хни от забот! Здравствуй, солнце да утро веселое! Подошел к окну и засмотрелся на улицу. По улице, поднимая пыль, шло стадо коров... Коровы мычали. Хлопали ворота, впуская кормилиц. А где ворота не открывались, там коровы сами пробовали рогами поддеть их. Мычали. Вошла сестра Оля. -- Что не учишь? -- спросила. -- Я выучил. -- Витька был настроен грустно. -- Проверим, -- сказала Оля. Взяла учебник... -- Какое задавали? -- "Утро". -- Давай. С выражением. Витька стал читать: Звезды меркнут и гаснут. В огне облака, Белый пар по лугам расстилается. По зеркальной воде, по кудрям лозняка От зари алый свет разливается. Птички солнышка ждут, птички песни поют, И стоит себе лес... -- Здравствуй! -- воскликнула Оля. -- Поехал. -- Что? -- Куда заехал-то? "Дремлет чуткий камыш...". -- А-а! Дремлет чуткий камыш. Тишь -- безлюдье вокруг. Чуть приметна тропинка росистая... -- Ладно. Еще что? -- Составить описание вечера в деревне. -- Составил? -- Составил. -- Читай. Витька прочитал: -- "Вечер. Солнышко закатилось. Курицы залезли на длинные жердочки и заснули. Петух спел последний разок и тоже задремал. Ночью опять будет орать. Стало тихо. У нас в городе лучше". -- И все? -- Все. Оля засмеялась. -- Вечером вместе напишем. Я сейчас в кино бегу. "Длин­ные жердочки". -- Оля опять засмеялась. -- На -- письмо тебе от мамки. Оля ушла, а Витька пристроился ближе к окну и стал чи­тать письмо. Читал, и письмо слегка подрагивало в его ру­ках... Пришел дядя Коля с работы. -- Здорово, Витька. Что это?.. От мамки? Ну-ка, чего она там? Дядя Коля стал читать... Нахмурился, помычал, покусал губу... -- Ну! -- сказал он огорченно. -- Так у нас ничего не выйдет: не успел отъехать, она уже... ночей не спит. Эдак она себе всю душу растравит и нам тут... Чего так-то уж? Дядя Коля посмотрел на Витьку. Витька пожал плечами. Промолчал. -- Ты, Витька, читать читай, а к сердцу всякие эти... слова не допускай. Она -- женщина, а ты -- мужик, должен быть крепче ее. Садись и напиши ей: ты, мол, мамка, не бла­жи там, у меня, мол, все в порядке, и душу мне не береди та­кими письмами. Я сам ей напишу. Мы ее сюда в гости позо­вем. Пусть возьмет с недельку за свой счет и приедет. Ладно, Витька? Витька кивнул головой -- ладно. -- Не расстраивайся, -- сказал дядя Коля. И ушел в гор­ницу. Витька посидел немного у окна... И вышел из избы. ...И ушел он за деревню, на косогор... Сел и стал смотреть и степь. Вечер был серый, темное небо образовало над степью крышу. Под этой крышей было пасмурно, тепло и простор­но. На западе сквозь тучи местами пробивалась заря. Ее не­яркий светло-розовый блеск делал общую картину еще пе­чальней. Стал накрапывать мелкий-мелкий теплый дождик. Витька свернулся калачиком и лег. Земля была тоже теплая. Витьке сделалось совсем грустно. Он думал о матери... Он вспомнил, как мать разговаривает с предметами -- с дорогой, с дождиком, с печкой... Когда они шли в прошлом году из леса с грибами, она просила: "Матушка дороженька, помоги нашим ноженькам -- приведи нас скорей домой". Или, если печка долго не разгорается, она выговаривает ей: "Ну, милая... ты уж сегодня совсем что-то... Чего раскаприз­ничалась-то? Барыня какая". Витька любил мать, но они, к сожалению, не всегда понимали друг друга. Витьке, правда, очень хотелось быть шофером... А мать со слезами (вот еще не нравилось Витьке, что она часто плакала) умоляла