избирите изъ своихъ мудрейшихъ Друзей кого угодно вамъ, и пусть Они, насъ выслушавъ, дадутъ решенье. Когда они найдутъ, что мы иль прямо, Иль косвенно прикосновенны къ делу, - То мы, чтобъ васъ вознаградить, готовы Отдать корону, жизнь, и все что мы Зовемъ своимъ; но если нетъ, то вы Благоволите предоставить ваше Терпенiе въ мое распоряженье, - И мы, въ союзе съ вашею душой, Начнемъ трудиться, чтобы васъ, какъ должно. Вознаградить. Лаэртъ. Да будетъ такъ. - И то. Какъ умеръ онъ, какъ погребенъ былъ тайно: - Не воздвигали надъ его могилой Трофея изъ оружiя, меча, Щита съ гербомъ, и не было при этомъ Ни установленныхъ обычныхъ церемонiй, Ни пышности, - все это вопiетъ Съ земли на небо, требуя чтобъ я Подвергнулъ розыску. Король. И будетъ такъ, И на виновнаго падетъ секира. Пойдемте же, пожалуста, со мной. (Уходятъ). СЦЕНА VI. Другая комната тамъ же. Входитъ: Горацiо и служитель. Горацiо. Что за люди меня желаютъ видеть? Служитель. Матросы, сударь. Говорятъ, что письма У нихъ есть къ вамъ. Горацiо. Пускай войдутъ. (Уходитъ: Служитель). Горацiо (одинъ). Не знаю, кто бы могъ мне въ целомъ свете Прислать приветъ, за исключеньемъ принца. Входятъ: Матросы. Первый матросъ. Благослови васъ, Господь, сударь. Горацiо. Благослови и тебя, Боже. Первый матросъ. Благословитъ, сударь, коль ему будетъ угодно. Вотъ вамъ письмо, сударь; оно отъ посланника, котораго посылали въ Англiю, если васъ зовутъ Горацiо, какъ мне сказали. Горацiо (читаетъ). "Горацiо, - прочтя письмо, доставь этимъ молодцамъ доступъ къ королю: у нихъ есть письма къ нему. На второй день, какъ мы вышли въ море, за нами погнался пиратъ весьма воинственнаго вида; находя что мы медленно идемъ подъ парусами, мы выказали вынужденную храбрость; при абордаже я перешелъ на ихъ бортъ; въ тотъ же мигъ они отчалили отъ нашего корабля и такимъ образомъ я одинъ сталъ ихъ пленникомъ. Они обращались со мной, какъ сострадательные воры, но они знали, что делали: я стану для нихъ доходной статьей. Постарайся, чтобъ король получилъ письма, которыя я послалъ, и явись ко мне съ такой поспешностью, съ какой бежалъ бы отъ смерти. Я шепну тебе кой-что на ушко, отчего ты онемеешь; но мои слова окажутся слишкомъ легкими по сравненiю съ деломъ. Эти молодцы проводятъ тебя туда, где я. Розенкранцъ и Гильденштернъ продолжаютъ свое путешествiе въ Англiю; о нихъ мне придется много разсказать тебе. Прощай. Тотъ, про кого ты знаешь, что онъ твой Гамлетъ. Пойдемте, васъ я провожу туда, Где следуетъ отдать вамъ ваши письма. И я потороплюсь, чтобъ вы скорее Меня свели къ тому, кто васъ послалъ. (Уходятъ). СЦЕНА VII. Другая комната тамъ же. Входятъ: Король и Лаэртъ. Король. Теперь, Лаэртъ, и ваша совесть можетъ Къ моей уплате приложить печать, И въ сердце вы должны меня какъ друга Принять: вы слышали разумнымъ ухомъ, Что тотъ, кемъ былъ убитъ вашъ благородный Отецъ, - злоумышлялъ на жизнь мою. Лаэртъ. Да, это ясно. Но скажите мне, Зачемъ же