квакер-библиотекарь. - Не может быть примирения, - сказал Стивен, - если прежде него не было разрыва. Джойс До XX века шекспироведы придерживались той точки зрения, что последние пьесы свидетельствуют об ослаблении творческих сил Великого Барда, утрате глубины характеров и снижении художественных средств. Будто бы это просто развлекательные пьесы, в которых нет ни иносказаний, ни философии, ни символов - в лучшем случае сказки. Стрэчи писал, что самому Шекспиру к этому времени стало скучно. Ему надоели люди, надоела жизнь, надоела драма, надоело практически все, кроме поэзии и поэтической мечты. Сегодня мы знаем иное: последние пьесы - не слабости, а итоги Бессмертного Уильяма, венец его духовной эволюции, мистический катарсис, очищение, проникновение, постижение последних глубин. Последние пьесы наиболее мифологичны, ибо высшая мудрость - это трансцендентность. Шекспир, когда ему не удалось увидеть человеческую жизнь, как четкое, упорядоченное и удовлетворяющее единство, обратился для передачи своего нового образного постижения жизни к мифу. Цель мифа - показать то, что не может быть показано с помощью чисто человеческих ситуаций: его функция - передать в той мере, в какой это возможно, божественное и человеческое. Миф - единственный способ проникновения "по ту сторону реальности", в трансцендентность жизни. Удалось ли такое Шекспиру? По мнению Д. Джеймса - нет. Он считал, что в попытке создать собственный миф Шекспир, как затем Ките и Вордсворт, потерпел неудачу, ибо это "слишком тяжелая задача для одного ума, даже такого, как шекспировский". Это - не вся правда. Возможно, всеобъемлющий миф не творится в одиночку, но вопрос в другом: свойственно ли Шекспиру мифотворчество? удалось ли ему передать трансцендентную мистику жизни и смерти? проник ли он в последних пьесах "по ту сторону бытия"? Если говорить об эзотерии, то - нет, если же - об экзистенциальном чувствовании бесконечного ничтожества человеческой жизни и стоицизме человеческой мудрости, возвышающейся над абсурдом бытия, то - да... А вообще суть даже не в мифологичности "Зимней сказки" или "Бури", неотделимости мифологического и реального, невероятного и достоверного. Достоверность достигается и подчеркивается тем, что сами действующие лица постоянно говорят о невероятности происходящего. По мнению Бетелла, обращение к фантазиям так называемой романтической драмы вызвано тем, что в своей вселенной Шекспир находил место для всего - естественного и сверх-, для провидения, которое руководит человеком, для чуда, таинственного импульса к добру или злу - для всего необъяснимого, стоящего над естественными страстями, над общественными установлениями, над реальным миром вещей. Творчеству Шекспира свойствен не дуализм, а перспективизм - вся широта жизни, простирающейся между злом и добром, силой и слабостью, безнадежностью и надеждой, бурей и музыкой. Я не разделяю авторитетных мнений об эволюции Шекспира от бури к музыке, от неистовства плоти к духовной красоте и любви: "Символика бури и шторма ранних великих трагедий уступает здесь место новой, мистической символике в музыке, которая предваряет финальное жертвоприношение любви". Поздний Шекспир отличается от раннего лишь осознанной мудростью и углубленной духовностью, а не упрощением жизни до торжества духа и любви. В "романтических пьесах" Шекспир не одухотворяет, а синтезирует все свои темы и открытия, усиливая доминирующую первооснову своего творчества - религиозность, мистичность, призрачность, трансцендентность. Последние пьесы Шекспира - мистические прозрения в форме романтического мифа (А. Харвуд), символические средства выражения глубоко личного прочтения жизни (Ф. Траверси). В "Перикле", "Цимбелине", "Зимней сказке", "Буре" силы зла не теряют своего могущества до такой степени, чтоб говорить о "потере бури и возрождении в звуках музыки". "Цимбелин" и "Буря" не упрощают, а проявляют жизнь: рядом с бурей и музыкой, злом и добром, возникает "универсальная тайна жизни, которая только сон". Это не тема тщеты - это щемящая тема человеческой судьбы, бесплодности человеческого страдания, мистики смерти. Это не "обретение утраченного", а "постижение наличного": иллюзорности величия и силы... Трагизм жизни - неотъемлемая ее часть. Мудрость - достойное и спокойное восприятие трагизма... Мне представляется, что доминирующая в работах Райта, Джеймса, Тильярда оценка последних пьес Шекспира как очищения посредством