Вильям Шекспир. Сонеты (переводы из издания 1904 г.) ---------------------------------------------------------------------------- Переводы из издания 1904 г. ББК 84.4 (Вл) Ш71 Шекспир Вильям. Комедии, сонеты. - Самара: Изд-во "АВС", 2001 OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- 1. От избранных существ потомства мы желаем, Чтоб роза красоты цвела из рода в род, Чтоб старому, когда к земле он пригнетаем, На смену возникал такой же юный всход. А ты, в себя лишь взор блестящий устремляя, Его огонь живишь из недр своих же благ, И, где обилие, там голод порождая, Нещаден к прелести своей, как лютый враг. Ты, мира лучший цвет и вестник несравненный Ликующей весны, - хоронишь от людей В сомкнутой завязи свой жребий драгоценный И разоряешься от скупости, своей: Не объедай же мир чрез, меру и чрез силу, Чтоб все его добро не унести в могилу. В. Лихачев. 2. Когда глубокие следы сорокалетья Цветущий дол твоей красы избороздят И нищенский покров из жалкого веретья Заменит юности блистательный наряд, Тогда-то на вопрос: что сделал ты с красою? Где все сокровища беспечно-добрых дней? - Постыдной было бы, нелепой похвальбою Ответить: все они во впадинах очей. Не большею ли ты себя покрыл бы славой, Когда б ответить мог: "Прекрасное дитя, Мой долг вам уплатив, мне даст на старость право", - Кто возразил бы, вновь твой образ обретя? Вот от чего твое воспрянуло бы тело; Вот что остывшую бы кровь твою согрело. В. Лихачев. 3. Ты видишь в зеркале свое изображенье? Скажи ему: пора подобное создать; Иначе у земли ты совершишь хищенье, У юной матери отнимешь благодать. Где та красавица, чья девственная нива Такого пахаря отвергла бы, как ты? Найдется ли глупец, чтоб скрыть себялюбиво Во мраке гробовом наследье красоты? Для матери твоей ты зеркало такое ж, Она в тебе апрель свой дивный узнает: Сквозь стекла старости в родных чертах откроешь Ты также золотой звезды своей восход. Но, если хочешь ты посмертного забвенья, То умирай тогда один - без отраженья. В. Лихачев. 4. О расточительный! Зачем в расцвете юном На самого себя изводишь ты свой клад? Природа не дарит, а в долг дает красу нам, И торовата к тем, кто также тороват. Прекрасный скопидом, зачем добро чужое, Тебе врученное, считаешь ты своим? Безумный ростовщик, зачем тебе такое Богатство, если жить ты не даешь другим? Ведь в ростовщичество с самим собой играя; Красавец, ты себя обманываешь сам: Наш бренный мир на зов природы покидая, Какой, скажи, итог ты завещаешь нам? Краса твоя пойдет в один с тобою ящик, А не останется, как твой душеприказчик. В. Лихачев. 5. Те самые часы, чьей силой властной Краса весны так дивно расцвела, - Как злой тиран, разрушат вид прекрасный И уничтожат все свои дела. Не хочет время ждать! Отрада лета, Глядишь, сменилась скучною зимой, Замерзла жизнь, нет ни листа, ни цвета, И спит краса под снежной пеленой. Да, если б сок цветов мы в плен не брали, Чтоб сохранить следы весны в стекле, - С красой бы все дела ее пропали, Была б она забыта на земле; Сок извлечен, - и есть предел утрате: Хоть нет цветов, - есть жизнь в их аромате. Н. Холодковский. 6. Спеши сберечь для нас цветник благоуханный, Пока суровая зима не подошла; Наполни сладостью сосуд, тобой избранный, Пока в себе самой краса не умерла. Ведь ты ростовщиком того де называешь, Кому должник свой долг от сердца отдает: Другого лишь себя бы миру оставляешь, А за добавочных - добавочный почет, И счастье личное ты в десять раз умножишь, Коль, вместо одного, создашь десятерых: От смерти понести какой ущерб ты можешь, Продолжив бытие в наследниках своих? Так не упрямься же: с твоею ли красою Червям лишь кормом стать под сенью гробовою! В. Лихачев. 7 Когда могучее светило нам с востока Являет ясный лик, с восторгом на него Взирает каждое в тот миг земное око, Приветствуя лучей победных торжество; Когда, как юноша в цвету, на холм небесный Взбирается оно, все в золотом огне, - Им ослепленные, мы клоним взор> чудесный Подъем его следя по синей крутизне; Когда же с высоты полудня ковыляет Оно по-старчески на отдых и покой, - Вниманья нашего оно не привлекает И одиноко путь доканчивает свой: Вот так же и тебя на склоне мир забудет, Коль старости твоей лелеять сын не будет. В. Лихачев. 8. Твой голос - музыка: так почему же внемлешь Ты музыке с тоской? Ведь нега к неге льнет; А ты приятное нерадостно приемлешь И не бежишь того; что скорбь тебе несет? Аккорды стройные твой чуткий слух терзают; Но их гармония - лишь ласковый упрек. Они, звуча в одно тебе напоминают, Что вне гармонии земной ты одинок Ты слышал ли, как две струны в согласном строе Свободно льющейся мелодией звучат? Так и отец, и Мать, и их дитя - все трое Одну и ту же песнь в сердцах своих таят; И говорят тебе немые звуки эти: Кто одинок - того как будто нет на свете, В. Лихачев. 9. Не страх ли, что вдову ты здесь в слезах покинешь, Тебя принудил дать безбрачия обет? Напрасно! Если ты от нас бездетным сгинешь, Вдовою по тебе останется весь свет. Он, как вдова, о том скорбеть и плакать станет, Что отпечаток твой утрачен для него; Вдова же, в детские глазенки только взглянет, Вновь обретет черты супруга своего. Не разоряет мир добытых благ растрата: Сам промотаешься - других обогатишь; Но изжитой Красе нет на земле возврата: Растратишь без толку - весь мир красы лишишь. Движениям любви то сердце непокорно, Которое себя изводит так позорно. В. Лихачев. 10. Сознайся - стыд и срам! - собою беззаботно Пренебрегая, ты не любишь никого; Другим себя любить позволишь ты охотно, Но тщетно ждать любви от сердца твоего. Питаешь к людям ты такое отвращенье, Что даже восстаешь на самого себя И сокрушить готов прекрасное строенье, Которое хранить обязан ты любя. Одумайся, чтоб мог и я сказать иное Краса лишь для любви должна служить жильем: Где доброта в лице, там кстати ль сердце злое? Хоть самому себе не будь лихим врагом! Хоть для меня, прошу, создай еще такого, В котором видеть бы я мог тебя второго! В. Лихачев. 11. Как вянуть будешь ты день ото дня, так будешь День ото дня цвести ты в отпрыске своем: Ту кровь, что в юности отдать себя принудишь, Своею назовешь, сам ставши стариком. Вот в чем и разум наш, и красота, и сила; А вне - безумие, бессилье, вечный мрак: Тогда и время бы свой ход остановило, И род людской тогда не вдолге бы иссяк. Кто на земле рожден не для продленья рода, Уродлив, груб, суров, - тот гибни без следа; Но, видя, как щедра к избранникам природа, Дары ее сберечь ты должен навсегда: На то в тебе и знак ее печати явлен, Чтоб миру в оттисках был подлинник оставлен. В. Лихачев. 12. Часов ли мирные удары я считаю, За днем ли, тонущим во тьме ночной, слежу, С земли увядшую ль фиалку поднимаю, На кудри ль а седине серебряной гляжу, Иль вижу с тощими, без зелени, ветвями Деревья, в летний зной убежище для стад, Иль, безобразными белея бородами, Поблекших трав копны передо мной лежат, - В раздумье о тебе исполнен я заботы, Что и тебя в твой час раздавит бремя лет: Урочной смерти все обречены красоты - И их напутствует других красот расцвет; От Старца грозного, с его косой не сытой, Одно потомство нам лишь может быть защитой. В. Лихачев. 