Энн грозит смертельная опасность. Любой, кто соприкасался с ним, нынче в опасности. Человек из ресторана не сделал ничего, - только проявил сострадание к незнакомцу и теперь лежал бездыханный - лишь потому, что его смерть помогала загнать в угол того, кому он помогал. Эплтон знает, что Энн говорила с ним. Скорее всего, именно тогдашний ее приход и повлек за собой его арест и осуждение. Может быть, подумал Фрост, следует предупредить ее? Но как? Позвонить? Но у него нет денег. Да и телефон наверняка прослушивается. А за ней самой следят. Пойти на встречу с Чэпмэном? Но и это опасно - не так для него, как для Чэпмэна и Энн. Эплтон мог проведать, что его посетил Чэпмэн, и тут уж не нужно особой сообразительности, чтобы связать все с Энн. Лучшее, что он мог сделать, держаться подальше от обоих. Их бы предостеречь, да только попытайся он это сделать, причинит им больше вреда, чем не предпринимая ничего. Бумага, думал Фрост. Если бы у Энн не было этой бумаги! Тогда она была бы в безопасности, но документ вернулся бы в руки Эплтона и Лэйна. Его квартиру, несомненно, перевернули вверх дном в поисках зловещего листочка. Что там было? Одна строчка. Что-то внести в список. Список. Он не мог вспомнить, в мозгу - стоило лишь об этом подумать - образовывалась пустота. Бессмыслица. Что за список? Что такого могло быть в каком-то списке, чтобы не только уничтожить его, но и травить всех, кто находится с ним в связи? Все началось с глупого инцидента, с оплошности курьера. Вся путаница, которая последовала потом - возвращение пакета Лэйну, объяснения... Надо было вернуть и эту бумажку, но она показалась такой чепуховой, что он решил... От каких странных мелочей зависит человеческая судьба, подумал Фрост, и отправился в долгий и безысходный путь, стараясь держаться в тени. Главное сейчас, понимал он, как можно дальше уйти от переулка. Но до рассвета он должен найти укрытие, а ночью опять в бега. 25 Два человека преклонных лет встретились в парке, чтобы сыграть в шашки. - Вы слышали последние новости из Центра? - осведомился один, одетый с некоторой долей экстравагантности. - Столько всего, - отвечал другой, расставляя шашки, - что уже не знаешь, чему и верить. Теперь они заявляют, что когда им удастся решить проблему бессмертия, то умирать уже вообще будет не надо. Они просто выстроят всех в очередь, сделают укольчик в руку, и мы станем опять молодыми, но жить будем уже вечно. Вы об этом? - Нет, - покачал головой экстравагантный. - Совсем о другом. Новость из первых рук. У моего племянника зять работает в одной из лабораторий Центра. Так вот, он рассказывал... Знаете, кажется многих ожидает бо-о-о-льшой сюрприз! - Какой еще сюрприз? - Ну, возможно, я употребил не совсем то слово. Может, никто и не удивится. Когда смерть не за горами, ничему уже особенно не удивляешься. - Опять вокруг да около, - недовольно пробурчал партнер, - чтоб вам прямо не сказать, о чем речь. - Я, скажем, предварительно ввожу вас в курс дела. - Ну так к делу и начнем играть. - Кажется, - заявил экстравагантный, - они обнаружили, что есть такой сорт бактерий, он, помнится, так и сказал - бактерий, которые живут внутри мозга. И, представьте, эти бактерии прекрасно себя чувствуют, когда тело заморожено. Мозг просто ледышка, а их ничем не проймешь. Живут себе, размножаются и поедают мозг. - Не верю я этому, - покачал головой второй. - Такую чепуху все время болтают. Уверяю вас, Джон, ни капли истины тут нет. Не удивлюсь, если такие истории сочиняют Святые, им лишь бы нас омрачить. Раз эти бактерии у нас в мозге, так чего они не съедят его, пока мы еще теплые? - Вот в том-то и дело! - обрадовался Джон. - Пока мы живы, в мозгу есть антитела, что ли? Так те бактерии у них под контролем. А когда мозг заморожен, антитела не производятся и бактериям полное раздолье. Представляете, в подвалах навалом людей, у которых уже вообще нет мозга, а только череп, и там кишмя-кишат бактерии! 26 Фрост принял решение. Для начала нужно было угнать автомобиль. Это оказалось непросто. Предстояло найти машину, хозяин которой по забывчивости оставил бы ключ. Фрост знал, что есть способ включить зажигание и без ключа, но как именно - понятия не имел. Кроме того, он беспричинно боялся электричества и возиться с проводами не хотел. На четвертую ночь поисков он обнаружил такую машину, припаркованную возле продовольственного рынка. Фрост разведал обстановку и удостоверился в том, что поднимать тревогу некому. Скорее всего, владелец машины допоздна торгует на рынке. В глубине площади, правда, светились окна, но они были расположены слишком высоко и, чтобы заглянуть в них, надо было обладать недюжинным ростом. Да и вряд ли кто станет глазеть на улицу. Он завел мотор и, затаив дыхание, вывел машину со стоянки. Дыхание восстановилось лишь когда он проехал пару