в его завещании есть и другие записи, сделанные позднее между строк: например, запись о поминальных кольцах, которые он завещал Уильяму Рейнольдсу и сотоварищам по театру. Провал памяти? Возможно. Но по крайней мере столь же возможно - как давным-давно предположил Чарлз Северн, - что юрист, наспех записывая завещание, по невнимательности пропустил отдельные пункты и затем восполнил пропущенное {39}. И тем не менее эта кровать - пропущена она по небрежности или нет - представляет собой проблему. Многие (в том числе Мэлон) допускают, что такое завещание сделано в насмешку. Однако ученые, придерживающиеся иного мнения, также давно возникшего, утверждают, будто Шекспиры приберегали свою лучшую кровать для заночевавших гостей Нью-Плейс, и что менее ценная кровать была якобы и супружеским ложем. Исследователи перелистали неисчислимое количество завещаний времен Елизаветы и Джеймса в поисках аналогичных случаев, и их розыски не оказались безрезультатными. Когда Фрэнсис Рассел, второй в роду граф Бедфорд, умер в Лондоне в 1585 г., он завещал свою "лучшую кровать, убранную покрывалом, расшитым золотом и серебром" с гербом короля Генри VIII не жене, а своей младшей дочери {40}. Еще более соответствует нашему случаю завещание Уильяма Палмера из Лимингтона, который в 1573 г. оставил своей жене Элизабет "всю ее носильную одежду" и свою "вторую по качеству перину, изготовленную для нее, и другую перину, похуже, для ее служанки"; он также удвоил доход, который она должна была получать по сравнению с первоначальным брачным контрактом. "Памятуя, что она - благородная дама, обремененная годами, - заявляет завещатель, - я хотел бы, чтобы она жила так, как подобает жить моей бывшей жене" {41}. Это подобающее завещание, и кто станет отрицать супружескую привязанность, выразившуюся в нем? Можно также предположить, что завещатель намеренно лишил свою супругу кровати, исходя из простых соображений вроде: "Оставь своей жене больше, чем ты обязан, но лишь на время ее вдовства, - советует сэр Уолтер Рэли своему сыну, - ибо если она полюбит вновь, пусть она не наслаждается своей второй любовью на той же кровати, на которой она любила тебя" {42}. Такие мысли могли приходить в голову не только ему. Однако возраст Энн - ей было в ту пору 60 лет или около того - делает маловероятным предположение о том, что такого рода соображение могло повлиять на завещание. Проблема, возникающая в связи с этим пунктом шекспировского завещания, состоит в том, что столь недостаточное внимание к жене было необычным, и в том, что в завещании совсем отсутствуют проявления эмоций завещателя вроде тех, которые мы обнаруживаем в завещании Палмера. Однако Шекспир не выразил своих эмоций и в отношении к другим членам семьи, а, возможно, его юрист не поощрял или даже запрещал такого рода проявления чувств. Нам предоставляется самим решить, что здесь имело место - цинизм или чувствительность. Последняя, разумеется, более привлекательна, однако такого рода выбор можно сделать лишь предположительно. Такой существенный предмет мебели, как наилучшая кровать, считался фамильной ценностью, и обычно переходил к законному наследнику. Таков был обычай, принятый в городах. В XVI в. в Торкси одному наследнику завещана была лучшая кровать, с покрывалом и простынями ("meliorem lectuna cum tapeto et linthiammis"); в Арчинфилде в 1663 г., согласно обычаю, старшему из наследников доставалась "лучшая кровать со всеми принадлежностями" {43}. По распределению, сделанному Шекспиром, ЛЯ мая лучшая кровать, как подобало фамильной реликвии должна была дополнить ценности "всего остального моего недвижимого имущества, движимого имущества, аренд драгоценностей и прочих предметов домашнего обихода, которые останутся после уплаты моих долгов, раздачи завещательных даров и расходов на мои похороны". В число "аренд" могли входить паи Шекспира, если он по-прежнему был их держателем в "Глобусе" и Блэкфрайарзе. Все это он завещал своему зятю Джону Холлу и дочери Сьюзан. Кроме того, Сьюзан получила - что гораздо больше - просторный дом Нью-Плейс, "в котором я обитаю", и два дома с хозяйственными пристройками или жилища с необходимыми принадлежностями... на Хенли-стрит в пределах вышеупомянутого города Стратфорд; и все мои амбары, конюшни, фруктовые сады, палисадники, земли, строения и прочее имущество, подлежащее наследованию, находящееся в пределах городов, деревушек, поселков и местностей Стратфорда-на-Эйвоне, Старого Стратфорда, Бишоптона и Уэлкомба или в любом другом месте упомянутого графства Уорикшир; а также весь тот дом с постройками или помещениями, с необходимыми принадлежностями, где проживает Джон Робинсон и который расположен... в Блэкфрайарзе в Лондоне вблизи от Уордроба; и все прочие мои