е Шекспир не мог позволить себе отвлекаться побочными драмами и конфликтами, не имеющими отношения к Периклу и Марине. Хотя источники "Перикла" давали возможность оживить, углубить и драматизировать некоторые характеры второстепенных персонажей. Два примера особенно наглядно могут показать, как Шекспир жертвует этой возможностью, стремясь рельефней выделить судьбы своих героев. Все произведения об Аполлонии Тирском довольно подробно рассказывают историю Антиоха и его дочери: как зародилась в сердце царя нечестивая страсть, как пытался он с ней бороться, как однажды ночью, отослав слуг, пришел в спальню дочери и насильно овладел ею; как появилась затем кормилица царевны, нашла ее в слезах и хотела поднять шум и идти будить царя, как потом, узнав правду, стала утешать царевну и оправдывать монарха; как горевала дочь Антиоха и, наконец, примирилась со своим положением и т. д. Все это могло бы быть драматично само по себе, но не имеет прямого отношения к истории Перикла и потому полностью опущено в "Перикле". Намека на душевные переживания Антиоха и его дочери нет даже во вступительном монологе Гауэра. Автор пьесы лишь сообщает нам о кровосмесительной любви и последующей жестокости Антиоха - и это сообщение становится единственным, характеризующим Антиоха. Антиох интересует автора "Перикла" только как причина дальнейших несчастий главного героя пьесы, как обозначение тех реальных явлений, которые могут встретиться на жизненном пути любого человека, т. е. как воплощение безнаказанной порочности и злодейства, облеченных властью и потому особенно страшных для честных людей вроде Перикла. Дочери же Антиоха вообще дана одна незначительная реплика. Точно так же упрощаются и схематизируются некоторые второстепенные персонажи в соприкосновении с Мариной. В начале IV акта Дионисса поручает некоему Леонину убить Марину. Вот как рассказано начало этого эпизода в повести Туайна. Диониссиада (Дионисса) призывает к себе одного из своих крепостных {У Туайна он именуется просто "villain", что может обозначать и "крепостной", и "злодей".}, Теофила (Леонина), и обещает ему свободу, если он убьет Тарсию (Марину). Теофил не сразу соглашается. "Увы, госпожа, - говорит он, - чем оскорбила вас эта невинная девушка, за что ее нужно убить?" Диониссиада называет Тарсию злобным созданием и заявляет: "Не отказывайся выполнить мой приказ и сделай то, что я требую, или, клянусь богами, ты сильно пожалеешь". Она дает Теофилу кинжал. "Тогда взял злодей кинжал и заткнул его себе за пояс и с тяжелым сердцем и мокрыми от слез глазами пошел к этой могиле (Лихориды, куда должна была прийти Тарсия. - И. Р.), говоря про себя: "Увы, бедный Теофил, не могу я заслужить себе свободу иначе, как пролив невинную кровь". И потом, уже готовясь убить Тарсию, говорит: "И беру бога в свидетели, я вынужден убить тебя против моей воли" {Все цитаты из Л. Туайна даются по: Shakespeare W. Pericles, prince of Tyre/Ed. by E. Schanzer. New York; Toronto, 1965, p. 170-171.}. Никаких следов угрызения совести и вообще какого-то усложнения характера нет у шекспировского Леонина. Он не может и не должен пробуждать в себе даже слабое сочувствие, как Теофил Туайна, - Дионисса ему не угрожает, совершить убийство он собирается не ради свободы, а из корысти (Дионисса говорит Леонину: "А прибыль ты немалую получишь"), и никаких колебаний он не проявляет. Леонин - вполне условный злодей, наемный убийца - и только. Мотивы, по которым он действует, не важны. Он не должен отвлекать внимание от Марины. Он - персонифицированное продажное злодейство, встретившееся на ее пути. Таким образом, перенося в свою пьесу образы Антиоха и Леонина, Шекспир убирает даже те намеки на объемность и достоверность характера, которые содержались в его источниках. Точно так же выглядит большинство других персонажей пьесы. Симонид - это просто добрый и справедливый царь, антипод порочного и злобного Антиоха. Дионисса, когда она обретает какую-то индивидуальность - а при первом ее появлении она совершенно безлика и лишь "аккомпанирует" жалобам Клеона, - становится сказочной злой мачехой, воплощением преступной злобы, с которой сталкивается Марина. Сам Клеон, когда он появляется в первый раз (II, 4), - это правитель, озабоченный бедствиями своего народа; второе его появление (III, 3) - лишь дань сюжету; он обещает воспитывать Марину в благодарность за благодеяния Перикла; а в третий раз (IV, 3) перед нами воплощение слабохарактерной порядочности, которая в силу своей слабости становится сообщницей преступления. Геликан