Брут От тебя Не должен бы я требовать так много: Я знаю - юным силам нужен отдых. Луций Уж спал я. Брут И так хорошо ты сделал; Заснешь опять: тебя не задержу я. Останусь жив - ты будешь мной доволен. Луций поет, играя на лютне, и засыпает. Дремотою объяты эти звуки... О тяжкий сон! Свинцовою рукою Его коснулся ты. Спи, милый мальчик! Я твоего покоя не нарушу; Качаясь так, ты лютню разобьешь. Возьму ее. Покойной ночи, милый! Опять примусь за прерванное чтенье. Является дух Цезаря. Ночник горит, бросая тусклый свет... Кто это там? Какой-то страшный призрак Идет ко мне. Он, верно, порожден Лишь слабостью моих усталых глаз. О дух! Коль ты не сон воображенья, Скажи мне: гений ты, иль бог, иль демон? Ты кровь мою собою леденишь И волосы мои становишь дыбом. Скажи: кто ты? Дух Цезаря Я - дух, тебе враждебный. Брут Зачем явился ты? Дух Цезаря Чтобы сказать, Что встретимся мы снова близ Филипп. Брут Опять предстанешь ты? Дух Цезаря Да, близ Филипп. (Исчезает.) Брут Что ж, свидимся опять. Зачем ты скрылся, Когда в себя я начал приходить? Враждебный дух! С тобою продолжать Желал бы разговор. Проснися, Луций! Проснитесь все! Луций Настроить надо лютню. Брут Он думает, что все еще играет. - Проснись скорей! Луций Что приказать желаешь? Брут Зачем во сне так сильно ты кричал? Луций Кричал ли я - не знаю. Брут Может быть, Испуган ты каким-нибудь виденьем? Луций Нет, ничего во сне не видел я. Брут Ты можешь вновь заснуть. Проснися, Клавдий, И ты, Варрон! Оба Мы ждем твоих велений. Брут Что заставляло вас кричать во сне? Оба Кричали разве мы? Брут Вам, может быть, Приснилось что-нибудь? Оба Нет, ничего. Брут Идите же и брату от меня Вы поклонитесь; также передайте, Чтоб он пораньше выступил с войсками: Мы двинемся за ним. Оба Сейчас идем. АКТ ПЯТЫЙ СЦЕНА I Равнина близ Филипп. Входят Октавий, Антоний, и их войска. Октавий Сбылись мои надежды, Марк Антоний! Ты уверял меня, что неприятель Спуститься на равнину не посмеет, Оставив горы. Иначе выходит: Его войска уж близко и хотят Здесь, близ Филипп, теперь сразиться с нами, Не дожидаясь вызова. Антоний Понятна Причина их движенья: им бы лучше Другое место выбрать; но они Храбрятся и хотят нам доказать, Что не упали духом. Это только Один обман. Входит гонец. Гонец Готовьтесь, полководцы! Враги идут в порядке боевом, С знаменами развернутыми; надо Немедленно готовиться к отпору. Антоний Октавий, ты веди, не торопясь, Свои войска по левой стороне. Октавий Нет, я пойду по правой, а тебе Предоставляю левую. Антоний Зачем В решительный момент перечишь мне? Октавий Я не перечу: просто так хочу. Слышен марш. Барабаны. Входят Брут, Кассий, Титиний и Мессала с войсками. Брут Они хотят вступить в переговоры. Кассий Останься здесь, Титиний; мы же выйдем Чтоб перемолвить с ними. Октавий Марк Антоний! Нам не подать ли знак начать сраженье? Антоний Нет, Цезарь; отразить их лучше будет. Пойдем вперед, чтоб с ними говорить. Октавий Не трогайтесь, пока не дам сигнала. Брут У вас слова предшествуют ударам, Сограждане; не так ли? Октавий Мы не любим Слова, как вы. Брут Хорошие слова Плохих ударов лучше. Антоний Ты умеешь, О Брут, сопровождать хорошим словом И злейший из ударов. "Здравствуй, Цезарь!" Кричал ты, нож ему вонзая в сердце. Кассий О подвигах твоих судить не можем, Антоний; их и нет; но, что до слов, Они совсем ограбили пчел Гиблы, Оставив их без меда. Антоний Не без жал. Брут У них и жала отнял ты, и голос: Жужжа, как пчелы, но благоразумно Угрозы шлешь пред тем, чтобы ужалить... Антоний О изверги! Не так вы поступили, Когда кинжалы встретилися ваши У Цезаря в груди, зубря друг друга!.. Как обезьяны, скалили вы зубы; Вы ластились, как псы, и, как рабы, У Цезаря вы ноги лобызали, Когда, как пес, подкравшись, гнусный Каска Его ударил сзади. О, льстецы!.. Кассий "Льстецы"! Ну, Брут, благодари себя; От