кварталов. Спустя полчаса он притормозил, порылся в сумке с инструментами и обнаружил маленькую отвертку. Проехав еще милю, выбрал место потемнее - на бульваре, в тени огромных вязов, и остановился вплотную к другой машине. Тихо, почти на ощупь поменял у машин номерные знаки. Отъезжая, он подумал, что эта подмена - пустая трата времени, но все же, когда через пару часов машины хватятся, смена знаков, пожалуй, увеличит его шансы улизнуть. Здесь, на западной окраине города движение было небольшим. Он часто разгуливал здесь в поисках автомобиля и решил, что лучшего места для убежища не сыскать. Здесь начинались обширные земельные угодья, давно уже не возделываемые, но еще не захваченные городом. Кроме того, он чувствовал, что Эплтон не предполагает, что он может покинуть город. Фрост знал, что вдали от города возникнут новые проблемы. Пища, например. Но у него была смутная, ни на чем не основанная уверенность, что он справится. Приближается сезон грибов и ягод, он мог наловить рыбы и даже поставить ловушки на зверьков. Благодаря Энн, он был теперь мало-мальски экипирован. Его карманы раздувались от всякой всячины, переданной Чэпмэном: рыболовные крючки и леска, зажигалка с запасным баллончиком, кремнями и фитилями, тяжелый складной нож, маленькие ножницы, расческа, консервный нож (от которого, впрочем, в глуши не было никакого толку) и маленькая аптечка. С этим он не пропадет, хотя и не известно, как все обернется. Теперь он не позволял себе задумываться о побочных делах. Главное - выбраться из города и отыскать место, где не придется прятаться от всех подряд. Мысль о бегстве из города возникла после случая у ресторана. Позже он решил, что отправится на запад - на ту самую ферму, где проводил каникулы в детстве. Почему? Он не знал, более того - понимал, что отправляться туда глупо, но что-то толкало его именно туда. Днем, таясь в убежищах, Фрост пытался разобраться в причинах, побуждающих его направиться к местам детства. Зачем? Что это, потребность прибиться хоть к чему-то знакомому? Неосознанное, по настоятельное желание постоять на земле, которую знаешь и которая знает тебя? Найти свои корни, какими бы слабыми и неглубокими они ни были? Он не мог понять. Только чувствовал, что существует нечто более сильное, чем здравый смысл. Что ж, он едет туда. Он мог ехать по одной из центральных магистралей, но не смог заставить себя показаться на людях - вдруг кто-нибудь случайно узнает его. Без карты, ориентируясь только по луне - строго на запад, он ехал в сторону заброшенной фермы. Час или дольше он пробирался жилыми кварталами, перемежающимися небольшими торговыми центрами. После начали попадаться большие открытые поля, лежащие между крохотными поселениями. Он ехал уже не по улице, а по дороге - узкой, с плохим покрытием. Вскоре и оно кончилось. Дома попадались все реже, а потом и вовсе исчезли. На черном небе вырисовывались кроны деревьев. На перевале через оголенный гребень горы, куда, петляя, привела его дорога, он остановился и вышел из машины, чтобы оглядеться. Позади сколько хватило взгляда - мерцали огни оставленного города. Впереди - темнота без единого проблеска света. Он большими глотками вдыхал воздух - воздух, в котором была свежесть и прохлада свободной земли. Пахло соснами и пылью. Ну, вот и все - он сделал это. Город позади. Фрост снова забрался в машину. Дорога не становилась лучше, но вела строго на запад. На рассвете он съехал с нее, проехал по старому, заросшему сорняками и кустарником полю и остановился у дубовой рощи. Выбрался из машины и потянулся, желудок сводило от голода, но это было ничто по сравнению с обретенной свободой. 27 Прождав час, Энн Харрисон вошла в кабинет Маркуса Эплтона. Тот был любезен и производил впечатление умного и процветающего бизнесмена. - Мисс Харрисон, - приподнялся ей навстречу Эплтон, - очень рад видеть вас. Наслышан, наслышан - в связи с известной проблемой, которую вы подняли на некоем судебном процессе. - Моему клиенту это не помогло, - заметила она. - И все же об этом стоило заговорить. По крайней мере, видно, что правосудие эволюционирует. - Благодарю за комплимент, - ответила Энн, - если конечно, это комплимент. - О, несомненно, - расцвел Эплтон. - Я совершенно искренен. Но чем обязан? Что я могу сделать для вас? - Во-первых, - деловито приступила Энн, - уберите прослушивание. Во-вторых, отзовите своих ищеек, которых вы приставили следить за мной. И скажите мне, что все это означает. - Но, моя дорогая юная леди... - Не тратьте силы на возражения, - прервала его Энн. - Я знаю, что прослушивающие устройства у вас есть. Скорее всего, на центральном коммутаторе. Я составила иск против вас и вашей службы, вы вмешиваетесь в мою жизнь, а также - в жизнь моих клиентов. Что, как вы понимаете, в данном случае гораздо серьезней. - У вас ничего