и Эскан - типы мудрых советников, олицетворение государственной порядочности и преданности монарху. Вряд ли такая схематизация объясняется ослаблением художественной силы Шекспира. "Перикл" - это и сказка, и театральное представление, это и притча о человеческой жизни, рассказанная на примере судеб двух героев - Перикла и Марины. Сказочно-театрализованная атмосфера пьесы позволяет сводить характеры всех второстепенных героев к условным очертаниям. Стремление же показать притчу обязывает сводить характеры большинства второстепенных персонажей к условности. Шекспир освобождает персонажи "Перикла" от психологической нагрузки и конкретной достоверности, чтобы придать им более обобщенный смысл - и соответственно более обобщенный смысл приобретают те обстоятельства и явления, с которыми сталкиваются Перикл и Марина. Конечно, отнюдь не каждый персонаж "Перикла" является каким-либо типом или символизирует какую-либо сторону жизни. Некоторые выполняют чисто сюжетные функции, как, например, Тальярд, посланный Антиохом убить Перикла, или кормилица Марины Лихорида. Но в любом случае большинство второстепенных персонажей - условные фигуры, только вехи на пути Перикла и Марины. История "Перикла" - это история обыкновенного человека, который проходит через многообразные испытания и превратности, уготованные ему судьбой. Жизнь наносит Периклу удары, один сильнее другого. Временные удачи на жизненном пути героя каждый раз сменяются все большими несчастьями, и только после того, как он испил чашу человеческих страданий до дна, в его судьбе наступает окончательное просветление и ему даруется в финале пьесы полное счастье. В каком же обличии предстает перед Периклом жизнь? Что является источником его бед и радостей? Каким вырисовывается облик самого героя в ходе его приключений? Впервые мы видим Перикла, когда он выступает соискателем на руку прекрасной дочери Антиоха. Юношеская восторженность сменяется глубоким потрясением, когда Перикл разгадывает смысл загадки Антиоха, говорящей о позорной любви отца и дочери. Оправившись от потрясения, Перикл искусно уклоняется от прямого ответа Антиоху, вместе с тем дав ему понять, что проник в его тайну. Опасаясь за свою жизнь, Перикл покидает двор Антиоха - и не напрасно, ибо Антиох тут же дает приказание Тальярду убить Перикла. Далее мы видим Перикла погруженным в глубокую меланхолию. Он понимает, что Антиох постарается настигнуть его и в Тире, и, поведав о своих опасениях Геликану, решает последовать его совету и покинуть Тир, "пока не стихнет злоба Антиоха, // Иль волей Парки не прервется нить // Его преступной жизни" (I, 2), и отправиться в Тарс. Прибыв в Тарс, Перикл спасает этот город от голода, завоевывает тем самым благодарность и любовь граждан Тарса и собирается здесь остаться. Но приходит письмо от Геликана, в котором сообщается, что Антиох послал своего придворного убить Перикла. Из Тарса лучше удалиться. И вот плывет Перикл опять, Но можно ль морю доверять? (II, вступление) Теперь Перикл попадает в бурю, которая топит его корабль со всем имуществом и людьми, а его самого выбрасывает на берег. Так заканчивается первый цикл бедствий Перикла, за которым последует временное улучшение в его судьбе. Многие зарубежные критики утверждают, что Шекспир вверяет судьбу Перикла (и Марины) высшим божественным силам - этот тезис становится основой религиозных и мистических концепций пьесы {См.: Рацкий И. Некоторые концепции последнего периода шекспировского творчества в зарубежной критике XX в., 251-264.}. Однако уже первый этап приключений Перикла не оставляет места для рассуждений о вмешательстве каких-либо запредельных сил. Не божество, но злая человеческая воля становится первопричиной несчастий героя. Злоба, мстительность, страх Антиоха преследуют Перикла, заставляют бежать из родного города. Правда, Антиоху как бы помогает море: если Антиох лишил Перикла царства, то море лишает его корабля, имущества, слуг, друзей - словом, всего, кроме жизни. К образу моря в пьесе и роли его в судьбе Перикла мы еще вернемся, здесь же заметим, что Перикл покидает гостеприимный Тарс и доверяется неверным волнам из страха перед Антиохом, т. е. и в данном случае действительной причиной плачевного положения героя становится зло человеческое. И зло это имеет вполне определенный социальный характер. Условность и упрощение в обрисовке Антиоха, которых, как мы показали выше, добился Шекспир, опуская подробности, имевшиеся в источниках, помогают драматургу создать в лице Антиоха обобщенный образ тиранического