ой руке зимы обезобразить в тебе твое лето до того, как выделена твоя эссенция; наполни сладостью какой-нибудь сосуд, обогати какое-то _вместилище_ [место] сокровищем твоей красоты до того, как она самоуничтожится. Такое использование [помещение в рост] не является запрещенным ростовщичеством, оно делает счастливыми тех, кто оплачивает добровольную ссуду; ты вправе породить другого себя или _стать_ в десять раз счастливее, если _"процент" будет_ десять к одному. Десятикратно умноженный, ты был бы счастливее, чем теперь, если бы десять твоих _детей_ десять раз воспроизвели твой облик; тогда что могла бы поделать смерть, если бы ты покинул _этот мир_, оставив себя жить в потомстве? Не будь своенравным, ведь ты слишком прекрасен, Чтобы стать добычей смерти и сделать червей своими наследниками. Пока рука свирепейшей из зим Не погубила облик летний, милый, Фиал наполни существом своим, И красота не кончит путь могилой. Как кредитор, что выгодный заем С процентом прибыльным вернет обратно, Ты мог бы в светлом образе своем Увидеть сам себя десятикратно. Ты жил бы не один, а десять раз, Десятикратно повторенный в детях, Когда бы пробил твой последний час, Ты в них бы жил, уж не живя на свете. Наследниками прелести своей, Смотри, не сделай земляных червей. Перевод А. Кузнецова Не дай Зиме суровою рукою Сок летний выжать - наполняй сосуд И сладостью своею, и красою, Не то они бесславно пропадут. Не грех взимать проценты безвозвратно; Дают взаймы, процент оговорив, И ты продолжишь жизнь десятикратно, В сынах себя достойно повторив. Сын каждый повторит тебя раз десять, И десять раз умножит каждый внук - Тысячекратно жить тебе на свете: У Смерти для тебя не хватит рук. Одумайся, красу губить не смей, Наследниками делая червей. Перевод И. Фрадкина 7 Lo in the orient when the gracious light Lifts up his burning head, each under eye Doth homage to his new-appearing sight, Serving with looks his sacred majesty; And having climbed the steep-up heavenly hill, Resembling strong youth in his middle age, Yet mortal looks adore his beauty still, Attending on his golden pilgrimage: But when from highmost pitch, with weary car, Like feeble age he reeleth from the day, The eyes (fore duteous) now converted are From his low tract and look another way: So thou, thyself outgoing in thy noon, Unlooked on diest unless thou get a son. Гляди: когда на востоке благодатное светило поднимает пылающую голову, внизу все глаза отдают почести этому новоявленному зрелищу, служа взглядами его священному величеству; и когда _оно_ взобралось на крутой небесный холм, напоминая крепкого молодого человека в расцвете лет, взгляды смертных по-прежнему любуются его красотой, сопровождая его _блистательное_ [золотое] путешествие; но когда с высшей точки, на _изношенной_ [утомленной] колеснице, как дряхлая старость, оно, шатаясь, покидает день, глаза, прежде преданные, отворачиваются от этого низкого участка _пути_ и глядят прочь. Так и ты, теперь вступающий в свой полдень, Умрешь, никому не нужный, если только не заведешь сына. Вот на востоке милостивый свет, Горя, подъемлет голову свою. Все, присягая, чтут его расцвет И почести глазами воздают. Взбираясь вверх, на холм небес крутой, Младое солнце к зрелости идет, И взоры, восхищаясь красотой, Сопровождают путь лучистый тот. Когда же постаревший пилигрим Устало колесницей правит вниз, Глаза, что шли почтительно за ним, Уж от него давно все отреклись. И так же на закате ты растаешь, Коль на земле ты сына не оставишь. Перевод В. Николаева Смотри: когда вздымает на востоке Пылающую голову восход, Весь мир взирает на него в восторге И почести, как богу, воздает. Когда, взойдя на гору голубую, Светило полно жизни молодой, Все так же душу смертную любую Пленяет этот путник золотой. Когда же с высоты, уже не в силе, Оно повозкой шаткой катит в ночь, Глаза, что прежде преданно следили, Гнушаются упадка, смотрят