земли, жилища и имущество, подлежащие наследованию. Это имущество, составлявшее основную часть наследства, переходило к Сьюзан и сохранялось за ней до конца ее жизни. После ее смерти эта недвижимость со всем прочим должна была перейти к старшему сыну Холла и затем к его законным наследникам мужского пола, а (в случае отсутствия таковых) к мужчинам - наследникам второго сына и так далее - к третьему, к четвертому, пятому, шестому и седьмому сыновьям и их законным наследникам. "А в случае отсутствия таковых названная недвижимость остается за упомянутой племянницей (внучкой) моей Холл и ее прямыми наследниками мужского пола, рожденными в законном браке. А в отсутствие таковых - моей дочери Джудит и ее прямым наследникам мужского дола, рожденным в законном браке..." Таким путем Шекспир стремился сохранить в одних руках все имущество, приобретенное его служением искусству. Однако он не мог предвидеть, что природа разрушит его планы. Некоторое недоумение вызывало то, что в завещании не перечислено никаких книг или литературных рукописей. Однако это не столь уж странно, как может показаться. Шекспир не располагал рукописями своих пьес - они принадлежали "труппе слуг его величества". Книги могли быть отдельно перечислены в посмертной описи, но таковой не сохранилось. Во всяком случае, они, должно быть, составляли часть имущества, унаследованного Холлами и, возможно, таким образом нашли свое место на полках доктора рядом с его медицинскими трактатами. Если это так, особый интерес вызывает "кабинет с книгами", о котором Холл упоминает в своем устном завещании 1635 г., в котором он предоставлял своему зятю "располагать книгами как угодно". Двумя годами позже Сьюзан и ее зять в канцелярском суде обвинили Болдуина Брукса (впоследствии ставшего бейлифом Стратфорда) в том, что он подговорил заместителя шерифа и нескольких приставов, "людей низкого звания", взломать двери дома Нью-Плейс и кабинета в нем и поспешно захватить "всевозможные книги" и "Другое весьма ценное имущество" {44}. Попытка Брукса претендовать на имущество Холлов потерпела неудачу в суде. Во время гражданской войны королева Генриетта-Мария, двигавшаяся со своей армией победным маршем из Ньюарка в Кайнтон, соединилась с принцем Рупертом в его войсками в Стратфорде. В июле 1643 г. королева со своим двором в течение трех дней оставалась в СтратфорДе и два раза ночевала в доме Нью-Плейс. Возможно, тогда Сьюзан Холл подарила полковнику Ричарду Грейсу, гофмейстеру герцога Йорка, книгу Анри Этьена "Удивительные беседы о жизни Екатерины Медичи", ту, на сохранившемся экземпляре которой есть надпись, сделанная почерком, характерным для XVII в. (но не почерком Сьюзан): "Liber R.: Gracei ex dono amicae D. Sussane Hall" ("Книга P. любезно подарена в знак дружбы"). Возможно также, что это была одна из книг, составлявших когда-то библиотеку ее отца. Но к сожалению, как бы ни была привлекательна эта гипотеза, нет никаких данных о том что Грейс был в свите королевы, когда она проходила через Стратфорд. Сведения о рукописях Шекспира начали впервые распространяться в XVIII столетии. В 1729 г. Джон Роберте, называвший себя "бродячим актером", сокрушался о том, что "два больших сундука, полные неразобранных бумаг и рукописей этого великого человека, находившиеся в руках одного невежественного булочника из Уорика (женившегося на женщине из рода Шекспиров) были разбиты, а их содержимое небрежно разбросано и раскидано, как чердачный хлам и мусор, о чем подробно известно сэру Уильяму Бишопу, и все это погибло во время пожара и разрушения города". Сэр Уильям Бишоп (1626-1700) действительно жил в шекспировских краях, и большой пожар нанес значительный ущерб Уорику в 1694 г.; но мы не знаем ни о каких потомках Шекспиров или Хартов, проживавших в то время в Уорике {45}. Мэлон сообщает, что в 1742 г. сэр Хью Клоптон, родившийся через два года после смерти внучки поэта Элизабет, рассказывал актеру Маклину "старинное предание о том, что она [Элизабет] увезла с собой из Стратфорда много бумаг своего деда" {46}. Шекспир назначил исполнителями своего завещания Томаса Рассела и Фрэнсиса Коллинза. Документ подписали пять свидетелей: Коллинз, Джули (или Джулинс) Шоу, Джон Робинсон, Гамнет Сэдлер и Роберт Уоткотт. Последний свидетельствовал в пользу Сьюзан, когда она подала в суд за клевету в 1613 г. Робинсон был наемным работником. Уоткотт и Робинсон, возможно, были слугами Шекспира или Холлов {47}. Холлы были назначены душеприказчиками. Заверенная подписью Шекспира запись на третьем листе удостоверяет, что завещание было засвидетельствовано Джоном Холлом 22 июня 1616 г. Шекспир был погребен в алтаре церкви св. Троицы у северной стены. Согласно сообщению, относящемуся к концу XVII в., "его положили на глубине