13. О, если б ты собой остался! Но, бесценный, Не больше, чем живешь - ты можешь быть собой; Спеши, пока душа еще в одежде бренной, Другому передать прекрасный облик свой. На срок лишь получил ты ссуду красотою; В бессрочную б тогда ты обратил ее И после смерти бы своей вновь стал собою: Твой сын бы сохранил подобие твое. Кто опрометчиво допустит до крушенья Свой дом, имея в нем надежнейший оплот От леденящего безвременно вторженья Губительной зимы? Кто ж больше, как не мот! Был у тебя отец; мой милый, отчего же И сыну твоему не говорить того же? В. Лихачев. 14. Я не из звезд свои познанья почерпаю, Хотя науку звезд я несколько и знаю, Но только не затем, чтоб голод предвещать Иль приближенье бури; по ним предузнавать; И о висящих злом над кем-нибудь невзгодах Не в состоянье я его предупредить, И что б ни ждало нас в бегущих встречу годах, Я не могу того властителям открыть. Все знание мое в глазах твоих, с тобою - И в этих лишь звездах сумел я прочитать, Что будут красота и правда процветать, Когда оставишь ты потомство за собою. Иначе предскажу тебе я, милый мой, Что в гроб с тобой сойдут и правда с красотой Н. Гербель. 15. Когда я вижу, - каждое растенье Лишь краткое мгновение цветет, И высший миг прекрасного цветенья - Влиянье звезд и внешний переход; Когда я вижу, - род людской живет, Как злак полей, исполнен самомненья, И падает с обманчивых высот В пустую пропасть смерти и забвенья; Тогда от них с томительною думой Я на тебя переношу свой взор. Ты юн, а время с тлением, как вор, Готово ночью мрачной и угрюмой Сменить твой день. Но я стремлюсь, любя, Отвоевать у времени тебя. А. Федоров. 16. Но почему в борьбе с слепым тираном Не ищешь ты надежного пути? Тебя летучим рифмам не спасти. Ты чувствуешь себя теперь тираном: Ты счастлив; ты в саду благоуханном Цветы души заботливо взрасти; В них образ твой; в портрете не найти Такого сходства с обликом желанным. Вся жизнь твоя вольется в те черты, Ее нельзя перед глазами света Ни передать в созвучиях сонета, Ни в красках, полных дивной красоты. Но, жертвуя собой, воскреснешь ты В своих твореньях с славою поэта. А. Федоров. 17. Поверят ли когда моим стихам, Тебе хвалу поющим вдохновенно? Они - лишь склеп, где хороню я сам То, что в тебе сияет неизменно. Когда б я мог сложить свой гимн смиренно Твоей красе и пламенным очам, - Сказало бы потомство: "Лжет он сам: То лик небес, а на земле все тленно". И желтые от времени листки Возбудит только смех, как старики Болтливые, в которых толку мало. Мой стих сочтут за строфы мадригала. Но будь твое создание в живых, - Ты в нем бессмертен и в стихах моих. А. Федоров. 18. Я с летним днем сравнить тебя готов, Но он не столь безоблачен и кроток; Холодный ветер, не щадит цветов, И жизни летней слишком срок короток: То солнце нас палящим зноем жжет, ТО лик его скрывается за тучей... Прекрасное, как чудный сон пройдет, Коль повелит природа или случай Но никогда не может умереть Твоей красы пленительное лето, Не может смерть твои черты стереть Из памяти забывчивого света. Покуда кровь кипит в людских сердцах, Ты не умрешь в моих живых стихах. С. Ильин. 19. О время! Когти льва, чуть стар, тупи нещадно, Земные существа земле и предавай, У тигра зубы рви из пасти кровожадной И феникса в крови его же сожигай; Чредою лет и зим над миром пролетая, Будь миру вестником и радостей и бед, Рази красу, когда поникнет, увядая, - На преступленье лишь одно тебе запрет: Попутно не клейми зловещими чертами Прекрасное чело любимца моего: Как образец красы, грядущим вслед за нами В наследие оставь нетронутым его. А повредишь ему - я этот вред поправлю И друга юношей в стихах своих прославлю. В. Лихачев. 