прочь. И ты, сейчас входящий в пору полдня, Умрешь один, отцовства не исполня. Перевод А. Шаракшанэ 8 Music to hear, why hear'st thou music sadly? Sweets with sweets war not, joy delights in joy: Why lov'st thou that which thou receiv'st not gladly, Or else receiv'st with pleasure thine annoy? If the true concord of well-tuned sounds, By unions married, do offend thine ear, They do but sweetly chide thee, who confounds In singleness the parts that thou shouldst bear; Mark how one string, sweet husband to another, Strikes each in each by mutual ordering; Resembling sire, and child, and happy mother, Who all in one, one pleasing note do sing; Whose speechless song being many, seeming one, Sings this to thee, 'Thou single wilt prove none.' _Сам_ музыка для слуха, почему ты печалишься, слыша музыку? Приятное не воюет с приятным, удовольствие радуется удовольствию; почему же ты любишь то, что принимаешь неохотно, или же принимаешь с радостью то, что тебе досадно? Если верное созвучие хорошо настроенных _струн_ [звуков], соединенных в [брачные] союзы, оскорбляет твой слух, _так это потому_, что они мягко упрекают тебя, губящего в безбрачии [музыкальные] партии, которые ты должен исполнить. Смотри, как струны, одна - любезный супруг другой, ударяют, каждая с каждой во взаимном порядке, напоминая родителя, ребенка и счастливую мать, которые, все как один, поют одну радостную ноту. Их песня без слов, в которой несколько _голосов_ кажутся одним _голосом_, поет тебе: "Ты один окажешься ничем". Ты - музыка, но с музыкой в разладе, А радость с радостью живет в ладу. Так почему ты рад своей досаде И любишь то, в чем чувствуешь беду? Ведь это звук, со звуком обручен, Лишь потому твой оскорбляет слух, Что каждый миг напоминает он, Как в одиночестве беднеет дух. Послушай, как игрой неторопливой Многоголосье струны создают. Так сын с отцом и матерью счастливой В тройном единстве слаженно поют. Они без слов дают тебе упрек: Немного проку в том, кто одинок. Перевод Игн. Ивановского Сам - музыка для слуха, отчего же Ты, музыке внимая, все грустней? Сласть любит сласть, со счастьем счастье схоже, А здесь печаль - и радость рядом с ней! Наверно, в звуках стройного порядка Душе смущенной слышится упрек, Они корят настойчиво и сладко: Зачем ты сам доселе одинок? Смотри - согласья узы, словно семьи, Связуют звуки: каждая струна Поет для всех, в согласии со всеми - Как муж, дитя, счастливая жена... Сколь много звуков! Но едина суть: "Неправ избравший одинокий путь". Перевод Д. Щедровицкого 9 Is it for fear to wet a widow's eye That thou consum'st thyself in single life? Ah! if thou issueless shalt hap to die, The world will wail thee like a makeless wife; The world will be thy widow and still weep, That thou no form of thee hast left behind, When every private widow well may keep, By children's eyes, her husband's shape in mind: Look what an unthrift in the world doth spend Shifts but his place, for still the world enjoys it, But beauty's waste hath in the world an end, And kept unused the user so destroys it: No love toward others in that bosom sits That on himself such murd'rous shame commits. _Не_ из боязни ли увлажнить глаза вдовы ты растрачиваешь себя в одинокой жизни? О! если тебе случится умереть бездетным, мир будет оплакивать тебя, как лишенная пары {*} жена. Мир будет твоей вдовой и _будет_ вечно скорбеть, что ты не оставил после себя никакого своего образа, тогда как любая обыкновенная вдова может хранить, _вспоминая_ по глазам детей, облик мужа в своей душе. Подумай: то, что мот тратит в этом мире, только переходит с места на место, так как мир по-прежнему обладает этим, но растрата красоты - это ее конец в мире, и, не используя {**} ее, владелец ее уничтожает. Нет любви к другим в груди у того, кто совершает над самим собой такое убийственное злодеяние. {* Согласно комментаторам, в этом месте оригинала "makeless" следует читать как "mateless". ** Речь идет о выгодном использовании, приносящем "проценты", то есть рождении детей.