метров пяти-шести, достаточно глубоко". Но это кажется маловероятным, так как совсем близко протекал Эйвон {48}. На плите, покрывающей могилу поэта - "простой дикий камень", как описывал его 4693 г. Даудел, и можно разобрать следующие слова: Друг, ради господа, не рой останков, взятых сей землей; нетронувший блажен в веках, и проклят - тронувший мой прах. Несколько свидетелей конца XVII в. утверждают, что Шекспир сам придумал эту эпитафию и распорядился высечь ее на своей могильной плите {49}. Проклятие тому, кто потревожит прах, выраженное в общепринятой форме, было обращено не к случайному прохожему - он едва ли мог прийти в церковь с заступом в руках - а к церковному сторожу, которому из-за недостатка места для захоронений в церкви порой приходилось разрывать могилы и переносить кости в примыкавший к церкви склеп. Уильяму Холлу, который впоследствии стал пребендарием собора св. Павла, было что рассказать об этом могильном склепе и об этом проклятье "дорогому Недди" (известному знатоку англосаксонской литературы Эдварду Твейтсу), которому он писал в 1694 г.: В этой церкви есть место, которое называют помещением для костей, - в нем хранятся все вырытые кости, которых так много, что ими можно было бы нагрузить множество телег. Поэт, желавший, чтобы его кости остались нетронутыми, призвал проклятие на голову того, кто тронет их; и поскольку он обращался к причетникам и церковным сторожам, по большей части невежественным людям, создавая надпись, он опустился до их низкого умственного уровня, сбросив с себя одеяние того искусства, которое никто из его современников не носил более безупречно {50}. Написал ли это проклятие Шекспир или кто иной, оно с успехом выполнило свое назначение, ибо ни один церковный сторож, причетник или маньяк не тронул костей, погребенных в этой могиле. Однако в середине XVIII в. сама могильная плита (писал Холиуэл-Филиппс) ушла в землю ниже уровня пола и так обветшала, что приходские попечители храма заменили ее. Было высказано предположение, что останки Шекспира захоронены в храме, а не на церковном кладбище не потому, что он был знаменитым лондонским поэтом-драматургом, а потому, что покупка части десятинных земель Стратфорда делала его как бы мирским священнослужителем. Как бы то ни было, еще до окончания XVII столетия люди нашли дорогу к церкви св. Троицы, куда они приезжали "навестить прах великого Шекспира, который погребен в этой церкви". Они задерживались так же, как все бесчисленные паломники той поры, перед бюстом, установленным на высоте примерно полутора метров над могилой, в северной стене алтаря. Не позже чем в 1634 г. лейтенант Хаммонд, проезжая через Стратфорд, отметил, что этот "скромный памятник" достоин внимания {51}. Из одной рукописной заметки в альманахе 1653 г. мы узнаем, что памятник был выполнен Джерардом Джонсоном {52}. Это имя является нормальным англизированным вариантом имени Герарта Янсена, чей отец (тоже Герарт) переселился из Амстердама в Лондон около 1567 г. и организовал каменотесную мастерскую в Саутуорке неподалеку от "Глобуса". Двое из пяти его сыновей помогали ему в его процветающем деле. Янсены воздвигли гробницы в Боттесфордской церкви в Лестершире для трех графов Ретлендов, последняя из которых была заказана тем самым шестым в роду графом, для которого эмблему выполнили Шекспир и Бербедж. Когда старший Янсен в 1611 г. умер, его семья продолжала дело. Возможно, Шекспир и его собратья знали эту мастерскую. Несомненно, семье поэта было известно надгробие в виде лежащей фигуры в мантии, которую Герарт-младший выполнил для Джона Комба. В своем завещании Комб выделил 60 фунтов стерлингов на этот памятник в стратфордской церкви. Для памятника Шекспиру, выполненному в стиле Ренессанса времен Джеймса, Янсен в основном использовал белый и черный мрамор для двух коринфских колонн, а также черный базальт для инкрустированных панелей. Колонны поддерживают карниз, на котором расположены два маленьких херувима: левая фигура с лопатой в руках символизирует труд; правая с черепом и опрокинутым факелом - покой. Они расположены по обе стороны от знакомого нам герба Шекспира - на котором изображены нашлемник и геральдически украшенный щит, высеченные в виде барельефа на прямоугольной каменной плите. Верхняя часть памятника выполнена в форме пирамиды, на вершине которой помещен еще один череп с пустыми глазницами и без нижней челюсти. Естественно предположить, что почтительное чувство, возбуждаемое этим бюстом - фигурой в половину человеческого роста, высеченной из мягкого голубоватого котсуолдского известняка, - вызвано не столько качеством работы художника, сколько предметом изображения и окружающей обстановкой. Одетый в мантию без рукавов поверх кафтана, Шекспир держит в