20. Тебе девичий лик природой дан благою - Тебе, что с ранних пор владыкой стал моим, И нежный женский пыл, но незнакомый с тою Податливостью злой, что так присуща им,; И боле страстный взор и менее лукавый, Златящий все; на что бывает устремлен; Но цвет лица мужской; со всей своею славой, Опасный для мужей и милый для их жен; Ты б должен был, мой друг быть женщиной наружно, Но злой природы власть, увы, тебе дала, Мой ненаглядный, то, что вовсе мне не нужно, И тем меж нами нить любви перервала. Но если создан ты для женского участья, То мне отдай любовь, а им - тревоги счастья. Н. Гербель. 21. Нимало не влечет меня к себе та лира, Что вдохновляется искусственной красой И, ослепленная сиянием кумира, Поет избранницу восторженной хвалой, В порыве дерзостном ее уподобляя То солнцу, то луне, то первенцам-цветам, И все прекрасное на помощь призывая, Что небо и земля являют щедро нам. Тому, кто в песнях лжи, как и в любви, не знает, Поверьте, что его прелестный друг ни в чем Прелестнейшим сынам земли не уступает - Хотя небесного сиянья нет на нем; Пускай усердствуют лжецы напропалую, А я ведь песнями своими не торгую. В. Лихачев. 22. Что стар я, зеркало меня в том не уверит, Пока ты с юностью ровесник; но, когда Свой путь крылатое морщинами отмерит, И на твоем лице, - поверю я тогда. Твоей прелестью одел, как пеленою, Я сердца своего заветные мечты; Оно - в твоей груди, твое же: взято мною: Могу ли постареть я ранее, чем ты? Побереги ж себя, и обо мне радея, Как буду я беречь себя из-за тебя, Сокровище, в груди хранимое, лелея С неменьшей нежностью, чем нянюшка - дитя. Не думай, что, когда мне смерть закроет веки, Ты сердце сохранишь: я взял его навеки. В. Лихачев. 23. Как роль свою, робея, забывает Актер, на сцену первый раз вступив, Как в гневе нас невольно сил лишает Чрезмерно сильный ярости прилив, - Так я, из страха, что не дашь ты веры Словам любви, сам забываю их, И речь моя слабеет, хоть без мерь! Сильна любовь: превыше сил моих! Дозволь же книг моих цветистой речи Быть толмачем немым любви моей: Она достойна, верно, лучшей встречи, Чем речь из уст, столь бледная пред ней! Пойми, что в книге страсть безмолвно пишет: Разумная любовь очами слышит! Н. Холодковский. 24. Художником мой глаз внезапно стал, в груди На сердце начертав твое изображенье. Я рамой для него служу, - и, погляди, Какое полное дает он, впечатленье! Коль хочешь ты взглянуть на точный свой портрет, Чрез самого творца проникни в мастерскую; Она в груди моей как в окна, яркий свет Шлет солнце чрез глаза твои во тьму ночную. Обязаны глаза услугою глазам: Моими - в сердце лик начертан твой, - и там Твои глаза глядят мне в грудь, и, как в оконце, Увидя образ твой, сквозь них смеется солнце. И все ж рисует глаз лишь то, что видит он, - А душу познавать возможности лишен. В. Мазуркевич 25. Пускай обласканный счастливою звездою Гордится титулом и блеском славных дел, А мне, лишенному даров таких судьбою, Мне почесть высшая досталася в удел. Любимцы королей, как ноготки, хвастливо Под солнцем царственным вскрывают лепестки, Но в их гордыне - смерть... Один лишь взгляд - и живо Теряют пышный вид минутные цветки. Герои многих битв, увенчанные славой, Из книги почестей исчезнут без следа, И блеск былых побед утратят навсегда, Разбитые хоть раз врагом в борьбе кровавой. Но я любим, любя, и жребий мой ценю: Он не изменит мне, и я не изменю. В. Мазуркевич 26. У совершенств твоих я в рабском подчиненье, И вот пишу письмо тебе, владыка дум, Затем, чтоб доказать мое расположенье, А вовсе не затем, чтоб выказать мой ум. Привязанность моя так велика, что словом Не выразит ее; рассудок бедный мой; Любовь моя нага, - одень ее покровом, И, снисходя ко мне, в душе своей укрой; Придет пора, когда звезда моя в сиянье Опустит на меня свой благосклонный взгляд И этим привлечет ко мне твое вниманье, Даря нагой любви приличный ей наряд. Тогда-то прозвучат любви моей признанья! До тех же пор бежать я буду испытанья! В. Мазуркевич. 