно, не так ли, это легко понять. Представление об ошибке принадлежит времени и пространству. То же самое касается представления, что вещь не может одновременно БЫТЬ и НЕ БЫТЬ. И все же это верно: она есть и ее нет. Именно ощущение времени -- времени и пространства -- вно- сит ошибку.  Все равно, это было немножечко чересчур для моего ортодок- сального картезианства: "Что ты имеешь ввиду, что вещь может быть и не быть одновременно, как такое может быть?" Вещь есть, и одновременно есть ее противоположность. Тогда как для нас не может быть "да" и "нет" в од- но и то же время. Для Господа ВСЕ ВРЕМЯ есть "да" и "нет" одновремен- но!... То же самое относится к нашему представлению о пространстве; мы говорим: "Я здесь, поэтому тебя здесь нет." Но я здесь, и ты здесь и все здесь!  И Мать рассмеялась мне в лицо. Но внезапно тон разговора стал серьезнее: То же самое с бедными "умершими". Сколь часто, как очень час- то бедные человеческие существа разрушались теми людьми, которые больше всего их любили... в предположении, что они мертвы! Для них наступало очень плохое время.  "Разрушались?" -- я был несколько поражен. Да, они сжигались [то есть, их кремировали]. Или же запирали в ящике, без света или воздуха -- АБСОЛЮТНО СОЗНАТЕЛЬНЫХ. А поскольку они не могли никак выразить себя, то их считали умершими. Ничто не стоит сказать "Они мерт- вы"! Все же они очень сознательны. Они сознательны. Предположим, что кто-либо больше не может ни говорить, ни шевелиться -- он "мертв", сог- ласно человеческим представлениям. Он мертв, но он сознателен. Он созна- телен и видит людей вокруг себя: кто-то причитает, кто-то... (если он немного ясновидящий, то видит и тех, кто радуется), но он также видит, как его кладут в гроб, который затем плотно закрывается: а, теперь все кончено, они собираются похоронить его. Или же его приносят в кремато- рий, а затем огонь - в рот -- АБСОЛЮТНО сознательного. Я переживала это последние несколько дней. Я видела это в последние несколько дней, пото- му что пребывала по два часа, по крайне мере, в мире, который называется "тонким физическим", где живые и мертвые находятся вместе без ощутимой разницы. Нет разницы. Например, когда X была в теле, я обычно видела ее раз в год, ночью (возможно, даже реже). В течение многих лет она совер- шенно не существовала в моем сознании; с тех пор, как она ушла, я вижу ее почти каждую ночь! И там она такая же, как и была, ты знаешь, за иск- лючением того, что она не мучится, это все. И там же находятся и живые -- те, кого МЫ называем "живыми" или "мертвыми" -- они там вместе, гуля- ют вместе и наслаждаются вместе. И это было в милом и спокойном свете, очень приятном, во всяком случае, это было очень приятно. Я сказала се- бе: вот что! Люди сами придумали, когда наступает смерть, и тогда они говорят: все, он мертв. Это было в 1962 году, как раз после первой великой Поворотной Точ- ки, которая выбросила Мать из сети. Это был первый раз, когда Мать виде- ла живых и мертвых вместе -- в первый раз, в восемьдесят четыре года, после обширной жизни, наполненных глубокими переживаниями на всевозмож- ных планах и во всевозможных мирах. Тысячи раз выходила она из своего тела, начиная с пяти лет, и никогда не видела этого. Она никогда не ви- дела мира, где живые и мертвые были вместе... как если бы жизнь и смерть были бы на одной и той же стороне. Следовательно, в сознании есть место, где все это существует; а единственным местом, где происходило ее пере- живание в это время, был клеточный уровень, сознание клеток тела. На клеточном уровне, самом нижайшем в материальной лестнице, живые и мерт- вые находятся вместе, больше нет двух сторон -- как если бы больше не было "там" или "здесь", "вчера" или "сегодня". И все же это материальный мир, ведь если клетки не материальны, тогда что же? Это означает, что наш физический мир расширяется самым неожиданным образом: его "жизнь" и "смерть" не являются реальными и определенн