монарха, почти символическое изображение тирании - порочной, лицемерной, жестокой, безнаказанной и могущественной. Эта сторона жизни, открывшаяся Периклу, подчеркнута не только фигурой самого Антиоха, но и реакцией Перикла на смысл разгаданной им загадки: после первой вспышки разочарования в возлюбленной Перикл как-то очень быстро забывает о предмете своего недавнего восторженного поклонения. Видно, что не разочарование в любви будет источником дальнейших страданий Перикла (недаром дочь Антиоха из драматической фигуры и жертвы в источниках превратилась в "Перикле" почти в безгласный манекен). Несколько горьких фраз - и как будто не он только что разражался пылким панегириком красотам и достоинствам царевны (такая короткая эмоциональная память героя - вполне в духе складывающейся трагикомической формы, общей условной атмосферы пьесы; герой может очень быстро и неожиданно переходить от одного чувства к другому, и первое не оставляет следа во втором). Теперь все мысли Перикла сосредоточены на поведении и нравственном облике монарха-тирана. Моральный аспект в размышлениях героя неразрывно связан с социальным. Тиран может безбоязненно совершать любые преступления. Опасается он лишь огласки. Да, Антиох! Подобные тебе Своих деяний черных не страшатся, Но показать их свету не решатся. (I, 1) Преступление и развращенность идут рука об руку с тиранией: Убийство и разврат - одно с другим Так неразлучны, как огонь и дым. Любой порок от срама защитят Его рабы, предательство и яд. (I, 1) Узнавший тайну тирана становится его смертным врагом: Тирана страх всегда обуревает, С теченьем лет он только нарастает. (I, 2) Ласковому обращению тирана нельзя доверять: Тиран всего страшней, то каждый знает, Когда врагов притворно лобызает. (I, 2) Сделанные по вполне конкретному поводу, эти высказывания Перикла характеризуют не столько Антиоха, сколько вообще тиранию как источник дальнейших бед героя. Тема тирании в "Перикле" явно указывает, что социальная тематика отнюдь не чужда "Периклу", как это пытаются доказать сторонники метафизических и религиозных прочтений этой пьесы. Трагикомедия не пренебрегает социальным, но и не сосредоточивается исключительно на нем, как это делала трагедия. Социальная тема, как правило, в трагикомедии, звучит прерывисто, неровно, центральной не является и последовательно не развивается. В "Перикле" это проявляется, в частности, в том, что социальные мотивы последних трех актов приглушены и второстепенны, но в первых двух очень явственны, хотя и здесь выражаются более в высказываниях, менее - в ситуациях и целостных образах и не увязаны в единый конфликт, а переданы с помощью контрастов и параллелей (система контрастов и параллелей - важнейшая черта художественного своеобразия "Перикла", об этом будет сказано ниже). В первых двух актах "Перикла" показаны четыре правителя (а если добавить Геликана, который в отсутствие Перикла правит Тиром, то и пять): Антиох, Перикл, Клеон, Симонид. Каждый из них в какой-то момент действия предстает как государственный деятель. Антиох - тип тиранического монарха, его царственное положение, как мы говорили, становится источником порочности и злодейства. Во 2-й сцене I акта Перикл показан государем, озабоченным судьбой своего народа. Клеон изображен в тот момент, когда он скорбит о бедах своего народа. Симонид пользуется любовью своих подданных, он мудр и справедлив, его зовут Добрым Симонидом, и, как говорит первый рыбак, "он заслужил мирным и мудрым правлением того, чтобы его так называли" (II, 1). "Да, он счастливый царь, - замечает Перикл. - Отрадно заслужить у людей прозвище Добрый" (II, 1). Таким образом, можно с уверенностью сказать, что в обобщенной сказочной форме в "Перикле" продолжают звучать политические вопросы, волновавшие Шекспира в предыдущих произведениях, в первую очередь в исторических хрониках, в частности вопрос о том, каким должен быть истинный монарх. В "Перикле" есть отдаленные отголоски другой политической проблемы предшествующих пьес Шекспира - проблемы внутригосударственных усобиц (II, 4): тирские вельможи обеспокоены отсутствием Перикла ("...