правой руке гусиное перо; левая рука лежит на листе бумаги; обе руки покоятся на подушечке. Вид у него цветущий - высокий лоб без морщин, лысина, толстая короткая шея. Локоны на висках закручены; усы и борода хорошо ухожены; глаза (слишком близко поставленные) безучастно глядят вперед. Приходится напомнить себе, что неразумно ожидать воплощения живости и естественности в заказной надгробной скульптуре, которая, как правило, отличается формальностью и невыразительностью; это скульптурное изображение по типу схоже с изображением Джона Стоу (умершего в 1605 г.) в лондонской церкви св. Эндрю-под-шпилем. Доверу Уилсону кажется, что из полукруглой ниши памятника выглядывает какой-то "самодовольный колбасник". Возможно, оно и так; однако не все пожилые удачливые писатели выглядели так утонченно, словно они больны чахоткой. Нравится он или нет, портрет, выполненный Янсеном, является аутентичным изображением. Все остальные, кроме одного, вторичны, либо поддельны, либо в той или иной мере сомнительны. Памятник в храме св. Троицы был заказан и оплачен, по-видимому, одним или несколькими из оставшихся в живых взрослых членов семьи Шекспира: это могли быть вдова, две дочери два зятя и сестра Шекспира. Вероятнее всего, хлопоты о памятнике принял на себя Холл. Кто бы ни занимался этим и независимо от того, вполне ли удовлетворила семью скульптура, домочадцы, вероятно, сочли сходство приемлемым. Возможно даже, что Янсен, работавший, как прежде, в Бенксайде, воспользовался советами бывших коллег Шекспира по труппе его величества. И как бы ни походил он на бюргера, все же перед нами - поэт, а не собственник, ибо уста его открыты, чтобы произнести только что сочиненные стихи. Мемориальная доска под каменной подушечкой воздает хвалу именно писателю: Judicio pilium, genio Socratem, arte Maronem: Terra tegit, populus moeret, Olimpus habet. [Умом подобного Нестору, гением - Сократу, искусством - Марону, его земля покрывает, народ оплакивает, Олимп приемлет.] Стой, путник, и прочти, коли учен, Кто здесь завистливою смертью заключен В кумире - сам Шекспир - угас с ним мир живой; Сей камень с именем какой ценить ценой? - В сей жизни, словно паж, служить должна Поэзия плодам его ума. Orbit ano do 1616 AEtatis 53 die 23 apr [Скончался в 1616 г. по Р. X. в возрасте 53 лет в день 23 апр.] Резчик по камню по ошибке вырезал "sieh" вместо "sith" ["ибо"], но огрехи резца обычны в надписях на надгробиях всех веков. Более серьезную ошибку допустил неизвестный панегирист, предположив, что смерть поместила поэта позади его кумира (т. е. изображения). Из биографических сведений он сообщает лишь о том, что Шекспир умер 23 апреля на 53-м году жизни. Примерно в середине XVII в. сэр Уильям Дагдейл, родившийся в Уорикшире в день, когда (счастливое предзнаменование) пчелы роились в палисаднике его отца, посетил Стратфорд, собирая материалы для своего огромного труда "Памятники древности Уорикшира с иллюстрациями, обнаруженные в документах, летописях, рукописях, хартиях, свидетельствах, на гробницах и гербах, украшенные картами, видами и портретами", опубликованного роскошным фолио в 1656 г. Хотя компиляция Дагдейла бесценна, гравюра, выполненная Холларом или его помощником Гейвудом с авторского наброска памятника Шекспиру, озадачивает, поскольку ее трудно отождествить со знакомым скульптурным изделием в алтаре. На иллюстрации в "Древностях" капители колонн украшают головы леопардов, а по самым краям карниза фигуры Покоя и Труда держатся неустойчиво, причем в руках у первой из фигур вместо факела - песочные часы. Поэт расстался с гусиным пером и бумагой и, расставив локти, вцепился в подушку - уж не должна ли она символизировать богатство? Его щеки сморщены, а усы безнадежно свисают вдоль крепко сжатых губ. Самодовольный колбасник преобразился в унылого портного {53}. Это заставляет вспомнить, что у этого памятника тоже есть своя история. С течением времени он разрушался, пока в 1748 г. скульптуру, у которой уже было ампутировано несколько пальцев, не пришлось восстановить и украсить, и эту работу при поддержке местных пожертвователей завершил в следующем году "Джон Холл, портретист". Позже, Мэлон в минуту странного помрачения убедил стратфордского священника выкрасить бюст в белый цвет и за свою заботу был вознагражден эпиграммой, вписанной в стратфордскую "Книгу посетителей": Грядущий созерцатель монумента, Зови на Мэлона проклятие поэта; Взял дикий вкус над рвеньем перевес: Испортил памятник он, как собранье пьес {54}. В 1861 г. неизвестный художник наложил на бюст новые краски; здоровый румянец заиграл на щеках Шекспира; его локоны стали рыжеватыми, а кафтан - алым {Цвета эти описаны в работе М. Н. Spielmann, Shakespeare's Portraiture: in Studies in the First Folio written for the Shakespeare Association (1924), p. 14; cited by EKC, ii, 184. С тех пор цвет лица Шекспира, потемнев, стал темно-коричневым, а глаза - почти черными. В вопросах, связанных с этим памятником, Шпильман и Чемберс - мои главные авторитеты. Последний со знанием дела резюмирует результаты научных исследования (ii, 182-5). Шпильман (р. 4-5) указал на сходство бюста с надгробием Стоу.