Цимбелин Постой! Был у Гвидерия на шее Знак наподобье звездочки кровавой - Чудесная примета. Беларий Сохранилась Она доныне. Мудрою природой Отмечен он, чтоб легче можно было Признать его. Цимбелин Итак, я словно мать, Родившая троих. Но никогда Не радовалась детям больше мать! Благословенны будьте и, вернувшись, Навек останьтесь с нами. - Имогена, Но ты престол теряешь. Имогена Ах, отец, Зато два мира мне возвращены. - О дорогие братья, как пришлось Нам свидеться! Но я правдивей вас; Меня, сестру свою, вы звали братом, А я вас, братьев, братьями звала. И вправду мы родные! Цимбелин Вы встречались? Арвираг Да, государь. Гвидерий Мы с первых встреч любили Ее, пока умершей не сочли... Корнелий От яда королевы. Цимбелин Перст судьбы! Когда ж узнаю все? Событий столько Сплелось чудесных, что рассказ короткий Не объяснит их. Где и как вы жили? Как пленник наш тебя на службу взял? Как братьев ты нашла, как потеряла? Зачем бежала из дворца? Куда? И многое еще спросить мне нужно. Событий поразительную связь Хочу скорей постичь я. Но сейчас Не время и не место для расспросов. Смотрите: Постум подле Имогены Вновь бросил якорь. Как зарница, взор У ней сверкает, озаряя мужа, Меня и братьев радостью. И каждый Ей взгляд ответный шлет. Пойдемте в храм, И дым от жертв пусть вознесется к небу! (Беларию.) Отныне ты навек мне будешь братом. Имогена А мне - отцом: ты мне помог дожить До счастия такого. Цимбелин Кроме пленных, Все счастливы. Пусть и они ликуют: Их милость ждет! Имогена (Луцию) Мой господин! Теперь Хочу я услужить вам. Луций Будь счастливой! Цимбелин Когда бы тот исчезнувший герой Был с нами, отблагодарить его От полноты души я смог бы. Постум Этот воин - Я, государь. Я вместе с ними бился В простой одежде. - Якимо, скажи, Кто воин тот. Тебя я победил И мог убить. Якимо (опускаясь на колени) Я вновь у ног твоих. Теперь меня повергла наземь совесть, Как прежде мощь твоя. Тебе обязан Я жизнью - так возьми ее; но раньше Возьми свой перстень и браслет принцессы, Вернейшей в мире. Постум Не склоняй колен. Я властен лишь прощать и зло забыть. Вся месть моя - прощение. Живи И стань честней! Цимбелин Достойные слова! Великодушию нас учит зять. Прощенье всем! Арвираг (Постуму) Ты нам помог как брат, И счастлив я, что мы и в самом деле С тобою братья. Постум Готов служить вам, принцы. - Римский воин, Здесь прорицатель твой. Во сне сегодня Ко мне слетел Юпитер на орле И призраки родных моих. Проснувшись, Я на груди нашел пергамент этот, Но был не в силах разгадать писанье. Пусть он свое искусство нам покажет, Его растолковав. Луций Где Филармон? Прорицатель (выходя вперед) Я здесь. Луций Прочти и растолкуй нам смысл. Прорицатель "Когда львенок, сам не ведая, кто он такой, найдет то, чего не искал, и будет объят струей нежного воздуха; когда отсеченные ветви величественного кедра, много лет считавшиеся мертвыми, вновь оживут, прирастут к старому стволу и зазеленеют на нем, тогда окончатся бедствия Постума, а в счастливой Британии вновь процветут мир и изобилие". Ты львенок, Леонат. Ведь по-латыни Ты Leonatus, то есть львом рожденный; А ласковая воздуха струя - То дочь твоя, король; ведь mollis aer - Нежнейший воздух; это схоже с mulier, А по-латыни mulier - супруга Вернейшая. Не лживы письмена. (Постуму.) Нежданно ты овеян ею был, Как воздуха нежнейшею струею. Цимбелин Здесь есть глубокий смысл. Прорицатель Могучий кедр - Ты, Цимбелин, а ветви - сыновья, Которых у тебя украл Беларий. Они считались мертвыми, но ныне Вновь приросли к могучему стволу, Суля стране и мир и процветанье. Цимбелин Прекрасно! С мира и начнем. - Кай Луций, Хоть победили мы, но добровольно Власть Цезаря и Рима признаем И обещаем дань платить, как прежде, От коей отказались мы по воле Супруги злобной нашей. Но ее И сына справедливо покарало Судилище богов. Прорицатель Персты небесных сил коснулись струн Гармонии и мира. То виденье, Которое перед кровавой битвой Я Луцию поведал, стало явью. Орел наш римский, с юга воспарив, На запад полетел и, уменьшаясь, Исчез там в свете солнца. Это значит, Что царственный орел, могучий Цезарь, Свою любовь с великим Цимбелином, Сияющим на западе, сольет. Цимбелин Хвала богам! Пусть дым от алтарей Несется к небу! - Возвестить о мире Всем подданным! - Идем! Пусть реют вместе Британские и римские знамена! Так мы пройдем по городу во храм Великого Юпитера, где с Римом Скрепим союз и празднество устроим. Хотя еще с мечей не стерта кровь, Но мир царит; войне не вспыхнуть вновь! Уходят. ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "ЦИМБЕЛИНА" Действующие лица. - В именах персонажей, наблюдается пестрое смешение форм кельтских (Цимбелин, Гвидерий, Арвираг), латинских (Постум, Леонат и др.) и итальянских (Филарио, Якимо). Имя Постум по-латыни значит "рожденный после смерти отца", прозвище его Леонат означает "рожденный львом". Когда Кассивелаун шел на римлян... - Кассивелаун - один из вождей древних бриттов, упорно боровшихся с Юлием Цезарем. Так Тарквиний... - намек на сказание, обработанное Шекспиром в поэме "Лукреция". ...историю Терея... - История Терея и жертвы его насилия Филомены, рассказанная в "Метаморфозах" Овидия, несколько раз упоминается в трагедии Шекспира "Тит Андроник" (см. об истории Терея в комментариях к "Титу Андронику"). Письма верного супруга? - Имогена находит на своей груди письма Постума, которые называет ересью, как бы противопоставляя их священному писанию. Северн - река, которую им надлежит перейти, чтобы добраться до Мильфорда. Их будут реполовы приносить... - Существовало народное поверье, что реполовы покрывают непогребенных покойников мхом. Он печально слушал, как мы своих красоток восхваляли... - Эта сцена у Шекспира отсутствует, хотя в новелле Боккаччо, послужившей ему источником, она имеется. А.Смирнов "ЦИMБЕЛИН" Пьеса была в первый раз напечатана в фолио 1623 г. Текст ее дошел до нас в плохом состоянии. Многие места производят впечатление недоработанности, что побуждает некоторых критиков считать этот текст скорее наброском, чем вполне законченной пьесой. Сомнение в принадлежности Шекспиру вызывает у многих исследователей "видение" в сцене V, 4, похожее на вставку, сделанную другим автором для какого-нибудь придворного спектакля, где такие пышные аллегории весьма ценились. Для точной датировки пьесы мы не располагаем достаточными данными. Сохранилась запись от 15 мая 1611 г. некоего доктора Формена, который отмечает, что он был на представлении "Зимней сказки" в театре "Глобус", добавляя при этом, что он видел там также "Цимбелина", но не указывает даты представления второй пьесы. Хотя некоторые критики считают этот документ подделкой, большинство исследователей признают их подлинность. По своему стилю и общему характеру пьеса близка к "Периклу", "Зимней сказке" и "Буре", относящимся к последним годам творчества Шекспира. Находят также черты влияния "Цимбелина" на пьесу Бомонта и Флетчера "Филастр", возникшую примерно в 1610-1611 гг. Все это в соединении с некоторыми метрическими данными заставляет критиков предположительно датировать "Цимбелина" 1609-1610 гг. О ранних постановках пьесы, не считая упомянутой записи Формена, сведении не сохранилось. Сюжет комедии чрезвычайно сложен и представляет собой свободное соединение весьма разнородных материалов. Источником для исторической рамки Шекспиру послужили "Хроники" Холиншеда (2-е изд., 1587 г., кн. Ill, гл. 17-18), откуда взяты имена самого короля (у Холиншеда - Кунобелин) и двух его сыновей. Но образы Постума, Клотена и злой королевы добавлены Шекспиром. Из других мест той же хроники заимствованы кое-какие детали - например, имя Имогены или рассказ Постума о перипетиях битвы с римлянами. Этим, однако, исторический колорит пьесы исчерпывается, если не считать того, что действующие лица, как и в "Короле Лире", клянутся языческими богами. В эту условно-историческую рамку Шекспир вставил сюжет частью фольклорного, частью новеллистического характера, насытив его чертами нравов современного ему общества, Оставляя в стороне множество осложняющих фабулу деталей (почерпнутых из Овидия, Плутарха, предшествующих английских драматургов и т.