тно прилег пока на кровать. -- Устал, -- сказал он. -- Ох, и устал же! Где только не был! И какого я только сраму не повидал и не натерпелся... -- Это тебе не на печке сидеть. Что лучше: салат или яишенку? -- Давай чего-нибудь на скорую руку... Время-то -- к свету. -- Успеешь. Лучше мы яишенку, с дороги-то -- посытней. -- Дочь Бабы-Яги развела на шестке огонек под таганком, поставила сковородку. -- Пусть пока разогревается... Ну-ка, поцелуй меня -- как ты умеешь? -- И дочь Бабы-Яги навалилась на Ивана и стала баловаться и резвиться. -- О -- о, да ты не умеешь ничего! А лапти снял! -- Кто не умеет? -- взвился Иван соколом. -- Я не умею? Да я тут счас так размахнусь, что ты... Держи руку! Руку держи! Да мою руку-то, мою, держи, чтоб не тряслась. Есть? Держи другую, другую держи!.. Держишь? -- Держу? Ну?.. -- Отпускай-ай, -- заорал Иван. -- Погоди, сковородка перекалилась, наверно, -- сказала дочь Бабы-Яги. -- Ты смотри, какой ты! А ребеночка сделаешь мне? -- Чего же не сделать? -- вовсю раздухарился Иван. -- Хоть двух. А сумеешь ты с ним, с ребеночком-то? С имя ведь возни да возни... знаешь сколько! -- Я уже пеленать умею, -- похвасталась дочь Бабы-Яги. -- Хошь, покажу? Счас яишенку поставлю... и покажу. Иван засмеялся: -- Ну, ну... -- Счас увидишь. -- Дочь Бабы-Яги поставила на огонь яичницу и подошла к Ивану. -- Ложись. -- Зачем я-то? -- Я тебя спеленаю. Ложись. Иван лег... И дочь Бабы-Яга стала пеленать его в простыни. -- Холосенький мой, -- приговаривала она, -- маленький мой... Сынуленька мой. Ну-ка, улыбнись мамочке. Ну-ка, как мы умеем улыбаться? Ну-ка?.. -- У-а-а, у-а-а, -- поплакал Иван. -- Жратеньки хочу-у, жратеньки хочу-у!.. Дочь Бабы-Яги засмеялась: -- А-а, жратеньки захотели? Жратеньки захотел наш сынуленька... Ну, вот... мы и спеленали нашего маленького. Счас мы ему жратеньки дадим... все дадим. Ну-ка, улыбнись мамочке. Иван улыбнулся "мамочке". -- Во-от... -- Дочь Бабы-Яги опять пошла в куть. Когда она ушла, в окно, с улицы, прямо над кроватью, просунулись три головы Горыныча. И замерли, глядя на спеленатого Ивана... И долго молчали. Иван даже зажмурился от жути. -- Утютюсеньки, -- ласково сказал Горыныч. -- Маленький... Что же ты папе не улыбаешься? Мамочке улыбаешься, а папе не хочешь. Ну-ка, улыбнись, Ну-ка? -- Мне не смешно, -- скачал Иван. -- А-а, мы, наверно, того?.. Да, маленький? -- По-моему, да, -- признался Иван. -- Мамочка! -- позвал Горыныч. -- Иди, сыночек обкакался. Дочь Бабы-Яги уронила на пол сковородку с яишенкой... Остолбенела. Молчала. -- Ну, что же вы? Чего же не радуетесь? Папочка пришел, а вы грустные. -- Горыныч улыбался всеми тремя головами. -- Не любите папочку? Не любят, наверно, папочку, не любят... Презирают. Тогда папочка будет вас жратеньки. Хавать вас будет папочка... С косточками! -- Горыныч перестал улыбаться. -- С усами! С какашками! Страсти разыгрались?! -- загремел он хором. -- Похоть свою чесать вздумали?! Игры затеяли?! Представления?.. Я проглочу весь этот балаган за один раз! -- Горыныч, -- почти безнадежно сказал Иван, -- а ведь у меня при себе печать... Я заместо справки целую печать добыл. Эт-то ведь... того... штука! Так что ты не ори тут. Не ори! -- Иван от страха, что ли, -- стал вдруг набирать высоту и крепость в голосе. -- Чего ты разорался? Делать нечего? Схавает он... Он, видите ли, жратеньки нас будет! Вон она, печать-то, -- глянь! Вон, в штанах. Глянь, если не веришь! Припечатаю на три лба, будешь тогда... Тут Горыныч усмехнулся и изрыгнул