наше государство без главы, // Как всякий дом без крыши, разрушенью // Подвержено") и выражают недовольство Геликаном. Геликан мудрым словом успокаивает их и кончает политической моралью: Пожмем же руки все. Я убежден: Где нет раздора, там надежен трон. Политический вопрос, вопрос власти - не единственное выражение социального момента в "Перикле". Иное продолжение социальная тема находит в разговоре рыбаков (I, 2). Сцену с рыбаками считают шекспировской даже те критики, которые отрицают авторство Шекспира в первых двух актах "Перикла". Действительно, живой диалог, пронизанный намеками на современность, бытовая конкретность персонажей, грубоватое их остроумие, здравый смысл, который обнаруживают они в своем непритязательном острословии, - все это напоминает комический "низ" прежних шекспировских произведений. "Да, труд их прост, веселость непритворна", - замечает Перикл о рыбаках. Правда, здесь нет фейерверка каламбуров и шуток, жизнерадостности и красочности, которые были свойственны подобным персонажам раньше. И во многом это объясняется тем, что шутки рыбаков имеют четко выраженную социальную направленность, с которой столкнулся Перикл в самом начале своих бедствий и которая царит повсюду. Простому, честному человеку трудно живется в этом мире. "Эх, приятель, что проку в том, чтобы быть честным?" - заявляет второй рыбак. И он же далее замечает: "В наши дни кто не умеет рыбу ловить, хоть в мутной воде, - обязательно пропадет". "Рыба запуталась, как бедняк в наших законах: ей уже не выпутаться", - шутит он потом. Еще более определенно звучат слова первого рыбака: "...живут они (рыбы. - И. Р.) точно так же, как люди на суше: большие поедают маленьких". И дальнейшее развернутое сравнение кита с богатым скрягой, который "откроет пасть и целый приход слопает, да и церковь с колокольней впридачу", намекает, как это часто бывает у Шекспира, на всеобщность несправедливости: законы ее столь же сильны в человеческом мире, как и в животном (или в животном, как в человеческом). Рыбаки - это новый круг жизни, в который вступает Перикл. Сильные мира сего были причиной несчастий Перикла. Теперь он встретился с "тружениками, честными рыбаками", как он сам их называет, обращаясь к ним с приветствием. И простые люди согревают его не только одеждой, но и добрым словом, радушием, неподдельным участием, готовы взять его в товарищи. "Да зачем же тебе умирать? - говорит первый рыбак. - Боги не допустят этого. Возьми-ка мой плащ, завернись в него и согрейся. Полно! Ободрись! Ты малый хоть куда. Пойдешь с нами, будешь жить-поживать, по праздникам у нас будет мясцо, а в постные дни - рыбка, а то и пироги с вафлями. Идем! Мы все тебе будем рады" (II, 1). Примечательно, что временный поворот к лучшему в судьбе Перикла начинается именно со встречи с рыбаками. Критики, которые подчеркивают в "Перикле" главенствующую роль провидения, придают особое значение тому факту, что море, поглотившее корабль Перикла и ввергнувшее тем самым героя в крайне бедственное положение, теперь отдает его воинские доспехи. Но если видеть в этом сюжетном моменте потаенный смысл, то не более ли символично, что доспехи, благодаря которым Перикл может принимать участие в турнире при дворе Симонида, выловлены и отданы Периклу рыбаками? Встреча с тираном - царем Антиохом - исходная точка страданий Перикла; встреча с рыбаками - исходная точка дальнейшего благополучия его. Теперь Перикл отправляется во дворец Симонида, одерживает победу в рыцарском состязании, завоевывает симпатии самого царя и любовь его дочери Таисы и становится царским зятем. Таким образом, судьба Перикла как будто резко изменилась к лучшему: он не только обрел любимую жену и высокое положение, но и избавился от своего врага, угрожавшего ему смертью, - приходит весть, что молния испепелила развратного Антиоха. Перикл, кажется, находится на вершине жизненного благополучия. Однако судьба наносит герою новые сокрушительные удары: он лишается жены, а потом и дочери. Между этими двумя несчастиями лежит промежуток в 15-16 лет. Чем занимался и как жил Перикл в это время, мы не знаем, но это не существенно: романтическая трагикомедия с ее условностью и сказочностью позволяет давать представление только об общем ходе жизни героя и выхватывать из его судьбы лишь кульминационные моменты. Правда, есть одна особенность в том, как показано несчастье Перикла на этот раз. Логически предел горестей Перикла - это мнимая гибель Марины, весть о которой заставляет его удалиться от мира и обречь себя на безмолвное одиночество на корабле, блуждающем без цели по морям. Драматургически же показ бедствий Перикла кончается тогда, когда он оплакивает умершую, как ему кажется, Таису. После этого он оставляет свою новорожденную дочь Клеону, а затем как действующее лицо исчезает из пьесы до финала, т. е. до воссоединения с Мариной. О том, как он узнает о смерти дочери и как реагирует на это известие, мы узнаем от Гауэра и из пантомимы. Самый