страдания, обедняет трансцендентализм Шекспира. Ибо нет необходимости быть гением, чтобы, прожив достаточно долгую жизнь, не постичь той простой истины, что ничто не меняется, что человек приходящий и уходящий - тот же, что жизнь, простирается между безднами рождения и смерти и что своим явлением в жизнь даже гений в одиночку не способен радикально изменить ее фундаментальные свойства. Да и надо ли их менять?.. Гениальность - в ином: в христианских символах преодоления зла искуплением, в очищении страданием, в гуманизме правды и полноты жизни. Поздний Шекспир не оптимистичен, а еще более правдив. В "Зимней сказке" и "Буре" много зла, их фантастический мир не менее мрачен, чем мир шекспировских трагедий. Единственное отличие от последних - победа христианских заповедей над силами мирового зла, мертвой природой и разбушевавшейся стихией. Слова Миранды о "прекрасном новом мире" не следует понимать буквально, имея задним умом в виду их буквальное совпадение с другим "прекрасным новым миром". Здесь же речь идет о прекрасном новом мире Христа. Много сказано о предвосхищении Шекспиром маньеризма и барочной культуры и гораздо меньше о модернизме позднего Барда. Это плодотворная тема дальнейших исследований: Шекспир как предтеча Метерлинка, Манна, Джойса и Беккета. Так вот: все молодые начинают с модернизма. Шекспир кончил им. Модернизм - это его последние пьесы. "БУРЯ" Просперо. Чего ж ты хочешь от меня? Ариэль. Свободы! Шекспир Что есть "Буря"! Прихотливая фантазия или глубинная философия жизни, каприз воображения, игра ума или драма идей, волшебная сказка для придворных празднеств или выдающийся символистский опыт, аллегорическое средневековое моралите или модернистское творение великого ума? Отказ от магии во имя жизни? Обретение нравственного мира взамен мира волшебного? "Буря" - произведение религиозно-мистическое и сверхреалистическое, отвлеченно-абстрактное и глубинно-жизненное, фантастическое и суперреальное, отражающее всю широту духовного спектра Лебедя Эйвона - от созерцателя-эскаписта в зрелости до реалиста-активиста в молодые годы. "Буря" в равной мере отражает и кризисные настроения умудренного жизнью Шекспира, и - остатки мечты. В эпилоге пьесы, в заключительных словах Просперо в сочетании с грустью и упованием на "силу молитвы" звучит мотив грядущей его бездеятельности, пассивности". С присущим ему художественным даром Шекспир наделял условные характеры сказочных персонажей всей полнотой человечности, делая мифический мир "Бури" более реальным, чем драматический мир "Гамлета" или "Отелло". Многообразие Бури открывает невиданные возможности расстановки акцентов, позволяя делать главным героем любого персонажа - от Просперо и Ариэля до Калибана. ...странности и противоречия "Бури" не нуждаются в каком-нибудь логическом объяснении, а являются самой сутью пьесы, сознательно или бессознательно введенными в произведение... чудеса в "Буре" одновременно и необычны, и напоминают реальный опыт - как будто увидены в полусне: сам остров совмещает черты необыкновенной и знакомой природы; действующие лица как бы наполовину погружены в другой мир; Просперо - и волшебник, и реальный герцог; природа и реальна, и фантастична; Антонио и Себастьян и подлинно остроумны, и вульгарны, глупы, злы; встреча Фердинанда и Миранды странно бесцветна и полностью очаровательна; Калибан и жесток, и чувствителен к красоте и т. д... при рассмотрении пьесы все время приходится употреблять слова "полу", "странно", "необычно". В зрителе постоянно поддерживается ощущение того, что действие колеблется между реальностью и нереальностью. А в свадебной маске спутанность реального и нереального достигает кульминации: "маску представляют исполни гели, которые играют духов, играющих актеров, которые играют мнимых богинь и крестьян". И, наконец, в монологе Просперо о жизни-сне "почва окончательно убрана из-под наших ног": пьеса здесь "полностью лишает нас уверенности в реальности, мы дезориентированы, и "круг темноты, нереальности продолжает расширяться, охватывая аудиторию, распространяясь за стены театра, поглощая дворец, и церковь, и, наконец, весь мир. Просперо как бы колеблет перед нами сцену и тем самым набрасывает чары сомнения на всю землю". Такое сочетание привычного и невероятного, реального-нереального, удаленного-близкого свидетельствует о бессознательном туманном скептицизме Шекспира. "Как будто вторая волна скептицизма прошла над поэтом". Шекспир "как