не преследовали вы Такихъ и важныхъ, и вполне преступныхъ Деянiй, какъ къ тому должны бы васъ Всей силой понуждать и ваша мудрость, И безопасность, словомъ, все? Король. По двумъ Особеннымъ причинамъ. Вамъ оне Ничтожными покажутся, быть можетъ, Но важны для меня. Въ немъ королева, мать его, не чаетъ Души, а я - и въ этомъ, ужъ не знаю, Мое достоинство, или мое Проклятiе, - но съ ней душой и жизнью Такъ тесно связанъ я, что не могу Быть безъ нея, какъ вне своихъ пределовъ Не можетъ двигаться звезда. Второе: Я потому не могъ его открыто Предать суду, что чернью онъ любимъ. Она же, покрывая все его Вины своей любовью, - какъ источникъ Что превращаетъ дерево въ каменья, - Святыней бы почла, его оковы. А при такомъ жестокомъ ветре, слишкомъ Легка была-бъ моя стрела: ее Назадъ снесло бы къ луку, а не къ цели, Въ которую я метилъ. Лаэртъ. Такъ-то я Лишился благороднаго отца; Моя сестра страдаетъ безнадежно, - Она, чьи прелести (когда возможна, Обратная хвала), въ ихъ совершенстве, Стояли на вершине, и не знали Себе соперницъ. Но настанетъ часъ, И отомщу. Король О, не придется вамъ Безсонницей отъ этого страдать. Не думайте, что мы такъ пошло-глупы Что видя, какъ опасность ужъ коснулась До нашего лица, сочтемъ ее За пустяки. Узнаете вы вскоре Кой-что важнее. Вашего отца Любилъ я, и себя мы любимъ также, А это, какъ надеюсь, - вамъ покажетъ... (Входитъ Гонецъ). Король. Что тамъ такое? Гонецъ. Письма, государь, И къ вамъ, и къ королеве отъ Гамлета. Король. Отъ Гамлета? кто принесъ? Гонецъ. Матросы, государь, какъ мне сказали. Я ихъ не видалъ. Мне ихъ передалъ Клавдiо; онъ ихъ и принялъ. Король. Лаэртъ, я вамъ прочту. - А вы - идите. (Уходитъ Гонецъ). Король (читаетъ). "Высокiй и могущественный, - узнайте, что я нагимъ высадился въ вашемъ королевстве. Завтра я попрошу о дозволенiи видеть ваши королевскiя очи, и тогда, испрося за то прощенье, разскажу обстоятельства моего внезапнаго и весьма страннаго возвращенiя. Гамлетъ." Что это значитъ?.. Все ли воротились?.. Иль все обманъ, и ничего и нетъ? Лаэртъ. Его ли почеркъ? Король. Да, рука Гамлета. "Нагой!" И тутъ прибавлено, въ приписке: "Одинъ!.." Не разъясните-ли? Лаэртъ. Я самъ Теряюсь, государь. Но пусть вернется... О, сердце омертвелое мое Горитъ при мысли, что ему въ лицо Я, подойдя, скажу: "ты это сделалъ!" Король. Но если такъ, Лаэртъ, - то какъ же это Могло случиться?.. какъ иначе?.. Вы Мне позволяете руководить Собой? Лаэртъ. Вы не предпишите мне мира? Король. Миръ для души твоей. Такъ, если правда, Что встретилось препятствiе, и онъ, Вернувшись, не захочетъ ехать снова, - То я подговорю его на дело, Которое, созревъ сейчасъ въ моемъ Уме, его наверное погубитъ. При этомъ, не возбудитъ смерть его И легкаго дыханiя хулы, И даже мать его, злой умыселъ отвергнувъ, Ее случайностью простою назоветъ. Два месяца назадъ здесь былъ Нормандскiй дворянинъ, - я виделъ самъ, Былъ на войне съ французами, и знаю, Какiе