27. Я в мирном сне ищу успокоенья От будничных забот и суеты, - Напрасно все. Не спит воображенье; Спокойно тело, - бодрствуют мечты. Они к тебе стремятся, друг далекий, Широкою и властною волной. Застлал мне взор полночи мрак глубокий, Как взор слепого черной пеленой. Но я не слеп. Передо мной витает Твой милый образ. Освещая ночь, Он как звезда во тьме ее блистает, С ее лица морщины гонит прочь. Итак, днем члены отдыха не знают, А ночью мысли к другу улетают. С. Ильин. 28. Могу ли я теперь изведать счастье снова, Лишенный отдыха и благостного сна, Коль ночью бремя дня гнетет меня сурово, А днем - ночной тоскуй душа удручена. Враждуют с давних пор и день и ночь друг с другом, Но в заговор они вступили меж собой, Чтоб истерзать меня томительным недугом Один - работою, другая же - тоской. Тоской о том, что я стремлюсь к тебе напрасно, И говорю я дню, - коль солнца в небе нет, То, вместо солнца, ты средь туч сияешь ясно, А ночи, - что во тьме звездой ты льешь свой свет. Но ежедневно день гнетет меня работой, И еженощно ночь томит меня заботой. В. Мазуркевич. 29. Отвергнутый людьми, отвергнутый судьбою, Оплакиваю я удел печальный мой, Тревожу небеса бесплодною мольбою И, глядя на себя, кляну свой жребий злой. Завидуя тому, кто полон упованья, Я жажду хоть на миг зажечь в душе моей Стремленья одного, другого пожеланья, Иметь черты того, иль этого - друзей. За эту мысль порой себя я презираю, Но греза о тебе бодрит тогда меня, И с песней радостной душой я улетаю, Как жавронок, с земли в лазурь, к сиянью дня. И не отдам любви, тобою вдохновенной, За долю светлую властителя вселенной. В. Мазуркевич. 30. Когда наедине я мыслью пробегаю Тяжелый длинный ряд пережитых потерь, О скольких близких мне я тяжело вздыхаю, О скольких радостях, несбыточных теперь. И плачу я о тех, кто в холоде могилы Нашел себе покой от жизненных скорбей, И снова предо мной, исполненные силы, Встают знакомые мне образы людей. И снова предо мной мои воспоминанья, И бесконечный ряд пережитых невзгод, И слезы прошлые, и прошлые страданья, Я с вами вновь свожу наш позабытый счет. И если в этот миг тебя я вспоминаю, Забыто прошлое, я слезы отираю. Граф Ив. Мамуна. 31. Твоя прияла грудь все мертвые сердца; Их в жизни этой нет, я мертвыми их мнил; И у тебя в груди любви их нет конца, В ней все мои друзья, которых схоронил. Надгробных пролил я близ мертвых много слез, Перед гробами их как дань любви живой! Благоговейно им, умершим, в дань принес; Они теперь в тебе, они живут с тобой. И смотришь ты теперь могилою живой, На ней и блеск, и свет скончавшихся друзей, Я передал их всех душе твоей одной, Что многим я давал, то отдал только ей. Их лики милые в себе объедини, Имеешь также ты своим - всего меня! К. Случевский. 32. Когда в блаженный час от жизни отойду, И ты переживешь меня и невзначай Прочтешь мои стихи, что в рифму я кладу, Ты неумелости стиха не замечай! С годами уровень людских умов растет; Писанья лучшие в законный срок придут! Но ты люби мой стих; ведь в нем любовь живет, Любовью, мнится мне, меня не превзойдут! И в благосклонности к нему скажи скорей, Что если б я, твой друг, я был еще в живых И дожил до иных, намного лучших дней - То стал бы я писать не хуже всех других. Когда б не умер я, твой друг, я лучше б стал - Они стихом берут, а я любовью взял. К. Случевский. 