}. Неясно, совпадала ли новая раскраска с раскраской Янсена, однако никакая реставрация не в состоянии превратить памятник, изображенный на гравюре Дагдейла, в то изображение, которое находится в стратфордской церкви {Позднее оно было вновь осквернено. Вечером 22 октября 1973 г. незваные гости сняли с памятника бюст, отбив часть цоколя. Полиция полагала, что они "искали ценные рукописи, написанные Бардом" (Birmingham Evening Mail, 30 October 1973). Жаль, что они их не нашли. Бюст, который я осматривал вскоре после этого инцидента, был лишь незначительно поврежден.} Согласно лучшему и простейшему объяснению, эта иллюстрация, подобно другим иллюстрациям в "Древностях" искажает объект в соответствии с теми вольностями, которые были приняты в гравюрах XVII в. Дагдейла, ставшего впоследствии геральдмейстером ордена Подвязки, более всего интересовали родословные, надписи и т. п. На гравюре геральдические принадлежности герба вычерчены очень тщательно. (Сравнение гравюры с тем рисунком, с которого она сделана, возможно еще сохранившимся, могло бы многое разъяснить.) Памятник в храме св. Троицы с его не слишком вдохновляющим бюстом достаточно аутентичен. Он был установлен в 1623 г. В тот год Леонард Диггз, оксфордский ученый, переводчик и страстный любитель Шекспира (он был пасынком Томаса Рассела, упомянутого Шекспиром в завещании), упоминает янсеновское изделие в своем стихотворении "Памяти покойного автора, мастера У. Шекспира" {В библиотеке Белиол-Колледжа есть экземпляр третьего издания "Rimas" Лопе де Вега (Мадрид, 1613) с надписью: "Господину Мэб"; в ней Диггз говорит, что по этой книге видно, почему испанцы ценят своего Лопе де Вега так же, как в Англии мы должны ценить нашего Уильяма Шекспира. (Paul Morgan, Our Will Shakespeare and Lope do Vega: An Unrecorded Contemporary Document, Shakespeare Survey 16 (Cambridge, 1963), p. 118-120.)}: Друзья открыли наконец, Шекспир, Твои творенья миру: свой кумир Переживешь ты в имени своем. Пусть бюст надгробный рухнет - мы найдем Тебя живым в твоих созданьях. "Друзья", которым здесь выражено одобрение - в таком контексте, который напоминает знакомые места в "Сонетах",- это Хеминг и Кондел; и их благодеяние состоит в том, что они собрали и опубликовали пьесы первого фолио. Благодаря этой книге действительно, согласно предсказанию Диггза, Шекспир "будет новым во все века". "Г-на Уильяма Шекспира комедии, хроники и трагедии" вышли в свет в конце 1623 г. Запись о регистрации в гильдии печатников и издателей от 8 ноября перечисляет 16 пьес, "официально не зарегистрированных другими лицами". Этот список включает некоторые из самых популярных произведений Шекспира - "Бурю", "Двенадцатую ночь", "Юлия Цезаря", "Макбета" - и представляет все стадии его литературной карьеры; эти пьесы впервые напечатаны в этом фолио. В регистрационной записи не упомянуты "Укрощение строптивой" ("The Taming of the Shrew") и "Король Джон", которые тоже были помещены в этом томе. Хотя эти пьесы печатались впервые, возможно, они не нуждались в регистрации, поскольку считались переизданиями "Укрощения одной строптивицы" ("The Taming of the Shrew") и анонимной пьесы "Беспокойное царствование Джона, короля Англии"; последняя пьеса была напечатана в 1591 г. и, возможно, была источником шекспировской пьесы. Хеминг и Кондел не включили в фолио "Перикла" и "Двух благородных родственников". Финансировала издание этой большой и дорогой книги целая группа печатников, однако в конце концов ее издателями стали Эдвард Блаунт и Айзек Джаггард. Может показаться странным, что Джаггард вообще фигурирует в этом предприятии, не говоря уже о том, что он занимает в нем столь видное положение, поскольку его отец Уильям был виноват не только в том, что издал "Страстного пилигрима", но также в том, что через несколько лет выпустил совместно с Томасом Пэвиером сомнительную серию шекспировских кварто. Джаггард и Пэвиер не слишком беспокоились о качестве выбранных ими текстов, в число которых была включена апокрифическая "Йоркширская трагедия", и, когда "слуги его величества" пожаловались лорд-камергеру, им было приказано прекратить эту деятельность. Джаггард обошел этот запрет, датировав более ранним годом напечатанные в его типографии издания "Венецианского купца", "Сна в летнюю ночь" и других пьес; так, на титульном листе "Короля Лира", изданного в 1619 г., он проставил 1608 г. Очевидно, Хеминг и Кондел, ведущие члены труппы короля, недолго сердились на Джаггарда за его пиратские приемы. Последний умер 4 ноября 1623 г., когда фолио находилось в печати, и управление типографией перешло в руки его сына. Экземпляр этого тома был переплетен в Бодлевской библиотеке 17 февраля 1624 г.