не выйдет, - грубо оборвал ее Эплтон. - Почему же? Мне так не кажется, - пожала плечами Энн. - Какой суд пройдет мимо такого: вмешательство в отношения адвоката и клиента. Это, что ни говорите, подрывает сами основы правосудия. - У вас нет доказательств. - Почему же, есть. Но я не собираюсь обсуждать их с вами. Впрочем, если они недостаточны, хотя мне кажутся вполне убедительными, суд назначит расследование. - Еще чего! - взорвался Эплтон. - Делать суду больше нечего, как рассматривать любое вздорное обвинение... - Конечно. Но подобного рода... - А чем дело кончится, знаете? Вас лишат практики. - Может быть, - согласилась Энн, - если вы умеете манипулировать судьями. Но я не думаю, что ваши дела настолько блестящи. - Манипулировать судьями! - прошипел Эплтон. - Ну да, - кивнула Энн. - Судьями и редакторами газет. Но слухи-то вы контролировать не умеете. Если суд не даст мне слова, если газеты смолчат - запашок все равно останется. И такой, поверьте, мистер Эплтон, какого вы еще не нюхали, уж я позабочусь об этом. - Вы мне угрожаете? - спросил он пронзительным голосом, похожим на скрип. - Нет, что вы, - возразила Энн. - Не думаю, что до этого дойдет. Пока я еще верю в правосудие. Я еще верю, что суды имеют отношение к правосудию. И не верю, что вам удалось нацепить намордник на все газеты. - Не высоко же вы цените Нетленный Центр. - А, собственно, почему я должна ценить его высоко? Вы все сожрали, все подавили. Вы остановили прогресс и превратили людей в олухов. Есть еще правительства, но эти тени живут только вашими желаниями. И все оправдывается тем, что вы предлагаете человечеству нечто! Не слишком ли высокая цена? - Хорошо, - вздохнул Эплтон. - Если ваш телефон прослушивается, и мы это прекратим, если я уберу тех, кого вы называете ищейками, то что тогда? - Но, конечно, вы этого не сделаете, - усмехнулась Энн. - Но, если бы и сделали, то остается еще одно. Сообщить мне причину! - Мисс Харрисон, - осторожно начал Эплтон. - Буду столь же откровенен. Если мы и оказывали вам непродолжительное внимание особого рода, то только потому, что заинтересовались вашими отношениями с Дэниэлом Фростом. - А какие у меня с ним отношения? Я его видела всего-то раз. - Вы посещали его? - Да, я заходила к нему просить помощи для моего клиента. - Для этого Чэпмэна? - Мне бы не хотелось, чтобы вы говорили о Чэпмэне в таком тоне. Человек осужден по устаревшему и жестокому закону, который является прямым следствием того дикого образа жизни, который Нетленный Центр навязал всему миру. - Вы просили Фроста помочь Чэпмэну? - Он сказал мне, - кивнула она, - что ничего не может сделать; но, если в будущем такой случай ему представится, он им воспользуется. - Так Фрост не ваш клиент? - С чего вы взяли? - Он передал вам документы. - Он передал мне какой-то конверт. Запечатанный. Понятия не имею, что там. - Но он не стал вашим клиентом? - Мистер Эплтон, о чем вы? Один человек доверил другому человеку конверт. Всего-во. При чем тут какие-то юридические отношения? - Где конверт? - Как? - удивилась Энн. - Я полагала, что у вас. Кто-то из ваших людей основательно порылся в моем кабинете, да и во всей квартире. Если не у вас, то уж не знаю, где он может быть. Эплтон замер и, не мигая, уставился на Энн. - Мисс Харрисон, - сказал он наконец. - Вы самый хладнокровный посетитель из всех, кто когда-либо побывал здесь. - Что поделаешь, - усмехнулась она, - когда входишь в клетку со львом, то льва бояться не следует. - Вы и я, - Эплтон лениво постучал ручкой по столу, - люди одной породы. Вы пришли сюда, чтобы заключить сделку. - Я пришла, - поправила она, - чтобы согнать вас с моей шеи. - Конверт, - предложил он, - и Фрост восстановлен. - Приговор отменен? - саркастически улыбнулась она. - Татуировки сведены? Возвращены имущество и работа, воспоминания стерты, слухи рассеяны? - Мы можем договориться, - кивнул Эплтон. - Это очень мило с вашей стороны, - заметила она. - Ведь вы могли запросто убрать его. - Мисс Харрисон, - грустно произнес Эплтон. - Похоже, вы считаете нас чудовищами. - Конечно, - согласилась она. - Конверт? - спросил он. - Думаю, он у вас. - А если нет? - Тогда не знаю. И все это, в любом случае, бессмысленно. Я пришла сюда не затем, чтобы, как вы выразились, заключить сделку. - Но раз уж вы тут? - Не имею полномочий. Такие разговоры должны вестись с самим Фростом. - Вы можете ему передать. - Да, - произнесла она беспечно. - Могла бы... Эплтон подался вперед слишком быстро, выдав свое нетерпение. - Тогда, может быть, вы это сделаете? - Я не договорила. Могла бы - если бы знала, где он теперь. Право же, мистер Эплтон, не вижу в этом смысла. Мне все это неинтересно, и я сомневаюсь, что интересно и самому Фросту. - Но Фрост... - Вряд ли он вам доверяет. Она поднялась и пошла к дверям. Эплтон неуклюже вскочил