будто говорит: я видел это, и это, и это. Вы получаете его таким, каким я его нашел. Интерпретацию я оставляю вам". М. Уэбстер увидела в "Буре" множество тем - от злоупотребления властью до поиска свободы, от отражения абсолютных истин о мире до христианских идей искупительного испытания, возмездия, воскрешения из мертвых. Д. Джеймс считал неопределенность "Бури" глубоко продуманным и принципиальным качеством пьесы, которую можно рассматривать как сон Просперо... "можно представить себе, что Просперо не покидал Милана, но удалился от дел, занялся наукой и передоверил управление брату, однако его начали тревожить дурные предчувствия, которые и приняли форму сна. Этот сон мы и видим на протяжении всей "Бури". "Буря" - смутное постижение новых истин о мире, метафизических и трансцендентальных. "Если то, что охватывает наши жизни, - это тьма сна, то не является ли наша жизнь грезой, от которой мы пробудимся, чтобы видеть реальность несравненно более удивительной, чем может вообразить человеческий ум..." Шекспир чувствует таинственное и непостижимое, остров в "Буре" - это воплощение смутных представлений Шекспира о человеческом существовании, которое окружено морем, остров же мал и беззащитен перед лицом безграничной и неведомой силы, и сон "является суммарным символом человеческой жизни". Дауден, Тильярд, Стречи, Т. Спенсер считали доминирующими темами "Бури" приятие и примирение. "Буря" - это "возрождение, возврат нормальной человеческой природы после того, как она очищена от зла". Клиффорд Лич доказывал, что к концу жизни под влиянием пуританской этики Шекспир занял "новую моральную позицию" с явным привкусом квакерства, результатом чего стала поляризация зломерия и добродетели и следование концепции воздаяния: в Цимбелине он умерщвляет зло и вынуждает страдать кающихся грешников. Конечно, пуританский импульс стареющего Шекспира выражен значительно слабее, чем стареющего Толстого, но ведь и возраст не тот: приближение смерти модифицирует творчество гениев, внося в него момент приуготовления к встрече с Небом и отчета перед ним. В отличие от Толстого, Шекспир сознавал тщетность обуздания страстей человеческих. Это, по мнению Лича, рождало чувства усталости и трагизма, пронизывающие "Бурю". Последняя пьеса - выражение великой усталости от сознания того, что после огромных усилий и самообуздания все оказывается тщетным - мир остается таким же, как и прежде. "Буря" - итог человековедения Шекспира: все возможные образчики человеческой природы, все человеческие типы - от животного до ангельского, все возможные пропорции со всеми сочетаниями Бога и дьявола. "Буря" опирается на слияние жанров волшебной сказки, пасторали и театра масок, объединяемых преобладающей в них символикой мифологической метаморфозы. Действие пьесы сосредоточено исключительно на "волшебном" острове, который в русле мифологической традиции отождествляется с "загробным миром" или "обетованным краем". Его амбивалентный смысл наиболее отчетливо раскрывается в противоречивых взглядах Гонзало, который, с одной стороны, увидел в нем страну несбыточной мечты, с другой - "ужасный край мученья, тревоги, тайны, изумленья". У. Найт обнаружил в "Буре" своеобразный синтез поэтических открытий Шекспира, повторение его главных тем. Но главная проблема - природа свободы человека. Свобода - ключевое слово, подсознательно тревожащее творца: free, freedom, liberty, to set free, to release, to disharge... "Свободны мысли наши!" - орет пьяный Стефано. "Пусть на земле везде царит свобода, а мне при - вольно и в такой тюрьме!" - восклицает влюбленный Фердинанд; "Ликует сердце, словно пленник, отпущенный на волю", - выражает он свой восторг, узнав, что любим Мирандой. "Я больше к ним не питаю зла. Освободить ты должен их", - прощает своих врагов Просперо. И последнее слово в пьесе - "free". Мы не любим об этом говорить, но свобода - краеугольное понятие христианства. Почти не утрируя, можно сказать, что само учение Христа возникло как попытка решения проблемы человеческой свободы. Человек свободен в грехе, но не свободен в добре - таково решение этой проблемы... Буря - миф о свободе, персонализация всевозможных степеней свободы - от духовной свободы Ариэля до животной - Калибана. Среди этих свобод - анархически - эйфорическая свобода Стефано и Тринкуло, прославляющая беспорядок. Эта свобода в чем-то противоположна регламенту утопии и чем-то напоминает девиз телемской обители "делай, что