этих уст обиды бы не слышал, Когда б не пренебрег моим советом. Октавий Скорей приступим к делу. Этот спор Бросает в пот, но влага покраснее Должна его решить. Я вынул меч, Чтоб наказать убийц, и лишь тогда Вложу его в ножн_ы_, когда сторицей Отмщу за раны Цезаря; а их Всех было тридцать три! Не отомщу - Тогда другого Цезаря сразит Изменника кинжал. Брут Не бойся, Цезарь! Изменники убить тебя не могут, Коль их с собой ты не привел. Октавий Надеюсь, Не для того родился я на свет, Чтоб от кинжала Брута кончить дни. Брут О юноша! Когда б и лучший был ты Из рода своего, почетней смерти Найти бы ты не мог. Кассий Плаксивый школьник С развратником разгульным не достойны Такой высокой чести. Антоний Старый Кассий, Велю тебе молчать! Октавий Пойдем, Антоний! Изменники! Я в зубы вам бросаю Свой вызов. Если храбрости в вас хватит Принять сегодня бой, на поле битвы Мы встретимся; а если нет - придется Нам ждать, пока вы с духом соберетесь. Октавий, Антоний и их войска уходят. Кассий Дуй, ветер! Мчитесь, волны! Челн, несись! Гроза шумит и рок царит над нами... Брут Луцилий! На два слова. Луцилий Что прикажешь? Брут и Луцилий отходят в сторону. Кассий Мессала! Мессала Здесь я, Кассий. Кассий Друг Мессала, Сегодня день рожденья моего. Да, в этот самый день родился Кассий. Дай руку мне. Свидетелем ты будешь, Что нехотя сраженье принимаю, Как некогда Помпеи, ему вверяя Свои права, свободу и судьбу. Ты знаешь, я держался Эпикура; Теперь же это мненье изменил И стал отчасти верить в предвещанья... Когда из Сард мы вышли, два орла Спустились к нам, передовое знамя Сидением избрав. Из рук солдат Они охотно пищу принимали И до Филипп сопровождали нас. Сегодня их уж нет. Они умчались, И стаями зловещими над нами И вороны, и коршуны летают, Глядя на нас, как на свою добычу. Их тень ложится мрачным покрывалом Над нашими войсками, им суля Погибель неминучую. Мессала Не верь Примете этой. Кассий Верю лишь отчасти. Я духом бодр и встретить собираюсь Опасности без страха. Брут Так, Луцилий... Кассий О благородный Брут! Молю богов, Чтоб наша дружба старости достигла; Но так как переменчива судьба - И худшее обсудим. Если мы Сраженье проиграем, я с тобой В последний раз беседую. Скажи, Что ты тогда с собой намерен делать? Брут Я верен философии останусь, Которая Катона осуждает За то, что он самоубийством кончил. Не знаю почему, но я считаю, Что это и трусливо, и постыдно - Ускорить смерть, боясь того, что будет. С терпеньем ожидать решенья стану Тех высших сил, что миром управляют. Кассий Так, если мы сраженье проиграем, Ты пленником пойдешь средь улиц Рима? Брут Нет, Кассий! Брут душою слишком горд, Чтобы по Риму связанным пройти; Но этот день решителен: он кончит, Что иды марта начали. Не знаю, Мы встретимся ль опять, а потому Прими мое последнее "прости"! Прости навек, прости, мой добрый Кассий! Коль встретимся опять, мы улыбнемся; А нет, то хорошо, что мы простились. Кассий Прости навек, прости, о добрый Брут мой! Коль встретимся опять, мы улыбнемся; А нет, то хорошо, что мы простились. Брут Веди войска! О, если б можно было Вперед узнать, чт_о_ скажет этот день! Но хорошо и то, что он промчится: Тогда узнаем все. Вперед, вперед! Уходят. СЦЕНА II Там же. Поле сражения. Входят Брут и Мессала. Брут Скачи, скачи, Мессала! Мой приказ Ты отвези всем дальним легионам: Громкий шум битвы. Пусть разом нападут; я замечаю, Что дрогнули Октавия войска. Еще напор - и мы их опрокинем. Скорее отвези им мой приказ! (Уходит.) СЦЕНА III Другая часть поля сражения. Входят Кассий и Титиний. Кассий Гляди, Титиний! Трусы убегают... Я сделался врагом своих солдат: То знамя, что теперь держу в руках, У труса вырвал я, его убив! Титиний О Кассий! Слишком Брут поторопился, Преследуя Октавия. Увлекшись Успехом незначительным, все войско Он ринул на него; а нас совсем