и заторопился за ней. - А что до того дельца... - начал было он. - Я решила, - оборвала его Энн, - что подам свой иск. Мне стало ясно, что доверять вам я не могу. Уже в лифте ее начали одолевать сомнения: ну, и чего, собственно, она достигла? Дала понять, что обнаружила слежку, это - раз. И узнала, что Эплтон, как и она, не осведомлен о том, где теперь Фрост. Она прошла через вестибюль, вышла на улицу и направилась к стоянке; там, возле ее машины, стоял какой-то человек - высокий и худой. Он был сед, лицо избороздили морщины. Увидев Энн, он отворил перед ней дверь машины и сказал: - Мисс Харрисон, мы не знакомы, но я - ваш друг, а вы нуждаетесь в друзьях. Вы говорили с Эплтоном... - Будьте добры, оставьте меня в покое, - резко ответила Энн. - Меня зовут Джордж Саттон, - сказал он, склонившись к ее уху. - Я из Святых. Эплтон бы многое дал, чтобы заполучить меня. Я родился Святым и останусь им навсегда. Не верите - взгляните. Саттон распахнул рубашку и показал на правую сторону груди. - Видите, нет шрама, - пояснил он. - Мне не вшивали передатчик. - Но шрам мог исчезнуть. - Нет, - покачал головой Саттон. - Следы остаются. Вы растете, и вам вшивают новые передатчики. А последний - когда вам уже лет двадцать. Шрамы не исчезают. - Забирайтесь в машину, - приказала Энн, - не то вас заметят. Но если вы не из Святых... - Вы думаете, я из Нетленного Центра? Но... - Полезайте же, - оборвала его объяснения Энн. На улице машина моментально растворилась в общем потоке. - Я видел Дэниэла Фроста, - начал Саттон. - В ту, первую ночь. Один из моих людей привел его, и я с ним говорил. - О чем? - О многом. О наших лозунгах, например. Он считает эту работу простым мальчишеством. Я спросил его и о том, верит ли он в Бога. Я всегда спрашиваю об этом людей. Мисс, это странный вопрос - о чем мы говорили? Какая разница? - Разницы нет, я знаю, о чем шла речь. - Вы его видели? - Нет, я его не видела. - А кто? - Другой человек. Дэн рассказал ему о вашем разговоре, о Библии, о Боге: - Значит, теперь вы мне верите? - Не знаю, - бесстрастно произнесла она. - Кажется, хотя и не вполне. Я не уверена ни в чем. Это кошмар: ничего не знаешь, находишься под наблюдением. Я знала, что они следят за мной, я их видела. Поняла, что телефон прислушивается. Не смогла смириться, потому и пошла к Эплтону. Но ведь и вы - тоже следили! Он кивнул. - Да. За вами, за Фростом и за тем человеком - за Чэпмэном. Мисс, мы не только пишем лозунги на стенах. Мы делаем и многое другое, мы боремся с Нетленным Центром любыми способами. - Зачем? - Они наши враги, враги человечества. Мы - все, что осталось от прежнего мира, а теперь мы - подполье, и туда нас загнали они. - Да я не это имела в виду. Зачем вы следили за нами? - Но, поймите, мы можем помочь вам. Мы были рядом, когда произошло убийство около ресторана. Мы помогли бы Фросту, но он обошелся и без нас. - Вы знаете, где он? - Нет. Мы знаем только, что он угнал машину. Видимо, покинул город. Мы потеряли его из виду, когда он направился на запад. - И вы решили, что знаю я. - Нет, не совсем так. Мы бы не пошли на контакт с вами, не пойди вы к Эплтону. - Какая связь? Что же, я не могу... - Нет, конечно же. Но теперь Эплтону известно, что вы знаете о слежке. Пока вы изображали из себя дурочку, вы были в безопасности. - А теперь - нет? - Вам не под силу воевать с Центром. Никто из людей на это не способен. Несчастный случай, что угодно. Мы уже насмотрелись на то, как это бывает. - Но что ему от меня нужно? - Да не нужно ему от вас ничего, ему нужно, чтобы вас не было. Он уберет вас, уберет Фроста и будет чист, как стеклышко. - Вы что-то знаете? - Мисс, - тяжело вздохнул Саттон, - я был бы идиотом, когда бы не имел своих каналов в Центре. Вот оно как, - подумала она. Не религиозные фанатики, не простодушные сочинители лозунгов, а хорошо организованные мятежники, которые годами остаются в тени, доставляя Центру больше неприятностей, чем кто-либо еще. Но и они обречены. Никто не может устоять против структуры, которая, по сути, стала владелицей всего мира, да еще и обещает вечную жизнь. Но в такой гигантской структуре неизбежно сыщутся "каналы". Их найдут не только Святые, а любой, кому это понадобится. Потому что существует алчность, а раз так - всегда отыщутся те, кто пойдет на это, лишь бы улучшить свои виды на вторую жизнь. - Полагаю, что должна быть вам благодарна, - сказала Энн. - Не за что. - Где вас высадить? - Мисс Харрисон, хочу сказать вам еще несколько слов и надеюсь, что вы меня выслушаете. - Да, конечно. - Та бумага... - Так она и вам нужна? - Если с вами что-то произойдет, если вдруг... - Нет, - твердо сказала Энн. - Бумага не моя. Она принадлежит Дэниэлу Фросту. - Но если документ пропадет? Разве вы не понимаете, что это оружие? Я не знаю, что в нем, но... - Понятно. Вы