драматический момент в жизни Перикла передан, таким образом, только описательно и зрелищно. Ибо как только в пьесе появляется Марина, она начинает играть решающую роль: в отдалении от дочери Перикл перестает восприниматься и изображаться как живой человек, он перестает жить как сценический герой и превращается в условную и бессловесную фигуру пантомимы, которую вернет к жизни лишь Марина. Поэтому с рождением Марины история Перикла как самостоятельная завершается: она уступает место ее продолжению - истории Марины и возобновляется только тогда, когда наступает момент воссоединения отца с дочерью. Драматургическая структура произведения, как мы заметили выше, во многом определяется системой параллелей-контрастов и параллелей-сближений. Это не значит, что в "Перикле" существует логически выверенная и последовательно выдержанная симметрия или рациональная повторяемость. Но есть сознательные или бессознательные попытки сопоставить различные явления или моменты, чтобы, во-первых, придать большую ценность разбросанному романтическому сюжету и, во-вторых, уловить внутренний смысл жизненных явлений. Отнюдь не всегда эти попытки в "Перикле" увенчиваются успехом. Но примеров подобного рода можно привести немало. Мы уже говорили, что тема власти раскрывается здесь в явном или неявном сопоставлении четырех или пяти правителей. Особенно заметным контрастом оказываются образы Антиоха и Симонида. Даже формально ситуации, в которые попадает Перикл в своих соприкосновениях с этими царями, напрашиваются на параллели. Оба царя имеют дочерей. Как развратный и тиранический Антиох противопоставлен мудрому и доброму Симониду, так порочная его дочь - противоположность добродетельной Таисе. При дворе Антиоха Перикл должен отгадать загадку, чтобы получить руку царевны. При дворе Симонида герою для этой цели нужно победить на рыцарском турнире. Оба царя притворяются: Антиох - любезным (умышляя в то же время убийство Перикла), Симонид - разгневанным, в то время как на самом деле собирается выдать свою дочь замуж за Перикла. Есть и другие повторения внутри первых трех актов. Мы уже отмечали, например, что стыки вступительных монологов Гауэра и начальных сцен во II и III актах аналогичны: в обоих случаях Гауэр заканчивает свой рассказ описанием морской бури, в обоих же случаях за этим следует монолог Перикла на ту же тему. Но самым знаменательным примером параллелизма в "Перикле" является двойной сюжет пьесы. История Марины не только продолжает историю Перикла и становится ее частью, но во многом и повторяет ее. Приключения Марины, как и приключения ее отца, начинаются с того момента, когда девушку хотят убить, и на обоих обрушивается злоба могучих врагов. Как Антиох притворной любезностью пытается замаскировать свое намерение лишить Перикла жизни, так и Дионисса лицемерным дружелюбием и заботливостью прикрывает свой злодейский умысел. В обоих случаях убийцами должны стать нанятые и зависимые от своих хозяев злодеи. И дочь и отец счастливо избегают гибели, чтобы быть ввергнутыми в еще большие горести. Оба хотят умереть: Перикл, выброшенный на берег, лишенный всего своего состояния и знатного положения ("Ах, из могилы, из морской пучины // Извергнутый, я жажду лишь кончины" - II, 1). Марина, очутившись в публичном доме, восклицает: "Увы, зачем не сразу Леонин // Меня убил! Зачем пираты эти // Меня в пучину пожалели бросить..." (IV, 2). И оба они, благодаря своим дарованиям, добиваются лучшего удела: Перикл покоряет Симонида и Таису в первую очередь рыцарской доблестью и музыкальным талантом, Марина откупается от своих хозяев деньгами, заработанными мастерством, умением петь, танцевать, шить, ткать. Шекспир и в предшествующих произведениях иногда дублировал основной сюжет схожей с ним сюжетной линией, добиваясь тем самым особой наглядности и обобщенности изображаемого, - достаточно вспомнить Лира и Глостера ("Король Лир"). Однако в предыдущих пьесах обе интриги развивались параллельно. И только в "Перикле" у Шекспира две сходные сюжетные линии не соседствуют, а сменяют друг друга. Сюжетные совпадения в приключениях Перикла и Марины - свидетельство глубокой внутренней общности их судеб и образов, смысл которых, равно как и смысл последовательного, не одновременного существования в пьесе двух родственных сюжетных линий, самым тесным образом связан с общей позицией Шекспира в "Перикле". Чтобы понять эту позицию, необходимо более пристально вглядеться в характеры главных героев и обратить внимание на те стороны их судеб, которых мы до сих пор не