- это самое раннее упоминание о напечатанном первом фолио. На титульном листе был помещен портрет автора, под которым в нижнем левом углу стояла подпись гравера Мартина Дройсхута {55}. Дройсхут принадлежал к третьему поколению семьи фламандских художников, перебравшихся в Лондон; его дед Джон Дройсхут, художник и столяр приехал из Брюсселя в 1566 г. Мартину было всего пятнадцать лет, когда умер Шекспир, и двадцать два года, когда вышло фолио; едва ли он имел большой опыт в своем ремесле. Каким образом он получил этот заказ, мы не знаем возможно, его гонорар был столь же скромным, как и его дарование. За время печатания книги офортная доска Дроисхута на меди дважды заменялась. На исключительно редкой первой доске (или доске первой корректуры) плоеный воротник не затенен под ухом. Этот недостаток исправлен на второй доске; на третьей, оттиски которой наиболее распространены, впоследствии будет обнаружен один-единственный пеприбранный волос с правой стороны от силуэта. Для последующих изданий фолио в XVII в. использовалась та же самая доска, которая в конце концов стерлась в 1685 г., когда было напечатано четвертое (и последнее) фолио, щетина покрыла подбородок, и цвет лица стал казаться темным, а блики - маслянистыми. Нельзя сказать, что у этого портрета нет почитателей "Какое сильное впечатление он производит, - восторгается доктор Рауз, - этот внимательный взгляд всепонимающих глаз, и что за лоб, что за мозг!" {56} Однако гравер изобразил не мозг, а всего лишь лоб, который другому зрителю показался "ужасным, как при водянке". Недостатки дройсхутовского портрета, увы, слишком очевидны. Огромная голова на блюде, образованном отворотами плоеного воротника, над кафтаном, который непропорционально мал. Один глаз расположен ниже и больше по размерам, чем другой, с одной стороны лица волос меньше, чем с другой, свет исходит из нескольких точек. Непохоже, чтобы Дройсхут когда-нибудь рисовал Шекспира с натуры. Вероятно, он пользовался предоставленным ему рисунком, сделанным карандашом или пером. И все же редакторы фолио, хорошо знавшие Шекспира, не отрицали сходства, и Джонсон смог заставить себя написать несколько превосходных похвальных строк, напечатанных на соседнем с портретом листе. Без сомнения, лишь чрезмерно проницательный читатель обнаружит скрытую насмешку в заключительных словах Джонсона: "Черты, которых в меди нет, вам явит книга - не портрет". На нескольких предшествующих тексту листах напечатано посвящение этого фолио Уильяму Герберту, третьему в роду графу Пембруку (лорд-камергеру) и его младшему брату Филиппу, первому в роду графу Монтгомери, а также похвальные отзывы о драматурге в стихах и в прозе. В послании "К великому множеству читателей" издатели прославляли счастливую легкость, с которой писал их друг и коллега: "Его мысль всегда поспевала за пером, и задуманное он выражал с такой легкостью, что в его рукописях мы не нашли почти никаких помарок". Они заявляли также, что пьесы, "которые ранее были исковерканы в различных краденых и незаконно добытых текстах искалеченных и обезображенных плутами и ворами, обманно издавшими их, теперь представлены вашему вниманию вылеченными, и все их части в полном порядке: вместе с ними здесь даны в полном составе и все его прочие пьесы в том виде, в каком они были созданы их творцом". Рассмотреть, что подразумевается под этим утверждением, вызвавшим многие тома толкований, не входит в задачи биографа {57}. Затем следуют стихи Джонсона, посвященные памяти сладкоголосого лебедя Эйвона, лучшие из стихотворений такого рода на английском языке. К ним тоже написано множество комментариев, и начиная с 1693 г., когда Драйден охарактеризовал их как "надменный, скудный и возмутительный панегирик", некоторые читатели стали различать подспудное поношение, скрытое под комплиментами. Указывалось и на то, что похвалы по большей части скупы и условны. Это, несомненно, так, однако по крайней мере пишущему эти строки отношение Джонсона представляется достаточно благожелательным {58}. Далее следуют другие хвалебные стихотворения, написанные Хью Холландом, Леонардом Диггзом и А. М. и после них - текст тридцати шести пьес. Вдова Шекспира дожила до того дня, когда она смогла увидеть памятник, установленный ему в стратфордской церкви; однако она умерла незадолго до опубликования этого фолианта. Медная доска на ее могильной плите в алтаре слева от плиты ее мужа сообщает нам, что она "ушла из сей жизни августа 6 дня; 1623. Будучи 67 лет от роду". Латинская эпитафия под этой надписью увековечивает память о матери - дарительнице жизни и млека. Из приходской книги мы узнаем, что она была похоронена 8 августа. Сьюзан умерла 11 июля 1649 г. в возрасте 60 лет и через шесть дней была предана земле справа от своего мужа в том же алтаре - Дагдейл записал эпитафию, позднее стершуюся, а еще позднее восстановленную. Джудит дожила до Реставрации. 