используете все, что попадает вам в руки. Неважно что и неважно - каким образом. - Не слишком лестно для нас, но, признаюсь, дела обстоят именно так. - Мистер Саттон, - сказала Энн. - Я бы хотела, чтобы вы вышли. - Если вы так хотите, мисс. - Да, я так хочу. И оставьте меня в покое. За мной и так уже следят, а сразу с двух сторон - это уже многовато. Визит к Эплтону был ошибкой, поняла она. Какой там суд, дела такого сорта к суду не имеют отношения! И в блефе, как бы тот ни был удачен, тоже нет ничего хорошего. Слишком высока ставка, слишком много людей тут завязано. Со всеми не сблефуешь, от всех не спрячешься. Выход? Возвращаться домой или в контору она уже не может, остается единственное... Она притормозила, и Саттон тяжело выбрался на тротуар. - Спасибо, что подвезли, - не без ехидства поблагодарил он. - Что вы, что вы, - механически ответила она. У нее были с собой какие-то деньги, кредитная карточка, так что возвращаться действительно незачем. Ну вот, в бегах, усмехнулась она. Впрочем, не совсем так. Ехать к кому-то, это не то же самое, что от кого-то убегать. Слава Богу, хотя бы с ним пока все в порядке. 28 Остался позади Чикаго с окутанными туманом громадами каменных башен, теснящимися вдоль озера. Теперь Фрост продвигался на север по узким, петляющим дорогам. Временами они сужались до того, что становились непроходимыми, тогда он возвращался и искал другой путь - другую едва приметную в траве дорогу, которая вела в нужном направлении. И так на протяжении всего пути от восточного берега, в час по чайной ложке. Хотя, собственно, куда спешить? У него нет никакой причины - не переставал он удивляться - ехать именно туда. Это место он выбрал, положившись целиком на эмоции, без какого-то особого умысла. Что он там найдет? Покой? Возможность заново обрести себя? Это лишь фантазии. Он приедет, а там окажется пусто и скучно, и само место ничем не отличается от любого другого. Странно, но он все равно продолжал свой путь - ведомый каким-то смутным внутренним побуждением. Людей Фрост встречал редко. Земли, по которым он проезжал, были заброшены. Изредка натыкался он на какую-нибудь нищую семейку, которая нашла себе пристанище в одном из покинутых фермерских домов. Иногда попадались мелкие деревушки, все еще обитаемые - какие-то люди упорно отказывались присоединиться к остальным, уйти в мегаполисы, и существовали на крошечных островках среди пустых и обветшалых строений. Временами он видел спасательные станции: машины, вертолеты стояли, готовые отправиться за телом в тот самый миг, когда вмонтированный в плоть передатчик прекратит подавать сигналы, что сердце человека еще бьется - определив на мониторе место его смерти. Какая там у них работа, думал Фрост. Месяцы, наверное, проходят без единого вызова: считанные единицы умирают в квадрате, что обслуживает станция. Но даже в местах, которые полностью обезлюдели, станции существовали - были ведь и путешественники. Потому что, невзирая на все слухи и сплетни, Нетленный Центр поддерживал веру в себя, продолжая традиции, заложенные в момент его основания. Так и должно быть, говорил себе Фрост, ощущая прилив гордости. И никак иначе: эта вера - единственный фундамент, на котором может быть воздвигнута столь прочная социальная структура. Разбитые дороги не позволяли ехать быстро. А еще приходилось останавливаться, чтобы раздобыть пропитание. Он собирал ягоды, наведывался в старые, но еще плодоносящие сады. Рыбачил - не без успеха - в мелких ручьях и небольших речках. Даже попытался сделать лук из орехового прута. Вырезал ясеневые стрелы и часами тренировался в стрельбе. Но это оказалось пустой тратой времени - лук получился корявый и бил не точно. Правда, ему удалось подстрелить крота - старого и жилистого. Но все-таки это было мясо, настоящее мясо - впервые за многие недели скитаний. В заброшенном фермерском доме он отыскал котелок, ржавый, но целый. Несколькими днями позже на берегу мутного пруда поймал черепаху, неосмотрительно отошедшую слишком далеко от воды, и сварил себе суп. Вкус был сомнителен, но какая разница, главное - еда. Наступили праздные времена. Он не прятался, не убегал, медленно продвигаясь по длинной, извилистой дороге - хорошее время. Найдя удачное место, он останавливался на несколько дней - отдыхал, рыбачил, купался, пытался заготовить провизию впрок: даже коптил рыбу - впрочем, эксперимент не удался. Назад Фрост уже не оглядывался. Конечно, Маркус Эплтон продолжал охотиться за ним, но он мог еще не сообразить, что его жертва покинула город. Конечно, кражу машины давно обнаружили; возможно, нашлась и та машина, с которой он снял номера. Ну и что? Как это могло привести преследователей к нему? Да и то - опознать машину - труд нелегкий, слишком они все похожи. Впрочем, как могло быть иначе, когда их выпускала единственная