молодцы они верхомъ, Но этотъ рыцарь - чародей; онъ точно Какъ вросъ въ седло; онъ заставлялъ коня Выделывать такiя чудеса, Какъ будто слился съ нимъ, сталъ за-одно Съ своею чудной лошадью; онъ делалъ Такiе повороты и скачки, Какихъ себе не могъ я и представить, И сталъ въ тупикъ. Лаэртъ. Онъ былъ Нормандецъ? Король. Да. Лаэртъ. Клянусь, Ламонъ. Король Онъ самый. Лаэртъ. Знаю я: Онъ въ самомъ деле драгоценность, перлъ Всей нацiи. Король. Онъ говорилъ о васъ И, какъ знатокъ, расхваливалъ онъ ваше Искусство и уменье защищаться, Особенно же драться на рапирахъ И вскрикнулъ, что желалъ бы видеть, Кто смогъ бы состязаться съ вами. Эта Его хвала въ Гамлете растравила Такую зависть, что ни за что Не могъ приняться онъ и только думалъ И ожидалъ, чтобъ вы скорей вернулись И съ нимъ пофехтовали. - И при этомъ... Лаэртъ. Но, что же, государь? Король. Лаэртъ, - вамъ дорогъ Былъ вашъ отецъ? Иль вы картина скорби, Лицо безъ сердца? Лаэртъ. Но къ чему такой Вопросъ? Король. Не потому, чтобъ думалъ я Что не любили вы отца. Но время, Какъ знаю я, родитъ любовь, и время, Какъ то я виделъ изъ былыхъ примеровъ, Определяетъ жаръ ея и пламя. Гамлетъ вернется, - что-жъ свершите вы, Чтобъ показать не словомъ, а на деле, Что сынъ вы своего отца? Лаэртъ. Я въ церкви Его зарежу. Король. Въ самомъ деле, место Не можетъ освящать убiйствъ, и мести Нельзя указывать границъ. Но если Мысль ваша такова, то мой советъ: Сидите дома, добрый нашъ Лаэртъ. Когда Гамлетъ вернется, и узнаетъ, Что вы прiехали, я подошлю Къ нему людей, которые начнутъ Ему твердить про ваше превосходство И такъ-сказать вдвойне покроютъ лакомъ Те похвалы, что делалъ вамъ французъ. Мы наконецъ сведемъ васъ и назначимъ За каждаго закладъ; Гамлетъ безпеченъ, Великодушенъ, хитрости не знаетъ; Не станетъ онъ осматривать рапиръ, И вамъ легко, съ ничтожной передержкой, Взять для себя отточенный клинокъ; Затемъ, при помощи привычнаго удара. Вы разочтетесь за отца. Лаэртъ. Согласенъ, И я при этомъ вспрысну мой клинокъ. Я у бродячаго врача купилъ Такой составъ смертельно ядовитый. Что стоитъ ножъ чуть обмакнуть въ него, И такъ кольнуть, чтобъ выступила кровь, - То никакой ужъ дорогой бальзамъ, Хотя бъ онъ былъ составленъ изо всехъ Целебныхъ травъ, что получаютъ свойства Отъ месячнаго света, - не спасетъ Того, кто будетъ только оцарапанъ. Я этимъ ядомъ острiе намажу. И стоитъ мне слегка задеть его, И смерть ему. Король. Подумаемъ еще Объ этомъ. Взвесимъ все, что можетъ намъ Способствовать при исполненьи плана По отношенью къ времени и месту; Когда онъ не удастся, или станетъ Заметенъ при неловкомъ исполненьи, - То лучше-бъ и не пробовать его. А потому-то надо въ подкрепленье, Иль въ помощь этому, другой составить, - Который уцелелъ бы, если первый При испытаньи лопнетъ... Погодите... Сейчасъ... Назначимъ мы для состязанья Великолепнейшiй закладъ... Такъ, такъ... Когда вамъ отъ движенья станетъ жарко И пить захочется, - а для