д.), в пьесе можно различить две основные темы: историю оклеветанной Имогены и судьбу двух сыновей Цимбелина, воспитанных в лесной глуши, включая счастливую встречу их с сестрой. Первая из них - вариант широко распространенного в средневековой и ренессансной литературе рассказа о верной жене и дерзко посягнувшем на ее честь наглеце. Наиболее известная форма этого сказания представлена 9-й новеллой и дня "Декамерона" Боккаччо, где рассказывается о том, как Бернабо из Генуи, обманутый Амброджоло, теряет свое состояние, на которое побился об заклад, и, чтобы отомстить жене, велит ее убить. Она, однако, спасается и в мужском платье служит у султана; открыв обманщика, она направляет Вернабо в Александрию, где обманщик наказан, а сама снова надевает женское платье и, разбогатев, возвращается с мужем в Геную. По-видимому, эта новелла Боккаччо и послужила прямым источником Шекспиру, который в обработке ее проявил значительную свободу. Главное из его отклонений заключается в том, что им совершенно отброшен момент разорения и обогащения основных персонажей и все внимание сосредоточено на анализе их переживаний. Однако кроме "Декамерона" Шекспир был, вероятно, знаком с некоторыми другими, по-видимому французскими, версиями этого сюжета, откуда он почерпнул кое-какие детали, как, например, изображение представителей четырех национальностей (I, 4). Вторая тема - явно фольклорного происхождения. В известной сказке о Белоснежке рассказывается, как один король, вторично женившись на чрезвычайно красивой, но весьма гордой и жестокой женщине, предоставил ее попечению свою маленькую дочь от первого брака. Девочка бежит от злой мачехи и попадает в пещеру, где живут добрые карлики. Они ласково принимают Белоснежку, и она остается у них, чтобы стряпать им и вести их хозяйство. Эта идиллическая жизнь на лоне природы, среди ее добрых сил прерывается мнимой смертью Белоснежки, которую, однако, оживляют. Все это очень близко к тому, что изображено у Шекспира. Главное его отступление заключается в том, что он заменил добрых карликов двумя братьями юной героини и их воспитателем. Хотя английский вариант этой сказки до сих пор не был найден, он без сомнения существовал во времена Шекспира и послужил ему прямым источником. Введение, с одной стороны, двух похищенных сыновей короля, с другой стороны - сына королевы от первого ее брака, Клотена, объединяет обе названные темы и придает всему сюжету известную политическую окраску. Итак, 1) как исходный пункт, псевдоисторическая хроника Холиншеда, к которой Шекспир уже не раз обращался в поисках сюжетов ("Король Лир", "Макбет" и т. д.) и которая на сей раз повествует о событиях I в. до н.э. и I в. н.э.; 2) средневековая новелла - анекдот о верной, подло оклеветанной жене; 3) патриотическая тема борьбы за национальную независимость против римлян; 4) полуновеллистическая тема порочных махинаций злой королевы, стремящейся сжить со света лучшего из вельмож государства, мужа дочери короля, как раньше она заставила бежать от двора лучшего военачальника короля Белария, уведшего с собой двух маленьких сыновей короля, чтобы воспитать их на лоне природы, в лесной глуши, в неведении зла; 5) всевозможные отклики римской мифологии, переполняющие пьесу, - таково пестрое смешение всевозможных сюжетных измышлений, волнующих и развлекательных, вполне в духе и стиле тех трагикомедий, которые начинают входить в моду около 1609 г. сначала в придворном театре, а затем, после перехода всех актерских трупп под надзор и опеку короля, и в городских лондонских труппах. Чтобы сделать из этой причудливой рапсодии нечто лучшее, нежели мелодрама Бомонта и Флетчера, насытив ее подлинным гуманистическим содержанием, понадобились весь гений и вся поэтическая непосредственность Шекспира. Ему очень помогло при этом то, что помимо всех перечисленных выше источников он использовал еще один - на этот раз уже не книжный, а живой, - пришедший к нему из жизни и потому особенно важный и действенный. Некоторые критики отрицают этот источник, ввиду того что ему недостает "портретной" точности, близости в мельчайших деталях. Они забывают при этом, что в случаях с живым источником или образцом совпадения в деталях как раз не требуется: гораздо важнее общий характер, атмосфера, которою овеяны события, если только она действительно содержит черты специфические, имеющие "необщее выражение". Весной 1610 г. произошли политические события, отразившиеся в пьесе. К этому времени характер придворной жизни при первом короле из династии Стюартов значительно изменился. Надежды, вызванные началом правления Иакова I (заботы о просвещении, покровительство искусству), не оправдались. Двор стал ареной либо пустейших увеселений, либо самого необузданного разврата. Единственным светлым пятном на нем оставалась Арабелла Стюарт, племянница короля. Но в качестве таковой она обладала какими-то неясными правами на престол и по этой причине состояла под строжайшим надзором. На свою беду она влюбилась в Уильяма Симора (Seymour), сына лорда Бошана, который также имел какие-то смутные претензии на трон. Иаков этой близости между молодыми людьми не сочувствовал, но они не захотели быть покорными и тайно обвенчались. Тогда Иаков велел арестовать обоих, но любящим удалось бежать. Однако несчастная случайность разрушила планы беглецов. Уильям счастливо скрылся на континент, но Арабелла слишком долго прождала мужа в условленном месте встречи и, пойманная посланной за ней погоней, была отвезена на родину и там умерла в заточении, сойдя с ума. Не будучи прямой аналогией, история Арабеллы Стюарт имеет черты некоторого сходства с судьбой Имогены. Есть серьезные основания полагать, что "Цимбелин" был не с самого начала задуман Шекспиром как "трагикомедия" (или, как мы бы сказали сейчас, "мелодрама"), но что первый его набросок мыслился Шекспиром как "трагедия" (так, кстати сказать, и обозначена пьеса в первом фолио 1623 г.). Слишком выразительна в этом отношении перекличка первых сцен пьесы с экспозициями "Гамлета", "Короля Лира" и "Тимона Афинского", характеризующими моральную обстановку во дворце или в среде древнегреческого патрициата. Лишь постепенно и нерешительно акцентируются жизнерадостные или, скажем, примирительные тона, пока они не прозвучат с полной силой в сценах "лесной идиллии" Белария и двух юных принцев. Но еще долго зловещие и мрачные интонации (например, в роли королевы, слишком поздно и без достаточной мотивировки готовящей яд для Цимбелина) слышатся в пьесе с большей силой и ожесточением, чем это допускалось каноном трагикомедии. Одна роль как в "трагедийном", так и в "трагикомедийном" плане резко выделяется среди остальных как своей человеческой значительностью, так и глубиной своей разработки: это - Имогена, любимица многих патентованных и непатентованных шекспиристов(как, например, Стендаля, положительно влюбленного в этот действительно прелестный образ). В этой редакции сказания об испытании верной жены и посрамлении наглого хулителя, какую избрал Шекспир, унижен и наказан до некоторой степени и муж красавицы. Можно думать, что эта черта наложила печать и на характер Имогены, взятый в целом. Здесь Шекспир, чтобы иметь возможность резче противопоставить чистоту наглости, показать их решающую схватку, не довольствуется подкупом одной женщины, к которому прибегает негодяй, чтобы проникнуть в спальню Имогены, но показывает его попытки обольстить ее. Когда Якимо уверяет Имогену в измене ей Постума, Имогена отвергает эту низкую клевету, уже показывая таким образом свое нравственное превосходство. Она - натура сильная, и ее характер определяется не одной лишь любовью и преданностью (подобно Геро в "Много шума из ничего", Дездемоне или Гермионе). Она столь же горда и решительна, как и смела. Она не боится смерти (в Мильфорде), даже жаждет ее, узнав, что муж усомнился в ее моральной стойкости. Она не боится своей злой мачехи, спорит с отцом, отстаивая свое право любить Постума. Кажется, что Шекспир для ее образа заимствовал некоторые краски у чуть-чуть строптивых и задорных, умеющих постоять за себя героинь своих ранних комедий, как Розалинда, Беатриче, Порция, Виола. Несмотря на исключительное внимание, которое Шекспир уделил Имогене, нельзя все же сказать, что ее образ заслоняет другие образы пьесы, заполняя все действие. Судьба героини связана с двумя противопоставленными друг другу мирами. С одной стороны, это двор, являющийся, как и в "Гамлете", средоточием всякой низости и морального падения. Тон здесь задает развратная и гнусная королева, под неограниченным влиянием которой находится вовсе не преступный, но крайне слабохарактерный и морально неполноценный король. Украшение двора и любимец царственных супругов, не знающий преград своей воле и своим низким выдумкам, - сын королевы от первого брака Клотен, самое имя которого, явно смысловое (clot - "комок, глыба земли"), в достаточной мере свидетельствует о его тупости и распутстве. Но постепенно, и чем дальше, тем отчетливее, вырисовывается второй центр действия, противоположный двору, - лесная глушь, приют Белария и его двух питомцев, где все дышит чистотой и безмятежным спокойствием. Изображенная здесь лесная идиллия многими чертами напоминает пастораль "Как вам это понравится". Задуманное первоначально как месть оскорбившему Белария королю похищение юных принцев оказалось для них благодеянием, ибо, не зная о своем королевском происхождении, воспитанные на лоне природы, принцы морально оказались выше, чем они были бы, живя во дворце. Недаром в решающей схватке с римлянами они выступают спасителями отечества. Подобно идиллической жизни изгнанников в Арденском лесу ("Как вам это понравится"), здесь нет денег: все нужное для жизни доставляет охота. Старшие делятся опытом жизни с младшими. Законы здесь не имеют цепы, и ссылки на "исторические" права Клотена вызвали бы презрительный смех. Даже религия, если ее понимать как "предание", а не как "естественное откровение природы", утрачивает здесь всякий смысл. Утренний привет заре, солнцу, которое все питает, - вот и весь известный живущим здесь ритуал. Нет никаких похоронных обрядов. Краткое задушевное прощание, цветы, брошенные на гроб как пожелание вечного покоя, - вот и все (IV, 2); ни слова о воскресении, о загробной встрече, просто уход из жизни и посмертное растворение в природе, как более живая и глубокая, чем наша, жизнь. На этой части пьесы, как бы предвосхищающей идеи Руссо, автор особенно охотно задерживается. Читатель видит перед собой живых людей, а не штампы пастушеской поэзии античности или Возрождения. Но вместо веселой выпивки и задорных песен старой пасторали Шекспира лесное уединение "Цимбелина", подобно "Тимону Афинскому", хранит в себе привкус "мировой скорби". Ненависть к порочному двору таит в себе нелюбовь ко всему человечеству. Тут нет шутов, влюбленных крестьянок и стихов, развешанных на деревьях. Беларий воспитывает юношей в презрении к земным благам. Он учит их понимать неблагодарность мира, от которой когда-то бежал в лесную, глушь. И ненависть ко двору переходит у него (как в "Тимоне") в ненависть ко всему человечеству. Но счастье при виде доблести воспитанников смягчает это чувство и несколько примиряет Белария с жизнью. Здесь находит приют Имогена. Здесь добрые образуют незримый союз, своего рода братство. Воодушевленная этим чувством, Имогена в ответ на ласковое предложение Арвирага, называющего ее "братом", остаться у них жить, отвечает (IV, 2, в самом начале): "Все люди братья. Но зачастую, знатностью кичась, Себя возвысить хочет плоть над плотью, Хоть после смерти все лишь прах". Различия между людьми создаются культурой, природа их не знает. Шекспир от пастушеской лирики здесь поднимается до сознательной гуманистической идеи, недоступной его эпохе: человеческие понятия о нравственности условны и относительны... Постум - слышим мы о нем от придворных кавалеров - лучший человек при дворе: "Его (столь редкий случай!) все любили И восхваляли при дворе. Для юных Он был примером, для мужей в летах - Зерцалом совершенства, а для старцев - Поводырем" (I, 1). Правда, мы не знаем, насколько можно доверять прямоте и искренности суждений развращенной придворной среды, где предмет поклонения - королева и ее достойный сынок. Но контекст за то, что эта характеристика - авторская. Яснее всего раскрывается характер Имогены в ее взаимоотношениях с мужем. В общем, Постум - хороший человек, но испытавший влияние среды; он более чувствителен к внешней "чести", чем к внутренней "честности". Для него Имогена - "ангел-хранитель". Пока он с ней, он проявляет лишь одни свои хорошие стороны. Но стоит ему перебраться в Италию, как мы обнаруживаем уже нечто совсем другое. Ему недостаточно того, что у него хорошая жена, ему надо еще похвастаться этим! Он знает лишь придворных