Антоний окружил. Входит Пиндар. Пиндар Беги, беги! Уж лагерь твой Антоний занимает... Беги, отважный Кассий! Кассий Этот холм Довольно отдален. Гляди, Титиний, Не там ли пламя, где мои палатки? Титиний Да, Кассий. Кассий Если любишь ты меня, На моего коня скорей садись И шпорь его, пока он не примчится К войскам, что там стоят; потом, не медля, Скачи сюда, чтоб я узнал наверно: Друзья ли там, друзья или враги? Титиний Я возвращусь к тебе быстрее мысли. Уходит. Кассий Ты, П_и_ндар, взлезь на самый верх холма (Я зрение имел всегда плохое) И, глаз своих с Титинья не спуская, Передавай мне все, что ты увидишь. Пиндар уходит. В теченье дня я первый раз вздохнул! Я чувствую, что время повернуло: Где начал, там и кончу. Жизнь моя Свой совершила круг. Какие вести? Пиндар О повелитель мой! Кассий Что видишь ты? Пиндар Со всех сторон Титиний окружен... К нему несутся всадники; однако Все шпорит он коня. Еще немного - Они его настигнут. Вот и он. Сошел с коня. Он взят. Отсюда слышн_ы_ Их радостные крики. Кассий Возвратись! Довольно мне и этого. О, трус! Ты дожил до того, что лучший друг твой Беспомощно перед тобою гибнет... П_и_ндар возвращается. Приблизься, П_и_ндар. В плен тебя я взял У парфов. Жизнь твою я пощадил; Но ты мне поклялс_я_ все исполнять, Что прикажу. Теперь сдержи обет - И вновь свободным будешь. Этот меч, Что Цезаря сразил, вонзи мне в грудь... Не возражай. Держась за рукоять, Пронзи меня, когда лицо закрою... Рази смелей. Ты отомщен, о Цезарь! И тем мечом, что умертвил тебя! (Умирает.) Пиндap Свобода вновь досталась мне в удел; Но этою ценою не желал я Купить ее. Прости навеки, Рим! Тебя уж П_и_ндар больше не увидит. (Уходит.) Входят Титиний и Мессала. Мессала Один успех равняется другому... Октавия разбил отважный Брут, Как легионы Кассия - Антоний! Титиний Как будет рад услышать это Кассий! Мессала Где он стоял? Титиний Отчаяньем томим, Он с этого холма следил за битвой. С ним оставался П_и_ндар, раб его. Мессала Не он ли на земле лежит недвижно? Титиний О, горе! Так живые не лежат... Мессала Взгляни, не он ли это? Титиний Нет, Мессала, То Кассий был; но Кассия уж нет. Багряные лучи закат бросает Пред тем, чтобы во мраке потонуть. И Кассия последний день угас В его крови. Исчезло солнце Рима! Наш кончен день; готовится гроза; Опасности к нам близятся, а мы Не в силах с ними справиться. Сомненье В успехе предприятья моего Его сгубило. Мессала Горькая ошибка! О заблужденье! Ты - дитя унынья! Зачем воображенью человека Ты представляешь то, чего и нет? Твое зачатье быстро. Но, увы! Ты сч_а_стливо не можешь разродиться И губишь мать, зачавшую тебя. Титиний Где ж П_и_ндар? Мессала Поищи его, Титиний; А эту весть вонжу я в уши Брута; Могу сказать "вонжу", так как его Она сразит больней, чем острый нож Или стрела, пропитанная ядом. Титиний Ступай, Мессала, я же здесь останусь, Чтоб П_и_ндара искать. Мессала уходит. О, храбрый Кассий! Зачем меня послал ты? Разве я Твоих друзей не встретил, и они Победного венца мне не вручили, Чтоб передать тебе? Ужели ты Их радостных приветствий не слыхал? Но ты - увы! - все это дурно понял. Твое чело украшу я венцом, Что Брут, твой верный Брут, тебе прислал. Его приказ я исполняю этим. Спеши сюда, о Брут, и ты увидишь, Как друга я любил! Простите, боги, Что я обычай римлян соблюдаю: Его мечом я грудь свою пронзаю. (Умирает.) Трубы. Входят Мессала с Брутом, молодой Катон, Стратон, Волюмний и Луцилий. Брут Скажи, Мессала, где же труп его? Мессала Вот там - над ним склоняется Титиний. Брут Он вверх лицом лежит. Катон И он сражен! Брут О Юлий Цезарь! Ты еще могуч: Ты носишься над нами злобным духом И против нас самих ты обращаешь Оружье наше. Издали доносится шум битвы. Катон Доблестный Титиний! Пред тем, как пасть, ты друга увенчал! Брут Таких героев больше нет на свете! Прости, последний