} Не слез ли вдовьих хочешь избежать И одиноко путь проходишь свой? Но если род не станешь продолжать, Весь мир твоей окажется вдовой. Вдова не перестанет слезы лить: Ведь ты надежды не оставил ей Супруга милый образ воскресить, Поглубже заглянув в глаза детей. Промотано богатство - не беда, Оно, сменив владельца, уцелело. Но красоту ты губишь навсегда И разрушаешь, не пуская в дело. Ты не любил, должно быть, до сих пор, Раз терпишь свой убийственный позор. Перевод Игн. Ивановского Иль так тебя слеза пугает вдовья, Что одиночества ты терпишь гнет? Но коль умрешь ты, не родив подобья, Весь мир тебя оплакивать начнет. Для мира смерть твоя тем будет хуже, Что образ твой ни в чем не будет жив, Когда вдовице вспоминать о муже Дано, себя сынами окружив. Что в мире мот потратил - не исчезло, Лишь поменяло место без вреда, Но, красоту растратив бесполезно, Убьешь ее для мира навсегда. Любви в душе тот не имеет к людям, Кто виноват в сем преступленье лютом. Перевод А. Шаракшанэ 10 For shame deny that thou bear-st love to any, Who for thyself art so improvident. Grant, if thou wilt, thou art beloved of many, But that thou none lov'st is most evident; For thou art so possess'd with murd'rous hate, That 'gainst thyself thou stick'st not to conspire, Seeking that beauteous roof to ruinate Which to repair should be thy chief desire: О change thy thought, that I may change my mind! Shall hate be fairer lodged than gentle love? Be as thy presence is, gracious and kind, Or to thyself at least kind-hearted prove: Make thee another self, for love of me, That beauty still may live in thine or thee. Стыдись! Неправда, что у тебя есть любовь к кому-то - _у тебя_, который в отношении себя так неразумен. Можно согласиться, если угодно, что ты любим многими, но, что ты никого не любишь, совершенно очевидно; ибо ты так одержим убийственной ненавистью, что не останавливаешься перед тем, чтобы строить козни самому себе, стремясь разрушить прекрасный кров, забота о сохранности которого должна быть твоим главным желанием. О, перемени свои мысли, чтобы я мог изменить свое мнение! _Неужели_ ненависть должна иметь лучшее жилище, чем нежная любовь? Будь, как _само_ твое присутствие, милостивым и добрым или к себе по крайней мере прояви добросердечие: сотвори другого себя ради меня, чтобы красота могла вечно жить в твоих _детях_ или в тебе. Покайся, что себя не судишь строго, Легко бежишь от счастья своего. Ты говоришь, в тебя влюбленных много, Но сам-то ты не любишь никого. К любви своей убийственно суров, Ты и не думаешь суровость скрыть И разрушаешь тот прекрасный кров, Который ты бы должен укрепить. Так убеди меня, что это ложь. Ужель вражда почетнее любви? Будь щедр душой, как ты собой хорош, Хотя бы сам для счастья оживи. Ты повторись в наследнике своем, Пусть красота живет в тебе и в нем. Перевод Игн. Ивановского Какой позор! - Проводишь дни беспечно, Бесповоротно красоту губя. Любовь к тебе у многих бесконечна, Но ни к кому любви нет у тебя: Живешь, вредить себе не прекращая. Ты с красотой своей воюешь сам, В развалины позорно превращая Самой Природой возведенный храм. Переменись! И о тебе сужденье И я переменю. Ужель вражда К себе - тебе дарует наслажденье? Добрее стань к себе ты навсегда, - Любя меня, свой род не прекращай: Красу и юность сыну передай. Перевод И. Фрадкина 11 As fast as thou shalt wane, so fast thou grow'st In one of thine, from that which thou departest, And that fresh blood which youngly thou bestow'st Thou mayst call thine, when thou from youth convertest: Herein lives wisdom, beauty, and increase, Without this, folly, age, and cold decay: If all were minded so, the times should cease, And threescore year would make the world away. Let those whom Nature hath not made for store, Harsh, featureless, and rude, barrenly