того Вамъ надо будетъ выпадать сильней, - И онъ попроситъ пить, я приготовлю Ему какъ разъ на этотъ случай чашу, И только прихлебнетъ онъ, то хотя бы И избежалъ онъ ядовитой раны, - Достигнемъ цели мы. Входитъ королева. Король. Что съ вами королева? Королева. По пятамъ Одна беда вследъ за другой спешитъ. Лаэртъ, сестрица ваша утонула. Лаэртъ. Какъ утонула? Где? Королева. Вкось надъ ручьемъ склонясь, растетъ Верба, любуясь въ зеркале потока Своей белесоватою листвой: Туда съ своими странными венками Изъ маргаритокъ и глухой крапивы, Куриной слепоты и пурпурныхъ султановъ, (Они у своевольныхъ пастуховъ Иное носятъ, пошлое названье, Но скромныя девицы называютъ Ихъ мертвымъ пальцемъ {*}). И туда-то Она пошла, и стала по плакучимъ Ветвямъ взбираться, чтобъ повесить свой Венокъ изъ сорныхъ травъ, - какъ вдругъ подъ ней Сломилася завистливая ветвь, И внизъ она упала со своимъ Венкомъ надгробнымъ въ плачущiй ручей. Широко у нее раздулось платье, Пока оно держало, какъ русалка, Она плыла и въ это время пела Отрывки изъ старинныхъ песенъ, словно Не понимая своего несчастья, Какъ существо рожденное, чтобъ жить Въ воде. Недолго это длилось: платье Отяжелело, смокнувъ, и стащило Ее, бедняжку, въ мутную могилу Отъ звучныхъ песенъ. {* Пошлое названiе, которое королева не решается произнести по Мэлону, - rampornt widow, вьющаяся вдова.} Лаэртъ. Боже!... утонула. Королева. Да, утонула, утонула! Лаэртъ. Слишкомъ Ты, бедная, насытилась водою, - И потому я слезы удержу... (Плачетъ) Но вотъ она, привычка... Ахъ, природа Возьметъ свое, какъ ни стыди ее... Но слезы кончились, и съ ними вышло Все женское изъ сердца моего... Прощайте, государь... Во мне Есть огненное слово, и оно Охотно-бъ разгорелось... но угасло Отъ глупыхъ слезъ. Король. Пойдемъ за нимъ, Гертруда! Какъ трудно было успокоить гневъ Его, и снова, я боюсь, онъ вспыхнетъ... А потому - пойдемъ за нимъ. (Уходятъ). ДЕЙСТВIЕ ПЯТОЕ. СЦЕНА I Кладбище. Входятъ: два могильщика съ лопатами, и т. п. Первый. Да разве ее станутъ хоронить по-христiански, когда она добровольно искала спасенiя? Второй. Говорятъ тебе, что станутъ, а потому: - копай-ка живее могилу; ужъ следственный судья заседалъ на ея счетъ и приговорилъ христiанское погребенье. Первый. Какъ же это могло статься, когда она утопилась не ради собственной защиты? Второй. Ну, ужъ такъ решено. Первый. Да надо, чтобъ было se offendendo иначе быть не можетъ. Вотъ въ чемъ суть: коли я топлюсь преднамеренно, то выходитъ действiе; а въ действiя три пункта: начинать, делать и совершать; ergo, она утопилась преднамеренно. Второй. Да слушай ты, кумъ-могильщикъ. Первый. Оставь ты меня. Вотъ тутъ вода - ладно; здесь стоитъ человекъ, ладно. Если человекъ пойдетъ къ воде и утопится, то ведь волей-неволей, а онъ пошелъ; замечаешь ты это? Ну, а если вода къ нему пойдетъ и утопитъ его, такъ онъ себя не утопилъ; ergo, кто въ своей смерти не виноватъ, тотъ своей жизни не сокращалъ. Второй. И