33. Не раз я видел, как восход багряный Вершины гор властительно ласкал, И целовал зеленые поляны, И в бледных речках золотом сверкал; Иль солнца лик блестящий, ярче злата, Покрову туч давал себя затмить И, крадучись, незримый, до заката Старался взор свой недовольный скрыть. Так для меня в час утренний, ликуя, Сияло солнце сердца моего, - Увы, на краткий час! С тех пор, тоскуя, За мглою туч не вижу я его... Что ж! Солнце неба меркнет столь бесславно Пред тучами: земное - и подавно. Н. Холодковский. 34. Зачем обещан был мне светлый, ясный день И без плаща тобой я послан был в дорогу? Затем ли, чтобы туч суровых злая тень Затмила образ твой, будя в душе тревогу? Мне мало, коль твой взор обсушит сквозь туман Дождь на лице моем; омоченном грозою... На что лекарство мне, полезное для ран, И все ж бессильное над скорбью и тоскою! Раскаянье твое, участие и стыд Не могут даровать желанное забвенье... Тем, кто несет, как я, тяжелый крест обид, Печаль обидчика - плохое утешенье. Но плачешь ты, любя, и жемчуг этих слез Искупит все, что я, страдая, перенес. В. Мазуркевич. 35. О том, что сделано, напрасно не тоскуй! У розы есть шипы, есть тучи в небе чистом, Есть тина в глубине речных, прозрачных струй, Гнездится гадкий червь порой в цветке душистом. Ошибки всем сродни - и ошибаюсь я, Стараясь подыскать подобные сравненья. Чтоб только как-нибудь мне оправдать тебя, - И большие готов простить я прегрешенья. Я чувственность хочу рассудком объяснить; Трои обвинитель стал твоим же адвокатом, И в тяжбу сам с собой я вынужден вступить. Так в сердце, горечью и злобою объятом, Любовь и Ненависть ведут немолчный спор, Ограбивший меня, - любимый, милый вор. В. Мазуркевич. 36. Позволь мне сознавать, что мы с тобой вдвоем Любовью связаны и чувствами едины; Но пусть пятно стыда лежит на мне одном, А ты храни себя от горя и кручины. Хотя враждебный нам неумолимый рок Не в силах наложить на чувства наши путы, Но все же крадет он, - безжалостно жесток, У счастия любви блаженные минуты. Я буду молчалив: сумею уберечь Любовь мою к тебе от вражеского взора, И ты скрывай ее от всех, чтоб не навлечь Напрасно на себя упреков и позора. Я так тебя люблю, что даже мысль одна О том, что свет тебя осудит, мне страшна. В. Мазуркевич. 37. Подобно старику, глядящему с отрадой На сына бодрого в расцвете юных лет, Униженный судьбой, считаю я усладой Привязанность твою и дружеский привет. Ум, знатность, красота, богатство - все с тобою! Все то, что назвал я, и даже, может быть, Я большие в тебе достоинства открою, Чтоб и любовь мою к ним также приобщить. Тогда не буду я ни беден, ни унижен; Заметен и богат защитою твоей, Как к солнцу, к твоему величию приближен, Я буду озарен огнем твоих лучей. Вот почему в тебе ищу я совершенства, - Оно послужит мне источником блаженства. В. Мазуркевич. 38. У музы ли моей не хватит для стихов Предмета, если ты даруешь им дыханье, Настолько чудное, что для простых листов Бумаги тягостно такое содержанье? О, благодарна будь тебе, тебе одной, (Когда в моих стихах ты что-нибудь отметишь; И кто настолько нем, чтобы не петь со мной, Когда сана) как мысль высокая, ты светишь? Десятой музой будь, будь выше в десять раз Тех старых девяти, знакомых всем поэтам; И песни чудные внуши им в добрый час, Чтобы не старились те песни в мире этом. Пусть с музой слабою стяжал успех и я, Здесь труд созданья мой, а слава вся твоя. Лейтенант С. 39. О, как же я тебя достойно воспою, Когда ты часть моя, и лучшая, я знаю?: И как я оценить могу хвалу мою, Когда, хваля тебя, себя я восхваляю? Хотя бы для того нам лучше врозь дышать, Чтоб не смыкались мы любви единым кругом; Разлука, может быть, поможет мне воздать То что воздать тебе возможно по заслугам. Каким мучением была б, разлука, ты, Когда бы твой досуг безмолвный и унылый Не оставлял в