касались. Перикл с самого начала обрисован как средоточие всяческих добродетелей. Он умен - моментально отгадывает загадку, которая стоила головы многим его предшественникам (простота загадки в пьесе не должна нас смущать - это вполне допустимая сказочная и театральная условность; важно, что отгадать ее не смогли другие соискатели); умело находит ответ, который спасает его от неминуемой смерти и дает передышку; прекрасно понимает намерения Антиоха и предотвращает их стремительным исчезновением из Антиохии. Меланхолия Перикла вызвана не только страхом смерти, которой теперь грозит ему Антиох. Его страшит не только собственная участь, - он опечален тем, что может стать источником бед для своих подданных. Скорблю не о себе - я только крона Большого дерева; мне подобает И ствол его и корни защищать. Об участи народа своего Душой и телом я грущу, тоскуя, И, не казненный, сам себя казню. (I, 2) Далее он говорит Геликану, что от Антиоха исходит угроза подданным Перикла: Он Не побоится и войну затеять, Провозгласив, что я же виноват, В отмщенье этой якобы вины Не пощадит невинных меч войны, А я люблю всех подданных моих!.. (I, 2) Появившись в Тарсе, он бескорыстно помогает жителям города, спасая их от голода. Примечательно, что в этом эпизоде, как и в некоторых других, Перикл выглядит более благородным, чем Аполлоний в источниках пьесы. Аполлоний сначала просил приюта и защиты; правитель города Странгвиллион отвечал, что государство слишком бедно, чтобы принять столь знатного гостя. Только тогда Аполлоний предлагал хлеб жителям Тарса. Перикл же начинает с бескорыстного благодеяния и лишь потом - в ответ на слова горожан: "Пусть боги Греции тебя хранят! // Мы за тебя молиться будем!" - заявляет: "Встаньте! // Не почестей мы ищем, а любви // И в гавани надежного укрытья" (I, 4). При дворе Симонида он показывает на турнире свою отвагу и военную доблесть. Перикл скромен, учтив, хорошо танцует, а судя по словам Симонида, он и прекрасный музыкант. Он высоко ценит честь и готов ради нее умереть, ему отвратительны тиранство Антиоха и порочность его дочери, он добр и благороден. Словом, Перикл - идеальный герой почти во всех отношениях. Мы сказали "почти", во-первых, потому, что многие критики видят в решении Перикла удалиться от жизни отступление от норм абсолютной добродетели. Некоторые даже пытаются вообще в его поведении усмотреть зерно "трагической вины", грех, за который Перикл обречен на страдания {См., напр.: Knight G.W. The crown of life. London, 1948, p, 32-79 (здесь доказывается, что Перикл каким-то образом заражен злом дочери Антиоха); Muir К. Shakespeare as collaborator. London, 1960, p. 80-81 (автор считает, что в не дошедшем до нас полном тексте "Перикла" была ссылка на нарушение Таисой обета девственности, данного Диане, и за эту ее вину расплачивается Перикл).}. Нам представляются такого рода соображения натяжкой, призванной, как правило, оправдать и обосновать концепцию греха и его искупления страданием, которую выводят эти исследователи из "Перикла". Перикл не нарушает никаких этических норм, верно следует заповедям гуманности и благородства. Он лишен внутренних конфликтов, свойственных героям трагедий, их колебаний, сомнений, жестоких душевных бурь (правда, Гауэр говорит о "буре", которую несет в себе Перикл, уверенный в смерти дочери, но, во-первых, Перикл в таком состоянии перед нами не появляется, а, во-вторых, буря эта вызвана не столкновением противоборствующих начал в душе героя, как это происходит в трагедии, а чисто внешними обстоятельствами). Но вместе с тем Перикл лишен и динамики характера, свойственной характерам героев прежних шекспировских пьес. Его образ статичен, идеализация несколько нарочита и механистична. Характер его поворачивается разными гранями, но грани эти предстают перед нами попеременно, а не симультанно. После 2-й сцены I акта мы почти не вспоминаем о государственных качествах Перикла - они были показаны и забыты. Потом по очереди демонстрируются другие добродетели. Очень часто достоинства героя только декларированы: мы обязаны на слово верить похвалам в адрес Перикла как воина, смельчака, музыканта и т. д. Идеальность Перикла и принципы построения его характера такого же типа, как у прочих героев романтической трагикомедии. Однако есть одна особенность в Перикле, которая выделяет его из всех шекспировских героев, - его пассивность - и то, как он реагирует на бедствия. Ни один герой Шекспира, даже в финальных пьесах, не чувствует себя столь малым и бессильным, как Перикл. В первую