римлянин, прости! Не может Рим еще создать другого, Подобного тебе. Увы, друзья! Я не могу теперь его оплакать, Как он того достоин; но потом Для слез найдется время; да, найдется! Вы в Фассос отвезите труп его. Мы в лагере его не похороним, Чтоб духом не упасть. - Идем, Луцилий. - А ты, Катон, назад - на поле битвы! Войска ведите, Лабеон и Флавий! Теперь лишь три часа. Вперед, за мной! С врагом до ночи вступим в новый бой! Уходят. СЦЕНА IV Другая часть поля битвы. Шум сражения. Входят солдаты обеих армий, сражаясь; затем - Брут, молодой Катон, Луцилий и другие. Брут Сограждане! Отваги не теряйте! Катон Меж нами трусов нет. Друзья, за мной! Пусть знают все, кто я. Я - сын Катона, Тиранов враг и друг своей отчизны. Я - сын Катона, слышите! (Бросается против неприятеля.) Брут Я - Брут, Я - Брут, отчизны друг. Узнайте Брута! (Удаляется, сражаясь.) Молодой Катон падает. Луцилий И ты погиб, о доблестный Катон! Ты кончил так же славно, как Титиний, И смертью доказал, что ты достоин Великого отца. 1-й солдат Умри иль сдайся! Луцилий Сдаюсь, чтоб умереть. (Дает солдату деньги.) Прими, как дар, Все деньги, что со мной; но умоляю, Убей меня, прославься смертью Брута! 1-й солдат Мы пленника такого не убьем. 2-й солдат К Антонию беги, чтоб сообщить, Что в плен попался Брут. 1-й солдат Сейчас отправлюсь. Но вот он сам. Входит Антоний. 1-й солдат Мы Брута взяли в плен. Антоний Но где же Брут? Луцилий Он невредим, Антоний! Поверь, врагу не взять его живым. Я знаю, что его избавят боги От этого позора. Если Брута Найдете вы иль мертвым, иль живым, Все будет перед вами прежний Брут, Что сам себе всегда и всюду верен... Антоний Любезные, не Брута взяли вы; Но все ж то важный пленник. С уваженьем И дружбою к нему вы относитесь: Таких людей хотел бы я иметь В числе своих друзей, а не врагов... Разведайте, где Брут, убит ли он, Иль еще жив, и дайте знать о том В Октавия палатку, где я буду. (Уходит.) СЦЕНА V Другая часть поля сражения. Входят Брут, Дарданий, Клит, Стратон и Волюмний. Брут Сюда, остатки жалкие друзей! У этих скал для отдыха присядем. Клит Стратилий факел взял, но не вернулся. Иль он в плену, иль нет его в живых. Брут Садись, о Клит! Убийство здесь в ходу И смерть царит кругом. Послушай, Клит! (Шепчет ему.) Клит Чтоб это сделал я - о, ни за что! Брут Так никому об этом ни полслова... Клит Скорей убью себя. Брут К тебе, Дарданий, Я с просьбой обращусь. (Шепчет ему.) Дарданий Мне ль это сделать?! Клит Дарданий! Дарданий Клит? Клит Скажи, что Брут просил? Дарданий Чтоб я убил его. Как он глубоко Задумался теперь. Клит Он полон горя, И слезы из очей его струятся... Брут О, добрый мой Волюмний! Я хочу С тобой поговорить. Волюмний Я слушаю. Брут Дух Цезаря ко мне явился дважды Во мраке ночи; первый раз близ Сард И прошлой ночью здесь. Я верно знаю, Что смертный час мой близок. Волюмний Ты не прав. Брут О нет! Не ошибаюсь я, Волюмний. Ты видишь, как превратно все идет, Мы к краю бездны пригнаны врагами. Не лучше ль броситься в нее самим, Чем ожидать, когда спихнут другие. Припомни, друг, мы вместе были в школе... Во имя нашей старой, тесной дружбы Прошу тебя, ты подержи мой меч, Чтоб на него я броситься бы мог. Волюмний Не может друг такой исполнить просьбы. Слышен шум битвы. Клит Бегите, полководцы, ждать нельзя! Брут Простите все - и ты, и ты, Волюмний! Стратон, ты спал все время, и с тобой Прощаюсь я. Сограждане, я счастлив, Что никогда на жизненном пути Мне не случалось встретить человека, Чтоб мне неверен был. Я побежден; Но этот день злосчастный принесет Мне больше славы, чем врагам моим Их жалкая победа. С вами разом Прощаюсь я. Язык мой скоро кончит Свое повествование о Бруте. Уж ночь висит над веждами моими И кости, что работали так много, Чтоб встретить этот час, покоя жаждут. Шум битвы. Слышны крики: "Бегите! Бегите!" Клит