из одной головы огонь, опалил Ивана. Иван смолк... Только еще сказал тихо: -- Не балуйся с огнем. Шуточки у дурака. Дочь Бабы-Яги упала перед Горынычем на колени. -- Возлюбленный мои, -- заговорила она, -- только пойми меня правильно: я же тебе его на завтрак приготовила. Хотела сюрприз сделать. Думаю: прилетит Горыныч, а у меня для него что-то есть вкусненькое... тепленькое, в простынках, -- Вот твари-то! -- изумился Иван. -- Сожрут и скажут: так надо, так задумано. Во, парочка собралась! Тьфу!.. Жри, прорва! Жри, не тяни время! Проклинаю вас! И только Горыныч изготовился хамкнуть Ивана, только открыл свои пасти, в избушку вихрем влетел донской Атаман из библиотеки. -- Доигрался, сукин сын?! -- закричал он на Ивана. -- Допрыгался?! Спеленали! Горыныч весь встрепенулся, вскинул головы... -- Эт-то что еще такое? -- зашипел он. -- Пошли на полянку, -- сказал ему Атаман, вынимая свою неразлучную сабельку. -- Там будет способней биться. -- Он опять посмотрел на Ивана,.. Укоризненно сморщился. -- Прямо подарок в кулечке. Как же ты так? -- Оплошал, Атаман.. -- Ивану совестно было глядеть на донца, -- Маху дал.. Выручи, ради Христа. -- Не горюй, -- молвил казак. -- Не таким оглоедам кровя пускали, а этому-то... Я ему враз их смахну, все три. Пошли. Как тебя? Горыныч? Пошли, цапнемся. Ну и уродина!. -- Какой у меня завтрак сегодня! -- воскликнул Горыныч. -- Из трех блюд. Пошли. pic20.jpg Ў pic20.jpg И они пошли биться. Скоро послышались с полянки тяжелые удары и невнятные возгласы. Битва была жестокая. Земля дрожала. Иван и дочь Бабы-Яги ждали. -- А чего это он про три блюда сказал? -- спросила дочь Бабы-Яги, -- Он что, не поверил мне? Иван молчал. Слушал звуки битвы. -- Не поверил, -- решила дочь Бабы-Яги. -- Тогда он и меня сожрет: я как десерт пойду. Иван молчал. Женщина тоже некоторое время молчала. -- А казак-то!.. -- льстиво воскликнула она. -- Храбрый какой. Как думаешь, кто одолеет? Иван молчал. -- Я за казака, -- продолжала женщина. -- А ты за кого? -- О-о, -- застонал Иван. -- Помру. От разрыва сердца. -- Что, плохо? -- участливо спросила женщина. -- Давай я распеленаю тебя. -- И она подошла было, чтобы распеленать Ивана, но остановилась и задумалась. -- Нет, подождем пока... Черт их знает, как там у них? Подождем. -- Убей меня! -- взмолился Иван. -- Приткни ножом... Не вынесу я этой муки. -- Подождем, подождем, -- трезво молвила женщина. -- Не будем пороть горячку. Тут важно не ошибиться. В это время на поляне сделалось тихо. Иван и дочь Бабы-Яги замерли в ожидании... Вошел, пошатываясь, Атаман. -- Здоровый бугай, -- сказал он. -- Насилу одолел. А где эта... А-а, вот она, краля! Ну, чего будем делать? Вслед за дружком отправить тебя, гадину? -- Тю, тю, тю, -- замахала руками дочь Бабы-Яги. -- О, мне эти казаки! Сразу на горло брать. Ты хоть узнай сперва, что тут было-то! -- А то я не знаю вас! -- Атаман распеленал Ивана и опять повернулся к женщине: -- Что же тут было? -- Да ведь он чуть не изнасиловал меня! Такой охальник, такой охальник!.. Заласкаю, говорит, тебя до умопомрачения... И приплод, мол, оставлю: назло Горынычу. Такой боевитый, такой боевитый -- так и обжигает!.. -- И дочь Бабы-Яги нескромно захихикала. -- Прямо огонек! Атаман удивленно посмотрел на Ивана. -- Иван... -- Слушай ее больше! -- воскликнул Иван горько. -- И правда бы, убить тебя, да греха на душу брать неохота -- и так уж там... невпроворот всякого. Хоть счас бы не крутилась! -- Но какой он ни боевитый, -- продолжала женщина, словно