9 февраля 1662 г., менее чем через две недели после того как ей исполнилось 77 лет, "Judith, uxor Thomas Quiney, Gent." ["Джудит, супруга Томаса Куини, джент."] была похоронена, как предполагают, на церковном кладбище. Она пережила своего брата-близнеца Гамнета на 66 лет. В этом роду женщины жили дольше мужчин. В 1693 г. Даудел сообщил предание, согласно которому "жена и дочери" Шекспира "хотели, чтобы их положили в одну могилу с ним", но, "боясь проклятия", никто не посмел "тронуть его могильную плиту". Единственный ребенок Холлов дочь Элизабет в 1626 г. вышла замуж за Томаса Нэша. Он был старшим сыном Энтони Нэша, которому поэт завещал поминальное кольцо. Томас изучал право в "Линкольн инн", но никогда, по-видимому, не практиковал, имея возможность жить обеспеченно: помимо земли, он унаследовал на Бридж-стрит постоялый двор под названием "Медведь". Вероятно, эта чета жила в доме, который сейчас называют "Нэш-Хаус"; он примыкает к Нью-Плейс. Томас умер в 1647 г. пятидесяти лет от роду, и на его могильной плите был высечен герб Нэшей, Холлов и Шекспиров. Спустя два года, 5 июня 1649 г., Элизабет вышла вторично замуж за Джона Вернарда (или Барнарда) из поместья Эбингтон в Нортгемптоншире. Бракосочетание происходило в деревушке Билсли, в шести километрах к западу от Стратфорда. У сорокалетнего провинциального сквайра, вдовца Бернарда было восемь детей от первой жены. После смерти своей матери Элизабет унаследовала объединенное состояние Шекспиров и Холлов, включая дом, где родился поэт, и Нью-Плейс, однако до конца своих дней жила с мужем в эбингтонском поместье. 25 ноября 1661 г. король Карл II пожаловал Бернарду титул баронета, поскольку тот сослужил чем-то государству во время гражданской войны. Леди Бернард умерла бездетной в 1670 г. на 61-м году жизни и, вероятно, была погребена вместе с другими Бернардами в сельской церкви, но ни памятника, ни могильной плиты не сохранилось {}. К этому времени уже не было в живых сыновей Джудит Куини. "Он был лучшим в своем роду, - сказал Даудел о Шекспире, посетив стратфордскую церковь в 1693 г., - однако мужская линия семьи угасла". В настоящее время вся прямая линия родства - женская и мужская - прекратила свое существование. Дома на Хенли-стрит перешли к Хартам, и они владели ими до 1806 г. Дом Нью-Плейс в конце концов вернулся к Клоптонам, которые первоначально построили его. В 1702 г. сэр Джон Клоптон значительно перестроил дом на неоклассический манер. Последний владелец, приходский священник Фрэнсис Гастрелл из Фродшема, снес Нью-Плейс в 1759 г. До наших дней сохранились лишь колодец и несколько камней фундамента. Нет здесь больше ни шекспировской лозы, ни шекспировской шелковицы, зато другая старинная шелковица, выросшая из побега той, которую, по преданию, посадил Шекспир, украшает лужайку большого сада около бывшего дома Шекспира. Элизабет была крещена 21 февраля 1608 г. и похоронена 17 февраля 1670 г., за два дня до своего дня рождения, когда ей должно было исполниться 62 года. ПОСТСКРИПТУМ В постскриптумах обычно приводятся слишком поздно полученные сведения или высказываются несколько запоздалые мысли. Ричард Хозли, чью главу о театральных помещениях из "Нового спутника для шекспировских исследований" (1971) мы цитировали, вновь пересмотрел имевшиеся данные, на этот раз в более полном объеме, в своем труде "История английской драмы" под редакцией Клиффорда Лича и Т. У. Крейна (1975), гл. I, с. 119235. Хотя Дж. Блейкмор Эванс включил шекспировское дополнение к сцене о "злосчастном майском дне" к пьесе "Cэp Томас Мор" в издание "Риверсайд Шекспир" (1974), в вопросе об авторстве Шекспира нет единодушия, о чем свидетельствуют две недавние скептические работы - эссе Хейза (прим. 49) и статья Поля Рэмзи "Шекспир и новое рассмотрение "Сэра Томаса Мора" или суд над Маунти" (Paul Ramsey "Shakespeare and Sir Thomas More Revisited: or, a Mounty on the Trail Papers of the Bibliographical Society of America, LXX (1976). 