Скорей, скорей бегите! Брут Я за вами. Клит, Дарданий и Волюмний уходят. Стратон, прошу тебя со мной остаться! Ты человек хороший, и в тебе Я искры благородства замечал. Ты, отвернув лицо, держи мой меч, И на него с размаха ринусь я. Согласен ли мою исполнить просьбу? Стратон Дай прежде руку мне, затем прощай! Брут Прощай, Стратон! О Цезарь, успокойся! Тяжеле было мне твой век пресечь, Чем в самого себя вонзить свой меч! (Бросается на меч и умирает.) Шум битвы, трубят отступление. Входят Октавий, Антоний, Мессала, Луцилий и войско. Октавий Кто этот человек? Мессала Служитель Брута, Стратон. - Где господин твой? Стратон Он свободен, Как ты, Мессала: он рабом не будет, И победитель может только сжечь Холодный труп усопшего вождя. Один лишь Брут мог Брута превозмочь - И Брут один своей прославлен смертью. Луцилий Его найти могли вы только мертвым! Благодарю тебя, великий Брут, Что ты слова Луцилья оправдал! Октавий К себе я всех беру служивших Бруту. Согласен ли ко мне ты поступить? Стратон Спроси на то согласие Мессалы. Октавий Мессала, уступи его. Мессала Стратон, Нам расскажи, как Брут окончил жизнь. Стратон Он ринулся на меч, что я держал. Мессала Возьми его, Октавий! Он достоин Тебе служить: отважному вождю Он оказал последнюю услугу. Антоний Брут лучший был, достойнейший из тех, Что Цезаря убили. Все они Из зависти убийство совершили; Лишь он один из честных побуждений - Из ревности к общественному благу. Так жизнь его промчалась безупречно, Так лучшие начала в нем слились, Что миру возвестить сама природа Могла бы: "То был - человек!" Октавий Торжественно его мы похороним - Достойно добродетелей его. Внесите труп его в мою палатку; Пусть он лежит в убранстве полководца! Войскам усталым надо отдых дать; А мы пойдем трофеи разделять... Уходят. 1599 ПОСЛЕСЛОВИЕ  ..."Юлий Цезарь" и "Гамлет", так мало по сюжету и внешней обстановке друг на друга похожие, написаны на одну тему, которая выражается восклицанием принца, не совсем точно, но тем не менее очень удачно переданным русским переводчиком в известных словах: "пала связь времен, зачем же я связать ее рожден". Это значит - прежняя, бессознательная, дающаяся нам всем даром вера в целесообразность и осмысленность человеческой жизни рушилась. Нужно сейчас же, немедленно найти новую веру - иначе жизнь обращается в непрерывную, невыносимую пытку. Но как это сделать? Где найти веру? И есть ли такая вера на земле? ...Плутарх, которого Шекспир знал в английском переводе Томаса Норта, казалось был лучшим советчиком в этом трудном деле. Плутарх прежде всего учитель, моралист. У него есть твердые незыблемые принципы, в основании которых лежит вера в нравственный миропорядок. Он глубоко убежден, что мораль всевластна и всесильна и что в сознательном подчинении долгу смертные могут найти достаточное утешение при каких угодно жизненных превратностях. Он приверженец Платона, и вслед за ним настойчиво проводит ту мысль, что можно вынести какую угодно несправедливость, только бы самому не быть несправедливым. Правда, мораль Плутарха, как и его учителя Платона, не безусловно чиста или, как говорят теперь в философии, не "автономна". Она освящается у него религией и находится под непосредственным покровительством богов. Свой диалог о "Позднем наказании безбожника" Плутарх, как и Платон некоторые свои, заканчивает фантастическим изображением загробного мира. Несправедливый человек, в его представлении, казнится не только бесплотной моралью, но и всемогущими богами. Да и не только в этом сочинении - почти во всех своих повествованиях Плутарх, по обычаю древних, замешивает небожителей в человеческие дела. Такому воззрению Шекспир, как сын XVII века и современник Бэкона, не мог, конечно, придавать серьезного значения. Для него плутарховские боги имели только символический смысл. Он, как