хочешь". К чему привела свобода Калибана? К желанию обесчестить дочь своего благодетеля, к жажде мести, к невероятной жестокости. Вот она - эта свобода: "Ему ты череп разможжи поленом. Иль горло перережь своим ножом. Иль в брюхо кол всади", - поучает ставший "господином самому себе" Калибан. - "Ударь его еще. Я скоро буду сам колоть его". Дать свободу невежественной массе, - демонстрирует Калибаном Шекспир, - значит освободить варварство, насилие, животность, бесчеловечность. Калибан - ответ Шекспира на Телемскую обитель Рабле. Решая проблему свободы с помощью Телемской обители, Рабле или не задумывался о соотношении личной и коллективной свободы, или, глубоко осознав это соотношение, писал гротеск на свободу. "Вся жизнь их была подчинена не законам, не уставам и не правилам, а их собственной доброй воле и хотению... Если кто-нибудь из мужчин или женщин предлагал: "Выпьем!" - то выпивали все; если кто-нибудь предлагал: "Сыграем" - то играли все..." Что это - едкая сатира или утопическая свобода стада? Делай, что хочешь, как "делай, как я!". Провидение зла тоталитарности или наивность? Трудно себе представить, чтобы живописец добра Рабле и особенно живописец зла Шекспир не задумывались о свободе одного, несущей обыдливание другому. Трудно себе представить, чтобы если не Рабле, то Шекспир, этот виртуоз на поприще человеческой природы, полагался на свободного человека, ничем не стесненного в своих порывах, как на источник добра в мире. Ренессанс и Просвещение действительно уповали на волшебство свободы. Тот же Рабле считал, что "людей свободных... сама природа наделяет инстинктом и побудительной силой, которые постоянно наставляют их на добрые дела". Но мог ли так думать Потрясающий Копьем, трагическое начало творчества которого - противоречивость натуры человека, грандиозного в зле? Мог ли он упрощать свободу до свободы добра человеческого? Свобода Шекспира полифонична - это широкий спектр человеческих свобод, нет - континуум, пролегающий между экзистенциальной свободой Ариэля и каннибализмом тоталитарной свободы Калибана. "Буря" - предостережение об опасности "освобождения". Почему Антонио и Себастьян замышляют убийство законного государя Алонзо? Почему Калибан организует заговор против Просперо? Почему даже пьянчуга Стефано стремится стать королем, издавая нечленораздельные вопли о свободе? Все они учуяли тлетворный запах свободы... Борьба за власть как борьба за свободу во зле - вот до каких тайн дотянулся Шекспир в Буре! Даже Ариэль - символ чистой духовности человека и персонификация неуловимых духовных и поэтических движений человеческой души, - требуя не просто свободы, но своей свободы, ограничивает свободу другого. "Свобода Просперо невозможна, если на свободе Ариэль". "Свобода одного человека зависит от принуждения другого". В сущности, мысль Шекспира тождественна идее отцов церкви: добро требует принуждения. Даже духовность человека необходимо принуждать к добру. Ариэль - символ экзистенциальной, внутренней свободы. "Он безразличен к чему-либо, кроме своей свободы". Ариэль - без пяти минут Киркегор. У Шекспира есть и киркегоровская фраза: "свободны мысли наши", вложенная, правда, в уста далеко не киркегоровского персонажа. Борьба за власть, которую ошибочно принимают за основной мотив пьесы, - это демонстрация Шекспиром человеческой "свободы" накануне века Просвещения с его "свободой, равенством, братством"... Я. Котт считал ключевой идеей "Бури" осознание Шекспиром трагедии и краха гуманизма: On whom my pains. Humanly taken are all lost, quite lost. - Мои труды, моя человечность - все потеряно, полностью потеряно. Человечность не в силах пересилить бесчеловечность калибанов, она бессильна устранить зло, даже воспрепятствовать ему. Ф. Фергюссон и Ф. Кермод видели в "Буре" призрачность эфемерной мечты, раскрывающую все зло цивилизованного мира. Сказочность "Бури" - это символизм Метерлинка, условность персонажей - форма углубления человеческих характеров, волшебный остров - грандиозная лаборатория модернизма. "Буря" - одно из самых замечательных модернистских произведений в человеческой культуре, где Калибан - дьявольское, а Просперо - божественное начала человека, Ариэль - первый из ангелов, а Миранда - невинность и небесная невеста, где тонущие в житейском море человеческие души символизируют внутреннюю жизнь человека. В Просперо интегрированы Шекспиром выдающиеся деятели - Ричард II, Эдгар, Кларенс, Орландо, в Калибане - звериное начало, выраженное в Фальстафе, Основе, Клюкве, Джеке Кеде, Терсите, Ричарде III. Просперо - сам Волшебник из Стратфорда, прощающийся с собственной "магией" - поэзией, верой, надеждой, утопией, опорой на разум. Просперо управляет не только пьесой, но и всем шекспировским миром. Непроизвольно занимая место самого драматурга, Просперо иногда и говорит голосом как бы самого Шекспира. Отрекся я от волшебства, Как все земные существа, Своим я предоставлен силам... Если Просперо - сам Шекспир, то надо отдать должное самокритичности поэта. Это вовсе не мягкий и милостивый хозяин, а суровый и даже жестокий человек, знающий, что нужна сильная рука, дабы держать в повиновении Калибана. "Буря" - ответ Шекспира на гуманистические и просвещенческие ожидания, на грядущую пастушескую идиллию Руссо, на еще не написанную утопию Гельвеция, на всю культуру самообольщения и самообмана. ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ Гораций, в мире много кой-чего. Что вашей философии не снилось. Шекспир Шекспир не был последовательным мыслителем и учителем человечества. У него было много идей, но не было необходимой для философа системы. Большинство мыслей его герои высказывают некстати и вне связи с "целью". У него слишком много ненужных общих рассуждений. Оруэл Так ли это? Да, Шекспир не был учителем, это точно. Да, у него не было системы, это не подлежит сомнению. Но у скольких великих философов была система, но не было жизни? Сколько изобретено философских систем снов, миражей, фикций, фальсификаций, систем тщательно продуманной лжи? В "Ромео и Джульетте" ясно говорится о двойственности природы и несоответствии видимости предмета его сущности. Ученый монах Лоренцо, держа в руке красивый цветок, размышляет: Нет в мире самой гнусной из вещей, Чтоб не могли найти мы пользы в ней. Но лучшее возьмем мы вещество, И если только отвратим его От верного его предназначенья, - В нем будут лишь обман и обольщенья... ...Вот так и в этом маленьком цветочке' Яд и лекарство - в нежной оболочке; Его понюхать - и прибудет сил, Но стоит проглотить, чтоб он - убил. В "Венецианском купце" Бассано, решая проблему выбора, заявляет: Внешний вид от сущности далек: Мир обмануть не трудно украшеньем; В судах нет грязных, низких тяжб, в которых Нельзя бы было голосом приятным Прикрыть дурную видимость. В религии Нет ереси, чтоб чей-то ум серьезный Не принял, текстами не подтвердил. Прикрыв нелепость пышным украшеньем. Нет явного порока, чтоб не принял Личину добродетели наружно. Трусы прикидываются храбрыми, уродливые приобретают искусственную красоту, ничтожества окружают себя торжественной пышностью. Все это - Личина правды, под которой Наш хитрый век и самых мудрых ловит. Шекспир - художник-мыслитель. Часто мыслитель берет верх над художником. "Лирика Шекспира преимущественно медитативна. Ее содержанием является не только и не столько описание чувств, сколько размышление о природе многих явлений жизни". Философия жизни Барда, выраженная в знаменитом 146-м сонете, - сама жизнь, любовь к жизни, полнота жизни: Божественную будущность лови, Не дорожи непрочною красою. У жадной Смерти этим вырвешь нож, И, Смерть убив, бессмертье обретешь. Философия Шекспира - плюрализм, принципиальное отрицание всех видов догматизма. Трагедии Шекспира - это философия жизни в образах, человековедение в страстях. Как писал Зиммель, вся метафизика его героя заключена между ступней и телом. "Отелло", "Лир", "Макбет", "Кориолан", "Антоний и Клеопатра", "Тимон Афинский", "Мера за меру", все философские пьесы - демонстрация мощи человеческих страстей, торжества волевого начала, разрушения человеческого сверхчеловеческим. Это - упреждающее человековедение: "взгляд Шекспира на человеческую жизнь выходит за пределы того, что он мог получить от своего времени". Шекспир потому и "принадлежит всем временам", что его человековедение - вечно. Согласно Ф. Траверси, зрелость приобретается, с одной стороны, ценой дисгармонии и страдания и, с другой, - ценой углубления в недра жизни. Ну, а недра жизни - это все та же боль... В отличие от Донна, в своей Анатомии мира спасающего душу от червей и безбожников. Шекспир, говоря словами Гамлета и Горацио над могилой Офелии, приходит к выводу, что все, что останется от человека, - это бренная плоть, которая так или иначе пойдет на потребу жизни, - глиной и землей, которой будут латать стену овечьего загона. Философия позднего Шекспира безрадостна. Будущее не менее мрачно, чем настоящее. Смена времен не сулит перемен: вослед за горьким прошлым грядет темное будущее. Согласно Достоевскому, Шекспир принадлежит времени, когда древняя гармония была разрушена и в обществе воцарился хаос. Поэтому "Шекспир поэт отчаяния". Гонзало в "Буре", следуя мировой линии Гесиода, касательно ушедшего в прошлое "золотого века", почти дословно повторяет сентенции Монтеня о падении человечества. Последние пьесы умудренного Вила настойчиво внушают мысль о росте произвола и насилия, о прогрессе наоборот. Мы любим разглагольствовать о ренессансном оптимизме, забывая, что философский скепсис, унаследованный барочной культурой, Мандевилем, Свифтом, сентименталистами, романтиками, Шопенгауэром, Киркегором, корнями уходит в средневековое мировоззрение, в философские идеи Монтеня, в художественное творчество Шекспира. То, что в творчестве Дж. Джойса часто принимает форму гротеска и пародии, в эпоху Шекспира находилось в процессе становления. Для героев Шекспира целенаправленная человеческая деятельность - нередко лишь свидетельство тщетности человеческих усилий в борьбе с неумолимым роком. О Случай, как тяжка твоя вина! Предателя склоняешь ты к измене, Тобою лань к волкам завлечена, Ты предрешаешь миг для преступленья, Закон и разум руша в ослепленье! В пещере сумрачной, незрим для всех, Таится, души уловляя. Грех! Ты на разврат весталок соблазняешь, Ты разжигаешь пламенную страсть, Ты честность и доверье убиваешь, Ты дев невинных подстрекаешь пасть, Хула ль, хвала - твоя всесильна власть! Вор и насильник, с хитростью во взоре, В желчь превращаешь мед, блаженство - в горе! Если Ренессанс действительно оптимистичен, то Шекспир - самый антиренессансный поэт, противопоставивший ренессансным идеалам правду жизни. Эта правда не исчерпывалась беспросветным отчаянием, но демонстрировала неразрешимое противоречие между идеалом и действительностью. Но ведь и современные модернисты, включая Джойса и Беккета, пародируя Шекспира, в конечном счете преследуют цель терпеть мир, а не спасать его. Интересно в этом смысле отношение к "шекспировскому материалу" Олдоса Хаксли, особенно в его романе "Прекрасный новый мир". После блистательного описания трагикомических результатов технократического прогресса Хаксли ставит проблему жизненной необходимости гуманитарной цивилизации. Выход из духовной трагикомедии писателю представляется не в будущем, а опять-таки в мире Шекспира. Нечеловеческому цинизму Мустафы Монда противопоставляется Шекспир, всеми забытый, запрещенный, запертый в сейфе Уильям Шекспир. Сам Шекспир тоже был склонен видеть "золотой век" позади. В "Генрихе IV" мы постоянно ощущаем контраст между этим воображаемым прошлым и лишенным всякой героики настоящим. ШЕКСПИР КАК ЭКЗИСТЕНЦИАЛИСТ Рассудка нет и мне спасенья нет. Безумствую неистовый, несчастный; Слова мои и мысли - дикий бред, Ни разуму, ни правде не причастный. Шекспир За преданность награда мне одна - Навечно мною боль обретена. Шекспир Когда говорят, что Шекспир видел больше, чем пони - мал, тем самым высокомерно умаляют мощь его разума, бессознательно впадая в заблуждение "университетских умов" его времени, ставивших Оксфорд выше харизмы. Шекспир не строил концепций, но его философия жизни и философия человека предвосхитили глубочайшие философские сочинения. Так что не Бэкон "писал" пьесы Шекспира, а Шекспир мог написать сочинения Бэкона. Слова А. Руге о том, что Шекспир "не имел философской системы", верны лишь в том отношении, что философия жизни бессистемна - как сама жизнь. Шекспира можно по-разному толковать, но с ним нельзя спорить, говорил Михоэлс, ибо, в конечном счете, он всегда оказывается прав. Ибо за правдой Шекспира - жизнь. Пред великим английским поэтом восстали труднейшие проблемы жизни, ответом на которые и были его произведения. Чем ужаснее представлялась ему действительность, тем настоятельнее чувствовал он потребность понять все то, что происходило вокруг него. Тот пессимизм, о котором так приятно разговаривает Брандес, для Шекспира был не теоретическим вопросом, которому он посвящал часы досуга, а вопросом существования. Джордж Рейнолдс в своем "Веке человеческом" собрал философские высказывания Шекспира о смысле и цели жизни - и что получилось? Получился вполне современный экзистенциальный спектакль-сюита. Шекспира характеризует не неохватный кругозор, а невероятно глубокое чувство драматизма жизни. Именно это проникновение в "зазор бытия" обеспечило ему неувядаемость. Все, что написали ученые XVI-начала XVII века, сегодня безнадежно устарело; все, что сказал Шекспир о жизни и человеке, сегодня еще не понятно до конца. Все мерзостно, что вижу я вокруг, пишет Шекспир в 66-м сонете. Бесплодны все мне кажутся дела на этом свете, говорит Гамлет. Мир - дикий сад, заросший сорняком, свидетельствует поэт. Изнанка мира - тошнота, к такому выводу приходит Шекспир за 350 лет до Сартра. "Ричард III" вполне мог быть написан в XX веке, во всяком случае - это образец глубоко трагедийного видения истории с ее "гениальными злодействами" и ненасытным стремлением "героев" к власти, но в еще большей степени - образец обыденности зла. Как выяснил В. Кауфман в книге "От Шекспира до экзистенциализма", поэту в исключительной мере присуще чувство трагизма существования. Это чувство - та сила, что движет его пером. Трагизм жизни, передаваемый творчеством Шекспира, считает Д. Д. Уилсон, это страдание самого Шекспира, преломленное его искусством. Настроения пьес - это настроения их автора: Шекспир родствен скорее Китсу и Достоевскому в их приверженности к Via dolorosa, чем к невозмутимому олимпийцу и чудовищному эгоцентристу Гете. Потрясающие картины душевных мук, терзающих человека, вечная компонента шекспиризма. Осознав себя как личность, человек осознает и зло, коренящееся в себе, и свое одиночество в мире, и холодное безразличие пустых пространств. Глубочайший источник трагического Шекспир находит в противоречиях, возникающих из высокого развития личности. Высокий дух, духовные стремления людей, предвосхищает Шекспир Музиля, не менее опасны, чем зверство: зло коренится не только в недрах материи, но и в глубинах духа - отсюда трагедия Гамлета. Из стремления к добру возникает не меньше зла, говорит Шекспир, чем из злокозненности. Благородный разум приводит Гамлета и Брута к крови. Всякий раз, когда добро исторгается не из души, а из холодного разума, оно рождает зло. Главная мысль шекспировского экзистенциализма: благими намерениями рассудка устлана дорога в ад - идея, по сей день не усвоенная благодетелями человечества. Эта мысль обыгрывается и с другой стороны. Чтоб добрым быть, я должен быть жесток, говорит Гамлет. Гамлет - человек, осознавший зло и страдания, которые оно причиняет, - заключает, что добро должно быть с кулаками. Брут и Отелло, Лир и Антоний, Кориолан и Тимон - экзистенциалы человеческой свободы и человеческой ответственности. Шекспира глубоко волновало соотношение "я" и "они", и почти все его трагедии - персонифицированные экзистенциальные драмы о трагической вине и ответственности личности. Как у Фауста Кристофера Марло, у Шекспира свобода человека демонична, она таит в себе гибель - Гамлета, Макбета, Кориолана, Отелло, Лира. Шекспир чувствовал опасность свободы неукорененного человека, открывающей жуткие перспективы для реализации бесчеловечности. Несвоевременная свобода - путь в ад. Такова одна из главных идей "мрачных трагедий" Шекспира. В философии Ясперса наличествует богатое смыслом понятие Gehause, скорлупы. За сотни лет до профессионального экзистенциалиста Шекспир пытался расколоть скорлупу бытия и добраться до ядра вещей. У него присутствует и формула экзистенциализма: "быть тем, что ты есть", "A am what I am. Be that hou knowst thou art". Я-то, что я есть, будь тем, что ты есть, пусть они будут тем, что они есть. Человек Шекспира ответствен за свой выбор. Доминанта шекспировской трагедии - "трагика утраты своего я". В "Буре" произнесена даже ключевая фраза Киркегора: "И мой удел - отчаяние" ("And my ending is dispair"). Дабы не поганить наши кристальные души, эта фраза "выпала" из всех шекспировских переводов эпилога. Философия жизни Шекспира - призрачность жизни... Мы созданы из вещества того же, Что наши сны. И сном окружена Вся наша маленькая жизнь. Вершина экзистенциализма Шекспира - не в осознании дисгармонии мира и трагизма бытия, а в спокойствии духа, осознавшего абсурдность и тщету жизни, в стойкости человека перед трагизмом существования. Последние пьесы Шекспира и есть мудрость человека, проникшего в сердцевину Gehause и не отрекшегося от жизни. Экзистенциализм Великого Барда - в мужестве смотреть в лицо действительности без иллюзий и утешений, в приятии абсурда и решимости противостоять ему. ЧЕЛОВЕК Что развивается в трагедии? Какова цель ее? Человек и народ. Судьба человеческая, судьба народная. Вот почему