очередь по отношению к земным владыкам. "Цари - как боги. Прихоть их - закон. // Кто скажет Зевсу, что преступен он?" - говорит он уже в 1-й сцене I акта. Он и не помышляет о каком-либо сопротивлении Антирху ("Я мал и с ним не в силах состязаться. // Все, что замыслил, он осуществит" - I, 2) и заранее признает свое поражение. Его войска займут мою страну; Война охватит всех великим страхом; Смятение отвагу умертвит; И будем сразу мы побеждены, Еще не оказав сопротивленья... (I, 2) Мысль о собственном ничтожестве не оставляет Перикла и у Симонида. Симонид напоминает ему отца, перед которым, как перед солнцем звезды, цари другие "почтительно тускнели" (II, 3). "А сын его, как светлячок унылый, с ним состязаться не имеет силы" (в подлиннике еще более подчеркнуто ничтожество, каким чувствует себя Перикл в сравнении со всеми другими: "...тогда как сын его подобен светляку в ночи, огонь которого виден в полной темноте, но не заметен на свету" (II, 3, 43-44). Ведет себя при дворе Симонида Перикл также не просто скромно, но с сознанием собственного ничтожества, совсем не так, как подобает романтическому герою и романтическому влюбленному. Соответственно, не будь у Перикла фразы "Клянусь Юпитером, владыкой мыслей, // Мне пир не в пир - все думаю о ней" (II, 3), мы так до самого конца акта и не узнали бы, что ему понравилась Таиса: о любви к ней мы не слышим от него ни слова. Более того, когда Симонид, желая испытать Перикла, показывает ему письмо Таисы, в котором она признается, что хочет выйти замуж только за рыцаря из Тира (т. е. за Перикла), наш герой решает, что царь хочет его гибели, и категорически отказывается от всяких притязаний на руку царевны: Я никогда не мог и помышлять О том, чтоб дочь твоя меня любила. Я ей служить и чтить ее готов. И далее: Клянусь богами, Я помысла такого не имел И вызывать, конечно, не дерзал бы Ее любовь и гнев твой справедливый. (II, 5) Инициатива здесь целиком в руках Таисы и Симонида, Перикл же покорен их воле, он не добивается возлюбленной, а лишь принимает ее. В других столкновениях с жизнью Перикл тоже постоянно обнаруживает пассивность, проявляет чувство беззащитности и собственной малости. У Шекспира нет ни одного героя, который столь часто упоминал бы богов - прямо или фигурально, как это делает Перикл. Уже в 1-й сцене, потрясенный открывшимся ему в загадке позором Антиоха и его дочери, он риторически вопрошает: Скажите мне, неведомые силы, Усеявшие небо сонмом звезд, Глядящих вниз на все дела людские, - Как не затмятся звезды, если правда То, что сейчас, бледнея, разгадал я? (I, 1) И в дальнейшем любое изменение своей жизни в лучшую ли, в худшую ли сторону Перикл воспринимает как игру неведомых сил. Вот он, лишенный всего своего добра, обнаруживает в сетях рыбаков свои рыцарские доспехи. Хвала тебе, фортуна! От всех моих жестоких испытаний Позволила ты мне передохнуть. (II, 1) Ответ его - победителя турнира - на похвалы гласит: Победою обязан я судьбе, Моей заслуги в этом нет, принцесса! (II, 3) Горькие упреки бросает он богам, когда теряет Таису: О боги, боги! Зачем же нам даете вы любить То, что вы отнимете так скоро? Мы, смертные, не так легко берем Свои дары обратно; мы честнее! (III, 1) И, не веря при встрече с Мариной, что это его дочь, заявляет: Издеваться Какой-то бог задумал надо мной, Тебя ко мне пославший... (V, 1) Однако в целом Перикл сознает свое бессилие перед миром высших сил, бесполезность протеста и сопротивления. Заметнее всего это проявляется тогда, когда он сталкивается лицом к лицу с разгневанной, бушующей природой. Пожалуй, ничто так наглядно не может показать различие между героями трагедии и трагикомедии, как сравнение Лира и Перикла, когда оба оказываются в одной и той же ситуации - в момент бури. Лир бросает гордый вызов разбушевавшимся силам природы: Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки! Лей, дождь, как из ведра и затопи Верхушки флюгеров и колоколен. Вы, стрелы молний, быстрые, как мысль, Деревья расщепляющие, жгите Мою седую голову! Ты, гром, В лепешку сплюсни выпуклость вселенной И в прах развей прообразы вещей И семена людей неблагодарных! Правда, Лир признает свою беспомощность в борьбе с враждебными стихиями, которые словно объединились с людской злобой и неблагодарностью: Я ваша жертва - бедный старый, слабый, Но я ошибся. Вы не в стороне - Нет, духи разрушенья, вы в союзе С моими дочерьми и войском всем Набросились на голову седую Такого старика. Не стыдно ль вам? ("Король Лир", III, 2; перевод Б. Пастернака) Но Лир и в слабости велик. Неукротимой силой дышат его слова: покорности, послушания и повиновения нет и в помине - только ярость, гнев, трагическое величие человека, который слаб, но не сломлен, бессилен, но не побежден, повержен в прах, но не сокрушен. Лир героически встречает бурю. А вот как обращается к силам природы Перикл: О звезды гневные! Уймите ярость! Дождь, ветер, гром! Пред вами только смертный, Который вам подвластен. Мне велит Природа уступить и покориться. . . . . . . . . . . . . . . . . . Ужели вашей грозной, злобной силе Нужны несчастья бедного царя? (II, 1) Героическое начало полностью исчезает у Перикла. Он герой лишь в узком, литературном, а не широком смысле этого слова. Он полностью признает свою зависимость от "величия могущественных сил" (II, 1, 8). "Я был игрушкой ветров и валов, // Меня, как мяч, швыряло на просторе", - скажет он чуть позже рыбакам (II, 1). Правда, в его втором обращении к буре (в начале III акта) звучат более энергичные ноты и более непримиримые интонации: О бог пучины! Обуздай же ад Встающих к небу волн! Тебе подвластны Все ветры. Ты, их вызвавший, свяжи Их медью окрика! О, заглуши же Неистовство громов и злую ярость Могучих вспышек молний обуздай! . . . . . . . . . . . . . . . . . О буря, да когда же ты утихнешь? (III, 1) Перикл даже осмеливается упрекать богов, когда узнает о смерти Таисы. Но как далека эта вспышка от гордого непокорства Лира! Она быстро иссякает - и в дальнейшем, рассказывая Клеону и Диониссе о постигшем его несчастье, Перикл выражает полнейшее свое подчинение и полную неспособность сопротивляться высшей воле: Должны мы покоряться Небесным силам! Я бы мог реветь И выть, как море, что ее сгубило. Но ничего поделать бы не смог! (III, 3) И поэтому вполне естественно для Перикла видеть в счастливом своем воссоединении с дочерью и женой благодеяние богов. "Хвала богам!" - говорит он, поверив наконец, что перед ним родная дочь. Праведные боги! Как мудрость ваша велика, что все Прошедшие несчастья и тревоги Мне кажутся ничтожными, - (V, 3) благодарит он небо, вновь обретая свою жену. Те религиозные, мистические, трансцендентальные трактовки "Перикла", о которых мы упоминали ранее, основываются главным образом на приведенных нами примерах обращения Перикла к богам, к небесным силам (к ним обычно добавляют еще кое-какие менее значительные детали и реплики такого же рода). Сторонники этих трактовок фактически отождествляют мироощущение героя с мироощущением автора, строят свои концепции только на толковании образа главного героя пьесы. Такой подход методологически неверен. Однако и сам по себе образ Перикла не дает основания для религиозных и мистических интерпретаций. Полностью отпадает христианский смысл "Перикла" - боги здесь чисто языческие. Если бы Шекспир хотел придать своей пьесе христианский колорит, он не заменил бы Дианой ангела, который у Туайна является во сне Аполлонию и указывает ему, где находится его жена, или "высшего бога", выполняющего ту же функцию у Гауэра. При том обилии анахронизмов, которые допускает условно-сказочный характер последних пьес Шекспира, этот анахронизм также был вполне возможен. Кроме того, зритель или читатель в шекспировских трагикомедиях, в том числе и в "Перикле", всегда приподнят над героем и может судить его с иных позиций, восприятие героя уже восприятия зрителя. Контекст "Перикла" убеждает, что, во-первых, частые ссылки на богов (не только у главного героя, но и у других действующих лиц) - это один из способов, с помощью которых создается в пьесе сказочная атмосфера, атмосфера чудесного. Что же касается самого Перикла, то его многочисленные обращения к "неведомым силам", "могучим силам", к звездам, богам, судьбе, фортуне и т. д. передают внутреннее состояние беспомощности героя перед лицом непонятных ему сложных жизненных сплетений и чувство зависимости от обстоятельств, находящихся вне его понимания и его воли. Перикл не чувствует себя хозяином собственной судьбы потому, что не является таковым - ни тогда, когда зависим от людей или природы, ни тогда, когда одолеваем невзгодами, ни тогда, наконец, когда узнает удачу. Но судьба Перикла определяется отнюдь не небесными предначертаниями. Мы уже показали, что первый цикл его бедствий, равно как и временное возвышение его, имеет чисто земное и очень конкретное обоснование. Человеческая злая воля служит причиной и последнего его несчастья: злоба Диониссы лишает его любимой дочери. Однако два момента в истории Перикла действительно как будто дают основание для трансцендентального толкова