теперь делаем мы все, совершенно отделил мораль от религии, но тем не менее не перестал ожидать от нее чудес и не отказался от мысли, что этому бесплотному богу, как и всем богам, можно и должно приносить жертвы - даже жертвы человеческие... Эта мысль и составляет содержание "Юлия Цезаря" - и, само собою, она связана не с личностью Цезаря, который менее всего способен своей жизнью оправдать такую идею, а с личностью его убийцы, благородного Брута. Брут своим поведением должен доказать, что тот, кто до конца решится следовать внушениям высокой морали, может не бояться ничего. В III-й сцене 4-го акта Брут с Кассием обмениваются следующими, обыкновенно незамечаемыми критикой словами: Брут. Кассий, у меня // Так много горя! Кассий. Если пред бедами//Случайными ты упадаешь духом, // То где же _философия_ твоя? Как видите, Шекспир считает, что у Брута была философия, которая научает смотреть в глаза какому угодно несчастью и мужественно выносить все "случайные беды". Не правда ли, завидная философия и стоит перечесть не только Плутарха, но и всех его учителей и какое угодно множество книг, чтоб только добыть это высокое учение! Ведь "случайных бед" Брута, о которых говорит Кассий, с избытком хватило бы на целый десяток самых добродетельных, самых римских мужей. Беды Брута начались еще задолго до того времени, как он решился вступить в заговор против Цезаря. Та же "философия", которая, по словам Кассия, столь многому может научить человека, уже не раз, все ссылаясь на свои божественные права, требовала от Брута жертв. Плутарх рассказывает, что во время борьбы Цезаря с Помпеем, Брут принял сторону Помпея, убившего его отца, ибо считал его дело - правым. А какую жизнь вел бедный Брут! Он не ел, не пил, не спал и даже во время походов, когда другие отдыхали и занимались своими частными делами, он проводил ночи напролет за чтением разных книг, утверждавших его в вере во всемогущество морали! Когда же Цезарь, друг и благодетель Брута, явился в Рим стал грозить древней свободе, мораль только кивнула своему верноподданному - ион все забыл и стал готовиться к жертвоприношению, разумеется человеческому. Мораль в этом случае куда требовательнее, чем обыкновенные языческие боги, которые считали себя вполне удовлетворенными какой-нибудь овцой или козленком, и только в редких, особенно торжественных, случаях требовали себе сотню быков. Морали подавай людей, и не одного, а много - и не первого встречного, а самое близкое и дорогое тебе существо - отца, мать, сына, друга... Для чего же морали все эти жертвы? С такими вопросами можно было обращаться к богам и боги иногда на такие вопросы отвечали, - но мораль стоит выше подобных вопросов: sic volo, sic jubeo - sit pro ratione voluntas. Шекспир это понимал превосходно, но его критики, к сожалению, не умели или не хотели понять этого. Не только современный Брандес, но даже и люди старой веры (да еще к тому немцы, следовательно идеалисты par excellence), Гервинус и Крейссиг или их доверчивый ученик француз Мезьер или англичанин Hudson, все считают возможным нападать на Брута за его безропотную и смиренную готовность исполнять веления морали. Брута называют "мечтателем", "непрактическим идеалистом", "плоским идеалистом"... Зачем, спрашивают, убил он Цезаря, когда и слепому было видно, что республику уже нельзя спасти и что свобода все равно погибла для Рима!.. Но критики ошиблись в адресе: со своими упреками им нужно было обратиться не к Бруту, и даже не к Шекспиру, а непосредственно к самой морали: ведь из-за нее, только из-за нее кроткий по своей природе Брут пустился на злодейские дела... И не ради каких-нибудь целей: всякая цель должна быть безусловно исключена, иначе в чистое дело морали привносится - страшно сказать - эвдаймонистический элемент - и вся "автономия" оказывается пустым зву