perish: Look whom she best endowed she gave the more; Which bounteous gift thou shouldst in bounty cherish: She carved thee for her seal, and meant thereby, Thou shouldst print more, not let that copy die. По мере того как ты будешь приходить в упадок, так же быстро ты будешь расцветать в одном из твоих _детей_, из того, что отделишь от тебя, и ту свежую кровь, которую ты, будучи молодым, подаришь, ты сможешь назвать своей, когда утратишь молодость. В этом - мудрость, красота и рост; без этого - безрассудство, старость и холодное увядание. Если бы все думали так, _как ты_, времена прекратились бы и за три двадцатилетия {*} мир исчез бы. Пусть те, кого Природа создала не для того, чтобы сохранять, - неотесанные, уродливые, грубые, - погибнут бесплодными; но кого она наделила лучше всего, _тем_ она дала больше {**}, и этот обильный дар ты должен заботливо приумножать. Она изваяла тебя как свою печать и имела в виду, чтобы ты произвел больше оттисков, а не дал погибнуть этому образцу. {* Т.е. за человеческий век. ** В оригинале - трудное для истолкования место. Возможное прочтение: "...всем, кого Природа наделила лучше всего, она дарит и больше шансов оставить потомство". По другой версии, "the" в строке 11 следует понимать как "thee"; в таком случае вся строка означает: "кого бы и как бы природа ни одарила, тебе она дала больше".} Мы, увядая, вместе с тем растем В своем потомке, в нашем далеке. Кровь молодая возродится в нем И возместит потери в старике. И в этом смысл, и жизнь, и красота - Иначе время прекратит свой бег, И будут холод, мрак и пустота, И навсегда исчезнет человек. Дары природы не всегда щедры. Кто груб и зол, пускай погибнет он. И пусть умножит все ее дары, Кто был в избытке ими наделен. Избранник он - с него природа-мать Для копий изготовила печать. Перевод В. Савина Пойдет на убыль жизнь твоя, но в сыне Она прибудет, станет все видней, И кровь младую, что даруешь ныне, Ты назовешь своей на склоне дней. И в этом - красота, и рост, и разум; Без этого - безумье, старость, крах. Когда б такой пример все взяли разом, За краткий век весь мир сошел бы в прах. Те, что Природой сделаны небрежно, - Безликие, - пусть без следа умрут. Но к избранным щедра она безбрежно, И дар сей умножать - твой долг и труд. Природа как печать тебя ваяла, Чтоб оттисков оставил ты немало. Перевод А. Шаракшанэ 12 When I do count the clock that tells the time, And see the brave day sunk in hideous night, When I behold the violet past prime, And sable curls all silvered o'er with white, When lofty trees I see barren of leaves, Which erst from heat did canopy the herd, And summer's green all girded up in sheaves Borne on the bier with white and bristly beard: Then of thy beauty do I question make That thou among the wastes of time must go, Since sweets and beauties do themselves forsake, And die as fast as they see others grow, And nothing 'gainst Time's scythe can make defence Save breed to brave him when he takes thee hence. Когда я считаю удары часов, сообщающих время, и вижу, как прекрасный день погружается в отвратительную ночь; когда я смотрю на отцветающую фиалку и на соболиные кудри, сплошь посеребренные сединой; когда я вижу голыми, без листвы, величественные деревья, прежде укрывавшие от жары стадо, и зелень лета, всю увязанную в снопы, которые везут на дрогах, с белой колючей бородой; тогда я задаюсь вопросом о твоей красоте, _понимая_, что ты должен исчезнуть вместе со _всем_, что уничтожено временем, поскольку _все_ прелести и красоты пренебрегают собой и умирают, как только видят, что подрастают другие, и ничто от серпа Времени не может защитить, кроме потомства, которое бросит ему вызов, когда оно заберет тебя отсюда. Когда я слышу бой часов, когда Я вижу день в пути ко тьме унылой; Когда фиалка вянет и седа Изнанка черных локонов у милой; Когда я наблюдаю листопад И беззащитность крон; когда осенний Лют