это законъ? Первый. Вотъ тебе Богородица, законъ; следственный законъ. Второй. Хочешь, я скажу тебе на этотъ счетъ правду? Когда бы эта да не была дворянкой, такъ ее бы похоронили не по-христiански. Первый. Ну, вотъ ты и сказалъ. И большая жалость, что важнымъ господамъ на этомъ свете больше льготы и топиться, и вешаться, чемъ другимъ такимъ же христiанамъ. Ну-т-ка, лопатка! Нетъ старей дворянъ, Какъ садовники, землекопы да могильщики: Адамова ремесла придерживаются. Второй. А разве онъ дворянинъ былъ? Первый. А по твоему у него ни кола, ни двора не было? Второй. Да какже... Первый. Что, иль ты язычникъ и писанiя не разумеешь? Въ писанiи сказано. - Вотъ задамъ я тебе еще вопросъ, и коль ты не ответишь впопадъ, такъ сознайся... Второй. Задавай ужъ. Первый. А кто таковъ, что строитъ крепче, чемъ каменьщикъ и корабельщикъ, и плотникъ? Второй. А кто виселицы строитъ - тотъ: его срубъ тысячу жильцовъ переживетъ. Первый. И уменъ ты, ей-Богу, вижу; виселица добро делаетъ, а кому она добро-то делаетъ? Тому она добро делаетъ, кто делаетъ зло; ну, а ты зло сделалъ, какъ сказалъ, что виселица построена крепче церкви; ergo, виселице надо тебе добро сделать. Вернись-ка назадъ; ну! Второй. Кто строитъ крепче, чемъ каменьщикъ, корабельщикъ и плотникъ? Первый. Да, сказывай, и шабашъ. Второй. Вотъ тебе Богородица, сейчасъ скажу. Первый. Ну-же! Второй. Вотъ тебе обедня, не знаю. Входятъ: Гамлетъ и Горацiо, въ отдаленiи. Первый. Не колоти больше объ это мозговъ; отъ битья ленивый оселъ шагу не прибавитъ. А когда тебя станутъ въ другой разъ спрашивать этотъ вопросъ, говори: могильщикъ; его дома до страшнаго суда простоятъ. Ну-ка, - сбегай къ Йогану да притащи мне стопку водки. (Уходитъ второй могильщикъ.) Первый, роетъ и поетъ. Я въ младости любилъ, любилъ И чудно, думалъ я притомъ, Ахъ! Свое я время, - охъ! - проводилъ, И все - охъ! - мне было ни почемъ. Гамлетъ. Или этотъ молодецъ не чувствуетъ, чемъ онъ занятъ, что можетъ петь, копая могилу? Горацiо. Отъ привычки онъ сталъ равнодушенъ къ этому. Гамлетъ. Такъ бываетъ всегда; чемъ меньше работаетъ рука, темъ разборчивее чувства. Первый могильщикъ. Но старость подошла тайкомъ, Схватила, какъ клешней, меня, И въ землю сунула потомъ, Какъ будто юнъ и не былъ я. (Выбрасываетъ черепъ.) Гамлетъ. Въ этомъ черепе былъ когда-то языкъ, и онъ когда-то могъ петь. Какъ этотъ плутъ швырнулъ его о-земь, точно то челюсть Каина-первоубiйцы. Можетъ быть, это черепъ дипломата, котораго этотъ оселъ обогналъ теперь по службе, - и такого еще что могъ обойти самого Бога; не такъ ли? Горацiо. Возможно, государь. Гамлетъ. Или придворнаго, который умелъ говорить: "Добраго утра, милый мой лордъ? Какъ поживаешь, добрый лордъ?" То могъ быть лордъ такой-то, который выхвалялъ лошадь лорда такого-то, думая выпросить ее у него; разве нетъ? Горацiо. Да, государь. Гамлетъ. Да такъ и есть; а теперь онъ собственность лорда Червяка, челюсть отвалилась, и пономарь бьетъ его лопатой по башке; Удивительное превращенье, еслибъ мы сумели подглядеть его. Иль все питанiе этихъ костей для того только и происходило, чтобъ ими можно было играть въ городки. Мои кости ноютъ, какъ подумаю объ этомъ. Первый могильщикъ. Возьмутъ на саванъ полотна, Лопата да кирка, кирка; Охъ! Да яма вотъ еще нужна Для дорогаго гостенька. (Выбрасываетъ черепъ.) Гамлетъ. Вотъ и другой! Отчего ему не быть черепомъ законоведа? Где теперь его тонкости, произвольныя толкованiя, ссылки и плутни? Зачемъ онъ терпитъ, что этотъ грубый плутъ бьетъ его по башке грязной лопатой, и не кричитъ объ оскорбленiи действiемъ? Гм. Этотъ молодецъ могъ быть въ свое время великимъ скупщикомъ земель съ закладными, долговыми обязательствами, отступными, двойными поручительствами, недоимками, - и въ томъ ли конецъ всемъ отступнымъ и недоимкамъ, что его башку набили грязью? И все его поручительства, вдобавокъ двойныя, только и укрепили за нимъ изо всехъ его покупокъ, что клочекъ земли шириной и длиной въ две купчiя крепости? Одни акты на его земли врядъ ли уместились-бы въ такомъ ящике, а теперь и у владельца ничего больше не осталось? а? Горацiо. Ни крошки больше, государь. Гамлетъ. Пергаментъ делаютъ ведь изъ бараньей кожи? Горацiо. Да, государь, и изъ телячей тоже. Гамлетъ. Бараны и телята те, которые видятъ въ немъ ручательство. Поговорю съ этимъ молодцомъ. Чья эта могила? Первый могильщикъ. Моя, сударь. Охъ! Да яма вотъ еще нужна Для дорогого гостенька. Гамлетъ. Въ самомъ деле, должно быть твоя: но хотя ты въ ней, а все-жъ ты лжешь. Первый могильщикъ. Ваша ложъ, сударь, не въ ней, а потому она и не ваша; а хоть я и не лгу, что въ ней лягу, а все-жъ она моя. Гамлетъ. Хоть ты и не лжешь, что въ ней ляжешь, а все-жъ она не твоя; она не для живаго, для мертваго; и хоть ты въ ней и не ляжешь, а все-таки лжешь. Первый могильщикъ. Ну, это живая ложъ, сударь; отъ меня опять къ вамъ перескочитъ. Гамлетъ. Для кого-жъ ты ее копаешь? Первый могильщикъ. Для никого. Гамлетъ. Но кого-нибудь въ нея да положатъ же. Первый могильщикъ. Того, кто теперь ужъ никто, а верней ту, упокой ее душу! что умерла. Гамлетъ. Что за точность у этого плута! Съ нимъ надо говорить ощупью: малейшая двусмысленность можетъ насъ выдать. Ей-Богу, Горацiо, какъ я заметилъ, за последнiе три года нашъ векъ до того заострился, и носокъ мужика на столько ужъ приблизился къ пятке придворнаго, что бередитъ на ней ссадину. Давно ли ты могильщикомъ? Первый могильщикъ. Изо всехъ дней въ году, я сталъ могильщикомъ въ тотъ самый, какъ нашъ покойный король Гамлетъ победилъ Фортинбраса. Гамлетъ. А давно это было? Первый могильщикъ. Неужто вы не знаете? Это всякiй дуракъ знаетъ. То было въ тотъ самый день, какъ родился молодой Гамлетъ; тотъ что сошелъ съ ума и сосланъ въ Англiю. Гамлетъ. Ахъ, Марiя Дева! зачемъ же его сослали въ Англiю? Первый могильщикъ. Да затемъ, что съума сошелъ; тамъ его опять на умъ наведутъ; а нетъ, такъ тамъ это не важность. Гамлетъ. Отчего? Первый могильщикъ. Тамъ этого не заметятъ; тамъ все такiе-жъ сумашедшiе, какъ онъ. Гамлетъ. Какъ же онъ сошелъ съ ума? Первый могильщикъ. Да престранно, говорятъ. Гамлетъ. Какъ странно? Первый могильщикъ. Ей-Богу, самый то разумъ и потерялъ. Гамлетъ. На чемъ? Первый могильщикъ. На нашей датской земле. Я здесь пономаремъ и мальчишкой, и взрослымъ, вотъ ужъ тридцать летъ. Гамлетъ. Долго ли пролежитъ человекъ прежде чемъ сгнiетъ? Первый могильщикъ. Ей-Богу, если не сгнiетъ раньше смерти (а теперь много такихъ гнилыхъ труповъ, что едва дождутся погребенья), такъ пролежитъ летъ восемь, или и девять; кожевникъ выдержитъ девять. Гамлетъ. Отчего-жъ онъ дольше другихъ? Первый могильщикъ. Да потому, сударь, что у него шкура такъ выдубилась отъ ремесла, что долго выдержитъ воду; а вода самый злой разрушитель этихъ побочныхъ детей труповъ. Вотъ вамъ черепъ; онъ пролежалъ въ земле двадцать три года. Гамлетъ. Чей онъ? Первый могильщикъ. Собачiй онъ сынъ былъ, помешанный. Чей бы вы думали? Гамлетъ. Нетъ, не знаю. Первый могильщикъ. Чтобъ его, сумашедшаго плута, чума взяла! Разъ онъ мне вылилъ на голову фляшку рейнскаго. Этотъ самый черепъ, сударь; вотъ этотъ самый, сударь, былъ черепомъ Йорика, королевскаго шута. Гамлетъ. Этотъ? Первый могильщикъ. Этотъ самый. Гамлетъ Покажи мне его! Ахъ, бедный Йорикъ. - Я зналъ его, Горацiо: что за неистощимость въ шуткахъ, что за удивительная фантазiя! Онъ тысячу разъ носилъ меня на спине, - а теперь какъ онъ претитъ моему воображенiю!.. Меня тошнитъ. Тутъ были губы, что я целовалъ часто, часто! Где теперь твои насмешки? прыжки? песенки? эти вспышки веселости, отъ которыхъ хохотъ стоялъ за столомъ? Нынче и одной нетъ, чтобъ осмеять твою собственную усмешку? совсемъ челюсть отвалилась? Ступай-ка теперь въ комнату дамы, и скажи ей, пусть она наложитъ хоть на дюймъ краски, все-жъ и у нея будетъ такая же физiономiя; заставь ее посмеяться надъ этимъ. - Пожалуйста, скажи мне, Горацiо... Горацiо. Что такое, государь? Гамлетъ. Какъ ты думаешь, и Александръ въ земле сталъ такимъ же на видъ? Горацiо. Совершенно такимъ же. Гамлетъ. И онъ также воняетъ? Тьфу! (бросаетъ черепъ.) Горацiо Совершенно также, государь. Гамлетъ. На какое низкое употребленiе мы можемъ пойти, Горацiо! Почему воображенiе не можетъ проследить за благороднымъ прахомъ Александра, пока онъ не пойдетъ на затычку дырки въ бочке? Горацiо. То было бы ужъ черезчуръ точное изследованiе. Гамлетъ. Нетъ, ничуть, право. Мы можемъ проследить за нимъ безъ всякаго преувеличенiя, руководствуясь вероятностью. Напримеръ, такъ: Александръ умеръ, Александръ погребенъ, Александръ сталъ прахомъ; прахъ - земля, изъ земли мы делаемъ известь. И почему же той извести, въ которую онъ превращенъ, не заткнуть пивной бочки? И Цезарь царственный, какъ превратился въ прахъ, Въ стене замазалъ щель, чтобъ не несло снаружи; Земля, что всей земле внушала грозный страхъ, Днесь хижину хранитъ отъ лютой зимней стужи. Но тише! отойдемъ! Тс! - Вотъ король Входятъ: патеры и т. п. въ процессiи, тело Офелiи; за нимъ Лаэртъ и родственники въ трауре; король, королева, ихъ свиты, и т. д. Гамлетъ. И королева, и весь дворъ. Кого Они хоронятъ?.. И обрядъ неполный!.. То знакъ, что тотъ кого они Въ могилу провожаютъ, посягнулъ На жизнь свою отчаянной рукою... Онъ былъ изъ знатныхъ... Отойдемъ немного И станемъ наблюдать. Лаэртъ. Какъ, служба темъ И кончится? Гамлетъ. Вотъ этотъ молодой, - Лаэртъ. Онъ благородный человекъ Вполне: запомни. Лаэртъ. Что же, служба темъ И кончится? Патеръ. Мы допустили службу, Насколько было можно при ея Похоронахъ. Сомнительна была Ея кончина; еслибъ повеленье Не пересилило церковныхъ правилъ, - То до последней бы трубы она Лежала неотпетая въ земле; Надъ ней бы не молилися съ любовью, А просто забросали бы ее Кремнями, гальками и черепками; Теперь ее хоронятъ, какъ девицу, Украшенъ гробъ цветами и венками, И провожаютъ съ колокольнымъ звономъ. Лаэртъ. И больше ничего? Первый патеръ. Нетъ, ничего. Когда-бъ надъ ней мы "упокой" пропели, Иль важный "Requiem", какъ надъ душами, Скончавшимися въ мире, - мы бы службу Заупокойную темъ осквернили. Лаэртъ. Что-жъ, опускайте въ землю. Изъ ея Неоскверненной и прекрасной плоти Фiалки вырастутъ! А ты, послушай, Что я скажу: ты, грубый патеръ, будешь Вопить въ могиле, а моя сестра Предъ Господомъ служить, какъ ангелъ. Гамлетъ. Что? Прекрасная Офелiя? Королева, бросая цветы въ могилу. Цветы - Цветку. Прощай. А я Надеялась когда-то, что ты станешь Женою моего Гамлета. Я Мечтала брачную твою постель Убрать цветами, милая девица, И вотъ бросаю ихъ въ твою могилу. Лаэртъ. Пусть тридцать разъ падетъ тройное горе На голову проклятую того, Чье злодеянье светлаго ума Тебя лишило. - О, не засыпайте, Пока еще не обниму ее! (Бросается въ могилу.) Теперь на мертвую и на живаго Валите прахъ, пока вы эту плоскость Не превратите въ гору, что превыситъ И древнiй Пелiонъ, и голубого Олимпа поднебесную вершину! Гамлетъ. Кто тотъ, что выражатъ скорбь съ такой Эмфазою? чье горестное слово Блуждающiя звезды заклинаетъ И заставляетъ ихъ остановиться, Какъ чудомъ пораженную толпу? Я здесь: Гамлетъ, король. (Бросается въ могилу). Лаэртъ. Чтобъ въ адъ пошла Твоя душа! Гамлетъ. Плоха твоя молитва. Пожалуйста, отъ горла пальцы Скорее отыми. Хоть я не вспыльчивъ И разсудителенъ, но есть во мне Кой-что опасное, чего твой умъ Страшиться долженъ. Убери же руки! Король. Скорее разнимите ихъ! Королева. Гамлетъ! Гамлетъ! Все. Ахъ, господа!.. Горацiо. О, успокойтесь, Мой добрый государь. (Придворные разнимаютъ ихъ, и они выходятъ изъ могилы). Гамлетъ. О, я готовъ Съ нимъ биться изъ-за этого, пока Глаза глядятъ. Королева. Изъ-за чего, мой сынъ? Гамлетъ. Ее любилъ я; сорокъ тысячъ братьевъ Со всей громадою своей любви Со мною не сравняются. - Что хочешь Ты сделать для нея? Король.