дам, и ему чужда мысль, что Имогена может оказаться иною. Ему приходит даже низменная мысль - поручить то, что он считает "законной карой", другому, слуге (вспомним итальянскую новеллу, послужившую Шекспиру сюжетным источником для "Отелло", где венецианский мавр поручает убить Дездемону лицу, соответствующему шекспировскому Яго, - мотив, отброшенный Шекспиром). А потом приходит безграничное, по, увы, слишком позднее раскаяние (черта, явно недооцененная Б. Шоу, написавшим новое окончание "Цимбелина"). Постум Шекспира налагает на себя покаяние - смерть в бою, и молит о ней богов (V, 4). Безусловно, с точки зрения композиции в пьесе есть спорные и даже явно слабые места, К числу таких относится интермедия с появлением Юпитера на орле и призраков предков Постума в его темнице (V, 4). Весьма возможно, что эта сцена, вполне соответствующая вкусам придворного спектакля, была подсказана Шекспиру включением в ""Перикла" сцены с Дианой Эфесской (V, 1); однако невысокий художественный уровень всей этой интермедии делает вероятным предположение, что Шекспиру принадлежит лишь первоначальный набросок ее, который он передал на разработку актерам своей труппы. Во всяком случае, интермедия эта не имеет никакого отношения к действию пьесы. По меньшей мере еще в двух случаях сопоставление Имогены с Постумом подчеркивает ее нежность и душевную тонкость. Способная перенести довольно спокойно любое оскорбление или клевету, идущие от глупца и негодяя Клотена, она вспыхивает как порох, когда он пытается унизить и опорочить ее избранника. Когда он называет Постума "каким-то приживалом, недостойным быть даже свинопасом", она восклицает: "Негодяй! Будь ты потомком солнца самого, знай - и тогда ты был бы недостоин его рабом назваться" (II, 3). И еще: когда Пизанио сообщает ей о смертном приговоре, вынесенном ей Постумом, она но трепещет за свою жизнь, но ее терзает мысль о том, как он будет потом раскаиваться в содеянном (III, 4). Еще раньше, когда Якимо рассказывает ей о мнимой неверности мужа, рассчитывая таким образом проложить себе путь к ее сердцу, она в ответ на его уговоры "отомстить" за себя откликается: "Отомстить? Но как же мстить? Будь это даже правда, Не так легко ушам поверит сердце, Не так поспешно... Если это правда, Как мстить ему?" (I, 6). Сцена в спальне, когда Якимо пытается обольстить ее, - одна из лучших, написанных Шекспиром. Контраст между чистой дремой Имогены и душевной грязью Якимо не мог быть передан выразительнее. В заключение отметим два момента первостепенной важности, оба относящиеся к сдвигам во взглядах и мироощущении Шекспира последних лет. Один относится к контрасту между образами Белария и героя незадолго перед тем написанного "Тимона Афинского". Если Тимон весь уходит в проклятия миру и в отрицание его, Беларий, хотя и сильнее пострадал от человеческой несправедливости, устремляется в деятельную борьбу за исправление людей, тянется к жизни среди них и к служению добру. Второй относится к одному из самых трогательных мотивов финала, Когда все заблуждения, несправедливости, даже преступления Якимо оказываются раскрыты и правильно всеми оценены, он становится на колени перед Постумом, прося у него прошения (вспомним Лира, преклоняющего колени перед Корделией), на что Постум откликается: "Не склоняй колен. Я властен лишь прощать и зло забыть. Вся месть моя - прощение. Живи И стань честней". И Цимбелин подводит итог и этой сцене и пьесе в целом: "Достойные слова! Великодушию нас учит зять. Прощенье - всем!" (V, 5). В призыве к великодушию хотели видеть апелляцию к "христианскому всепрощению", упуская и", виду, что в общем контексте этой совершенно чуждой религиозным мотивам пьесы "прощение" гораздо ближе к светскому, вполне гуманистическому "великодушию", "душевной щедрости", "милости", к которому безуспешно призывает Шейлока Порция в сцене суда, чем к христианскому идеалу "всепрощения", и что этот призыв явно не распространяется ни на королеву, ни на Клотена, которые понесли заслуженную и не подлежащую, по мысли Шекспира, отмене кару. "Прощенье - всем", - говорит великий поэт-гуманист, и в этом призыве, правильно понятом, весь смысл и назначение пьесы. А.Смирнов