ветер и пернатые летят На юг, - тогда в полях опустошенья О красоте я думаю твоей. Она - зеленый лист, фиалка, птица. Так знай: жестоки сроки! Но сумей В себя иного перевоплотиться - И время, встретив сына твоего, Не сделает с тобою ничего. Перевод Р. Винонена Когда считаю мерный бой часов И вижу день в преддверии ночном, Фиалки смерть в тиши глухих лесов И локон, убеленный серебром, И голых веток чувствую озноб, Дававших тень стадам в июльский зной, На погребальных дрогах вижу сноп С торчащей кверху жесткой бородой, Тогда я задаю себе вопрос, Что станет дальше с красотой твоей: Ведь ход вещей столь многое унес, Освобождая путь для новых дней. Серп Времени тебя не пощадит, Но твой наследник Время победит. Перевод Игн. Ивановского Когда часов удары я считаю, Смотрю, как тонут дни во тьме ночей, И вижу, как фиалка увядает, Как серебром укрыта смоль кудрей; Когда деревья голы, как столбы, Хоть укрывали стадо в сильный зной, И зелень лета связана в снопы, Свисая с дрог колючей бородой, - Как не подумать о твоей красе, Ведь чары с ходом времени пройдут? Красоты мира отрекутся все, Когда другие их сменить придут. И нет защиты от серпа того, За вычетом потомства твоего. Перевод В. Николаева Когда я вижу, слыша бой часов, Нарядный день в объятьях ночи мглистой, Фиалку без весенних лепестков И черный локон в краске серебристой. И рощицу с опавшею листвой Там, где в тени стада гуляли вволю, И сноп на дрогах с бородой седой (Его в последний раз везут по полю), - Тогда я страхом за тебя объят: Так Красота твоя навек умчится - Вслед за восходом следует закат, В костре времен жизнь новая родится. Над каждым Время занесет косу - Оставь потомство и спаси красу. Перевод И. Фрадкина Когда я вслед часам считаю время И вижу мрак, что пожирает свет, И смоляных кудрей посеребренье, И розу, что, увяв, роняет цвет, Когда замечу, как редеют кроны, Что стадо в зной скрывали под шатром, И лето ляжет на воз похоронный Белесым и щетинистым снопом, - Я усомнюсь: пред Временем, наверно, И красота твоя не устоит, Ведь прелести земли себя отвергнут, Увидев тех, кто их сменить спешит. Да, Время все пожнет, защиты нет нам, - Но много хуже умереть бездетным. Перевод Т. Шабаевой Когда в часах я время наблюдаю И вижу ночи тень на ясном дне, Фиалку, что, отцветши, облетает, И смоляные кудри в седине; Гляжу, как роща догола раздета, Что тень давала стаду в летний зной, И как везут на дрогах зелень лета, В снопах, с колючей белой бородой, - Тогда я знаю: должен мир покинуть И ты когда-то, Временем гоним, Раз всюду прелесть и краса погибнуть Готовы, чтобы дать расти другим. От Времени с косою нет защиты, - В потомстве лишь спасение ищи ты. Перевод А. Шаракшанэ 13 О that you were your self! but, love, you are No longer yours than you yourself here live; Against this coming end you should prepare, And^your sweet semblance to some other give: So should that beauty which you hold in lease Find no determination; then you were Your self again after yourself s decease, When your sweet issue your sweet form should bear. Who lets so fair a house fall to decay, Which husbandry in honour might uphold Against the stormy gusts of winter's day And barren rage of death's eternal cold? O, none but unthrifts: dear my love, you know You had a father, let your son say so. О, пусть бы ты принадлежал себе! {*} Но, любовь моя, ты не дольше будешь принадлежать себе, чем ты сам живешь _на этом свете_ [здесь]. К неминуемому концу ты должен готовиться и свой милый образ подарить кому-то другому, чтобы красота, которую ты получил в аренду, не имела окончания; тогда ты стал бы принадлежать себе снова после своей смерти, когда твой милый отпрыск воплотит твой милый облик. Кто позволит такому прекрасному дому прийти в упадок, когда бережный уход мог бы достойно поддержать его вопреки бурным ветрам зимнего дня и опустошительному наступлению вечного холода смерти? О, никто как моты! Возлюбленный мой, помни: у тебя был отец; пусть твой сын скажет то же. {* Другое возможное толкование: "пусть бы ты оставался собой".