душе свободу для мечты? С ней час невидимо проходит легкокрылый. И ты, разлука, вновь двоих разъединя, О том даешь мне петь, что не вблизи меня. Лейтенант С. 40. Возьми себе все то, что я люблю, мой друг! Но к прежнему всему не много то прибавит: Ведь все, что мог бы дать тебе любви досуг, Уже давно тебя и нежит, и забавит. Я не могу сердиться на тебя, Что ты в делах любви владеешь лучшей долей; Но грех тебе, когда, влекомый злою волей, Берешь, что после прочь бросаешь от себя. Я извиню тебе покражу, похититель, Когда ты оберешь и всю мою обитель, Хотя щипки любви бывают тяжелей Всей желчности людской и ярости их всей. О сладострастье, зло златящее лучами, Убей меня, но быть не можем мы врагами! Н. Гербель. 41. Грехи любви, что совершаешь ты, Из сердца вырвав образ мой влюбленный, Естественны для юной красоты, Со всех сторон соблазном окруженной. Красив ты: ласки нравятся твои; Ты нежен - ты поддашься обольщенью, И если ищет женщина любви, Сын женщины ль ответит ей презреньем? Но все-таки будь сдержанней порой. Брани красу и сердца легковерность; Ты вовлечен ведь ими в грех, двойной, И знай, ты дважды нарушаешь верность: Ее - красой своею соблазня, Свою же тем, что позабыл меня. Пл. Краснов. 42. Она твоя - я не о том горюю, Хотя люблю ее я горячо. Что ты ее, - об этом слезы лью я: Тебя утратить мне больней еще. Изменники! Вас все ж я извиняю. Ты полюбил ее за то, что я Ее люблю, - она ж, тебя лаская, Нежна к тебе, конечно, для меня. Тебя утрачу - выигрыш подруги; Утрачу ли ее - ты приобрел. Теряю я; но вы нашли друг друга, И ради вас мне крест мой не тяжел. Ведь друг и я - одно, и я лелею В душе мечту, что я любим лишь ею. Пл. Краснов. 43. Закрыв глаза мои, мир лучший вижу я: Я целый день людей лишь чуждых мне встречаю, Во сне же, дивном сне, гляжу я на тебя И взор мой пламенный в мрак ночи устремляю. О ты, чьей тенью тьма ночей озарена, Чья тень невидящим очам блестит приветом, Какой счастливый блеск придала бы она Сиянью дня своим могучим светом! О, как бы восхитил меня твой яркий свет, Когда бы на тебя взглянул я в день веселый, Коль и во тьме ночей твой легкий силуэт Рисуется слепым очам сквозь сон тяжелый! Мрачнее ночи день, пока ты не со мной, И ночь светлее дня, коль снится образ твой. Н. Брянский. 44. Когда бы мыслью плоть была моя - Не знал бы я преграды расстоянья! Назло ему тогда к тебе бы я Из дальних стран примчался на свиданье! Пусть от тебя в далекой стороне Я отделен морями и землею: Проворна мысль! И ей легко вполне Лететь туда; где хочет быть с тобою. Но мысль, что я не мысль, - меня гнетет, Что не могу я в даль переноситься, Но, как дитя, увы! земли и вод, Я обречен лишь плакать и томиться. И, кроме горьких слез, нет ровно ничего От грубых тех стихий для горя моего. Н. Брянский. 45. Другие две стихии, где бы я Ни находился - те, всегда с тобою: То воздух - мысль моя, огонь - любовь моя; Они, свободные, несутся с быстротою. Когда же от меня они умчатся в даль, К тебе, красавица, с приветом страсти нежной, Без этих двух стихий одна печаль Мне суждена, да гнет тоски безбрежной. И я - мертвец; но лишь они назад Вернутся вновь - и с ними жизнь вернется! Весть добрую о милой сообщат - И сердце радостью зажжется. Но я спешу к тебе их снова отослать, И грустен, и уныл вмиг становлюсь опять. Н. Брянский. 46. Глаза и сердце полны пререканья - Как совершить дележ красы твоей: От сердца очи право созерцанья Хотят отнять, а сердце, от очей. Твой образ сердце сохранять желает. Чтоб в тайнике от глаз скрывался он, Противник же то право отрицает! Твердя, что в нем твой образ отражен! Чтоб спор, решить, свершенье приговора Я поручил собранью Дум мои