его: "Учись ты ради Христа, учись, сынок! Ты видишь, такая те­перь жизнь пошла -- ученые-то вон как живут! Я осталась неученая, так хоть ты-то выучись. Нам с тобой надеяться не на кого". Этим ветеринаром, соседом, она все глаза протыка­ла Витьке. Когда он едет домой на своей машине, она всякий раз вздыхает и говорит: "Вот живет человек, Витька! Вот это -- живет". Верно, что из-за этого Витька и выстегнул его свинье глаз. Левый. Два дня караулил ее у забора с рогат­кой... -- Матушка степь, помоги мне, пожалуйста, -- попросил Витька. А в чем помочь, он сам хорошо не знал. Он хотел бы быть сейчас дома. А как это сделать? Он незаметно заснул. ...Разбудил его дядя Коля. Когда Витька проснулся, дядя Коля стоял над ним и сни­мал с себя брезентовый плащ. Все сеялся нехолодный мел­кий дождик. Было совсем темно. -- Замерз? -- спросил дядя Коля. -- Не... -- Нет... -- Дядя Коля поднял Витьку и стал закутывать в плащ. Плащ громко шуршал, а дождик тихонько шумел. -- Ох, Витька, Витька... обормот ты мой милый... -- Он взял Витьку на руки и понес. Тут только увидел Витька, что рядом стоит конь. -- Садись. Витька устроился на теплой конской спине. Дядя Коля сел впереди в седло. -- Ну, что? -- спросил он, когда поехали. -- Ничего. -- Тоскуешь без мамки? Витька промолчал. -- Что мне с вами делать? -- вздохнул дядя Коля. -- Охота помочь, и не знаю как. Вот же судьба, черт ее!.. Выпала. Стрел бы где-нибудь папу твово... родимого, я бы ему сказал пару ласковых. Дурак. Себе жизнь загробил и другим... Ду­рак, -- еще раз крепко сказал дядя Коля. -- Нашел радость в жизни. Пьют же люди, но не так же, чтобы все за ее, гадину, отдавать. Все, самое дорогое... Дядя Коля закурил и долго молчал. Ехали шагом. Дождик перестал сеяться. Кое-где показались на небе звезды. По селу лаяли собаки. Разговаривали невидимые лю­ди, слышался молодой беспечный смех. Близко где-то били палкой по чему-то мягкому, по перине, наверно, и пригова­ривали: -- Ты гляди, что делается -- пыли-то! Пыли-то! -- Ничего, Витька... -- заговорил дядя Коля. -- Этот дядя Володя-то, он неплохой мужик. Пить хоть не будет. Не ви­тязь, конечно... но уж... что теперь? Черт его бей -- уж хоть такой: все хоть поможет вам. Все мужик в доме... Витька представил почему-то, как дядя Володя танцует в их доме летку-енку. За него -- сзади -- держалась мать и тоже подпрыгивала. А за матерью подпрыгивали дед Наум, Юрка, разные молодые тети, подружки материны... ...Когда приехали домой, у Витьки окончательно созрел план действий. У ворог дядя Коля соскочил с коня, открыл одну воротину, впустил Витьку. -- Расседлай его и насыпь овса. Седло в сенцы занеси -- дождь, наверно, опять будет. Я пошел на собрание. Сам раз­девайся и лезь сразу на печку. Дядя Коля пошел от ворот и сразу пропал из виду, рас­творился в чернильной темноте. Витька подождал, когда совсем затихнут его шаги, выехал из ворот, подстегнул коня... Мерин разохотился в беге, нес ровно, быстро. Витька сперва ждал, что он где-нибудь споткнется, потом успокоил­ся. Дорогу конь находил сам. ...