не слыша Ивана, -- а все же боевитее тебя, казак, я мужчин не встречала. -- А что, тебе так глянутся боевитые? -- игриво спросил Атаман, И поправил ус. -- Брось! -- сказал Иван. -- Пропадем. Не слушай ее, змею. -- Да ну, зачем пропадать... Мы ее в плен возьмем. -- Пойдем, Атаман: у нас времени вовсе нету. Вот-вот петухи грянут. -- Ты иди, -- велел Атаман, -- а я тебя догоню. Мы тут маленько... -- Нет, -- твердо сказал Иван. -- С места без тебя не тронусь. Что нам Илья скажет? -- Мх-х, -- огорчился казак. -- Ну, ладно. Ладно... Не будем огорчать Муромца. До другого разочка, краля! Ишь ты, усатая. Ох, схлестнемся мы с тобой когда-нибудь... усы на усы! -- Атаман громко засмеялся. -- Пошли, Ивашка. Скажи спасибо Илье -- он беду-то почуял. А ведь он остерегал тебя, чего не послухал? -- Да вот.. вишь, мы какие боевитые... Не послухал. Иван с Атаманом ушли. А дочка Бабы-Яги долго сидела на лавочке, думала. -- Ну, и кто же я теперь? -- спросила она сама себя. И сама же себе ответила: -- Вдова не вдова и не мужняя жена. Надо кого-нибудь искать. x x x В библиотеке Ивана и донца встретили шумно и радостно. -- Слава богу, живы -- здоровы. -- Ну, Иван, напужал ты нас! Вот как напужал!.. -- Ванюша! -- позвала Бедная Лиза. -- А, Ванюша! -- Погоди, девка, не егози, -- остановил ее Илья, -- дай сперва дело узнать: как сходил-то, Ванька? Добыл справку? pic21.jpg Ў pic21.jpg -- Целую печать добыл -- вот она. -- И Иван отдал печать. Печать долго с удивлением разглядывали, крутили так, этак... Передавали друг другу. Последним, к кому она попала, был Илья; он тоже долго вертел в огромных пальцах печать... Потом спросил всех: -- Ну, так... А чего с ней делать? Этого никто не знал. -- И зачем было посылать человека в такую даль? -- еще спросил Илья. И этого тоже теперь никто не знал. Только Бедная Лиза, передовая Бедная Лиза, хотела выскочить с ответом: -- Как это ты говоришь, дядя Илья... -- Как я говорю? -- жестко перебил ее Муромец. -- Я говорю: зачем надо было посылать человека в такую даль? Вот -- печать... Что дальше? Этого и Бедная Лиза не знала. -- Садись, Ванька, на место и сиди, -- велел Илья. -- А то скоро петухи грянут. -- Нам бы не сидеть, Илья! -- вдруг чего-то вскипел Иван. -- Не рассиживаться бы нам!.. -- А чего же? -- удивился Илья. -- Ну, спляши тогда. Чего взвился-то? -- Илья усмехнулся и внимательно посмотрел на Ивана. -- Эка... какой пришел. -- Какой? -- все не унимался Иван. -- Такой и пришел -- кругом виноватый. Посиди тут!.. -- Вот и посиди и подумай, -- спокойно молвил Илья. -- А пошли на Волгу! -- вскинулся и другой путешественник, Атаман. Он сгреб с головы шапку и хлопнул ее об пол. -- Чего сидеть?! Сарынь!.. Но не успел он крикнуть свою "сарынь", раздался трубный глас петуха: то ударили третьи. Все вскочили на свои полки и замерли. -- Шапка-то! -- вскрикнул Атаман. -- Шапку оставил на полу. -- Тихо! -- приказал Илья. -- Не трогаться! Потом подберем... Счас нельзя. В это время скрежетнул ключ в дверном замке... Вошла тетя Маша, уборщица. Вошла и стала убираться. -- Шапка какая-то... -- увидела она. И подняла шапку. -- Что за шапка?! Чудная какая-то. -- Она посмотрела на полки с книгами. -- Чья же это? Персонажи сидели тихо, не двигались... И Атаман сидел тихо, никак не показал, что это его шапка. Тетя Маша положила шапку на стол и продолжала убираться. Тут и сказке нашей конец. Будет, может быть, другая ночь... Может быть, тут что-то еще произойдет... Но это будет уже другая сказка. А этой -- конец.