} О, будь собой! Всегда будь сам собой, Но помни, что всему наступит край, И к сроку смерти милый образ свой Кому-нибудь другому передай. Тебе дана краса и благодать В аренду, не надолго. Если ты Покинешь нас, должны мы увидать В твоем потомке все твои черты. Кто разрешит сгноить свой милый кров, Бесстрастным будет и не защитит Его от вьюжных, яростных ветров И холода, где смерть одна царит? Лишь сумасброд! Но ты, мой милый, все же Имел отца, пусть сын твой скажет то же. Перевод А. Кузнецова Ты в этот мир явился не навечно, Тебе недолго красоваться в нем. И помни - красота не бесконечна, Она тебе дана судьбой внаем. Потомку передай свой облик нежный: Сын должен красоту арендовать, Чтоб, избежав кончины неизбежной, Путь жизненный победно продолжать. Одумайся! Какой же расточитель Не защитит свой дом от зимних вьюг И холодом Зимы свою обитель В руины смерти превратит, мой друг?! Ты знал отца, и пусть родится тот, Кому отцом ты станешь в свой черед. Перевод И. Фрадкина 14 Not from the stars do I my judgement pluck, And yet methinks I have astronomy, But not to tell of good or evil luck, Of plagues, of dearths, or seasons' quality; Nor can I fortune to brief minutes tell, Pointing to each his thunder, rain and wind, Or say with princes if it shall go well By oft predict that I in heaven find: But from thine eyes my knowledge I derive, And, constant stars, in them I read such art As truth and beauty shall together thrive If from thy self to store thou wouldst convert: Or else of thee this I prognosticate, Thy end is truth's and beauty's doom and date. Свои суждения я не собираю со звезд, и все же, полагаю, я владею астрономией, но не так, чтобы предсказывать удачу или неудачу, чуму, голод или то, какими будут времена года; также не умею я делать предсказаний на краткие моменты _времени_, каждому указывая [его] град, дождь или ветер, или говорить, хорошо ли пойдут дела у государей, по знаменьям {*}, которые я нахожу в небе. Но я свое знание вывожу из твоих глаз, и в этих неизменных звездах я читаю ту премудрость, что правда {**} и красота будут вместе процветать, если ты _отвлечешься_ от себя _и_ обратишься к сохранению _своей красоты_; иначе вот что я тебе предсказываю: твой конец будет для правды и красоты роковым пределом. {* "By oft predict" - трудная для перевода фраза, в которой наречие "oft" (часто) употреблено как прилагательное, a "predict" (предсказывать) - как существительное. ** Здесь и во многих случаях далее слово "truth" применительно к адресату сонетов употребляется в широком смысле положительного нравственного начала и может интерепретироваться не только как "правда", "истина", но также как "совершенство", "добродетель", "постоянство", "верность".} Свой взор я не на звезды обращаю: Хоть звездочет я, звезды ни к чему, Я грозы, смуты, голод не вещаю И не пророчу засуху, чуму; Не знаю я, какой подует ветер И восседать на троне жребий чей, Одну я знаю истину на свете, Что черпаю я из твоих очей: Ты должен обеспечить продолженье И Верности своей, и Красоты, Чтоб вечно жить векам на удивленье, Когда наш мир навек покинешь ты. А иначе, когда твой час пробьет, Он Красоту и Верность унесет. Перевод И. Фрадкина Хоть я не доверяюсь звездам дальним, Знакома астрономия и мне, Но не такая, чтоб решать гаданьем, Когда быть мору, гладу и войне. Я не даю на каждый час прогнозы, Гром иль гроза грядет - не знаю сам; Где ждут царей удачи и угрозы, Не в силах предсказать по небесам. Зато глаза твои мне знанье дали, По этим звездам я могу предречь: Чтоб красота и правда процветали, Не должен втуне ты себя беречь, Иль станут правде с красотою нежной Твои глаза могилой неизбежной. Перевод А. Шаракшанэ 15 When I consider every thing that grows Holds in perfection but a little moment, That