К рассвету Витька приехал домой. Мать спала, когда Витька въехал во двор. Она услышала стук копыт, вскочила. Прильнула лицом к окну. Витька соскочил с коня, набросил повод на штакетину, постучал в дверь. -- Кто там? -- Мать не на шутку испугалась. -- Я, -- сказал Витька. -- Витя?! -- Мать трясущимися руками долго отодвигала засов и все повторяла: -- Господи, да что же это?.. Господи!.. Витенька, родной ты мой-то! -- Она обняла сына, прижала к себе. -- Господи!.. Да ты как? А дядя Коля где? -- Я один. -- Оди-ин?! -- От испуга мать даже запела. -- Да ты что? Да как же? Да говори ты скорей, Господи!.. Не случилось ли чего с вами дорогой-то?! -- Нет. -- Витька прошел в комнату, дождался, когда мать включит свет. Огляделся -- искал, видно, признаки присутствия в доме чужого человека. Мать во все глаза смотрела на сына. -- Да что случилось-то, Витька?! -- Ничего. -- Витька присел на краешек кровати, долго молчал. И мать молчала, смотрела на Витьку... Какой-то он был странный, повзрослевший, что ли. -- Мам... -- Голос у Витьки чуть дрогнул. -- Ты... замуж-то не выходи. Не надо. Я теперь послушный буду. Учиться... ладно уж -- хорошо буду. Мне только захотеть -- я сумею... -- Витька говорил негромко, с трудом. Смотрел куда-то в сторону. Мать вспыхнула горячим румянцем, посмеялась -- со­всем некстати... Заговорила торопливо, фальшиво как-то -- она что-то вдруг растерялась. -- Да тебе кто сказал, что я замуж-то выхожу? Во!.. Ты от­куда взял-то? Ты что? -- Пойду коня расседлаю, -- сказал Витька. Когда он вышел, мать скоро натянула платьишко, покру­жилась по комнате, не зная, что сделать, потом села к столу и заплакала. Плакала и сама не понимала отчего: от радости ли, что сын помаленьку становится мужчиной, от горя ли, что жизнь, кажется, так и пройдет... так и пройдет теперь. Когда Витька вошел, она еще плакала. Витька сел напротив матери... Неловко, бережно тронул ее по волосам -- погладил. -- Не надо, мам. -- Я ничего, сынок. Я -- так. Чаю хочешь? -- Я насовсем приехал... -- Ну и хорошо! Это хорошо, сынок. Я бы в субботу сама за тобой приехала. Плохо мне без тебя... Не могу. ...Когда Витька засыпал уже в своей маленькой горенке, в своей родной кровати, он слышал неясно: приехал дядя Ко­ля. Обрывки разговора слышал. -- Да уж вижу, вижу -- конь-то стоит. Отлегло от сердца... Чуток не рехнулся, ей-Богу, -- гудел дядя Коля. -- Ладно бы свой... А тут -- вдвойне... -- Утром... не рассвело хорошо, слышу: стук -- воротца стукнули... -- Да, главное, пришел домой, разделся, лег уж -- я-то! Ну, спит, думаю. И мои -- тоже -- не хватились. А потом вспомнил: а чего же конь-то не заржал? А он у меня всегда: как прихожу откуда ночью, потихоньку всегда заржет. Со­скочил да в сарай -- нет коня... -- Я-то думала: вы вместе ехали-то. Думаю, задержался где... -- Думали, думали, -- сказал полусонный Витька. -- Я ду­мал, ты думал, он думал... Мы думали. Потом, совсем уж сквозь сон, едва-едва -- слышал: -- Да почему? Почему? Ты можешь толком мне объяс­нить? -- Не могу. Сама толком не знаю: не лежит душа, и все. Хоть ты что! Сама себя уговаривала, убеждала -- не могу. Лучше век одна буду жить, только... Нет! Нет, нет и нет! -- Во! -- удивился дядя Коля. -- Это даже суметь надо -- так опротиветь за короткий срок. Чем уж он так насолил-то? -- Да, наоборот, все хорошо. Ни одного грубого слова... Нет, все хорошо. Только -- нет, и все тут. -- Ну, на нет и суда нет. Насильно мил не будешь, не зря говорят. Ладно... Я думал, у вас выйдет что-нибудь... Ладно... Дальше Витька не слышал. Заснул. Проснувшись, Витька маленько поперебирал свое хозяй­ство: бильярдные шары, подковы, покрышку футбольного мяча, лампочку от автомобильной