компания, вовсе не заботящаяся о расширении ассортимента: покупали и так, других ведь не было. Фрост добрался до реки. Начинались знакомые места. Старый железный мост, рыжий от ржавчины, все еще нависал над водой, к востоку сгрудились серые, пожухлые здания покинутой деревни, а на запад от моста вдоль реки - тянулась старая проселочная дорога. Двадцать миль, прикинул Фрост, всего двадцать миль, и он дома. Хотя какой там дом - просто место, где когда-то бывал. Фрост свернул на дорогу; узкая колея почти сплошь заросла травой, по обочинам буйствовал кустарник, ветви скребли по корпусу машины. Ярдов через сто деревья кончились, уступив место небольшому лугу, который был когда-то кукурузным полем. За лугом вновь начинались заросли. Неподалеку, на вершине холма, среди разросшегося кустарника стояли два полуразрушенных строения. А возле дороги раскинулся лагерь. Грязные, залатанные палатки были расположены кругом; от костров вились струйки голубого дыма. Три или четыре полуразбитых машины стояли чуть поодаль, рядом переминались какие-то животные. Лошади, наверное, подумал Фрост, хотя никогда в жизни не видел лошадей. И еще там были люди и собаки. Все обернулись в его сторону, и некоторые бросились ему наперерез с пронзительными ликующими воплями. Фрост мигом понял, что наткнулся на лагерь Бродяг, на один из тех странных и опасных кланов, которые годами странствовали по необжитой земле; на людей, которые противились любым попыткам привязать их к общепринятой жизни. Их было очень немного, но на одну из этих банд он умудрился-таки напороться! Фрост было притормозил, но тут же резко прибавил скорость, надеясь, что сумеет опередить людей. На мгновение показалось, что он успевает, он уже обгонял вырвавшихся вперед, видел их орущие лица - бородатые, грязные рты, оскаленные в крике. Но... Толпа врезалась в машину, как врезаются головой в забор. Машина подпрыгнула, сбилась с колеи и стала крениться на бок, два колеса, еще сохранившие сцепление с землей, волокли ее вперед, и тут толпа окончательно ее перевернула. Машина рухнула на траву, проскользила по ней и замерла. Кто-то рывком открыл дверь и протянул руки, чтобы выдернуть Фроста наружу. Его выволокли и повалили на землю, потом поставили на ноги. Бродяги окружили его, но их лица были уже не злобными, а даже веселыми. Стоявший в центре оборванец многозначительно подмигнул ему. - Это так мило с вашей стороны - предоставить нам машину, - сообщил он. - Видит бог, мы так в ней нуждались! Старые уже едва передвигаются. Фрост не отвечал. Он оглядывал собравшихся: все они безудержно хохотали. Здесь же болтались и дети, неуклюжие и грязные мальчишки, глупо таращившие на него глаза. - Лошади - дело хорошее, - продолжал главный, - но с ними много возни. Милю едешь, две несешь, да и корми их все время. Нет, машинки - куда лучше. Фрост, не зная как держаться, продолжал молчать. Понятно, что машины ему не видать как своих ушей, и с этим уж ничего не поделать. Пока что они радовались удаче и его оторопи, но скажи он что-нибудь не то, они моментально покажут зубы. - Па! - закричал какой-то мальчишка. - Что это у него на лбу? Что за красный кружок? Смех прекратился, и наступила тишина. Лица помрачнели. - Изгнан! - закричал вожак. - Он - изгнанник! Фрост повернулся и неожиданно метнулся в сторону. Схватившись за верх машины, он перемахнул через нее. Споткнулся, упал и увидел, что бродяги уже с двух сторон обегают машину. Ловушка! Впереди - река, с флангов - эти люди. Они опять гоготали, только в смехе на этот раз звучала угроза, и он смахивал на истеричный вой гиен. Мимо просвистели камни, он пригнулся, чтобы укрыть голову, но один камень все же угодил в щеку, ударив так, что Фросту на миг показалось, будто отваливается голова. Все окуталось туманом, и он рухнул лицом вниз, не ощущая, как его хватают грязные руки, поднимают и куда-то несут. Он слышал только чей-то низкий голос, выделяющийся среди остальных. - Погодите, ребята, - командовал тот, - еще не кидайте. Он пойдет ко дну, если мы не снимем с него ботинки! - Конечно, - закричал другой, пронзительный голос, - надо дать ему шанс! Снимайте ботинки! С Фроста стянули ботинки, он попытался что-то крикнуть, но смог лишь нечленораздельно прохрипеть. - Штаны! Боже мой, ведь штаны утонут! - не унимался бас. - Ребята, - вступил кто-то еще, - если он утопнет, то нам его не вытащить! Фрост сопротивлялся, но их было слишком много. Что он мог сделать? С него содрали и брюки, и пиджак, и рубашку, и все остальное. Четверо схватили его за руки и за ноги, а в стороне кто-то принялся считать: - Раз! Два! Его раскачали и на счет "три" отпустили, и он, совершенно голый, взлетел над рекой и увидел, как навстречу ему падает вода. Он рухнул плашмя, и вода обожгла его. Теряя сознание, он погрузился в холодную зеленую глубину, но собрался, вынырнул на поверхность и быстро заколотил руками и ногами - скорее инстинктивно, чем желая удержаться на плаву. Что-то толкнуло его, он попытался отпихнуть это от себя и оцарапал руку чем-то шершавым. Бревно. Он вцепился в него и поплыл, глядя назад и медленно приходя в себя. Бродяги на берегу исполняли разудалый воинственный танец, орали что-то ему вслед, а один размахивал его брюками, словно скальпом. 29 Опять ночью крест повалился. Огден Рассел сел и потер глаза, чтобы окончательно проснуться. Он смотрел на поваленный крест и думал, что это уже невыносимо. Пора, наверное, смириться. Он делал все, что мог, - подбирал на берегу куски дерева и подпирал его; нашел несколько валунов, потратил уйму сил и времени и притащил их на отмель, чтобы привалить к основанию креста. Тщетно. Он копал яму за ямой, одна глубже другой, и старательно утрамбовывал песок... Ничего не помогало. Каждую ночь крест валился. Или это знак? - подумал он. Ему дают понять, что пора оставить попытки, дорога к вере для него закрыта? Но, может быть, это только проверка - заслуживает ли он благодати? Чем он плох? Где ошибается? Что делает не так? Долгие часы он проводил на коленях, солнце превратило его кожу в шелушащийся лишай. Он молился и стенал, и взывал к Богу, он охрип и ноги его уже плохо сгибались. Изо дня в день он изгонял из себя все желания и потребности, и изгнал; все это должно было бы смягчить и каменное сердце. Питался он лишь моллюсками и случайной рыбой, ягодами и водорослями, тело его ссохлось до костей и постоянно болело. Но ничего не происходило. Ни единого ободряющего признака. Бог продолжал отвергать его. Но и это еще не все беды. У него кончалось топливо. Он сжег два последних сосновых пня, которые обнаружил возле ивовых зарослей, на песчаном пляже. Он выкорчевал все корни, до которых мог добраться, и теперь все его запасы - обломок подобранной на берегу доски и сухой ивняк, толку от которого никакого - ветви моментально прогорали, почти не давая тепла. Вдобавок все лето тут сновал какой-то тип на каноэ, да еще постоянно пытался заговорить с ним, не понимая, что ни один посвятивший себя Богу отшельник никогда не нарушит обет молчания. Он скрылся от людей и отвернулся от жизни. Пришел сюда, чтобы стать свободным от них, а мир все не дает ему покоя - вторгаясь и сюда, приняв облик человека, гоняющего на каноэ вверх-вниз по реке и, похоже, шпионящего за ним, хотя кому это надо - шпионить за бедным и оборванным отшельником. Рассел медленно поднялся на ноги и попытался отряхнуть песок со спины. Взглянул на крест, понимая, что опять надо изобретать что-то новое. Лучшее, что он может сделать, это - сплавать на другой берег и раздобыть там какую-нибудь жердь, чтобы подпереть крест. Если удастся, то верхняя часть креста перестанет перевешивать и вся конструкция станет устойчивой. Он прошел по песку к берегу, встал на колени, набрал в пригоршни воды и принялся умываться. Потом, оставаясь на коленях, оглядел еще покрытую туманом реку, неторопливо текущую на фоне леса, вплотную подступающего к противоположному берегу. Я вел себя правильно, думал Рассел. Следовал всем древним правилам отшельников. Пришел на голое место, в глушь и обрел одиночество. Своими руками сделал крест и установил его. Соблюдал пост и молился, смиряя и плоть и дух. Только одно. Только одно могло быть причиной несчастий. Все эти недели он помнил об этом, хоть и старался забыть, стереть из памяти. Но забыть не удавалось. Сегодня, в тишине только что народившегося дня, он понял это окончательно. Передатчик в груди! Может ли он обрести духовную вечность, когда продолжает цепляться за вечность физическую? Что же, он играет с Богом в карты, припрятав в рукаве козырного туза? Должен ли он стать снова смертным, прежде чем сможет надеяться на то, что его молитва будет услышана? В изнеможении Рассел уткнулся лицом в песок. Сырой песок терся о щеку, забивался в рот. - Боже, - прошептал он в ужасе, - только не это, только не это... 30 Донимали мухи и москиты, а плотная, выбитая земля колеи, по которой шел Фрост, раскалилась так, что обжигала подошвы. После того, как ему удалось подгрести к берегу и выбраться на твердую землю, Фрост чуть ли не милю пробирался сквозь прибрежную поросль, пока не оказался на дороге. Несколько раз он падал в крапиву и, несмотря из все старания выбрать путь попроще, был вынужден продираться сквозь заросли ядовитого плюща. Крапивная сыпь уже горела огнем, и россыпь волдырей от плюща не замедлит появиться через день-другой. Ничего не скажешь, дело дрянь. Какое-то время он боялся, что Бродяги, продолжая развлечение, погонятся за ним, но им, верно, было не до Фроста. Они уже повеселились, да, к тому же, разжились его скарбом. Нет, они, конечно, не были злодеями, были бы, так не брел бы он теперь по этой