Шекспир велик. Пушкин Шекспир это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну, о человеке, души человеческой. Достоевский В драмах Шекспира начало и конец всему - человек. Аникст Шекспир уловил то подспудное, невысказанное и задолго до Свифта "возвестил нам тайну о человеке" - ту тайну, которую позже и с еще большей глубиной постигли Достоевский, Кафка и Джойс. Человеческие фикции знатока человеческого сердца и отношений между людьми - это глубина человеческой достоверности, человеческой многозначности, беспощадность человеческой правды. Человечность Шекспира - живость его героев. Достаточно только вспомнить этого глупого старика Лира, большого ребенка Отелло, упрямого и гордого школьника Кориолана, слабого Гамлета, с его коротким дыханием и тучностью, эпилептика Цезаря, глухого на одно ухо, суеверного, тщеславного, непоследовательного и, несмотря на это, обладающего несомненным величием. Человечность - не только слабость, но еще непоследовательность, немотивированность, противоречивость, амбивалентность. Таковы все герои Шекспира - от Гамлета "в хаки" до музыкального Калибана. Формула человековедения Шекспира - "нет в мире виноватых" (как, впрочем, и невиновных). У него редки герои, не вызывающие сочувствия. Покаяние и искупление играют если не определяющую, то значительную роль. В "Генрихе V" король говорит: "Некоторая часть добра есть в дурных вещах, людям надо внимательно извлечь ее". А старик в "Макбете" идет дальше: "сделать добро из зла и друзей из врагов". Шекспир - мастер человеческих темпераментов и человеческих страстей. "Шекспир - темперамент самый сильный, на какой человеческий организм способен". Без сильных страстей Шекспира не существует. Страсти человека - сильнее Рима и всех земных царств. Объясняясь Клеопатре в любви, Антоний говорит: Пусть в Тибре сгинет Рим И рухнут своды вековой державы! Мое раздолье здесь. Все царства - прах. Земной навоз - заслуженная пища Зверям и людям. Жизни высота Вот в этом. (Обнимает Клеопатру.) То есть в смелости и страсти. А в них - я это кровью докажу - Нам равных нет. Даже природные стихии Шекспиром очеловечены: символы разбушевавшейся природы переплетены с разгулом человеческой страсти. Сравнивая Шекспира и Леонардо да Винчи, имярек говорил о двух зрениях - духовном и физическом, нутре человека и его внешней форме. Могучий творец человеческих характеров, он переоценивал сознание и особенно осознание человеком собственных поступков. Гамлет, Макбет и Лир выкладывают нам все, что они знают о себе, и если мы угадываем в них много, чего они сами о себе не знают, то это уже заслуга не Шекспира, а Фрейда, Юнга или Фромма, научивших нас разрушать интимность. Жизнь - это сказка, рассказанная идиотом, сказка, полная смятения и ярости и лишенная всякого смысла. Это говорит Потрясающий Копьем устами Макбета. А в "Юлии Цезаре" над телом убитого императора он говорит: Возмущенная природа может воскликнуть: "Это был человек! Когда же придет другой?" Нет, решительно, у Англии был поэт, и мы зовем его Шекспиром, хотя и не знаем, откликался ли он на это имя. Вслед за Данте Шекспир повернул глаза "вовнутрь" человека. На это впервые обратил внимание Гете. У Шекспира важен не внешний антураж, а именно "невидимое" и "бестелесное" - внутренняя суть человека, постигаемая не столько рассудком, сколько интуицией. Согласно свидетельствам профессиональных психологов, Шекспир был бессознательным бихевиористом: он знал тончайшие особенности и мотивы человеческого поведения - задолго до того, как они стали известны науке. Главное в человеке - личностное начало, духовность. Вклад Шекспира в мировую культуру - демонстрация развитой человеческой личности. Личностное начало само по себе не есть добро или зло: из личностей выходят и Гамлеты, и Тимоны, и Кориоланы, и Ричарды... Интернациональность Шекспира не в том, что он включил в круг своего творчества все страны Европы - от Португалии до Татарии, но в том, что его герои все - человечны. Важнейший элемент поэтической мысли Лебедя Эйвона - неувядаемая живость, вечность, непреходимость, всечеловечность. Это прежде всего относится к описанию человеческих качеств, не знающих времени и места. Тупой разгул на запад и восток Позорит нас среди других народов: Нас называют пьяницами, клички Дают нам свинские; да ведь и вправду - Он наши высочайшие дела Лишает самой сердцевины славы. Бывает и с отдельными людьми, Что если есть у них порок врожденный -