фары, зеркальце автомо­бильное... Все было на месте. В прихожей комнате, на столе, лежала записка: "Витя! Я поехала на базар. Поешь молоко и хлеб. Все в шкафу, скоро приду". Витька открыл шкаф... Но есть не хотелось... Он вышел из дому. Пошел к Юрке. Старик и Юрка были дома. Очень обрадовались, увидев Витьку. -- О!.. Кто к нам пришел-то! -- Витька?.. Эгей! -- смешно обрадовался старик. -- На побывку, что ли? -- Совсем, -- сказал Витька. -- Совсем? -- удивился Юрка. -- Совсем. -- Витька тоже был очень рад. Но он радость свою никогда особо-то не показывал. -- Чего делаете? -- Чего делаем? -- переспросил старик. -- Мы тут, брат Витька, с разных сторон жизнь окружаем: я -- сзади, он -- спереду. Я себе гроб вот строгаю, вроде того, что досвиданькаюсь с ей, с жизней-то, а Юрка в лоб ей метит -- переделать норовит. -- Старик и правда строгал какие-то доски, но вид у него был вовсе не печальный. -- Вот чем мы тут занимаемся, Витька. Витька посмотрел на Юрку: правда ли, мол, что гроб-то?! Юрка кивнул, что правда. -- Я уж тут убеждал, убеждал его -- бесполезно, -- сказал он. -- Нет, тут вы меня не убедите. В своем гробике буду ле­жать... Своими руками сделанный. -- Во дает! -- сказал Витька. -- Я ее, каждую тесиночку-то, с лаской обделаю, аккуратно... Как жених в ем буду лежать! -- Да зачем?! -- загорячился было Юрка. -- Что за... дикость такая? -- Это не дикость. Какая дикость? У нас в деревне все старики так: кто мог, завсегда сам себе гроб делал. Что я, не знаю, какой мне гроб сделают? Тяп-ляп -- и готово. Лежи потом... в хреновом гробу. Там сук вылезет, там трещина... На кой мне это надо? Я лучше сам... все тут по-людски сделаю. -- А что, заболел, что ли? -- Ничего подобного. С пенсии -- опять заболею. А так -- ни одно ребрушко еще не ноет. А гроб... Сделаю -- пусть стоит, места-то не простоит. Вот так, ребятушки, так, орелики мои... Ничего тут удивительного нет: все помрем! Я уж, слава Богу, пожил. Да ишо поживем! Пенсия вон скоро... масла опять купим в магазине... -- Старик искренне засмеял­ся. -- По Юркиному учению -- это масло. Потом хворать по­лезу на печку... -- Вот логика! -- сказал Юрка, тоже улыбаясь. -- Желез­ная. А чего ты приехал, Вить? -- Да этот гусь-то... он больше не будет ходить. Мама не велела больше. -- Да? -- Да. -- Давайте чай пить, раз такое дело! -- весело сказал ста­рик. Отложил рубанок, стряхнул с рубахи и со штанов струж­ки. -- Счас медку принесем, яблоков... Заварим чай с пара­ми. Слыхали такой -- чай с парами? -- Нет. А как это? -- А вот счас сделаем. Это меня один сибиряк научил... У их там холода страшенные, вот они и выдумали чай с пара­ми. Подмети пока, Юрка, а я за медом схожу. Подмети, чтоб и мы в чистоте посиживали и чаек попивали. Будем чаек по­пивать и беседовать. Старик вышел, а Юрка взял веник и стал подметать. -- Хорошо в деревне? -- спросил он. -- Хорошо. Только скучно. -- Ну, это ты... не понимаешь. Разве там скучно? Это ты один там оказался, поэтому тебе показалось скучно. А так-то там не скучно. -- Может быть. Мне здесь больше нравится. -- Ну, конечно, -- согласился Юрка. -- Хорошо, что ты приехал. -- Я там скучал без вас, -- признался и Витька. -- Мы тоже тебя тут вспоминали... Вошел старик. -- Вот и медок. Счас... загуляем, запьем и ворота запрем. Не журись, ребяты, -- не пропадем! 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского