сильнейшим? Солсбэри Да, именно. Когда я с сорока Сподвижниками верными своими И с грамотой охранной от дофина На поле битвы к принцу пробирался, Отрядом копьеносцев были взяты Мы в плен и к королю приведены. Добычею довольный, приказал он Нам головы снести долой тотчас же - И всем бы нам конец, когда б от казни Нас не избавил герцог, благородством Значительно отца превосходящий. А Иоанн промолвил нам вдогонку: Пусть ваш король, что нужно, приготовит Для погребенья принца; меч над ним Уж занесен - да и с отцом скорее Сочтемся мы, чем он предполагает. Мы молча удалились, унося Отчаянье в сердцах и взорах. Быстро Достигли мы высокого холма - И наша скорбь, хотя она и раньше Была сильна, сильнее втрое стала, Чуть в истине пришлось нам убедиться; Там, государь, - о, там расположение Обеих армий нам предстало ясно. Кольцом идут французские траншеи, А каждое открытое местечко Заполнено орудиями густо. Вот десять тысяч конницы ретивой, За нею вдвое больше копьеносцев, Подалее - из луков смертоносных Искусные стрелки, а посредине, Как белая на небосклоне точка, Как пузырек, на океане всплывший, Как лиственная ветвь в лесу сосновом, Как на цепи медведь, - наш принц прекрасный, Готовый каждый миг к тому, что будет Французскими собаками растерзан. И начался вдруг смертный перезвон: Пальба пошла такая, что под нами С протяжным гулом холм заколыхался. Вот и труба; за ней другая, третья; Войска сошлись; когда же мы не в силах Уж были различать, где друг, где недруг (Так все перемешалось и слилось), - Тогда застлала взоры нам слезами Мрачнее дыма черного кручина. Боюсь, чтоб не был мой рассказ - рассказом О полном пораженье Эдуарда. Королева Филиппа Таков-то мне от Франции привет! Зачем же я о встрече с милым сыном Лелеяла мечту! О Нэд бесценный! Уж лучше б матери твоей лежать На дне морском, не зная тяжкой скорби! Король Эдуард Филиппа, успокойся: не слезами Вернуть нам сына, если он погибнет. Утешься, милая, как я, надеждой На адское, неслыханное мщенье. Да, я о погребенье позабочусь: Всей Франции вельможи облекутся В печальные одежды и до капли Кровавыми слезами изойдут; На их костях воздвигнется гробница, От городов их пепел путь усыплет, В колокола их глотки превратятся И, вместо факелов могильных, будут Сто пятьдесят их башен пламенеть, Пока не перестанем мы скорбеть. Трубы снаружи. Входит герольд. Герольд Возрадуйся и царствуй, государь! Несокрушимый Эдуард, принц Уэльский, Наперсник мощный Марса в ратном деле, Гроза французов и отчизны слава, Сюда, как триумфатор римский, едет, А у стремян его идет смиренно Плененный Иоанн Французский с сыном: Корону принц тебе везет, чтоб ею Венчался ты как Франции король. Король Эдуард Довольно: осуши глаза, Филиппа! Приветствуйте Плантагенета, трубы! Громкие трубы. Входят принц Уэльский, Одлей, Артуа с королем Иоанном и Филипп. Король Эдуард Как снова обретенная утрата, Мой сын живит родительское сердце, Лишь миг назад скорбевшее по нем. (Спешит к принцу и обнимает его.) Королева Филиппа Вот все, что в силах сделать я. (Целует принца.) Восторг Моей души меня лишает речи. Принц Уэльский Вручаю дар тебе, отец державный. (Передает ему корону короля Иоанна.) Пусть эта драгоценная награда, Добытая с опасностью не меньшей, Чем что-либо доныне добывалось, - Тебя в правах законных восстановит, Двух пленников тебе вручаю также, Виновников главнейших нашей распри. Король Эдуард Вы, Иоанн Французский, верны слову: Сказали, что прибудете скорее, Чем мы предполагаем, - так и вышло; А сделали бы раньше это - сколько В сохранности стояло б городов, Теперь дотла разрушенных! И сколько Спасли бы человеческих вы жизней, Безвременно погибших! Король Иоанн Эдуард! Чего нельзя вернуть - о том ни слова; Скажи, какой ты выкуп назначаешь? Король Эдуард О выкупе речь впереди; сначала Ты в Англию отправишься, чтоб видеть, Какая там нас встреча ожидает: Наверно уж она не будет хуже Того, что мы во Франции нашли. Король Иоанн Проклятый человек! Вот - предсказание: Я дал ему иное толкование. Принц Уэльский Склонись, отец, на просьбу Эдуарда. (Преклоняет колени.) Тебя, чья милость мне была охраной, Чьей волей избран я всю нашу силу Явить врагам, - тебя я умоляю: Дозволь, чтоб и другие также принцы, На острове увидевшие свет, Могли себя победами прославить; А что меня касается, пускай бы И этих ран кровавых, и тяжелых, Без отдыха, ночей, и ярых стычек, Мне гибелью грозивших непрестанно, И холода, и зноя было больше Хоть в двадцать раз - в пример моим потомкам, Чтоб их сердца исполнились отвагой И чтоб они не Франции одной, А всем, какие есть на свете, странам, Которым на себя навлечь пришлось бы Наш справедливый гнев, - лишь смертоносным Оружием блеснув на их глазах, Могли внушить неодолимый страх. Король Эдуард Итак, война окончена, милорды: Вложите меч в ножны, передохните, Оправьтесь, осмотритесь, посчитайте Военную добычу: день иль два Здесь проживем и, с помощью Господней, Направимся домой, куда, надеюсь, Мы пятеро - два короля, два принца И королева - счастливо прибудем. Уходят. КОММЕНТАРИИ В отличие от многих других сомнительных пьес, "Эдуарда III" никогда не приписывали Шекспиру при его жизни. Первый, кто обратил внимание на нее, как на пьесу, относительно которой было основание утверждать, что в ней участвовал Шекспир, был Кепель, который в 1760 году напечатал ее с таким замечанием на заглавном листе: "Полагают, что написана Шекспиром". Стивенс принял это мнение Кепеля так холодно, что о нем не было речи вплоть до 1836 года, когда Людвиг Тик перевел "Эдуарда III" в числе "Четырех драм Шекспира". Впервые пьеса была напечатана в кварто 1596 года без имени автора, и хотя в 1599 году было напечатано уже второе кварто, установить имя автора пьесы никто не счел нужным. Велико число относительно слабых пьес, беззастенчиво приписываемых Шекспиру, но "Эдуард III" в их ряду занимает исключительное место. В разное время Шекспиру приписывалось 15 пьес: 1) "Суд Париса"; 2) "Арден Фивершэм"; 3) "Джордж Грин"; 4) "Локрин"; 5) "Эдуард III"; 6) "Мусе- дор"; 7) "Сэр Джон Олдкастл"; 8) "Томас, лорд Кромвель"; 9) "Веселый Эдмонтонский черт"; 10) "Лондонский блудный сын"; 11) "Пуританин или вдова с Ватлинговой улицы"; 12) "Йоркширская трагедия"; 13) "Прекрасная Эмма"; 14) "Два знатных родича"; 15) "Рождение Мерлина". Некоторые из названных пьес с большей или меньшей вероятностью приписывались различным авторам; относительно же многих не было найдено никаких данных для определения их авторства. Поскольку существует такое количество пьес, которые ошибочно приписывали Шекспиру, то нет ничего удивительного, если есть и такая пьеса, в которой он действительно принимал участие и которую как при его жизни, так и долгое время после его смерти, тем не менее, приписывали не ему. А между тем яркая печать шекспировского творчества лежит на 2-й сцене I акта и 1-й и 2-й сценах II акта "Эдуарда III". Это сцены, заключающие в себе весь эпизод волокитства Эдуарда за графиней Солсбэри. Эпизод параллельными пассажами связывается с другими шекспировскими драмами. Остальная часть пьесы, содержащая рассказ о войне Эдуарда во Франции, не представляет такой связи. Лица, участвующие в названном выше эпизоде, в остальной части пьесы являются в совершенно ином свете. Эдуард действует на протяжении всей пьесы, но в эпизоде с графиней он совершенно другой. Графиня, Людовик и Уорик, отец графини, появляются только в обсуждаемом эпизоде. Стиль пьесы, за исключением этого эпизода, сух и лишен красоты. Если в нем и встречаются поэтические выражения, которые - под пером Шекспира - естественно вызвали бы воспоминание о какой-нибудь другой пьесе, где он высказал аналогичные мысли, то здесь эти аналогии не прослеживаются. Так, например, Одлей говорит: ...жизнь достается Нам случаем, а смерть гоньбой усердной: Чуть начали мы жить, за смертным часом Уж начался наш бег. Сперва мы - почки, Потом - цветы и напоследок - семя; Тогда мы отпадаем и за смертью Идем вослед, как тень идет за телом. Если бы эти строки написал Шекспир, мы имели бы право ожидать встретить в них отзвук мыслей о смерти, неоднократно встречающихся в разных местах его пьес. Но этого в них нет. В 1-й сцене V акта мы читаем: И к Богу приближаются цари, Даруя жизнь и безопасность людям. Мы напрасно ожидаем здесь услышать отклик слов Порции в ее знаменитой речи о милосердии. Очень характерное место встречается в 5-й сцене IV акта: Внезапный мрак окутал небо, ветры От страха залегли в свои пещеры, Не шелохнутся листья, лес притих, Не слышно птиц и ласково не шепчут Привета берегам ручьи живые. Это не шекспировский стиль, во всяком случае не стиль его ранних пьес. Здесь простота речи доходит почти до суровости, и эти лишенные всяких украшений стихи отличаются от стиля Шекспира, как день от ночи. В I акте Артуа говорит об Изабелле, дочери Филиппа, короля Франции, матери Эдуарда III: Плодом ее утробы цветоносной Явилась ваша милость, для Европы Желанный вождь французского народа. Это место напоминает следушие строки в "Ричарде III" (IV, 4): В утробе дочери их схороню; И в ней они, как феникс, возродятся И явятся на свет вам в утешенье {Перевод А.Радловой.}. Сходство бросается в глаза; но не менее велико и различие. В той же самой сцене Уорик говорит: И львиную бы шкуру снял он кстати: Как в поле с настоящим львом столкнется - Тот в клочья разорвет его за дерзость. Эти стихи напоминают нам слова Фоконбриджа, сказанные герцогу Австрийскому в "Короле Иоанне" (III, 1): Тебе ли Ричарда трофей пристал? Сбрось шкуру льва, скорей надень телячью {Перевод Н. Рыковой.}! Разница невелика, но во втором случае в подлиннике употреблено поэтическое lions hide - "львиный покров", в то время как в первом - чисто охотничий термин lions case. Это опять-таки характерно для той суровой простоты второго автора, на которую было обращено внимание раньше. Зато в эпизоде, приписываемом Шекспиру, совершенно другой и несравненно более богатый поэтический язык. В части, приписываемой Шекспиру, рифмы постоянно попадаются между белых стихов, другой же автор, по-видимому, еще более привержен системе белых стихов, введенных Марло. Марло часто употребляет рифмы среди белых стихов; этот же автор еле тащится в своем утомленном монотонном движении, не пытаясь осветить свой путь хотя бы случайною рифмой. В то время как в нешекспировской части на каждую сотню стихов, круглым счетом, приходится четыре рифмованные строки, в эпизоде, принадлежащем Шекспиру, мы находим на каждые семь строк одну рифму - пятнадцать рифмованных строк на сотню, то есть число рифмованных стихов в эпизоде в четыре раза больше, чем в остальной драме. Приняв во внимание это крупное различие стихотворного стиля, а также изысканную простоту и умеренность языка второго автора, столь отличные от приверженности Шекспира к поэтическим украшениям, я полагаю, что мы имеем достаточное основание утверждать, что эпизод написан Шекспиром. Точно так же эпизод является единственной не исторической частью всей драмы. Эпизод заимствован у Боккаччо, но Шекспир, вероятно, заимствовал его не прямо, а из "Дворца Удовольствий" Пэйнтера. Черты сходства, связывающие труд Шекспира с его другими драмами, не более и не менее многочисленны, чем в других его драмах, но они в данном случае очень характерны. Кроме мест, находящихся в прямой связи с той или иной пьесой, здесь встречается много мест, не находящихся в такой связи, но тем не менее носящих явно шекспировский характер. Мы сразу чувствуем Шекспира, когда после холодной наготы языка первой сцены переходим, например, ко второй сцене I акта, где Уорик говорит: "Да, государь. Тиран ее красу, как майский цвет губительные ветры, развеял, иссушил и обездолил". Эти стихи невольно напоминают о Шекспире тем контрастом, который они представляют с бедностью стиля других мест пьесы. Нижеследующее двустишие, имеющее характер каламбура, напоминает нам о многих подобных местах в "Бесплодных усилиях любви" и во "Сне в летнюю ночь": For sin, though sin, would not be so esteemed: But rather virtue sin, sin virtue deemed. (И нет греха в деянии, когда Его не совершить нам без позора.) Но самый яркий пример погони за каламбуром мы встречаем во 2-ой сцене II акта. Эдуард говорит: The quarrel, that I have, requires no arms, But this of mine. (В бою, к которому я рвусь, Себя своим рукам лишь поручаю.) Естественно является мысль о Шекспире также в следующих случаях. Словом "sun" (солнце) оканчиваются девять последовательных стихов (II, 1): Уподоби ее ты лучше солнцу; Скажи: она в три раза ярче солнца, Соперничает качествами с солнцем, Родит благоухания, как солнце, Смягчает стужу зимнюю, как солнце, Пестрит убранство летнее, как солнце, Смотрящих на нее слепит, как солнце, - И, так во всем ее равняя с солнцем, Проси и щедрой быть подобно солнцу, Которое к ничтожной травке так же Благоволит, как и к пахучей розе. В 1596 году в "Венецианском купце" (V, 1) встречается такая же игра со словом "ring" (кольцо) у Бассанио и Порции, как здесь со словом "sun". Эта погоня за созвучиями очень характерна для Шекспира первого периода его творчества. Характерно также для Шекспира возвращаться к мыслям, однажды выраженным им в какой-либо из его пьес, - но возвращаться в новой форме или с иным значением. Примеры такого возвращения к мыслям, затронутым в "Эдуарде III", мы находим в некоторых позднейших, уже доподлинно шекспировских пьесах, например, в (II, 1) графиня говорит: За подделку Печати вашей смертью вы казните; Дерзнете ль долг и клятву преступить Вы, царь земной, перед Царем Небесным? Дерзнете ль на металле запрещенном Подобие Его вы отчеканить? В "Мере за меру" (II, 4) эта же мысль выражена так: Одно и то же будет Простить того, кто отнял у природы Жизнь человека, и простить того, Кто в низком сладострастье беззаконно Чеканит, как фальшивую монету, Подобье Божье {Перевод Т.Щепкиной-Куперник.}. Далее мы встречаем в "Эдуарде III" следующее место: "Ахилл своим копьем целил те раны, что наносил". Подобное же место есть в "Генрихе VI", часть 2 (V, 1). И взор мой как Ахиллово копье, То хмурясь, то блеснув улыбкой будет Попеременно ранить и целить {Перевод Е. Бируковой}. Находим мы такие же совпадения между "Эдуардом III" и "Гамлетом" (11,2). Гамлет. Уж если и солнце приживает червей с собачиной, была бы падаль для лобзаний... Есть у вас дочь? Полоний. Есть, милорд. Гамлет. Не пускайте ее на солнце. Зачать - благодатно, но не для вашей дочери. Не зевайте, приятель {Перевод Б. Пастернака}. Шекспир заимствовал образ солнца, целующего падаль, у Лили, который по-видимому перестал писать для сцены еще до Шекспира. Связь между Лили и приведенным местом в "Гамлете" можно найти в "Эдуарде III" (II, 1): Чем жарче день, тем, будто бы целуя, Скорей он разлагает мертвечину; В "Эдуарде III" Уорик убеждает графиню Солсбэри твердо стоять против домогательств короля: ...дурное Деяние особы властной вводит В соблазн других; одень ты обезьяну: От красоты наряда станет только Уродливей она. Я много мог бы Сравнений привести, соизмеряя Величье короля с твоим позором: Так, в кубке золотом отрава гаже, При молнии черней ночная тьма, Гниющие лилеи сорных трав Зловоннее. В той же самой форме этот стих встречается в 14-м стихе 94-го сонета: Кто властен делать зло, в ком есть к нему стремленье И кто порыв к нему способен заглушить, Чья воля - сталь, пред кем бессильно искушенье - Все милости небес тот вправе получить. Он многоценными дарами обладает, Не расточая их. Он сам свой властелин Не слабый раб страстей. Живет и умирает Лишь для себя цветок - и все ж он перл долин. Но чуть подкрадется к нему недуг нежданный - И плевел кажется свежее, чем цветок. Роняет красота венец свой златотканный, Чуть прикоснется к ней предательски порок. И роза пышная и лилия лесная Красу и аромат теряют, увядая {Перевод Ф. Червинского.}. Сравнение этих двух мест едва ли может оставить сомнение относительно того, что они вышли из-под пера одного художника. Как уже было сказано, Шекспир часто развивает мысли, уже однажды выраженные им. Правда, в этих случаях он обычно изменяет форму выражения, но иногда, как в настоящем случае, он повторяет ее без перемен или лишь с незначительными изменениями. Места, на которые мы указали, за исключением тех, которые имеют связь с "Гамлетом" и "Мерой за меру", относятся к более ранним пьесам. Как установлено раньше, "Эдуард III" занесен в книгопродавческие списки в декабре 1595 года, напечатана же пьеса была в 1596 году Кедбертом Берли. Хотя пьесы нередко пишутся много раньше своего обнародования, однако если у нас нет достаточных оснований, мы не вправе утверждать, что пьеса была написана и представлена задолго до своего обнародования. В настоящем случае нет этих доказательств, а установленные выше черты сходства с сонетами вместе с чертами сходства, которые мы сейчас приведем по отношению к "Лукреции", дают основание признать 1596 год, т.е. дату обнародования, за момент, недалекий от времени написания пьесы. Сходство с "Лукрецией" нельзя не усмотреть в конце эпизода с графиней Солсбэри. Здесь добродетель торжествует в груди Эдуарда над любовью, и автор, только что написавший "Лукрецию", вкладывает в его уста такую речь: Встань, истинная английская леди: Тобой гордиться может остров больше, Чем древний Рим гордился той, чей клад Утраченный стольких стараний вздорных И множества такого перьев стоил. В шекспировской части "Эдуарда III" еще нет развития характеров в точном смысле этого слова. Но во всяком случае страстный любовник в эпизоде с графиней, не разбирающий средств для достижения своих желаний, не имеет ничего общего с деревянностью Эдуарда-короля, когда он во главе своего войска сражается во Франции. В графине также слишком мало индивидуальности. Она - слишком однотонное воплощение чистоты и обязана значительной долей своей привлекательности только поэтическому ореолу, который придал ей поэт. Людовик просто-напросто манекен, а Уорик - персонаж слишком надуманный. Персонажи исторической части пьесы не вызывают в нас ни малейшего интереса. Роберт Бойль Примечания к тексту "Эдуарда III" Роксборо - известный шотландский замок. Перенос его в Англию - одна из географических вольностей автора. Нэд - уменьшительное от имени Эдуард. Ave, Caesar! - Начало известной фразы обращения римских гладиаторов к императору перед боем: "Ave Caesar, morituri te salutant" - "Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя". Юдифь... недостает меча, тогда бы я ей голову подставил. - В Библии (кн. Юдифи) рассказывается о вдове из города Ветинуи - Юдифи, которая вошла в доверие к предводителю войска Олоферну, осадившему этот город, напоила его допьяна и, когда он уснул, отрубила ему голову его же собственным мечом. Ахилл - древнегреческий герой, участник Троянской войны на стороне греков. Ты превзошла красою Геро, я же сильнее безбородого Леандра... достигну Сеста. - В Сеете, на европейском берегу Геллеспонта (Дарданелльского пролива) жила Геро, жрица Афродиты. Ее возлюбленный Леандр жил в Абидосе, на малоазийском берегу пролива. Каждый вечер, спеша к ней на тайное свидание, он переплывал Геллеспонт и каждое утро таким же образом возвращался обратно, пока однажды, в бурную ночь, не утонул. Чем древний Рим гордился той, чей клад утраченный стольких стараний вздорных и множества такого перьев стоил. - Лукреция. Согласно легенде, знатную римлянку Лукрецию обесчестил сын римского царя Тарквиния Гордого. Рассказав о своем позоре мужу, она покончила жизнь самоубийством. Ее смерть стала причиной восстания и падения в Риме царской власти. Катилина, Люций Сергий - глава названного по его имени заговора в Риме, 63-62 гг. до н. э. Совершил неудачное покушение на жизнь Цицерона. Агамемнон - предводитель греческого войска в Троянской войне. Ксеркс - персидский царь, участник греко-персидских войн 490-449 гг. до н. э., собравший для похода на Грецию огромное войско из персов и их союзников. В 480 г. до н.э. покорил Фракию, Македонию, Фермопилы и дошел до Афин. Немезида (Немесида) - в древнегреческой мифологии богиня возмездия и кары. Беллона - в древнеримской мифологии богиня войны. ...как щит Персея, пусть в недругов, глядящих на него, вселяет образы окаменелой смерти. - На щите Персея была помещена голова убитой им Медузы Горгоны, взгляд которой превращал все живое в камень. Нестор - царь Пилоса, участник троянского похода, прославился своим долголетием и мудростью. ...пеликана. Он клювом раздирает грудь и кровью, из сердца исходящею, питает детенышей. - Существовало поверье, что пеликаны вскармливают птенцов собственной кровью. Эсквайр - низший дворянский титул в Англии. ...в гесперидских садах плоды диковинные. - В садах титана Атласа росло золотое дерево с золотыми яблоками, которое богиня земли Гея вырастила в подарок Гере в день ее свадьбы с Зевсом. Этот сад охраняли дочери Атласа - Геспериды.