this huge stage presenteth nought but shows Whereon the stars in secret influence comment; When I perceive that men as plants increase, Cheered and checked even by the selfsame sky, Vaunt in their youthful sap, at height decrease, And wear their brave state out of memory: Then the conceit of this inconstant stay Sets you most rich in youth before my sight, Where wasteful Time debateth with Decay To change your day of youth to sullied night, And all in war with Time for love of you, As he takes from you, I ingraft you new. Когда я думаю о _том, что_ все, что произрастает, остается совершенным только краткий миг; что эта огромная сцена представляет не что иное, как спектакли, которые, тайно влияя, толкуют звезды; когда я постигаю, что рост людей, как растений, поощряет и останавливает то же самое небо: _все они_ тщеславны в своем молодом соку, в высшей точке начинается их упадок, и _затем_ их расцвет изглаживается из памяти; тогда мысль об этом непостоянном пребывании _в мире_ делает тебя самым богатым молодостью в моих глазах, _которые видят, как_ разрушительное Время спорит с Увяданием, _стремясь_ превратить день твоей молодости в мрачную ночь, и в решительной войне с Временем, ради любви к тебе, то, что оно будет отбирать у тебя, я буду прививать тебе снова. Когда я сознаю: все, что растет, Удержит совершенство лишь на миг, Что мир - большая сцена, где идет Спектакль по указаньям звезд немых, Что люди, расплодившись, как растенья, Живут по мановенью тех же звезд, Кичатся соком юного цветенья, К забвению клоня полдневный рост, То я тебя окидываю взглядом, Сильней дивясь богатству твоему, Тогда как Время об руку с Распадом Ведут твой юный день в глухую тьму. Уносит Время молодость твою, Но, как росток, я вновь тебя привью. Перевод В. Николаева Все, что росло, то прибавляло в росте, На миг один во весь вставая рост, Но было пусто на большом помосте, Где шли тайком переговоры звезд. Произрастали люди, как растенья, И хвастали о подвигах своих В забвении, на глубине паденья, А звезды все нахваливали их. И, глядя на шатание помостов, Я вижу, как ты молод и богат Там, где живую плоть на голый остов Разменивают Время и Распад. Тебе я помогу. Расти упорней Там, где тебе перерубают корни! Перевод В. Орла 16 But wherefore do not you a mightier way Make war upon this bloody tyrant Time, And fortify yourself in your decay With means more blessed than my barren rhyme? Now stand you on the top of happy hours, And many maiden gardens, yet unset, With virtuous wish would bear your living flowers, Much liker than your painted counterfeit: So should the lines of life that life repair Which this time's pencil or my pupil pen Neither in inward worth nor outward fair Can make you live yourself in eyes of men: To give away yourself keeps yourself still, And you must live drawn by your own sweet skill. Но почему ты более сильным способом не поведешь войну против этого кровавого тирана, Времени, и не укрепишь себя против увядания средствами более благословенными, чем мои бесплодные стихи? Сейчас ты на вершине счастливых часов, и много девственных садов, еще не засаженных, с благочестивой охотой восприяли бы твои живые цветы, гораздо более похожие _на тебя_, чем твое рисованное подобие. Так _и_ должны линии жизни {*} _обновлять_ твою жизнь, _ведь_ ни кисть этого времени {**}, ни мое ученическое перо, _не способные передать_ ни твоего внутреннего достоинства, ни внешней красоты, не могут сделать так, чтобы ты сам жил в глазах людей. Отдавая себя, ты сохранишь себя, и _так_ ты должен жить, запечатленный собственным милым мастерством. {* Трудное для понимания место, допускающее различные толкования. Возможно, имеются в виду черты детей, повторяющие и "обновляющие" (repair) красоту отца. ** Возможно, здесь имеется в виду современный Шекспиру стиль портретной живописи.} Так почему же, если точит нож Кровавый деспот Время, враг живых,