колее, окутанный облаком москитов, непрерывно почесывая крапивные ожоги. Он подошел к старому каменному мостику - камень уже крошился и рассыпался. Внизу неторопливо тек ручей, глубиной всего в несколько дюймов, с черным илистым дном. Фрост перешел через мост, усиленно размахивая руками, чтобы хоть как-то осложнить пиршество кровососам. Безнадежно. Он хлопнул себя по шее и посмотрел на руку - та была испачкана кровью: насекомые были настолько голодны, что не обращали никакого внимания на его удары. День клонился к вечеру, и Фрост понял, что дальше будет только хуже. Спустятся сумерки, мухи исчезнут, но москиты поднимутся тучами из болот. Эти, что пировали на нем теперь, были только небольшим передовым отрядом, основные силы явятся с наступлением вечера. Что останется от него к утру? Глаз будет не раскрыть из-за отеков. Фрост несколько рассеянно задумался - а в состоянии ли москиты совсем заесть человека? Если бы он мог развести костер, то его бы спас дым. На речной отмели свежий ветер развеял бы эти полчища. Или, если взобраться на какую-нибудь гору, то там, на ветру, он тоже избавился бы от паразитов. Но костра развести Фрост не мог. А мысль о том, что надо карабкаться на вершину или тащиться назад к реке через заросли заставала его содрогнуться. Опять топь, ядовитый хмель, не дай бог, еще и гремучие змеи, да если он даже и доберется до берега, то отмели может и не достичь - та могла оказаться довольно далеко, а пловцом он был никудышным. Но что-то делать надо. Было уже поздно и времени на философствования не оставалось. Он стоял на дороге и глядел на утыканные деревьями обрывы, на подлесок, что карабкался наверх между камней. Есть другой выход, сообразил он. Повернулся и пошел к мосту. Спустился к воде. Зачерпнул пригоршню ила. Ил был черный, густой и жутко вонял. Фрост размазал его по груди, по рукам, полными пригоршнями покидал на спину. Затем, уже аккуратнее, нанес на лицо. Ил пристал, и жить стало легче: пронзительный писк москитов по-прежнему звенел в ушах, они кишели у него перед глазами, но на тело уже не садились. То ли потому, что грязь была прохладной, то ли она действительно обладала антисептическими свойствами, но зуд заметно уменьшился. Здесь, подумал Фрост, в этом захолустье, я оказался в положении куда худшем, чем если бы оставался на улицах родного города. Голый дикарь на берегу грязного ручья. У него не было ничего, абсолютно ничего. Здесь, почти в конце своей дороги, он оказался побежден окончательно. Раньше у него оставалась хоть смутная и неопределенная надежда, теперь же не стало и ее. Что делать? Снаряжения никакого и никакой возможности его раздобыть? Может быть, утром вернуться на дорогу и присоединиться к Бродягам - если те еще не покинули окрестности и если они позволят присоединиться? Но такую жизнь он себе не представлял, хотя они, по крайней мере, дадут ему штаны, а то и башмаки. Найдется какая-нибудь еда, какое-нибудь занятие. Скорее всего, так и выйдет, хотя они его и прогнали, когда увидели, что он - изгнанник. Да, никто, даже Бродяги, не могли иметь с ним дела, но оставалась надежда, что они его не отринут. Разрешат присоединиться, пусть даже в качестве козла отпущения, в качестве шута, кого угодно. Фрост вздрогнул, когда подумал о том, насколько же у него пропала вера в себя, что стало с его чувством собственного достоинства. Ведь он всерьез рассматривает этот вариант. Или, может быть, настала пора выбрать последний, отчаянный путь, отыскать ближайшую станцию и обратиться туда, за смертью. А после, лет через пятьдесят, через сто или тысячу проснуться и обнаружить себя в положении, ничем не лучшем, чем теперь. Да, с него сведут татуировки, но и все. Впрочем, одежду тоже дадут, и он встанет в очередь за бесплатным супом. Ни чувства собственного достоинства, ни надежд, ничего! Но бессмертие, у него будет бессмертие! Он поднялся и пошел вверх по ручью, где раньше заметил несколько кустов ежевики. Собрал пару горстей, съел и вернулся на прежнее место. Сел на корточки. Автоматически продолжил черпать грязь из ручья, нанося ее на тело там, где она лежала неровно или тонким слоем. Сейчас ему было нечего делать. Сумерки уже сгущались, и москиты роились тучами. Придется провести ночь здесь, а утром - позавтракать ежевикой, привести в порядок свой грязевой покров и, наконец, решиться хоть на что-то. Опустились сумерки и затеплились светлячки, они усеяли откосы и густые речные заросли мерцающими холодными огоньками. Затянул свою песню козодой, из чащи ему ответил еще один. Где-то возле реки зафыркал енот. Восток засиял золотом, и на небеса выкатилась почти полная луна. Жалобный вой москитов заполнил все закутки ночи. Они старались залезть Фросту в уши, в глаза... Временами он дремал, вздрагивал, просыпался и, не понимая где находится, пугался. Маленькие ночные звер