333-346). Джеймс Фергюсон из Килкерана опубликовал полезные рассуждения о Лоуренсе Флетчере (см. с. 251) в книге "Кто скрывается за Макбетом и другие исследования" (L. Fergusson "The Man Behind Macbeth and other Studies (1969) P. 13-21), что касается супруги Шекспира (см. с. 135136), то я получил письмо, датированное 19 октября 1976 г., от Жана Адемара, главного хранителя кабинета эстампов Национальной библиотеки. Он пишет: La dame en question porte la fraise d'avant 1577; sa coiffure ne semble pas figurer dans les dessins francais" {"Эта дама носит платье, характерное примерно для 1577 г, ее прическа не встречается на французских рисунках этой эпохи. (Франц.).}. Роланд Машет Фрай нашел сходство между этим изображением и работами неизвестного мастера, служившего у графини Уорик, написанными между 1567 и 1569 гг. В 1977 г. Терри Хандс в своих постановках возродил все три части "Генри VI" (см. с. 215) в Королевском шекспировском театре в Стратфорде-на-Эйвоне. Эти постановки с Аланом Хауардом в роли Генри, Эмрисом Джеймсом в роли Йорка и Хеллен Миррен в роли Маргариты довольно полно воспроизводили текст (каждая часть шла примерно два с половиной часа), к которому отнеслись с уважением, и все три, особенно вторая часть "Генри VI", были тепло приняты зрителями. На единовременное представление сразу в один день всех трех пьес билеты были распроданы за несколько месяцев до спектакля. Что касается предполагаемой неграмотности Джона Шекспира, то я могу поделиться с читателями сообщением (от 24 марта 1977 г.), полученным мной от Дэвида Кресси, который изучает проблему уровня грамотности в тюдоровской и стюартовской Англии. Профессор Кресси пишет: Все данные о системе образования в елизаветинскую эпоху предполагают, что дети учились писать лишь после того, как овладевали первоначальными навыками чтения. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что многие лица, получившие скромное образование, к числу которых принадлежали люди, подобные Джону Шекспиру, были неспособны написать свое имя, хотя, вероятно, могли читать. В большинстве случаев пользование знаком означает малограмотность или неграмотность. В середине XVII в., в период, который хорошо освещен документально, около 70% англичан-мужчин не умели подписать свое имя. У их сестер и жен дела обстояли хуже - 90% женщин были неграмотны. Эти цифры говорят о повышении уровня образования с середины эпохи Тюдоров. Поколение Уильяма Шекспира было более грамотным, чем поколение его отца. Революция в образовании, происшедшая при Елизавете, сказалась в повышении грамотности всех социальных групп. К 1600 г. уровень грамотности может быть выражен следующим образом в % (проценты представляют неспособных расписаться): Духовенство и ученые профессии 9 Нетитулованное мелкопоместное дворянство 2 Йомены 35 Торговцы и ремесленники 44 Земледельцы 79 Наемные рабочие 85 Женщины всех слоев общества 89 Среди ремесленников, как я обнаружил, приблизительно 44% перчаточников не умели расписаться. Эти цифры извлечены из данных о Восточной Англии (Норидж и окружающая сельская местность), но я предполагаю, что они равно могут быть отнесены к Стратфорду и Уорикширу. Что касается недостаточности познаний Шекспира в библии, то Лоуренс Дж. Росс не считает доказательным объединение Шекспиром в одном лице Сатаны и Люцифера; Росс также замечает, что приветствие "All hail" встречается в "Плодотворных поучениях страсти" Кавердейла, а также в "Предавших Христа" (1598) Сэмюэля Роулэндса, где это приветствие "порой употребляется в такой форме, чтобы противопоставить Марию и Иуду" (Two Supposed "Defects in Shakespeare's Biblical knowledge", Notes and Queries, cciii (1958) 462-463). Соглашение между Боттом и Клоптоном в 1563 г. находится в Фолджеровской шекспировской библиотеке (MS. Z. с. 36(100). В нем упомянуты "весь его основной жилой дом и относящийся к нему сад" на Чэпел-стрит. Этими сведениями я обязан Марку Экклзу. Неясно, кто перестраивал Нью-Плейс - Джон Клоптен или его второй сын, Хью, которому отец передал права на него в пожизненное пользование 20 января 1700 г. По-видимому, за этим семейным предприятием стоит нечто большее, чем рассказывают те несколько документов, которыми располагает архив дома-музея Шекспира. Однако разумно заключить, что перестройку осуществил сэр Джон, хотя, возможно, на одолженные деньги, которые затем обязался возвратить Хью. Такой интерпретации сложной и порой запутанной последовательности событий я обязан хранителю архива дома-музея Шекспира Роберту Берману, который отвечал на мои запросы терпеливо и скрупулезно. ССЫЛКИ НА ИСТОЧНИКИ  1. ГОРОД СТРАТФОРД И СТРАТФОРДСКАЯ ЦЕРКОВЬ 1. При изложении истории Стратфорда я в основном использовал работу: Levi Fox, The Borough Town of Stratford-upon-Avon, (Stratford-upon-Avon 1953), и в чуть меньшей степени труд Sidney Lee, Stratford-on-Avon from the Earliest Times of the Death of Shakespeare (rev. ed., 1907); а также работу: R. В. Wheler, History and Antiquities of Stratford-upon-Avon (Stratford-upon-Avon 1806), и